Труды Института российской истории. Выпуск 7 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: Наука, 2008. 428 с. 27 п.л. 27,2 уч.-изд.л.

Атаман Махно и Красная армия

Автор
Мишина Алиса Владимировна

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Мишина А.В. Атаман Махно и Красная армия// Труды Института российской истории. Вып. 7 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2008. С. 103-121.

Текст статьи

 

[103]

A.B. Мишина

АТАМАН МАХНО И КРАСНАЯ АРМИЯ[*]

 

           Истоки повстанчества на юге России и, прежде всего, на Ук­раине лежат в той ситуации, которая сложилась после Февраль­ской и Октябрьской революций. Это был период ломки устояв­шейся государственной системы управления, время, когда цент­ральная власть уже не могла контролировать ситуацию на мес­тах, главным образом, в деревне.

           Крестьяне воспользовались этой ситуацией, чтобы воплотить в жизнь требования, сформулированные еще в годы Первой русской революции 1905-1907 гг.: земля для тех, кто на ней работает, и признание государством права крестьян на местное самоуправление.

           После Февральской революции в условиях распада государст­венной машины, когда никто уже не мог помешать, крестьяне получили возможность самим реализовать свою программу. 1917 г. - это год “черного передела” в деревне: крестьяне, не дожидаясь разрешения государства, начали захватывать и де­лить между собой помещичьи и другие земли, пригодные для сельского хозяйства. Земли были переданы общинам или, там, где их не было, новым местным органам крестьянского само­управления - временным исполнительным комитетам, советам и др., которые установили уравнительное землепользование в соответствии с размером семьи или “трудовой нормой” (коли­чеством работников в каждой семье). Как пишет современный российский историк Т.В. Осипова, “...крестьянам хватило двух месяцев для слома сословной системы власти... Крестьяне были непримиримы к старым органам власти, ибо в них они были сословием неполноправным. Волостные и сельские орга­ны крестьянской власти создавались под разными названиями: комитеты народной власти, союзы, советы и др. С апреля за ними утвердилось название временных исполнительных комитетов”[1].

           [104] Это была действительно “своя власть”, и крестьяне в этом от­ношении доверились большевикам, призывающим не ждать Учре­дительного собрания, брать власть на местах в свои руки. Больше­вики, придя к власти, временно удовлетворили требования кресть­ян, с тем, чтобы иметь время укрепить свои позиции. Но здесь же лежат истоки будущего конфликта большевиков и крестьян, буду­щего похода большевиков на деревню. Как отмечал Карл Радек, “крестьянин только что получил землю, он только что вернулся с войны в деревню, у него было оружие и отношение к государству, весьма близкое к мнению, что такая дьявольская вещь, как госу­дарство, вообще не нужно крестьянину. Если бы мы попытались обложить его натуральным налогом, мы бы не сумели собрать его, так как для этого не было аппарата, а крестьянин добровольно бы ничего не дал. Нужно было сначала разъяснить ему весьма грубы­ми средствами, что государство не только имеет право на часть продуктов граждан для своих потребностей, но оно обладает и си­лой для осуществления этого права”[2].

           В России ухудшение продовольственного положения и угроза голода в городах заставляет большевистское правительство в мае 1918 г. ввести продовольственную диктатуру. Отсутствие нала­женного заготовительного аппарата и четкой системы налогооб­ложения приводит к тому, что в деревню двинулись наделенные чрезвычайными полномочиями вооруженные продовольственные отряды из рабочих для изъятия “излишков”. Стремясь найти опо­ру в деревне, создать действующий аппарат снабжения продоволь­ствием городов и армии, большевики в июне 1918 г. организуют в деревнях комбеды. Крестьянство не успело еще организоваться и четко сформулировать свое отношение к новой власти, поэтому, несмотря на сопротивление, в России у большевиков хватило и ад­министративных, и человеческих ресурсов для проведения своей политики. Совсем иная ситуация была на Украине.

           Еще при Временном правительстве здесь установилась власть Центральной рады во главе с Михаилом Грушевским. Центральная рада провозгласила автономию Украины и учреди­ла Украинскую Народную Республику (УНР). Когда к власти в России пришли большевики, 22 января 1918 г. Рада, не желая иметь с ними ничего общего, провозгласила независимость УНР. Советское правительство пыталось воспрепятствовать отделе­нию Украины. 8 февраля войска В.А. Антонова-Овсеенко даже захватили Киев, но Центральная рада послала свою делегацию в Брест-Литовск, где Германия и другие державы Четверного сою­за 9 февраля подписали с ней отдельный от России мирный дого­вор. Правительству РСФСР ничего другого не оставалось, как [105] признать этот договор, а следовательно, независимость Украины и позволить там находиться войскам Германии и Австро-Вен­грии.

           Когда на Украину пришли австро-немецкие войска, вместо Центральной рады они поставили во главе страны гетмана Ско­ропадского. Помещики стали возвращаться в свои имения и наво­дить порядок, наказывая крестьян “за самоуправство”. Оккупа­ция, возвращение помещиков не могли не вызвать озлобления крестьян. Несогласные стали уходить в леса, в подполье. Кресть­янство стало организовываться в боевые отряды, во главе кото­рых стали местные вожаки. “Нестор Махно, Григорьев, Зеленый и др., - отмечает советский историк В. Руднев, - все эти прослав­ленные вожди атаманщины начинали свою атаманскую карьеру в качестве руководителей партизанских отрядов, выступавших против гетмана Скоропадского и немцев, одни самостоятельно, как Махно, другие в составе петлюровских повстанческих войск, как, например, Григорьев и Зеленый”[3].

