Труды Института российской истории. Выпуск 6 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: Наука, 2006. 329 с. 21 п.л. 20 уч.-изд.л.

СССР и события в ГДР в июне 1953 г.

Автор
Новик Фаина Ивановна

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Новик Ф.И. СССР и события в ГДР в июне 1953 г. // Труды Института российской истории. Вып. 6 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2006. С. 305-326.

Текст статьи

 

[305]

Ф.И. Новик

СССР И СОБЫТИЯ В ГДР В ИЮНЕ 1953 г.[*]

 

           Пятьдесят лет назад, в июне 1953 г. в ГДР произошли собы­тия, которые уже полвека привлекают самое пристальное внима­ние как на Западе, так и на Востоке и до сих пор являются пред­метом острых дискуссий.

           И лишь в последние годы, после объединения Германии пу­тем присоединения ГДР к ФРГ и открытия бывших архивов ГДР, а также рассекречивания (по истечении сроков давности) некото­рых (но далеко не всех!) западных и российских документов, наконец появилась возможность хотя бы приблизиться к реали­стичному анализу и менее предвзятым оценкам событий полуве­ковой давности в ГДР и политики заинтересованных стран.

           В последние годы мне пришлось практически постоянно сталкиваться с разными аспектами германской политики Совет­ского Союза в 1950-х годах. В архивах я ознакомилась, с большим количеством документов и материалов о взаимоотношениях СССР и ГДР в период, к которому как раз относятся события в ГДР 17 июня 1953 г., опубликовала ряд работ в российской и за­рубежной печати, выступала на научных конференциях в Моск­ве и в ФРГ.

           Совсем недавно я участвовала в двух интересных, посвящен­ных событиям в ГДР в июне 1953 г. мероприятиях, которые бы­ли намечены еще ранее российским МИДом как наша реакция в предвидении оживленного внимания на Западе к 50-летию этих событий. Первое состоялось 27 марта 2003 г. а Москве, в . Инсти­туте Европы РАН совместно с Институтом всеобщей истории РАН и с привлечением специалистов из других научных институ­тов, практических ведомств и архивов в форме свободной дискус­сии за круглым столом на тему “Германия 17 июня 1953 г.: уроки прошлого для будущего”. Материалы обсуждения уже опублико­ваны в сборнике статей. Второе заседание круглого стола на тему “Германия, 17 июня 1953 г. Уроки истории” состоялось в Бер­лине 2 июня 2003 г. Организаторами его были Институт Европы РАН и Федеральный союз германских обществ Запад - Восток.

           Тема чрезвычайно актуальна и необъятна, и по ней за грани­цей появилось много книг, написанных с самых разных политиче[306]ских позиций. В получасовом докладе трудно осветить даже ее основные моменты. Поэтому позволю себе сосредоточиться, да и то лишь кратко, на четырех вопросах: внутренние политические, экономические и социальные причины событий в ГДР; советская политика в отношении ГДР в преддверии июньских событий; ход, размах и направленность этих событий; их последствия для СССР и ГДР.

           Основные глубинные причины взрыва народного недоволь­ства в ГДР в июне 1953 г. и последовавших позднее событий в других восточноевропейских странах в значительной мере за­ключались в том, что Восточной Германии, как и другим странам Центральной и Юго-Восточной Европы по существу была навя­зана советская модель построения социализма, хотя эта модель не соответствовала специфике их развития. Эти первопричины событий мы стали признавать лишь в последние десять лет, пос­ле бесславного конца социализма.

           В планах развития народного хозяйства ГДР, которые в то время разрабатывались под советским протекторатом, контро­лировались и утверждались Москвой, предусматривались значи­тельное развитие тяжелой промышленности и непосильные объ­емы капитального строительства, хотя эта страна не была обеспечена соответствующим сырьем, поскольку после войны сырьевая база оказалась на западе Германии. Одновременно пла­нировались явно недостаточные темпы роста легкой и пищевой промышленности. В ГДР постоянно не выполнялся план ввода в эксплуатацию важных объектов, в том числе - по выработке электроэнергии, в которой ощущался острый недостаток. Пере­бои в снабжении промышленности электроэнергией приводили к простоям и невыполнению плана выпуска продукции, включая и товары широкого потребления, что создавало дополнительную напряженность на потребительском рынке.

           Материалы российских архивов свидетельствуют о том, что советские оккупационные власти и московское руководство вни­мательно отслеживали увеличение проблем в экономике, усиле­ние напряженности в обществе, нарастание недовольства населе­ния ухудшением своего положения и политикой правительства ГДР. Однако вина за это полностью возлагалась на власти Вос­точной Германии. Так, в мидовской справке от 22 января 1953 г. “Экономическое положение в ГДР” явно вырисовывалась карти­на неэффективного хозяйствования в ГДР сверху донизу, в ре­зультате чего республика все больше проигрывала экономиче­ское соревнование с ФРГ[1].

           Следует отметить и то, что выполнение Германской Демо­кратической Республикой репарационных обязательств, общий [307] размер которых первоначально составлял 10 млрд долларов, за­тем был сокращен почти на 3,2 млрд, обескровливало республи­ку. Всего за 1945-1952 гг. было выплачено в счет репараций 4080,8 млн дол. Кроме того, Восточная Германия с 1945 по 1952 г. выплатила по оккупационным расходам 31 935 млн марок. В 1953 г. ГДР должна была всего выплатить 3900 млн марок, что было непосильной ношей для сводившегося ежегодно с дефици­том бюджета ГДР[2].

