Доклады Института российской истории РАН. 1995-1996 гг. / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 1997. 250 с. 16 п.л. 24,15 уч.-изд.л. 250 экз.

Контактные зоны Восточной Европы: узловые проблемы и задачи изучения


Автор
Агаджанов Сергей Григорьевич (1928-1997)


Аннотация


Ключевые слова


Шкала времени – век
X XX


Библиографическое описание:
Агаджанов С.Г. Контактные зоны Восточной Европы: узловые проблемы и задачи изучения // Доклады Института российской истории РАН. 1995-1996 гг. / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 1997. С. 5-36.


Текст статьи

[5] 

С.Г.Агаджанов

КОНТАКТНЫЕ ЗОНЫ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ: УЗЛОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ЗАДАЧИ ИЗУЧЕНИЯ[1]

 

           Исторические ареалы, сложившиеся в результате дли­тельных процессов этнического, хозяйственного, торгово-экономического, социального и культурного взаимодействия, сыграли важную роль в судьбе народов Восточной Европы. Поэтому выявление их генезиса, путей формирования, разви­тия и эволюции должно занять достойное место в научных исследованиях общерегионального и субрегионального на­правления. Фундаментом изучения должен стать комплекс археологических, письменных, фольклорных, этнографичес­ких и других источников. Вместе с тем, необходимо уделить внимание сформировавшимся уже в древности историко-географическим представлениям о контактных зонах евразий­ского мира. В этой связи можно отметить некоторые взгляды, имеющие не только историко-познавательное, но и концеп­туальное значение. Существование особых сфер межцивилизационного общения в пределах эйкумены, обитаемой части планеты, было известно еще в античную эпоху. Однако эти пространственно-временные представления сводились, глав­ным образом, к изображению военных и торговых отношений между эллинистическим миром и варварской периферией. Одновременно происходило формирование образа весьма своеобразной, как бы разделявшей и вместе с тем объединяв­шей пограничной буферной зоны (лимеса, лимитрофа). Даль­нейшие представления о таких ареалах наполняются более реальным новым содержанием в Римской и Византийской империях, европейских государствах средневекового и нового времени. В частности, в VII—VIII вв. развивается военно- административная фемная система, получившая некоторое распространение и в подвластных Западно-Римской державе колониях на северном побережье Черного моря и в Крыму, [6] хотя здесь имелись свои особенности. В период существова­ния Франкского государства возникает понятие о марке как особой социальной единице и пограничной зоне с разнопле­менным населением.

           Заслуживают внимания и древнерусские представления о евразийском коридоре и Диком поле, служившем естествен­ным рубежом между степной и лесной полосой Восточной Европы. В «Повести временных лет» приведены любопытные суждения о лежащей далеко на востоке зоне пустынь, откуда с периодической закономерностью происходит вторжение номадов в пределы Киевской Руси.

           В нашу задачу не входит детальный обзор и анализ всех историко-географических идей, связанных с контактными зо­нами Восточной Европы. Следует лишь отметить некоторую преемственность между ними и концепциями западной исто­риографии более позднего времени. В этом отношении зас­луживает, в частности, внимания утверждение М.Рамбо о том, что Византийская империя возникла как «средневековое государство, расположенное по крайней границе Европы, по соседству с азиатским варварским миром». Очевидно, в таком же аспекте следует рассматривать и теорию «культурных об­ластей», получившую распространение в американской и за­падноевропейской этнографии. В ее основе лежит идея о формировании и развитии исторических регионов под воз­действием природной среды, людских ресурсов и длительных многосторонних связей. Определенный интерес в этом отно­шении представляет и современный «пограничный метод» изучения историко-культурных провинций. При этом конк­ретные регионы исследуются в рамках не просто государ­ственных, а реально сложившихся административно-террито­риальных делений. Западные ученые, опираясь на такой под­ход, исследуют и комплексы синтезных явлений, миграцион­ные и колонизационные процессы, формирование рынка за­нятости, системы коммуникаций и т.д.

           Определенная преемственность обнаруживается и между древнерусскими летописными представлениями и теориями [7] историков дореволюционной России о контактных зонах Во­сточной Европы. Наиболее показательны в данном  отноше­нии взгляды известного русского исследователя С.М.Со­ловьева, по мнению которого обширные пространства Вели­кой Русской равнины, состоявшие из лесной и степной поло­сы, служили естественной границей оседлого населения со скотоводческим. Направляясь периодически из Центральной Азии в Восточную Европу, номады совершали нападения на восточных славян и другие народы лесной зоны. Отсюда вза­имоотношения между кочевниками и земледельческим насе­лением характеризуются как вековая борьба «леса со степью» Однако после распада Золотой Орды и возникших на ее об­ломках феодальных государств и владений Поволжья и Приуралья оборона от вторжений номадов сменяется продвиже­нием России вглубь Евразии. Соответственно изменяются и границы, значительно расширяется ареал взаимодействия  русского народа с этносами и культурами Сибири, Кавказа, Центральной Азии и Дальнего Востока.

           Проблема контактных зон Восточной Европы, взятая в целом, изучена в настоящее время неполно и крайне нерав­номерно. Применительно к ее юго-восточным областям наи­большее освещение она получила в работах археологов и ис­ториков-номадистов. В последние годы опубликовано не­сколько тематических сборников, знакомящих с историко- культурными процессами древности, средневековья и нового времени в Северном Причерноморье, среднем Приднепровье, Нижнем Подонье. Определенное значение в этом отношении имеют и научные конференции 80-х — 90-х гг, посвященные взаимодействию кочевых и оседлых цивилизаций Евразии, России и Востока. Вместе с тем, остается еще немало  спор­ных и нерешенных вопросов, связанных с исследованием контактных зон Восточной Европы. Одной из таких проблем является определение самого рассматриваемого термина в региональном и субрегиональном плане. Сейчас фактически отсутствует единый научно-понятийный аппарат, столь необ­ходимый для его детерминации.

           [8] В существующей историко-географической литературе для обозначения контактных ареалов нередко употребляются термины «лимес» и «лимитрофии». Они характеризуются как пограничные области, имеющие свою фортификацию и сис­тему коммуникаций. Внутреннее устройство этих зон ставится в зависимость от типа государства (империи) и особенностей его взаимодействия с соседними народами.

           В последние годы в научный оборот все чаще вводится понятие «контактная зона». Применительно к нашему регио­ну оно, кажется, впервые было употреблено в отечественных работах 50-х - 60-х гг., посвященных истории раннего сред­невековья стран Восточной и Центральной Европы. Однако до сих пор нет однозначной трактовки внутреннего содержа­ния и функциональной роли данного термина. Существуют и различные подходы к пространственно-временной детерми­нации и механизму взаимодействия в рамках таких истори­ческих ареалов. Определение этого понятия нередко зависит от конкретной научной области, изучаемой страны и конти­нента. Значительное распространение при этом имеет трак­товка контактных зон как территорий, разделяющих одно или несколько государств или цивилизаций. В определении их си­стемообразующих элементов в одних случаях главный упор делается на природно-географические условия, а в других - на этнокультурные и социальные факторы. В последнее время исследователями выдвигается идея многокомпонентного ана­лиза с учетом административной структуры, этноконфессио­нальных признаков и ментальности. Подчеркивается также существование в историческом прошлом в качестве подобных зон специфических территориальных единиц, имевших свои демографические, религиозные и прочие особенности. Одна из таких лимитрофий, где происходило активное взаимодей­ствие армянской и византийской культур, располагалась на восточных границах Восточно-Римской империи.