           Организации отрядов способствовала также демобилизация старой армии, которая наводнила деревню оружием. Партийная принадлежность вожаков часто определялась случайным факто­ром или популярностью той или иной партии в данной местности. Так, на Украине огромной популярностью пользовались украин­ские социалистические партии УСДРП и УПСР. Программы этих партий поддерживали такие атаманы, как Григорьев, Зеле­ный, Струк, Соколовский. В районе Екатеринославщины запра­влял Махно, который считал себя “анархо-коммунистом”.

           Таким образом, когда большевики в конце 1918 г. пришли на Украину, они имели дело с уже организованными силами, выдви­нувшими собственных вождей, имеющих собственные политиче­ские программы.

           Первоначально большевики получили поддержку местного крестьянского населения и повстанческих отрядов. Эта поддерж­ка была связана прежде всего с надеждами, которые возлагало местное крестьянство на власть большевиков. Власть, которая дала землю крестьянству, воспринималась как “своя”, защищаю­щая интересы крестьян. Но политика большевиков в деревне не оправдала этих надежд - В.И. Ленин проводил по отношению к Украине политику, заключающуюся в требовании выжимать в более короткие сроки как можно больше зерна для России.

           На Украине была введена продразверстка, организовывались комбеды. Для выкачки продовольствия у крестьян приоритет от­давался использованию военной силы. Такие методы не могли не вызвать недовольства крестьян большевиками. Все это создава[106]ло почву для восстаний, которые на Украине имели такой мас­штаб, что были названы “внутренним фронтом”. Недовольство крестьян политикой большевиков в деревне не могло не повли­ять и на надежность частей Красной армии, состоящих из мест­ных повстанцев. В связи с этим начинается наступление на “пар­тизанщину” в частях Красной армии. По отношению к слишком независимым лидерам повстанцев начинают применяться чрез­вычайные меры.

           Основной такой мерой было устранение наиболее самостоя­тельных предводителей партизанских отрядов с тем, чтобы влить их войска в единую Красную армию. Предполагалось, что, ли­шившись предводителей и связи со своей местностью, войска ут­ратят свой партизанский характер. Подобная участь постигла многих повстанческих лидеров как в России, так и на Украине. Но, как уже отмечалось, ситуация на Украине имела свою специ­фику. Здесь повстанческие силы были более организованны, не­зависимы от большевиков и не теряли связи с родной местно­стью. Они, хотя и сотрудничали с большевиками, входили в со­став Красной армии, но только до тех пор, пока это было им вы­годно. Такая самостоятельность делала их особенно опасными для большевиков.

           Показателен в этом отношении пример взаимоотношений с большевиками лидера повстанцев Нестора Ивановича Махно.

           Махно - одна из самых неоднозначных фигур Гражданской войны. Анархист и крестьянский вождь в одном лице, он сумел подчинить себе все местные крестьянские отряды Екатерино­славщины и в течение значительного периода Гражданской вой­ны контролировал эту территорию, ведя активную борьбу с авст­ро-немецкими войсками, петлюровцами, большевиками и бело­гвардейцами.

           Нестор Иванович Махно родился в 1888 г. в Гуляйполе в бед­ной крестьянской семье. В юности, в 1906 г. примкнул к террори­стической “Крестьянской группе анархистов-коммунистов”, за­нимался вместе с ними “экспроприациями” и покушениями на по­лицейских, за вооруженный налет был схвачен жандармами и приговорен к повешению. Позже приговор заменили пожизнен­ной каторгой. Каторгу отбывал в Москве в Бутырской тюрьме, где познакомился с будущим идеологом махновского движения Петром Аршиновым. Февральская революция 1917 г. освободи­ла Махно, и он вернулся в Гуляйполе, где возглавил местную Группу анархо-коммунистов (ГАК). Воспользовавшись тем, что Центральная рада не могла контролировать ситуацию на местах, и заручившись доверием местных крестьян, Махно становится [107] председателем районного крестьянского союза, земельного ко­митета, Гуляйпольского совета крестьян и рабочих. “Махно и ГАК, - отмечает современный российский историк A.B. Шу­бин, - быстро создали систему общественных организаций под своим контролем - Крестьянский союз (затем - совет), профсою­зы, заводские комитеты, комитеты бедноты, кооперативы. Вско­ре совет стал единственной властью в этих местах. Председате­лем совета стал Махно. Одновременно он возглавлял и местные профсоюзы”[4]. Это позволило Махно возглавить движение кре­стьян по разделу земель помещиков. Он предложил, чтобы поме­щики и кулаки пользовались землей наравне с трудовым кресть­янством, и районный съезд крестьян, по его предложению, поста­новил: оставить кулакам и помещикам по трудовой норме земли, а также живого и мертвого инвентаря. По примеру гуляйполь­ского района такие постановления были вынесены на многих уездных съездах крестьян Екатеринославской, Таврической, Полтавской, Харьковской и других губерний[5]. Это способствова­ло укреплению авторитета Махно.

           1918 г. начался с наступления австро-немецких войск на Ук­раину. Первоначально организовать оборону Гуляйполя не уда­лось, и Нестору Махно пришлось на время покинуть Украину. Он отправляется в путешествие по России. В своих воспоминаниях он пишет о своей встрече в Москве с В.И. Лениным и Я.М. Сверд­ловым, которые поддерживают его намерение вернуться на Родину для организации сопротивления австро-германским войскам.

