Труды Института российской истории РАН. 1999-2000. Выпуск 3 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 2002. 324 с. 20,25 п.л. 14,17 уч.-изд.л. 300 экз.

Ногайская Орда в истории России


Автор
Трепавлов Вадим Винцерович


Аннотация


Ключевые слова


Шкала времени – век
XV XVI XVII


Библиографическое описание:
Трепавлов В.В. Ногайская Орда в истории России // Труды Института российской истории РАН. 1999-2000. Вып. 3 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 2002. С. 5-29.


Текст статьи

 

[5]

В.В.Трепавлов

НОГАЙСКАЯ ОРДА В ИСТОРИИ РОССИИ*

 

           Научный интерес к истории ногайцев возник в конце XVIII в., когда эти бывшие крымские и османские подданные вошли в состав Российской империи. Своеобразная их организация (деление на Орды), поиск способов управления множеством кочевых общин-улусов вызвали необходимость изучения исторических корней ногайцев и обстоятельств их появления в Причерноморье и на Северном Кавказе. Этому способствовала и любознательность Екатерины II. Императрица желала иметь полное представление о новоприсоединенных народах. Ни у кого не возникало сомнений, что ногайцы XVIII в. являются потомками жителей Ногайской Орды – восточной соседки России в прошлом. Об этом государстве знали российские интеллектуалы, которые к тому времени уже начали осваивать огромный корпус источников по русской истории.

           Однако долгое время исследование этого народа находилось на периферии внимания историков. В 1774 г. И.Э.Фишер имел полное основание констатировать, что «о ногаях не имеем мы порядочной истории»[1]. Это утверждение во многом истинно и сегодня.

           Мировой приоритет в монографическом изучении Ногайской Орды принадлежит, очевидно, М.Г.Сафарга­лиеву. Во введении к своей неопубликованной диссертации 1938 г. он верно отразил значение темы для российской историографии: «Будем ли мы изучать распад Золотой Орды, образование Московского государства, борьбу русского народа с «татарским игом», историю крымских  и поволжских татар, башкиров, узбеков, казахов и каракалпаков – мы всегда будем сталкиваться с историей [6] Ногайской Орды, без изучения которой многие вопросы для историка будут непонятны»[2]. Труды В.М.Жирмун­ского, А.А.Новосельского, Г.И.Перетятковича, М.Г.Са­фаргалиева, многих других авторов позволили в целом представить историю Ногайской Орды. Но в целом можно сказать, что на сегодняшний день эта история в самых общих чертах известна, но не написана. Как правило, эта степная держава служит для исследователей своеобразным фоном при освещении средневековых международных отношений в Восточной Европе и Центральной Азии XV-XVII вв. Слабая изученность породила довольно распространенное впечатление о ногаях как о некоей кочевой стихии, диких степняках, хаотичной совокупности улусов... В настоящем докладе сделана попытка дать обобщенную картину развития Ногайской Орды и ее отношений с Россией на основе русских архивных материалов и восточных источников.

           Ногайская держава располагалась на территории Западного и Центрального Казахстана, Южного Урала и Нижнего Поволжья. По своему пространственному положению, составу населения, административному устройству, внешней политике она выступала непосредственной наследницей прежних кочевых империй Евразии.

           Слава основателя Ногайской Орды часто необоснованно приписывается Едигею – беклярибеку (т.е. верховному военачальнику) и фактическому правителю Золотой Орды в конце XIV – начале XV в. Он являлся лишь родоначальником правящего клана будущей Ногайской Орды. Едигей принадлежал к кочевому тюркскому племени мангытов.

           Служившие ему опорой мангыты и их юрт (район кочеваний) на реке Урал (Яик) в то время приобрели определенный приоритет перед соседними племенами и юртами. Связь с всемогущим «делателем королей» вызвала тенденцию к автономии мангытских кочевий в системе позднезолотоордынских улусов. Однако формальный ранг Едигея и особенно его ближайших преемников, сы[7]новей и внуков, не позволял правителям Мангытского юрта претендовать на сколько-нибудь значительную самостоятельность и тем более независимость. По меньшей мере до начала XVI в. Мангытский юрт находился в структуре реликтового ханства так называемого левого крыла Золотой Орды. В силу ряда социальных и политических факторов аристократия мангытов заняла ведущие позиции в этом ханстве, но лишь на рубеже XV-XVI вв. (а номинально, очевидно, позднее – с 1530‑х гг.) смогла избавиться от сюзеренитета вышестоящих ханов.

           Вторая половина XV в. отмечена двумя процессами, отразившими формирование нового очага государственности. Во-первых, происходило образование самостоятельной, суверенной системы управления, присущей независимым державам кочевников. Во-вторых, наблюдалась первичная этническая консолидация населения в рамках относительно замкнутых границ. Появилось надэтничное (первоначально) имя «ногай» — его происхождение пока однозначно не выяснено. Оно служило обозначением населения Мангытского юрта, или, что тоже самое, Ногайской Орды, вне зависимости от племенной принадлежности. Лишь обитатели северной периферии Орды – башкиры – к тому времени уже сформировали устойчивую этническую общность, и на них «государ­ственное имя» не распространялось[3].

           Окончательное складывание Ногайской Орды можно связывать с именами ее правителей – биев Саид-Ахмеда и Шейх-Мамая в 30-40‑х гг. XVI в. Проведенные ими  административные реформы позволили Орде встать в один ряд с ведущими восточноевропейскими державами того времени. Государственный строй развивался на основе золотоордынских и более ранних традиций. Но при этом традиция той же Золотой Орды не позволила ногайским биям – потомкам Едигея – обрести ханский ранг, поскольку они, даже при отсутствии теперь над собой старших ханов, все-таки продолжали считаться беками, [8] или беклярибеками, т.е. главными военачальниками (бий – вариант произношения слова «бек»). Ханом мог стать только потомок Чингисхана. Это формальное обстоятельство не позволило лидерам ногаев уравнять себя с главами большинства соседних государств; крымский хан, например, воспринимал ногайского бия как своего сановника-карачи[4]. Однако реальный военный и экономический потенциал Ногайской Орды в XVI в. превратил ее во влиятельного партнера международных отношений, заставил считаться с ней всех окрестных сюзеренов.

