Труды Института российской истории. Выпуск 8 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров, сост. Е.Н.Рудая. М.: Наука, 2009. 383 с. 24 п.л. 24,4 ус.-изд.л.

Из истории переименований московских улиц

Автор
Аверьянов Константин Александрович
Averyanov K.A.

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XV XVI XVII XVIII XIX XX

Библиографическое описание:
Аверьянов К А. Из истории переименований московских улиц // Труды Института российской истории. Выпуск 8 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров, сост. Е.Н.Рудая. М.: Наука, 2009. С. 337-354.

Текст статьи

 

[337]

К.А. Аверьянов

ИЗ ИСТОРИИ ПЕРЕИМЕНОВАНИЙ МОСКОВСКИХ УЛИЦ[*]

 

           Несмотря на то, что литература по истории российской столи­цы насчитывает не одну тысячу книг и статей, ряд тем многове­кового развития города остается практически вне поля зрения исследователей. Одной из них является история московских улиц. Речь идет о времени их возникновения, происхождении названий, многочисленных переименованиях и т.п. О том насколько эта проблематика является неразработанной, свидетельствует лишь один пример - в настоящий момент ни в одном, даже официаль­ном, перечне улиц современной Москвы нельзя найти абсолютно всех существующих улиц.

           Литература по истории названий московских улиц крайне скудна. Если исключить различные официальные и неофициаль­ные справочники и указатели, в буквальном смысле хватит паль­цев обеих рук, чтобы перечислить все более или менее заметные исследования и работы по этой теме. К ним следует отнести раз­личные изыскания известного москвоведа И.М. Снегирева, опуб­ликованные в 1842-1873 гг., работу историка А.А. Мартынова “Названия московских улиц и переулков с историческими объяс­нениями”, книгу межевого инженера А.Н. Петунина “Пути сооб­щения в городе Москве”[1]. В советский период данную проблема­тику продолжили книга П.Н. Миллера и П.В. Сытина “Происхо­ждение названий улиц, переулков, площадей Москвы”, ряд тру­дов П.В. Сытина, одним из которых является его книга “Откуда произошли названия улиц Москвы”. Наиболее известным для широкого читателя стал вышедший в 1972-1988 гг. пятью изда­ниями и написанный в популярном ключе справочник “Имена московских улиц” (сначала под редакцией секретаря Моссовета А.М. Пегова, а затем Ю.К. Ефремова). Более серьезным стал изданный архивным управлением Мосгорисполкома “Указатель [338] улиц г. Москвы. 1917-1982 гг.” К ним следует добавить работы Г.П. Смолицкой и М.В. Горбаневского по московской топоними­ке, а также сборник “Географические названия в Москве”[2]. Из изданий последнего периода укажем на составленный колле­ктивом авторов топонимический словарь-справочник “Улицы Москвы. Старые и новые названия”[3].

           Перейдем непосредственно к заявленной теме.

           Как известно, первое летописное известие о Москве относит­ся к 1147 г. Однако наиболее ранние сведения об отдельных мос­ковских улицах дошли до нас лишь от XV в., то есть спустя три сто­летия после возникновения города. В своем большинстве - это летописные известия о многочисленных московских пожарах, в которых отмечались пределы распространения огня.

           В этой связи возникает вполне закономерный вопрос - какая из московских улиц наиболее древняя? В последнее время в попу­лярной литературе сложился весьма устойчивый миф, что ею является Арбат. Поводом для него стал широко отмечавшийся в 1993 г. 500-летний юбилей первого летописного упоминания этой одной из самых знаменитых московских улиц. Действитель­но, в Воскресенской летописи находим сообщение о пожаре 28 июля 1493 г., когда “выгоре... и Борис Глеб на Орбате”[4]. В данном случае речь идет о церкви св. Бориса и Глеба, впервые упоминаемой летописцем под 1453 г. и находившейся близ ны­нешних Арбатских ворот. Но взглянув на карту города, легко за­метить, что к современному Арбату она не имеет никакого отно­шения. В XV-XVII вв. Арбатом именовалась современная Воз­движенка. Нынешний же Арбат вплоть до строительства стены Земляного города в конце XVI в. в состав города не входил и яв­лялся лишь частью дороги на Смоленск. В середине XVII в. царь Алексей Михайлович приказал переименовать эту улицу в черте Белого города в Смоленскую. Однако это название оказалось не слишком удачным и в пределах Белого города она позднее стала именоваться Воздвиженкой - по стоявшему на ней Крестовоз­движенскому монастырю. Что же касается ее продолжения в черте Земляного города - она сохранила свое прежнее название.

           Другой древнейшей улицей Москвы, которые исследовате­ли считают Большую (или Великую) улицу, которая шла от Кре­мля вдоль Москвы-реки к устью Яузы и хорошо прослеживается на планах Москвы на территории позднейшего Зарядья. Впервые она упоминается той же Воскресенской летописью при описании пожара 1468 г.[5] Однако имеются основания полагать, что упот­ребляемое летописцем выражение “Большая улица” не является именем собственным и представляет собой лишь нарицательное [339] выражение, указывающее на относительную ширину или длину улицы. Считать так заставляет дошедшая до нас духовная грамо­та князя И.Ю. Патрикеева, составленная около 1499 г., в которой упоминаются его “месты загородцкие (то есть за пределами Крем­ля. - К.А.) за Неглимною... конецъ Боровитцкого мосту, по обе стороны Болшые улицы (нынешней улицы Знаменки. - К.А.)”[6]. Окончательно же нас укрепляет в этом мнении факт, что и в более позднее время многие другие московские улицы известны с подобным определением.

