Труды Института российской истории. Выпуск 7 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: Наука, 2008. 428 с. 27 п.л. 27,2 уч.-изд.л.

Сталинские суды чести: масштаб и последствия

Автор
Есаков Владимир Дмитриевич

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Есаков В.Д. Сталинские суды чести: масштаб и последствия // Труды Института российской истории. Вып. 7 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2008. С. 252-272.

Текст статьи

 

[252]

В.Д. Есаков

СТАЛИНСКИЕ СУДЫ ЧЕСТИ: МАСШТАБ И ПОСЛЕДСТВИЯ[*]

 

           Вопрос о судах чести однажды ставился на заседании нашего Ученого совета в 2000 г., когда к изданию утверждалась рукопись о “Деле КР”, подготовленная мной совместно с главным научным сотрудником ИИЕТ им. С.И. Вавилова РАН доктором биологи­ческих наук Е.С. Левиной[1]. На книгу в 2003 г. были опубликова­ны рецензии в десяти изданиях, в том числе четырех международ­ных[2], и она была переиздана в издательстве “Наука” в 2005 г.[3]

           Впервые упоминание и первые ссылки на архивные докумен­ты об организации судов чести появились на страницах журнала “Известия ЦК КПСС” в 1990 г.[4] Рассмотрение историками их де­ятельности началось после публикации нами в журнале “Кен­тавр” в 1994 г. “Закрытого письма ЦК ВКП(б) по делу профессо­ров Клюевой и Роскина”[5]. Полагаю, что заслуживает внимания тот факт, что впервые столь важный общепартийный акт, имев­ший общегосударственное значение и оказавший влияние на судьбы страны, введен в научный оборот историками исследова­телями. В дальнейшем архивные материалы о судах чести стали составной частью таких привлекших внимание изданий, как “По­литбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945-1953” (М., 2002) и “Сталин и космополитизм” (М., 2005).

           К настоящему времени основные итоги изучения этой темы подведены в нашей работе о сталинских “судах чести” и деле “КР”, выходившей в 2001 и 2005 гг., и книге историка науки, зоо­лога по образованию Кременцова Н.Л. «В поисках лекарства против рака: Дело “КР”», изданной на средства РГНФ в 2004 г. в Санкт-Петербурге в Издательстве Русской Христианской гума­нитарной академии. Это русский перевод его книги, вышедшей первоначально на английском языке в 2002 г. в издательстве Чи­кагского университета[6]. О судах чести упоминается в работах о послевоенном периоде развития СССР, среди которых следует назвать прежде всего книги сотрудников нашего института Е.Ю. Зубковой, А.В. Фатеева и Ю.Н. Жукова.

           [253] Е.Ю. Зубкова в книге о послевоенном обществе посвятила су­дам чести специальный параграф, рассматривая их как новую форму “воспитания” интеллигенции[7]. A.B. Фатеев верно связы­вает с делом “KP” время начала и сам факт политико-идеологи­ческой кампании, в которой впервые был использован образ вра­га, ставя это в зависимость от отношения советского руководст­ва к “плану Маршала”[8]. Но переход к упомянутой кампании был предопределен раньше, вне зависимости от сформулированного позднее отношения к “плану Маршала”. Связывание Ю.Н. Жуко­вым в исследовании о тайнах Кремля организации «Дела “КР”» с появлением “доктрины Трумэна” и утверждение о попытке А.А. Жданова уклониться от принятия решения по этому делу[9] противоречат реальному развитию событий. В этой связи следует отметить, что историками холодной войны убедительно показано, что эта политика не только отражала состояние международных отношений, но была использована для внутрипо­литических акций.

           Исторический феномен создания и деятельности “судов чес­ти” неразрывно связан с процессом утверждения идеологическо­го диктата в стране, предпринятым вторжением в систему сло­жившихся в результате великой Победы воззрений, насаждения единомыслия в оценке происходящих в стране событий и “воспи­тания” интеллигенции на основе неукоснительного признания правоты проводимого политического курса.

           Известные мероприятия против военных весной 1946 г. и по­становления ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам августа того же года стали основой “жесткого” курса, проводимого в СССР, который предполагалось распространить и на работников государственного аппарата. К тому же вскоре стало ясно, что по­становления по идеологии затронули сравнительно узкий круг творческой интеллигенции, не обеспечили массового внедрения сталинского отношения к пониманию происходящих в стране и мире событий и политически себя не оправдывали. Тогда 28 мар­та 1947 г. было принято совместное постановление Совета Мини­стров СССР и ЦК ВКП(б) “О создании судов чести в министерст­вах СССР и центральных ведомствах”[10]. Инициатором утвержде­ния и деятельности “судов чести” был A.A. Жданов. Он вместе со Сталиным и подписал данный акт. Эти суды создавались “в целях содействия делу воспитания работников государственных орга­нов в духе советского патриотизма и преданности интересам со­ветского государства и высокого сознания своего государствен­ного и общественного долга, для борьбы с проступками, роняю­щими честь и достоинство советского работника”. На суды чести [254] возлагалось рассмотрение антипатриотических, антигосударст­венных и антиобщественных поступков и действий, совершенных руководящими, оперативными и научными работниками мини­стерств СССР и центральных ведомств.

           Суды чести были созданы на один год, проходили в условиях строжайшей секретности и были направлены на внедрение ста­линской идеологии в сознание наиболее дееспособной части на­селения страны - работников партийно-государственного аппа­рата, руководящего состава промышленности и армии, научной и технической, а не только художественной, интеллигенции, вклю­чая преподавателей высшей школы и актив комсомола.

