Труды Института российской истории. Выпуск 6 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: Наука, 2006. 329 с. 21 п.л. 20 уч.-изд.л.

Сельские женщины России во второй половине XX века

Автор
Денисова Любовь Николаевна

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Денисова Л.Н. Сельские женщины России во второй половине XX века // Труды Института российской истории. Вып. 6 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2006. С. 219-237.

Текст статьи

 

[219]

Л.H. Денисова

СЕЛЬСКИЕ ЖЕНЩИНЫ РОССИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА[*]

 

           Судьба русской сельской женщины - это судьба России. Ее вклад в экономику, культуру, политику измеряется не только трудовым подвигом, деятельным участием, великими творения­ми. Она была матерью, хранительницей очага, вдохновительни­цей побед и достижений страны. Черты характера, присущие рус­ской женщине, обусловленные традиционными взглядами на жизнь, судьбу и семью, всегда были и до сих пор считаются при­влекательными и оценены мужской частью населения и общест­вом в целом.

           До середины 1960-х годов в Советском Союзе превалировало сельское население. Основой советского менталитета был кре­стьянский, который и после переселения в города еще долгие го­ды определял отношение к жизни, семье, работе, проведению свободного времени. Особый тон ему задавали женщины, как на­дежные хранительницы обычаев, традиций, умений.

           Женский мир - это особый мир крестьянской ментальности. Корнями уходящий в деревенские традиции и представления о месте и роли крестьянки в жизни общества, на протяжении XX в. он хранил все трудности, радости, превратности жизни русских женщин. У них была одна общая судьба, объединенная любовью к своему дому, семье, детям, непомерно большим участием в тру­де, стремлением к знаниям и желанием реализовать в условиях советской действительности заявленное в Конституциях СССР равное право с мужчинами во всех областях жизнедеятельности, несмотря на меняющуюся государственную политику, тяготы сельской жизни и противостояние крестьянского мира.

           Это право было реализовано лишь на огромное трудовое участие крестьянок в общественном производстве, но усилено “двойной” нагрузкой трудного бытового обслуживания всей се­мьи. В условиях деревни обычная женская нагрузка становилась “тройной”: работа в личном подсобном хозяйстве для сельской женщины всегда вписывалась в ее трудовой график.

           [220] Новации XX в. редко касались трудовой жизни сельских жен­щин. Некоторые из них, главным образом молодежь, получили образование и соответственно более интересную и квалифициро­ванную работу. Большинство же продолжали жить, как жили их матери и бабушки, но только в условиях колхозного строя, а за­тем постсоветского реформирования.

           За 1960-1980-е годы численность сельского населения России уменьшилась почти в 1,5 раза и составила 39 млн человек. Число селянок сократилось до 20 млн, их было втрое меньше горожа­нок. Примерно половина деревенских женщин находилась в тру­доспособном возрасте, из них три четверти были заняты ручным трудом[1].

           Официальная советская статистика фиксировала: свыше 90% женского населения трудоспособного возраста в СССР работали или учились. Для деревни обычным явлением была бессменная работа по дому, труд в личном подсобном хозяйстве и - в зависи­мости от образования и специальности - круглогодичная или сезонная работа в общественном (колхозном или совхозном) хо­зяйстве или в агропромышленном комплексе. К этому следует добавить, что в советской системе образования вечернее высшее и среднее специальное обучение было бесплатным и доступным, чем сельские женщины активно пользовались. Образование в де­ревне высоко ценилось, иметь его считалось престижным, оно открывало некоторые возможности для продвижения женщин по социально-административной лестнице, но получение его влекло за собой дополнительные нагрузки, а часто физические и психо­логические перегрузки.

           На протяжении советской истории женщины являлись глав­ной трудовой и общественной силой деревни. Это касалось сель­скохозяйственного производства, личного подсобного хозяйства и формирования общественного мнения на селе. В различные пе­риоды их влияние на жизнь деревни ослабевало или усиливалось и зависело от миграции мужчин, выбора между работой в обще­ственном хозяйстве и домом, образования крестьянок и государ­ственной политики в области охраны материнства и детства.

           Во второй половине XX в. политика в отношении трудового участия женщин в общественном секторе экономики была про­тиворечивой и зависела как от объективных экономических и де­мографических процессов в СССР, России, так и от личности ру­ководителей государства.

           Знаменитые сталинские лозунги 1930-х годов “Техника реша­ет все!” и “Кадры решают все!” при проведении коллективизации трансформировались в лозунг “Женщины в колхозах - большая сила!” И это соответствовало действительности.

           [221] Помимо традиционной занятости женщины в деревне овладе­вали профессиями трактористки, водителя, становились специа­листами сельскохозяйственного производства и даже руководи­телями коллективных хозяйств. Столь сильное увлечение эман­сипацией привело к большому участию крестьянок в производстве, интересу к новой жизни. Традиционные взгляды на отношения в семье, многодетность отодвигались, а призванных помогать жен­щинам государственных и общественных организаций (детские ясли и сады, группы продленного дня в общеобразовательных школах, пионерские лагеря и лагеря труда и отдыха, Дома пионе­ров и художественные студии, комбинаты общественного пита­ния и бытового обслуживания) либо было мало, либо они вооб­ще отсутствовали в деревне. Огромная занятость в производстве вела к снижению рождаемости. Со свойственной Сталину строго­стью и жестокостью начала проводиться политика улучшения демографической ситуации в стране: в 1936 г. были запрещены аборты, хотя усилена помощь семьям, имеющим детей[2].