           Вернувшись в Гуляйполе, Махно возглавляет местный парти­занский отряд по борьбе с гетманским режимом и австро-герман­скими войсками. По словам В.А. Антонова-Овсеенко, “...органи­зованный им небольшой партизанский отряд становится грозой австро-германских войск и местной буржуазии... Смелость и предприимчивость Махно привлекают к нему организаторов дру­гих самостоятельных партизанских групп (Куриленко - действо­вал в Бердянском районе, Щусь - в Дибривском, Петренко - в Гришинском), которые объединяются под командованием Махно в единый отряд. Он действует в тесном контакте с местным кре­стьянством. Местные крестьяне укрывают его партизан, кормят, помогают им разведкой и живой силой, вливаясь целыми сотня­ми в махновские отряды для проведения тех или иных экспеди­ций...”[6]. В результате повстанческое движение в июле 1918 г. уже распространялось на широкий район Пологи - Гришино - Гуляй­поле. Размах движения удивил даже его организаторов. Вот что пишет в своих воспоминаниях один из соратников Махно, Чубен[108]ко: “Конечно, я не думал, что это движение примет массовый ха­рактер. Махно также не думал, что так будет, это видно было из того, как он намечал план действия. Он намечал сначала индиви­дуальный террор и небольшую террористическую группу...”[7].

           После ухода немцев с Украины в ноябре 1918 г. и падения режима гетмана Скоропадского к власти на Украине пришла Директория, во главе которой встали В. Винниченко и С. Петлюра. Сложилась новая ситуация. По словам A.B. Шубина, “Коллапс режима Скоропадского привел к тому, что в Таврии единая власть фактически перестала существовать. Здесь, помимо мах­новцев, действовали еще немецкие соединения, обеспечивающие отход своих войск на запад, помещичьи и кулацкие отряды. Чтобы оградить от них крестьян, Махно решает создать единую повстанческую зону с единым фронтом под командованием махновского штаба... Махновский штаб по существу установил контроль над обширным районом Приазовья с неясными грани­цами - на юге начинаются стычки с красновцами, на западе ощущается давление со стороны Украинской Директории... Но махновский штаб еще не вполне контролировал внешне лояльных ему командиров. Махно принялся бороться с несанк­ционированными поборами и грабежами”[8].

           К этому же периоду относится союз Махно с большевиками, когда они объединили свои силы в борьбе с петлюровцами. Он принял предложение екатеринославских большевиков о совмест­ной борьбе против петлюровцев и в конце 1918 г. в качестве ко­мандующего Советской революционной рабоче-крестьянской армией Екатеринославского района ненадолго отбил у петлю­ровцев Екатеринослав.

           А в феврале 1919 г., когда отряд П. Дыбенко наступал на Екатеринослав и вошел в соприкосновение с махновцами, Махно принял предложение большевиков войти на общих основаниях в состав Красной армии для борьбы с Деникиным. Как вспоминает Чубенко, «Штаб Дыбенко в то время был в Синельникове, но сам Дыбенко был в Нижнеднепровске и наступал на Екатеринослав. Когда я ему сказал о том, сколько у нас, а уже в то время было около 40 тысяч, и сказал о том, что мы все идем за советскую власть... [и что] я не уполномочен говорить на политическую те­му, а я уполномочен только просить Вас о том, чтобы Вы дали нам патронов и бронепоезд, а остальное, когда Вы приедете, тогда будете говорить сами с Махно... Дыбенко выслушал меня и сказал - “Ах, надоели мне эти анархисты”, - я ему сказал - “А, чего же вы спрашиваете нашу политическую окраску?”. После этого было дано распоряжение о том, чтобы дали мне 500 тысяч [109] патронов и выслали бронепоезд № 8... Когда мы выбили белых из Полог... тут же в Пологи приехал и тов. Дыбенко, который объ­явил Махно о том, что он назначен командиром 3-й Заднепров­ской бригады, а все войска должны развернуться в бригаду. Тут же были присланы политкомы... Таким образом произошло со­единение»[9].

           Идеолог махновского движения Петр Аршинов так оценива­ет этот союз: “Махно и штаб повстанческой армии прекрасно ви­дели, что приход к ним коммунистической власти несет с собой новую угрозу свободному району; что это - вестник гражданской войны с другого конца. Но этой войны ни Махно, ни штаб армии, ни районный совет не хотели. Она могла гибельно отразиться на судьбе всей украинской революции. Главным образом принима­лось во внимание то, что с Дона и Кубани шла сорганизованная откровенная контрреволюция, с которой мог быть только один разговор - разговор оружием... У повстанцев была надежда, что борьба с большевиками ограничится идейной областью... Общее мнение руководителей повстанчества было то, что все свои силы следует направить против монархической контрреволюции и уже после ее ликвидации обратиться к идейным расхождениям с большевиками”[10].

           Но у руководства махновцев и Красной армии были разные точки зрения на условия вхождения махновских частей в состав Красной армии. В этот период большевики берут курс на строи­тельство регулярной армии. Как пишет в своих воспоминаниях командующий Украинским фронтом В. Антонов-Овсеенко, “он [Махно] обязался переорганизовать свои отряды в бригаду штат­ного состава (3-я бригада Заднепровской дивизии под командова­нием П. Дыбенко), отказаться от выборного начала командиров, принять наших политических комиссаров, получать снабжение и всех видов довольствие в установленном порядке. Он обязался также упразднить Военно-революционный штаб, созданный им в Гуляйполе”[11].

