Изучение методологических проблем истории в XX веке
Автор
Алексеева Галина Дмитриевна
Аннотация
Ключевые слова
Шкала времени – век
XX
Библиографическое описание:
Алексеева Г.Д. Изучение методологических проблем истории в XX веке // Труды Института российской истории. Вып. 5 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2005. С. 226-243.
Текст статьи
[226]
Г.Д. Алексеева
ИЗУЧЕНИЕ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ ИСТОРИИ В XX ВЕКЕ[*]
Сокращение исследований по методологическим проблемам в русской исторической науке в 1990-е годы стало примечательной чертой ее развития. Современное состояние науки о прошедшем XX веке, лишенной базисных основ, свойственных советскому периоду, оценивается рядом специалистов как кризисное. Однако они не отрицают появление ряда позитивных моментов, связанных с изменением политической обстановки: расширение проблематики, обогащение многих исследовательских направлений неизвестными ранее источниками, ликвидация идеологических и политических ограничений, существовавших в советский период и др.[1]
Среди факторов, определивших современное состояние науки, на первое место следует, по-видимому, поставить теоретикометодологическую переориентацию большинства историков, принадлежащих к официальному, государственному направлению, представленному академической и университетской наукой. Организованный и стихийно протекавший, санкционированный руководством научных коллективов (государственное управление и партийное руководство наукой в 1990-е годы были ликвидированы) и мировоззренческий отказ ученых от марксизма, точнее - от марксизма-ленинизма, т.е. советского марксизма, утверждение плюрализма на всех уровнях научного исторического знания привели к теоретическому, методологическому и концепционному вакууму, который некоторые специалисты пытаются заполнить различными методами и средствами. Это заполнение определяется тем, что историки по-разному оценивают возможности и потребности науки в преодолении кризиса, в выходе на новые рубежи, завоевании достойного места и престижа в стране и в мировом научном сообществе XXI в. Одна группа историков усматривает решение этих проблем в дальнейшем расширении и обновлении проблемно-тематической структуры науки, ее обогащении новым фактическим материалом; другая - в смене модели [227] мирового и отечественного исторического процесса: в отказе от марксистской теории общественно-экономических формаций и внедрении в русскую науку цивилизационной модели, широко распространенной в западной философии мировой истории, историко-философской литературе, хотя она была весьма редким явлением в мировой историографии XX в. Некоторые историки предлагают идти по пути изучения “социальной истории”, которая во все времена была и остается “социальной историей”, ибо изучает общество - социум - и иной быть не может. Задача истории как науки - исследовать эволюцию социальных систем (в отличие от естественных наук, занимающихся природой) различного типа, существовавших на протяжении всей истории человечества: их возникновение, изменение, распад, исчезновение. Общество, т.е. социум - как сложнейшая организованная система - включает большое число различных компонентов, в том числе классы и социальные группы, государственные и общественные организации, культуру, науку, образование, образ жизни, тип личности, характерный для каждого этапа развития, экономические, социальные, идеологические отношения внутри общества, его связи с внешним миром. К сожалению, эволюция и изменения, проходящие в обществе как сложнейшей социальной системе, весьма редко становятся объектом глубокого научного анализа историков, увлекающихся изучением его отдельных элементов (государство, политика, экономика и т.д.).
В большой группе трудов современных русских историков образовавшийся концепционный и терминологический вакуум заполняется трактовками, оценками, понятиями, заимствованными из западной историографии, точнее советологии периода холодной войны, от которых многие серьезные исследователи давно отказались. Это убедительно показал С. Коэн в книге “Переосмысливая советский опыт”[2].
Часто новая информация различной ценности, вводимая в науку из архивных и опубликованных источников, объясняется заимствованием терминологии и идей у политиков перестроечного времени (командно-административная система, авторитаризм, тоталитаризм и др.). Эти термины часто избавляют авторов этих “новаций” от попыток собственного научного обобщения, объяснения, оценки[3]. Большинство подобных подходов имеет мало общего с научными концепциями, ибо вырастает не из развития научного знания, а привносится извне, находясь под влиянием политического и идеологического факторов, которые чаще всего играют негативную роль, сковывая догмами, идеологемами и новыми штампами познавательный процесс и его результаты.
[228] Некоторые новации современных историков приобрели весьма примитивный характер по сравнению с литературой советского периода: изучение образа жизни подменяется “повседневностью”, которая является лишь одним из элементов “образа жизни” общества и человека. Место сложнейших идеологических процессов заменила пропаганда, а все вопросы идейного противоборства сведены к “образу врага”, который является лишь частью большой проблемы, требующей объективного и глубокого исследования[4].