           Социальные процессы в ногайском обществе подорвали могущество, созданное при Саид-Ахмеде и Шейх-Мамае. Особенности кочевой экономики и политического устройства привели к обособлению отдельных улусов. В течение XVI в. сформировалось сильное сословие мирз – ногайской знати. Под влиянием меняющейся политической конъюнктуры, опираясь на замкнутое хозяйство собственных кочевий, мирзы оказывались подверженными сепаратистским настроениям. На раскол знати повлияли и династические распри. Во второй половине XVI в. ногайская государственность вступила в тяжелый и необратимый кризис. Обособление улусов сопровождалось активными миграционными процессами. Потоки переселенцев направлялись тогда, главным образом, в крымское Причерноморье и на Северо-Западный Кавказ.

           Обстоятельства сложились так, что в последней четверти XVI – начале XVII в. на внутренние дезинтеграционные процессы наложилось сразу несколько неблагоприятных внешних факторов.

           Во-первых, калмыцкое нашествие. По пути из Западной Сибири на Волгу калмыки прошли сквозь основную территорию ногаев и частью вытеснили, частью подчинили их себе.

           Во-вторых, набеги казаков. В 1581 г. волжские казаки разрушили ногайскую столицу Сарайчук, а затем стали обосновываться в центре ногайских кочевий – по берегам Яика.

           В-третьих, экспансия казахов. По мере ослабления верховной власти биев некоторые племена Ногайской [9] Орды переходили в подданство казахским ханам, которые, таким образом, расширяли подвластную им территорию на запад. В течение XVII в. бывший район главных ногайских кочевий оказался поделенным между яицкими казаками, калмыками и новообразованным Младшим жузом казахов.

           В-четвертых, в результате падения Казанского и Астраханского ханств и резкого усиления Российского государства нарушился баланс сил, сложившийся в Восточной Европе в течение XV – первой половины XVI в. после распада Золотой Орды. Ногаи столкнулись с необходимостью выбора ориентации на одного из двух противостоящих гегемонов региона – Крым или Россию. Знать Ногайской Орды раскололась на прокрымскую и пророссийскую партии. Этому расколу способствовали также интриги Москвы и Бахчисарая, их борьба друг с другом. Данное обстоятельство тоже мешало правительству Орды контролировать всю территорию распадавшегося государства. Были неоднократные попытки реванша (об этом свидетельствовали перекочевки обратно на левобережье Волги, переговоры с властями Бухары о восстановлении Сарайчука). Но в результате внешних ударов ногаи в конце концов утратили прежние кочевья и превратились в кочующих скитальцев. В середине – второй половине XVII в. они постепенно закреплялись в пределах нового Калмыцкого ханства, княжеств Северного Кавказа, а также во владениях Гиреев – по всей огромной степной полосе между Крымом и Россией.

           В истории некоторых народов Евразии существовал так называемый ногайский период. В качестве научного термина это понятие фигурирует в историографии башкир и каракалпаков; фольклорные памятники казахов и киргизов связывают легендарный «героический век» с эпохой господства ногаев. С Ногайской Ордой и выходцами из нее соприкасались и отчасти ассимилировались [10] предки казахов и киргизов, татар казанских и крымских, сибирских и астраханских, башкир и каракалпаков, туркмен и калмыков, донских и уральских казаков, а также многих народов Северного Кавказа. Влияние ногаев на соседей можно свести к трем аспектам – политическому, этническому и культурному.

           Ногайская держава доминировала в степях сравнительно недолго – в конце XV и первой половине XVI в. Однако ее политическое воздействие на соседей началось раньше и продолжалось после этого периода. Влияние ощущалось прежде всего в татарских ханствах – таких же, как и Ногайская Орда, наследниках и «осколках» Золотой Орды. Семья беклярибека Едигея – будущий правящий клан ногаев – занимала ведущее положение среди золотоордынской знати в XV в. Поэтому когда Золотая Орда развалилась, потомки Едигея тоже заняли посты беклярибеков в наследных Юртах. Правда, в Крыму и Казани эта должность существовала лишь формально, но в Большой Орде и иногда в Астрахани мангытский беклярибек являлся действительным соправителем монарха.

           После разгрома крымцами Большой Орды в начале XVI в. значительная часть живших там мангытов переселилась в крымские владения, заняв кочевья между Перекопом и Днепром. Основная же масса мангытов и ассоциированных с ними племен (т.е. ногаи) сконцентрировалась в междуречье Волги-Яика-Эмбы и образовала Ногайскую Орду. Отношения новой державы с крымскими ханами-Гиреями складывались непростые, часто враждебные. Тем не менее нередкими были переходы ногайских улусов из-за Волги на так называемую Крымскую сторону реки. Эти миграции увеличивали число ногаев в государстве Гиреев. К середине XVI в. клан Мангыт стал одним из четырех знатнейших и наиболее влиятельных в Крыму; в конце того же столетия конница ханства состояла уже в основном из ногаев. В 1570‑х гг. там была учреждена заимствованная из Ногайской Орды должность нурадина – второго наследника престола.

          [11] Близкое соседство позволяло ногаям влиять на внутреннее положение в Казанском, Астраханском и Сибирском юртах, сажать на троны своих ставленников. По данным некоторых источников, эти государства были обязаны отчислять определенные платежи правителям Ногайской Орды. Еще более непосредственному и интенсивному воздействию южных кочевников подвергались башкирские племена – подданные ногайских биев.