           Суды чести были созданы в период складывания идеологии “холодной войны”. Разворачивавшееся противостояние вчераш­них союзников по антигитлеровской коалиции являлось не толь­ко качественно новым положением системы международных от­ношений, но и утверждением ряда внутриполитических меропри­ятий, среди которых значительная роль принадлежала осуществ­лению антиамериканской пропаганды. В известной работе о хо­лодной войне, вышедшей под редакцией B.C. Лельчука и Е.И. Пивовара, была высказана точка зрения, что эта пропаган­да проявилась “после смерти А. Жданова” при активной деятель­ности Г. Маленкова и Б. Пономарева и нашла наиболее яркое выражение в работах деятелей литературы и искусства[11]. Однако архивные материалы, и прежде всего личного фонда самого A.A. Жданова, наглядно показывают, что именно под руководст­вом Сталина еще в 1946 г. были заложены основы послевоенно­го антиамериканизма, которые и утверждались в практической деятельности “судов чести”. Показательна в этом смысле одна из записей в записной книжке Жданова - “Расклевать преувеличен­ный престиж Америки с Англией”[12].

           Кратко существо дела “KP” состоит в следующем. К весне 1946 г. профессор МГУ, заведующий кафедрой гистологии Г.И. Роскин и член-корреспондент АМН СССР Н.Г. Клюева за­вершили работу над рукописью “Биотерапия злокачественных опухолей”. Клюева 13 марта выступила с докладом на заседании АМН, в котором сообщила об итогах этой работы и рассказала о деятельности по созданию нового, как казалось, эффективного противоракового препарата. Отчет об этом заседании был опуб­ликован в “Правде”, в номере, содержавшем и ответ Сталина на фултоновскую речь Черчилля, и широко распространен зару­бежным радио. Последовали запросы на этот препарат, находив­шийся еще в стадии разработки, для онкологических больных, особенно из США. Поскольку запросы шли через посольство, то [255] посол У. Смит, сменивший А. Гарримана, сам посетил институт, где была лаборатория Н.Г. Клюевой. Смит же предложил вести совместную работу над этим препаратом, о чем в Министерстве здравоохранения был составлен и проект соглашения, о котором правительство не было информировано. Вскоре во главе делега­ции в Америку с санкции Политбюро поехал ученый секретарь АМН СССР В.В. Парин, с которым были переданы и рукопись книги Клюевой и Роскина для информирования сотрудников На­ционального ракового института США и возможного издания ее на английском языке, и образцы препарата. В условиях начав­шейся борьбы против “тлетворного” влияния Запада этот эпизод был использован для начала массовой идейно-политической кам­пании. Следствие провел сам Жданов. Его итоги были обсужде­ны на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 17 февраля 1947 г. На нем основные обвинения были предъявлены министру здравоох­ранения СССР Г.А. Митереву, было предопределено принятие постановления о “судах чести”, санкционирован арест В.В. Парина и принято решение об издании книги Роскина и Клюевой, кото­рая сразу же была выдвинута на соискание Сталинской премии.

           В середине апреля 1947 г. в казалось бы уже сформированной ждановской позиции в отношении сущности новой идеологиче­ской кампании и уже утвержденных “судов чести” происходит ра­дикальное изменение. Конечно, приструнить слишком самоволь­ничающих министров, их замов и прочих номенклатурщиков по­лезно. Но что это может дать? Эти местные и отраслевые “вож­ди”, дорвавшиеся до власти, государственных средств, немалых льгот и так трепещут перед назначившей и постоянно курирую­щей их Инстанцией. Теперь же им грозит не просто снятие, а пуб­личное разбирательство и поношение. Большинство из них сразу понимают новые перспективы и становятся еще более осторож­ными в своих действиях. Чтобы не допустить проступков, началь­ство резко переориентируется на выполнение директив, избегая самостоятельных поступков, которые могут быть иначе поняты и оценены.

           Другое дело творческие работники - ученые, специалисты, деятели культуры и искусства со сложившимся мировоззрением, самостоятельными взглядами, с пониманием собственного места в избранной сфере творчества и вклада не только в развитие оте­чественной, но и мировой науки и культуры, наследники выдаю­щихся школ или создатели новых направлений научного и худо­жественного творчества. Вот кто должен стать объектом воздей­ствия в новых условиях. Вот кто должен отныне твердо уяснить, что любое их достижение, открытие или творческий успех – это [256] не только и не столько результат их индивидуальных усилий, сколько свершение советской власти и социалистического строя, заслуга государства и его вождя товарища Сталина.

           Поворот от государственного чиновничества к творческой интеллигенции - важнейшее изменение, привнесенное Сталиным и Ждановым в намеченную практику “судов чести” уже после ре­шений Политбюро и принятия постановления об их организации.

           Определяется и критерий для проработки и позора - контакт с иностранцами и прежде всего с американцами. Любой совет­ский гражданин, вошедший в контакт с американцами, вне зави­симости от условий, в которых этот контакт осуществлялся, - ан­типатриот, заслуживающий осуждения и позора. Именно это об­стоятельство определило выбор персон для первого показатель­ного “суда чести” в Министерстве здравоохранения СССР: не бывший министр Митерев, а ученые - профессора Клюева и Роскин.

           А.А. Ждановым были сформулированы обвинения, в кото­рых Клюева и Роскин обвинялись в антигосударственной и анти­патриотической деятельности, а Сталин назвал их “сомнитель­ными” гражданами. В.В. Парин был объявлен американским шпионом и осужден.

           Дни работы “суда чести” при Министерстве здравоохранения СССР - 5-7 июня 1947 г. - следует считать началом информиро­вания партийной государственной номенклатуры, членов партии, руководящих работников министерств и ведомств, советских уче­ных и деятелей культуры о новом направлении идеологической работы, которая несколько позднее получит название “борьбы с космополитизмом”. Главным инструментом внедрения в созна­ние, прежде всего советской интеллигенции и руководящих ра­ботников партийно-государственного аппарата, сталинского по­нимания патриотизма и борьбы против влияния буржуазной культуры Запада стали “суды чести”.