            Следует подчеркнуть, что отсутствие единого понятийно­го аппарата и научно обоснованных критериев создают зна­чительные трудности для сущностной детерминации контакт[9] ной зоны. Плодотворное исследование данной проблемы, по нашему мнению, должно вестись в обозримом будущем как  на фактическом, так и теоретическом уровнях. Важное значе­ние при этом имеет применение комплексного анализа, опи­рающегося на совокупность достоверных источников. Успеш­ное изучение генезиса и особенностей контактных ареалов  зависит от учета многих факторов, связанных с природой и обществом. Предметом исследования должны поэтому слу­жить не только исторические реалии, но и экология тех или иных регионов. Специальные научные изыскания показали, что природные условия издавна влияли на очертания границ культурных ареалов исследуемого региона. В этой связи    прежде всего необходимо отметить роль периодических трансгрессий Азовского, Черного и Каспийского морей. Подъемы и спады уровней их водного зеркала сказывались на особенностях расселения и хозяйстве местного населения.  Эвстатические колебания подобного рода наряду с антропо­генным фактором влияли на формирование территорий исто­рико-культурных зон. В качестве примера можно указать на последствия так называемой черноморской трансгрессии,    когда повышение уровня Черного и Азовского морей привело к изменению облика и размеров дельты реки Дон. Однако к середине II тысячелетия до н.э. наблюдается отступление вод Азовского моря, что способствовало заселению и освоению побережья Северо-Восточного Приазовья. В античную пору в этом субрегионе важную роль играл г. Танаис, поддерживав­ший в IV— III вв. до н.э. активные торговые связи с эллинс­кими колониями Северного Причерноморья. Необходимо также отметить, что полторы-две тысячи лет тому назад при­родные условия Европы значительно отличались от совре­менных. Обширные пространства к северу от Альп и Дуная и к востоку от Рейна были покрыты густыми лесами и топкими болотами. Природная среда основной части континента резко контрастировала с ландшафтом и благодатным климатом  Средиземноморья. Отличался и сам образ жизни обитавших [10] там племен, казавшихся греко-римскому миру дикими варва­рами, разрушителями культуры.

           Ареал и характер этнокультурных контактов определялись не только экологическими условиями, но и основными сред­ствами транспорта, направлением речных и морских путей. В конечном итоге они, наряду с прочими факторами, обуслав­ливали как различие, так и сходство взаимодействующих культур, ускоряли либо замедляли историческое развитие.

           Природная среда Восточной Европы благоприятствовала развитию экономических и других контактов между ее субре­гионами. Текущие в меридиональном направлении многовод­ные реки - Днепр, Дон, Волга связывали Зауралье с Прибал­тикой, Северным Причерноморьем, Крымом, Кавказом. Пе­ресекая обширный пояс евразийских степей, они  содейство­вали историческим контактам земледельческого и скотовод­ческого населения Юго-Восточной Европы. В ходе периоди­ческих миграций кочевников, укрепления торговых связей  происходило взаимодействие различных хозяйственно-культурных типов, этнических и прочих традиций. Поэтому данный регион издавна служил крупным  узлом  культурогене­за в южной части Восточной Европы.

           В соответствии с античными географическими представ­лениями, граница между Европой и Азией проходила по р.    Танаис (Дон). Лесная полоса в ту далекую пору спускалась на востоке почти до самого Каспийского моря, а на западе дос­тигала, вплоть до позднего средневековья, берегов Азова. Ли­ния смешанных лесов проходила тогда значительно южнее ее современных границ, что определяло и рубежи историко-культурных ареалов.

           Разделение на две естественно-географические зоны — лесную и степную — сыграло важную роль в историческом развитии Восточной Европы. Представители евразийской   школы считали, что эти природные границы «обособили    оседлую европейскую цивилизацию Великой Степи». Однако   в реальной действительности происходило не столько обособ­ление, сколько взаимодействие двух несхожих культур.

           [11] Следует отметить также, что естественные рубежи между рассматриваемыми зонами не были константной величиной и измерялись под воздействием комплекса факторов. Немало­важную роль в этом играла активная деятельность человека, в особенности рубка леса в хозяйственных целях. Благодаря ан­тропогенному фактору леса отступали с юга на север, изменяя границы земледельческих и скотоводческих регионов.

           Изучение генезиса и особенностей формирования кон­тактных зон Восточной Европы невозможно без освещения конкретных политических событий, путей образования госу­дарственно-административных структур, без учета этнокуль­турной среды, миграционных, колонизационных и других процессов. Определенное эвристическое значение при этом обретает применение комплексных приемов исследования, используемых в общественных и гуманитарных науках. Весь­ма эффективным нам представляется использование компара­тивного метода, основанного на типологическом анализе ис­торических явлений. «Типологический метод, — справедливо пишет А.Д.Люблинская, — предполагает доведение в истори­ческом познании сравнительного метода до его полного и наиболее результативного выражения. Сравнению, а вслед за ним и новому исследованию, должны подвергаться не от­дельные, хотя и важные явления и процессы, но целостные комплексы важнейших компонентов. Тогда сравнение типо­логических объектов даст возможность вскрыть глубокие сходства и отличия и установить их постоянную или времен­ную роль в развитии стран и континентов».

            Весьма перспективным нам представляется и использова­ние научных концепций современной этнологии, в особенно­сти теории историко-культурных провинций и хозяйственно­культурных типов. Начатые советскими этнографами (М.Г.Левиным, Н.Н.Чебоксаровым, Я.В.Чесновым, Б.В.Анд­рияновым) разработки в этом направлении показали их осо­бую эффективность при освещении противоречивых синтез­ных явлений в истории.

            [12] В сложении контактных зон немаловажную роль играло политико-административное устройство, связанное с образо­ванием новых государств и расширением их территориальных пределов. Данный фактор выступал в качестве и структурооб­разующего компонента, и механизма нивелирования и адап­тации населения порубежных регионов и субрегионов. Исто­рия народов Восточной Европы содержит немало интересных страниц, позволяющих судить о таких процессах. В качестве примера можно указать на события второй половины XVI — начала XVII вв., когда южные рубежи Московской Руси после взятия Казани и Астрахани вплотную подошли к Нижнему Подонью и Северному Приазовью. В этом регионе существо­вала уже целая линия казачьих городков с весьма пестрым эт­ническим составом. Основное его ядро было славянским, но имелись и компактные группы татарского, калмыцкого, ады­гейского населения. В ходе русско-турецких войн XVIII в. здесь была введена российская административная система, которая затем начала распространяться и на соседние народы Северного Кавказа. Постепенное включение жителей кордон­ных линий в общеимперскую административную систему подстегнуло развитие хозяйственного обмена, усилило торго­вый оборот и этнокультурные связи в регионе. В определен­ной мерс этому способствовало и колонизационное движение на юг русского и украинского населения, хотя оно сопровож­далось и локальными столкновениями с коренными  жителя­ми. В рассматриваемом аспекте немаловажное значение име­ло и направление главных торгово-экономических магистра­лей, имевших международное значение. Сухопутные, речные и морские пути определяли не только степень интенсивности менового и денежного обмена, но и влияли на стабильность и пространственную трансформацию самой контактной зоны. В этом отношении весьма показательны военные походы Тиму­ра в конце XIV в. против Золотой Орды. Разгром его воинами транзитных пунктов и городов в Нижнем Поволжье изменил направление важной международной трассы, связывавшей Восточную Европу с Центральной Азией, Средним и Ближ[13]ним Востоком. В свою очередь это привело к ослаблению и переориентации внутрирегиональных экономических контак­тов. Походы Тимура, а затем и взятие турками Константино­поля нарушили и экономические отношения Крыма и Север­ного Причерноморья с Восточной Европой, Италией, Егип­том. Пришла в упадок торговля Каффы (Феодосии) с Мос­ковским государством, Приднестровьем и Приднепровьем.