           Просматривая различные летописи, приходим к выводу, что древнейшей московской улицей, чье название ранее всех упоми­нается в источниках, следует признать нынешнюю Варварку. В опубликованном М.Н. Тихомировым отрывке из “Владимир­ского летописца” - памятника, дошедшего в списках второй по­ловины XVI в. - под 1434 г. читаем: “Того же лета месяца ноября 12 день преставися раб божий Максим, иже Христа уродивый, положен бысть у Бориса и Глеба на Варварьской улици за тор­гом”[7]. Данное упоминание Варварки летописцем носит довольно случайный характер. Выше мы говорили о том, что одноимен­ная церковь существовала в XV в. и на Арбате (позднейшей Воз­движенке). Москвичам надо было как-то различать храмы с оди­наковым посвящением, и поэтому летописцу пришлось указы­вать названия улиц, на которых они стояли. Но этот пример - скорее исключение. Москвичи предпочитали различать одно­именные храмы по частям города или отдельным урочищам. Так, в XV в. в городе существовали две церкви во имя “всех святых”, одна из которых имела определение: “в Чертолье”, а другая: “на Кулишках”.

           Подобная традиция различать одноименные храмы не по ули­цам, а по другим признакам является показателем чрезвычайной неустойчивости тогдашних уличных названий. Во многом это было связано с тогдашним характером застройки Москвы - улицы, состоявшие сплошь из деревянных строений, после очередного пожара нередко меняли свои направления. Так, при описании пожара 1564 г. улица Петровка показана направо от Воскресенской церкви. Затем она оказалась налево от нее. Еще большую неустойчивость имели ответвлявшиеся от главных улиц переулки и тупики. Они то появлялись на карте города, то исчезали, меняли свое направление. Отчасти этому способство­вал рельеф местности. Равнина, на которой расположился город, пересекалась многочисленными речками и ручьями с болотисты­ми берегами, глубокими оврагами (такими, как, к примеру, Сивцев Вражек), а также холмами. Все это приводило к тому, что [340] городская застройка не являлась сплошной. Побывавшие в Москве иностранцы отмечали, что там, где кончалась одна ули­ца, другая начиналась не сразу, а в промежутке сменялась пусты­рем[8]. Свою роль в изменении направлений московских улиц игра­ли противопожарные мероприятия правительства. После каждо­го крупного пожара власти вновь вспоминали о планировке улиц и переулков. Имеется известие, что при прокладке одной новой улицы, по распоряжению Ивана IV, было сломано множество дворов, а сами работы закончены в четыре дня[9].

           Неустойчивость названий московских улиц в XV в. подтвер­ждает и такой источник, как Уставная губная московская запись об уголовном суде и подсудности в Москве с округой, более из­вестная среди исследователей как “Запись о душегубстве”. В ней названы всего три московские улицы: Великая, Варьская и Стре­теньская. При описании границ внутригородских судебных округов авторы документа предпочитали давать “привязки” не столько к улицам, сколько к природным объектам или частям города[10].

           Но даже если направление той или иной улицы, или переулка устанавливалось окончательно, это не означало, что самое название прочно закреплялось за ними. В этом отношении весь­ма показательна грамота Ивана III 1504 г., выделившего своему сыну Юрию пригородное сельцо Сущево (его название отрази­лось в именах современных Сущевской и Новосущевской улиц, Сущевского вала). К этому владению были “приданы” и город­ские дворы, которые следовало отделить от остального города. Иван III так определял границу: “...дорогою Олешинскую к городу на ту улицу, что идет к городу мимо Петръ святыи чудо­творец, верх Неглимны до Рожественского переулка, да не дошод Петра святого, мимо Юрьи святыи, каменую церковь, к Сущову на Дмитровскую дорогу, да через ту Юрьевскую улицу тем же Рожественским переулком до лавок до хлебных, что сто­ят на той улице, что идет улица от города мимо Василеи святыи на Могилицах к лавкам къ хлебным, да от лавок тою ж улицею прямо, мимо Федосей святыи, на поле, на Тферскую дорогу, да Тферскою дорогою до Сущовскои межи”[11]. Эта топография тре­бует расшифровки. Петр Святый - это Петровский монастырь на Петровке; Рождественский переулок - нынешний Столешни­ков переулок; Юрьи Святый - Георгиевский монастырь на углу Георгиевского переулка и Большой Дмитровки; хлебные лавки стояли примерно там, где позднее было построено здание Моссо­вета; Василей Святый стоял на месте дома № 23 по Тверской улице; Феодосей Святый - церковь потом называвшаяся во имя [341] Дмитрия Солунского, стоявшая на углу Тверской улицы и внут­реннего проезда Тверского бульвара. Таким образом, к 1504 г. уже существовали нынешние улицы Петровка, Большая Дмит­ровка и Тверская, но названий они еще не имели, и поэтому Ивану III пришлось прибегнуть к длинным описаниям, чтобы уточнить о каких улицах идет речь.