           Великая Отечественная война практически всех женщин мо­билизовала на трудовой фронт. Все профессии, считавшиеся ра­нее мужскими, вплоть до руководства хозяйствами, замещали женщины. После Победы в 1945 г., вернувшиеся фронтовики за­менили крестьянок - и на руководящих постах и в механизиро­ванном производстве - без учета наличия у мужчин опыта рабо­ты и образования.

           Хрущевская “оттепель” в малой степени коснулась решения “женского вопроса”. Глобальная мысль руководителя государст­ва колебалась то в сторону развития подсобного хозяйства, где основной трудящейся силой была женщина, то в сторону его со­кращения, из чего следовало малообеспеченное существование всей семьи, поддерживаемой этим хозяйством. Освоение 42 млн га целинных и залежных земель, находившихся в основном в со­юзной республике Казахстан, осуществленное в краткие сроки, велось за счет перекачки средств в этот регион из других. Это на некоторое время сняло остроту зерновой проблемы в СССР, но привело к финансовому истощению и деформации структуры сельского населения российских деревень. На целину уезжали молодые парни, в поисках счастья из опустевших деревень стре­мились в новую жизнь девушки. Прежде всего это коснулось Не­черноземья. Это было началом запустения края, и в 1970-е годы его “подъем” был назван “Второй целиной”. Но еще одна целин­ная эпопея не свершилась.

           Брежневское руководство, в первые годы после прихода к власти большое внимание уделявшее подъему сельскохозяйст­венного сектора, подкрепляло лозунги огромными финансовыми [222] вливаниями в деревню. Это сказалось на производстве продо­вольствия в стране. Введенная в 1965 г. денежная зарплата в кол­хозах, уравнение колхозников в правах с остальными гражданами страны - пенсии, социальное страхование, многие правительст­венные решения, поддерживающие женщин материально и осво­бодившие от работы до достижения ребенком трех лет[3], резко подняли рождаемость и в городе, и в деревне. Распространение паспортной системы на крестьянство начиная с 1976 г.[4] оконча­тельно освободило деревню. Работать в сельскохозяйственном производстве стало выгоднее, а жить в деревне привлекательней.

           Горбачевское правительство основной акцент в женском во­просе перенесло именно на семейную политику, поскольку рож­даемость начала падать, как следствие ухудшения жизни, начала дефицитных перипетий. Для советских женщин, считавших осу­ществление свободы как право трудиться, было невозможно только заниматься домом и семьей, что было связано и с низким материальным обеспечением, и с желанием быть в коллективе. Восемь из десяти опрошенных женщин, чьи мнения учитывали органы государственной статистики в 1990 г., основным мотивом своей занятости назвали необходимость пополнения семейного бюджета. Половина женщин испытывала материальные затруд­нения[5]. Хотя труд в личном подсобном хозяйстве был огромной нагрузкой, оторванность от колхозного или совхозного сектора влекла за собой невозможность пользоваться приусадебным уча­стком, сенокосами, услугами машин для доставки дров, помощью по огороду и т.д. Социологические опросы фиксировали: от 60 до 80% женщин считали одинаково важными семью и работу, остав­шиеся примерно поровну отдавали предпочтение либо производ­ственной карьере, либо семейным и домашним заботам. С нача­ла 1990-х годов пропорции начали меняться: значительная часть женского населения пересмотрела свое решение в пользу совме­щения производственной деятельности и семейных обязанностей и склонялась в сторону либо серьезного карьерного роста, либо сосредоточения жизни в рамках семьи[6].

           Казалось бы, фермерское хозяйство, как узаконенное личное подсобное, после 1991 г. должно было принести и достаток в дом, и благополучие в семью. Но этого не произошло. Сформировав­шиеся за десятилетия Советской власти коллективистские сте­реотипы поведения, устоявшиеся представления об усредненном уровне жизни при перенесении всей ответственности на государ­ство для большинства населения оказались настолько привычны­ми, что перемены воспринимались только с негативным оттен­ком. Кроме того, необходимость сделать выбор в краткие сроки, непродуманность многих мероприятий, привели к растерянности, [223] миграции из деревни молодежи, разобщенности оставшегося на­селения. Есть удачные примеры ведения фермерского хозяйства, прежде всего женщинами, есть хорошо работающие коллектив­ные хозяйства, объединенные на разной основе, но нет и не может быть в огромной стране единого пути реформации сель­скохозяйственного производства с учетом столь сильных разли­чий природно-климатического характера, национальных и поло­возрастных особенностей.

           Постсоветские перемены вновь вернули проблемы равнопра­вия женщин и их занятости в экономике страны, в том числе в аг­рарной сфере. Критикуемая сверхзанятость в советский период в современном обществе вспоминается ностальгически, усиливая желание получить любую работу.