           Во время российско-германских дискуссий никто из немецких собеседников не оспаривал, что Германия, нанесшая в период войны Советскому Союзу неисчислимый ущерб, как материаль­ный, так и людской, должна была хотя бы частично компенсиро­вать его. Однако западные державы взвалили выплату Советско­му Союзу репараций только на Восточную Германию, что было ей явно не по силам. Кроме того, Запад не только отказался от взимания репараций с Западной Германии, но и оказал ей суще­ственную помощь по плану Маршалла в восстановлении и разви­тии хозяйства. Это, с одной стороны, создало благоприятные предпосылки экономического развития ФРГ, а с другой - усили­ло тенденции ко все возраставшему разрыву жизненного уровня населения двух германских государств в ущерб ГДР.

           Вместе с тем ради справедливости следует отметить, что СССР возложил на ГДР отнюдь не все бремя расходов по содер­жанию его оккупационных войск в этой стране и из его бюджета покрывалась значительная часть этих расходов. Это так называ­емые внешние оккупационные расходы, которые за 1945-1952 гг. составили 25 128,8 млн рублей и по которым ГДР платежей не производила. Для советского руководства было оче­видно, что эти расходы придется в будущем просто списать. Было ясно и то, что ГДР не выдержит далее бремени выплаты репара­ций, и правительство СССР намечало в ближайшем будущем ос­вободить ГДР от их выплаты.

           Неудовлетворительным и все ухудшавшимся было снабже­ние населения ГДР продовольственными товарами - жирами, мя­сом, молоком, овощами, фруктами и т.д. Не покрывались даже минимальные потребности в снабжении населения по карточкам. Свободная продажа продовольствия через государственную ком­мерческую систему торговли также не удовлетворяла платеже­способного спроса населения и велась с перебоями. Правительство ГДР считало причинами такого положения отставание собствен­ного сельскохозяйственного производства и неравномерное по­лучение продовольствия по импортным поставкам.

           Однако первопричиной сложностей в сельском хозяйстве яв­лялся курс правительства ГДР на ускоренное кооперирование в [308] деревне, которое вызывало озабоченность советского руковод­ства. Министр иностранных дел В.М. Молотов сообщал в Прези­диум ЦК КПСС 14 мая 1953 г., что с июля 1952 г. по 1 мая 1953 г. в ГДР был создан 4381 производственный крестьянский коопера­тив, где объединились 55,9 тысяч крестьянских хозяйств, или 9,3% от их общего числа в ГДР. При этом работа многих коопе­ративов была налажена плохо, их организационно-хозяйственное укрепление значительно отставало от темпов кооперирования, и в результате наблюдалось снижение производства сельскохозяй­ственной продукции. И Молотов представил в Президиум ЦК КПСС проект указаний для передачи в Берлин председателю Со­ветской контрольной комиссии (СКК) маршалу В.И. Чуйкову и политическому советнику при председателе СКК П.Ф. Юдину, которым предписывалось “в тактичной форме порекомендовать т.т. Ульбрихту и Гротеволю временно, до окончания осенних с-х (сельскохозяйственных. - Ф.Н.) работ, прекратить прием новых членов в кооперативы и организацию новых кооперативов, со­средоточив в ближайшее время все внимание государственных и партийных органов на вопросах организационно-хозяйственного укрепления уже созданных кооперативов”[3].

           К неудовлетворительному обеспечению населения продо­вольствием добавились зимой 1952-1953 гг. перебои в снабжении городов топливом и электроэнергией, что больнее всего ударило по малообеспеченным слоям, в особенности по семьям рабочих. Их положение становилось все более тяжелым и уровень жизни снижался. Все это резко усилило недовольство населения поли­тикой правительства.

           Самую негативную реакцию среди рабочих вызвало начало проведения в жизнь в первые месяцы 1953 г. так называемого “режима экономии”, которое осуществлялось правительством ГДР под нажимом советских оккупационных властей. Об этом нажиме ярко свидетельствует, к примеру, запись беседы с руко­водством ГДР - В. Пиком, О. Гротеволем, В. Ульбрихтом, Г. Рау, Г. Матерном и Ф Эльснером. Эта обстоятельная беседа состоя­лась 9 янвдря 1953 г. с 20 ч. до 23 ч. 45 мин. в кабинете Председа­теля СКК в Германии В.И. Чуйкова с участием посла И.И. Иль­ичева, заместителя политсоветника при председателе СКК Н.В. Иванова и начальника финансового отдела СКК В.К. Сит­нина и была посвящена финансовому положению ГДР[4].

           С советской стороны откровенно и подробно характеризова­лись сложное финансовое положение ГДР, большой дефицит бюджета страны, перерасход государственных средств на фонд зарплаты и недопустимость опережающего роста зарплаты по сравнению с ростом объема промышленной продукции. Была [309] обоснована необходимость проведения жесткого режима эконо­мии для достижения в будущем бездефицитности бюджета и ус­тойчивости денежного обращения в ГДР.