           Восточными соседями Ногайской Орды были казахи и ханства Средней Азии. Отношения ногаев с казахскими династами тоже развивались сложно, между ними случались жестокие войны. В первой четверти XVI в. хан Касим завоевал все степи за Волгой, но во второй четверти произошла ногайская «реконкиста», и Казахское ханство превратилось в вассала ногаев. Узбекские же государства служили, главным образом, приютом для беженцев из ногайской державы – биев и мирз, потерпевших неудачу в междоусобной борьбе.

           Политическое влияние ногаев на Россию практически не просматривается, а если и было то очень ограниченным из-за религиозного (ислам) и экономического (кочевое скотоводство) барьеров и по причине отдаленности. Лишь со второй половины XVI в. в Московское царство стали переселяться мирзы; некоторые из них положили начало княжеским фамилиям (Кутумовы, Урусовы, Юсуповы и др.). Ногайские отряды нередко действовали в составе русских армий в Ливонской войне и позже, в кампаниях против поляков, немцев и шведов.

           В фольклоре каракалпаков – народа, некогда вышедшего из Ногайской Орды, сохранились многочисленные воспоминания о пребывании их в составе страны Ногайлы; о ногайско-каракалпакской этноисторической общности свидетельствуют и близкие соответствия в названиях родоплеменных подразделений. Народ «ногой» фигурирует в героическом эпосе киргизов «Манас» как дружественный киргизам, составляющий с ними единое [12] владение, улус; именно из ногоев происходил сам главный герой, богатырь Манас. В результате двух больших волн переселений XVI в. ногайский элемент закрепился  и в составе казахского этноса. Несомненным стимулом для ассимиляции послужило и то, что казахский Младший жуз целиком расположился на бывшей территории Ногайской Орды. Среди башкир, особенно юго-восточных, распространены группы с названием «ногай». Есть свидетельства о проживании ногаев на землях Сибирского юрта[5].

           Таким образом, выходцы из Ногайской Орды проникли в состав почти всех окрестных народов. Инфильтрация ногаев повсеместно влекла за собой увеличение монголоидности в облике населения, количества кипчакских элементов в языке, кочевых черт в культуре.

           Существенным оказалось воздействие ногаев на материальную и духовную культуру сопредельных стран. В XVI в. жители Ногайской Орды стали для земледельческих народов своеобразным эталоном степных кочевников, скотоводов и конных воинов. Именно оттуда получала пополнение для своей конницы, в частности, Россия: почти ежегодно огромные табуны пригонялись с юго-востока в Москву и Казань. В литературе высказано предположение, что русская дворянская кавалерия в XVI – начале XVII в. в большинстве своем формировалась из ногайских лошадей[6]. Соответственно и амуниция всадника (седло, стремена, аркан, саадак, плеть-нагайка, боевой нож) заимствовалась из того же источника. Ногаи прививали навыки обращения не только с лошадьми, но и  с другим скотом, а также разведения его в Ставрополье и Дагестане (волы ногайской породы), Осетии и Черкесии (верблюды), на Ярославщине (овцы)[7]. Ногайские традиции сказывались и на повседневном быте. Например, в России  и Турции славились ногайские тулупы;  астраханские  татары при выпекании хлеба пользовались ногайской печью (нугай пиче), а на праздниках боролись «по-ногайски» [13] (нугайга) – когда соперники охватывали друг друга за поясницы полотенцами; барабинские татары имели обыкновение кочевать «по-ногайски в телегах» и т.д.[8]

           В ходе своих миграций ногаи несли и некоторые элементы духовной культуры. Литературный язык-тюрки воспринимался османами как ногайский; калмыки использовали арабское («ногайское», как формулировали в Посольском приказе) письмо в сношениях с Москвой, пока здесь не обзавелись переводчиками, способными читать «мунгальские» грамоты[9]. У тюркских народов Евразии (ногайцев, татар, башкир, казахов, каракалпаков и прочих) сложился общий пласт героического эпоса, так называемый ногайский цикл, повествующий о Едигее и его потомках. Сама фигура родоначальника ногайских биев Едигея была сакрализирована казахами и каракалпаками. Они почитали его как покровителя лошадей[10].

           Рассмотрение различных форм и видов влияния ногаев на народы Евразии показывает, что самым ранним было политическое воздействие. Оно достигло кульминации в XV-XVI вв., в эпоху существования Ногайской Орды. Вторым по значимости в тот период было влияние культурное. После распада ногайской державы в первой трети XVII в., когда ногаи расселились по всем направлениям от своего изначального Мангытского юрта, их политическая роль резко снизилась. Но появление их диаспоры привело к значительному усилению ее этнического влияния и влияния ногайской культуры на соседей. Можно утверждать, что на протяжении последних пяти столетий ногайский народ внес значительный и долговечный вклад в историю и цивилизацию Евразии.

           Одна из основных проблем в ногаеведении – выяснение вхождения ногаев в состав России и формального соотношения Ногайской Орды и Московского царства. В историографии наблюдается большой разброс мнений по поводу того, как трактовать русско-ногайские отношения со второй половины XVI в. Большинство исследователей [14] полагает, что зависимость от России наступила, начиная с заключения шертного договора 1557 г. между Иваном IV и бием Исмаилом. Некоторые считают рубежной датой 1600 г., когда Борис Годунов впервые утвердил в должности нового ногайского бия. В литературе встречаются различные формулировки: говорят о подчиненном положении, вассальной зависимости, даннической зависимости, политическом союзе, протекторате, подданстве; наконец, прямо о вхождении Ногайской Орды в состав России во второй половине XVI в.