           Традиционные занятия сельских женщин в советское время - это работа в полеводстве и животноводстве. Подавляющее боль­шинство крестьянок-колхозниц и работниц совхозов (83%) тру­дились на неквалифицированных работах в полеводстве[7]. Это монотонный, тяжелый физически, сезонный и малооплачивае­мый труд: сортировка семян, плодоводство, овощеводство, под­собные работы. До 15% занятого женского сельского населения трудилось в животноводстве, в основном в его молочной отрас­ли[8]. Тройная дойка 12 коров в день вручную, первая из которых приходилась на 4 часа утра, а последняя на 9-10 часов вечера (а это 50 тыс. тянущих движений за вымя коровы за рабочий день согнутыми руками) - обычная нагрузка для большинства живот­новодов. Помимо дойки доярки подносили корм, убирали навоз, чистили помещения. В течение рабочего дня они до 15% рабоче­го времени проводили согнувшись и 27% - на корточках[9]. Посте­пенно механизация входила в сельскую жизнь. На лучших полно­стью механизированных фермах и комплексах, а таких к концу 1980-х годов статистика насчитывала в птицеводстве - 91%, в свиноводстве - 76%, в молочном животноводстве - 67%[10], работа­ло много квалифицированных молодых кадров, в том числе и мужчин-дояров. С появлением механизмов управление ими пол­ностью передавалось мужчинам - организаторам и руководите­лям производства. Все немеханизированные должности занимали женщины. Доярка К. Матвеева из совхоза “Салобелякский” Яранского района Кировской области в 1967 г. писала в “Сель­скую жизнь”: “Я окончила 8 классов и работаю дояркой. У нас все доярки неграмотные. Я почти весь день на ферме, так как очень много работы и все вручную. Воду носим из колодца, кото­рый находится далеко от фермы. Кормлю 12 коров, если прине­сти только по 2 ведра на корову - уже 24. Подумайте, сколько на­до сил и времени. Дрова пилят тоже доярки. Навоз кидаем из [224] окошек. Силос накладываем на возы, скотники возят, а нам надо еще рубить силос. Работа тяжелая, зарплата гроши. За декабрь я получила 50 руб. 61 коп.”[11].

           Немногие женщины-механизаторы доказывали стране и сво­ей деревне возможность квалифицированно, более производи­тельно и с меньшим напряжением (по сравнению со слабо меха­низированным животноводством) трудиться в аграрном секторе. В 1981 г. их насчитывалось 23 тыс., в 1987 г. - 17 тыс. (менее 1% общей численности сельских механизаторов, трактористов и во­дителей)[12]. В редких случаях мужчины, шли навстречу пожелани­ям и требованиям женщин-механизаторов предоставить им в пер­вую очередь положенные по закону новые трактора и комбай­ны, организовать двухсменную работу в поле и ремонт машин. Не удавалось и создавать женские тракторные бригады: от этой идеи пришлось отказаться даже знаменитой Прасковье Анге­линой.

           Среди небольшого числа сельскохозяйственных дипломиро­ванных специалистов - экономист, бухгалтер, ветеринар, зоотех­ник, женщины занимали до половины должностей[13]. Руководителей первого звена среди них было лишь 7,8%, среди председателей колхозов и директоров совхозов - 2%, тогда как среди мужчин каждый второй, получивший высшее образование, занимал руко­водящие должности[14]. Но женщины - механизаторы, руководи­тели и организаторы сельскохозяйственного производства, ока­зались еще и в трудных психологических условиях, поскольку приходилось отстаивать свое право на квалифицированный и вы­соко оплачиваемый труд. Против нетрадиционной роли кресть­янки в сельскохозяйственном производстве выступали не только мужчины, но и большинство женщин, деревенская обществен­ность.

           Предметом особой зависти и пересудов в деревне станови­лись передовики сельскохозяйственного производства. Как пра­вило, они были еще и активными общественницами, часто члена­ми КПСС. Они получали награды и премии, участвовали в сове­щаниях, совершали поездки в районные, областные центры и Москву. По их поводу часто необоснованно злословили, а неза­меченные в рекордах мужья либо требовали оставить видные должности, угрожая разводом, либо уничтожали партийные до­кументы, что означало конец карьеры, либо прибегали к прямо­му физическому насилию[15].

           Для советских женщин, из-за недостаточности семейного бюджета, настоящего выбора между семьей и работой не могло быть, но и при высокой зарплате мужа они обычно стремились получить работу. Специфика села состояла в том, что помимо [225] традиционной “двойной” нагрузки (работа, дом) сельская женщи­на еще трудилась в личном подсобном хозяйстве, причем по вре­мени больше своего мужа, который практически самоустранялся от домашних дел, т.е. несла “тройную” нагрузку.

           Немалое число крестьянок находило выход из создавшейся ситуации в отъезде из деревни. Миграция женщин усиливалась предыдущим оттоком мужчин и шла волнообразно. Но ожидания лучшей жизни в городе оправдывались не всегда. На городских предприятиях женщин, приехавших из деревни, ждало, как пра­вило, низкооплачиваемое, неквалифицированное, часто вредное производство, жизнь в общежитии. Но они предпочитали это, не желая возвращаться в деревню.

           Советское законодательство стояло на страже интересов го­сударства. В условиях советской системы были предусмотрены высокие социальные гарантии, к которым с середины 1960-х го­дов было присоединено и колхозное крестьянство. Занимавшие двойственную позицию между государством и трудящимися профсоюзы, как правило, выступали на стороне “сильного”, хотя призваны были отстаивать интересы “слабого”. А деревня жила своей отдельной жизнью, изредка нарушаемой разного рода об­щественными событиями, главными из которых были партий­ные собрания с разбором персональных дел коммунистов и ком­мунисток, нередко сводившиеся к анализу семейных конфликтов и жалоб оставленных мужьями жен. В конфликтных ситуациях, как правило, общественность обвиняла только женщину и стро­гость осуждения направлялась на нее, вплоть до лишения ее прав материнства, исключения из членов сельхозартели, выселения из деревни и других противозаконных мер. Колхозные партийные собрания в составе 10-20 человек надолго становились предме­том обсуждения деревни, а “персоналии” - главными действую­щими лицами всей округи[16].