           Но совсем другая точка зрения на этот счет у Петра Аршино­ва. По его словам, “Повстанческая армия вошла в состав Крас­ной армии на следующих основаниях: а) внутренний распорядок ее остается прежним; б) она принимает политических комисса­ров, назначаемых комвластью; в) она подчиняется высшему красному командованию лишь в оперативном отношении; г) ар­мия с противоденикинского фронта никуда не уводится; д) армия получает военное снаряжение и содержание наравне с частями Красной армии; е) армия продолжает называться Революцион­ной Повстанческой, сохраняя при себе черные знамена. Армия [110] повстанцев-махновцев была построена на трех основных принци­пах - на добровольчестве, выборном начале и на самодисципли­не... При вхождении в Красную армию все эти основания сохра­нились в махновской армии...”[12].

           Налицо был явный конфликт: руководство Красной армией хотело видеть армию Махно влившейся в свой состав, полностью подчиняющейся общей дисциплине и распоряжениям Центра, в то время как Махно и его окружение дорожили независимостью, возможностью вести самостоятельную политику. К тому же, основу войск Махно составляло местное крестьянство, которое отстаивало собственные интересы, а не интересы большевиков. В данный момент задача у большевиков и крестьян оказалась одна - борьба с Деникиным, но на каких основаниях будут строиться дальнейшие их отношения, еще предстояло решить.

           Командующий Украинским фронтом В. Антонов-Овсеенко верил в возможность реорганизации махновской армии и искрен­не уважал Махно. В своих статьях за 1919 г. он так отзывается о Махно: “Убежденный анархист, лично честный парень, за спиной которого совершалась всякая пакость - мог быть великолепно использован нами, если бы мы имели недостающий нам аппарат. Утвержденный бригадным командиром 3-й бригады Заднепров­ской дивизии, отданный под начало Дыбенки, Махно постепенно преобразовывал свои части. Комитеты в частях были уничтоже­ны, введены политкомы, но они оказались слабоваты, командно­го состава не было, поставить правильно снабжения не могли по общим причинам, и части Махно оставались в преходящем состо­янии. Но некоторые из них дрались с казаками превосходно и, нет сомнения, еще долго бы отстаивали свой район, если б у них были патроны”[13].

           Но у центрального командования Красной армии было дру­гое мнение на этот счет. Оно стремилось оторвать махновцев от их родного района, ассимилировать их в Красной армии, в ре­зультате чего махновцы были переданы из состава Украинского фронта в подчинение Южного фронта.

           Началось так называемое наступление на “партизанщину”, поводом для наступления на которую послужило вспыхнувшее против большевиков в мае 1919 г. восстание атамана Григорьева. 17 мая в телеграмме Ленину Троцкий отмечал, что “григорьев­ским мятежом нужно воспользоваться в двух направлениях: пер­вое - радикальное - беспощадная ликвидация партизанщины, са­мостийности, хулиганской левизны. Второе - перенесение цент­ра внимания на Донецкий бассейн. Ввиду того, что для упорядо­чения отношений пропущены все сроки, необходимы действия [111] исключительной решительности. Вместе с Григорьевым нужно ликвидировать остальных и отстранить их идеологов, поднять широкую агитацию в пользу дисциплины и порядка, дабы оста­вить в сознании рабочих масс Украины глубокую зарубку”[14].

           Прежде всего началось наступление на Махно как на одного из самых влиятельных после убийства Григорьева повстанческих командиров. Основным способом борьбы было прекращение снабжения войск оружием и боеприпасами. Аршинов так оцени­вает эту ситуацию: “...Тактику блокады они [большевики] вели в целях низведения к нулю военной силы района. С безоружным легче бороться, чем с вооруженным. Повстанчество без патро­нов, связанное притом тяжелым деникинским фронтом, легче бу­дет обезоружено, чем то же повстанчество, имеющее патроны. Но в то же время большевики не отдавали себе никакого отчета в обстановке всего Донецкого района. Деникинский фронт и де­никинские силы были для них неизвестностью. Неизвестны были и ближайшие планы Деникина. А между тем на Дону, Кубани и Кавказе были сформированы громадные хорошо обученные во­енные части для генерального похода на революцию... Всего это­го большевики не знали, вернее не хотели знать, отдавшись цели­ком идее борьбы с махновщиной”[15].

           Действительно, весна - лето 1919 г. - время, когда Деникин, воспользовавшись успехами своих армий на Северном Кавказе, направляет Кубанскую Добровольческую армию с Северного Кавказа на Донбасс и в Донецкую область. Начинается массиро­ванное наступление. В это время Махно и его части удерживали фронт в районе Купянск - Святово.

           Помимо прекращения снабжения оружием, из-за восстания Григорьева Махно не получил и военного подкрепления. “Вос­стание Григорьева, - по словам Антонова-Овсеенко, - сорвало начавшуюся отправку на Южфронт 2-й Украинской дивизии. Пришлось ее двинуть от Фастова правым берегом Днепра против кулацких банд. Резервы, подготовленные 2-й армией также не могли быть использованы для поддержки бригады Махно”[16]. В результате Махно и его части не смогли удержать фронт - кон­ница кубанского генерала Шкуро прорвала фронт красных и за­ставила их начать отступление. Вся ответственность за “прорыв Шкуро” была возложена на махновские части.

