Труды Института российской истории. Выпуск 5 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: Наука, 2005. 350 с. 22 п.л. 23,1 уч.-изд.л. 400 экз.

Изучение методологических проблем истории в XX веке


Автор
Алексеева Галина Дмитриевна


Аннотация


Ключевые слова


Шкала времени – век
XX


Библиографическое описание:
Алексеева Г.Д. Изучение методологических проблем истории в XX веке // Труды Института российской истории. Вып. 5 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2005. С. 226-243.


Текст статьи

[226]

Г.Д. Алексеева

 

ИЗУЧЕНИЕ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ ИСТОРИИ В XX ВЕКЕ[*]

 

           Сокращение исследований по методологическим проблемам в русской исторической науке в 1990-е годы стало примечатель­ной чертой ее развития. Современное состояние науки о прошед­шем XX веке, лишенной базисных основ, свойственных советско­му периоду, оценивается рядом специалистов как кризисное. Однако они не отрицают появление ряда позитивных моментов, связанных с изменением политической обстановки: расширение проблематики, обогащение многих исследовательских направле­ний неизвестными ранее источниками, ликвидация идеологиче­ских и политических ограничений, существовавших в советский период и др.[1]

           Среди факторов, определивших современное состояние нау­ки, на первое место следует, по-видимому, поставить теоретико­методологическую переориентацию большинства историков, принадлежащих к официальному, государственному направле­нию, представленному академической и университетской наукой. Организованный и стихийно протекавший, санкционированный руководством научных коллективов (государственное управле­ние и партийное руководство наукой в 1990-е годы были ликви­дированы) и мировоззренческий отказ ученых от марксизма, точ­нее - от марксизма-ленинизма, т.е. советского марксизма, утвер­ждение плюрализма на всех уровнях научного исторического знания привели к теоретическому, методологическому и концеп­ционному вакууму, который некоторые специалисты пытаются заполнить различными методами и средствами. Это заполнение определяется тем, что историки по-разному оценивают возмож­ности и потребности науки в преодолении кризиса, в выходе на новые рубежи, завоевании достойного места и престижа в стране и в мировом научном сообществе XXI в. Одна группа историков усматривает решение этих проблем в дальнейшем расширении и обновлении проблемно-тематической структуры науки, ее обога­щении новым фактическим материалом; другая - в смене модели [227] мирового и отечественного исторического процесса: в отказе от марксистской теории общественно-экономических формаций и внедрении в русскую науку цивилизационной модели, широко распространенной в западной философии мировой истории, исто­рико-философской литературе, хотя она была весьма редким яв­лением в мировой историографии XX в. Некоторые историки предлагают идти по пути изучения “социальной истории”, кото­рая во все времена была и остается “социальной историей”, ибо изучает общество - социум - и иной быть не может. Задача исто­рии как науки - исследовать эволюцию социальных систем (в от­личие от естественных наук, занимающихся природой) различного типа, существовавших на протяжении всей истории человечест­ва: их возникновение, изменение, распад, исчезновение. Общест­во, т.е. социум - как сложнейшая организованная система - включает большое число различных компонентов, в том числе классы и социальные группы, государственные и общественные организации, культуру, науку, образование, образ жизни, тип личности, характерный для каждого этапа развития, экономиче­ские, социальные, идеологические отношения внутри общества, его связи с внешним миром. К сожалению, эволюция и измене­ния, проходящие в обществе как сложнейшей социальной системе, весьма редко становятся объектом глубокого научного анализа историков, увлекающихся изучением его отдельных элементов (государство, политика, экономика и т.д.).

           В большой группе трудов современных русских историков образовавшийся концепционный и терминологический вакуум заполняется трактовками, оценками, понятиями, заимствованны­ми из западной историографии, точнее советологии периода холодной войны, от которых многие серьезные исследователи давно отказались. Это убедительно показал С. Коэн в книге “Переосмысливая советский опыт”[2].

           Часто новая информация различной ценности, вводимая в на­уку из архивных и опубликованных источников, объясняется за­имствованием терминологии и идей у политиков перестроечного времени (командно-административная система, авторитаризм, тоталитаризм и др.). Эти термины часто избавляют авторов этих “новаций” от попыток собственного научного обобщения, объяс­нения, оценки[3]. Большинство подобных подходов имеет мало об­щего с научными концепциями, ибо вырастает не из развития на­учного знания, а привносится извне, находясь под влиянием поли­тического и идеологического факторов, которые чаще всего играют негативную роль, сковывая догмами, идеологемами и но­выми штампами познавательный процесс и его результаты.

           [228] Некоторые новации современных историков приобрели весь­ма примитивный характер по сравнению с литературой советско­го периода: изучение образа жизни подменяется “повседневно­стью”, которая является лишь одним из элементов “образа жизни” общества и человека. Место сложнейших идеологических про­цессов заменила пропаганда, а все вопросы идейного противо­борства сведены к “образу врага”, который является лишь ча­стью большой проблемы, требующей объективного и глубокого исследования[4].