           Грамота 1504 г. интересна еще и тем, что Иван III, описывая местонахождение тех или иных улиц, применял три признака, по которым еще долго устанавливались уличные названия в Моск­ве: 1) по находившейся на улице церкви, 2) по дороге, вдоль кото­рой ставились дома, 3) по известным всем москвичам строениям, например, хлебным лавкам. Эти признаки оставались господ­ствующими в номенклатуре московских улиц вплоть до XVIII в.

           Более или менее четко направления главных московских улиц сформировались лишь к рубежу XVI-XVII вв. Это было свя­зано со строительством стен Китай-города (1534-1538), Белого города (1585-1591) и Земляного города (1591). По трем линиям городских укреплений были устроены проездные ворота, кото­рые и дали названия проходившим через них улицам. Уже на Петровом плане Москвы 1597 г. впервые появляются надписи во­рот Земляного города, проходивших по линии современного Садового кольца: Никитские, Тверские, Дмитровские, Петров­ские и т.д. Названия ворот закрепляли собой и названия улиц, отходивших от них.

           Однако в ситуации, когда на углах улиц не было прибито никаких табличек, процесс закрепления названий основных улиц растянулся более чем на столетие. Насколько трудно привива­лись названия улиц свидетельствует перепись Москвы 1620 г. Судя по ней, многие улицы имели по несколько названий, как правило, обозначавших отдельные отрезки. К примеру, нынеш­няя Мясницкая улица имела такие определения: 1) “у Пречистой Гребневския в улице”, 2) “по Фроловской улице”, 3) “в Казенной улице”. Следующая по времени московская перепись 1638 г. сви­детельствует о крайней неустойчивости уличных названий. Согласно этому источнику, та же Мясницкая улица именовалась “Евпловкой” и “Егупьевской улицей”.

           Значительная часть улиц и подавляющее число переулков во­обще не имели никаких названий. Показателем этого является перепись 1620 г., где упоминаются лишь 16 названий улиц и 12 - переулков. И хотя источник дошел до нас не полностью и не охватывает всей тогдашней Москвы, общая картина представля­ется весьма показательной. Как и в XV в. по-прежнему господ­ствуют описательные названия. В переписи 1620 г. читаем такие [342] определения: “у Рождества на Кулишках на большой улице воз­ле Рыбного ряду” (о позднейшей улице Солянке), “у Пятницы на Кулишках на большой улице” (о ней же), “с Покровки от Нико­лы в переулок” (о нынешнем Златоустинском переулке), “у Гав­риила Великого в переулке” (о современном Архангельском переулке). Подобные примеры видим и в переписи 1638 г.: “ули­ца позади патриарша Осадного двора” (в Зарядье), “в переулке от Большой Покровской улицы на низ к Кулишкам” (о Лубянском проезде).

           В этой связи возникает вопрос - как при неустойчивости на­званий улиц, а также при их почти полном отсутствии у переул­ков москвичи ориентировались в городе? Выход был найден в том, что адреса обыкновенно обозначались по церковным при­ходам, например: “у Преображения на Глинищах”, “у Всех Свя­тых на Кулишках”, “у Николы в Мыльниках” и т.д. Судя по ружной разметной книге 1699 г., опубликованной И.Е. Забели­ным, в Москве (за исключением Кремля) имелось чуть более 170 приходов[12].

           К середине XVII в. относятся первые попытки регулирования уличных названий. Наиболее ранний известный нам указ о пере­именовании московских улиц датируется 17 апреля 1658 г. Царь Алексей Михайлович распорядился переименовать ворота в Кре­мле и Белом городе, а также две улицы в Белом городе: Чертоль­скую в Пречистенку, а Арбат в Смоленскую улицу[13]. Это распо­ряжение было вызвано тем, что монарх часто ездил молиться в Новодевичий монастырь перед Пречистой Смоленской иконой Божьей матери. От Кремля его путь лежал по Чертольской ули­це, а упоминание черта было непристойным по дороге в обитель.

           Правда, первый опыт переименований оказался не слишком удачным. Если новые названия кремлевских ворот: Спасские и Троицкие (вместо Фроловских и Курятных) закрепились, то пе­реименование Боровицких ворот в Предтеченские не привилось. Так было и с Мясницкими воротами Белого города, которые государь повелел именовать Фроловскими (по соседней церк­ви), - новое название не прижилось. Что касается имен улиц - название Пречистенка закрепилось в московской топонимике, а Смоленскую улицу позднее стали именовать Воздвиженкой.

           Следующий шаг в деле упорядочения названий улиц относит­ся к ХVIII в. В 1722 г. город в полицейском отношении был раз­делен на 12 команд. К 1775 г. Москва состояла уже не из команд, а полицейских частей. Первоначально их было 14, а в 1784 г. ста­ло 20. Размежевание города дало возможность ввести в 1784 г. нумерацию домовладений (так называемые “городские” адреса). [343] Однако она велась не по улицам, а по отдельным домовладениям в пределах каждой из частей.