           Замкнутость деревенского пространства служила препятст­вием к поиску любимого человека, но не ограничивала выбор имевшимися молодыми людьми. Уходили в прошлое времена, когда в условиях послевоенной деревни женщины были рады лю­бому жениху. “Поженились мы с мужем в феврале 1955 г. Прие­хал он из соседней деревни за другой девушкой, но она отказа­лась выйти за него. Ему друг посоветовал меня. Вызвали меня из клуба на улицу. Ночь была темная. Сделали предложение. И я, представьте себе, зная о характере жениха и о его добрых каче­ствах только со слов людей, сразу согласилась”, - без сожаления вспоминала сельская жительница из Сибири[17].

           Романтическая любовь становилась главным условием для заключения брака и в городе, и в деревне. Но идеального спутни[226]ка жизни мужчины и женщины видели по-разному. Для мужчины это была женщина с низким уровнем образования, занятая на не­квалифицированной или малоквалифицированной работе, либо служащая с двумя-тремя детьми и с высоким уровнем дохода. Женщины мечтали о спутнике жизни тоже с высоким уровнем дохода, но со средним или средним специальным образованием и одним или двумя детьми. Одинаковыми оказались требования к материальному обеспечению семьи и наличию детей, но мужчи­на склонялся к более низкому социальному статусу жены сравни­тельно со своим положением. Мужчины и женщины в подавляю­щем большинстве предпочитали семью и семейные отношения[18]. Специфика сельской семьи состояла в большей устойчивости брака, большем количестве детей, совместном проживании с ро­дителями.

           Конфликт и развод в сельской семье, как правило, был связан с пьянством супруга, применением насилия в отношении жены и детей. Деревня всеми средствами боролась за их права, обраща­ясь к руководству, предлагая выселять злостных пьяниц и дебо­широв, а торговые точки спиртным ликвидировать. Социологи­ческие опросы показывали, что больше половины женщин (64%) видели выход в немедленном разводе с пьяницей и дебоширом, каждая седьмая даже считала, что его следует убить[19]. Однако не все крестьянки были столь категоричны в отношении пьющего мужа, иные считали так: «Некоторые женщины говорят про сво­их мужиков: “Он такой-сякой, он пьет, буду с ним разводиться”. А я так рассуждаю - да, он пьет, да, в семье не ладится на этой почве. Ну и пусть! Ведь он - мужчина в доме. Ведь не всегда ж он пьет. Когда-то он ведь и трезвый ходит! Он иногда и зарплату приносит. Так что не надо мужиками разбрасываться, в мужиках тоже польза есть»[20]. Такое мнение в 2000 г. разделяли до 6% оп­рошенных женщин[21].

           Для большинства селянок главным смыслом жизни были се­мья и дети. Мужчины были менее склонны прибегать к разводу при возникновении нового чувства. С их мнением соглашалось и большинство замужних женщин, предпочитая личному счастью ответственность за детей в прежнем браке, несмотря на пережи­вания и страдания[22]. “Встретились мы на поле, вроде пожилой че­ловек, сошел с трактора, попросил попить воды, только и всего. А он влюбился. Стал ходить за мной по пятам. У нас же есть семьи. Разговоры пошли по всему поселку. Скрывать не стану, мужа я своего не люблю. Наверное, это не любовь была, а про­сто жалость, когда мы решили соединить наши жизни. А теперь мне деваться некуда, ради детей жить надо. Мне подруги совето­вали: поживешь, привыкнешь, полюбишь. Нет! Сердце болит и [227] любит другого! Как быть, кто виноват? Неужели тот знойный июльский день и тот глоток воды?” - так романтично писала в журнал “Крестьянка” сельская жительница в 1982 г.[23] Способст­вовала сохранению брака и компактность сельского расселения, где жители хорошо знакомы друг с другом, а общественное мне­ние ратовало за сохранение семьи, за очень редким исключением при наличии веских причин, любовь среди которых не значилась.

           Меры, принимаемые на государственном уровне, способство­вали, особенно в 1970-1980-е годы повышению рождаемости. При этом нельзя не учесть, что здоровье селянок вследствие тяжелого сельскохозяйственного труда было подорвано. 40% тружениц сельского хозяйства оценили условия своего труда как неудовлетворительные[24]. Ухудшали здоровье плохие медицин­ские условия, а также аборты, часто сделанные не в условиях больницы. Продолжительность жизни крестьянки была ниже го­рожанки. Смертность трудоспособных женщин на селе превышала городскую на 17%. У сельских женщин, умерших в трудоспособ­ном возрасте, на первом месте среди причин оставались болезни системы кровообращения[25]. Тяжелый физический труд в сель­скохозяйственном производстве оставался первопричиной серь­езных недугов. Согласно результатам опроса треть сельских женщин в возрасте от 40 до 60 лет имели заболевания, связанные с трудовой деятельностью[26]. Одна из трактористок рассказыва­ла: “С тяжелой душой уходила я с трактора. Люблю эту работу, привыкла. Но ничего не поделаешь, заболела радикулитом, вра­чи запретили. У нас ведь так: теплого гаража нет. На работу в хо­лодные дни в полседьмого приходить надо, чтобы успеть трактор завести. Как придешь - сразу зажигай паяльную лампу и воду грей: десять ведер понадобится, не меньше. А ремонт? Хорошей мастерской нет - десять лет уж ее строят. А совхоз не бедный! Если трактор сломается - ремонтируем сами, так надежнее. Мы не гордые, трактористы не пилоты, сами в мотор залезть мо­жем”[27].

           Время досуга, как правило, было отдано детям, отдыху в до­машнем кругу, просмотру телепередач, чтению, посещению клу­ба. Культурный вакуум заполнялся традиционным посещением церкви и обращением к религии. Крестьянки были наиболее ак­тивны при открытии церкви, состояли в “двадцатках”, держали оборону при закрытии храма, отстаивая свое конституционное право на свободу вероисповедания. В условиях деревенской изо­лированности общение в церковные праздники становилось не­отъемлемой частью жизни. Однако главное начало всей жизни крестьянка искала в своей семье, среди детей и родственников. Но идеальный супруг, которого она хотела бы видеть рядом с со[228]бой, очень часто не совпадал с реальным мужем. И она должна была стать для него другом, женой, матерью. И с этой ролью обычно справлялась!