           Всем известно, что методологические исследования истори­ков и философов советского периода страдали существенными недостатками. Некоторые современные специалисты склонны их объяснять господством марксизма и его ошибками, не учиты­вая, что многие историки тех лет плохо знали марксизм, изучали его по “Истории ВКП(б)” (1938), примитивно и односторонне толковали идеи и взгляды основоположников научного социа­лизма. Так, политические оценки В.И. Ленина событий XX в. бы­ли превращены, а точнее, изображались по многим вопросам в виде фундаментальной научной концепции истории России. Выс­казывания классиков, особенно по вопросам политической исто­рии, которая заметно преобладала в проблемно-тематической структуре советской науки (в ущерб другим областям знания), превращались в непререкаемые истины, в догмы. Они сами неод­нократно протестовали против этого, рассматривая свою теорию как постоянно развивающуюся и обогащающуюся систему соци­альных знаний. Это относится и к методологическим проблемам марксистской теории исторического процесса, которая тоже бы­ла извращена, фальсифицирована и примитивизирована. Все эти явления необходимо учитывать при анализе и оценке трудов ис­ториков XX в. по вопросам методологии исторической науки.

           Как известно, методологические аспекты исследования лю­бой науки принадлежат к числу наиболее сложных областей зна­ния. Большая совокупность причин определяет их появление в связи с потребностями науки и образования, накоплением новых фактических данных, требующих изменения прежних подходов, обновления методологического инструментария, осознанием важности, объективной оценки пройденных этапов для выхода из кризиса путем освоения опыта и достижений отечественной и мировой науки и др.

           Не является в этом отношении исключением историческая наука России. Эволюция всей совокупности усилий ученых в об­ласти методологии истории была направлена на рассмотрение вопросов, которые на разных этапах ее развития в XX в. стави[229]лись, обсуждались, дискутировались, а иногда и решались, влияя на исследовательскую практику историков, их отношение к поис­ку методологических ориентиров как важному средству обновле­ния, преодоления косности и рутины. Такими же обстоятельства­ми объясняется обращение историков России к изучению мето­дологии истории в 60-е годы прошлого века.

           В российской исторической литературе XX в., связанной с ис­следованием методологических проблем истории, можно видеть работы двух типов. Первый - это освещение различных вопросов методологии, т.е. труды, в которых методология является глав­ным объектом исследования (М.А. Барг, И.Д. Ковальченко, Л.М. Спирин, Н.Н. Маслов и др.)[5]. Вторая группа - это конкрет­но-историческое исследование больших и сложных проблем, в которых авторы рассматривают методологические сюжеты в связи с задачами своего исследования. Так, труды Л.Н. Гумилева содержат глубокие наблюдения о характере фактов, вводимых историком в ходе научного поиска, о пассионарности и формах ее проявления на отдельных этапах человеческой истории, в социу­мах различного типа[6].

           По-разному определяется в литературе прошлого века и само понятие методологии. У одних историков - это совокупность или система (таковой в исторической науке не было) методов; у дру­гих - принципы изучения истории; у третьих - исходные теорети­ко-методологические позиции и исследовательский инструмента­рий; у четвертых - наука о методах исследования, хотя таковой она не стала[7]. Уровень, характер и результаты исследований по методологии истории у российских исследователей XX в. таков, что вряд ли можно говорить о методологии как науке, являю­щейся исторической дисциплиной, которая органически включе­на в сложную систему исторических знаний, с определившимся объектом, предметом и целями как историография, источнико­ведение и др. Поэтому и само определение методологии в XX в. сводилось в большинстве энциклопедических изданий к опреде­лению ее как “системы принципов и способов организации и по­строения теоретической и практической деятельности, а также учений об этой системе”[8]. Вполне возможно, что это определе­ние имеет определенный смысл по отношению к философским дисциплинам, однако по отношению к истории оно почти непри­менимо, ибо методологические аспекты исторической науки имеют свою, весьма значительную специфику, связанную с осо­бенностями ее объекта и предмета.

           На основании анализа существовавших в XX в. многочислен­ных определений можно сделать вывод, что обоснованное, доста[230]точно четко сформулированное определение методологии, с уче­том разработки всей совокупности методологических вопросов, как отрасли научного знания, или дисциплины, имеющей свой конкретный объект изучения, до сих пор не выработано. Господ­ствует плюрализм самостоятельно существующих, различных, весьма противоречивых мнений, что, по-видимому, по отноше­нию к такому фундаментальному понятию, как методология истории, можно считать существенным недостатком, учитывая довольно обширный круг исследований в этой важной области научного знания.

           Как и любая другая область науки, методология в XX в. пере­живала стадию становления, поиска целей и задач исследования, осмысления историками потребностей и возможностей науки, ее места в современном процессе познания истории. И хотя появи­лась довольно значительная литература, определились научные центры изучения проблем методологии (Москва, Ленинград, Но­восибирск, Киев, Калинин и др.), однако она не вышла из стадии становления, формирования основных исследовательских напра­влений в рамках отечественной и всемирной истории (дискуссии об общественно-экономических формациях, эрах, эпохах и др.). Применительно к истории методология, изучавшаяся в XX в., это область знания, в которой описывались основополагающие принципы, методы, способы и их совокупность, на которых стро­ится реальный процесс познания прошлого. Кроме этого, с ней связана реальная исследовательская практика ученых, т.е. полу­чение достоверных научных знаний, их проверка и включение в концепционное, теоретическое осмысление исторического про­цесса с древнейших времен (археологи активно разрабатывали проблемы методологии этой науки) до современности.