           Многообразие суждений происходит, во-первых, от нечеткости критериев: каким образом определять различные формы отношений; во-вторых, от заданного руссоцентристского взгляда на проблему. Историки рассматривают ее, как правило, лишь с точки зрения русской стороны и русских официальных источников. Пожалуй, только Р. Хелли в 1990 г. впервые поставил (но не решил) задачу определения категорий старшинства и подчинения в интерпретации ногаев[11].

           Шерть в XV-XVII вв. не расценивалась как межгосударственное соглашение, она являлась персональным договором между правителями. Ногайские бии шертовали от своего лица и от лица ближайших родственников и лояльных мирз (которых становилось все меньше). Со сменой одного из договаривающихся правителей действие шерти прекращалось, и требовалось ее перезаключение. Поэтому и московское правительство, и ногайские власти при каждом очередном налаживании отношений чаще ссылались не на тексты шертей и не на международную практику, а на личный пример отцов и дедов как образец для подражания. Сказывались здесь и особенности патриархального менталитета кочевников. Некоторые мирзы следовали примеру Исмаила и признавали себя «холопами» царя. Но это вовсе не вытекало из шерти 1557 г., так как она утратила силу со смертью Исмаила в 1563 г. При этом категория подданства (по-ногайски [15] «куллук»[12]) оказывалась довольно абстрактной и означала тогда в глазах степных аристократов лишь признание иерархического старшинства русского государя. Кстати, еще за десятки лет до этого ногайский «куллук» применялся по отношению к крымским ханам[13]. Настоящее же подчинение – «холопство», подобно русским подданным, начинает прослеживаться с начала 1630‑х гг., когда ногайские грамоты на государево имя начинают обозначаться как челобитные, и в них появляются характерные уменьшительные формы («мурзишка», «князь Канайка» – это последний ногайский бий и т.п.)[14].

           В системе кочевой государственности правитель являлся верховным военачальником, распределителем кочевий, улусов и административных постов в Орде. Бии и мирзы неоднократно предлагали царям взять на себя определение маршрута кочеваний, раздачу улусов и даже настаивали на введении российского законодательства в Ногайской Орде[15]. И каждый раз правительство им отказывало, что ясно показывало фактический, а не номинальный характер связей, демонстрировало то, что в Москве ногаев все же не считали российскими подданными.

           Столь же противоречиво и положение с взаимным статусом русских и ногайских правителей, в частности с определением старшинства. В самом начале их контактов, до конца XV в., предводители мангытов расценивали себя как старших государей – «отцов» великих князей московских. Затем в грамотах надолго утвердились взаимное обращение «брат» как показатель равноправия. В 1558 г. Исмаил согласился адресоваться к Ивану IV как к «государю», но вскоре передумал и до конца правления все-таки продолжал аттестовать себя как «брата» (хотя царь стал настаивать на категории «друг», указывая, что «братом» ему может доводиться разве что турецкий султан – и не ниже)[16]. Выражение «холоп твой» утвердилось в грамотах ногайских биев только с начала XVII в.

          [16] Неразрешенность вопроса о характере русско-ногай­ских отношений во многом объясняется неясностью критериев определения подданства. Выделенные в литературе критерии[17] неприменимы к ногаям. Их Орда никогда не включалась в большой царский титул; никогда не облагалась ясаком (наоборот, бии и мирзы получали поминки, затем «жалованье» из Москвы); никогда не включалась в административные подразделения Московского царства, а астраханские воеводы осуществляли не управление кочевниками, а общий надзор над ними. Наконец, отношения с ногаями осуществлялись через внешнеполитическое ведомство.

           Вассальная зависимость, несомненно, просматривается со времени инвеституры бия Иштерека Годуновым в 1600 г., но не раньше. И, конечно, все равно не следует расценивать связи обеих стран как «подчинение» и тем более «вхождение в состав России».

           Так же непрост вопрос о протекторате. Обычная схема протектората предусматривает ограничение внешнеполитических сношений и присутствие в протежируемом государстве резидента-советника по внутренним делам[18]. В ногайско-русских отношениях второй признак не заметен совершенно, а вот первый то и дело проявлялся, особенно в первых десятилетиях XVII в., и российского монарха в этом смысле, видимо, можно расценивать как протектора ногаев.

           Вопрос о степени зависимости Ногайской Орды от Московского царства решается, видимо, следующим образом. До конца XVI в. обе стороны являлись союзницами, хотя начиная с середины 50‑х гг. ногайская сторона начала фактически расцениваться как младший партнер. С 1600 г. наступает вассальная зависимость бия от царя, поскольку глава Орды становился таковым по царскому указу и по разработанному русскими властями церемониалу. Более того, Иштерек и мирзы шертовали в том числе на том, что и «вперед князьям нагаиским садитись на княженье ... по государеву ... жалованью и повеленью [17] в царского величества отчине Асторохани. А мимо царского величества жалованья и повеленья самим нам по своей воле на княженье ... не выбирати и не сажати»[19]. Но даже присутствие в подобных соглашениях явных признаков вассалитета и протектората (ограничение внешних сношений) не позволяет считать ногаев жителями Российского государства: с собственными воеводами и наместниками цари договоров не заключали.

           Следовательно, нарастание признаков зависимости на протяжении первой трети XVII в. и приближение смысла понятия «холопством к общерусскому стандарту подданства позволяют заключить, что в конце истории Ногайской Орды между нею и Москвой установились отношения вассалитета с элементами протектората. В целом же в течение второй половины XVI – первых десятилетий XVII в. намечалась тенденция к усилению зависимости и постепенному вхождению Орды в состав России. Но крах ногайской державы не позволил завершиться этому процессу.