           Особенность этих судов состояла в том, что при их проведе­нии не было адвокатов, и речи общественных обвинителей произ­носились после последних слов обвиняемых. Обвиняемые могли только признать себя виновными, альтернативы у них не было. Общественным обвинителем на процессе Клюевой и Роскина был академик АМН СССР, начальник кафедры хирургии Воен­но-медицинской академии П. А. Куприянов. Проект его речи был подготовлен министром здравоохранения Е.И. Смирновым, на­чальником Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александровым, генеральным прокурором СССР К.П. Гор­шениным и отредактирован A.A. Ждановым. Материалы заседа[257]ний судов чести будут храниться под строжайшим секретом, ни одной строчки не появится в печати об их организации и деятель­ности. Политическое руководство и пропагандистский аппарат найдут иные пути для внедрения избранного курса.

           К этому времени Жданов уже подготовит новую директиву об отношении к иностранцам, в которой партийные организации обязывались “покончить с беспечностью и ротозейством, а тем более с низкопоклонством в отношении приезжающих иностран­цев” и обеспечить соблюдение государственной тайны. “Работ­ники местных органов, - говорилось в нем, - должны отказывать иностранцам в посещении любого города, предприятия, колхоза, культучреждения или иного объекта, если это посещение угро­жает нарушением государственной тайны или нежелательно по иным соображениям. В этих случаях наши работники должны от­вечать отказом, не вдаваясь в какие-либо объяснения”. Директи­ва обязывала “обеспечить через соответствующие организации слежку за пребыванием иностранцев в республике, крае, облас­ти, городе с тем, чтобы знать о каждом их шаге и предупреждать возможность их встречи с людьми болтливыми, не умеющими хранить государственную тайну, склонными к раболепию перед иностранцами и другими нежелательными для нас элементами”[13].

           25 июня 1947 г. будет принято постановление о въезде и вы­езде, в котором среди установленных мер будет утверждено пра­вило, что каждый выезжающий советский гражданин будет обя­зан поставить личную роспись под официально разработанные письменные обязательства. Установленная этим постановлением практика оформления международных поездок на десятилетия станет обязательной для всех советских граждан, выезжающих за рубеж.

           Внедрение нового идейно-политического курса будет осуще­ствляться решениями о присуждении Сталинских премий, поста­новление о премиях 1947 г. будет опубликовано 7 июня, в день принятия решения судом чести Министерства здравоохранения СССР. 8 июня Сталин подпишет, а 10-го будет опубликовано по­становление “Об установлении перечня сведений, составляющих государственную тайну”, а также Указ Президиума Верховного Совета СССР об ответственности за разглашение государствен­ной тайны. 10 июня Политбюро ЦК ВКП(б) утвердит отредакти­рованный Ждановым список иностранных ученых для избрания в состав Академии наук СССР, исключив из него предложенные Президиумом АН СССР кандидатуры американских, английских и мексиканского ученого. Почти 20 последующих лет иностран­ными членами-корреспондентами АН СССР будут избираться [258] только ученые стран народной демократии. С 16 по 25 июня бу­дет проведена знаменитая философская дискуссия с обсуждением книги Г.Ф. Александрова “История западноевропейской филосо­фии”, срок проведения которой был напрямую связан со време­нем проведения суда чести Минздрава СССР[14].

           В июле 1947 г. жертвами политики стали книги. 16 июля По­литбюро ЦК ВКП(б) утвердило решение Секретариата ЦК о прекращении издания на иностранных языках важнейших журна­лов Академии наук СССР - “Докладов Академии наук СССР”, “Физико-химического журнала” и “Журнала по физике”, считая, что издание советских научных журналов на иностранных язы­ках наносит серьезный ущерб советскому государству и предос­тавляет органам иностранной разведки в готовом виде достиже­ния советских ученых. К осени были полностью прекращены публикации резюме, названий журналов и оглавлений в них на иностранных языках. Для покупки и продажи букинистической книги на иностранных языках было разрешено иметь только по одному магазину “Академкнига” в Москве и Ленинграде.

           Для пропаганды нового идеологического курса, направлен­ного на утверждение советского патриотизма и перевоспитание интеллигенции, был создан мощный агитационно-пропагандист­ский центр - Всесоюзное общество по распространению полити­ческих и научных знаний.

           Нам не удалось обнаружить свидетельств, как реагировали “сомнительные граждане” на решение суда, чем они занимались в первые дни после его завершения, но несомненно, что они глу­боко переживали публично нанесенную обиду, непонимание кол­лег и т.п. Психологическая травма усугублялась и резким сниже­нием внимания к ним со стороны тех, кто был ответственен за выполнение постановления правительства о помощи в их работе. Понимая, что лишь поддержка “вдохновителя всех наших побед” может хоть как-то преодолеть их обострившуюся обособлен­ность, Н.Г. Клюева и Г.И. Роскин направляют 30 июня 1947 г. письмо Сталину:

           “Мы давно собирались написать Вам, но отложили посылку письма, так как нас ожидал Суд чести. Дни Суда заставили нас о многом передумать, многое пересмотреть, переоценить, многое крайне тяжело пережить. Бесконечное число раз перед нами вставали Ваши слова о патриотизме, о долге советского ученого перед Родиной. Мы поняли ошибочность наших позиций и осуди­ли наши проступки”.

           Адресат, несомненно, удовлетворен лично ему направленным признанием, в котором еще недавно строптивые профессора осу[259]ждают свои проступки и признают правильной политику, напра­вленную на развитие патриотизма советских ученых. Вместе с тем Клюева и Роскин не могут не высказать упрек прошедшему суду, усомнившемуся в их честности.

           «Все же мы не можем скрыть от Вас, - писали они, - что нам очень тяжело, что судебное следствие в одной своей части по­шло, как нам кажется, по неправильному пути, обвиняя нас в по­лучении “подарков”, отыскивая элементы корысти или лжи. Так могут судить лишь люди, которые не знают нашей жизни в це­лом - бескорыстной и честной».