           Если рассматривать методологию как осмысление пути науч­ного познания с использованием различных методологических посылок, приемов и принципов, то можно согласиться с мнением, что одной из важнейших черт достаточно развитой науки (о чем свидетельствует появление трудов и университетских курсов в России в первое десятилетие XX в.)[9] является методологическая форма ее существования.

           Историческая наука России XIX и XX вв. накопила достаточ­но большой объем знаний в области методологии, хотя не по всем аспектам они равноценны по объему, характеру и глубине содержания.

           Применительно к методологическому анализу в области ис­тории можно выделить несколько важнейших направлений ис­следовательской деятельности историков как в дореволюцион[231]ное, так и в советское время, которые во многом совпадали, хотя имели различные исходные теоретические основы.

           1. Центральными по важности для науки стали методологи­ческие проблемы исторического процесса, связанные с анализом его хода и содержания, периодизации, т.е. с выделением различ­ных эпох, этапов, характеристики их сущности и эволюции, опре­делением и оценкой переходных периодов, роли различных фак­торов (географических, демографических, экономических, поли­тических и др.). Следует сказать, что этот - наиболее важный ас­пект методологии особенно сложен для исследования, ибо требу­ет не только фундаментальной исторической подготовки, глубо­кого знания как отечественной, так и всемирной истории, но и знания историографической и философской традиции в изучении всемирной истории. Недостаток в этой области особенно замет­но проявлялся у участников дискуссий по проблемам периодиза­ции всемирно-исторического процесса, особенностей российско­го феодализма, абсолютизма, эволюции Российского государст­ва, его различных институтов и др. В методологическом осмыс­лении исторического процесса России четко прослеживаются три важнейших этапа: конец XIX-начало XX в.; советский и постсоветский периоды, имеющие существенные различия как в исходных позициях, так и конечных выводах, влиявших на изло­жение истории России. Это отражено в фундаментальных иссле­дованиях, многотомных и конкретно-исторических трудах исто­риков по крупным проблемам всемирной и отечественной исто­рии, которое историографам предстоит еще изучить и оценить с позиций исторического реализма, отказавшись от идеологиче­ских и политических пристрастий, которые до сих пор господ­ствуют в российской исторической науке.

           2. Наиболее разработанной и чаще всего привлекающей внимание историков стала методология источниковедения - получения знания на основе прочтения, изучения, критики тек­ста, сопоставления, сравнения, проверки информации о фак­тах, событиях, процессах, получаемых из исторических источ­ников различного типа. Если вспомнить начальный период воз­никновения в России методологии истории, т.е. конец XIX - на­чало XX в., (А.С. Лаппо-Данилевский и др.), то можно утвер­ждать, что методология как область знания зарождалась в России в виде источниковедческих наблюдений, т.е. обобщения накопленного к этому времени опыта и навыков в изучении об­ширного и разнообразного материала по средневековой исто­рии России и Европы с учетом достижений отечественной и ми­ровой науки[10].

           [232] Одним из важнейших направлений изучения методологии ис­тории стали проблемы, относящиеся к самой исторической нау­ке. На разных этапах существовали различные подходы и кон­цепции историографической методологии (до 1917 г. - одни; в 1920-е-начале 1930-х годов - другие: господство примитивного классового подхода к оценке историков, созданного М.Н. Пок­ровским и его учениками, в 1960—1980-е годы - преодоление прежних установок и более четкое определение круга вопросов по методологии историографии). Не все наработки можно, веро­ятно, признать удачными, тем не менее XX в. был временем зна­чительных достижений как в области конкретных исследований, так и в методологии историографии.

           Историографами была проделана большая работа по опреде­лению объекта исследования, предмета историографии как спе­циальной исторической дисциплины. Специально были изучены ее познавательные и социальные функции (в советское время они определялись как классовые, как борьба с враждебными марксизму течениями и взглядами), связи с другими исторически­ми дисциплинами, общественно-политической мыслью, с такими областями жизни общества, как культура, образование, идеоло­гия, политика в области науки и др.

           3. Важным направлением в области изучения методологиче­ских проблем истории следует назвать само историческое позна­ние, как объект специального исследования. В названных выше разделах оно присутствует либо в ограниченном виде, либо под­чинено конкретным задачам исследования без обращения к об­щим проблемам исторического познания, как особого типа науч­ного знания. Это связано с неповторимым и невоспроизводимым прошлым, с фрагментарным характером сохранившейся инфор­мации (особенно по ранним периодам), с сознательной фальси­фикацией и субъективизмом, имеющих место в большом числе источников по истории XIX и XX в., и рядом других явлений, ко­торые историк должен учитывать в процессе реконструкции ис­торического процесса и создания его объективной картины. Еще до революции историки предпринимали попытки поставить про­блемы теории исторического познания, т.е. исторической гносео­логии[11], которые, к сожалению, получили весьма односторонние оценки в советской историографии с точки зрения их противо­стояния марксизму[12]. Историографам предстоит детально и скру­пулезно изучить и объективно оценить эти исследования важных проблем познания всемирной истории (исторического процесса, исторического закона), роли различных факторов (субъективиз­ма и психологизма и др.), обобщения накопленного к началу [233] в. опыта изучения прошлого. Однако в советской и дорево­люционной историографии по исторической гносеологии были поставлены лишь некоторые проблемы этого направления мето­дологических исследований. К сожалению, не был четко опреде­лен объект исследования, его цели и задачи, круг проблем в области построения и обоснования исторического объяснения, концепции, исторической теории. Во многом это объясняется на­чальным этапом этой деятельности историков, когда делались первые шаги и готовилась база для последующей работы. Одна­ко в советское время она не получила серьезного развития из-за господства мнения о тождественности общей философской тео­рии познания марксизма с исторической гносеологией, которая имеет существенные особенности, объясняемые объектом изу­чения и источниками научной информации, которые существен­но отличаются от философского знания и других наук.

