Труды Института российской истории. Выпуск 7 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: Наука, 2008. 428 с. 27 п.л. 27,2 уч.-изд.л.

Мифологема о системном кризисе в России после Великих реформ 1860-1870-х годов

Автор
Миронов Борис Николаевич

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX XIX

Библиографическое описание:
Миронов Б.Н. Мифологема о системном кризисе в России после Великих реформ 1860-1870-х годов// Труды Института российской истории. Вып. 7 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2008. С. 59-73.

Текст статьи

 

[59]

Б.Н. Миронов

МИФОЛОГЕМА О СИСТЕМНОМ КРИЗИСЕ В РОССИИ ПОСЛЕ ВЕЛИКИХ РЕФОРМ 1860-1870-х ГОДОВ

 

           В ежегоднике “Экономическая история” в 2002 г. была опуб­ликована моя статья, в которой на основании в первую очередь антропометрических, но также и других данных доказывалось, что благосостояние российского населения в конце XIX-XX в. повышалось[1]. Академик Б.В. Ананьич, можно сказать, обрушил­ся с резкой критикой на предложенный новый антропометриче­ский подход к решению проблемы, чтобы подорвать выводы, ко­торые из представленного мною материала вытекали[2].

           На первый взгляд предмет дискуссии - материальное положе­ние населения, прежде всего крестьян, после Великих реформ, на самом деле - общая оценка развития страны в 1861-1917 гг. и при­чин революций 1905 и 1917 гг. Благосостояние населения я рас­сматриваю как конечный результат совместных усилий со стороны самого населения и правительства в деле переустройства уклада российской жизни, сложившегося в крепостное время. Если благо­состояние в пореформенное время повысилось, значит, структур­ные реформы российского общества в 1860-1870-х годах, по край­ней мере в экономическом отношении, были плодотворными, эф­фективными, хорошо проведенными, отвечали его насущным по­требностям, встретили поддержку большинства населения, разви­вали его активность и инициативу. Если же материальное положе­ние после реформ упало, то оценки реформ должны быть прямо противоположными. Если благосостояние населения росло, то весьма проблематично говорить и о системном кризисе российско­го общества в конце XIX - начале XX в., потому что экономиче­ский аспект - важнейшая составляющая общества как системы. В таком случае, даже если другие сферы российского социума раз­вивались менее успешно, следует говорить не о системном кризисе, а о противоречивом, асинхронном, несбалансированном развитии страны. Наконец, если благосостояние росло, то повисают в возду­хе важнейшие аргументы революционеров об антинародной сущ­ности царизма и проводимых им реформах, об обнищании народа как важнейшем факторе трех российских революций, менее понят[60]ными становятся причины участия широких народных масс в рево­люционном движении.

           Таким образом, благосостояние населения может служить важ­нейшим критерием как при оценке общего развития пореформен­ной России, так и при оценке политики правящих верхов. И по­скольку, как следует из антропометрических данных, благосостоя­ние населения серьезно повышалось, то отсюда следует, что, во- первых, экономическое развитие страны проходило достаточно ус­пешно и, самое главное, не за счет роста эксплуатации населения, во-вторых, тезис о системном кризисе нуждается в пересмотре. Вот в чем заключается истинная причина гнева, который обрушил на статью, доказывающую несостоятельность взгляда об обнищании населения в пореформенное время, один из видных сторонников парадигмы системного кризиса. Рассмотрим его аргументы.

           Критик в принципе не согласен с новым подходом, называя его “бухгалтерским”: “Нахожу такой метод абсолютно не корректным. Чисто бухгалтерский подход к событиям прошлого, без оценки ис­торических реалий (как это сделано в статье Б.Н. Миронова) не мо­жет служить основанием для того, чтобы представить читателю благостную картину экономического развития России на рубеже XIX в.” (с. 611 - здесь и далее ссылка на заметку Б.В. Ананьича; кур­сив мой. - Б.М.). При этом, однако, чтобы опровергнуть мои выво­ды, он обращается к бухгалтерским расчетам относительно фис­кальной политики, - к сожалению, делает это не по стандартам на­стоящей бухгалтерии, - оставляя в стороне все экономические реа­лии, которые проанализированы в моей статье: железнодорожное строительство, тарифную политику, поощрение экспорта и госу­дарственное регулирование цен, повышение доходов крестьян и зарплаты рабочих, которые, таким образом получается, не явля­ются историческими реалиями.