           Несмотря на громогласно провозглашенные на суде чести уверения, что ученым созданы все условия для решения стоящих перед ними задач, они вынуждены в письме Сталину отметить, что “производство препарата и вся основная экспериментальная часть лаборатории по-прежнему находится в старом, малопригодном помещении, где очень трудно наладить ми­нимальное производство, где от тесноты происходит массовая ги­бель подопытных животных, где от отвратительных условий по­гибают многие серии опытов - все это при молчаливом равноду­шии дирекции института к судьбе нашей работы”.

           “Таким образом, - продолжают авторы, - мы не в состоянии расширить и углубить достигнутые нами лабораторные резуль­таты и, соответственно Вашему указанию, приступить к более широкому клиническому внедрению препарата (...)

           В целом надо сказать, задержка в выполнении Правительст­венного Постановления очень задержала развитие наших работ”[15].

           В опубликованной нами книге дана специальная глава о судь­бе противоракового препарата КР (“круцина”). В этом смысле изданная работа явилась и историко-политическим исследовани­ем, и научным трудом по истории медицины.

           Все упоминания о судах чести в современной исторической литературе основываются только на деле Клюевой и Роскина. Есть беглое упоминание о создании 80 судов, а число проведен­ных ими процессов остается неизвестным.

           Как свидетельствуют записные книжки Жданова, только в мае 1947 г. намечалось провести “суды чести” в 8-10 министерст­вах. Но к осени были проведены только, как уже упоминалось, три процесса в двух министерствах - дела Клюевой и Роскина, а также бывшего министра Митерева в Минздраве СССР, и суд над генетиком А.Р. Жебраком в Министерстве высшего образования СССР. Более того, за три месяца, прошедших после принятия по­становления СМ СССР и ЦК ВКП(б) о создании судов чести, они были организованы только в 27 министерствах и центральных [260] ведомствах[16]. Руководства министерств не торопились с введени­ем у себя этих не очень понятных и пугающих органов. Никто из политических лидеров был не в состоянии, подобно Жданову, взять на себя обузу подготовки аналогичного суда в другом ве­домстве. Необходимость партийной директивы, способной раз­вить идеи “патриотического воспитания”, становилась очевид­ной. Тогда Сталин, получивший письмо от Клюевой и Роскина с признанием влияния суда чести на пересмотр их позиций и оши­бочности совершенных поступков, поручает М.А. Суслову, кото­рому уже доверено наблюдение за “судами чести”, срочно пред­ставить соображения об их дальнейшем развитии.

           1 июля 1947 г. Суслов, выполняя это поручение, предложил сосредоточить внимание не на организации новых судов, а на все­мерной пропаганде уже состоявшегося процесса, и направил Ста­лину на его рассмотрение “проект письма ЦК ВКП(б) о полити­ческих итогах дела Клюевой и Роскина”.

           В предложенном проекте письма ЦК говорилось:

           “Центральный Комитет ВКП(б) за последнее время вскрыл много фактов, свидетельствующих о наличии среди некоторой части советской интеллигенции недостойного для наших людей низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной и современ­ной реакционной культурой буржуазного Запада. Одним из наи­более позорных фактов подобного рода, вскрытых ЦК ВКП(б), является дело профессоров Клюевой и Роскина, рассмотренное в июне текущего года Судом чести при Министерстве здравоохра­нения СССР.

           Ввиду большого политического значения и поучительности дела Клюевой и Роскина, Центральный Комитет ВКП(б) уделил этому делу самое пристальное внимание, непосредственно следил за ходом его с самого начала и до конца и считает необходимым довести о нем до сведения партийных организаций”[17]. Этот про­ект был отредактирован A.A. Ждановым и А.А. Кузнецовым и 16 июля утвержден как “Закрытое письмо ЦК ВКП(б) о деле профессоров Клюевой и Роскина”.

           Вопрос о ходе обсуждения “закрытого письма” во всех пар­тийных организациях страны и его итогах стоял на повестке дня высшего политического руководства страны в течение всей вто­рой половины 1947 г. и начала 1948 г. Он неоднократно обсуж­дался на заседаниях Секретариата ЦК, трижды выносился на рас­смотрение Оргбюро ЦК - 27 августа, 15 октября и 26 декабря. Выступая 15 октября 1947 г. на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б) при рассмотрении вопроса о мерах, принятых в министерствах авиационной и электропромышленности по закрытому письму [261] ЦК ВКП(б) о деле Клюевой и Роскина, секретарь ЦК A.A. Куз­нецов говорил: “У нас прошла кампания выборов Судов чести, затем обсуждение закрытого письма ЦК, а дальше идет большой перерыв. Мне кажется, что в реализации закрытого письма ЦК мы встречаем сопротивление. Хочется признавать это или не хо­чется, но это факт: мы встречаем сопротивление и со стороны партийных руководителей на местах и со стороны хозяйственных руководителей в проведении целого ряда мероприятий. То, что товарищи не хотят организовывать Суд, означает, что они сопро­тивляются той новой форме воспитания интеллигенции, которую установил ЦК и которая себя целиком и полностью оправдала”. Кузнецов предлагал проводить заседания судов, чтобы сохранять секретность: “мы обязаны сохранить секретность в наших учре­ждениях и министерствах, ударить по болтливости, мы обязаны болтливых людей судить в Судах чести, - пусть остальные учат­ся”[18]. Борьба за сохранение секретности и государственной тай­ны стала вторым основным направлением деятельности “судов чести”.