           Произошедшее в конце XX в. освобождение от марксизма, догматизированного и фальсифицированного историками и по­могавшими им философами, позволяет в настоящее время пере­осмыслить многие важные вопросы. Появилась возможность обратиться к созданию работ по исторической гносеологии, ко­торые включали бы такие важные элементы, как достижения ис­точниковедения, текстологии, исторической герменевтики; ра­бот по логике исторического процесса, опыта привлечения в ис­торическую науку методов и методик других научных дисциплин (теория систем, структурный анализ и др.) с оценкой эффектив­ности этих наработок для реконструкции прошлого. Это важно не только для понимания специфики истории как науки, но и для избавления от спекулятивных подходов, продолжающих сущест­вовать с советского периода в виде формулы изучения темы “на стыке наук”[13], т.е. использования приемов, методов, наработок ученых различных научных дисциплин. Работы подобного рода, как правило, демонстрируют крайне низкий уровень эрудиции в области “других” наук, ибо само образование современных исто­риков страдает существенными проблемами - отсутствием фун­даментальных знаний по философии, психологии, филологии, правоведению, педагогике и др. Только на базе невежества мог­ла появиться и продолжать жить формула “на стыке наук”, так как практически речь идет совсем об ином содержании деятель­ности историков, использующих в исследовании своих проблем наработки (методы) других обществоведов.

           Одной из важнейших задач исторической гносеологии явля­ется анализ и оценка существующего терминологического аппа­рата науки, адекватность употребляемых терминов историче[234]ским реалиям, особенно тех, которые имеют фундаментальный характер. Изучение всей понятийной системы, ее эволюции, поя­вление одних и исчезновение других терминов, причины этого яв­ления, изменение содержания и использования важнейших исто­рических понятий на различных этапах развития науки - все эти сюжеты имеют первостепенное значение в современных условиях, хотя историки, к сожалению, этими вопросами не занимаются. Язык науки, его эволюция - один из важнейших компонентов по­знавательного процесса, уровня исследовательской культуры, которая тоже могла бы стать объектом изучения историографов и исследователей методологических проблем истории.

           Даже по таким важнейшим понятиям, как историческая кон­цепция, историческая теория, у историков XX в. отсутствовали четкие представления. А в современных условиях “исторической теорией” стали называть схему (перечень) типов цивилизаций, которая имеет мало общего с исторической научной теорией по содержанию и происхождению, отражая в меньшей мере ход ис­торического процесса, а в большей - локальные особенности ми­рового развития.

           4. И, наконец, последнее направление методологии истории, имеющее особенно важное практическое значение. Оно являет­ся показателем уровня состояния исследовательской культуры, научной школы, специалистов определенной области знания (аграрников, источниковедов и др.), а также отдельных ученых - это методология изучения крупных исторических проблем, эта­пов истории. Она особенно важна, если научные темы находятся на начальной стадии разработки и не имеют значительных иссле­довательских традиций в российской и мировой историографии (например, история перестройки и развал СССР, идеологические процессы в России XIX-XX вв., общественное сознание и соци­альная психология, их взаимосвязь и эволюция на различных эта­пах развития российского общества, характер и особенности Российской империи и многие другие). При разработке такого типа тем методологическое осмысление структуры изучаемого объекта, его важнейших составляющих, исследование предмета в развитии, а не в статике объективная оценка источниковой базы, характера ее полноты, особенностей использования, обоснование целей исследования, его места в изучении общего исторического и историографического процесса - все это имеет первостепенное значение для успеха творческих усилий историка. Серьезный ме­тодологический подход исключит из работ многих современных авторов, особенно при защите диссертаций, многословные и час­то пустые рассуждения о методологических основах труда, но[235]визне и актуальности, богатой источниковой базе, “впервые вво­димой в научный оборот” и т.п. Все это должны выявлять и оце­нивать не авторы, занимающиеся саморекламой, а оппоненты, рецензенты - профессионалы, как это происходит во всех стра­нах мира при оценке научных трудов коллег и соискателей. По- видимому, и ВАКу следует подумать, как расстаться с порочной практикой самовосхваления и саморекламы, оставшихся нам от советского времени, заменив эти разделы серьезным обоснова­нием задачи с использованием методологического анализа изу­чаемой проблемы, традиций ее исследования в прошлом, спор­ных объяснений и оценок и т.д. Только такой подход позволит расстаться с установившимися и господствующими шаблонами, с субъективизмом и примитивизмом, с рассуждениями и самооцен­ками, ничего не дающими науке и читателю.