          

           НАЛОГИ: ТЯЖЕЛЫ ИЛИ ЛЕГКИ?

           “Голод (1891-1892 гг. - Б.М.), - пишет Б.В. Ананьич, - стал следствием не только неурожая, но и фискальной политики Ми­нистерства финансов, которое тогда еще возглавлял И.А. Выш­неградский. За двадцать лет с 1880 по 1901 г. прямые налоги да­ли прирост всего в 50 млн руб. (48 млн. - Б.М.). Доходы от них увеличились с 172,9 до 220,9 млн руб. За это же время доходы от косвенного обложения возросли на 108% (109% - Б.М.): с 393 до 819,6 млн руб. Причем особенно значительный их рост падает на министерство С.Ю. Витте, ибо с 1880 по 1892 г. доход от косвен­ного обложения увеличился на 37%, а с 1892 по 1901 г. - на 50%”. [61] Голод 1891-1892 гг. случился до того, как С.Ю. Витте возгла­вил Министерство финансов, и поэтому он не может нести за не­го ответственность. Однако если уже речь зашла о голоде, то не­урожаи 1891-1892 гг., как показал A.C. Нифонтов, были печаль­ным эпизодом в пореформенном развитии сельского хозяйства, а не проявлением его кризиса. В 1860—1890-е годы земледелие ус­пешно развивалось за счет увеличения посевов, но главным обра­зом урожайности, причем самые высокие темпы приходились на 1890-е годы: чистые сборы хлебов и картофеля на душу населе­ния в 1860-е годы выросли на 2% сравнительно с предшествую­щим десятилетием, в 1870-е годы - на 12%, в 1880-е годы - на 4%, в 1890-е годы - на 17%[3]. Спад хлебных сборов в 1891-1892 гг. был “признаком уже примитивного капиталистического земледелия - хищнического использования быстро истощавшихся чернозем­ных почв)”[4], т.е. болезнью развития, а не упадка.

           Но и фискальная политика не имела отношения к голоду. Дело в том, что само по себе увеличение налогов не является доказатель­ством обнищания народа - необходимо оценивать не рост, а тя­жесть налогов по их доле в доходах. Это элементарное требование Б.В. Ананьич не выполнил. Что же происходило на самом деле?

           В пореформенное время в налоговой политике произошло три важных изменения. Во-первых, к платежу прямых налогов было привлечено все население, включая многочисленные груп­пы населения, прежде от них освобожденные: дворяне и чиновни­ки, казаки и национальные меньшинства. В то время как в доре­форменное время прямые налоги платили крестьяне и мещане (подушную подать), а купцы - гильдейские пошлины[5].

           Во-вторых, с начала 1860-х годов российская налоговая сис­тема стала переходить с подушного принципа на подоходный, в результате чего тяжесть налогового бремени перемещалась с бедных на зажиточные слои населения. По расчету, сделанному в Министерстве финансов в 1859 г., “высшие классы”, или непо­датные сословия, обеспечивали поступление в казну 17% доходов (главным образом за счет косвенных налогов), а “низшие клас­сы”, или податные сословия, - 76%; 7% государственных доходов приносили монетная, горная и другие регалии и государственное имущество. В 1887 г., по расчету известного финансиста Н.П. Яс­нопольского, эти источники доходов соотносились как 38:55:7 (для сравнения, в Великобритании это соотношение составляло 52:40:8, во Франции - 49:30:21, в Пруссии - 30:29:41). Из общей суммы собственно налогов (без регалий) на высшие классы в 1859 г. приходилось 18%, на низшие - 82%, а в 1887 г. соответст­венно - 41% и 59%. Другими словами, тяжесть налогов для выс[62]ших классов увеличилась почти в 2,3 раза[6]. Эта тенденция в даль­нейшем усиливалась.