Всем известно, что методологические исследования историков и философов советского периода страдали существенными недостатками. Некоторые современные специалисты склонны их объяснять господством марксизма и его ошибками, не учитывая, что многие историки тех лет плохо знали марксизм, изучали его по “Истории ВКП(б)” (1938), примитивно и односторонне толковали идеи и взгляды основоположников научного социализма. Так, политические оценки В.И. Ленина событий XX в. были превращены, а точнее, изображались по многим вопросам в виде фундаментальной научной концепции истории России. Высказывания классиков, особенно по вопросам политической истории, которая заметно преобладала в проблемно-тематической структуре советской науки (в ущерб другим областям знания), превращались в непререкаемые истины, в догмы. Они сами неоднократно протестовали против этого, рассматривая свою теорию как постоянно развивающуюся и обогащающуюся систему социальных знаний. Это относится и к методологическим проблемам марксистской теории исторического процесса, которая тоже была извращена, фальсифицирована и примитивизирована. Все эти явления необходимо учитывать при анализе и оценке трудов историков XX в. по вопросам методологии исторической науки.
Как известно, методологические аспекты исследования любой науки принадлежат к числу наиболее сложных областей знания. Большая совокупность причин определяет их появление в связи с потребностями науки и образования, накоплением новых фактических данных, требующих изменения прежних подходов, обновления методологического инструментария, осознанием важности, объективной оценки пройденных этапов для выхода из кризиса путем освоения опыта и достижений отечественной и мировой науки и др.
Не является в этом отношении исключением историческая наука России. Эволюция всей совокупности усилий ученых в области методологии истории была направлена на рассмотрение вопросов, которые на разных этапах ее развития в XX в. стави[229]лись, обсуждались, дискутировались, а иногда и решались, влияя на исследовательскую практику историков, их отношение к поиску методологических ориентиров как важному средству обновления, преодоления косности и рутины. Такими же обстоятельствами объясняется обращение историков России к изучению методологии истории в 60-е годы прошлого века.
В российской исторической литературе XX в., связанной с исследованием методологических проблем истории, можно видеть работы двух типов. Первый - это освещение различных вопросов методологии, т.е. труды, в которых методология является главным объектом исследования (М.А. Барг, И.Д. Ковальченко, Л.М. Спирин, Н.Н. Маслов и др.)[5]. Вторая группа - это конкретно-историческое исследование больших и сложных проблем, в которых авторы рассматривают методологические сюжеты в связи с задачами своего исследования. Так, труды Л.Н. Гумилева содержат глубокие наблюдения о характере фактов, вводимых историком в ходе научного поиска, о пассионарности и формах ее проявления на отдельных этапах человеческой истории, в социумах различного типа[6].
По-разному определяется в литературе прошлого века и само понятие методологии. У одних историков - это совокупность или система (таковой в исторической науке не было) методов; у других - принципы изучения истории; у третьих - исходные теоретико-методологические позиции и исследовательский инструментарий; у четвертых - наука о методах исследования, хотя таковой она не стала[7]. Уровень, характер и результаты исследований по методологии истории у российских исследователей XX в. таков, что вряд ли можно говорить о методологии как науке, являющейся исторической дисциплиной, которая органически включена в сложную систему исторических знаний, с определившимся объектом, предметом и целями как историография, источниковедение и др. Поэтому и само определение методологии в XX в. сводилось в большинстве энциклопедических изданий к определению ее как “системы принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности, а также учений об этой системе”[8]. Вполне возможно, что это определение имеет определенный смысл по отношению к философским дисциплинам, однако по отношению к истории оно почти неприменимо, ибо методологические аспекты исторической науки имеют свою, весьма значительную специфику, связанную с особенностями ее объекта и предмета.
На основании анализа существовавших в XX в. многочисленных определений можно сделать вывод, что обоснованное, доста[230]точно четко сформулированное определение методологии, с учетом разработки всей совокупности методологических вопросов, как отрасли научного знания, или дисциплины, имеющей свой конкретный объект изучения, до сих пор не выработано. Господствует плюрализм самостоятельно существующих, различных, весьма противоречивых мнений, что, по-видимому, по отношению к такому фундаментальному понятию, как методология истории, можно считать существенным недостатком, учитывая довольно обширный круг исследований в этой важной области научного знания.
Как и любая другая область науки, методология в XX в. переживала стадию становления, поиска целей и задач исследования, осмысления историками потребностей и возможностей науки, ее места в современном процессе познания истории. И хотя появилась довольно значительная литература, определились научные центры изучения проблем методологии (Москва, Ленинград, Новосибирск, Киев, Калинин и др.), однако она не вышла из стадии становления, формирования основных исследовательских направлений в рамках отечественной и всемирной истории (дискуссии об общественно-экономических формациях, эрах, эпохах и др.). Применительно к истории методология, изучавшаяся в XX в., это область знания, в которой описывались основополагающие принципы, методы, способы и их совокупность, на которых строится реальный процесс познания прошлого. Кроме этого, с ней связана реальная исследовательская практика ученых, т.е. получение достоверных научных знаний, их проверка и включение в концепционное, теоретическое осмысление исторического процесса с древнейших времен (археологи активно разрабатывали проблемы методологии этой науки) до современности.