           В исследовании методологических проблем исторической на­уки России в рамках XX в. можно выделить несколько важней­ших этапов. Они характеризуются обусловленным временем кругом проблем, изменением состава ученых, работавших в этой области исторического знания, определенным типом связи с по­требностями и возможностями науки, с пониманием места и зна­чения методологического анализа для науки и высшего образо­вания (до революции курсы по методологии истории читал А.С. Лаппо-Данилевский и другие ведущие историки страны).

           Первый этап изучения методологии истории в России отно­сится к началу XX в., когда появились исследования по большо­му числу проблем, выделившиеся в относительно самостоятель­ную область знания. До этого они разрабатывались и освещались в рамках конкретно-исторических исследований и общих курсах по истории России и историографии. Следует также отметить тесную и необходимую связь между методологией, философией истории, источниковедением, социальной психологией и исто­риографией, которая, к сожалению, в последующие годы, т.е. в советский период, была утрачена. В работах по методологии ис­тории Е.Н. Щепкина, Н.И. Кареева, Р.Ю. Виппера, А.С. Лаппо- Данилевского, Д.М. Петрушевского, В.М. Хвостова и других ставились многие важные проблемы, имевшие принципиальное значение для исторической науки тех лет. В них поднимались и освещались такие проблемы, как цель исторического исследования и значение авторской интерпретации в трудах историков. В тео­рии исторического познания освещались проблемы изучения ис­торической эволюции, причинных связей, природы исторических законов, зависимости характера исторического исследования от типа личности ученого, роли психологического фактора, значе[236]ния “личного опыта” в объяснении фактов, отношения к пробле­ме “абсолютных ценностей”, роли исторических категорий и их применения в познавательном процессе и многие другие[14].

           В трудах историков дореволюционного периода было много ценных наблюдений, в которых обобщался и оценивался опыт мировой и отечественной науки. К сожалению, почти все они по­лучили отрицательные оценки в трудах советских историогра­фов, где определяющим критерием стали их “антимарксистская направленность”, “исторический идеализм”, психологизм, “идеа­листическая методология” и т.п.[15] За этими формулировками ис­чезало все то ценное, что было накоплено дореволюционной на­укой в области методологии, особенно источниковедения и исто­рической герменевтики.

           Новый этап разработки методологических проблем истории начался после 1917 г., когда наука меняла прежние теоретико-ме­тодологические ориентиры дореволюционного времени на но­вые, связанные с утверждением марксизма, т.е. исторического материализма.

           Первый период этого процесса - 1920-е годы, был достаточ­но плодотворным в постановке, обсуждении в творческих дискус­сиях, на страницах общественно-политических и научных журна­лов ряда важных методологических вопросов. Они были связаны с новой проблемно-тематической структурой науки, с изучением истории XIX и XX вв., особенно таких ее разделов, как история революционного движения, рабочего класса и крестьянства, ис­тории партии, народничества, революций 1905-1907 гг., Февраль­ской и Октябрьской. Авторами немногочисленных трудов были представители первого поколения достаточно образованных историков-марксистов, которые в разработке методологии исто­рии усматривали один из важнейших факторов формирования новой науки. Среди большого числа проблем, которые исследо­вались в те годы, центральное место занимали вопросы изучения истории партии (предмет истории партии, принципы изложения материала, научная периодизация, связь с революционным дви­жением), а также вопросы общественно-экономических форма­ций. В конце 1920-начале 1930-х годов были проведены весьма интересные дискуссии по теории общественно-экономических формаций[16], оказавшие определяющее влияние на формирова­ние нового взгляда на всемирно-исторический процесс в совет­ской историографии.

           Следует отметить, что немногие из ученых старой школы включились в разработку новых методологических проблем (С.Н. Валк, А.Е. Пресняков и др.)[17].

           [237] Второй этап охватывает начало 1930-середину 1950-х годов. Он характеризуется забвением методологических наработок 1920-х годов (большинство историков было репрессировано), что оказало негативное влияние на изучение ряда важных проблем, включая и методологию истории. Исследования в этой области заметно сократились, а если и появлялись, то только в русле ис­торической концепции “Истории ВКП(б). Краткого курса” и его комментирования. И хотя в первой половине 1930-х годов, про­должалось обсуждение проблем социально-экономических фор­маций[18], однако в большинстве трудов обращались к комменти­рованию отдельных идей, высказываний о формациях В.И. Лени­на, К. Маркса, Ф. Энгельса. Большинство историков было пере­ориентировано на разработку проблем преподавания истории в средней, а затем в высшей школе в связи с подготовкой учебни­ков и программ по русской и всеобщей историй[19]. После долгих лет господства в советской науке “покровщины”, историки за­метно активизировали свои усилия в изучении конкретной исто­рии древнего мира и средневековья, что тоже стало положитель­ным моментом развития науки и образования в СССР.