           Деревня сохраняла свой статус до тех пор пока в ней остава­лись крестьянки. Она жила и работала. Именно крестьянки боро­лись за сохранение своего села и последними его покидали. Исчезновение российской деревни напрямую связано с оттоком сельских женщин. Возрождение деревни может начаться с прито­ка в нее прежде всего женского населения. Об этом говорит со­ветская история, на это указывает и современный опыт.

           В 1990-е годы сельскохозяйственного изобилия пытались до­биться путем быстрого и кардинального реформирования всего аграрного строя страны. После коллективизации 1930-х годов это был первый радикальный пересмотр сельскохозяйственного производства и жизни деревни, коснувшийся всех и каждого. Бо­лее чем полувековой путь, пройденный крестьянством в рамках советской колхозно-совхозной системы, был поставлен под сом­нение, сметен реформами, а сельские жители были сориентиро­ваны на новую жизнь. Вне зависимости от правильности избран­ного правительством реформирования деревни, она оказалась к ней не готова - материально и психологически. После раздела и развала общественной собственности, своей материально-техни­ческой базы для ведения сельскохозяйственного индивидуально­го производства ни у кого не было. Привычка жить в коллекти­ве и мыслить себя по принципу “все за все отвечают, а значит никто и ни за что”, и всю ответственность за дела и безделье воз­лагать на государство, при этом писать тысячи жалоб на местное начальство в самые высокие инстанции - переходила из поколе­ния в поколение и укоренилась в менталитете крестьян. Для очень многих реформы оказались и ненужными, и непонятными, и ухудшившими жизнь. Огромные просчеты государственной аг­рарной и продовольственной политики усугубили ситуацию в де­ревне, внесли трудности в ее жизнь, для многих непреодолимые. Объективно сознавая, что путь развития села лежит через ради­кальные реформы, субъективно не все сельские жители могли участвовать в этих новациях в силу возраста, здоровья, семейно­го положения. Социальных гарантий и стабильной зарплаты больше не было. Первыми пострадавшими - безработными, и первыми хорошими организаторами индивидуального хозяйства явились женщины. Крестьянка стала и реальной главой семьи, моральной и финансовой опорой и основной трудовой силой в личном подсобном хозяйстве, которое обеспечивало невысокий прожиточный минимум и позволяло посредством торговли сель­скохозяйственными продуктами пополнять денежную часть бюд[229]жета, расходуемого прежде всего на лечение и образование де­тей. Помимо всех нагрузок сельская женщина имела еще одну - ответственность и жила уверенной надеждой, что своими руками, умом и сердцем она обеспечит своей семье благополучную жизнь в новой деревне, на своей родной земле. “На руки, на руки их по­смотрите... В ревматических наростах по суставам, обвитые клубками вен! Эти руки поставят в тупик любую гадалку, ни ли­нии жизни на них нет, ни линии смерти - съедены линии зарого­вевшими мозолями, стерты, попутаны, переиначены. Как древ­няя летопись, расскажут все-все эти руки умеющему думать, чув­ствовать, благодарить.

           Поклонитесь, люди, этим рукам!” - писал сельский журнал о женских крестьянских руках[28].

           В этих руках будущее России.

 

           [229-230] СНОСКИ оригинального текста

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           И.Е. Зеленин. Докладчица структурно очень умело построи­ла свой доклад и сосредоточилась на ключевых проблемных во­просах - таких, как условия труда, - быт, семья и т.д., но мне хо­телось бы, чтобы она прояснила (а я полагаю, что она владеет материалом и в других сферах) такой вопрос. Даже в высших ор­ганах власти сегодня в России недостаточно женщин, и если бы в Думе их было 30%, то совсем по-другому шли бы дела в стране. Каково Ваше мнение?

           И второй вопрос по поводу религиозности. Только одна пере­пись 1937 г. определила уровень религиозности села. Но есть дру­гие источники, которые могут как-то обозначить эту проблему - насколько у нас велика или невелика религиозность женщин.

           Л.H. Денисова. Относительно участия женщин в обществен­ной жизни страны и деревни. Традиционно считается, что 30-про­центный рубеж, который должны преодолевать женщины в лю­бой системе власти, будь то Дума или наш Ученый совет, пойдет только на пользу данной структуре. В советские времена выделя­лась квота для того, чтобы не ущемлялись интересы женщин и чтобы они могли быть представлены во всех структурах власти. Эта квота строго соблюдалась. Когда в 1990-е годы начались де­мократические преобразования, то было решено, что квоты не нужны и что народ сам определит, сколько и в каком органе должно быть женщин. Это привело фактически к полному вы­мыванию женщин из многих структур власти.

           Для деревни проблема не стояла остро, потому что женщина на селе была главной трудовой и общественной силой. В замкну[231]тости пространства она формировала общественное мнение, по­этому не столь важно, кто был председателем колхоза и кто был в его правлении. Общественное мнение формировалось в домах, и оно уже как бы привносилось в жизнь деревни. Женщин-обще­ственниц было немного, и в основном они работали в низших структурах власти, например, в сельсовете.