Если рассматривать методологию как осмысление пути научного познания с использованием различных методологических посылок, приемов и принципов, то можно согласиться с мнением, что одной из важнейших черт достаточно развитой науки (о чем свидетельствует появление трудов и университетских курсов в России в первое десятилетие XX в.)[9] является методологическая форма ее существования.
Историческая наука России XIX и XX вв. накопила достаточно большой объем знаний в области методологии, хотя не по всем аспектам они равноценны по объему, характеру и глубине содержания.
Применительно к методологическому анализу в области истории можно выделить несколько важнейших направлений исследовательской деятельности историков как в дореволюцион[231]ное, так и в советское время, которые во многом совпадали, хотя имели различные исходные теоретические основы.
1. Центральными по важности для науки стали методологические проблемы исторического процесса, связанные с анализом его хода и содержания, периодизации, т.е. с выделением различных эпох, этапов, характеристики их сущности и эволюции, определением и оценкой переходных периодов, роли различных факторов (географических, демографических, экономических, политических и др.). Следует сказать, что этот - наиболее важный аспект методологии особенно сложен для исследования, ибо требует не только фундаментальной исторической подготовки, глубокого знания как отечественной, так и всемирной истории, но и знания историографической и философской традиции в изучении всемирной истории. Недостаток в этой области особенно заметно проявлялся у участников дискуссий по проблемам периодизации всемирно-исторического процесса, особенностей российского феодализма, абсолютизма, эволюции Российского государства, его различных институтов и др. В методологическом осмыслении исторического процесса России четко прослеживаются три важнейших этапа: конец XIX-начало XX в.; советский и постсоветский периоды, имеющие существенные различия как в исходных позициях, так и конечных выводах, влиявших на изложение истории России. Это отражено в фундаментальных исследованиях, многотомных и конкретно-исторических трудах историков по крупным проблемам всемирной и отечественной истории, которое историографам предстоит еще изучить и оценить с позиций исторического реализма, отказавшись от идеологических и политических пристрастий, которые до сих пор господствуют в российской исторической науке.
2. Наиболее разработанной и чаще всего привлекающей внимание историков стала методология источниковедения - получения знания на основе прочтения, изучения, критики текста, сопоставления, сравнения, проверки информации о фактах, событиях, процессах, получаемых из исторических источников различного типа. Если вспомнить начальный период возникновения в России методологии истории, т.е. конец XIX - начало XX в., (А.С. Лаппо-Данилевский и др.), то можно утверждать, что методология как область знания зарождалась в России в виде источниковедческих наблюдений, т.е. обобщения накопленного к этому времени опыта и навыков в изучении обширного и разнообразного материала по средневековой истории России и Европы с учетом достижений отечественной и мировой науки[10].
[232] Одним из важнейших направлений изучения методологии истории стали проблемы, относящиеся к самой исторической науке. На разных этапах существовали различные подходы и концепции историографической методологии (до 1917 г. - одни; в 1920-е-начале 1930-х годов - другие: господство примитивного классового подхода к оценке историков, созданного М.Н. Покровским и его учениками, в 1960—1980-е годы - преодоление прежних установок и более четкое определение круга вопросов по методологии историографии). Не все наработки можно, вероятно, признать удачными, тем не менее XX в. был временем значительных достижений как в области конкретных исследований, так и в методологии историографии.
Историографами была проделана большая работа по определению объекта исследования, предмета историографии как специальной исторической дисциплины. Специально были изучены ее познавательные и социальные функции (в советское время они определялись как классовые, как борьба с враждебными марксизму течениями и взглядами), связи с другими историческими дисциплинами, общественно-политической мыслью, с такими областями жизни общества, как культура, образование, идеология, политика в области науки и др.
3. Важным направлением в области изучения методологических проблем истории следует назвать само историческое познание, как объект специального исследования. В названных выше разделах оно присутствует либо в ограниченном виде, либо подчинено конкретным задачам исследования без обращения к общим проблемам исторического познания, как особого типа научного знания. Это связано с неповторимым и невоспроизводимым прошлым, с фрагментарным характером сохранившейся информации (особенно по ранним периодам), с сознательной фальсификацией и субъективизмом, имеющих место в большом числе источников по истории XIX и XX в., и рядом других явлений, которые историк должен учитывать в процессе реконструкции исторического процесса и создания его объективной картины. Еще до революции историки предпринимали попытки поставить проблемы теории исторического познания, т.е. исторической гносеологии[11], которые, к сожалению, получили весьма односторонние оценки в советской историографии с точки зрения их противостояния марксизму[12]. Историографам предстоит детально и скрупулезно изучить и объективно оценить эти исследования важных проблем познания всемирной истории (исторического процесса, исторического закона), роли различных факторов (субъективизма и психологизма и др.), обобщения накопленного к началу [233] в. опыта изучения прошлого. Однако в советской и дореволюционной историографии по исторической гносеологии были поставлены лишь некоторые проблемы этого направления методологических исследований. К сожалению, не был четко определен объект исследования, его цели и задачи, круг проблем в области построения и обоснования исторического объяснения, концепции, исторической теории. Во многом это объясняется начальным этапом этой деятельности историков, когда делались первые шаги и готовилась база для последующей работы. Однако в советское время она не получила серьезного развития из-за господства мнения о тождественности общей философской теории познания марксизма с исторической гносеологией, которая имеет существенные особенности, объясняемые объектом изучения и источниками научной информации, которые существенно отличаются от философского знания и других наук.