           Однако главным в процессе развития науки было влияние “Истории ВКП(б)” и работы И.В. Сталина “Экономические про­блемы социализма в СССР (1952), что проявлялось в изучении и конкретной истории, и дискуссиях первой половины 1950-х го­дов: об образовании буржуазных наций и народностей, об основ­ном экономическом законе феодальной формации (1953), о сущ­ности феодально-патриархальных отношений у кочевых наро­дов, об особенностях крестьянских войн в России XVII-XVIII вв., о действии экономических законов в антагонистических форма­циях (1954), о первоначальном накоплении в России (1955) и др.[20] Особенно большое внимание уделялось в те годы вопросам пери­одизации отечественной и всемирной истории. Это было связано в большой степени с подготовкой учебников. В ходе проводив­шихся обсуждений, в которых участвовали крупнейшие историки страны, высказывались интересные и ценные для науки идеи по ряду важных вопросов. К сожалению, критика в адрес Сталина, высказанная Н.С. Хрущевым на XX съезде, и огульное отрица­ние всех достижений советской науки этого периода (до 1956 г.), в том числе наблюдений методологического характера по ряду проблем истории, не позволили объективно оценить накоплен­ный в те годы опыт в изучении истории, даже тех ее разделов, где влияние идеологии и политики было минимальным. Необходимо отметить, что этот период развития советской науки остается ме­нее всего изученным историографами, а тенденциозность и идео[238]логизированность остаются главными элементами почти всех оценок деятельности историков тех лет.

           Третий период в изучении методологических проблем истории начался в первой половине 1960-х годов, когда началась хрущевская “перестройка”, заметно изменившая весь ход развития историче­ской науки, и завершился началом 1980-х годов. В эти годы особен­но много было опубликовано работ по методологии как отечест­венной, так и всеобщей истории. Толчок этому направлению дея­тельности историков дало совещание историков и философов 1964 г., посвященное обсуждению методологических проблем исто­рической науки и получившее весьма странное название “История и социология”[21]. Поскольку в современной литературе оно довольно подробно освещалось[22], то нет смысла возвращаться к этой теме.

           Среди появившихся во второй половине 1960-х, в 1970-е и на­чале 1980-х годов работ по методологии истории, особенно цен­ными стали исследования М.А. Барга, И.Д. Ковальченко, М.В. Нечкиной, А.М. Сахарова, С.Ф. Поршнева и др.

           Они создавались на “пустом месте”, без учета традиций и на­работок дореволюционных ученых, историков 1920-х годов, а тем более последующих лет. Это обстоятельство, по-видимому, позволяет объяснить слабые стороны многих изданий, особенно по методологии истории партии. И хотя в работах этого времени присутствовали почти все направления, названные в начале это­го текста (кроме исторической гносеологии и герменевтики), многие вопросы формулировались примитивно и узко, испыты­вая влияние идеологии и сложившихся стандартов. Значитель­ное место уделялось апологии марксизма-ленинизма. Большое внимание историками партии и XX в. уделялось партийности, объективности, идеологической роли исторической науки, свя­зи с практикой борьбы против буржуазных фальсификаторов и т.п. Эта группа работ оказалась особенно политизированной и идеологизированной, построенной на комментариях цитат класси­ков марксизма и политических лидеров тех лет. В какой-то мере это обстоятельство помешало историкам не только успешно ре­шить, но даже правильно поставить такие важные вопросы, как предмет исторической науки (который в 1920-е годы успешно ре­шили историки партии), особенности методологических приемов изучения документов различных исторических эпох, функции исто­рической науки, историографии, методологии, особенности исто­рического познания и полученного знания, природа ошибок и за­блуждений в науке истории и многие другие.

           С завершением четвертого этапа разработка методологиче­ских проблем исторической науки резко сократилась в середине [239] 1980-х и почти совсем прекратилась в 1990-е годы. Это объясня­ется многими причинами, среди которых главная - идейно-теоре­тическая и методологическая переориентация всей науки и рабо­тающих в ней ученых. Четвертый раз в истории русской истори­ческой науки XX в. произошел коренной разрыв в исследовании методологических проблем истории, связанный с политикой и идеологией, под прессом которых продолжает существовать од­на из интереснейших и важнейших для жизни общества наука о прошлом России и Человечества.

 

           [239-240] СНОСКИ оригинального текста

 

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           Ю.А. Поляков:

           - Вы назвали методологию новой исторической дисципли­ной. Методология истории - историческая дисциплина?

           Г.Д. Алексеева:

           - Я пытаюсь доказать, что та методология истории, которая изучалась в советский период, не стала и, по-видимому, по ряду причин не могла состояться как новая историческая дисциплина, хотя некоторые предпосылки были созданы. Это относится к по­ниманию важности развития исследовательской работы в облас­ти методологии, к определению ее основных направлений. Тогда же появилась проблемная методология. По моему глубокому убеждению и опыту изучения советской историографии, истори­ческая наука XX, а тем более XXI в., нуждается в разработке всех направлений: методологии исторического процесса, историче­ской науки, исторического познания, а также методологических проблем специальных и вспомогательных исторических дисцип[241]лин. Если эти исследования займут заметное место в трудах исто­риков, а работа будет достаточно результативной, то методоло­гия истории может превратиться в одну из исторических дисцип­лин. Современная историческая наука России испытывает в этом большую потребность по ряду причин, в том числе, в связи с пре­одолением теоретического и методологического кризиса, охва­тившего не только русскую, но и всю мировую науку (развитых стран). Произойдет ли это - покажет время. Сейчас ясно одно: современная историческая наука нуждается в развертывании ши­роких исследований как по общей, так и проблемной методоло­гии истории, особенно в изучении XX в.