           Советская контрольная комиссия в Германии, как свидетель­ствуют документы АВП РФ, еще ранее давала немецким руково­дителям рекомендации о необходимых мерах по осуществлению режима экономии. Однако их реализация требовала принятия не­популярных решений и по существу саботировалась немецким руководством.

           Немецкие участники совещания согласились с критикой и ос­новными предложениями советской стороны. В первые месяцы 1953 г. правительство ГДР вплотную (и при этом весьма неуклю­же и жестко) занялось, наконец, укреплением режима экономии, что усилило недовольство населения, особенно рабочих. Пред­принятое по решению правительства с апреля 1953 г. массовое повышение действовавших норм выработки осуществлялось в административном порядке, часто без участия рабочих, без про­ведения мероприятий по обеспечению выполнения новых норм, без серьезной разъяснительной работы на предприятиях. Оно привело к заметному снижению зарплаты, вызвало бурное недо­вольство рабочих и послужило последней каплей, переполнив­шей чашу их терпения.

           Советское руководство не одобряло курс властей ГДР на ус­коренное строительство социализма в стране и еще в конце 1952 - первой половине 1953 г. пыталось повлиять на В. Ульб­рихта и О. Гротеволя. Однако правительство ГДР и ЦК СЕПГ, соглашаясь с критикой из Москвы, оказались не в состоянии ис­править положение в стране по многим как объективным, так и субъективным причинам.

           Уже после июньских событий в записке Г.М. Пушкина В.М. Молотову от 22 сентября 1953 г. обращалось внимание на то, что “взятый с июля 1952 года ЦК СЕПГ курс на ускорен­ное построение социализма в ГДР, на вытеснение и ликвида­цию капиталистических элементов в городе и деревне, на фор­сированное строительство производственных кооперативов в деревне с нарушением принципа добровольности обострил по­литическую обстановку в ГДР и привел к резкому ухудшению материального положения населения ГДР. Эти ошибки ЦК СЕПГ привели к массовому переходу населения ГДР в Запад­ную Германию”[5].

           Молотов на Пленуме ЦК КПСС в июле 1953 г. привел дан­ные о том, что с января 1951 по апрель 1953 г. ГДР покинуло 450 тысяч человек, что, по нашим подсчетам, составило 2,5% на­селения страны[6].

           [310] Проблема массового перехода граждан ГДР в Западный Бер­лин и ФРГ серьезно беспокоила советское руководство и свиде­тельствовала о крайне неблагополучном положении в ГДР. В за­писке 3-го европейского отдела МИД “К вопросу о предотвраще­нии бегства населения из ГДР в Западную Германию” от 3 июня 1953 г. (за две недели до начала событий 17 июня!) это бегство связывалось с осуществлением политики строительства основ со­циализма в республике. В документе предлагалось провести ряд кардинальных мер для того, чтобы остановить этот негативный процесс[7]. Эти меры, несомненно, сыграли бы позитивную роль в нормализации внутриполитической обстановки в стране. Однако пока это были лишь предложения руководству МИД СССР, а на­пряженность в ГДР продолжала нарастать.

           Следует отметить, что после смерти И.В. Сталина новое со­ветское руководство не только уделяло пристальное внимание ухудшавшемуся положению ГДР, но и приступило к разработке мер, которые могли бы способствовать выходу ГДР из нарастав­шего кризиса. Фактически многие из мероприятий, в срочном по­рядке проведенных после июньских событий для нормализации положения в стране, были выработаны еще до событий.

           В этот период формировалась и общая советская стратегия по укреплению внутренних и внешних позиций ГДР и будущих взаимоотношений с этой страной. В “Записке по германскому во­просу”, представленной Г.М. Пушкиным и М.Г. Грибановым В.М. Молотову 20 апреля 1953 г., предлагался целый комплекс неотложных и конкретных мер для укрепления внутренних и внешних позиций ГДР, поднятия авторитета ее правительства, а также активизации борьбы ГДР за единство Германии и за мир­ный договор. “Справка по германскому вопросу” B.C. Семенова от 5 мая 1953 г. обосновывала необходимость изменения отноше­ний СССР с ГДР и предоставления ей большей самостоятельно­сти, отмены контроля советских военных властей над органами власти ГДР[8].

           Еще до событий 17 июня Советский Союз начал реализовы­вать свою программу экономической и политической поддержки ГДР. После обращения ее правительства с просьбой об оказании экономической помощи советское правительство в апреле 1953 г. приняло решение об увеличении поставок в ГДР комбайнов и не­которых видов сырья и полуфабрикатов для немецкой промыш­ленности, о сокращении немецких поставок в счет репараций того оборудования, которое было необходимо для развития эко­номики самой ГДР. Было решено сократить товарные поставки и денежные платежи ГДР по ее обязательствам Советскому Со­юзу на общую сумму 580 млн марок и удлинить сроки выплаты [311] оставшейся суммы. Подписанный 27 апреля 1953 г. протокол о взаимных поставках товаров между СССР и ГДР на 1953 г. пред­усматривал значительное увеличение товарооборота.