           Следствием перемен в административном управлении стало постепенное закрепление уличной номенклатуры. Помимо улиц названия постепенно получают и прежде безымянные переулки. Основания для их наименования были различными: нередко имя переулку давала стоявшая в нем церковь, очень часто он получал свое название по дому наиболее заметного домовладельца. К примеру, известный Лаврушинский переулок получил назва­ние по находившемуся в нем в 1760 г. дому купеческой вдовы Анисьи Матвеевны Лаврушиной. Но эти названия были еще довольно неустойчивы. Так, Еропкинский переулок (между Пре­чистенкой и Остоженкой) в начале XVIII в. именовался Сонцо­вым, затем Шеншиновым (по дому в 1728 г. солдата лейб-гвардии Преображенского полка Алексея Леонтьевича Шеншина), и, на­конец, получил нынешнее название по усадьбе в 1770 г. генерал- аншефа Петра Дмитриевича Еропкина. Большие перемены в московскую топонимику внес знаменитый пожар 1812 г. Во мно­гих опустошенных огнем кварталах переулки вместо прежних получили новые названия - по домовладельцам уже “послепо- жарного” времени. К этому следует добавить, что существовала вариантность написания названий - так, нынешний Козицкий пе­реулок, получивший имя от дома в 1793 г. статской советницы Екатерины Ивановны Козицкой (урожденной Мясниковой) из-за специфического московского “аканья” даже в официальных бумагах писался как Казицкий.

           Фиксация уличных названий приводит к тому, что прежние адреса по приходам постепенно начинают выходить из употреб­ления. Правда, при этом следует упомянуть еще об одной черте тогдашней московской топонимики. В пределах одной полицей­ской части улицы и переулки имели различные названия, однако у них были свои двойники в других частях города. Так, в середи­не XIX в. Знаменские переулки существовали в Городской, Твер­ской, Сретенской, Мещанской и Пятницкой частях города. По­этому на протяжении всего XIX в. на почтовых адресах нередко указывались переулок и соседняя улица, например “Тверская, Гнездниковский переулок, собственный дом” (адрес 1891 г.).

           Важнейшим этапом в развитии московской топонимики яви­лась вторая половина XIX в. Выше уже упоминалось, что в кон­це XVIII в. в Москве была введена нумерация домовладений по полицейским частям. Поскольку эти номера были обязательны при совершении различных сделок с недвижимостью и при сбо­ре городского налога, с начала XIX в. на домах появляются [344] таблички с указанием улицы и номера домовладения. Послед­ние, однако, обозначали не порядковый номер дома от начала улицы, а цифру, под которой то или иное домовладение значи­лось в кадастре.

           Насколько эта система была неудобна для москвичей и при­езжих, покажем на примере Тверской улицы. Она начиналась от Воскресенской площади (ныне площадь Революции) и заканчи­валась у Триумфальных ворот. При этом дома с 1 по 43 входили в Тверскую часть, а затем левая сторона улицы значилась в Арбатской части, а правая - в Сретенской. Какие же номера бы­ли указаны на домах этой улицы? В ее начале дом № 1 по левой стороне значился под №№ 325 и 304, стоявший напротив дом № 2 имел №№ 342 и 323. Находившийся в конце Тверской части дом № 43 имел №№ 169 и 185, а дом № 42 на правой стороне имел №№ 448, 449, 450, 417, 418 и 419. Следующий дом № 44 на правой стороне (отсюда начиналась Сретенская часть) имел №№ 1 и 1. Противоположный дом № 45 (входил в Арбатскую часть) имел №№ 604 и 725. Уже у Триумфальных ворот дом № 79 по левой стороне улицы имел №№ 483 и 562, а противоположный № 70 имел №№ 63 и 68. Потребовалось бы много места для того, что­бы объяснить в подробностях, отчего возникла такая непоследо­вательность в номерах. Для нас гораздо важнее иное - москвичи в первой половине XIX в. не пользовались существовавшей нуме­рацией домов, предпочитая указывать их владельцев.

           Между тем в Петербурге, который с самого начала строился по европейскому образцу, уже давно существовала привычная нам система нумерации домов. В середине XIX в. ее постепенно начинают вводить и в Москве - сначала в центре города, а затем по окраинам. Эта, простая на первый взгляд, работа растянулась на два десятилетия. Потребовалось много усилий на собирание сведений о числе улиц и находившихся на них домов, составление нивелирного плана города и т.п. Понять всю сложность этой деятельности может только тот, кто непосредственно сталкивал­ся с составлением кадастра. Ее итогом стала перепись города 1882 г. - первый и единственный в истории Москвы опыт подоб­ного мероприятия. В результате были полностью переписаны все улицы, переулки, площади города, введена привычная нам нумерация домов.

           Следующим шагом стало произведенное в 1886-1899 гг. “регулирование” всех проездов в пределах городской черты, определившее их очертания (“красные линии”). В ходе этой ра­боты проводилась планировка незастроенных участков и пусты­рей, на которых прокладывались новые улицы и переулки. [345] Им необходимо было присваивать новые названия. Параллельно предпринимались попытки устранения одноименности уже суще­ствующих улиц.

           Вторая половина XIX в. стала временем интенсивного строи­тельства в Москве, особенно усилившегося к концу столетия. Если в 1882 г. территория города составляла около 65 кв. верст, то к 1901 г., когда Николаем II был утвержден новый городской план, общая площадь Москвы возросла до 80,5 кв. верст, а в так называемых муниципальных границах составила уже 91,49 кв. верст. Московские пригороды фактически начали сливаться с Первопрестольной. В бывших подмосковных поселках уже суще­ствовали свои названия улиц, нередко совпадавшие с имевшими­ся в городе, поэтому им нужно было подыскивать новые имена.