           В крестьянской среде сохранялась специфика негативного отношения к общественницам и к коммунисткам. В деревне их “снизу” не выдвигали. Наоборот были кампании “сверху”, начи­ная с периода Сталина, по выдвижению женщин на “высокие” посты. Эта политика имела успех, когда она подкреплялась по­становлениями сверху. По окончании кампаний женское вхожде­ние во власть приостанавливалось. Но при решении проблем об­щественной значимости женский голос был определяющим. С точки зрения формального представительства в структурах власти женщины утратили прежние позиции, и вновь стоит воп­рос о введении квот для них. Кроме того, критикуемая сверхзаня­тость в советские времена сегодня вспоминается ностальгически, усиливая желание получить работу.

           Относительно религиозности. Официальная советская стати­стика фиксировала: на селе к концу 1980-х годов до 20% сельских женщин были верующими, из них 5-6% профессионально зани­мались религиозной деятельностью. Фактически подавляющее большинство крестьянок старшего и среднего возраста посещали церковь, совершали церковные обряды. Видимо, учитывая это, постсоветская статистика резко подняла процент верующих, не выделяя четких критериев для пересмотра статистических дан­ных. Я думаю, что О.Ю. Васильева укажет каноны, по которым человек может считаться прихожанином. Насколько я знаю, это частота причастий, посещение храма и т.д.

           О.Ю. Васильева. В прежнее время местные урядники поставля­ли информацию, сколько раз прихожане посетили церковь, сколь­ко раз не посетили. Сейчас такие вещи нельзя посчитать, потому что прихода территориального как такового нет: если человек со­вершает обряды и считает себя верующим - это одно, другие могут не ходить в церковь, но верующими себя считают. По статистиче­ским данным советского периода цифры колебались. Это было связано с особенностями данного политического периода.

           О.М. Вербицкая. В докладе освещены основные аспекты жизнедеятельности женщин во второй половине XX в. Огром­ный исторический период - 50 лет. И очевидно, что в положении женщины в широком смысле слова: и с точки зрения производст­ва, семьи, положения в обществе и т.д., выделялись какие-то бо­лее благоприятные и менее благоприятные периоды.

           [232] Доклад в этом плане хронологически слабо структурирован. Чем это объяснить? То ли за 50 лет все шло как бы по убываю­щей или монотонно держалось на одном уровне? Это первый во­прос.

           И второй вопрос. В докладе содержалась мысль о том, что просчеты в руководстве привели к тому, что положение женщи­ны, особенно во второй половине рассматриваемого периода, было плачевным.

           Как Вы считаете, может быть, это имеет более глобальные причины, что сельская Россия даже во второй половине XX в. ос­тавалась традиционным обществом, в котором реальное положе­ние женщины было как бы предопределено? Совершенно не меняло это положение то, что женщины получали образование, потому что все равно они приходили работать туда, где это обра­зование по существу не требовалось. Это был тяжелейший руч­ной труд, о чем вы очень хорошо говорили. Как Вы считаете, воз­можно, это причины более глобального порядка, или же только просчеты советской власти сыграли роль в том, что положение женщины в деревне оставалось практически таким же, с неболь­шими, чисто временными, хронологическими оттенками, как и сто лет назад?

           Л.H. Денисова. Это был брежневский период, когда деревня и, в частности, женщины жили намного лучше, чем до, и после, включая и современное реформирование.

           К сожалению, получилось так, что никакие реформации не привели к кардинальному улучшению положения женщин на се­ле. Женщины жили так же, как жили их бабушки и матери. Мед­ленное, с отступлениями, но поступательное движение деревни к благополучию связано было прежде всего с крупным финансиро­ванием колхозно-совхозного сектора экономики. Переориенти­ровка аграрного развития в 1990-е годы вначале на пять форм (колхозы, совхозы, арендные кооперативы, агрокомбинаты и крестьянские (фермерские) хозяйства) впоследствии с приорите­том фермерского хозяйствования лишила деревню значительных государственных инвестиций и обострила сельскохозяйственные проблемы. Деревня 1990-2000-х годов постепенно утратила про­изводственные и социальные рубежи советского времени, и руч­ной труд сегодня становится нормой сельской жизни при обеспе­чении семьи от личного подсобного хозяйства и при отсутствии государственных стабильных гарантий.

           Большинство сельских женщин трудилось в полеводстве (80%) и животноводстве (15%). Эти традиционно женские заня­тия, связанные с тяжелым ручным трудом в сочетании с традици­онно женским ведением хозяйства дома приводили к чрезмерной [233] перегрузке крестьянок, которые не хотели с этим мириться, осо­бенно молодые женщины, и при невозможности повлиять на ини­циативу мужа искали поддержку только у государства. Прави­тельственные решения по охране женского труда, материнства и детства в сочетании с социальными гарантиями способствовали улучшению положения сельских женщин и разрушали, к чему особенно стремилась молодежь, традиционное отношение к жен­скому труду как неквалифицированному и ручному и традицион­ное отношение к роли женщин в семье как главной домашней си­лы при бездействии мужа.

           Г.А Куманев. Как изменялось социальное обеспечение жен­щин-колхозниц? Каков был средний размер пенсии, от чего он зависел? Я вспоминаю, что моя бабушка - колхозница, имевшая более 60 лет трудового стажа, стала получать пенсию 13 рублей в месяц.

           Л.Н. Денисова. В 1965 г. колхозники (не жители сельской ме­стности, а колхозники) были приравнены ко всем гражданам страны и стали получать пенсии, пособия, больничные листы, в том числе и по беременности. Пенсия была 12 рублей в месяц, по­этому Ваша бабушка получала даже на рубль больше. С 1970 г. пенсии выросли до 25 рублей. Но не все колхозницы их получа­ли, потому что для этого им надо было подтвердить свой стаж в колхозе, что при плохом ведении делопроизводства, при преоб­разовании колхозов в совхозы и полном равнодушии руководст­ва хозяйствами сделать было трудно, а нередко и невозможно. Есть тысячи писем на эту тему.