           По инициативе МИДа на нескольких заседаниях Совета Ми­нистров СССР в мае 1953 г. обсуждалось положение в ГДР и раз­горелась острая дискуссия, обусловившая впоследствии спор историков о позиции Л.П. Берия в отношении строительства со­циализма в ГДР. Правительство СССР пришло к выводу, что курс на ускоренное строительство социализма в ГДР являлся пре­ждевременным, его форсированная реализация сопровождалась серьезными ошибками и способствовала дестабилизации поло­жения в стране. Позднее, в июле на Пленуме ЦК КПСС, Моло­тов, говоря о майских заседаниях правительства, отмечал, что “в этих условиях мы считали своей обязанностью принять сроч­ные меры к тому, чтобы помочь нашим немецким друзьям поско­рее поправить явно левацкий курс, который был взят в ГДР, осо­бенно начиная с лета 1952 года. Мы так и сделали”[9]. Именно этой цели служило принятое 27 мая постановление Президиума Сове­та Министров СССР “О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР”. В тот же день Совет Министров СССР при­нял решение о ликвидации Советской контрольной комиссии в Германии, о разделении функций между военными и граждански­ми властями в этой стране и о введении должности Верховного комиссара СССР в Германии, который стал там старшим совет­ским представителем. На этот пост был назначен B.C. Семенов.

           2 июня руководящие деятели ГДР на встрече в Москве фак­тически получили предписание срочно перейти к новому курсу, который по существу представлял собой некий немецкий вариант нэпа. 9 июня 1953 г. было принято решение политбюро ЦК СЕПГ, a 11 июня - постановление правительства ГДР о новом по­литическом и экономическом курсе в стране.

           Это внезапное изменение политической линии правительства ГДР было настороженно встречено как мелкой буржуазией, так и рабочими. Мелкая буржуазия и единоличные крестьяне счита­ли, что послабления и заигрывание с ними властей носили вре­менный характер, а после нормализации положения в ГДР власти снова закрутят гайки и перейдут в наступление на “капиталисти­ческие элементы” в стране. Рабочие же выражали недовольство, что всю выгоду от нового курса должны были получить мелкая буржуазия и крестьяне, а положение рабочих ничуть не улучша­лось. Обстановка в стране накалилась до предела и через неделю взорвалась событиями 17 июня.

           Таким образом, изначально обреченное на неудачу в ГДР на­саждение советской модели построения социализма сочеталось с [312] недостаточно компетентным хозяйствованием и крайним догма­тизмом, негибкостью политической линии руководства ГДР во главе с В. Ульбрихтом, неумением и нежеланием исправить ошибки и упущения в экономике, социальной сфере и во внут­ренней политике страны. Это и послужило основными причина­ми социального взрыва в июне 1953 г.

           В документах АВП РФ подробно отражен ход событий в ГДР в середине июня 1953 г. в телефонограммах по “ВЧ” за подписью маршала В.Д. Соколовского и Верховного комиссара СССР в Германии B.C. Семенова, которые направлялись ежедневно по 3-4 раза в день министру иностранных дел В.М. Молотову и во­енному министру Н.А. Булганину[10]. В этих же делах содержится и переписка четырех Верховных комиссаров в Германии и Воен­ных комендантов четырех секторов Берлина по поводу рассмат­риваемых событий. По этим документам можно подробно рекон­струировать как хронологию событий и действия советских окку­пационных властей, так и реакцию оккупационных властей трех западных держав. Пользуясь этими официальными документами, остановимся кратко на ходе и размахе этих событий, которые у нас и в ГДР ранее замалчивались, а если и упоминались, то хара­ктеризовались лишь как вылазка империалистической и фашист­ской реакции против ГДР.

           14 июня органы госбезопасности ГДР и горком СЕПГ полу­чили сведения о подготовке забастовки строительных рабочих в Берлине против повышения норм выработки. Однако об этих сведениях не было доложено ни ЦК СЕПГ, ни правительству ГДР, ни СКК, и никаких превентивных мер принято не было.

           Вечером 15 июня строительные рабочие в Берлине категори­чески потребовали отменить повышение норм выработки, о ко­тором им не было объявлено заранее, и они узнали о нем лишь при получении зарплаты, урезанной в соответствии с новыми нормами.

           Утром 16 июня строительные рабочие начали забастовку в центре города. Около 2 тысяч рабочих (это составляло 5% от об­щего числа около 40 тысяч строителей в Берлине) под руковод­ством стачечного комитета, поддерживавшего связь с Западным Берлином, двинулись к зданию Дома правительства на Лейпци­герштрассе, на границе с западными секторами Берлина. У Дома правительства собралось уже около 5 тысяч человек.

           На проходившем в это время рутинном заседании политбюро ЦК СЕПГ, где были получены сведения о крупной демонстрации рабочих, было принято решение об отмене повышения норм вы­работки. Это решение было объявлено через громкоговорители участникам демонстрации, и страсти постепенно начали утихать. [313] Большинство участников демонстрации, несмотря на призывы некоторых ораторов увеличить требования к правительству, спу­стя некоторое время разошлись от Дома правительства.

           Днем 16 июня в столице и по стране начались брожение и аги­тация на многих предприятиях, выдвигались лозунги с требовани­ями проведения забастовки солидарности со строительными рабочими Берлина и всеобщей забастовки 17 июня. К вечеру по­ложение в Берлине значительно осложнилось. Из Западного Берлина стали прибывать большие группы людей, преимущест­венно молодежи. Толпа в 4-5 тысяч человек двинулась к зданию Фридрихштадтпаласт, где в это время проходило плановое собра­ние партактива городской организации СЕПГ и присутствовали члены политбюро. На Сталиналлее также собрались около 2 ты­сяч человек. Полиции с участием подоспевших резервов с трудом удалось рассеять эти две большие группы демонстрантов. Нача­лись бесчинства и погромы в разных частях города. Группы по­громщиков опрокидывали автомобили, громили магазины, квар­тиры активистов СЕПГ на Сталиналлее, пытались вторгнуться на некоторые крупные предприятия города.