           Особенностью это периода стало расширение уличной но­менклатуры. Если вплоть до ХVIII в. в Москве существовали лишь улицы и переулки (тупики тогда называли “тупыми переул­ками”), а также несколько площадей, то в следующем столетии к ним добавились устроенные на месте бывших укреплений буль­вары и валы, по берегам Москвы-реки и Яузы набережные, а также проезды, проспекты, шоссе, просеки.

           Другой особенностью этого периода явилось появление впер­вые в городе на рубеже XIX-XX вв. “мемориальных названий”: улицам стали присваивать имена с целью увековечить какие- либо события или память лиц, которые зачастую никогда не бы­ли связаны с той или иной улицей. Едва ли не первой в этом ряду стала Долгоруковская улица, названная в честь московского генерал-губернатора князя Владимира Андреевича Долгорукова (1810-1891), управлявшего городом на протяжении четверти ве­ка. На московских окраинах улицы предпочитали называть име­нами известных писателей. Так, в Черкизове на рубеже XIX-XX вв. появились Гоголевская, Лермонтовская и Пушкин­ская улицы, в Преображенском - Некрасовская улица и т.п. В 1912 г. пышно отмечался столетний юбилей войны с Наполео­ном. В память о Бородинском сражении в Дорогомилове (через него проходит дорога на Бородино) появились две Бородинские улицы и три переулка, Кутузовские переулок и проезд, Баграти­оновский переулок. Как увидим, эта тенденция наберет огром­ный размах уже через несколько лет - вскоре после революцион­ных событий 1917 г.

           Во многом именно последние стали поворотным этапом в развитии московской топонимики. Уже через несколько дней по­сле Февральской революции на одном из заседаний Московской городской думы гласный Думы И.А. Шамин предложил переиме[346]новать Воскресенскую площадь, на которой находилось здание Думы и где в это время происходили все наиболее массовые де­монстрации, в площадь Революции. Другой член Думы Г.А. По­гребцов, поддержав саму идею переименования, предложил свой вариант - площадь Свободы. Однако официального решения по этому поводу так принято и не было.

           Ситуация изменилась через год - после переезда советского правительства в Москву в марте 1918 г. Уже 12 апреля 1918 г. на заседании Совнаркома был принят известный декрет “О памят­никах Республики”, предусматривавший снятие памятников, воз­двигнутых “в честь царей и их слуг”. Отдельный пункт постанов­ления, подписанного В.И. Лениным, А.В. Луначарским и И.В. Сталиным, поручал специально созданной комиссии “спеш­но подготовить... замену надписей, эмблем, названий улиц, гер­бов и т.п. новыми, отражающими идеи и чувства революционной трудовой России”. Первоначально планировалось, что вся эта работа будет завершена к первомайскому празднику 1918 г. Но времени оказалось чрезвычайно мало и в части переименова­ния московских улиц дело фактически “спустили на тормозах”. 1 мая 1918 г. была переименована в площадь Революции лишь Воскресенская площадь. Тем не менее, руководство партии боль­шевиков не думало отказываться от своих планов. Уже на следу­ющий день после подавления мятежа левых эсеров Совнарком по инициативе В.И. Ленина принимает предложенную им резолю­цию, в которой президиуму Моссовета и другим организациям предписывалось принять меры “для энергичного надзора за выполнением декрета и проведением его в Москве в жизнь не­медленно, с обязательством два раза в неделю давать доклад об этом Председателю СНК”[14].

           С этого момента в Москве началась буквально вакханалия переименований. В 1918-1919 гг. в городе появились улицы Большая и Малая Коммунистические, Баррикадная, Трудовая, Рабочая, Добровольческая, площади Борьбы, Восстания, Рево­люции, Советская и т.п. При этом авторы подобных переимено­ваний не всегда замечали двусмысленности некоторых новых на­званий и на карте Москвы появились Коммунистический и Крестьянский тупики.

           Целый ряд названий был дан в честь деятелей революцион­ного движения. В Москве появились улицы Бакунинская, Верх­няя и Нижняя Радищевские, Карла Маркса, Бауманская, Воло­дарская, площадь Свердлова и т.п. Еще при жизни В.И. Ленина его имя было увековечено в Заставе Ильича и Ульяновской улицах.

           [347] Но поскольку набор подобных названий был довольно огра­ниченным, авторам подобных переименований приходилось про­являть незаурядную фантазию. Особенно этим отличалась пар­тийная организация Рогожско-Симоновского района. Так, в 1919 г. 3-я Рогожская улица была переименована в Вековую ули­цу. В конце 1930-х годов это переименование пытались объяс­нить тем, что улица существовала уже столетие. Но в действи­тельности она была переименована “в честь века пролетарских революций”. Довольно большое число улиц было названо в честь деятелей “районного масштаба”. На карте Москвы появились Абельмановская застава (в память Н.С. Абельмана, убитого во время левоэсеровского мятежа 1918 г.), Квесисская улица (в память члена Бутырского райкома Ю.К. Квесиса), площадь Прямикова (в честь Н.Н. Прямикова, председателя военно-рево­люционного комитета Рогожско-Симоновского района), Добры­нинская улица (в память П.Г. Добрынина, погибшего в октябре 1917 г.). О многих лицах, удостоившихся подобной чести, уже че­рез несколько лет трудно было сыскать хоть какие-то внятные сведения. Насколько формальными были подобные переимено­вания показывает пример уже 1922 г., когда Троицкий переулок (между Остоженкой и Пречистенкой) был переименован в Поме­ранцев - в память об участнике октябрьских боев 1917 г. в Моск­ве А.А. Померанцеве. Долгое время считалось, что он погиб в ходе боев, однако он был лишь ранен и прожил долгую жизнь, скончавшись в 1979 г.