Произошедшее в конце XX в. освобождение от марксизма, догматизированного и фальсифицированного историками и помогавшими им философами, позволяет в настоящее время переосмыслить многие важные вопросы. Появилась возможность обратиться к созданию работ по исторической гносеологии, которые включали бы такие важные элементы, как достижения источниковедения, текстологии, исторической герменевтики; работ по логике исторического процесса, опыта привлечения в историческую науку методов и методик других научных дисциплин (теория систем, структурный анализ и др.) с оценкой эффективности этих наработок для реконструкции прошлого. Это важно не только для понимания специфики истории как науки, но и для избавления от спекулятивных подходов, продолжающих существовать с советского периода в виде формулы изучения темы “на стыке наук”[13], т.е. использования приемов, методов, наработок ученых различных научных дисциплин. Работы подобного рода, как правило, демонстрируют крайне низкий уровень эрудиции в области “других” наук, ибо само образование современных историков страдает существенными проблемами - отсутствием фундаментальных знаний по философии, психологии, филологии, правоведению, педагогике и др. Только на базе невежества могла появиться и продолжать жить формула “на стыке наук”, так как практически речь идет совсем об ином содержании деятельности историков, использующих в исследовании своих проблем наработки (методы) других обществоведов.
Одной из важнейших задач исторической гносеологии является анализ и оценка существующего терминологического аппарата науки, адекватность употребляемых терминов историче[234]ским реалиям, особенно тех, которые имеют фундаментальный характер. Изучение всей понятийной системы, ее эволюции, появление одних и исчезновение других терминов, причины этого явления, изменение содержания и использования важнейших исторических понятий на различных этапах развития науки - все эти сюжеты имеют первостепенное значение в современных условиях, хотя историки, к сожалению, этими вопросами не занимаются. Язык науки, его эволюция - один из важнейших компонентов познавательного процесса, уровня исследовательской культуры, которая тоже могла бы стать объектом изучения историографов и исследователей методологических проблем истории.
Даже по таким важнейшим понятиям, как историческая концепция, историческая теория, у историков XX в. отсутствовали четкие представления. А в современных условиях “исторической теорией” стали называть схему (перечень) типов цивилизаций, которая имеет мало общего с исторической научной теорией по содержанию и происхождению, отражая в меньшей мере ход исторического процесса, а в большей - локальные особенности мирового развития.
4. И, наконец, последнее направление методологии истории, имеющее особенно важное практическое значение. Оно является показателем уровня состояния исследовательской культуры, научной школы, специалистов определенной области знания (аграрников, источниковедов и др.), а также отдельных ученых - это методология изучения крупных исторических проблем, этапов истории. Она особенно важна, если научные темы находятся на начальной стадии разработки и не имеют значительных исследовательских традиций в российской и мировой историографии (например, история перестройки и развал СССР, идеологические процессы в России XIX-XX вв., общественное сознание и социальная психология, их взаимосвязь и эволюция на различных этапах развития российского общества, характер и особенности Российской империи и многие другие). При разработке такого типа тем методологическое осмысление структуры изучаемого объекта, его важнейших составляющих, исследование предмета в развитии, а не в статике объективная оценка источниковой базы, характера ее полноты, особенностей использования, обоснование целей исследования, его места в изучении общего исторического и историографического процесса - все это имеет первостепенное значение для успеха творческих усилий историка. Серьезный методологический подход исключит из работ многих современных авторов, особенно при защите диссертаций, многословные и часто пустые рассуждения о методологических основах труда, но[235]визне и актуальности, богатой источниковой базе, “впервые вводимой в научный оборот” и т.п. Все это должны выявлять и оценивать не авторы, занимающиеся саморекламой, а оппоненты, рецензенты - профессионалы, как это происходит во всех странах мира при оценке научных трудов коллег и соискателей. По- видимому, и ВАКу следует подумать, как расстаться с порочной практикой самовосхваления и саморекламы, оставшихся нам от советского времени, заменив эти разделы серьезным обоснованием задачи с использованием методологического анализа изучаемой проблемы, традиций ее исследования в прошлом, спорных объяснений и оценок и т.д. Только такой подход позволит расстаться с установившимися и господствующими шаблонами, с субъективизмом и примитивизмом, с рассуждениями и самооценками, ничего не дающими науке и читателю.