           Поздно вечером 16 июня руководители СКК на встрече с ру­ководством ЦК СЕПГ (В. Ульбрихтом, О. Гротеволем и др.) об­ратили внимание на серьезный характер беспорядков в Берлине и на необходимость принятия самых решительных мер для под­держания порядка в столице и в стране в целом, а также инфор­мировали немецких участников встречи о принятом решении вве­сти советские войска в Берлин. Немецкие руководители заявили, что не считают беспорядки настолько серьезными, чтобы прини­мать чрезвычайные меры. И лишь по настоянию СКК прави­тельство ГДР к утру 17 июня вызвало в Берлин отряды немецкой казарменной полиции из Потсдама и Ораниенбурга.

           Еще днем 16 июня СКК телеграммой предупредила своих представителей в округах о беспорядках в Берлине и предложи­ла принять меры предосторожности на случай возникновения беспорядков в округах. В. Ульбрихту был дан совет предупредить об этом округа по линии ЦК СЕПГ. Но руководство СЕПГ не на­шло ничего лучшего, как вызвать на 17 июня в Берлин первых секретарей окружных комитетов СЕПГ “для инструктажа”, и тем самым оставило округа без партийных лидеров в самый раз­гар событий.

           Все сказанное свидетельствует о том, что началом событий в ГДР следовало бы считать 16 июня, поскольку именно в этот день состоялись первые крупные демонстрации и начались серь­езные беспорядки в Берлине, охватившие на следующий день, 17 июня, уже всю страну.

           [314] В ГДР рабочий день на предприятиях начинался очень рано (в 6-7 часов утра), и около 7 часов утра 17 июня в Берлине и во многих других городах страны начались массовые забастовки и демонстрации, в ряде мест приобретавшие характер бунта.

           В Берлине, явившемся эпицентром событий, 17 июня полно­стью прекратили работу 15 предприятий, частично - 12. Всего в городе бастовали около 80 тысяч рабочих (это составляло 40% от общего количества - 200 тысяч). Проходили и массовые демонст­рации, в которых, по данным СКК, приняли участие свыше 60 тысяч человек. Однако, судя по размаху демонстраций и коли­честву бесчинств, число участников на деле было значительно больше.

           К 9 часам утра у Дома правительства собралась толпа в 30 тысяч. Мятежники сломили сопротивление полицейских, не применявших оружие, ворвались в здание и устроили в нем по­гром. Толпы демонстрантов осадили здания ЦК СЕПГ, берлин­ского полицейпрезидиума, главного телеграфа, городского прав­ления профсоюзов и др., на Александрплатц и в Панкове строили баррикады, разгромили магазин “Международная книга”, цент­ральный универмаг на Александрплатц, подожгли ряд общест­венных зданий, грабили магазины в разных районах города. По советским сведениям, переданным в Москву, из Западного Бер­лина прибыло не менее 10 тысяч человек, которые вели себя агрес­сивно и провокационно и часто были зачинщиками погромов.

           В разгар беспорядков группой провокаторов из Западного Берлина в 15 часов был захвачен председатель ХДС и замести­тель премьер-министра ГДР О. Нушке, проезжавший на машине по советскому сектору города на заседание блока партий ГДР. Он был увезен в американский сектор и подвергнут допросу. После решительного протеста советских военных властей амери­канцы передали его 19 июня на секторной границе Западного и Восточного Берлина.

           Пока советские войска не принимали активных действий по пресечению беспорядков, немецкой полиции не удавалось спра­виться с ситуацией. Советские военные власти сочли необходи­мым в 10 часов 30 минут вывезти в Карлсхорст в здание Верхов­ного комиссара СССР в Германии членов политбюро ЦК СЕПГ и правительства ГДР. По приказу советского командования со­ветские войска получили право открывать огонь по демонстран­там. После прибытия советских танков советские войска совме­стно с немецкой полицией освободили здание Дома правительст­ва и прогнали толпу от здания полицейпрезидиума.

           По советскому приказу в 12 часов было прекращено движе­ние между Восточным и Западным Берлином по городской же[315]лезной дороге и метро с целью затруднить переброску подкреп­лений из Западного Берлина. В 13 часов было объявлено воен­ное положение в Берлине. Переходы через секторную границу между Восточным и Западным Берлином были закрыты для транспорта и пешеходов. К вечеру положение в Берлине посте­пенно начало улучшаться.

           Крупные беспорядки возникли 17 июня и во многих других городах ГДР. Пик событий пришелся именно на 17 июня, когда общее число забастовщиков и демонстрантов достигло почти 500 тысяч человек и составило более половины общего офици­ально объявленного количества участников беспорядков за все пять дней (с 16 по 20 июня). Тогда же были произведены и основ­ные аресты зачинщиков беспорядков.