 

           [17-19] СНОСКИ оригинального текста

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           А.Л.Хорошкевич:

           Имеется ли археологический материал, который характеризовал бы культуру ногаев в XV-XVI вв. или о ней свидетельствуют только лингвистические изыскания?

           В.В.Трепавлов:

           Своеобразие материальной культуры ногаев в том, что на их территории был единственный город. Это унаследованный от Золотой Орды Сарайчук на реке Урал. В нем время от времени археологами-краеведами проводились разведки и сбор подъемного материала. Причем шурфы, которые закладывались в разных местах городища, давали совершенно разные результаты. По одним шурфам получалось, что большой домонгольский слой, по другим – только слой XIII и XIV вв. Широкие раскопки начаты с 1997 г. Западно-Казахстанской экспедицией при сотрудничестве астраханских археологов.

           Результаты раскопок развалин Сарайчука говорят о том, что это был прежде всего колоссальный некрополь, [20] который действовал на протяжении по крайней мере XIII-XVI вв. Там в течение 400 лет хоронили представителей джучидской династии и ногайских правителей. Все здания, которые на сегодняшний день открыты в Сарайчуке, – это мавзолеи, так называемые кешеен, или мазары. По письменным источникам известно, что в городе была мечеть и тюрьма, но ничего похожего пока не обнаружено.

           Четыре года назад вышла книга молодого американского исследователя Дэвида Дэвиза об исламизации Золотой Орды. Еще до начала раскопок Сарайчука он сформулировал идею о том, что этот город на протяжении столетий был сакральным, может быть еще языческим, домусульманским центром в этой части Евразии. Сосредоточение здесь ханских усыпальниц показывает, что такое особое духовное, идеологическое значение у Сарайчука действительно было.

           А что касается других материальных остатков, то пути кочевания и зимние стоянки очень трудно уловимы археологически, и мне о них ничего не известно.

           А.Л.Хорошкевич:

           Не могло быть так, что ногаи просто унаследовали ордынскую культуру, и усвоение русскими материального быта происходило в основном в XVI в., когда были ногаи, а представления перенесены с ордынцев на ногайцев?

           В.В.Трепавлов:

           Нет сомнения, что ногаи унаследовали кочевую цивилизацию Золотой Орды и еще доордынских кипчаков, но, видимо, широкое внедрение этих явлений в руский быт произошло уже в ногайскую эпоху. Поэтому, думаю, и появились эти термины – «ногайская плеть» и «ногайский нож».

           А.Л.Хорошкевич:

           Но ведь нет таких аналогичных ордынских названий?

          [21]В.В.Трепавлов:

           Я думаю, что когда пошел многотысячный конский импорт в Россию от ногаев, антураж степного всадника и был привнесен. Это, видимо, началось в первой половине XVI в. и в языке утвердилось к концу столетия.

           Ю.А.Тихонов:

           Но у ордынцев был другой конский антураж?

           В.В.Трепавлов:

           Нет, тот же самый, но в русской терминологии эти заимствования связаны с ногаями.

           В.Я.Гросул:

           Занимаетесь ли Вы Едисанской Ордой, и если да, то по каким источникам? И следите ли вы за турецкими публикациями?

           В.В.Трепавлов:

           Едисанская Орда – это одно из поздних образований ногаев в Юго-Восточной Европе. Я заканчиваю исследование на первой трети XVII в. и едисанами занимаюсь только в то время, когда они были еще на Волге, до переселения в Молдавию. Источники у меня в основном русские – астраханские воеводские отписки.

           Что касается турецких историков, то их ногаи практически не интересуют, есть лишь какие-то общие упоминания. Если они и обращают внимание на север, то, конечно, в основном на Крым, на бывшего османского вассала.

           Н.М.Рогожин:

           В докладе неоднократно упоминалось о государственности Ногайской Орды. С какого периода, по Вашему мнению, можно говорить о существовании этой государственности? Что вы вкладываете в этот термин «госу­дарственность» по отношению к Ногайской Орде?

          [22] И еще один вопрос. Известно, что в Посольском приказе наиболее ранние материалы по Ногайской Орде (это вообще самые ранние из дипломатических документов) относятся к концу XV в., к 1489 г., а какими источниками вы пользовались до этого периода?

           В.В.Трепавлов:

           Вопрос о государственности – один из самых сложных. Ногайская Орда вызревала в недрах Золотой Орды, и кое-что в управлении она, конечно, унаследовала. Но долгое время ногаи имели зависимый статус: они формально подчинялись то узбекским, то казахским ханам. В начале XVI в. они избавились от сюзеренитета вышестоящих ханов и усилились настолько, что сумели я бы даже сказал, осмелились придать своей Орде некоторые формальные признаки кочевого государства, то есть разделили территорию на «крылья» (а это в кочевом мире обязательный признак независимой державы); назначили наместников, то есть ввели провинциальное давление, особую администрацию для провинций; при правителе Ногайской Орды появился двор. Вот такие были первоначальные признаки государственности. Мною написана книга, в которой этому вопросу посвящена отдельная глава. Я воспользовался терминологией концепции раннего государства и применил к государственному строю Ногайской Орды понятие «зачаточное государство». То есть некоторые признаки государственности появились, но, конечно, Ногайскую Орду считать полноценным государством, подобным татарским ханствам и уж тем более России, нельзя. Когда там была стабильность, политическое спокойствие, тогда признаки административного управления четко просматриваются по источникам; как только начинается смута или очередные распри – опять становятся независимыми улусы, опять они сражаются между собой, и эта система распадается. Когда наступает стабилизация – устанавливается администрация, провинциальное деление и т.п.