           Крупные завоевательные походы и войны не только де­формировали границы контактных зон, но и могли повлечь за собой изменение их культурно-хозяйственного облика. В час­тности, после Батыева нашествия и образования Золотой Ор­ды происходит формирование пестрого по этническому со­ставу населения в степных оазисах Поволжья и Подонья. В покоренных монголами субрегионах Волжской Булгарии и юго-восточных областях Руси, в Крыму, на Кавказе происхо­дит синтез привнесенных завоевателями дальневосточных компонентов с местными традициями, с культурой среднеази­атского и ближневосточного происхождения.

           В истории контактных зон немаловажное значение имело и взаимодействие религиозных культов, что накладывало свой отпечаток на характер и специфику межрегиональных отно­шений. Этнорелигиозные процессы в рассматриваемых ареа­лах протекали в основном в форме христианизации и ислами­зации местного населения. Правда, в IX в. в Хазарском кага­нате получила распространение и иудейская вера. Однако иудаизм, ставший религией правящей верхушки, не охватывал все население каганата. Попытка же хазарских миссионеров навязать иудейство восточным славянам и другим соседним народам не привела к успеху.

           Главным очагом распространения мусульманской веры в Восточной Европе являлось Среднее Поволжье. В X в. ислам стал государственной религией Волжской  Булгарии,  а  в  XIV в. - Золотой Орды. Более широкий резонанс процесс инфильтрации мусульманства получает с образованием Ка­занского ханства, стремившегося обратить в ислам соседние тюркские и часть финно-угорских народов, исповедовавших [14] язычество. После вхождения в состав России принимают крещение отдельные группы коренных жителей Поволжья и Приуралья. Христианская вера распространяется и среди влившихся в казацкую массу ногайцев, татар, калмыков. Од­ним из важных условий их приема в казачество являлось «выполнение обрядов православия».

           Религиозный фактор в контактных ареалах играл нео­днозначную роль, накладывая свой отпечаток на этнокуль­турные и внешнеполитические отношения. В одних случаях он вел к военным столкновениям и весьма длительному рели­гиозно-культурному противостоянию. Наглядным примером в этом плане является взаимоотношение Северо-Западной и Южной Руси с рыцарскими орденами и государствами При­балтики и Западной Европы. Крестоносная агрессия на вос­ток с конца 20-х до 40-х гг. XIII в. привела к нарастанию во­енной конфронтации с католическим миром. В середине XIII в., после разрыва унии Галицкой Руси с Ватиканом, римский папа объявил крестовый поход на «литовцев, ятвягов, русских и других язычников и схизматиков». Начиная с этой поры, страны Запада рассматривали православную Русь как «часть враждебного нехристианского мира».

           В других случаях рассматриваемый фактор вел к социаль­но-бытовому нивелированию, взаимодействию и сохранению политического и общественного равновесия. Однако в сравне­нии с западными регионами в условиях Восточной Европы ре­лигиозные противоречия не принимали форму открытой вой­ны. Поэтому сторонники евразийской теории считали, что ру­бежи зон историко-культурного взаимодействия на востоке Ев­ропы сформировались по чисто географическому признаку. Од­нако на западе контингента они образовались на конфессио­нальной основе. Западная граница России, (Евразии) отделяла православный мир от католических и протестантских стран.

           В условиях Восточной Европы действие религиозного фактора в конкретных ареалах проявлялись главным образом в распространении ислама и православия. После ликвидации политической самостоятельности Казанского и Астраханского [15] ханств мусульманское влияние шло в основном из Крыма — вассального союзника Османской империи. Однако в южных областях Восточной Европы оно имело больше политическое, чем религиозное значение, в отличие от Северного Кавказа.   Инфильтрация христианства происходила в результате миссио­нерской деятельности и раздачи привилегий царскими властями различным слоям «инородческого» населения Поволжья и Юж­ного Урала. Православная вера, как отмечалось выше, распрос­транялась и среди казачества неславянского происхождения. Данный процесс не привел, однако, к формированию крупных надэтнических общностей, представляющих собой феномен культурно-религиозной трансформации. Принятие  христиан­ства вело к отходу от этнической среды, содействовало  интегра­ции и смешению с преобладающей массой казачества, пред­ставлявшего собой особую субэтническую группу великорусско­го народа. Казачье население Дона, его быт, обычаи и культура формировались в своеобразной контактной зоне, находясь в тесных связях с русскими, украинцами, крымскими татарами, ногайцами, адыгами и другими народами.

           Серьезное значение для изучения  контактных  ареалов  имеет определение их  пространственно-временных  парамет­ров. Рубежи таких зон не совпадали, как правило, с государ­ственными, этническими, конфессиональными и иными рам­ками и имели достаточно условный характер. Они, к тому же,  не представляли собой константную величину и могли изме­ниться в зависимости от самых различных обстоятельств. По­мимо отмеченных выше факторов на них влияли переселения народов, закат одних и возникновение других государств. В качестве примера можно отметить распад Древнерусского го­сударства в XII в., который сопровождался половецким на­ступлением с юга, что изменило рубежи земледельческого и скотоводческого населения Восточной Европы. Произошло   как бы отступление линии оседлости на север до  Волго-Окского междуречья, хотя этот процесс был приостановлен с возвышением и укреплением Владимиро-Суздальской Руси   при  Юрии  Долгоруком,  Андрее  Боголюбском  и  Всеволоде [16] Большое Гнездо. Однако последовавшее затем Батыево наше­ствие привело к размыванию и деформации прежних границ и возникновению буферной зоны между Русью и Золотой Ордой. При этом обширные лесостепные пространства к югу от Оки были превращены в безлюдные пастбища номадов и стали частью Дикого Поля. В XVI в. происходит как бы об­ратное перемещение рубежей обоих зон с севера на юг. После завоевания Казанского и Астраханского ханств границы Мос­ковского государства достигают Среднего Приднепровья и Северного Приазовья. Значительную роль в этом процессе играло строительство засечных черт и цепи пограничных ук­реплений. В середине XVI в. строится Тульская, а в 30-е — 40-е гг. XVII в. Белгородская оборонительная линия. В даль­нейшем эта система укреплений распространяется на юг и достигает Северного Причерноморья и Северного Кавказа. Строительство пограничных линий сопровождалось не только военными столкновениями с коренными жителями; но и по­степенным включением их в российскую политико-админис­тративную систему. Внутри таких военных линий, становив­шихся областями контактов, происходили сложные процессы взаимодействия, развивались торгово-экономические и этно­культурные связи и отношения.