           О.Ю. Васильева. Удалось ли Вам проследить, хотя вряд ли та­кая статистика возможна, такой трудный вопрос: когда женская часть деревни начинает пить? Можно ли это определить? Пото­му что мне кажется, что когда женщины в России начали пить, все пошло под откос.

           Л.Н. Денисова. Такой четкой грани, конечно, нет. Но это примерно 1970-е годы, может быть, чуть раньше. Но все-таки та­кого пьянства, как мужское, среди женского населения не было. Иначе бы там просто некому было работать, потому что женщи­на была главной трудовой силой деревни.

           В.Б. Жиромская. Очень любопытен, конечно, вопрос об от­ношении мужа к карьере жены. И, разумеется, негативного тут было достаточно, и не только, кстати, в деревне, но и в городе, особенно в период 1930-1950-х годов. Позже это несколько сба­лансировалось.

           Но было и другое отношение, когда муж очень охотно следил за продвижением жены по службе и даже помогал ей. Есть и та­кого рода материал. Это первое.

           [234] И второе. В докладе хорошо использованы материалы опро­сов. Когда речь пойдет о религиозности, то наверное это один из наиболее надежных источников. Для дореволюционного време­ни это - показатель, потому что урядник, например, знал, кто является прихожанином. Без таких справок не допускались в учебные заведения, трудно было выдать девушек замуж без под­тверждения, что они посещают церковь. Для определения рели­гиозности в советское время этот показатель не может быть ис­пользован. Были ли попытки произвести такие опросы? Занима­лись ли Вы этим сами?

           Л.H. Денисова: Традиционная установка в сельской среде “не выделяться” распространялась и на семью. Это касалось прежде всего женщин. Поскольку хозяйство и дом всегда были на кресть­янке, то помимо работы в общественном производстве на рядовых должностях в рамках семейной политики ее нагрузка не планирова­лась. Нерядовые должности требовали отвлечения от дома и хозяй­ства, но при бездеятельности или некотором участии мужа эти ра­боты откладывались или не выполнялись вовсе. Немногие мужья брали на себя бремя забот по хозяйству, дому, воспитанию детей. В семьях руководителей и специалистов сельскохозяйственного производства взаимопомощь была развита больше, здесь мужья ча­ще способствовали продвижению жен по служебной лестнице.

           Важным и достаточно всесторонним источником для раскры­тия сельской жизни являются социологические обследования. Мною использованы материалы социологических экспедиций российско-британского обследования 29 российских деревень, проведенного в 1990-е годы, других проектов, большинство кото­рых впервые вводятся в научный оборот.

           П.Н. Зырянов. Если самый лучший период деревни, это брежневский, то почему в этот период все женщины начали пить?

           И второй вопрос. Вы говорили, что личное подсобное хозяй­ство - это еще одна нагрузка прежде всего на женщин. В связи с этим хотелось бы узнать: сами женщины выступали за расшире­ние подсобного хозяйства или наоборот?

           Л.H. Денисова. Традиционное отношение сельских женщин к пьянству - негативное, в том числе к женскому. В брежневский период с улучшением жизненных условий у некоторой части по­явилась тяга к алкоголю. Возросло самогоноварение. Свободные деньги расходовались и на спиртные напитки. Но это вовсе не оз­начало, что большинство деревенских женщин злоупотребляло алкогольными напитками и “женское” пьянство стало обычным и типичным деревенским явлением. И колхоз (в основном), и хо­зяйство, и дом (всегда и полностью) зависели от женщины, поэто[235]му сколько бы примеров, в том числе из личных наблюдений, ни приводилось о пьянстве крестьянок, нельзя не учитывать, что именно на них была основная жизненная нагрузка и от них зави­село благосостояние семьи. А в этот период оно было на доста­точно хорошем уровне! Достигалось это и за счет работы в лич­ном подсобном хозяйстве, где женское участие было в 4-5 раз больше мужского, ограниченного вскапыванием грядок, почин­кой сарая и пр. Времени для отдыха у крестьянок оставалось крайне мало, и оно было отдано, как правило, детям.

           Г.Д. Алексеева. Я хорошо знаю смоленскую деревню по лич­ным наблюдениям - и послевоенную, и 70-х годов, где жили мои бабушка и дедушка, все двоюродные сестры и братья. Сестра ра­ботала ветеринаром, окончив Минскую ветеринарную академию поехала работать в деревню, где она выросла. По моим наблюде­ниям за всеми этими событиями и по разговорам, могу сказать следующее. Дело в том, что пьянство бывает разное.

           Очень большое пьянство среди женщин началось в первые послевоенные годы. Оно было вызвано совершенно четкими причинами. Первая - потеря мужей (я говорю про Смоленщину), большое количество детей, которых надо было растить; разру­шенные дома (вся наша деревня жила в землянках, в том числе и моя бабушка) и, конечно, адский труд, когда женщина с малолет­ними 9-10-летними детьми брала на себя труд строить дом. Есте­ственно, вечером ей хотелось напиться. Это первое. Это употреб­ление алкоголя для снятия психологического и физического стресса. Этот алкоголь был государственный, т.е. это была госу­дарственная водка, которая туда завозилась. То же самое и в мо­сковских деревнях.