           Вопреки предложению Суслова Секретариат ЦК 7 июля обя­зал еще 35 министерств и ведомств СССР провести выборы “судов чести”[19]. Для активизации их деятельности было сочтено необходимым создать суд чести и в аппарате ЦК ВКП(б). Он был создан постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) 23 сентября 1947 г.[20], а следующим пунктом Политбюро приняло решение пе­редать материалы об антигосударственных проступках бывшего зав. отделом печати Управления кадров ЦК ВКП(б) т. Щербако­ва М.М. и бывшего зам. начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) т. Кузакова К.С. в Суд чести при ЦК ВКП(б). К.С. Кузаков рассказывал мне, что первоначально наме­чались трое обвиняемых, и третьим был Г.Ф. Александров, но за­тем Сталин соблаговолил избавить и так пострадавшего филосо­фа от новой кары.

           Выборы “суда чести” аппарата ЦК ВКП(б) состоялись 29 сентября. С докладом выступал A.A. Кузнецов. Хотелось бы отметить два момента из его выступления. Он заявил, что этот суд чести был 82-м утвержденным ЦК партии. Это соответство­вало реальному положению. Но эта цифра стала и основной при дальнейшей оценке Управлением делами ЦК ВКП(б) общего ко­личества созданных судов чести. Тщательный просмотр протоко­лов Секретариата, Оргбюро, Политбюро ЦК и материалов к ним уже позволил выявить не менее 180 постановлений ЦК ВКП(б) о судах чести[21]. Любая акция, связанная с их созданием и деятель­ностью - определения контингента участников заседаний по вы[262]борам судов, проведение выборов и избрание составов судов, ут­верждение их председателей, оформлялась специальными запис­ками на имя A.A. Жданова, а затем A.A. Кузнецова. Уже можно говорить, что было создано 90 судов чести. После названного су­да были приняты постановления о создании судов в МГБ СССР, Министерстве совхозов СССР, Академии наук СССР, МВД СССР, ВЦСПС, Комитете по информации.

           В докладе на выборах суда чести в аппарате ЦК ВКП(б) A.A. Кузнецов ставил закрытое письмо ЦК о деле Клюевой и Ро­скина в один ряд с такими известными закрытыми письмами ЦК, как от 18 января 1935 г. - “Уроки событий, связанных со злодей­ским убийством тов. Кирова”, от 29 июля 1936 г. - “О террори­стической деятельности троцкистско-зиновьевского контррево­люционного блока”, от 13 мая 1935 г. - “О беспорядках в учете, выдаче и хранении партбилетов и мероприятиях по упорядоче­нию этого дела”, а также директива Совнаркома и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г.[22] В этой связи следует отметить, что создание и деятельность судов чести и закрытое письмо ЦК о деле Клюевой и Роскина явились самой секретной из всех массово-политиче­ских кампаний, проведенных СССР. Ни одной строчки о них не появилось в печати. Они не упоминались ни в одной из работ по истории партии, ни в многочисленных работах о политико-про­светительной работе. О них не было известно ни историкам, пи­савшим по идеологическим вопросам, ни советологам.

           Заседания суда чести в аппарате ЦК ВКП(б) состоялись 23-24 октября 1947 г. В соответствии с утвержденным контин­гентом в 1136 человек на них, как и при выборах суда, должны были присутствовать начальники управлений и их заместите­ли, заместитель председателя КПК и члены Партколлегии, председатель Центральной ревизионной комиссии, инспекто­ры ЦК ВКП(б), помощники секретарей ЦК, заведующие час­тями Особого сектора и Техсекретариата Оргбюро, секретари секретарей ЦК, заведующие отделами управлений и их замес­тители, руководители пропагандистских групп, групп консуль­тантов и лекторов и их заместители, лекторы и консультанты, инструкторы отделов и инспекторы, ответственные контроле­ры КПК, их заместители и помощники членов Партколлегии, заведующие секретариатами управлений, информаторы и кон­тролеры Управления по проверке парторганов, референты и редакторы Отдела внешней политики. В контингент участни­ков входили директор ИМЭЛ, его заместители, ученый секре­тарь, зав. отделами, их заместители и старшие научные сотруд­ники, а также директоры и ректоры и их заместители по Му[263]зею Ленина, АОН, ВПШ, редакторы, их заместители и зав. от­делами журналов “Большевик” и “Партийная жизнь”[23]. По та­кому же принципу были утверждены контингенты участников для заседаний судов чести по всем министерствам и централь­ным ведомствам.

           В результате суда Щербаков и Кузаков были обвинены в по­тере политической бдительности и чувства ответственности за порученную работу, им был объявлен общественный выговор, после чего они решением Секретариата ЦК были исключены из партии.

           Сводные материалы Управления делами ЦК ВКП(б) показы­вают, что в 1947 г. было проведено 9 судов и в январе-марте 1948 г. 19, всего 28 судов, т.е. только в трети министерств и ве­домств. Но эта цифра, по нашему мнению, требует проверки по фондам министерств и центральных ведомств СССР и их партор­ганизаций.

           Деятельность большинства судов чести, когда их проведение определялось главным образом инициативой министерств и ве­домств, продолжалась до середины марта 1948 г., до проведения суда чести в Министерстве государственной безопасности СССР.

           Избрание состава суда чести в этом министерстве состоялось 4 ноября 1947 г. на конференции доверенных по выборам суда че­сти МГБ СССР. На конференции секретарь ЦК ВКП(б) A.A. Кузнецов, как свидетельствует стенографическая запись, так начал свое выступление:

           “Товарищи, если до недавнего времени отдельные товари­щи, работающие в Министерстве госбезопасности, ставили во­прос о том, как, мол, так Министерство госбезопасности, кото­рое призвано стоять на страже интересов государства, вести беспощадную борьбу с врагами народа и вдруг организует Суд чести, то мне кажется, что после заслушанного доклада тов. Абакумова и тех прений, которые развернулись, стало ясным, что Суд чести нужно организовать и в Министерстве госбезо­пасности.