           Антонов-Овсеенко пытался встать на защиту Махно. В июле 1919 г. он писал в ЦК РКП: «... Может быть, вам сообщают, что именно украинские части и внесли разложение в Южный фронт, заразив его “партизанщиной” и бандитизмом. Это чепуха. Преж­де всего, факты свидетельствуют, что утверждение о слабости [112] самого заразного места - района Гуляйполе - Бердянск - невер­ны. Наоборот, именно этот угол оказался наиболее жизненным со всего Южного фронта... И это не потому, что здесь мы были наилучше в военном отношении организованы и обучены, а по­тому, что войска здесь защищали непосредственно свои очаги. Нестойкость же, проявленная этим районом в последнее время, объясняется, главным образом, недостатками снабжения - па­трон совсем не было, винтовки были различных систем и т.д. Махно еще держался, когда бежала соседняя 9-я дивизия, а затем и вся ХIII армия...»[17].

           Но несмотря на то что общая военная ситуация требовала более лояльного отношения к самостоятельности махновцев, командование Красной армией решило воспользоваться пораже­нием махновцев для ликвидации их как самостоятельной силы. Командующий 14-й армией Ворошилов и член реввоенсовета армии Межлаук писали в своем отчете о проделанной работе, что “еще в мае тов. Троцким было обращено внимание на неве­роятное хаотическое состояние 2-й Укрармии и нам дано было поручение приложить все силы для приведения ее в порядок. После прорыва Шкуро, уничтожившего совершенно Махно, как вооруженную силу, и катастрофического отката всех армий, топ­тавшихся в Донбассе, нам было передано назначение от имени реввоенсовета республики для принятия командования 2-й Ук- рармией, переименовавшейся в 14-ю... Тов. Троцкий правильно считал, что прежде, чем реорганизовать 14-ю армию, необходимо ликвидировать совершенно Махно и махновщину и затем энергич­но взяться за постройку совершенно новой военной силы... Для ликвидации махновщины тов. Троцким предложено было открыть немедленно агитацию против махновщины и организовать воен­ную силу, прекратив одновременно снабжение Махно деньгами, боевыми припасами и проч[им] военным имуществом”[18].

           Махно в ответ на такую политику складывает с себя полно­мочия комбрига. 29 мая члены РВС Южного фронта В. Гиттис и А. Колегаев докладывали замнаркомвоену В. Межлауку, что “реввоенсовет Юж[ного] указывает, что действия и заявления Махно как комбрига 7 дивизии, самовольно снявшего с себя обя­занности комбрига с предоставлением частям вверенной ему бри­гады (именуемой им дивизией) по своему желанию переходить в подчинение южфронту и начдиву 7, расходиться или разделяться на самостоятельные отряды, - является преступлением. Неся от­ветственность за определенный участок фронта, вторая армия Махно своим заявлением вносит полную дезорганизацию в управ­ление командований и предоставляет частям действовать по [113] усмотрению, что равносильно оставлению фронта. Махно подле­жит аресту и суду Ревтрибунала, посему Реввоенсовету второй армии предписывается принять немедля все меры для предупре­ждения возможности Махно избежать соответствующей кары”[19].

           В историографии день 29 мая трактуется как день, когда “Махно открыто выступил против советской власти, и его войска ушли на Екатеринославщину, оставив правый фланг 13-й армии один на один с противником (войсками Деникина)”[20]. В свое оп­равдание Махно рассылает телеграммы в адрес Ленина, Троцко­го, Ворошилова и др., где пишет: “...Абсолютно убежден в том, что центральная государственная власть считает, [что] все пов­станчество в целом несовместимо с государственным строитель­ством в том его смысле, в каком это строительство проводится современной государственной властью, одновременно с этим, центральная власть считает повстанчество связанным со мною, и существующие недружелюбие и вражда центральной власти к повстанчеству переносится, главным образом, на меня... Думаю, что с моим уходом центральная государственная власть переста­нет подозревать революционное повстанчество в заговорах про­тив Советской Республики и [будет] относиться к нему со всей серьезностью как [к] живому деятельному детищу социальной массовой революции на Украине, а не как к подозрительному [типу], с которым торговались из-за каждого патрона, который часто просто саботировался военным снаряжением и обмундиро­ванием, благодаря чему важный во всех отношениях повстанче­ский фронт нес не нужные и при ином отношении к нему цент­ральной власти легко устранимые [потери] на фронте”[21].

           Махно удалось скрыться, но начальник его штаба Озеров, члены штаба Михалев-Павленко, Бурбыга и другие были схваче­ны большевиками и казнены. Сохранился приговор Чрезвычай­ного военно-революционного трибунала Донецкого бассейна штабу Н.И. Махно от 17 июня 1919 г., в котором говорится: «Так называемый “Штаб Махно” повинен в дезорганизации советской власти в Гуляйпольском районе, то есть как раз в одном из самых важных районов прифронтовой с белыми полосы. Это создало слабое место, быстро нащупанное белыми (что доказывается письмами [ген]ерала Шкуро к Махно), по которому при своем на­ступлении белые ударили прежде всего. Здесь образовался про­рыв, ворвавшись через который белые ударили Красной армии во фланг и в тыл. Во время начавшегося панического отступле­ния махновских отрядов штаб, после взятия Гуляйполя, преступ­но разбежался и, притом, с такой поспешностью, что всякая связь была утеряна, и отдельные ответственные чины штаба не знали, [114] кто куда бежал. Дошло до того, что адъютант нач[альника] Шта­ба Озерова - некий Олейник - не знает до сих пор, где находится Озеров.