           В-третьих, в налоговой системе значение косвенного обложе­ния повышалось, особенно при С.Ю. Витте. Но благодаря этому, справедливо считает М.К. Шацилло, податное бремя еще более сместилось с крестьянства на относительно зажиточные город­ские слои, так как косвенные налоги ложились главным образом на горожанина[7]. Спички, нефть, табак, сахар и даже водка по­треблялись в большей степени в городе. Питейный доход с сель­ского населения в 1901 г. дал в государственный бюджет 143,9 млн руб.[8] из 476,3 млн руб. общего питейного дохода этого года[9], т.е. 30,2%; в 1912 г. соответственно - 256,3 млн руб.[10] из 953 млн руб.[11],т.е. 26,9%. В целом в 1901-1912 гг., по данным А.Л. Вайнштейна и А.М. Анфимова, на долю крестьянства при­ходилось лишь 32% всех налогов и платежей[12], а его доля в насе­лении превышала 83%[13]. Получается, что норма обложения у сельского населения к началу XX в. резко понизилась и стала в 3,6 раза меньше, чем у городского населения.

           Отсюда, конечно, не следует, что деревня была обложена на­логами слабее, чем город. Для ответа на вопрос, чье налоговое бремя - горожан или селян - было тяжелее, необходимо знать платежеспособность тех и других, а также и остаток средств пос­ле уплаты налогов. Скорее всего для состоятельных горожан, ко­торые только и платили налоги, ибо с заработной платы налоги не взимались, налоги были менее обременительными, так как их доходы в абсолютном значении были намного выше, чем у кре­стьян. Этот вопрос требует специального изучения. Однако бо­лее существенно другое - на покрытие прямых налогов в поре­форменный период крестьяне стали расходовать меньшую часть своих доходов (см. табл. 1).

           В 1849-1859 гг. в пяти центрально-промышленных губерниях (Владимирской, Костромской, Московской, Нижегородской и Ярославской), где доходы крестьянства были в среднем выше средних по России, прямые налоги поглощали 34% дохода госу­дарственных крестьян только от земледелия и 22% доходов - от земледелия и промыслов вместе[14]. Поскольку обложение удель­ных и помещичьих крестьян было более высоким, чем государст­венных, а доходы крестьянства других губерний были ниже, чем в наших пяти губерниях, налоговое бремя в большинстве россий­ских губерний, вероятно, находилось на более высоком уровне, чем в пяти центрально-промышленных губерниях.

           По данным крестьянских бюджетов в 13 губерниях за 1877-1901 гг., на покрытие всех платежей, включая выкупные и

[63]

           Таблица 1. Тяжесть прямых налогов для крестьянства Европейской России в 1849-1858 и 1877-1901 гг.

Губернии	1849-1858 гг., государственные крестьяне, 5 губерний
	валовой доход на душу населения, руб.			налоги и подати
	земледелие	промыслы	итого	руб.	%
Центрально- промышленные	14,43	7,70	22,13	4,90	22,14
Земледельческие	-	-	-	-	-
Губернии	1877-1901 гг., все крестьяне, 13 губерний
	валовой доход на душу населения, руб.			повинности
	земледелие	промыслы	итого	руб.	%
Центрально- промышленные	174	255	429	24	5,59
Земледельческие	331	100	431	25,3	5,80
Подсчитано мною по: Доходы в 1849-1858 гг. - Материалы для статистики России, собираемые по ведомству Государственных имуществ. СПб., 1858. Вып. 1. С. 2, 30, 55; СПб., 1859. Вып. 2. С. 182, 185, 191, 204; СПб., 1861. Вып. 4, отд. В. С. 43, 107; СПб., 1871. Вып. 5, отд. В. С. 7, 45, 47; Хозяйственно-статистические материалы, собираемые комиссиями и отрядами уравнения денежных сборов с государственных крестьян. СПб., 1857. Вып. 2. С. 2, 29, 30, 37, 40. Налоги в 1849 г.: Российский государственный исторический архив. Ф. 869 (Милютины). Д. 789: Таблицы к статистическому атласу, составленному в МВД. 1850 г. Л. 22, 27; 1877-1901 гг. Материалы высочайше учрежденной 16 ноября 1901 г. Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 г. по 1901 г. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний сравнительно с другими местностями Европейской России. СПб., 1903. Ч. 1. С. 38-39.