           Одной из важнейших задач изучения рассматриваемой проблемы является разработка типологии контактных зон Во­сточной Европы. Трудность ее решения во многом связана с определением их характера, специфики и ведущих отличи­тельных признаков. Исследователи обычно пытаются учесть прежде всего природные условия и хозяйственно-культурный облик того или иного субрегиона. В соответствии с этим принципом выделяются ареалы оседлой и кочевой жизни и быта. Однако при таком, не лишенном здравого смысла, зо­нальном членении все же остается немало спорных и нере­шенных вопросов. Главным образом, они вытекают из много­укладности и смешанности хозяйственно-культурных типов. Кроме того, нам известно существование целых анклавов как скотоводческого,  так и  земледельческого неоседлого населе[17]ния. В поисках удобных пастбищ, выгонов, рыбных ловищ и пашен они передвигались с места на место на значительные расстояния. Поэтому всякая попытка субзональной детерми­нации должна исходить из ведущих признаков с учетом нети­пичных, смешанных и переходных состояний. Очевидно, при решении данного вопроса следует также определить центры и периферии изучаемых ареалов, характер их взаимосвязей и тяготения к сопредельным областям.

           В настоящее время трудно детализировать и точно очер­тить границы зон межэтнических контактов в Восточной Ев­ропе. Можно лишь выделить их основные сферы взаимодей­ствия с сопредельными областями. Контактные ареалы изуча­емого региона представляли собой прерывистую и довольно сложную по конфигурации полосу обширной территории от Урала и Волги до Азовского моря, Среднего и Нижнего Под­непровья.

           В пространственном отношении она выглядит как изог­нутая дуга, проходящая двумя линиями по степной зоне, раз­деляя лесные области Восточно-Европейской равнины от Южного Приазовья, Северо-Восточного Причерноморья и Крыма. Начиная с античного времени, южная дуга проходила по границе с эллинистическими колониями Причерноморья и Крыма, связывая всю зону с культурным миром Средиземно­морья. Северная линия вплотную подходила к оседлым циви­лизациям Южного Урала, Среднего Поволжья, Нижнего Дона и Приднепровья. В этом обширном ареале уже в эпоху брон­зы на большей части его западной территории преобладало земледелие, а на востоке — мобильное скотоводство. В водо­разделе Днепра, Волги, Дона на рубеже леса и степи происхо­дили ускоренное развитие и интеграция различных культур. В раннем средневековье здесь наблюдаются тесные контакты восточнославянского населения с угорскими и тюркоязыч­ными племенами. В древнерусскую эпоху ведутся непрерыв­ные военные столкновения с приграничными номадами,   часть которых оседает на землю. Седентаризация кочевников сопровождается  их  расселением   по  линии  приднепровских [18] оборонительных крепостей, защищавших Киевскую Русь от набегов и вторжений степных народов Евразии. Начиная с глубокой древности, происходят сложные процессы этнокуль­турного взаимодействия местного населения с обитателями лесостепных ареалов, с Прикарпатьем, Северным Кавказом, Приазовьем, Крымом. Значительные перемены здесь отмеча­ются после образования Золотой Орды, когда степные регио­ны заселяются пленными ремесленниками из Руси, Волжской Булгарии, других завоеванных монголами стран Запада и Вос­тока. Однако с разгромом Золотой Орды войсками Тамерлана культура этого региона, носившая во многом искусственный характер, приходит в упадок в результате запустения городов и оседлых поселений. После образования Российского госу­дарства и расширения его границ начинается рост его воен­ного, экономического и культурного влияния в этой части  Евразии.

           Южная дуга контактных зон Восточной Европы прости­ралась на запад от равнинной полосы Предкавказья до Севе­ро-Западного Причерноморья и Крыма, достигая Нижнего Днепра и восточных пределов бассейна Южного Буга. Степ­ные жители данного субареала в эпоху античности и средне­вековья находились в тесных этнокультурных связях с гречес­кими, римскими, византийскими, итальянскими колониями Причерноморья, с населением Северо-Восточного Кавказа и древнерусскими владениями Приазовья и Таманского полуос­трова. Обитатели этой зоны поддерживали контакты с сопре­дельными областями Восточной Европы, начиная уже с поры поздней бронзы и раннего железа. Археологические и пись­менные источники свидетельствуют о развитии интенсивной торговли местных городов с постепенно оседавшими кочевы­ми племенами. Выгодное географическое положение субреги­она благоприятствовало взаимодействию различных хозяй­ственно-культурных укладов, этнических анклавов, сближе­нию городского и сельского населения. После вхождения Кавказа, Причерноморья и Крыма в состав России усилива­ется влияние русского языка и культуры, происходит админи[19]стративно-территориальная и социально-экономическая ин­теграция в общеимперских масштабах.

           Мы остановились на некоторых проблемах контактных зон преимущественно юга Восточной Европы, поскольку именно там контакты были наиболее интенсивными и хроно­логически протяженными. Отдельного рассмотрения, безус­ловно, заслуживают контактные ареалы северо-западной час­ти региона.

           В качестве же итога можно констатировать, что изучение контактных зон Восточной Европы является одной из акту­альных задач исторической науки. Метод ареального исследо­вания данной проблемы открывает широкие возможности для выявления характера исторических связей, механизмов адап­тации, способов передачи и освоения культурного опыта, бы­та и традиций. Особенно важное значение оно имеет для ос­мысления сложных и противоречивых межцивилизационных процессов и их роли в истории и современности.

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           Ю. С. Борисов:

           У меня три вопроса.

           Первый: критерий, структура понятия «контактная зона». Может быть, я чего-то не уловил, но, если можно, кратко пе­речислите.

           Второй вопрос, связанный, но не совпадающий с этим. Все-таки каковы типы контактных зон, какова их типология?

           И, наконец, третий вопрос. Что дает и дает ли что-либо понятие «контактная зона» для современного геополитичес­кого, геокультурного комплекса?

           Я.Н.Щапов:

           Вы относите к контактным зонам и те зоны, где происхо­дил  контакт  различных  языков  и  различных   цивилизаций, [20] социально-экономических условий? Это, очевидно, связано с типами контактных зон. Я не совсем понял, что вы понимае­те под контактными зонами, все ли зоны соприкосновения носителей различных языков, религий, общественного строя, экономических условий? Является ли все это контактными зонами или из этого можно выбрать что-то более узкое, о чем мы могли бы говорить, имея в виду контактную зону?

           Л.Н. Нежинский:

           Доклад озаглавлен «Контактные зоны Восточной Европы, узловые проблемы и задачи изучения». Сегодня много спорят о том, что такое Юго-Восточная Европа, и большинство авторов склоняется к тому, что, видимо, это тот ареал Европы, который ограничен на Севере и на Востоке современной Молдовой и частью Украины, но не более того. Я имею в виду, что в дан­ный ареал входят Румыния, Балканы, Югославия. Термин «контактная зона» идет из исторических работ XVIII, XIX сто­летия? Когда он возник, по крайней мере, в нашей российской историографии, и что под ним понимать?