           Подобная эпидемия переименований вслед за Москвой охва­тила всю страну. В своем романе “Россия, кровью умытая” (1924) писатель Артем Веселый отобразил типичную картинку 1919 г.: “Спешно переименовывались улицы: Бондарная - Коммунисти­ческая, Торговая - Красноармейская, Обжорный ряд - Совет­ский. Вшивую площадь и ту припочли - сроду на ней галахи в ор­лянку резались, вшей на солнышке били - площадь Парижской коммуны... Заведующий отделом управления, вчерашний теле­графист Пеньтюшкин, большой был искусник на такие штуч­ки... Даже самые глухие и жителями забытые переулки - Запла­танный и Песочный - были переименованы в Дарьяльский и Демократический”[15].

           Однако у столицы в отличие от остальной страны была одна особенность. Переименованиями в ней занимался не Моссовет, а созданные в районах комиссии. Поскольку с соседями своих действий они, как правило, не согласовывали, в городе вскоре оказалось множество улиц с одинаковыми названиями. К приме­ру, одних только Октябрьских оказалось 11 улиц и три площади.

           [348] Такая одноименность улиц создавала ощутимые неудобства для городских служб. В начале 1921 г. для того чтобы разобрать­ся со всеми переименованиями первых революционных лет Мос­советом была создана специальная комиссия, куда вошли пред­ставители милиции, почты, губернского управления музеями, от­дела благоустройства, Коммунального музея и общества “Старая Москва”. Занявшись ревизией, комиссия отменила большинство решений райсоветов, оставив в силе только 64 переименования. 22 июня 1921 г. президиум Моссовета издал постановление “О порядке переименования улиц, проездов и площадей города Москвы”. Впредь устанавливался порядок, по которому дальней­шие переименования должны были производиться исключитель­но президиумом Моссовета.

           Затем началась плановая работа по приведению в порядок перечня московских улиц. В духе времени перед комиссией была поставлена цель изгнания из обихода названий, в какой-либо мере связанных с памятью о “проклятом царском режиме”.

           Но при этом главным в ее работе стало устранение существо­вавшей одноименности московских улиц. Чтобы не наводнить город еще большим количеством новых названий, способных сбить с толку всех даже хорошо знавших Москву, комиссия ре­шила понятие “одноименность” толковать расширительно. Были оставлены без изменений те одноименные названия, которые различались порядковыми числительными (Первая, Вторая и т.д. улицы) или такими же прилагательными (Большой, Малый, Нижний, Верхний и т.д. переулки). Кроме того было решено оставить одноименные прилагательные к разным городским про­ездам (например, Октябрьская улица, площадь, проезд, переулок и т.п.). Но такая одноименность допускалась лишь в случаях их близкого соседства. При выборе новых названий комиссии было предложено руководствоваться “археологическими данными”. Поэтому для устранения одноименности они давались, как прави­ло, по прежним названиям, существовавшим еще в XVIII в. (мно­гие из них происходили от домовладельцев того времени), либо по соседним объектам.

           Итоги работы комиссии, после согласований с райсоветами, были утверждены постановлением Моссовета от 7 июня 1922 г., которым было переименовано 477 улиц, то есть примерно чет­верть из имевшихся тогда примерно 2 тыс. улиц, то есть приблизи­тельно четверть от общего числа. Правда, не все оказались соглас­ными с решениями комиссии. Ряд оппонентов выступал против привязки названий к истории улиц, в частности, к именам прежних владельцев. Под их нажимом Моссоветом 12 августа 1924 г. были [349] переименованы 63 улицы и переулка, а 17 декабря 1925 г. - еще 81 улица.

           На этом массовые переименования улиц на несколько десяти­летий закончились. В последующее время они носили единичный характер и производились, как правило, в память наиболее вид­ных деятелей партийного руководства (в 1934 г. Мясницкая ули­ца была переименована в улицу Кирова, в 1935 г. Ильинка стала улицей Куйбышева), а с конца 1930-х годов - первых Героев Советского Союза. В этом же ряду стоят улицы, названные в честь советских писателей (в 1932 г. Тверская была переименова­на в улицу Горького, в 1933 г. Всехсвятская улица стала улицей Серафимовича - при этом они получили названия еще при жизни указанных лиц).

           Приблизительно с середины 1950-х годов все чаще улицы стали называть именами известных людей. Толчком к этому по­служил отмечавшийся в 1957 г. 40-летний юбилей советской вла­сти, когда появился целый ряд названий, связанных с участника­ми революции 1917 г. и Гражданской войны. Ветошный переулок стал проездом Сапунова, Большой Казенный переулок превра­тился в улицу Аркадия Гайдара, 3-й Николощеповский переулок был переименован в проезд Шломина и т.д. Затем последовали очередные юбилеи победы в Великой Отечественной войне, битвы под Москвой и т.п.