           Необходимость организации Суда чести вызывается тем, что чекистские органы в нашей стране должны быть образцовыми органами во всех отношениях.

           Чекисты должны быть истинными патриотами, глубоко осознающими свой государственный и общественный долг.

           Да, мне кажется, не к лицу вам отставать от Центрального Комитета партии, а я вам могу сказать, что мы Суд чести в нашем аппарате также организовали и не только организовали, а прове­ли уже заседание. Я думаю, что вы не отстанете от нас”[24].

           [264] В своем выступлении А.А. Кузнецов на одно из первых мест в деятельности МГБ поставил работу среди интеллигенции. “Ор­ганы Государственной безопасности, - говорил он, - должны уси­лить чекистскую работу среди нашей советской интеллигенции.

           Партия ведет работу среди советской интеллигенции, и мы будем воспитывать интеллигенцию в духе искоренения низкопо­клонства перед заграницей, будем судить Судом чести и т.д. Ме­ру воспитания дополним мерой административного воздействия.

           Видимо, по отношению кое-кого из представителей интелли­генции, уж особо преклоняющихся перед Западом, мы должны будем принять другие меры, именно - чекистские меры”[25]. Эти меры особенно ярко проявятся несколько позже, в борьбе с дис­сидентским движением.

           Информация о состоявшемся суде, естественно, была направ­лена Сталину, с которым проведение этого суда не было согласо­вано. Он собственноручно написал текст четырех пунктов реше­ния Политбюро, приписав сверху: “Постановление ПБ от 15/Ш”. В этом постановлении, протокольно оформившем волю вождя, бы­ло признано “неправильным, что т. Абакумов организовал суд че­сти над двумя работниками Министерства без ведома и согласия Политбюро”, и Абакумову было поставлено на вид. Секретарю ЦК Кузнецову было указано, что он “поступил неправильно, дав т. Абакумову единолично согласие на организацию суда чести над двумя работниками”. Решение суда чести МГБ было приостанов­лено. Впредь министрам было запрещено “организовывать суды чести над работниками министерств без санкции Политбюро”[26].

           Отныне проведение судов чести было возможно только после получения согласия Сталина и принятия решения Политбюро. Это противоречило существующему постановлению о судах чести от 28 марта 1947 г., но по требованию “вождя народов” A.A. Жданов и М. А. Суслов подготовили новый законодательный акт в его раз­витие и создали проект постановления об организации “верховно­го” суда чести - Суда чести при Совете Министров СССР и ЦК ВКП(б). Но этот орган так и не был утвержден.

           Политбюро ЦК выдало весной 1948 г. только одно разреше­ние на проведение суда чести в Комитете информации, но ника­ких подробностей о нем установить не удалось.

           6 июля 1948 г. полномочия судов чести были продлены еще на один год. В тот же день было принято и решение об отпуске А.A. Жданову, из которого он не вернулся. Вместе со смертью А.A. Жданова и начавшимся вскоре делом ленинградцев, по ко­торому был обвинен и другой активнейший организатор этих се­кретных органов морально-психологического воздействия на ин[265]теллигенцию и работников госаппарата A.A. Кузнецов, а также с переходом к проведению санкционированных Сталиным “науч­ных дискуссий” и официально развернутой кампании по “борьбе с космополитизмом” ведомственные “суды чести” практически прекратили свое существование.

           Непродолжительный период создания и деятельности “судов чести” оказал огромное влияние на изменение общественного со­знания и морально-психологического климата в советской стра­не. В строгом смысле эти суды, официально созданные прежде всего для воздействия на работников центрального государствен­ного аппарата, своей задачи в полной мере не выполнили. Совет­ская бюрократия отстояла свои позиции даже в условиях жест­кой сталинской диктатуры. Воздействие на госаппарат ограничи­лось несколькими случаями борьбы с злоупотреблениями слу­жебным положением, с хищениями государственных средств, что сразу же было усвоено чиновниками. Абсолютное большинство из созданных в министерствах и ведомствах “судов чести” так и не развернули своей деятельности. Основными жертвами про­шедшей политико-идеологической кампании стали, в первую очередь, представители интеллигенции. Все силы тоталитарного государства были направлены на борьбу с любыми проявления­ми отхода от проводимого политического курса. Это привело к расколу общества на “обвиняемых” и “судей”, к осуждению не только инакомыслия, но и любой научно обоснованной или гра­жданской позиции, в которой усматривался отход от тогдашней политической практики.

           Эффект же от судилища над по существу оклеветанными профессорами Н.Г. Клюевой и Г.И. Роскиным и от повсеместно­го обсуждения закрытого письма ЦК ВКП(б) был достигнут. С помощью этих акций был утвержден абсолютный диктат госу­дарства во всех сферах жизни советского общества, утверждена строгая секретность в области государственной деятельности, во всех отраслях промышленности и сельского хозяйства, в армии и на транспорте, в продовольственном снабжении населения, в ор­ганизации планирования и статистики, науки и научно-техниче­ского творчества и т.д. Прибыло полку добровольных “наблюда­телей”. Таким образом, с помощью массовой политико-идеоло­гической кампании была достигнута такая система власти, кото­рая позволила контролировать все общество.

           Есть основание полагать, что проблема создания и деятель­ности судов чести в 1947-1948 гг. имеет основание развиться в са­мостоятельное направление исторической науки, исследующей послевоенный период развития страны.

 

           [266-267] СНОСКИ оригинального текста

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           Л.Н. Нежинский. Я хотел бы задать докладчику такой воп­рос. Если я правильно понял, суды чести, как Вы нам интересно и подробно рассказали, существовали по 1948 г., а после этого они прекратились.