           Г.Д.Алексеева:

           Какими источниками Вы располагаете для изучения язы­ковых процессов, которые происходили в контактной зоне?

           А.Н.Сахаров:

           По Вашему докладу получается, что вся российская гра­ница была сплошной «контактной зоной». Можно ли в этом смысле Россию сравнить с другими странами? И если это так, то не накладывает ли это свой отпечаток на всю историю России? Это первый вопрос.

           Второй вопрос. Вы оперируете столетиями и тысячелети­ями. Мы живем в двадцатом столетии. Как вы считаете, по­нятие «контактная зона» — это понятие в прошлом, или, если это понятие тысячелетнее, столетнее и т.д., контактные зоны продолжают эволюционировать, формироваться, влиять на историю нашей страны и окружающий  мир  и сегодня,  или [21] все эти факторы ныне не действуют, и контактная зона как таковая не действует?

           С.Г.Агаджанов:

           Я сгруппирую некоторые вопросы. Прежде всего, каковы же критерии определения контактных зон?

           Здесь критериев, общепринятых в науке, нет. Можно только сказать, что с 50-х годов применительно к Юго- Восточной Европе начинают задумываться о том, что же та­кое «контактная зона» и начинает вводиться сам этот тер­мин. Возможно, он фигурировал в каких-то работах. Я имею в виду работу, прежде всего, В.Д.Королюка, который написал статью специально на эту тему, рассмотрев и Юго- Восточную, и Центральную Европу. Эта статья была опубли­кована в сборнике, вышедшем в Кишиневе в 1972 году. К со­жалению, она не дала толчок для того, чтобы как-то обсу­дить, дискутировать по этой проблеме.

           Какими должны быть критерии? Я попытался суммиро­вать все, что мы знаем по этому поводу в настоящее время, и считаю, что критерии для определения контактной зоны дол­жны быть не только пространственно-временные, не только географические, хотя я пытался доказать, что и природно- географическая среда способствует формированию контакт­ной зоны. Кроме того, до последнего времени под «кон­тактной зоной» применительно к Восточной Европе понима­ли главным образом зоны соприкосновения различных не схожих между собой хозяйственно-культурных типов (нап­ример, зона кочевого скотоводства - зона оседлости). Либо же, как это делали евразийцы, зону соприкосновения кон­фессий, причем акцент делался в основном на различие этих конфессий и на их противостояние.

          Мы пока еще не имеем единой концепции и понятийного аппарата «контактной зоны». Что касается моего субъектив­ного взгляда на эту проблему, то я думаю, что здесь мы дол­жны учитывать комплекс факторов, в том числе мы должны учитывать не только природную среду, не только социумы, которые, как мы говорим, олицетворяют встречу культур или [22] цивилизаций, а также и такой фактор, как государственность, расширение границ государства, образование одних госу­дарств и упадок других.

           Контактная зона не является константной величиной в истории. Эта зона может отступать и наступать, т.е. она в пространстве как бы подвижна и зависит от определенных исторических условий. Например, граница Дикого поля XII века приблизилась к Волго-Окскому междуречью. Это было связано с половецкими нашествиями и с тем, что эти земли ослабли после распада единого государства на Руси и т.д.

           В последнее время уделяется внимание такому критерию, как ментальность. Что такое ментальность? Это тоже слож­ный вопрос. Но, условно говоря, под ментальностью имеется в виду цивилизационных признак, то есть контакт между оп­ределенными типами культур и цивилизаций.

           Я не могу сказать, что мне удалось осмыслить и четко сформулировать все нюансы этой проблемы, но уже нащупы­ваются какие-то критерии, опираясь на которые мы можем, сформулировать более или менее приемлемую общую точку зрения. Здесь много спорных вопросов, и можно было бы дискутировать по этому поводу более предметно и конкретно.

           Теперь — о типах контактов. Этот вопрос в исторической литературе фактически не ставился.

           Если говорить о типах контактных зон, то одно можно сказать - что они существуют. И причем здесь, наверное, для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно было бы провести специальное исследование.

            А.Н.Сахаров задал резонный вопрос: а что же получается с границами Русского государства? Это сплошная контактная зона. А как это выглядит в других регионах? Такие зоны воз­никали и возникают на границах всех крупных государств. Возьмем Дальний Восток. Я пытался провести такую парал­лель. Но для меня недостаточно еще ясно это отличие. Одна­ко некоторые черты все-гаки можно проследить. Вот, напри­мер, на чем была основана система отношений между Подне­бесной  империей и окружающим,  как  говорили  китайцы, [23] «варварским миром»? На чем они строились? Как понимали китайцы свое отношение к древним народам, к тем же мань­чжурам, которые захватили в середине XVIII века Китай и основали свою Цинскую империю?

           Взгляд китайцев резко различался со взглядами древне­русских князей и московских царей, российских императоров и правящих кругов. Для Китая вся окрестная периферия, хотя она отличается по облику и материальной, и духовной куль­туры от непосредственно китайской, или великоханьской культуры, но тем не менее все равно входит в понятие единой империи, даже тогда, когда эти кочевники не подчиняются Китаю. Для китайцев было важно, платят они дань или не платят. Это считалось как бы рамками единого политического пространства.

           Это мы хорошо можем проследить по историческим ис­точникам. Это как всегда осмысливалось в официальной ки­тайской истории как «данничество».

           Еще один момент. Периферия как бы периодически на­ступала. В то же время мы видим и различия. Например, в России даже в эпоху Золотой Орды правили свои великие князья, чего не было в Китае. Там это проникновение шло дальше, и обычно кочевники захватывали власть и основывали свои династии и свои империи. Таким образом, не метрополия включала периферию в свой состав, а были такие случаи, когда, напротив, варварская периферия интегрировала в свой состав остальную империю. Правда, на этой почве происходило разде­ление на несколько частей: образовался Северный Китай со своей территорией - государство Цзинь и т.д.

           Можно было бы провести аналогию и с Византийской империей. Как мыслили византийцы? Каково было различие? Было, конечно, четкое, ведущееся от более ранней античной эпохи представление о том, что все что за границами, напри­мер, Рима или греческих колоний Причерноморья - это все варварский периферийный мир, и с ним контакты ведутся, главным образом, на основе торговли, на основе экономичес[24]ких взаимоотношений, потому что, видимо, такой задачи не ставилось - подчинить себе скифский или другой мир.

           Византийское представление о контактной зоне было бо­лее ограниченным, чем в более позднюю эпоху. Это какая-то специфическая зона, где имеется система фортификаций, крепостей, укреплений, где имеются представители власти ви­зантийского императора и т.д.

           Если бы такой типологический анализ нам удалось про­вести, мы могли бы более уверенно сказать, что такое типоло­гия и типы контактной зоны применительно к Юго-Вос­точной Европе.

           Вопрос о том, что я имею в виду под Юго-Восточной Ев­ропой. Действительно, это очень спорный вопрос, он был по­ставлен в статье В.Д.Королюка, о которой я упоминал, и во многих других работах. Я думаю, что мы должны исходить не только из современных представлений. Мы должны учиты­вать и географические представления того периода - напри­мер, периода античности, когда граница между Азией и Ев­ропой мыслилась совершенно иначе, чем сейчас. Тогда эта граница проходила по реке Дон, а не по Уральским горам и по реке Уралу, то есть существовало совершенно другое пред­ставление. Это мы тоже должны учитывать в своем определе­нии и каждый раз оговаривать, что мы имеем в виду под Юго-Восточной Европой.