 

арендные, уходило 7,6% доходов от сельского хозяйства в земле­дельческих губерниях и 13,8% - в промышленных, и соответст­венно 5,8 и 5,6% всех доходов от сельского хозяйства и промы­слов вместе. Как видим, в пореформенное время норма обложе­ния крестьян прямыми налогами уменьшилась в 3,9 раза.

           Однако уменьшилось и общее налоговое бремя крестьянства. По расчетам А.М. Анфимова и А.Л. Вайнштейна для 50 губерний Европейской России, в 1901 г. все платежи (включая выкупные и арендные за вненадельную землю) равнялись 8,71 руб., доход от [64] сельского хозяйства в год - 30,30 руб.[15], от промыслов - 12 руб. (по сведениям Комиссии 1901 г., в 1900 г.)[16], общий доход составлял 42,30 руб. на душу населения в год. Следовательно, на покрытие прямых и косвенных налогов, а также всех платежей в 1900-1901 гг. уходило 20,6% доходов, а в 1850-е годы только пря­мые налоги поглощали 22,1% доходов крестьянства. Между тем в 1850-е годы косвенные налоги были обременительнее прямых: на­пример, в 1855 г. косвенные налоги в бюджет давали 64,6%, а пря­мые - 35,4% всех налоговых поступлений[17]. Следовательно, в 1850-е годы на уплату прямых и косвенных налогов уходило на­много более 22,1% крестьянского дохода, а в 1901 г. - только 20,6%. К 1912 г. норма обложения понизилась еще на 2,1%[18].

           Таким образом, при всей приблизительности расчетов, мы видим, что налоговый пресс для крестьянства в пореформенное время уменьшился: только прямые налоги до 1861 г. превышали сумму прямых и косвенных налогов в 1901-1912 гг. Чистый оста­ток после оплаты налогов возрастал. И по мировым стандартам налоги в России не были чрезмерно тяжелыми (см. табл. 2).

           Как видно из данных таблицы 2, в России норма обложения была ниже, чем во всех великих державах, кроме США. В лите­ратуре фигурируют разные данные об уровне обложения, что обусловлено прежде всего различными оценками национального дохода. Например, согласно A.Л. Вайнштейну, норма обложения для России в 1913 г. равнялась 13,5%. Эта явно завышенная циф­ра вызвана тем, что автор занизил чистый национальный доход на душу населения (83,3 руб.)[19]. П.В. Микеладзе принял нацио­нальный доход за 101,4 руб., что ближе к наиболее точной оцен­ке П. Грегори - 118,5 руб.[20] Если за основу взять последние дан­ные, то норма обложения в России понизится до 9,5%.

           Ссылаясь на опубликованную в 1959 г. статью Ю.Н. Шебалди­на, который в свою очередь взял данные у С.Г. Струмилина из ра­боты 1930 г. издания, Б.В. Ананьич утверждает, что “громадный рост российского бюджета в конце XIX в. не соответствовал росту национального дохода и превышал его в 2,4 раза” (с. 612). С этим трудно согласиться. Во-первых, использованные сведения о нацио­нальном доходе устарели; во-вторых, в нашем конкретном случае динамику национального дохода надо сравнивать не со всем бюд­жетом, а только с его доходной частью, так как государственные расходы не имеют отношения к налоговому бремени; в-третьих, моя статья посвящена результатам экономической политики С.Ю. Витте, правление которого началось в 1892 г. и закончилось в 1903 г. Внесем поправки в исходные данные и сделаем необходи­мый расчет (см. табл. 3).

[65]

           Таблица 2. Тяжесть налогового обложения в процентах к национальному доходу в ряде стран в 1913-1914 гг.

Страна	Тяжесть налого­вого обложения	Страна	Тяжесть налого­вого обложения
Япония	18,2	Россия	11,0
Австрия	16,9	Италия	10,8
Франция	13,8	Австралия	10,4
Канада	13,0	США	6,5
Германия	11,8	Индия	4,4
Великобритания	11,4
Источник: Микеладзе П.В. Тяжесть обложения в иностранных государствах в 1913 и 1925-26 гг. // Налоговое бремя в СССР и иностранных государствах: (Очерки по теории методологии вопроса). М., 1928. С. 150-152.