          [23] Что касается источников до 1489 г., то, действительно, до этой даты русских источников и не могло появиться, потому что в самой первой грамоте, которую ногаи прислали в Москву, они так и пишут: до этого времени «юрт наш далече отшел», т.е. был далеко от московских рубежей. В XV в. их история в основном была связана с мусульманским миром, и источники в основном идут из Средней Азии и из Ирана. Сложился так называемый тимуридский круг источников и шейбанидский круг – вот на основах этих хроник я и постарался реконструировать раннюю историю Ногайской Орды.

           В.А.Кучкин:

           А русские ранние летописи периода до 1489 г. дают какую-либо информацию о ногаях?

           В.В.Трепавлов:

           Нет, почти ничего не дают.

           Ш.Ф.Мухамедьяров:

           В том комплексе документов, который вы просмотрели, встречается иногда понятие Номоганский Юрт. На какую территорию оно распространялось?

           В.В.Трепавлов:

           Номоганский Юрт, по моему мнению, это синоним Большой Орды. По тем контекстам, которые мне встречались, это действительно Большая Орда, т.е. формальная наследница Золотой Орды в низовьях Волги и южно-русских степях.

           Ш.Ф.Мухамедьяров:

           Не Астраханское ханство?

           В.В.Трепавлов:

           Нет.

          [24] В.А.Кучкин:

           Когда было самое позднее употребление этнонима «мангыт» в русских источниках?

           В.В.Трепавлов:

           «Мангыт» – это общеупотребительный синоним слова «ногай» в среднеазиатских источниках. Самое позднее употребление в русских источниках, по-моему, – 1552 г.

           В.А.Кучкин:

           А в XVII в. такого нет?

           В.В.Трепавлов:

           Нет. Я не помню.

           В.А.Кучкин:

           Когда заключалось соглашение с Россией, которое ограничивало внешнеполитическую деятельность ногаев, они, тем не менее, начинали войны с кем-нибудь?

           В.В.Трепавлов:

           Обычно оговаривалось условие не сноситься с такими-то правителями и не воевать без ведома великого государя.

           А.А.Горский:

           Вы говорили о признании ногаями ханов узбекских и казахских в XVI в. Не фиксируете ли вы какие-то периоды, когда признавались другие ханы?

           Какие факты вы имели в виду, когда сказали, что на раннем этапе правители Ногайской Орды в обращении к московским государям называли себя «отцами»?

           В.В.Трепавлов:

           Говоря о категориях «сын» и «отец», я имел в виду, во-первых, летописные известия об отношениях между Едигеем и Василием Дмитриевичем, и, во-вторых, переписку большеордынского беклярибеке Тимура (это правнук Едигея) с московским государем. Сама переписка [25] сохранилась очень фрагментарно, но позднее ногайская знать регулярно считала нужным напоминать великим князьям и царям, что ее предок Тимур считался «отцом» по отношению к московскому государю.

           Что касается подчинения другим монархам, помимо московских, казахских и узбекских, то в конце XV в. сво­им формальным государем ногаи признали основателя Тюменского ханства Ибака, и именно под его командованием они и разгромили хана Ахмеда в 1481 г., когда тот отступил от Угры. Но в основном они все же подчинялись узбекским и казахским ханам, а подчинение Сибири было кратковременным эпизодом.

           А.Л.Хорошкевич:

           Вы не предлагаете продолжить начатую Николаем Михайловичем Рогожиным и его коллегами публикацию Ногайских книг?

           В.В.Трепавлов:

           Не думал об этом. Иштван Вашари, известный венгерский тюрколог, собрал все арабописьменные оригиналы ногайских грамот и предложил мне сотрудничать при их издании и комментировании. Интересный проект. Но он был назначен послом Венгрии в Тегеране, и пока эта работа остановилась.

           Ш.Ф.Мухамедьяров:

           Тема, которой посвятил свой доклад В.В.Трепавлов, имеет очень важное, принципиальное значение для истории Российского государства. В связи с этим мне хочется напомнить, что ровно 175 лет тому назад Российская Академия наук объявила конкурс о написании труда, посвященного влиянию татар на историю России. Конкурс 1826 г., где по условиям была гарантирована большая сумма золотом, не состоялся, поданные сочинения не были утверждены, и он был повторен через несколько лет. На этот раз было представлено сочинение венского [26] профессора И.Хаммер-Пургшталя «История Золотой Орды». Комиссия Академии наук в составе Х.Френа и еще двух членов Академии не признала его работу достойной поощрений, тем не менее автор издал свой труд. Это более 1200 листов на немецком языке. Его книга до сих пор остается самым полным сочинением по Золотой Орде, а конкурс так и закончился безрезультатно.

           До сих пор в русской исторической науке проблемы, связанные с татарским игом, с Золотой Ордой, вызывают массу противоречивых суждений, хотя за эти 175 лет сделано немало. Еще в прошлом веке были выпущены В.Г.Тизенгаузеном материалы по истории Золотой Орды – извлечения из арабских сочинений. Второй том переводов Тизенгаузена уже после его смерти советские востоковеды опубликовали буквально за несколько дней до войны. Это были персидские сочинения. Сводная работа была задумана в 30‑х годах Александром Юрьевичем Якубовским. После войны, в очень трудное время, вместе с Борисом Дмитриевичем Грековым он опубликовал книгу по Золотой Орде. Но в ней изложение почему-то заканчивается 1480‑м г. – датой, в русской истории довольно известной. Но, с другой стороны, дальше исследования почти не развивались, в том числе и тот сюжет, который сегодня представил нашему вниманию докладчик.

           История Золотой Орды была страшно политизирована. Это объясняется, в частности, тем, что  в  1944 г.  произошло выселение крымских татар, были приняты специальные постановления ЦК партии об идеологических ошибках   татарской, башкирской парторганизаций, против   идеализации Золотой орды и другие. Т.е. на данной теме долгие  годы практически лежало табу. И удивительно, что в то время появились такие работы, как книга А.А.Ново­сельского. Фактически Вадим Винцерович продолжает исследовать именно эти темы. И в этом смысле то, что он поднял весь комплекс ногайских дел (а ногайские дела – один из наиболее сохранившихся комплексов в Архиве [27] древних актов) и попытался их обобщить, безусловно заслуживает одобрения. Обилие вопросов при обсуждении говорит об исключительно большом интересе аудитории.