           Исходя из тех исторических материалов, которые опубли­кованы, считаю, что Юго-Восточная Европа не ограничивает­ся Северным Причерноморьем, Кавказом, границами Молдо­вы и Украины. На востоке она начинается от Урала и Волги, потому что археологические и исторические данные показы­вают тесную связь культур между собой.

           Причем археология нам дает убедительные примеры таких широких связей, контактов, которые не наблюдались позже.

           Что дает понятие «контактная зона»? Если говорить об этом только на теоретическом уровне, это мало что даст для нас. Но если говорить о сущностном подходе к изучению кон[25]тактных зон, то это дает очень многое. Я перечислю наиболее важные моменты, которые дает нам анализ контактных зон.

           Во-первых, становится понятным, что взаимодействие между населением Восточной Европы на протяжении всей истории, конечно, менялось. Но что важно для нас? Целью является изучение нескольких контактных зон, а не одной контактной зоны, как мы делали раньше. Это дает нам воз­можность проследить этнокультурную связь, характер межго­сударственных отношений, отношения между цивилизациями и культурами, и как они трансформировались во времени, какой облик они приняли на сегодняшний день. Ведь то, что мы сейчас имеем, основы этого во многом были заложены в глубокой древности. И если положить на карту хозяйственно­культурные зоны, то они будут во многом (но не во всем) со­впадать с этими контактными зонами в прошлом.

           Какие источники существуют для изучения языков кон­тактирующих культур, контактных зон?

           То, что имеется в исторических источниках, даст основа­ния говорить, что такое взаимодействие было, и что это взаи­модействие языков как бы становилось или служило этничес­ким признаком той или иной контактной зоны.

           Какая связь между прошлым и  современным в  понима­ние контактных зон? Продолжается ли процесс?

           Наш подход к изучению контактных зон и тот подход,   который существует в американской и в европейской историог­рафии и науке, этим и отличаются. Они в основу кладут только государственные границы, а в последнее время понятие контак­тной зоны распространяют и на административные границы. То есть в рамках конкретных границ они исследуют все. Это так называемый пограничный метод изучения. Недавно в Париже вышел сборник, в котором подытоживаются исследования аме­риканских и западноевропейских историков. В рамках таких границ они исследуют все явления вплоть до занятости населе­ния, вплоть до хозяйственных вопросов и т.д.

           Анализ проводится в рамках нынешних границ. Ну, на­пример, берется современный штат Аризона с его границами [26] и его административным делением и разбирается, как они формировались, и что происходит в рамках этих администра­тивных границ. Для американских исследователей это тоже зоны - историко-культурные зоны.

           Нам тоже надо это учесть, но, может быть, мы должны подойти несколько иначе, задуматься над вопросом, какова связь между прошлым и настоящим в плане изучения контак­тных зон.

           Я.Н.Щапов:

           Поднятая С.Г.Агаджановым тема, связанная с контакт­ными зонами на территории, как он сформулировал, Юго- Восточной Европы, да и вообще с нашей историей, — это очень важная тема. Она позволяет нам немножко по-другому смотреть на взаимоотношения нашего основного этноса, на­шего основного государственного ядра — Руси, России - с соседями.

           Мне хотелось бы выделить некоторые вопросы, которые, может быть, достойны большего внимания.

           В.Д.Королюк очень перспективно и плодотворно зани­мался этой темой применительно к контактам между славя­нами, турками на Балканах, волохами-романцами, Византией. Эта территория была объектом его исследований. Собствен­но, это было некоторой лабораторией для изучения, для по­становки этого вопроса, для выработки каких-то принципов, методик и т.д. Хотя в нашей историографии вопрос, связан­ный с Русью и степью, существовал и рассматривался очень давно. Только это не называлось так, как В.Д.Королюк назвал и как, мне кажется, С.Г.Агаджанов тоже считает нужным рас­сматривать данный вопрос. Действительно можно говорить относительно того, какие контакты здесь существовали, что такое «контактная зона». Что же касается языковых критери­ев, то от них нужно отказаться, потому что между языками существуют свои собственные контактные зоны; зоны кон­такта между русским и белорусским языками, между белорус­ским и польским, между русским и украинским. Они посте­пенно переходят друг в друга, там есть какие-то диалекты, за[27]имствования друг у друга, а здесь совсем другое. Что же каса­ется типов хозяйства, то, очевидно, основное в контактных зо­нах — это контакты между различными типами хозяйства и то, что с ними связано: контакты, связанные с военными стычка­ми; контакты, связанные с проникновением одних хозяйствен­ных форм в другие, с такими явлениями, как религия, когда эти религии распространяются на определенных территориях, свя­занных с социально-экономическими особенностями, с куль­турными особенностями и т.д. Эти вопросы для нас, для Рос­сии, очень важны, и важны они не только в далеком прошлом, но, мне кажется, и в более позднее время.

           Если мы будем говорить о контактных зонах Киевской  Руси, то это будет степной Юг, это будет, очевидно, Север — Заволжье. Если говорить о Московской Руси, то это будет уже более широкий круг — более отдаленный Восток, Поволжье. Затем формирование империи предполагает, что контактные зоны движутся, они отодвигаются, и у России возникают    контактные зоны на Кавказе, возникают в Средней Азии, а   затем и дальше.

           Значение контактных зон со временем тоже меняется,    потому что когда-то для нас Кавказ — это была граница от  мусульманского вторжения со стороны Турции, и уступить Кавказ означало уступить Кавказ Турции, то есть иметь Тур­цию в качестве своего ближайшего соседа, и те конфликты, которые у нас постоянно существовали.

           Но время меняется, и сейчас Турцию уже признают евро­пейской державой. А кавказские народы продолжают тради­ции, которые были и в середине  XIX века.  Поэтому,  навер­ное, роль контактных зон здесь меняется, и значение этого в истории России, меняется также.

           С.Г.Агаджанов говорил относительно обратного влияния контактных зон на соответствующие метрополии, потому что Россия, включив в себя регионы, в которых существовали   другие хозяйственные отношения (и кочевые, и другие) в    значительной степени должна была содержать, снабжать эти контактные зоны своими материальными средствами,  людс[28]кими ресурсами и т.д., поддерживать их, поднимать на свой собственный уровень.

           В какой степени связи с контактными зонами для госу­дарства являются нужными, важными и обязательными? Мо­жет быть, от этих контактных зон нужно отгородиться, поста­вить преграды, которые не ослабляли бы само государство? Тут тоже интересный вопрос.

           Мне представляется, что вопрос, который поставил С.Г.Агаджанов, требует дальнейшей разработки.

           Ю.С.Борисов:

           Инициатива в постановке этого доклада очень плодо­творна и чрезвычайно актуальна, потому что возникший не случайно в 50-х годах  (относительно  недавно)  термин   «контактная зона» вскрывает очень большую потребность изучения того, что происходит в общении между народами, в диалоге, в характере его, в содержании, в характере культур, образа жизни.