В исследовании методологических проблем исторической науки России в рамках XX в. можно выделить несколько важнейших этапов. Они характеризуются обусловленным временем кругом проблем, изменением состава ученых, работавших в этой области исторического знания, определенным типом связи с потребностями и возможностями науки, с пониманием места и значения методологического анализа для науки и высшего образования (до революции курсы по методологии истории читал А.С. Лаппо-Данилевский и другие ведущие историки страны).
Первый этап изучения методологии истории в России относится к началу XX в., когда появились исследования по большому числу проблем, выделившиеся в относительно самостоятельную область знания. До этого они разрабатывались и освещались в рамках конкретно-исторических исследований и общих курсах по истории России и историографии. Следует также отметить тесную и необходимую связь между методологией, философией истории, источниковедением, социальной психологией и историографией, которая, к сожалению, в последующие годы, т.е. в советский период, была утрачена. В работах по методологии истории Е.Н. Щепкина, Н.И. Кареева, Р.Ю. Виппера, А.С. Лаппо- Данилевского, Д.М. Петрушевского, В.М. Хвостова и других ставились многие важные проблемы, имевшие принципиальное значение для исторической науки тех лет. В них поднимались и освещались такие проблемы, как цель исторического исследования и значение авторской интерпретации в трудах историков. В теории исторического познания освещались проблемы изучения исторической эволюции, причинных связей, природы исторических законов, зависимости характера исторического исследования от типа личности ученого, роли психологического фактора, значе[236]ния “личного опыта” в объяснении фактов, отношения к проблеме “абсолютных ценностей”, роли исторических категорий и их применения в познавательном процессе и многие другие[14].
В трудах историков дореволюционного периода было много ценных наблюдений, в которых обобщался и оценивался опыт мировой и отечественной науки. К сожалению, почти все они получили отрицательные оценки в трудах советских историографов, где определяющим критерием стали их “антимарксистская направленность”, “исторический идеализм”, психологизм, “идеалистическая методология” и т.п.[15] За этими формулировками исчезало все то ценное, что было накоплено дореволюционной наукой в области методологии, особенно источниковедения и исторической герменевтики.
Новый этап разработки методологических проблем истории начался после 1917 г., когда наука меняла прежние теоретико-методологические ориентиры дореволюционного времени на новые, связанные с утверждением марксизма, т.е. исторического материализма.
Первый период этого процесса - 1920-е годы, был достаточно плодотворным в постановке, обсуждении в творческих дискуссиях, на страницах общественно-политических и научных журналов ряда важных методологических вопросов. Они были связаны с новой проблемно-тематической структурой науки, с изучением истории XIX и XX вв., особенно таких ее разделов, как история революционного движения, рабочего класса и крестьянства, истории партии, народничества, революций 1905-1907 гг., Февральской и Октябрьской. Авторами немногочисленных трудов были представители первого поколения достаточно образованных историков-марксистов, которые в разработке методологии истории усматривали один из важнейших факторов формирования новой науки. Среди большого числа проблем, которые исследовались в те годы, центральное место занимали вопросы изучения истории партии (предмет истории партии, принципы изложения материала, научная периодизация, связь с революционным движением), а также вопросы общественно-экономических формаций. В конце 1920-начале 1930-х годов были проведены весьма интересные дискуссии по теории общественно-экономических формаций[16], оказавшие определяющее влияние на формирование нового взгляда на всемирно-исторический процесс в советской историографии.
Следует отметить, что немногие из ученых старой школы включились в разработку новых методологических проблем (С.Н. Валк, А.Е. Пресняков и др.)[17].
[237] Второй этап охватывает начало 1930-середину 1950-х годов. Он характеризуется забвением методологических наработок 1920-х годов (большинство историков было репрессировано), что оказало негативное влияние на изучение ряда важных проблем, включая и методологию истории. Исследования в этой области заметно сократились, а если и появлялись, то только в русле исторической концепции “Истории ВКП(б). Краткого курса” и его комментирования. И хотя в первой половине 1930-х годов, продолжалось обсуждение проблем социально-экономических формаций[18], однако в большинстве трудов обращались к комментированию отдельных идей, высказываний о формациях В.И. Ленина, К. Маркса, Ф. Энгельса. Большинство историков было переориентировано на разработку проблем преподавания истории в средней, а затем в высшей школе в связи с подготовкой учебников и программ по русской и всеобщей историй[19]. После долгих лет господства в советской науке “покровщины”, историки заметно активизировали свои усилия в изучении конкретной истории древнего мира и средневековья, что тоже стало положительным моментом развития науки и образования в СССР.