           Можно было бы пожелать докладчику продолжить исследование по позднейшим ногайским государствам, которых было пять: Кубанская Орда, Буджакская Орда, Едисанская, Едишкульская, т.е. целое «ожерелье» ногайских государств. Этими сюжетами кое-где занимаются за границей. Несколько работ упоминалось и докладчиком.

           Если взять такой общеизвестный факт, что Золотая Орда будто бы окончательно прекратила свое существование и была разгромлена в 1502 г. Менгли-Гиреем – даже об этом событии у нас пока нет полного представления. И дай бог, чтобы с помощью большой работы, которая подготовлена Вадимом Винцеровичем, у нас появилась возможность лучше представить очень интересные проблемы взаимоотношений России именно с восточными народами, с татарами, с Золотой Ордой и наследниками Золотой Орды, потому, что без изучения связи России с Востоком, с татарами, с ногайцами очень трудно вообще понять многие интересные факты из истории России. И поэтому я целиком и полностью поддерживаю основные положения, принципиальные моменты доклада Вадима Винцеровича. Хочется пожелать ему, чтобы он продолжил эту работу.

           Н.Е.Бекмаханова:

           Я очень рада, что эта тема прозвучала сегодня в виде доклада. Наш Центр ознакомился с рукописью монографии «История Ногайской Орды». Надо отдать должное данной работе. Вадим Винцерович, наверное, единственный исследователь, который сгруппировал все, что было возможно и по восточным, и по русским источникам, для того, чтобы осветить эту проблему. Кроме того он изучил большой хронологический отрезок, огромную территорию. Его заслуга состоит и в том, что он рассматривает собственную историю Мангытского Юрта, а не применительно [28] к казахским жузам, к средневековым ханствам, к Сибири, к Нижнему Поволжью, как было до этого.

           Конечно, многие вещи очень спорны. Территориальные вопросы, проблемы исторической географии, принадлежность земель – это та тема, которая, надо признать, сегодня является очень болезненной, потому что пересматривается средневековая история государств СНГ, в частности, Казахстана, Узбекистана и Туркмении. Поэтому я думаю, что выводы докладчика будут сложно восприниматься историками этих стран. Наверное, его книга будет ответом на очень многие вопросы и, может быть, поставит под сомнение идеи «тысячелетней» истории, которая все удревляется и удревляется, причем новые книги и многотомники, готовящиеся во всех этих государствах, к сожалению, имеют тенденцию начинать историю национальной государственности за пять тысяч лет, хотя ранее считалось, что время формирования, например, казахского, узбекского, туркменского народов – это XV и начало XVI в. Однако теперь все это пересматривается и, я даже считаю, что фальсифицируется. Поэтому в данном отношении книга будет очень нужна и ценна.

           Я хотела бы обратить внимание и на картографический материал, который присутствует в работе, заставляет подумать, например, о том, что сейчас идут споры по сибирской и западной границам Казахстана, и в связи с этим приведенные докладчиком данные, хотя они недостаточны, – в отношении размежевания яицких казаков, Мангытского юрта, младшего казахского жуза, – ставят вопрос о западной казахской границе. Это очень интересно, нужно и важно. Хотя и здесь тоже очень много проблем, еще не совсем ясных в связи с тем, что сведения очень скудны. Тем не менее эти вопросы нужно решать, рассматривать, потому что за ними может стоять территориальный конфликт, и это является как бы исторической подоплекой будущих конфликтов, если объединительные процессы в СНГ не изменят ту политическую ситуацию, которая складывается сегодня.

          [29] Поэтому я очень высоко оцениваю данную работу и считаю, что она должна быть опубликована и привлечет внимание исследователей к этой проблеме.

           С.М.Каштанов:

           Мне понравилось, что автор применяет дипломатические методы анализа документов. Это вполне естественно, но не всегда исследователи обращают на них внимание. Формулы, которые есть в письмах, всегда очень ярко характеризуют характер взаимоотношений. Поэтому я приветствую это направление вашего источниковедческого анализа.

           В.В.Трепавлов:

           Благодарю всех, кто выступил по поводу доклада. Хочу высказаться лишь относительно территориальных проблем.

           Действительно, в современной историографии восточных государств СНГ, особенно Казахстана, это очень болезненный вопрос, и поэтому я посвятил в книге особый очерк о территории и границах, где постарался максимально учесть доступный источниковый материал, и там, где было возможно, буквально по десяткам километров показать разграничение кочевий.

           Если у казахстанских коллег будут возражения, то пусть они едут в московские архивы, занимаются со средневековыми документами и опровергают. Это единственный способ доказательно оспорить выводы, которые построены мною на обширном материале.

           Я благодарю Ученый совет за благожелательное отношение и буду работать дальше.

           Ю.А.Тихонов:

           Мы прослушали очень интересный доклад. Многие страницы отечественной истории раскрылись перед нами по-новому, для многих впервые и с неожиданных сторон.

           Доклад вызвал большое количество вопросов, существенных для автора. Вопросы и выступления помогут ему еще раз обдумать целый ряд проблем изучаемой им темы.



* Доклад на заседании Ученого совета ИРИ РАН 3 февраля 2000 г.



[1] Фишер И.Э. Сибирская история с самого открытия Сибири до завоевания сей земли российским оружием. СПб., 1774. С. 90.