           Постоянная проповедь партизанства, своеволие, выборное начало в армии и т.п. расшатало мощь соседней с махновцами ар­мии и в значительной мере содействовало успеху белых. Таким образом, “Штаб Махно” повинен в том, что доставил возмож­ность белым зайти Красной армии в тыл, что сам позорно и трус­ливо бежал, потеряв связь с частями и рассеявшись в разные сто­роны, и в том, что систематически развращал не только свои, но и соседние воинские части. Поэтому все чины “Штаба Махно”, все пособники деятельности Штаба повинны в содеянии тяжкого преступления против рабоче-крестьянской революции направ­ленного... Чрезвычайный военно-революционный трибунал До­нецкого бассейна, приняв во внимание тяжелое положение До­нецкого района Южного фронта, при котором каждое дезоргани­зующее действие является прямой изменой рабоче-крестьянской революции, независимо от мотивов, побудивших это действие со­вершить, постановили означенных: Михалева-Павленко, Бурбы­гу, Олейника, Коробко, Костина, Полунина и Добролюбова - расстрелять»[22].

           Этот факт вызвал активное неприятие анархистской общест­венности и явился одной их причин взрыва помещения Москов­ского комитета коммунистической партии в Леонтьевском пере­улке 25 сентября 1919 г., от которого погибло 10 человек, постра­дало - 55. В извещении, подписанном Всероссийским повстанче­ским комитетом партизан, говорилось: “17 июня с.г. Чрезвычай­ный военно-революционный трибунал расстрелял в Харькове семь повстанцев: Михалева-Павленкова, Бурбыгу, Олейника, Коробко, Костина, Полунина, Добролюбова, а затем Озерова. 25 сентября с.г. революционные повстанцы отомстили за их смерть Московскому комитету большевиков. Смерть за смерть! Первый акт совершен, за ним последуют сотни других актов, если палачи революции своевременно сами не разбегутся”[23].

           Как вспоминал Аршинов, в такой тяжелой ситуации Махно обратился к повстанческим войскам с воззванием, в котором “...осветил создавшееся положение, заявил о своем уходе с ко­мандного поста и просил повстанцев держать фронт против дени­кинцев с прежней энергией, не смущаясь тем, что они временно будут находиться под командой большевистских штабов. В соот­ветствии с этим обращением большая часть махновских полков осталась на своих местах, встав под начало красного командова­ния на положении красноармейцев”[24].

           [115] В.Чубенко также оставил воспоминания об этом периоде: “...Махно пошел в штаб, где его ждал новый командир дивизио­на. Махно тут же сдал все дела, обменялись с новым командиром дивизии записками, тот ему дал, что принял, а Махно, что сдал. После сдачи штаба дивизии Махно взял с собою 65 человек от­ветственных работников и членов штаба и направился на фронт. Фронт был в то время в направлении станции Синельниково... Доехав до села Софиевка, в которой в то время был районный крестьянский суд, мы пошли туда послушать, что они там гово­рят. Когда мы пришли на съезд, то крестьяне заявили Махно... что, несмотря на то, что тебя, батько Махно, объявили вне зако­на, а мы тебя выбираем почетным председателем. Махно побла­годарил их за это, а они стали говорить, что все, кто тебя объяв­ляют вне закона, те нас не будут, мы знаем, защищать, а только и надежда на тебя, батько Махно, что ты нас не оставишь и не дашь издеваться над нами нашим помещикам. Тут Махно попро­сил слова и стал говорить, что никогда крестьян Украины не бро­сит, если они его будут поддерживать...”[25].

           По мере вытеснения Деникиным Красной армии с террито­рии Украины, в конце июля 1919 г. крымские части большевиков (бывшие махновские командиры Калашников, Дерменджи, Буда­нов) совершили военный переворот, и пошли на соединение с Махно.

           Под напором деникинцев начался отход Махно, который уда­лось остановить только под Уманью, занятой петлюровцами. Петлюровцы, несмотря на соглашение с махновцами о нейтрали­тете, пропустили через свою территорию добровольческие час­ти, и махновцы оказались в окружении. Но Махно удалось выр­ваться 26 сентября 1919 г. из окружения и начать громить тылы деникинских войск. Через неделю - полторы весь юг Украины был очищен от добровольцев, были захвачены Кривой Рог, Ни­кополь, Гуляйполе, Бердянск, Мелитополь, Мариуполь, возник­ла угроза Таганрогу - ставке Деникина.

           Активный деятель Гражданской войны и военный историк Н.Е. Какурин писал по этому поводу: «...Одним из возбудителей повстанчества в тылу южных белых армий являлся закон об от­даче помещикам 1/3 урожая с помещичьих земель... К 20 октября 1919 г. силы Махно образовали довольно прочное организацион­ное ядро в количестве 28 000 штыков и сабель при 50 орудиях и 200 пулеметах. Кроме того, ему удалось захватить у белого ко­мандования бронепоезд. Посадив свою пехоту на подводы и воо­ружив их пулеметами, Махно сделал свою “армию” чрезвычайно подвижной. Главным театром его действий являлась Екатерино[116]славская и отчасти Херсонская губернии, хотя, пользуясь своей подвижностью, его банды появлялись эпизодически и далеко за пределами излюбленного района Махно. Быстро передвигаясь с места на место, Махно занимал административные центры в ты­лу у белых, нарушая все управление и связь. Так, в течение не­скольких недель Махно занимал Екатеринослав; в его руках бы­ли Мелитополь и некоторые другие города Украины и юга Рос­сии, и, наконец, его банды стали угрожать Таганрогу, где находи­лась ставка Деникина. Борьба с неуловимым Махно отвлекала много сил у белого командования с фронта, где в это время на­зревал уже перелом в операциях не в пользу белых...»[26].