Однако главным в процессе развития науки было влияние “Истории ВКП(б)” и работы И.В. Сталина “Экономические проблемы социализма в СССР (1952), что проявлялось в изучении и конкретной истории, и дискуссиях первой половины 1950-х годов: об образовании буржуазных наций и народностей, об основном экономическом законе феодальной формации (1953), о сущности феодально-патриархальных отношений у кочевых народов, об особенностях крестьянских войн в России XVII-XVIII вв., о действии экономических законов в антагонистических формациях (1954), о первоначальном накоплении в России (1955) и др.[20] Особенно большое внимание уделялось в те годы вопросам периодизации отечественной и всемирной истории. Это было связано в большой степени с подготовкой учебников. В ходе проводившихся обсуждений, в которых участвовали крупнейшие историки страны, высказывались интересные и ценные для науки идеи по ряду важных вопросов. К сожалению, критика в адрес Сталина, высказанная Н.С. Хрущевым на XX съезде, и огульное отрицание всех достижений советской науки этого периода (до 1956 г.), в том числе наблюдений методологического характера по ряду проблем истории, не позволили объективно оценить накопленный в те годы опыт в изучении истории, даже тех ее разделов, где влияние идеологии и политики было минимальным. Необходимо отметить, что этот период развития советской науки остается менее всего изученным историографами, а тенденциозность и идео[238]логизированность остаются главными элементами почти всех оценок деятельности историков тех лет.
Третий период в изучении методологических проблем истории начался в первой половине 1960-х годов, когда началась хрущевская “перестройка”, заметно изменившая весь ход развития исторической науки, и завершился началом 1980-х годов. В эти годы особенно много было опубликовано работ по методологии как отечественной, так и всеобщей истории. Толчок этому направлению деятельности историков дало совещание историков и философов 1964 г., посвященное обсуждению методологических проблем исторической науки и получившее весьма странное название “История и социология”[21]. Поскольку в современной литературе оно довольно подробно освещалось[22], то нет смысла возвращаться к этой теме.
Среди появившихся во второй половине 1960-х, в 1970-е и начале 1980-х годов работ по методологии истории, особенно ценными стали исследования М.А. Барга, И.Д. Ковальченко, М.В. Нечкиной, А.М. Сахарова, С.Ф. Поршнева и др.
Они создавались на “пустом месте”, без учета традиций и наработок дореволюционных ученых, историков 1920-х годов, а тем более последующих лет. Это обстоятельство, по-видимому, позволяет объяснить слабые стороны многих изданий, особенно по методологии истории партии. И хотя в работах этого времени присутствовали почти все направления, названные в начале этого текста (кроме исторической гносеологии и герменевтики), многие вопросы формулировались примитивно и узко, испытывая влияние идеологии и сложившихся стандартов. Значительное место уделялось апологии марксизма-ленинизма. Большое внимание историками партии и XX в. уделялось партийности, объективности, идеологической роли исторической науки, связи с практикой борьбы против буржуазных фальсификаторов и т.п. Эта группа работ оказалась особенно политизированной и идеологизированной, построенной на комментариях цитат классиков марксизма и политических лидеров тех лет. В какой-то мере это обстоятельство помешало историкам не только успешно решить, но даже правильно поставить такие важные вопросы, как предмет исторической науки (который в 1920-е годы успешно решили историки партии), особенности методологических приемов изучения документов различных исторических эпох, функции исторической науки, историографии, методологии, особенности исторического познания и полученного знания, природа ошибок и заблуждений в науке истории и многие другие.
С завершением четвертого этапа разработка методологических проблем исторической науки резко сократилась в середине [239] 1980-х и почти совсем прекратилась в 1990-е годы. Это объясняется многими причинами, среди которых главная - идейно-теоретическая и методологическая переориентация всей науки и работающих в ней ученых. Четвертый раз в истории русской исторической науки XX в. произошел коренной разрыв в исследовании методологических проблем истории, связанный с политикой и идеологией, под прессом которых продолжает существовать одна из интереснейших и важнейших для жизни общества наука о прошлом России и Человечества.
[239-240] СНОСКИ оригинального текста
ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА
Ю.А. Поляков:
- Вы назвали методологию новой исторической дисциплиной. Методология истории - историческая дисциплина?
Г.Д. Алексеева:
- Я пытаюсь доказать, что та методология истории, которая изучалась в советский период, не стала и, по-видимому, по ряду причин не могла состояться как новая историческая дисциплина, хотя некоторые предпосылки были созданы. Это относится к пониманию важности развития исследовательской работы в области методологии, к определению ее основных направлений. Тогда же появилась проблемная методология. По моему глубокому убеждению и опыту изучения советской историографии, историческая наука XX, а тем более XXI в., нуждается в разработке всех направлений: методологии исторического процесса, исторической науки, исторического познания, а также методологических проблем специальных и вспомогательных исторических дисцип[241]лин. Если эти исследования займут заметное место в трудах историков, а работа будет достаточно результативной, то методология истории может превратиться в одну из исторических дисциплин. Современная историческая наука России испытывает в этом большую потребность по ряду причин, в том числе, в связи с преодолением теоретического и методологического кризиса, охватившего не только русскую, но и всю мировую науку (развитых стран). Произойдет ли это - покажет время. Сейчас ясно одно: современная историческая наука нуждается в развертывании широких исследований как по общей, так и проблемной методологии истории, особенно в изучении XX в.