 

           С 1881 по 1892 г. национальный доход на душу населения уве­личился на 23%, а государственные доходы - на 49%, с 1892 по 1904 г. соответственно - на 76% и 108%. Как видим, некоторая диспропорция в росте национального дохода и государственных доходов существовала до С.Ю. Витте. Но при нем, если использо­вать методику Ю.Н. Шебалдина, диспропорция уменьшилась: в 1881-1892 гг. увеличение налогов обгоняло рост национального дохода в 2,13 раза, а в 1892-1904 гг. - в 1,42 раза. Впоследствии

 

           Таблица 3. Чистый национальный доход и обыкновенные государственные доходы в 1881-1913 гг. (в текущих ценах)

Год	Национальный доход		Поступление государственных доходов
	тыс. руб.	индекс	млн руб.	индекс
1881	6110	100	652	100
1885	6286	103	762	117
1890	6800	111	944	145
1892	7523	123	970	149
1894	8433	138	1154	177
1900	10 962	179	1704	261
1904	13 255	217	2018	310
1905	12 053	197	2025	311
1913	20 266	332	3417	524
Источники: Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX - начало XX в.): Новые подсчеты и оценки. М., 2003. С. 240, 242; Ежегодник Минис­терства финансов. СПб., 1888. Вып. XVII. С. 11; Ежегодник Министерства финансов. СПб., 1899. Вып. 1898 г. С. 36; Статистический ежегодник России 1905 г. СПб., 1906. С. 406; Статистический ежегодник России 1914 г. Пг., 1915. Отд. ХII. С. 14-15.

 

[66] эта тенденция сохранилась: в 1904-1913 гг. налоги росли всего в 1,1 раза быстрее национального дохода. Поэтому перегрева пла­тежеспособных сил населения не происходило, тем более если иметь в виду крестьян, налоговая нагрузка на которых, как было показано выше, уменьшалась.

           Следует отметить, что в расчетах тяжести налогообложения крестьянства, сделанных как в дореволюционное, так и в совет­ское время, допускались три натяжки: 1) далеко не в полной ме­ре учитывались доходы крестьян от промысловой деятельности, в том числе неземледельческие доходы женщин, работавших до­ма, 2) выкупные платежи за землю принимались за налог, 3) кос­венные налоги приравнивались к прямым без учета обязательно­сти первых и факультативности вторых.

           Доходы от промысловой деятельности крестьяне в большин­стве случаев получали в форме зарплаты, которая налогами не облагалась. В случае отхожих промыслов приходилось покупать только паспорта. Между тем промысловый доход был значитель­ным не только в нечерноземных, но и черноземных губерниях: его вес в общей сумме доходов для 50 губерний Европейской Рос­сии к 1900-1901 гг. поднялся до 28,4%[21].

           Выкупные платежи не могут считаться налогом, так как шли на покрытие кредита, полученного крестьянами от государства, за купленную землю. Это все равно, что в настоящее время при­нимать за налог платеж за купленную в кредит квартиру. Между тем на долю выкупных платежей в налоговых поступлениях в бюджет в 1885-1905 гг. приходилось от 8 до 16%[22].

           Косвенные налоги, в отличие от прямых, носят факультатив­ный характер. Конечно, керосин, ситец, чай, сахар - это предметы первой необходимости, и без них не обойтись. А как быть с водкой и табаком, на долю которых приходилось 62,1% всех косвенных на­логов? Все три натяжки приводят к преувеличению тяжести нало­гообложения, что и являлось целью большинства дореволюцион­ных и советских исследователей: и те, и другие стремились посред­ством тезиса об обнищании крестьянства опорочить власть, дока­зать ее несостоятельность и неспособность управлять страной.

 

           УХУДШАЛОСЬ ЛИ ПОЛОЖЕНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА?

           Следующий контраргумент Б.В. Ананьича - “крестьянские восстания в Полтавской и Харьковской губерниях” в 1902 г. (с. 612), которые, по его мнению, свидетельствуют о тяжелом эко­номическом положении крестьян. Апелляция к крестьянскому дви­жению - излюбленный метод советских историков для доказатель[67]ства тезиса об обнищании трудящихся при феодализме или капита­лизме. Между тем хорошо известно, что социальные протесты слу­чаются не только по причине снижения жизненного уровня. В ча­стности, крестьянские бунты марта 1902 г. (вряд ли их можно счи­тать восстаниями), по мнению экспертов Департамента полиции и следствия, произошли в первую очередь под влиянием хорошо про­веденной политической агитации, затем недородов и вздорожания аренды[23]. Если оппонент считает, что главная причина движения в падении жизненного уровня, тогда ему нужно на цифрах, по-бух­галтерски это доказать. Но этого не сделано. С равной бездоказа­тельностью можно говорить, что бунты 1902 г. вызвала магнитная буря, ранняя весна, поздняя Пасха и т.п.