           Как отмечает Петр Аршинов, “...в соответствии с историче­ской истиной, должны сказать здесь, что честь победы над дени­кинской контрреволюцией осенью 1919 г. принадлежит, главным образом, махновцам. Не будь уманского прорыва и последовав­шего за ним разгрома тыла, артиллерийской базы и всего снаб­жения деникинцев, последние, вероятно, вошли бы в Москву при­близительно в декабре 1919 г.”[27] Конечно, это явное преувеличе­ние, но и недооценивать роль махновцев в поражении А.И. Дени­кина тоже не стоит.

           После победы над Деникиным Красная армия и махновцы начали восстанавливать отношения. Но конфликт не заставил се­бя долго ждать: реввоенсовет 14-й армии отдал приказ махнов­цам наступать на польский фронт. Как пишет тот же Аршинов: “Всем стало ясно, что это - первый шаг большевиков к новому нападению на махновцев. Направить повстанческую армию на польский фронт - это значит перерезать его главную артерию. К этому стремились большевики, чтобы иметь возможность беспрепятственно хозяйничать в непокорном районе, и это прекрасно видели махновцы. Кроме того, само это обращение возмутило махновцев: ни 14-я армия, ни какая-то другая красно­армейская единица не находилась ни в какой связи с махновской армией; меньше всего они могли давать приказы повстанческой армии, вынесшей единственно на своих плечах всю тяжесть борьбы с контрреволюцией”[28].

           Подтверждение этой точки зрения можно найти в переписке Л.Д. Троцкого и И.В. Сталина. Так, 9 января 1920 г. Л.Д. Троцкий писал: “Получена обширная телеграмма Махно, мотивирующая его отказ подчиниться командованию и выступить на польский фронт... Сообщите, что Вам известно об армии Махно... Полага­ете ли Вы возможным немедленно приступить к окружению и полной военной ликвидации Махно... Необходимо немедленно открыть широкую кампанию, клеймящую Махно за отказ вы[117]полнить приказ и оборонять правобережную Украину от поль­ских панов как простого грабителя и дезертира”. И.В. Сталин в тот же день отвечал: “...Окружение Махно, начатое несколько дней назад, закончится девятого. Приказ о выступлении против поляков был дан намеренно для того, чтобы получить лишний материал против Махно для разложения его сподвижников, сре­ди которых царят разногласия. Ваш совет о широкой кампании исполняется реввоенсоветами и ревкомом Украины”[29].

           В результате в течение весны - лета 1920 г. махновцам при­шлось воевать с Красной армией. Только опасность врангелев­ского наступления заставила большевиков вновь пойти на союз с Н.И. Махно. 10 и 15 октября 1920 г. были выработаны условия соглашения. Прекращалось преследование махновцев, Револю­ционная повстанческая армия Украины (махновцев) вошла в со­став Красной армии как партизанская, в оперативном отношении подчиненная высшему командованию, но сохраняя при этом вну­три себя установленный ранее порядок.

           Троцкий отмечал по этому поводу в газете “В пути” (№ 132, 11 октября 1920 г.): «Мы, конечно, можем только приветствовать тот факт, что махновцы хотят отныне бороться не против нас, а вместе с нами против Врангеля. Но наше соглашение с махновца­ми ни в коем случае не должно иметь временного характера. Ра­бочий класс Украины не может допустить, тем более в условиях громадной военной опасности, чтобы отдельные отряды то сра­жались в наших рядах, то наносили удар нам в спину. Ведущая борьбу против мировых эксплуататоров рабоче-крестьянская Красная армия говорит: “кто не со мной, тот против меня, а кто со мною, тот становится в мои ряды и не покидает их до конца”. Необходимо, чтобы махновцы и им сочувствующие сделали все выводы из прошлого опыта, и, прежде всего, нужно, чтобы мах­новцы сами очистили свой отряд от кулацких и бандитских эле­ментов, которых там немало осталось от прошлого. Далее, мах­новцы, жившие ранее замкнуто, должны быть ныне ознакомле­ны со всей работой Советской власти, с ее задачами и целями, со строительством и духом Красной армии»[30].

           Таким образом, Троцкий сразу давал почувствовать вре­менность соглашения и то, что он не позволит существовать на советской территории независимому государственному обра­зованию. Как махновцы, так и красные войска чувствовали, что скоро нынешние союзники будут воевать друг с другом. Но, тем не менее, махновские войска форсировали Сиваш и за­хватили Симферополь. Все это способствовало падению Кры­ма. Но параллельно шло формирование новых боевых частей [118] в Гуляйполе: Махно явно готовился к боевым действиям про­тив большевиков.

           После разгрома Врангеля наступил удобный момент для большевиков покончить с махновщиной. Реввоенсовет Южного фронта ультимативно предложил Махно все повстанческие отря­ды влить в состав Красной армии. В случае неподчинения мах­новцы объявлялись вне закона. Как только Махно отказался подчиниться приказу, началось массированное наступление час­тей Красной армии на махновцев. Сил для такого противостоя­ния у махновцев не было, но они храбро сражались за свою неза­висимость. Погибли почти все махновские командиры, самому Махно чудом удалось скрыться в Румынии.

           Таким образом, как большевики, так и махновцы рассматри­вали соглашения о сотрудничестве как временные, необходимые для борьбы с общими врагами, будь то австро-немецкие войска, Петлюра, Деникин или Врангель. Но как только опасность отпа­дала, они снова начинали воевать друг с другом. Для Махно было неприемлемо вмешательство большевиков в жизнь родного рай­она, а для большевиков - существование независимого района с собственным правительством и армией.