           Ю.А. Поляков:

           - Второй вопрос. За что вы критиковали В.М. Хвостова, я не понял.

           И третий вопрос. Вы совершенно справедливо ругали филосо­фов. Их можно и должно ругать, в особенности П.Н. Федосеева. Поскольку он сам не писал, это делали за него безымянные для нас авторы. Он приглашал грамотных знающих людей, которые для него создавали нужные тексты. Вы критиковали философов, но они же занимались диаматом и истматом. А разве проблема ме­тодологии истории не имеет к ней отношения? Почему Вы об этих “величайших достижениях” философов ничего не сказали?

           Г.Д. Алексеева:

           - Я не ругала, я критиковала.

           О В.М. Хвостове. Я сказала, что это единственный историк, который в своем выступлении на совещании в январе 1964 г. по­ставил вопрос об особенностях исторического познания. Все ос­тальные участники обсуждения их игнорировали. Ю.П. Францев, П.Н. Федосеев и другие уделяли этому большое внимание, но они освещали ленинскую теорию отражения. А В.М. Хвостов, как ис­торик, поставил эту проблему применительно к исторической на­уке и ее особенностям.

           Вопрос о диамате и истмате. Я сказала: в изучении диамата и истмата философы советской науке почти ничего не дали. Поэ­тому они активно включились в “обучение” историков тому, как они должны заниматься методологическими проблемами. В част­ности, у П.Н. Федосеева в докладе это звучало так: “Вы должны дать нам факты для того, чтобы мы развивали исторический ма­териализм”. Мы должны им дать факты. Они предлагали ком­ментировать общие социологические законы. То есть они нам будут спускать социологические законы. Мы, историки, их будем комментировать, объяснять, расширять и реализовать на нашем материале. Глупее и примитивнее трудно что-либо придумать.

           [242] Это предлагали и Г.Е. Глезерман, и другие философы, в том числе П.Н. Федосеев и Ю.П. Францев в своем основном докладе. Вдумаемся в название публикации материалов этого совещания - “История и социология” (М., 1964). Само совещание и основной доклад П.Н. Федосеева и Ю.П. Францева назывался “О разработ­ке методологических вопросов истории”, по чьей инициативе и на каком этапе подготовки этих материалов к печати произошла эта замена - тоже важный вопрос. Мне кажется, что это про­изошло под влиянием определенной группы философов, хорошо знавших работу Н.И. Бухарина об историческом материализме, который он называл “социологией”. Если говорить об уточнении понятий, то следовало ставить вопрос не о “социологических обобщениях” в исторической науке, а о теоретических и методо­логических исследованиях в области истории.

           Предлагалось комментировать общесоциологические проб­лемы. О каком истмате и диамате вообще можно говорить? Они ничего значительного не сделали в области истмата и диамата.

           Правильно писал Р. Гароди, что последней значительной ра­ботой, которую дали русские философы, была книга Ленина “Материализм и эмпириокритицизм”, в котором были обобще­ны все достижения естественных наук конца XIX-начала XX в. После этого русские философы ничего существенного в области истмата не дали.

           Вот итог развития советской философии с точки зрения исто­риков и тех проблем, которые они предлагали для изучения.

           М.А. Рахматуллин:

           - У меня два вопроса. Вы всех советских философов рассма­триваете в едином потоке? Однако Ю.П. Францев существенно отличался от Н.П. Федосеева. Они разные специалисты, у них были разные подходы.

           Г.Д. Алексеева:

           - В данном случае они сделали один общий доклад, а это зна­чит, что по вопросам исторической науки и роли социологии их взгляды были одинаковы.

           М.А. Рахматуллин:

           - И второй вопрос. Вы ничего не сказали относительно мето­дологического семинара Данилова в Томске.

           Как вы оцениваете работу этого семинара?

           Г.Д. Алексеева:

           - Я ничего не сказала, потому что я не укладывалась в отве­денное мне время. В области методологии успешно работали и другие историки. У нас было несколько центров изучения мето[243]дологических проблем: Московский университет, Калинин, Томск, Киев и, др. Эти начинания историков необходимо изучать, как и работы философов, которые занимались проблемой чело­века, труда, обсуждения личности, образа жизни и др.

           То, что Данилов написал и что было опубликовано в сборнике “Средние века”, если вы это имеете в виду, заслуживает серьезно­го анализа.

           Ю.А. Поляков:

           - В журнале “Коммунист” была об этом статья.

           Г.Д. Алексеева:

           - Да, в журнале “Коммунист” была разгромная статья по по­воду позиций некоторых историков. Я считаю, что это был не лучший вариант решения методологических проблем, он не спо­собствовал их разработке. Хотя я к Данилову хорошо отношусь как к историку и как к человеку.