           С 18 июня в Берлине и по всей стране демонстрации практи­чески прекратились (в единичных акциях участвовало лишь по несколько сотен человек). Вместе с тем забастовки и митинги на предприятиях 18 июня еще активно продолжались по всей стра­не, и число забастовщиков вне Берлина даже возросло по сравне­нию с предыдущим днем. В Берлине забастовки в основном были непродолжительными, и рабочие вскоре приступили к работе. К вечеру 18 июня порядок в стране был практически восстанов­лен. 19-20 июня забастовки резко пошли на убыль, так что вла­сти ГДР к 21 июня полностью восстановили контроль над поло­жением в стране.

           По официальным данным, 24 июня направленным высшему советскому руководству в большой аналитической записке, с 16 по 20 июня было всего: забастовщиков - 430 513; демонстран­тов - 336 376 человек. Было убито 29 полицейских и 11 предста­вителей партактива, ранено соответственно 350 и 83 человека. Среди советских войск пострадавших не было. Было задержано и арестовано (без учета данных министерства безопасности) 6521 человек.

           По данным из различных немецких источников, во время со­бытий было убито от 100 до 200 участников. Сразу после собы­тий были осуждены и казнены 6 человек. Всего, по разным дан­ным, было осуждено от 1280 до 2000 человек. В связи с 50-летием событий в ГДР в немецкую прессу выплеснулось огромное коли­чество разноречивых данных. “Berliner Zeitung”, к примеру, писа­ла 3 апреля 2003 г., что тогда на улицы вышло до 1,5 млн человек и беспорядки наблюдались в 560 населенных пунктах ГДР.

           До сих пор ведется дискуссия о том, как же характеризовать события в ГДР в июне 1953 г.

           В публичных советских оценках сразу по горячим следам эти события оценивались как вылазка против ГДР внешней и внут[316]ренней реакции, как провокационные действия западных спец­служб и фашиствующих элементов.

           В публичных, как и во внутренних оценках 17 июня характе­ризовалось как “день икс”, т.е. день открытого выступления про­тив демократического строя в ГДР внешних и внутренних врагов с целью свержения правительства, ликвидации республики и при­соединения к ФРГ. При этом отнюдь не безосновательно подчер­кивалась тщательная подготовка к этому дню как западных спец­служб и оккупационных властей, так и Западной Германии. Особая роль отводилась Западному Берлину с его открытой межзональ­ной границей с Восточным Берлином, а через него - и с ГДР.

           Если в публичных оценках событий в ГДР в июне 1953 г. пре­обладал мотив о провокации против ГДР международных импе­риалистических и фашистских сил, то во внутренних советских оценках предпринимались попытки анализа действительных при­чин этих событий - несостоятельности политики властей ГДР. Но при этом умалчивалось, что деятельностью правящих сил ГДР руководила Москва и что курс на ускоренное строительство социализма в ГДР был объявлен с ее согласия и осуществлялся при тесном сотрудничестве с Москвой.

           Интересно то, что в узком кругу, в частных беседах предста­вители советского руководства реалистически воспринимали и оценивали события в ГДР и признавали ошибки советской поли­тики, осложнявшие положение Восточной Германии. К примеру, Сергей Хрущев писал в двухтомнике воспоминаний об отце, что Н.С. Хрущев задумывался над тем, “почему рабочие идут против своей же рабочей власти”. Он считал, что “неправильно продол­жать взимать с немцев репарации после того, как образовалось рабочее государство - Германская Демократическая Республи­ка”, в то время как Западная Германия не несла подобного экономического бремени, говорил об ошибочности демонтажа многих заводов[11].

           В конфиденциальных оценках обращает на себя внимание весьма нелицеприятная критика ошибок и упущений руководства ГДР в выработке и проведении в жизнь политического и эконо­мического курса страны, критика недооценки серьезности начав­шихся 16 июня событий в Берлине, растерянности и бездеятель­ности руководства СЕПГ и правительства ГДР в разгар событий 17-18 июня, резкая персональная критика В. Ульбрихта.

           О непонимании руководством ГДР всей серьезности положе­ния в начале событий, о его растерянности и надежде лишь на защиту СССР говорят документы, посылавшиеся в эти дни из Берлина в Москву. Днем 17 июня функционеры берлинского гор­кома партии и 200 слушателей берлинской городской партийной [317] школы СЕПГ были посланы на предприятия, в то время как де­монстрации на улицах оказались во власти “провокаторов и погромщиков”. До 19 июня, как отмечалось в сообщениях Семе­нова в Москву, функционеры и руководство СЕПГ по существу пассивно наблюдали за развитием событий.

           О характере оперативных официальных внутренних оценок этих событий наглядно свидетельствует один документ, с кото­рым знакомились как российские, так и иностранные исследова­тели. Это справка “О предложениях тт. Соколовского, Семенова и Юдина в связи с создавшимся положением в ГДР”, представлен­ная Г.М. Пушкиным А.Я. Вышинскому 9 июля 1953 г. В ней до­словно перечислены 17 пунктов тех предложений, которые по­шли за подписью указанных трех лиц высшему советскому руко­водству сразу после событий в ГДР, и дана информация, что сде­лано или предпринимается по каждому из этих предложений[12].