 

           [118-119] СНОСКИ оригинального текста

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           Л.H. Нежинский. У меня к Вам такой вопрос. В свое время махновское движение оценивалось не так, хотя с основными Вашими характеристиками я согласен. Но помимо всего про­чего очень активно поднимался вопрос об одной махновской линии: он занимал довольно активную, я бы сказал, антирус­скую позицию, линию против россиян и русских, как таковых. Он был украинским националистом, очень активно высказы­вался и действовал в антисемитском направлении. А это для Украины была болезненная проблема, не столько в тех районах, где он жил, а особенно для Центральной и Восточной Украины, ближе к Западной Украине.

           Вам удалось выяснить что-нибудь с помощью ваших изыска­ний, как они затрагивают эту проблему? А если затрагивают, то, как они оценивают эту сторону действий Махно?

А.В. Мишина. Здесь надо разделить национальный вопрос и антисемитизм. К русским у него действительно было сложное от­ношение, и об этом пишут те, кто исследовал эту проблему. На основании бесед с его женой, авторы пишут, что она была ярой украинской националисткой, и это имело определенное влияние на Махно. Она была учительницей.

           Сохранились листовки, где Махно призывает ни в коем случае не исходить из национального вопроса в определении своего отно­шения к людям. Он считал, что все мы крестьяне, все мы бедные, и если кто-то борется против нас, то дело не в национальности.

           Л.H. Нежинский. То есть фактически не подтверждаются на­блюдения 20-30-летней давности некоторых историков о том, что Нестор Махно был довольно ярым антисемитом.

           А.В. Мишина. Проблема здесь в том, что он не был антисеми­том, но у него в войсках такие люди встречались. Он с этим бо­ролся, и в своей листовке он обращался именно к своим войскам, к предводителям своих отрядов, чтобы их как-то организовать, и даже расстреливал некоторых за антисемитизм.

           [120] Л.H. Нежинский. Тема интересная и болезненная, тем более что сейчас происходит некоторый перехлест в оценке движения в среде наших украинских коллег, и мы должны более объектив­но и спокойно оценивать само это движение. Тема доклада инте­ресна и исторически, и, если хотите, с точки зрения общественно- политической, современной.

           Есть, правда, еще одна вещь, но ею надо заниматься специ­ально. Его по-другому оценивали в западноукраинских историче­ских кругах. Они его оценивали с точки зрения своих этнонацио­нальных презумпций.

           М.С. Зинич. Как Вы оцениваете работу B.Л. Телицына о Н. Махно?

           A.B. Мишина. Книга B.Л. Телицына является, по моему мне­нию, художественным произведением.

           Г.Д. Алексеева. Очень хороший доклад. Это, наверное, самое главное.

           П.Н. Зырянов. Я бы все-таки отметил, что не столько доклад интересный, сколько тема интересная. Почему я это говорю? Нес­тором Махно я специально не занимался, но вопросом, связанным с сибирской партизанщиной, немного занимался, и на основании того, с чем я знаком, я думаю, что в докладе опущены такие вопросы: как например, снабжались войска Махно, как они набирали своих сол­дат. На основании исторических источников я могу сказать, как это было в Сибири. Там, в принципе, крестьянские восстания были, по­тому что русский или украинский крестьянин - он все равно монар­хист, но с другой стороны, он анархист. Он считал, что в принципе царь нужен, но нужен такой царь, который бы налогов не брал, в армию не призывал и разрешал гнать самогона сколько угодно. По­этому были восстания на уровне деревни. Но когда дело выходит за пределы деревни, когда начинается такое широкое движение, как то, которое было в Сибири или на Украине, то оно от крестьянства отрывается, и тут начинается партизанщина, атаманщина и военная демократия, т.е. отношения как бы скатываются к догосударствен­ным отношениям. А военная демократия - это гораздо хуже, чем капитализм, тоталитаризм, чем большевики, чем белые. Это - бес­предел. Когда такие партизаны приходили в деревню, то в деревне им не были рады. Почему? Потому что они зерно выкрадут, скоти­ну порежут, лошадей заберут, баб изнасилуют и церковь сожгут. В Сибири это делалось таким же варварским способом, как это делали большевики, Колчак. Там борются с этим крутыми мерами - в Сибири, когда крестьяне отказывались дать солдат, их пороли.

           Поэтому я считаю, что самая большая национальная задача, ко­торая стояла перед страной в те времена, это преодоление парти[121]занщины, это забота и красных, и белых. И на Украине, и в Сибири те же партизанские отряды иногда воевали сначала против белых, потом - против красных. Пока шла Гражданская война, пока более прочное государство не установилось, эта партизанщина была неиз­бежной. И только тогда, когда все это закончилось, только тогда государство смогло навести всюду государственный порядок.

           Г.Д. Алексеева. Мне очень понравился доклад. Из него мы очень многое узнали. Известно, что Махно был достаточно образо­ванным человеком, и среда, которая его окружала, это не были не­грамотные алкаши. На основании выступлений, на основании пред­ставлений о выступлениях крестьян, есть основания сформировать представление об идеологии махновского движения. Это очень важная сторона, которой не хватает во всех наших изданиях.

           Л.Н. Нежинский. Я думаю, все присутствующие согласятся, что доклад был безусловно интересен. Алисой Владимировной проделана большая работа, и сегодня она представила нам свои научные соображения, которые являются результатом довольно длительных научных изысканий.

           Мы можем не только позитивно оценить этот доклад, но и пожелать автору продолжать научные изыскания и научное ос­мысление всего этого круга проблем.