           Действительно, контактные зоны - это понятие еще не  устоявшееся, потому что оно противоречиво изначально. С одной стороны, контактные зоны воспринимаются прежде всего как зона сближения разных цивилизаций или разных этносов в пределах одной цивилизации, как зоны  нормально­го диалога. С другой стороны, контактная зона в известной мере это и зона противостояния, зона, по которой проходит стена, Китайская, Берлинская, какая угодно, — зона, которая призвана воспрепятствовать естественно идущим контактам.

           Само понятие контактной зоны разрабатывается пока и возникло на материале истории средневековья. Но сразу же она может быть обращена в прошлое и использована для со­временности.

           С моей точки зрения, понятие контактной зоны — это понятие диалога, двух больших социумов, социальных собе­седников на макроуровне, общения разных, чуждых цивили­заций, либо общение в пределах одной цивилизации этносов, государств и т.д. Критерии  этого  понятия пока еще очень не[29]четкие. И поэтому я благодарен докладчику, который в этот вопрос внес определенную ясность и четкость.

           Более сложен вопрос о типологии и в литературе не раз­работан. Мне представляется, что, могут быть зоны контакта между очень разными, антагонистическими общностями. До­пустим, в классической древности это варварство и римская   цивилизация, Римская империя. Это первый большой тип, внутри которого могут быть выделены разные направления анализа. Это может быть буферное культурно-политическое, экономическое образование, созданное в известной мере ис­кусственно, во всяком случае, сознательно. Если первое воз­никает стихийно, естественно-историческим путем, то второе может быть на этой ли естественной основе или иначе - со­здано искусственно.

           Историками средневековья активно используется понятие «лимитрофы» применительно как раз к контактной зоне. Это понятие активнейшим образом используется в наших геопо­литических рассуждениях применительно к 20-30-м годам XX века, очевидно, и сейчас применительно к судьбам России. Применительно к средневековью лимитрофы — это зоны ак­тивного естественного контакта, связанного с развитием Ви­зантии и армянских государственных образований, — это де­тально исследуется в книге В.А.Арутюновой-Фиданян. В  на­ше же время лимитрофы, которые были созданы на границах бывшей Российской империи, на границе СССР, — это об­ласть санитарного кордона. Так что разный смысл, разное со­держание вкладывается в понятие «лимитрофы» примени­тельно к теории, к анализу культурных зон. Применительно к буферным политическим образованиям (лимитрофы — от­нюдь не всегда буферные государства), к созданиям государ­ственно-политическим, которые формируются сознательно, можно говорить о каком-то компромиссе, создающем опреде­ленные формы контактов; а если не о компромиссе, то об оп­ределенной политической договоренности, о выработке опре­деленных правил игры в культуре и в политике. Один из наи­более  наглядных примеров  -  это, скажем, Дальневосточная [30] Республика, то есть сознательно созданное образование, ко­торое могло бы дать больше, чем оно дало, в частности, в культурном общении, но тем не менее сыграло свою роль.

           Итак, первый тип — это контакт антагонистический, при­мером которого являются варварские цивилизации. Второй - это какая-то договоренность, это сознательное выполнение каких-то правил игры в контакте.

           Наконец, третий тип — это расширение границ простран­ственных контактов в наше время между относительно равно­значными культурно-политическими сообществами. Я думаю, что вот здесь мы сейчас находимся в той стадии процесса,     когда роль контактных зон, с одной стороны, вроде бы уве­личивается, а с другой само это понятие и сам этот  процесс  как бы отмирают в связи с интеграцией, которая происходит     в мире. Применительно к СССР об этом говорить возможно,   но этот процесс в общем-то всемирный.

           И поэтому мне думается, что в конечном счете как понятие широкого диапазона оно не может быть использовано, не будет уже отражать реалии будущего, даже ближайшего будущего.

           А.В.Игнатьев:

           Я прежде всего хотел поддержать мысль Я.Н.Щапова о важности изучения контактных зон для истории нашей  Роди­ны, причем важности для изучения не только внутренней, но    и внешней политики ее.

           Я могу сослаться по крайней мере на одну солидную ра­боту. В 1993 году вышла в Соединенных Штатах Америки со­вместная работа американских и наших историков об импер­ской политике России. В этой работе есть интересная статья одного из квалифицированных, с моей точки зрения, специа­листов по истории внешней политики России — Альфреда    Ригора, который высказал мысль о том, что одной  из  основ­ных особенностей положения России,  особенностью,  влияв­шей существенным образом на ее политику на протяжении   веков, было то, что русская цивилизация, российское госу­дарство граничило с целым рядом различных цивилизаций в Европе и в Азии. Я думаю, что это правильно.

            [31] Два соображения по поводу существа вопроса.

           Во-первых, само собой напрашивается разграничение между внешними, пограничными контактными зонами и внутренними контактными зонами, хотя это, видимо, след­ствие исторического развития вопроса — то, что когда-то для Русского государства было внешней контактной зоной, по­том, с расширением государства становится внутренней кон­тактной зоной.

           Еще одно соображение заключается в том, что, не всякий ареал с многонациональным населением может рассматри­ваться как контактная зона для всех национальностей, в этом ареале представленных.

           Мне представляется, что контактная зона — это такой ареал, такая зона, где происходит взаимодействие цивилиза­ций, культур, экономических укладов и т.д., взаимодействие, в результате которого происходит определенная трансформа­ция, взаимное влияние. И поэтому, мне кажется, что для того чтобы этот ареал мог рассматриваться как контактная зона, тут должно быть, если не равенство сил, то, тем не менее, ка­кое-то определенное равновесие тех народов и тех цивилиза­ций, которые в этом ареале представлены и которые в этом ареале могут оказывать серьезное влияние друг на друга.

           В.П.Дмитренко:

           Ход дискуссии убеждает меня в том, что мы не очень точно определили для себя и предмет нашего исследования, и предмет нашей дискуссии. В чем, собственно говоря, пробле­ма контактной зоны? В том, что здесь нужно различать два понятия или две категории, или два состояния: «зона контак­тов» и «контактные зоны». То, что здесь говорилось, в основ­ном, мне кажется, посвящено проблеме зон контактов. Когда происходит столкновение разных систем, естественно, грани­цы их неизбежно взаимодействуют, имеет место неизбежная борьба, неизбежное поглощение, неизбежное взаимодействие. Это обычное состояние — взаимодействие разных цивилиза­ций, разных народов, государств и т.д. Поэтому постоянно и везде  мы  окружены  такими  зонами  контактов.  Но выделяя [32] проблему «контактные зоны», мы должны говорить несколько о другом. О чем же?

           Я думаю, что контактная зона - это специфическое со­стояние, когда на границе взаимодействия разных систем (это могут быть действительно разные системы) возникает некое состояние, когда на фоне или в результате, или в сочетании разных систем все-таки сохраняется некая «самость», сохраня­ется нечто личностное, сохраняется нечто особое, нечто ста­бильное, нечто устойчивое, которое позволяет и принять это внешнее воздействие с разных сторон, но в то же время прини­мать как что-то достаточно определенное, устойчивое, генети­чески определяющее общность той массы людей или народов, которые связаны рамками этой зоны.