           Эти конфиденциальные предложения по обновлению прави­тельства ГДР и руководства СЕПГ были более радикальными, чем последовавшие затем реальные действия. Не были приняты обоснованные предложения Соколовского, Семенова и Юдина о необходимости существенных изменений в ЦК СЕПГ, в прави­тельстве, в руководстве профсоюзами и молодежными организа­циями, об освобождении Ульбрихта от обязанностей заместителя премьер-министра ГДР и о введении коллективного руководства в СЕПГ. Не было принято и предложение о том, чтобы “считать нецелесообразным открытие секторной границы Восточного Берлина с Западным Берлином после отмены военного положе­ния в Восточном Берлине”[13]. Уже в июле были сняты ограниче­ния на секторной границе между восточным и западными секто­рами Берлина.

           Нынешние оценки событий в ГДР в 1953 г. претерпели суще­ственные изменения как среди западных, так и среди восточных представителей, и диапазон этих оценок все еще достаточно ши­рок. Одна из участниц заседания за круглым столом в Берлине 2 июня 2003 г., представительница фонда Розы Люксембург док­тор Вильфриде Отто поставила вопрос о том, что это было: ре­волюция, восстание рабочих, восстание народа, контрреволюци­онный путч или фашистский путч? С ее точки зрения, это было демократическое массовое движение. Профессор С. Дернберг, бывший директор Института общественных наук в Потсдаме, ушедший на пенсию еще до объединения Германии, считает, что это - не революция и не народное, рабочее восстание (Aufstand). Он считает правильным употребление термина “Erhebung”, что можно перевести как подъем, волнение и т.д. Профессор Б. Фау­ленбах из Бохума охарактеризовал 17 июня как прерванную ре[318]волюцию. Некоторые западные представители говорят о дне ос­вобождения, о неудавшейся попытке решить германский вопрос и т.д.

           Российские участники дискуссий за круглым столом в Моск­ве и Берлине пришли к общему мнению, что едва ли можно гово­рить о народном восстании или о революции, и сочли наиболее адекватным употребление нейтрального термина “события в ГДР”, поскольку они были весьма неоднородным и разноречи­вым явлением и несли в себе различные элементы. На предпри­ятиях это были забастовки за экономические права рабочих. Ми­тинги и демонстрации на улицах (при умелом закулисном руко­водстве определенных внешних и внутренних сил) приобретали элементы антиправительственных выступлений, нередко - бес­смысленного бунта, неуправляемых, а зачастую и управляемых погромов. Интеллигенция и крестьяне практически не принима­ли участия в этих событиях.

           События в ГДР явились первым открытым массовым высту­плением трудящихся за улучшение своего материального поло­жения и против собственных властей в странах народной демо­кратии и имели важные военно-политические и экономические последствия для советской политики.

           Сразу после этих событий Председатель Совета Министров СССР Г.М. Маленков в июле 1953 г. признал на Пленуме ЦК КПСС, что в ГДР “мы имеем налицо опасность внутренней ката­строфы. Мы обязаны были трезво смотреть в глаза истине и при­знать, что без наличия советских войск существующий режим в ГДР непрочен”[14]. По существу это было признанием того, что этот режим держался лишь на советских штыках.

           Советское руководство, которое взяло курс на сохранение и укрепление этого режима, вынуждено было в дальнейшем ори­ентироваться на длительное пребывание советских войск в ГДР. Было оперативно принято решение “улучшить дислокацию со­ветских войск в Германии с учетом уроков событий 17 июня и, в частности, предусмотреть расквартирование в Берлине необхо­димого количества танковых частей” (17-й пункт предложений Соколовского, Семенова и Юдина). Была также увеличена чис­ленность советских войск в ГДР. На советский бюджет легло до­полнительное бремя военных расходов по содержанию войск в ГДР. Кроме того были достигнуты договоренности с руководст­вом ГДР об увеличении численности немецкой полиции и погра­ничных войск и о создании армии.

           В советской политике по германскому вопросу ранее прово­дилась линия на достижение единства Германии на демократиче­ской, миролюбивой и нейтральной основе, а за месяцы, прошед[319]шие с момента смерти Сталина и до событий 17 июня, намети­лась новая активизация советских действий в этом направлении. После событий в ГДР дверь к достижению единства страны на этой основе захлопнулась, и Советский Союз за последовавшие два года постепенно переориентировался на длительное сущест­вование двух германских государств. При этом курс Москвы был определен предельно четко: СССР как держава-победительница несет ответственность за заключение мирного договора с Герма­нией или с двумя германскими государствами и готов к любым конструктивным шагам в этом направлении. Вопрос же об объе­динении Германии должны решать сами немцы путем достиже­ния договоренностей между ГДР и ФРГ.

           Руководство обеих стран по-прежнему ориентировалось на построение социализма в ГДР и на углубление двустороннего экономического сотрудничества, что фактически означало про­должение внедрения в ГДР советской модели социализма. И в ре­зультате этого СССР вынужден был взять на себя как издержки при реализации этой модели в ГДР, так и растущее бремя эконо­мической помощи этой стране. На долгие годы в практику вошли советская продажа продовольствия, сырья и энергии по льгот­ным заниженным ценам, регулярное списание долгов ГДР, пре­доставление ей кредитов в свободной валюте с последующим ча­стичным либо полным их списанием и т.д.

           Были оперативно приняты краткосрочные меры с целью улучшения экономического положения ГДР: летом 1953 г. Со­ветским Союзом была оказана помощь продовольствием и сырь­ем, а в целом за год рост поставок этих групп товаров в ГДР со­ставил 1130 млн рублей. Также была разработана долгосрочная программа экономической стабилизации ГДР и был скорректи­рован текущий пятилетний план развития страны на оставшийся период до конца 1955 г.