           В 1960 г. произошло одно из самых значительных в истории Москвы увеличений ее площади (более чем в 2,3 раза - с 379,4 до 886,5 кв. км). Согласно указам Президиума Верховного Совета РСФСР от 18 августа 1960 г. и 11 ноября 1961 г., граница города была установлена по Московской кольцевой автомобильной до­роге. В черту столицы вошли пять подмосковных городов: Туши­но, Бабушкин, Кунцево, Люблино, Перово и масса ближайших подмосковных поселков (Ленино, Бирюлево, Чертаново, Очако­во и др.), сел и деревень. Названия многих улиц в них совпадали с московскими. В итоге в Москве оказалось 20 Советских улиц, 19 Московских, 18 Центральных, 17 Школьных, 16 Полевых, 15 Пионерских, 11 Пушкинских и т.д. - всего до 800 одноименных улиц (примерно из 4 тыс. существовавших на тот момент). Это создало большие трудности для городских служб, и в 1962 г. тогдашний председатель Моссовета В.Ф. Промыслов предложил комиссии по наименованиям улиц (ее возглавлял секретарь исполкома Моссовета А.М. Пегов) приступить к ликвидации одноименности улиц.

           Сразу потребовалась масса новых названий. Ситуацию в оп­ределенной мере усугубляло массовое жилищное строительство [350] на вновь присоединенных к городу территориях, где ежегодно возникали все новые и новые улицы. Однако набор привычных идеологических названий (Октябрьская, Мира, Революции, Ком­сомольская, 8 марта, 1 мая и т.п.) был исчерпан. Не помогли и нейтральные названия типа: Весенняя, Тихая, Зеленая и т.п. Их запас был также ограничен. Тогда в практику был введен принцип географической ориентации. Его суть заключалась в том, что в определенных частях Москвы (по направлению от Кремля) улицы стали получать названия по городам, рекам, озе­рам и т.п., расположенным в том же направлении, но за предела­ми столицы. Так в северной части города появились улицы Вер­хоянская, Вологодская, Дудинская, Магаданская, Мезенская, Таймырская. Здесь же - улицы по названиям объектов ближнего Подмосковья: Лобненская, Учинская, Федоскинская. В юго-вос­точном направлении находим улицы Волжскую, Жигулевскую, Ряжскую, Ставропольскую, Тамбовскую, Ташкентскую, Рязан­ский проспект, Самаркандский бульвар и т.п. Такая группировка названий в определенной мере была призвана помочь ориентиро­ванию в огромном мегаполисе.

           Как ни странно, этот принцип наименований улиц в Москве появился достаточно случайно. В составе города Бабушкина, во­шедшего в 1960 г. в черту столицы, имелась улица Кирова. Но та­кое же название имела одна из главных московских магистралей (ныне Мясницкая улица). Понятно, что улицу на северо-восточ­ной окраине нужно было переименовывать. Однако трогать фигуру С.М. Кирова, чье имя входило в обязательный набор со­ветской топонимики, было опасно. И тут кто-то вспомнил, что он родился в городе Уржуме. Так появилась на свет Уржумская ули­ца, которая, к слову, находится к северо-востоку от Москвы.

           Позднее для наименования улиц кроме географически ориен­тированных топонимов стали использовать названия, связанные с ними тематически. Так, на севере города возникли названия, связанные с именами исследователей Арктики: улица Амундсена, Берингов проезд, проезд Дежнева и т.д. В западной части ряд улиц назван именами героев Отечественной войны 1812 г. Впро­чем, иногда подобные “привязки” были довольно искусственны­ми. На юго-востоке города находится Есенинский бульвар. Осно­ванием для этого послужило то, что поэт родился в селе Констан­тинове под Рязанью. Там же имеется улица Федора Полетаева, Героя Советского Союза, сражавшегося в рядах итальянского со­противления, родившегося в селе Катино Рязанской области.

           Вместе с тем, в начале 1960-х годов у руководства Моссовета возникает желание окончательно избавиться от названий, проис[351]ходивших от фамилий домовладельцев, а также имевших хоть ка­кие-то намеки на церковное происхождение. Начались переиме­нования: Гагаринский переулок в 1962 г. стал улицей Рылеева, а в 1968 г. 1-й Зачатьевский переулок превратился в улицу Дмит­риевского (в честь Героя Советского Союза). Подобная практи­ка особенно развилась в 1970-е-1980-е годы, когда некролога в газете “Правда” было достаточно для того, чтобы на карте горо­да появилась новая улица. При этом существовала определенная иерархия. Если имена академиков присваивались, как правило, улицам в районах новой застройки, то для увековечивания памя­ти военачальников улицы переименовывались. Так, с карты Москвы полностью исчезли все улицы Октябрьского поля (быв­шего Ходынского). Другой любопытной особенностью того вре­мени было то, что если на долю того или иного лица доставался переулок, при переименовании он обычно преобразовывался в улицу, несмотря на размеры.

           В итоге Москва постепенно все более и более превращалась в своеобразный “поминальник”. При этом для многих жителей столицы было порой неясно - в честь кого была названа та или иная улица. Поэтому в московской топонимике появились ранее несвойственные ей указания на род деятельности того или иного человека - улица академика Петровского, улица маршала Бирю­зова и т.д. В Москве оказались два названия, связанные с именем Островского - одно было дано в честь известного драматурга XIX в., другое - в память автора романа “Как закалялась сталь”. Поэтому первую из этих улиц стали именовать улицей А.Н. Ост­ровского, а вторую - переулком Н.А. Островского.