Ю.А. Поляков:
- Второй вопрос. За что вы критиковали В.М. Хвостова, я не понял.
И третий вопрос. Вы совершенно справедливо ругали философов. Их можно и должно ругать, в особенности П.Н. Федосеева. Поскольку он сам не писал, это делали за него безымянные для нас авторы. Он приглашал грамотных знающих людей, которые для него создавали нужные тексты. Вы критиковали философов, но они же занимались диаматом и истматом. А разве проблема методологии истории не имеет к ней отношения? Почему Вы об этих “величайших достижениях” философов ничего не сказали?
Г.Д. Алексеева:
- Я не ругала, я критиковала.
О В.М. Хвостове. Я сказала, что это единственный историк, который в своем выступлении на совещании в январе 1964 г. поставил вопрос об особенностях исторического познания. Все остальные участники обсуждения их игнорировали. Ю.П. Францев, П.Н. Федосеев и другие уделяли этому большое внимание, но они освещали ленинскую теорию отражения. А В.М. Хвостов, как историк, поставил эту проблему применительно к исторической науке и ее особенностям.
Вопрос о диамате и истмате. Я сказала: в изучении диамата и истмата философы советской науке почти ничего не дали. Поэтому они активно включились в “обучение” историков тому, как они должны заниматься методологическими проблемами. В частности, у П.Н. Федосеева в докладе это звучало так: “Вы должны дать нам факты для того, чтобы мы развивали исторический материализм”. Мы должны им дать факты. Они предлагали комментировать общие социологические законы. То есть они нам будут спускать социологические законы. Мы, историки, их будем комментировать, объяснять, расширять и реализовать на нашем материале. Глупее и примитивнее трудно что-либо придумать.
[242] Это предлагали и Г.Е. Глезерман, и другие философы, в том числе П.Н. Федосеев и Ю.П. Францев в своем основном докладе. Вдумаемся в название публикации материалов этого совещания - “История и социология” (М., 1964). Само совещание и основной доклад П.Н. Федосеева и Ю.П. Францева назывался “О разработке методологических вопросов истории”, по чьей инициативе и на каком этапе подготовки этих материалов к печати произошла эта замена - тоже важный вопрос. Мне кажется, что это произошло под влиянием определенной группы философов, хорошо знавших работу Н.И. Бухарина об историческом материализме, который он называл “социологией”. Если говорить об уточнении понятий, то следовало ставить вопрос не о “социологических обобщениях” в исторической науке, а о теоретических и методологических исследованиях в области истории.
Предлагалось комментировать общесоциологические проблемы. О каком истмате и диамате вообще можно говорить? Они ничего значительного не сделали в области истмата и диамата.
Правильно писал Р. Гароди, что последней значительной работой, которую дали русские философы, была книга Ленина “Материализм и эмпириокритицизм”, в котором были обобщены все достижения естественных наук конца XIX-начала XX в. После этого русские философы ничего существенного в области истмата не дали.
Вот итог развития советской философии с точки зрения историков и тех проблем, которые они предлагали для изучения.
М.А. Рахматуллин:
- У меня два вопроса. Вы всех советских философов рассматриваете в едином потоке? Однако Ю.П. Францев существенно отличался от Н.П. Федосеева. Они разные специалисты, у них были разные подходы.
Г.Д. Алексеева:
- В данном случае они сделали один общий доклад, а это значит, что по вопросам исторической науки и роли социологии их взгляды были одинаковы.
М.А. Рахматуллин:
- И второй вопрос. Вы ничего не сказали относительно методологического семинара Данилова в Томске.
Как вы оцениваете работу этого семинара?
Г.Д. Алексеева:
- Я ничего не сказала, потому что я не укладывалась в отведенное мне время. В области методологии успешно работали и другие историки. У нас было несколько центров изучения мето[243]дологических проблем: Московский университет, Калинин, Томск, Киев и, др. Эти начинания историков необходимо изучать, как и работы философов, которые занимались проблемой человека, труда, обсуждения личности, образа жизни и др.
То, что Данилов написал и что было опубликовано в сборнике “Средние века”, если вы это имеете в виду, заслуживает серьезного анализа.
Ю.А. Поляков:
- В журнале “Коммунист” была об этом статья.
Г.Д. Алексеева:
- Да, в журнале “Коммунист” была разгромная статья по поводу позиций некоторых историков. Я считаю, что это был не лучший вариант решения методологических проблем, он не способствовал их разработке. Хотя я к Данилову хорошо отношусь как к историку и как к человеку.
Г.А. Куманев:
- Галина Дмитриевна, Вы не упомянули об особенностях развития военной историографии в области методологии.