[2] Сафаргалиев М.Г. Ногайская Орда в середине XVI в. Канд. дисс. М., 1938 (Научная библиотека МГУ, рукопись). С. 8.

[3] См.: Трепавлов В.В. Ногаи в Башкирии XV-XVII вв. Княжеские роды ногайского происхождения. Уфа, 1997.

[4] См., например: Российский государственный архив древних актов (далее – РГАДА). Ф. 127. Оп. 1. Д. 9. Л. 95; 1586 г. Д. 5. Л. 5, 8.

[5] Об этих проблемах см., например: Айтмуратов Д. Тюркские эт­нонимы: каракалпак, черные клобуки, черкес, башкурт, кыргыз, уйгур, тюрк, печенег, сак, массагет, скиф. Нукус, 1986. С. 13; Валеев Ф.Т., Томилов Н.А. Татары Западной Сибири: история и культура. Новосибирск, 1996. С. 25, 30; Валиханов Ч.Ч. Указ. соч. Т. 1. Алма-Ата, 1961. С. 388; Давкараев Н. Очерки по истории дореволюционной каракалпакской литературы. Ташкент, 1959. С. 68; Катанов Н.Ф. О религиозных войнах учеников шейха Багауддина против иноверцев Западной Сибири // Ученые записки Казанского университета. Вып. 12. 1903. С. 136, 143, 150; Кузеев Р.Г. Историческая этнография башкирского народа. Уфа, 1978. С. 180; Очерки истории Каракалпакской АССР. Т. 1. Ташкент, 1964. С. 124; Толстова Л. С. Исторический фольклор каракалпаков как источник для изучения этногенеза и этнокультурных связей этого народа // Этническая история и фольклор. М., 1977. С. 159, 161; Толстова Л.С., Утемисов А. Исторический фольклор северо-восточных каракалпаков // Вестник Каракалпакского филиала АН Узбекской ССР. 1963. Вып. 4(14). С. 43; Томилов Н.А. Сибирские татары – кто они? // От Урала до Енисея: (Народы Западной и Средней Сибири). Кн. 1. Томск, 1995. С. 31, 32, 34.

[6] Денисова М.М. Поместная конница и ее вооружение в XVI-XVII вв. // Труды Государственного исторического музея. Вып. 20. М., 1948. С. 40; Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М.-Л., 1951. С. 48; Kappeler A. A Voskau und die Steppe: das Verhдalthis zu den Nogai-Tataren im. Jahrhundert // Forschungen zur osteuropдaischen Geschichte. 1992. B. 46. S. 95; The Caucasus barrier The Russian advance toward the Muslim world. L., 1992. P. 22.

[7] Калоев Б.А. Скотоводство народов Северного Кавказа: (С древнейших времен до начала XX в.). М., 1993. С. 60, 87; Очерки истории СССР. Период феодализма. XVII в. М., 1955. С. 47; Трепавлов В.В. Конь боевой и романовский полушубок // Родина. 1997. № 3/4. С. 112.

[8] Мухаметшин Ю.Г. Этнографический обзор поселений, усадеб и построек татар Астраханской области // Астраханские татары. Казань, 1992. С. 68, 160; Новосельский А.А. Из истории донской торговли в XVII веке // Исторические записки. Т. 26. 1948. С. 214; Очерки истории СССР. Период феодализма. IX-XV вв. Ч. 2: XIV-XV вв. М., 1953. С. 463; Уразманова Р.К. Праздники и обряды астраханских татар // Астраханские татары. С. 91.

[9] РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. 1642 г. Д. 1. Л. 112; Эвлия Челеби. Книга путешествия: (Извлечения из сочинения турецкого путешественника XVII в.). Вып. 1: Земли Молдавии и Украины. М., 1961. С. 101.

[10] Валиханов Ч.Ч. Собр. соч. Т. 3. Алма-Ата, 1964. С. 36; Т. 4. Алма-Ата, 1968. С. 491, 492.

[11] Hellie R., Kochekaev B.-A. Nogaisko-russkie otnoshenia v XV-XVIII vv. Alma-Ata; Nauka, 1988// Russian History. 1990. Vol. 17. № 1. P. 103.

[12] «Куллукумуз» арабописьменного оригинала грамоты казыевского мирзы Али б. Хорошая Уракова 1629 г. переведено в Посольском приказе как «наше холопство» (РГАДА. Ф. 1629 г. Д. 1. Л. 311, 312).

[13] См.: Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою Ордами и с Турцией. Т. 1. СПб., 1884. С. 207, 208.

[14] См., например: РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. 1630 г. Д. 3. Л. 42; 1631 г. Д. 1. Л. 69.

[15] См.: Там же. Оп. 1. Д. 6. Л. 207, 207 об.; 1586 г. Д. 3. Л. 4; 1629 г. Д. 1. Л. 137, 138, 142.

[16] См., например: Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой: 1489 -1549 гг. Махачкала, 1995. С. 94, 159, 193, 194, 205, 214.

[17] См., например: Кочекаев Б.-А.Б. К вопросу присоединения Ногайской Орды к России // Изв. АН Казахской ССР. Сер. обществ. наук. 1969. № 6. С. 58, 59; он же. Ногайско-русские отношения в XV-XVIII вв. Алма-Ата, 1988. С. 97, 98; Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI – начале XVIII века. М., 1972. С. 45; Трепавлов В.В. Формирование системы отношений между Центром и национальными окраинами в России (XVI-XX века) // Россия в XX веке: Проблемы национальных отношений. М., 1999. С. 116, 117.

[18] Национальные окраины Российской империи. Становление и развитие системы управления. М., 1998. С. 375 и след.

[19] Акты времени правления царя Василия Шуйского (1606 г. – 17 июля 1610 г.). М., 1914. С. 108; РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. 1604 г. Д. 1. Л. 11.