           В.Д. Есаков. Да. Суды чести в соответствии с постановлени­ем об их создании действовали как органы министерств и ве­домств с июня 1947 г. по март 1948 г. Последний из ведомствен­ных судов чести был проведен в Министерстве государственной безопасности СССР. В соответствии с упоминавшимся решением Политбюро от 15 марта 1948 г., написанным Сталиным, дальней­шее проведение судов чести над работниками министерств и ве­домств стало возможно только с его разрешения. Хотя 7 июля 1948 г. действие судов чести было продлено еще на один год, По­литбюро лишь однажды разрешило его проведение в Комитете информации. После утверждения организации Суда чести при Совете Министров СССР и ЦК ВКП(б) от его имени был осуж­ден бывший министр путей сообщения И.В. Ковалев, но через два месяца решение суда чести в отношении него было отменено. Единственное публичное заседание этого высшего суда чести было проведено в июне 1949 г. над руководителями Министерст­ва пищевой промышленности СССР в связи с фактами массового воровства в органах министерства.

           А.К. Соколов. Вы сделали вывод о том, что суды чести сыграли огромную роль в укреплении идеологического конт­роля над мыслями, делами и чувствами интеллигенции. У меня такое впечатление от Вашего доклада, что на самом деле мы имели дело с очередной кампанией, в форме которой вообще вся деятельность государственная осуществлялась в то время. Как всякая кампания, она имеет периоды инициирования, раз­вертывания и затухания.

           В.Д. Есаков. Здесь существует любопытная ситуация. Дей­ствительно, в современных условиях, при том, что мы знаем, очень хотелось бы ограничиться тем, что это была самостоя­тельная, достаточно узкая кампания, подобная другим. Так ее [268] и пытаются оценивать ряд исследователей. Канадский ученый Питер Соломон, например, выпустил книжку о советской юс­тиции и нашей прокуратуре. Он там склонен относить суды че­сти к случайным событиям, неизвестно откуда взявшимся, све­дения о которых неожиданно в информационном плане дошли до верха. Но есть совершенно феноменальные обстоятельст­ва - сами суды чести были инициированы на самом верху, а к их организации и деятельности привлечен необыкновенно ши­рокий круг лиц, каждый из которых облечен начальственны­ми или должностными полномочиями. Положения о судах че­сти были сразу же внедрены министрам и их заместителям, всем подведомственным им директорам и начальникам отде­лов, всем старшим экономистам, старшим инженерам и стар­шим научным сотрудникам и т.д. Они находились под присмо­тром всех отделов кадров. Председателями судов были утвер­ждены весьма известные люди. В Министерстве кинематогра­фии СССР в него входил Сергей Аполлинариевич Герасимов, в Академии наук СССР его возглавил академик Николай Вла­димирович Цицин. В президиум собрания Комитета по делам искусств при обсуждении принятого постановления о создании судов чести был введен В.Э. Мейерхольд и другие известней­шие деятели культуры.

           Писатель Константин Симонов, который присутствовал в кабинете Сталина в Кремле при чтении обвинительного за­ключения против профессоров Клюевой и Роскина отмечал, что оно “продиктовано его волей - и ничьей другой” и свиде­тельствовал, что Сталин специально отметил, что в эту точ­ку - утверждение советского патриотизма и неоправданное преклонение перед зарубежной культурой - “надо долбить много лет”.

           Хотя постановления судов чести о персональных обвине­ниях были отменены практически сразу после смерти Стали­на, а к 1959 г. все прошедшие через них были реабилитирова­ны, восстановлены в партии те, кто исключался, но основные положения “Закрытого письма ЦК ВКП(б) по делу профессо­ров Клюевой и Роскина” никто не отменял. Политические ито­ги судов чести, которые, как отмечалось в докладе, были сформулированы М.А. Сусловым, продолжали блюстись еще 40 лет. Н.С. Хрущев был задействован в период создания судов чести, а Л.И. Брежнев выступал с докладом о закрытом пись­ме ЦК на совещании в Днепропетровске. И как следствие этой политики - проповедь антиамериканизма и реально существо­вавший антигуманизм.

           [269] А.К. Соколов. И еще - в продолжение моего вопроса. В этом смысле - да, вся линия правительства проведения этой кампании как бы сохранилась. Вы приводите данные о том, что было столько-то судов чести, по Вашим данным, проведе­но согласно постановлению. Но что все это означает? Это только пассивное сопротивление. Этот симптом вообще очень важный.

           В.Д. Есаков. Без всякого сомнения, на сегодняшний день ис­следованию подвергся только суд чести в Министерстве здраво­охранения СССР. Из избранных судов чести провели публичные заседания только треть. Может быть, это можно назвать пассив­ным сопротивлением. В полном виде ответ на вопрос будет воз­можен при детальном изучении конкретной деятельности судов чести. Пока в полной мере просмотрены и собраны данные про­токолов Секретариата, Оргбюро и Политбюро ЦК ВКП(б) и ма­териалы к ним. Было получено разрешение на просмотр доку­ментов Управления кадров ЦК ВКП(б), обещают в течение бли­жайшего времени рассекретить их, только после этого можно бу­дет приступить к их изучению.