           Б.В. Ананьич пытается иронизировать, когда пишет, что участ­ники беспорядков не осознавали, что положение крестьянства улучшается, иначе, мол, они вели бы себя спокойно. В данном слу­чае он оказался прав. Действительно, крестьяне не осознавали про­исходящего, так как почти вся российская интеллигенция того вре­мени думала, что после 1861 г. крестьянство и вся Россия находи­лись в состоянии кризиса. Эта парадигма родилась в 1861 г., когда Н.Г. Чернышевский и другие революционные демократы начали атаку на Великие реформы, не уяснив до конца их значение и пос­ледствия. А.И. Герцен, Н.П. Огарев и Н.Г. Чернышевский доказы­вали, что в ходе крестьянской реформы крестьяне были ограбле­ны. Эта точка зрения была выражена уже через несколько дней по­сле оглашения Манифеста 18 февраля 1861 г. в прокламациях, на­писанных Н.Г. Чернышевским “Барским крестьянам от их добро­желателей поклон”, Н.В. Шелгуновым “Русским солдатам от их до­брожелателей поклон” и “К молодому поколению”, и в воззвании Н.П. Огарева “Что нужно народу?”

           Впоследствии серьезный вклад в развитие мифологемы внесли народники, а также либералы, социал-демократы и правые (по раз­ным, правда, мотивам). Даже полиции было иногда выгодно сгу­щать краски о положении народа, чтобы выбить дополнительные фонды и штаты. Социальные ученые в подавляющем большинстве случаев искренне поддерживали своими трудами революционных демократов и народников. В 1878 г. Ю.Э. Янсонс создал концепцию о несоответствии земельных наделов крестьянским платежам, ко­торая была ничем иным, как более мягкой интерпретацией рефор­мы как грабежа. Но выводы Янсонса оказались несостоятельными, так как он строил свои расчеты на сведениях не “всегда отличав­шихся достаточной точностью и достоверностью”[24], в частности он использовал официальные данные об урожайности, которые были заниженными. Л.В. Ходский доказал ошибочность его расчетов, и [68] А.А. Кауфман его поддержал. По их мнению, всего 28% крестьян получили недостаточные наделы[25]. В 1974 г. в своей книге A.C. Ни­фонтов, внешне ни с кем не полемизируя, убедительно доказал, что никакого кризиса сельского хозяйства - в смысле перманентного упадка, а не как фазы конъюнктурного цикла - в 1861-1900 гг. не было. Напротив, оно успешно развивалось[26].

           Однако в советской историографии утвердилась точка зре­ния революционных демократов и Ю.Э. Янсонса, поскольку она соответствовала установке, спущенной историкам сверху, дока­зать закономерность и неизбежность Октябрьской революции 1917 г. Другие мнения игнорировались. Концепцию системного кризиса российского пореформенного общества поддержали и зарубежные исследователи, долгое время находившиеся под вли­янием историков, эмигрировавших из России. Но в 1980-е годы началась ее ревизия, и в 1990-е годы большинство западных ру­систов от нее отказались, как от не соответствующей действи­тельности[27]. В моей статье были указаны работы, которые вне­сли наибольший вклад в разрушение мифологемы (некоторые из них были переведены на русский и изданы в России[28], т.е. стали доступны российскому читателю), но критик прошел мимо них. Приходится напомнить основные выводы этих работ.