           Вторая волна пьянства началась в 70-е годы. Это пьянство было уже другого типа. Там оно вызвано было нищетой и напря­женным физическим трудом, а тут все-таки достаточно высоким жизненным уровнем, потому что уже имели в домах ковры, теле­визоры, шкафы, прилично питались, их подсобное хозяйство да­же приобрело другую структуру. Кстати, вот это тоже очень важно, потому что женщина была носительницей изменения структуры подсобного хозяйства - именно женщина, а не мужчи­на. И пьянство начинается другое.

           Что касается религиозности, то на Смоленщине, так же как и в Подмосковье, религиозность очень упала, потому что церквей вообще не было, и жителям деревень даже некуда было ходить. Какая там религиозность?

           Но есть еще несколько важных вопросов. Это, во-первых, влияние хрущевской аграрной реформы и, в частности, ликвида­ция МТС. Это очень важная сторона жизни деревни, которая во[236]обще в литературе не освещается. Второй вопрос - нужно выяс­нить в точности принципы подхода к изучению сознания деревни за последние полвека: как изменяется это сознание. Там было не только религиозное и бытовое сознание. Там есть элементы по­литического сознания, элементы культурного сознания. Ну, ска­жем, в деревне начинают больше покупать книги. Это ведь тоже очень важно, “чтобы дети читали”. Я спрашиваю: “Зачем вы по­купаете книжки”. Она говорит: “Чтобы дети читали, чтобы они росли грамотными”.

           Еще один вопрос. Я не согласна с постановкой вопроса о том, что мужчины относились негативно к успехам женщины. Труд образованного, знающего человека, помогающего деревне жить, оценивался очень высоко.

           П.Н. Зырянов. Я с большим интересом выслушал доклад. Он сделан на самом высоком уровне. По содержанию, конечно, можно с чем-то соглашаться или не соглашаться.

           По-моему, автор слишком оптимистично оценивает пробле­му женского пьянства.

           У нас укоренился стереотип, что мужчины пьют, а женщины работают. Но в настоящее время, особенно в отдельных регио­нах, например в Сибири, там много пьют, и это очень часто жен­щины.

           Конечно, вопрос о религиозности требует детального осве­щения. К концу так называемого застоя (я сужу по своей Челя­бинской области), на всю область было две церкви, одна в Челя­бинске, другая - в Златоусте. Ни в одной деревне церкви не было. Но зато расплодилось сектантство. Как тут быть и какова в действительности религиозность?

           Городские церкви не вмещали приходивших туда женщин из деревень. Так что над этим вопросом нужно еще думать, привле­кать источники.

           Г.М. Иванова. В данном докладе представлена эпическая кар­тина положения женщины в послевоенный период. Научный до­клад базируется на репрезентативной источниковой базе, а не на наших личных воспоминаниях, на опыте, который у нас абсолют­но у всех есть. Я уверена, что здесь нет ни одного человека, у ко­торого не было бы родственников в селе, и все мы это знаем.

           Я поддерживаю мнение, хотя в данном случае основываюсь тоже на личном опыте, что говорить о пьянстве как социальном явлении в русской деревне вряд ли правомерно.

           Хотелось бы еще обратить внимание на такой момент. В до­кладе речь шла прежде всего о женщинах, представляющих две основные профессии, - полеводческую и животноводческую, и проводить сравнение с отношением к сельской интеллигенции, к [237] которой принадлежат учитель, фельдшер, ветеринар, в данном случае некорректно. Традиционно всегда к народным учителям в деревне относились с большим уважением. Иное дело - положе­ние женщины-крестьянки.

           Л.Н. Нежинский. Позвольте кратко подвести итоги. Первое. Доклад был очень интересный. Он охватывает полстолетия, по­этому очень трудно требовать от автора подробного анализа всех периодов. Докладчик взяла магистральные линии, и мне кажется, что она осветила их объективно на основании тех источников, которыми сегодня располагает. Мы можем только приветство­вать этот труд и пожелать автору дальше вести его, преобразо­вав в серию статей или в книгу.

           Второе. Эта тема, конечно, выходит за рамки только истории нашей деревни, хотя и называется “Сельские женщины...”, ибо нетрудно увидеть, что процессы, которые зарождались в нашей деревне, постепенно оказывали немалое влияние на городскую жизнь и в первой, и во второй половине XX в. Поэтому следует сказать, что эта тема фактически выходит на магистральный путь исследования этносоциальной истории России вообще, осо­бенно во второй половине XX в.

           Если Вы будете дальше вести исследование, стоило бы обра­тить внимание вот на что: Россия была, есть и, я полагаю, будет полиэтнической страной, и одно дело - ситуация в Смоленской, Тамбовской, Пензенской области, а другое дело - это та же Рос­сия, но ее южные районы, я не говорю о бывших республиках - Украине, Молдавии. Там, при всех сложностях хрущевского и брежневского направления политики в деревне, сохранялись и такие индивидуально-психологические качества, как очень твер­дый характер многих женщин, проживающих в деревне, и как бы там ее муж ни выпивал, она находила способ ставить его на мес­то. Это сказывалось и на этнических процессах, и на процессах, связанных с народонаселением, и т.д. Я предлагаю Вам обратить внимание на некоторую разность региональной России. Большое своеобразие наблюдалось на Урале или в Сибири, совсем другие отношения в Татарстане, Башкортостане. Там очень своеобраз­ные отношения между мужчинами и женщинами в семье. В Крас­нодарском крае роль хозяйки семьи четко определена, и от нее очень многое зависит и до сих пор. Нельзя не отметить разное положение в южных регионах России. Когда Вы будете дальше расширять Ваше исследование, обратите внимание на эти регио­нальные и местные этнические особенности. Это сделает еще бо­лее интересным и солидным Ваше исследование.