           Есть еще две линии, по которым ведутся работы. Во-пер­вых, совершенно необходимо просмотреть фонды всех мини­стерств и ведомств, существовавших в то время, особенно тех, в которых были проведены суды чести. Вторая линия предста­вляет основную трудность - тщательный просмотр фондов их партийных организаций, где могли рассматриваться дела, не вынесенные затем на общие их собрания. Толчком к этому по­служило второе издание книги Михаила Ромма “Как в кино. Устные рассказы”, в которой совершенно неожиданно появил­ся новый рассказ “Как меня предавали суду чести”. К этому времени я знал, что на заседании суда чести Министерства ки­нематографии судили только уполномоченного “Совэкспорт- фильм”. Оказалось, что коллизия с М. Роммом не вышла за пределы парткома, но всерьез рассматривалась как повод для вынесения на общеминистерский суд чести. А ситуация была занимательной, о чем хочется рассказать. В 1945 г. в Америке была показана первая серия фильма Эйзенштейна “Иван Гроз­ный”. Ее посмотрел и находившийся в эмиграции и работав­ший в Голливуде знаменитый актер Михаил Чехов, написав­ший письмо со своими впечатлениями и критикой работы ре­жиссера с актерами. Письмо было опубликовано в журнале ВОКСа, а Ромма попросили написать ответ. Он выполнил просьбу. А в 1947 г. партком Мосфильма рассматривал вопрос о мере ответственности режиссера, члена партии и советского [270] гражданина Ромма за написание письма белоэмигранту Чехо­ву. Суда удалось избежать, но, как отмечал рассказчик, этот эпизод оказался переломным в жизни его семьи. “До этого су­да чести у нас бывало много народу. Всегда толпились прияте­ли, товарищи, друзья по работе, сверстники... А потом как-то охладились отношения. Не могли мы простить этих опущен­ных глаз, того, что люди пробегали мимо, того, что никто в те страшные дни суда чести... почти никто, я бы сказал, не отва­жился поддержать нас по-настоящему”. Не случайно, что пос­левоенные идеологические кампании называют временем мас­сового душевредительства.

           В исследовательском плане можно предполагать, что изуче­ние создания и деятельности судов чести может превратиться в самостоятельно разрабатываемое направление исторической на­уки. Вне зависимости от того, к каким итогам придут ученые, можно говорить, что авторитет и значимость этих органов для второй половины 1940-х годов были абсолютными.

           Полагаю, что весьма непросто и с традиционным затуханием данной кампании. В сталинский период основные постулаты су­дов чести и закрытого письма ЦК о преимуществах социалисти­ческого строя и советском патриотизме, а также о борьбе с низ­копоклонством перед иностранщиной и буржуазной культурой Запада активно применялись в ходе всех “научных дискуссий” конца 40-х и начала 50-х годов, в деятельности Общества по рас­пространению политических и научных знаний и т.п. Да и в пос­лесталинский период воспитанная на них номенклатура неодно­кратно использовала их, особенно при обсуждении Л. Пастерна­ка, вплоть до знаменитых выступлений Хрущева перед интелли­генцией.

           Л.Н. Нежинский. У меня такой конкретный вопрос: как дальше Вы собираетесь эту проблему разрабатывать? Будет готовиться отдельная монография специально, или это будет серия статей, или разделы в каких-то коллективных трудах?

           В.Д. Есаков. Совсем недавно, завершая предварительное оз­накомление с материалами Управления кадров ЦК ВКП(б), я по­нял, что изначальный проект написания монографии о создании и деятельности судов чести в 1947-1948 гг. сможет лишь в общих чертах подойти к освещению темы. И это до завершения учета материалов фондов министерств и ведомств и фондов их партий­ных организаций. Раскрытие столь обширной по сохранившимся источникам темы не может быть ограничено одним монографи­ческим исследованием. Серия статей могла бы приблизить ее ос[271]вещение, но серию следовало бы создавать по единому плану ис­следовательским коллективом, которого пока нет и который вряд ли может быть создан в ближайшее время. Я не представ­ляю себе сейчас и коллективных трудов, которые включали бы в себя аналитический подход к обсуждаемой теме. В них в лучшем случае будет присутствовать краткий параграф с общей инфор­мацией о наличии в послевоенный период такого явления, как су­ды чести.

           Я уже обращал внимание на то, что суды чести были самой засекреченной общественно-политической кампанией, прове­денной в СССР, о которой ни одной строчки не появилось в пе­чати. Поэтому для привлечения более или менее широкого круга исследователей к ее разработке необходимо начинать с издания сборников архивных материалов. Предварительные переговоры с руководством некоторых архивов пока не дали результата. Проведенное знакомство с архивными материала­ми уже позволяет ставить вопрос о возможности подготовки тематического сборника документов под названием “Суды чести в 1947-1948 гг. Создание и деятельность”. В него вошли бы основополагающие документы ЦК ВКП(б) и отчеты по их организации и практической работе. Желательно опуб­ликовать целиком стенограммы заседаний первого суда чести в Министерстве здравоохранения СССР над профессорами Н.Г. Клюевой и Г.И. Роскиным, что даст конкретный матери­ал для критического анализа последовавшего за ним закрыто­го письма ЦК. Чрезвычайно интересно издать материалы по организации суда чести в аппарате ЦК ВКП(б) и рассмотрен­ного им дела М.М. Щербакова и К.С. Кузакова. Большой ин­терес в руководстве Российской академией наук, в частности вице-президентом РАН академиком H.A. Платэ, проявлен к изданию суда чести по делу руководства Главного управления гидрометеорологической службы при Совете Министров СССР во главе с бывшим начальником этого управления, известным папанинцем, Героем Советского Союза и чле­ном-корреспондентом АН СССР Евгением Константиновичем Федоровым, который позднее, в 1960-е годы, был глав­ным ученым секретарем Президиума АН СССР. Суд чести в Гидрометслужбе был организован по специальному пос­тановлению Совета Министров СССР, подписанному Ста­линым, и его подготовкой руководил тогдашний министр государственного контроля СССР Л.З. Мехлис. Сохранился обширнейший материал по подготовке и проведению этого процесса.

           [272] Уже в настоящее время можно приступить к подготовке те­матической публикации и обсуждать план изданий материалов судов чести на перспективу.

           Л.Н. Нежинский. Мы сегодня заслушали очень интересный доклад В.Д. Есакова по очень интересной формально историче­ской проблематике, но на самом деле по своему звучанию и по своему значению выходящей за те хронологические рамки, кото­рые Вы нам здесь осветили и доложили.

           Если Вы для начала сможете издать хотя бы два, а лучше три сборника документов с соответствующими комментариями, то это будет чрезвычайно полезно и в научно-познавательном пла­не, и в общественно-политическом.