Были ли какие-нибудь специфические аспекты в ее становлении и развитии в советские годы?
Г.Д. Алексеева:
- Да, бесспорно они были, и это предмет специального изучения. Основы методологии истории войн и революций были заложены в 1920-е годы, в частности, А.С. Бубновым и Н.И. Подвойским, которые делали прекрасные доклады на Первой конференции историков-марксистов. Потом все это было перечеркнуто, поскольку большинство из них было отстранено от работы, репрессировано. Позднее это направление возрождается на новом уровне, и Институт военной истории АН СССР издает известную книгу “Марксистско-ленинская методология военной истории” (два издания). Но все это шло в рамках выступления Жилина на совещании 1964 г. Поэтому это издание я оцениваю как типичное для того времени, хотя ряд вопросов был сформулирован весьма удачно: методология использования истории войн, военного искусства, военно-исторической науки и др.
Л.H. Нежинский:
- Доклад был интересный, он поставил целый ряд очень непростых, а временами болезненных вопросов. Тут могут быть и будут еще серьезные, содержательные дискуссии по методологии истории и советского, и современного этапов развития исторической науки.
[1] Россия в XX в.: Судьбы исторической науки. М., 1996. Статьи А.Н. Сахарова, В.П. Данилова, Ю.А. Полякова и др.
[2] Коэн С. Переосмысливая советский опыт: (Политика и история с 1917 г.). Benson (Vermont), 1986. C. 22, 55 и след.
[3] “Даже слово «тоталитаризм», ставшее символом советологической ортодоксии, - писал Ст. Коэн, - оказалось неотъемлемой частью антикоммунистического единомыслия” (Коэн С. Указ. соч. С. 22). Научная несостоятельность этого понятия, употребляемого в качестве исторического термина, убедительно раскрыта в ст.: Соколов А.К. Блеск и нищета тоталитарной модели: Методологические проблемы исследования взаимоотношений общества и власти в СССР в 1920-1930-е годы // Власть и общество в России в первой трети XX в.: Межвузов. науч. конф., июнь, 1994. М., 1994.
[4] Фатеев A.B. Образ врага в советской пропаганде 1945-1954 гг. М., 1999.
[5] Барг М.А. Категории и методы исторической науки. М., 1984; Ковальченко И.Ф. Методы исторического исследования. М., 1987; Варшавчик М.А., Спирин Л.М. О научных основах истории КПСС. М., 1978; Спирин Л.М. Теория, методология и методика исследований по истории КПСС. М., 1982; и др.
[6] Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. Л., 1989. С. 20-21, 27, 595, 638 и след.
[7] Ковальченко ИД. Указ. соч. С. 5, 9-10 и след.
[8] Философская энциклопедия. М., 1983. С. 365.
[9] Курсы лекций в Санкт-Петербургском университете читал A.C. Лаппо-Данилевский, см. также: Хвостов В.М. Теория исторического процесса: Очерки по философии и методологии истории: Курс лекций. М., 1909; и др.
[10] Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. СПб., 1910-1913. Вып. 1-2.
[11] Виппер Р.Ю. Очерки теории исторического познания. М., 1911; Кареев Н.И. Теория исторического знания. СПб., 1913; и др.
[12] Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1963. Т. 3. С. 263-264; и след.
[13] Такой же тип имеют рассуждения Е.С. Сенявской о “междисциплинарном характере” и “смежных областях знания”, ибо названные ею науки имеют один и тот же объект исследования (“человек на войне”), но разные задачи, см.: Сенявская Е.С. Человек на войне: Историко-психологические очерки. М., 1997. С. 5-6.
[14] Щепкин Е.Н. Вопросы методологии истории // Летопись Историко- филологического общества при Новороссийском университете. Одесса, 1905. Вып. XII; Петрушевский Д.М. К вопросу о логическом стиле исторической науки. Пг., 1915; Кареев Н.И. Указ. соч.: Виппер Р.Ю. Указ. соч.
[15] Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1966. Т. 4.
[16] Историк-марксист. 1930. Т. 16; Против механистических тенденций в исторической науке. М.; Л., 1930; Спорные вопросы методологии истории: (Дискуссия об общественных формациях). Харьков, 1930; Дискуссия об “азиатском способе производства”. М.; Л., 1931; Сообщения Государственной Академии истории материальной культуры. 1931. № 6; и др.
[17] Валк С.Н. Избранные труды по археографии: Научное наследие. СПб., 1991; Он же. О тексте декретов Октябрьской социалистической революции и о необходимости научного издания // Архивное дело. 1939. №3(51); и др.
[18] Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1934.
[19] Историк-марксист. 1935. № 7; 1938. № 5; 1940, № 8.
[20] 50 лет советской исторической науки, 1917-1967: Хроника. М., 1971. С. 288-308.
[21] История и социология. М., 1964.
[22] Историческая наука в России в XX в. М., 1997. С. 287-296.