           Г.А. Куманев:

           - Галина Дмитриевна, Вы не упомянули об особенностях раз­вития военной историографии в области методологии.

           Были ли какие-нибудь специфические аспекты в ее становле­нии и развитии в советские годы?

           Г.Д. Алексеева:

           - Да, бесспорно они были, и это предмет специального изуче­ния. Основы методологии истории войн и революций были зало­жены в 1920-е годы, в частности, А.С. Бубновым и Н.И. Подвой­ским, которые делали прекрасные доклады на Первой конферен­ции историков-марксистов. Потом все это было перечеркнуто, поскольку большинство из них было отстранено от работы, ре­прессировано. Позднее это направление возрождается на новом уровне, и Институт военной истории АН СССР издает известную книгу “Марксистско-ленинская методология военной истории” (два издания). Но все это шло в рамках выступления Жилина на совещании 1964 г. Поэтому это издание я оцениваю как типичное для того времени, хотя ряд вопросов был сформулирован весьма удачно: методология использования истории войн, военного ис­кусства, военно-исторической науки и др.

           Л.H. Нежинский:

           - Доклад был интересный, он поставил целый ряд очень не­простых, а временами болезненных вопросов. Тут могут быть и будут еще серьезные, содержательные дискуссии по методологии истории и советского, и современного этапов развития историче­ской науки.



[*] Доклад на заседании ученого совета ИРИ РАН 21 марта 2002 г.



[1] Россия в XX в.: Судьбы исторической науки. М., 1996. Статьи А.Н. Сахарова, В.П. Данилова, Ю.А. Полякова и др.

[2] Коэн С. Переосмысливая советский опыт: (Политика и история с 1917 г.). Benson (Vermont), 1986. C. 22, 55 и след.

[3] “Даже слово «тоталитаризм», ставшее символом советологической ортодоксии, - писал Ст. Коэн, - оказалось неотъемлемой частью ан­тикоммунистического единомыслия” (Коэн С. Указ. соч. С. 22). Науч­ная несостоятельность этого понятия, употребляемого в качестве ис­торического термина, убедительно раскрыта в ст.: Соколов А.К. Блеск и нищета тоталитарной модели: Методологические проблемы исследования взаимоотношений общества и власти в СССР в 1920-1930-е годы // Власть и общество в России в первой трети XX в.: Межвузов. науч. конф., июнь, 1994. М., 1994.

[4] Фатеев A.B. Образ врага в советской пропаганде 1945-1954 гг. М., 1999.

[5] Барг М.А. Категории и методы исторической науки. М., 1984; Ко­вальченко И.Ф. Методы исторического исследования. М., 1987; Вар­шавчик М.А., Спирин Л.М. О научных основах истории КПСС. М., 1978; Спирин Л.М. Теория, методология и методика исследований по истории КПСС. М., 1982; и др.

[6] Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. Л., 1989. С. 20-21, 27, 595, 638 и след.

[7] Ковальченко ИД. Указ. соч. С. 5, 9-10 и след.

[8] Философская энциклопедия. М., 1983. С. 365.

[9] Курсы лекций в Санкт-Петербургском университете читал A.C. Лап­по-Данилевский, см. также: Хвостов В.М. Теория исторического процесса: Очерки по философии и методологии истории: Курс лек­ций. М., 1909; и др.

[10] Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. СПб., 1910-1913. Вып. 1-2.

[11] Виппер Р.Ю. Очерки теории исторического познания. М., 1911; Каре­ев Н.И. Теория исторического знания. СПб., 1913; и др.

[12] Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1963. Т. 3. С. 263-264; и след.

[13] Такой же тип имеют рассуждения Е.С. Сенявской о “междисципли­нарном характере” и “смежных областях знания”, ибо названные ею науки имеют один и тот же объект исследования (“человек на вой­не”), но разные задачи, см.: Сенявская Е.С. Человек на войне: Исто­рико-психологические очерки. М., 1997. С. 5-6.

[14] Щепкин Е.Н. Вопросы методологии истории // Летопись Историко- филологического общества при Новороссийском университете. Одесса, 1905. Вып. XII; Петрушевский Д.М. К вопросу о логическом стиле исторической науки. Пг., 1915; Кареев Н.И. Указ. соч.: Вип­пер Р.Ю. Указ. соч.

[15] Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1966. Т. 4.

[16] Историк-марксист. 1930. Т. 16; Против механистических тенденций в ис­торической науке. М.; Л., 1930; Спорные вопросы методологии истории: (Дискуссия об общественных формациях). Харьков, 1930; Дискуссия об “азиатском способе производства”. М.; Л., 1931; Сообщения Государст­венной Академии истории материальной культуры. 1931. № 6; и др.

[17] Валк С.Н. Избранные труды по археографии: Научное наследие. СПб., 1991; Он же. О тексте декретов Октябрьской социалистической революции и о необходимости научного издания // Архивное дело. 1939. №3(51); и др.

[18] Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1934.

[19] Историк-марксист. 1935. № 7; 1938. № 5; 1940, № 8.

[20] 50 лет советской исторической науки, 1917-1967: Хроника. М., 1971. С. 288-308.

[21] История и социология. М., 1964.

[22] Историческая наука в России в XX в. М., 1997. С. 287-296.