           Многочисленные переименования улиц привели к утрате многих коренных московских названий, которые фиксируются источниками еще с XVII-XVIII вв.: Покровки, Маросейки, Якиманки, Остоженки и т.д. Все это вызывало определенное недовольство москвичей.

           Вопрос о возвращении исторических названий возник в сере­дине 1980-х годов с началом Перестройки. В 1986 г. Метростроев­скую улицу вновь переименовали в Остоженку, Фрунзенский вал - в Хамовнический. Но на этом дело остановилось. За после­дующие четыре года была лишь упразднена площадь Л.И. Бреж­нева (1988), улицу К.У. Черненко (именно так, с инициалами, она писалась в официальных документах) переименовали в Хабаров­скую, а улица Жданова вновь стала Рождественкой (1989).

           Перелом в этом вопросе произошел после избрания в 1990 г. нового состава Моссовета. Уже в ноябре 1990 г. был утвержден первый пакет переименований из 27 названий, второй из 40 на[352]званий - в апреле 1992 г., третий - в мае 1993 г. Всего было пере­именовано около 150 улиц - в основном в пределах Садового кольца. На карте Москвы вновь появились Тверская, Покровка, Дмитровка, Маросейка, Якиманка, Пречистенка, Красные воро­та, Варварка и т.д.

           Правда, при этом следует отметить, что многие из этих пере­именований остались “на бумаге” - не были изготовлены улич­ные таблички, не были внесены исправления в официальные документы и т.п. Поэтому вскоре после разгона Моссовета во время октябрьских событий 1993 г. стали высказываться предло­жения считать недействительными решения о переименовании улиц, принятые распущенным Моссоветом. В частности, на этом настаивал Ю.М. Лужков, указывавший на финансовую сторону вопроса. Но решения Моссовета имели юридическую силу и мэр столицы вынужден был летом 1994 г. поставить вопрос о возвра­щенных названиях на заседании московского правительства. Мнения разделились. В итоге решено было провести опрос моск­вичей, который показал, что 58% жителей столицы согласны с переименованиями. 25 октября 1994 г. Ю.М. Лужков подписал постановление правительства Москвы о возвращении всех исто­рических названий, принятых Моссоветом в 1990-1993 гг. При этом одновременно был введен мораторий на дальнейшие переименования[16].

           8 октября 1997 г. Московской городской думой был принят закон “О наименовании территориальных единиц, улиц и станций метрополитена города Москвы”. Самыми существенными пунк­тами в нем стало то, что новые названия впредь не должны по­вторяться на карте города, а присвоение улицам имен тех или иных лиц может даваться только новым улицам и по истечении не менее десяти лет со дня кончины. Правда, и здесь имелись исключения. В 2004 г. новая улица в Южном Бутове получила имя в память Президента Чеченской Республики Ахмада Кады­рова (1951-2004), погибшего в результате теракта. Что касается моратория на переименования, он был нарушен Ю.М. Лужковым в 2005 г., когда улица Войтовича была переименована в Староо­брядческую, а в 2006 г. 2-я улица Усиевича стала называться ули­цей авиаконструктора Яковлева. В 2000-е годы на карте города появилось еще несколько новых улиц, но все они были образова­ны из проектируемых проездов. При этом некоторые из новых улиц получили названия, исчезнувшие с карты Москвы в начале 1990-х годов. В частности, в 1994 г. улица Татьяны Макаровой (летчица, Герой Советского Союза) стала именоваться Болотной улицей. Но в 2005 г., к 60-летию победы в Великой Отечествен[353]ной войне, ее имя вновь было присвоено новой улице в Восточ­ном округе. Одновременно там же снова появилась улица Дмит­риевского (командир танковой роты, Герой Советского Союза), чье имя носил ранее 1-й Зачатьевский переулок.

           Вопрос о названиях улиц всегда остро воспринимался обще­ственностью. В частности, в канун 200-летней годовщины со дня рождения А.С. Пушкина поднимался вопрос о том, что после воз­вращения Пушкинской улице (это имя она получила к 100-летию со дня гибели поэта) исторического названия Большая Дмитров­ка в городе не осталось улицы, названной в память великого рус­ского поэта, чьи жизнь и творчество были тесно связаны с Моск­вой. Можно привести и другие подобные примеры. Действующий мораторий на переименования улиц лишь законсервировал этот вопрос.

           Гораздо более сложной представляется другая проблема. В настоящее время отсутствует полный перечень всех москов­ских улиц. Связано это с тем, что их учет ведет Бюро техниче­ской инвентаризации, в списке которого имеются данные о чуть более 3400 московских улицах, переулках, площадях и т.п. Но в действительности улиц гораздо больше. Не считая множества безымянных внутриквартальных проездов, целый ряд реально существующих улиц не проходит по данным БТИ, поскольку сто­ящие на них дома имеют нумерацию по соседним улицам. Оче­видно, настало время проведения новой инвентаризации всех имеющихся городских проездов, подобно тому, как это было сделано во время единственной подобной переписи 1882 г. Но это уже - дело будущего.

 

           [353-354] СНОСКИ оригинального текста