           В недавно переведенной на русский язык книге П. Грегори (главная работа, вошедшая туда, на английском была опубликована еще в 1982 г.) убедительно опровергается существование аграрного кризиса в России в 1880-1890-е годы. Аргументы настолько серьез­ны, что, на мой взгляд, должны убедить всякого непредубежденно­го человека. Национальный продукт на душу населения с 1889-1892 по 1901-1904 гг. увеличивался на 3,4% ежегодно, что для аграрной страны возможно только в том случае, если аграрный сектор ус­пешно развивался. Сельскохозяйственное производство с 1881 по 1905 г. росло на 2,55% ежегодно - в 2,5 раза обгоняя рост населения, что свидетельствует о росте производства продовольствия на душу населения. Экспорт хлеба рос еще быстрее, однако он не был “го­лодным”, так как с 1885-1889 по 1897-1901 гг. количество зерна, ос­тавляемого крестьянами для собственного потребления, в стоимост­ном выражении возросло в 1,51 раза, в то время как сельское насе­ление - в 1,17 раза. Поскольку хлебные цены в эти годы понизи­лись[29], то в натуральном выражении потребительский фонд зерна увеличился в 1,3 раза на душу населения. Производство потреби­тельских товаров на душу населения за 1887-1904 гг. выросло на 25%, а реальная поденная заработная плата сельхозрабочего вырос­ла с 1885-1887 по 1903-1905 гг. на 14%[30], промышленного рабочего (если судить по Петербургу) с 1885-1887 по 1903-1905 гг. - на 32%[31].

           [69] К сказанному добавим, что средние ежегодные недоплаты ок­ладных сборов (не сумма недоимок!) с бывших помещичьих кресть­ян, которые освобождались от крепостного права на самых тяже­лых сравнительно с другими категориями крестьянства условиях, с 1885-1889 по 1900-1904 гг. уменьшились с 2,5 млн до 1,3 млн[32] - в 1,9 раза. При этом население за этот период возросло на 25%[33].

           Среднее количество новых вкладчиков в государственных сберегательных кассах по 50 губерниям Европейской России из числа работников и земледельцев в 1889-1893 гг. равнялось 75,5 тыс., а в 1898-1900 гг. - 90,8 тыс., следовательно, возросло на 20%; а суммарная величина вкладов на эти новые сберкнижки со­ставляла соответственно - 8,433 млн руб. и 20,330 млн руб., зна­чит, увеличилась на 141%[34].

           В настоящее время Организация Объединенных Наций для оценки уровня жизни населения использует так называемый ин­декс человеческого развития, или индекс развития человеческо­го потенциала (Human Development Index). Он включает три ча­стных индекса, или показателя, - индекс ожидаемой продолжи­тельности жизни при рождении, индекс образования (процент грамотности) и индекс производства (внутренний продукт на ду­шу населения). Каждый показатель принимает значение от 0 до 1, индекс человеческого развития равен их среднему арифмети­ческому. Все три показателя в изучаемое время росли (см. табл. 4), следовательно, и индекс человеческого развития вырос. Однако пока невозможно подсчитать степень его увеличения, по­тому что нельзя точно оценить динамику индекса производства из-за спорности вопроса о том, какой доход принять за минималь­ный и максимальный для изучаемого периода.

          

           Таблица 4. Средняя продолжительность жизни, грамотность и национальный доход на душу населения в России в 1885-1889 и 1900-1904 гг.

Годы	Продолжительность жизни		Грамотность в воз­расте 9 лет и старше		Национальный доход на душу населения
	лет	индекс	%	индекс	руб.
1885-1889	28,5	0,058	33	0,330	75
1900-1904	31,6	0,110	42	0,420	106,7
Подсчитано по: Воспроизводство населения СССР / Под ред. А.Г. Вишневского и А.Г. Волкова. М., 1983. С. 61; Миронов Б.Н. История в цифрах: Математика в исторических исследованиях. Л., 1991. С. 82; Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX - начало XX в.): Новые подсчеты и оценки. М., 2003. С. 232-237.