           Здесь проблема не только в определении ареала этих зон, но и в разнице подходов, в разнице методологий при анализе этих зон при разных подходах, при разных оценках и при разном историческом наполнении. В первом случае мы ис­следует проблему экспансии, проблему победы и подчинения. Это один блок проблем, предполагающий особый метод ис­следования. Но если мы рассматриваем в контексте именно зон влияния, не зону конфликта, а конфликтную зону, то в данном случае мы должны рассматривать в первую очередь сложный механизм вот этого многогранного взаимодействия, когда не только сталкиваются разные системы, но они стал­киваются на очень специфическом поле, которое принимает на себя разное воздействие, обогащается этим воздействием, но сохраняет свое уникальное лицо.

           Такой подход для нас чрезвычайно полезен и для анализа нашей современности. Прибалтика, видимо, может быть      примером такого подхода и такого исторического явления,   когда, находясь в каких-то определенных границах, этот  ре­гион сохраняет свою  сущность,  оригинальность,  подвиж­ность, сохраняет свой потенциал перемещения из одной зоны   в другую, из одной системы в другую. Та же самая сегодня  проблема Средней Азии. Здесь тоже, несмотря на долгое на­хождение этого региона в составе России,  он сохраняет  в  себе [33] вот эту самую генетическую ментальность экономики, куль­туры, мироощущения, которая позволяет ему легко «выклю­чаться», легко переходить в другую зону тяготения. Именно вот эта целостность, эта «самость», эта генетическая опреде­ленность может быть рассмотрена именно как проблема кон­тактной зоны - именно зоны, где в данном случае я делаю   упор не на «контакт», а на «зону», в отличие от термина «зоны контактов», где действительно выступает на первый план механизм взаимодействия разного.

           А.Н.Сахаров:

           Когда я слушал выступления С.Г.Агаджанова и других  наших товарищей, мне показалось, что чем больше государ­ство, страна, народ имеют контактных зон, тем хуже, тем оно более отсталое в силу ряда материальных, экономических, ре­лигиозных и прочих причин Чем меньше этих контактных     зон или они вообще не существуют, это вообще плохо, это   полная катастрофа для любого народа.

           Видимо, история так распорядилась, что на соответству­ющем уровне развития находятся те регионы, где очень  хо­рошо исторически сбалансирована эта категория контактных зон, где их немного, чтобы они воздействовали катастрофи­чески на регион, и где их немало, чтобы народ развивался в рамках общецивилизационного развития. Об  этом  очень  чет­ко говорит история России, Англии, Франции и история со­вершенно закрытых анклавов Закавказья, даже Северного    Кавказа.

           С.Г.Агаджанов:

           Уважаемые коллеги!

           Я был приятно удивлен, что доклад вызвал такой интерес и что выступившие ведущие ученые высказали очень  инте­ресные и ценные соображения по докладу и по  поднятым в  нем вопросам.

           Я старался поставить, главным образом, комплекс вопро­сов,  имеющих  общетеоретический  характер и  все-таки попы[34]таться нащупать определенные критерии, дающие нам воз­можность говорить об этом удивительном явлении. И можно сказать, что контактные зоны мы могли бы отнести к фено­менам исторического процесса.

           Проблема эта многоаспектная, сложная, и я не перечис­лил, наверное, и сотой доли тех вопросов, которые возникают при более углубленном подходе к проблеме. Ясно, что кон­тактные зоны не были константной величиной, что они из­менялись подчас под влиянием самых различных, подчас да­же неожиданных факторов.

           Например, как можно говорить о контактных зонах, если не говорить о процессе взаимовлияния в самых различных формах. Сюда входят самые различные вопросы, как, напри­мер, различные формы земельной собственности, влияние ис­торических связей на синтез религиозных и идеологических представлений, значение контактных зон в трансформации менталитета различных народов, целых анклавов и т.д. Это огромное количество вопросов, которые, конечно, требуют самой тщательной проработки на самых различных уровнях.

           Были высказаны очень интересные соображения Я.Н.Ща­повым, Ю.С.Борисовым, А. В. Игнатьевым, В.П.Дмитренко, А.Н.Сахаровым, который поставил очень сложный вопрос о том, как влияют эти контакты на судьбы государства. И спо­собны ли они влиять на его трансформацию в каком-то на­правлении?

           Что касается типологии, то в этой проблеме есть две «ахиллесовы пяты». Первая - научно-понятийный аппарат, ко­торый совершенно не разработан или разработан очень слабо, а вторая — это типология: как отличить одну контактную зону от другой, а также зоны контакта и контактные зоны.

           Сегодняшнее обсуждение, дало очень многое. Действитель­но, историческая типология имеет и концептуальное значение при решении вопросов, поднятых сегодня. Эти контакты могут быть между сходными и несходными цивилизациями или куль­турами. Эго один тип  или одна модель взаимоотношений  Во-[35]вторых, между разными культурами, и это уже модель несколь­ко иная, она имеет свои особенности, свои механизмы, а глав­ное - свои результаты. О контактных зонах мы не можем су­дить, если мы не знаем результатов этого контакта. В одних случаях эти результаты бывают поразительные, они приводят к очень крупным изменениям и в самой этнической структуре, и в политическом строе, и в менталитете. В других случаях эти контакты не ведут к таким результатам.

           Еще один вопрос — о природной среде. Конечно, она иг­рает большую роль. Я взял  только  Восточно-Европейскую  равнину, ее географические реалии. А ведь есть еще горные  зоны, и здесь контакты носят совершенно удивительный ха­рактер. Приведу вам пример Северного Кавказа, арабы назы­вали его «Гора языков». Действительно, чем объясняется, что на Северном Кавказе и в Закавказье живущие подчас рядом   народы говорят на разных языках  (вплоть  до  аульных  язы­ков), имея одно этническое происхождение? Наверное, при­родная среда все-таки здесь сыграла не последнюю роль.

           Контакты в условиях Великой Русской равнины  и кон­такты в условиях горного ландшафта — это два типа  контак­тов. Очевидно, можно найти и другие примеры.  Одним  сло­вом, здесь важно все, и этот вопрос - не такой простой.  Про­блема каждой конкретной контактной зоны разрешима тогда, когда мы видим какие-то результаты, очевидные для нас. С   одной стороны, многоконтактность, - это может быть, плохо,     а с другой — все-таки она,  наверное,  имеет  и  свои  позитив­ные моменты.

           Вот такой баланс. Видимо, в поисках какого-то «золотого сечения», наверное, и будет заключаться искусство исследова­теля.

           А.Н.Сахаров:

           Мы поставили этот вопрос, поскольку он действительно для нас новый. Хотя он поставлен на материалах древней и средневековой истории, тем не менее, он абсолютно актуален сегодня.  И  нам  казалось,  что  выслушать такой доклад и об[36]суждение вопроса было бы очень полезно для ученых нашего института.

           И мы благодарны С.Г.Агаджанову и всем выступившим за то, что это обсуждение удалось, оно пробудило определенные научные мысли, стимулы для дальнейшей разработки про­блемы. Мы эту работу будем продолжать и далее, тем более, что наша тема заявлена на Отделении истории Российской Академии наук.

 

 

[1] Доклад на заседании Ученого совета ИРИ РАН 9 февраля 1995 г.