 

[70]

           НОВЫЕ И СТАРЫЕ АРГУМЕНТЫ

           Увеличение длины тела населения органично укладывается в эту новую систему фактов. Причем, длина тела - самый точный и самый простой для расчетов показатель, сравнительно с други­ми индикаторами благосостояния населения и, может быть, поэ­тому даже более надежный при определении тенденции. Чтобы рассчитать реальную зарплату, нужны сведения о ценах большо­го числа товаров и номинальной зарплате. Чтобы рассчитать бремя налогов для крестьянства, необходимы большие и слож­ные расчеты дохода крестьянского хозяйства, которые, как пра­вило, крестьянами скрывались. Расчет национального дохода требует сведений о всем народном хозяйстве и государственном бюджете. Кто работал с ценами, налогами и национальным дохо­дом, знает, с какими неимоверными трудностями приходится сталкиваться исследователю для получения искомых показате­лей. Недаром до сих пор в литературе имеется динамический ряд реальной зарплаты за длительный срок только по Петербургу; расчет налогового бремени по-настоящему сделан A.Л. Вайн­штейном лишь на 1912 г., который затем был экстраполирован­А.М. Анфимовым на 1901, 1904 и 1907 гг., а расчет национально­го дохода России имеется только за 1885-1913 гг., и этому была посвящена целая монография П. Грегори.

           Б.В. Ананьич в принципе не согласен с новым антропометри­ческим подходом к решению проблемы благосостояния населе­ния. По поводу антропометрических данных он замечает: “Не бе­русь судить о степени их достоверности (замечу только, что Рос­сийская империя это не только Центральная Россия) и о том, на­сколько добросовестно и успешно они обработаны автором” (с. 611). Позитивная динамика увеличения длины тела подтвер­ждается всероссийскими данными, которые приведены в моих ранее опубликованных работах[35]. По поводу добросовестности и достоверности замечу, когда рецензент не в состоянии оценить достоверность данных и добросовестность их обработки, на ко­торых основана рецензируемая работа, то научная этика, на­сколько мне известно, требует отказаться от критики, а не бро­сать тень на сделанные выводы.

           Как видим, все имеющиеся на настоящий момент новые дан­ные свидетельствуют о медленном улучшении положения кре­стьянства и вообще преобладающего большинства населения России в целом в 1892-1904 гг., хотя до благостной картины, ко­нечно, было далеко - за 12 лет радикально изменить ситуацию было нельзя. Возможно, крестьяне действительно не ощущали [71] позитивных сдвигов, потому что, во-первых, их радетели посто­янно убеждали их, что положение ухудшается, во-вторых, кре­стьянские потребности росли быстрее, чем доходы. В такой ситу­ации субъективные ощущения противоречат объективному со­стоянию вещей. Но это другая очень интересная задача, выходя­щая за границы моего намерения оценить, что в действительно­сти происходило, а не то, как это воспринималось.

           Б.В. Ананьичу кажется, что “все, что автор сообщает” по поводу политики С.Ю. Витте, “не ново и многократно отмече­но в литературе. Характеристика С.Ю. Витте у Б.Н. Миронова отличается только отсутствием в ней даже попыток критиче­ского осмысления политики этого крупного государственного деятеля”. Если бы в статье не было ничего нового, то не о чем бы было спорить, и потенциальный оппонент, наверное, про­молчал бы. Именно новая трактовка экономической политики С.Ю. Витте и вызвала полемику. Новое ведь состоит не толь­ко в том, чтобы сообщить о нашем герое какой-нибудь неиз­вестный частный факт, ибо крупные, по-видимому, все извест­ны. Но также и в том, чтобы правильно понять и оценить его политику. До Н. Коперника знали и Землю, и Солнце, только ошибочно считали Землю центром мира, а не Солнце. Новиз­на интерпретации не менее важна, чем новизна факта. В моей статье речь шла о позитивных результатах политики С.Ю. Витте (а не вообще о его политике), естественно, я оста­новился на тех ее аспектах, которые положительно сказались на благосостоянии населения. Кстати, мне неизвестны работы, в которых бы строительство железных дорог, регулирование цен и тарифная политика С.Ю. Витте анализировались бы с точки зрения влияния на местные цены и доходы крестьянст­ва, как это сделано в моей статье.

           Итак, уже 30 лет как пессимистическая концепция системно­го кризиса пореформенного российского общества встречает возражения: принципиальные книги A.C. Нифонтова и П. Грего­ри, поставившие ее под сомнение, опубликованы соответственно в 1974 и 1982 гг. Обильная зарубежная литература, пересматри­вающая концепцию, приведена в моей статье и еще более в моей книге “Социальная история периода империи”, первое издание которой вышло в 1999 г.

 

           [297-299] СНОСКИ оригинального текста