           Советским руководством был предпринят ряд мер по полити­ческой поддержке правительства ГДР, по повышению самостоя­тельности и престижа страны на международной арене. 20-22 ав­густа 1953 г. в Москве состоялись первые официальные прави­тельственные переговоры между СССР и ГДР, в результате которых были приняты важные решения. В октябре 1953 г. ди­пломатические миссии двух государств были преобразованы в посольства. С 1 января 1954 г. Советское правительство прекра­тило взимание репараций с ГДР (оставшейся суммы в 2537 млн дол.). В собственность ГДР были безвозмездно переда­ны находившиеся в Германии 33 советских предприятия. ГДР была освобождена от уплаты образовавшейся с 1945 г. задолженности по внешним оккупационным расходам. Германия была освобож[320]дена от уплаты Советскому Союзу послевоенных государствен­ных долгов. Расходы ГДР на пребывание советских войск были сокращены до суммы не более 5% государственного бюджета ГДР (в 1954 г. это составляло 1600 млн марок).

           Таковы были экономические, военные и политические пос­ледствия событий в ГДР в июне 1953 г. для СССР и ГДР. Возни­кает еще один вопрос: были ли эти события неизбежными? С мо­ей личной точки зрения, при определенных условиях событий в ГДР вполне можно было бы избежать. ГДР могла бы пойти пу­тем построения так называемого демократического, или либе­рального социализма (финского либо шведского образца), если бы еще при жизни И.В. Сталина Москва взяла курс на такое раз­витие Восточной Германии и от управления страной были свое­временно отстранены деятели догматическо-бюрократического толка. Однако В. Ульбрихту и его окружению, недовольство пра­влением которых в стране было велико еще до июньских собы­тий, удалось с помощью Москвы удержаться у власти и еще дол­гие годы насаждать в стране командно-административную систему, не решая коренных задач развития ГДР.

           В заключение следует отметить, что Запад также извлек из событий в ГДР важные уроки для своей политики. Правящие круги западных держав осознали, что СССР будет всеми доступ­ными ему средствами, вплоть до применения военной силы, за­щищать ГДР и не позволит силой присоединить ее к ФРГ, т.е. в будущем следовало полностью исключить из западной стратегии расчеты на силовой вариант решения германского вопроса. Из этого последовали выводы двоякого рода для западной поли­тики. С одной стороны, окончательно возобладал курс на вовле­чение ФРГ в экономическую, политическую и военную систему Запада даже ценой отказа от воссоединения Германии в обозри­мом будущем. С другой стороны, Западом была сделана ставка на экономическое и людское обескровливание ГДР, идеологиче­скую обработку ее населения для усиления его недовольства сво­ими властями и для расшатывания, дестабилизации режима в ГДР. С этой целью уже в конце июня 1953 г. в США была разра­ботана программа психологической войны против ГДР.

 

           [320-321] СНОСКИ оригинального текста

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           И.А. Хормач. Какова была степень воздействия западных стран на события в ГДР?

           Ф.И. Новик. Это очень важный вопрос, которого я не смогла коснуться за неимением времени.

           Конечно, западные страны - не такие незапятнанные белые овечки, какими они представляют себя в отношении событий 17 июня 1953 г. в ГДР. Они заранее просчитали возможности свержения демократического строя в ГДР и присоединения ее к Западной Германии и приложили руку к подготовке и реализа­ции июньских событий. Проф. С. Дернберг в своей недавно из­данной брошюре о проблемах объединения Германии в первое послевоенное десятилетие приводит данные о том, что уже в мар­те 1952 г. в ФРГ была создана комиссия, которая занялась разра­боткой программы срочных мер на случай, если придется при­нять на себя власть в ГДР, и как раз к июньским событиям 1953 г. разработала первый вариант такой программы. Эта программа преобразовывалась затем вплоть до присоединения ГДР к ФРГ, и некоторые положения еще первого варианта, как свидетельству­ют изученные Дернбергом документы немецких архивов, вошли в западногерманскую программу санации экономики ГДР после объединения.

           Что касается вовлеченности западных держав, ФРГ и Запад­ного Берлина в июньские события 1953 г., то приведу лишь дан­ные из хранящейся в АВП РФ записки представителя Верховного комиссара в Берлине “О влиянии Западного Берлина на полити­ческую и экономическую жизнь советского сектора” от 21 октя­бря 1953 г. Приведенные в записке факты свидетельствуют о том, что Западный Берлин был центром, из которого в течение долгого времени направлялась подготовка открытого выступле­ния против правительства ГДР под прямым и непосредственным руководством американской разведки. Так, глава американской разведки в Европе Аллен Даллес и его сестра Элеонора Даллес, [322] возглавлявшая германский отдел госдепартамента США, посети­ли Западный Берлин и непосредственно занимались организаци­ей подготовки путча в ГДР.

           Осуществление этих планов, очевидно, намечалось на более поздние сроки. Однако, оно подверглось корректировке в связи с достижением пика недовольства населения политикой властей ГДР к середине июня, а также в виду того, что именно тогда же правительством ГДР было принято решение о переходе к но­вому политическому курсу, которое могло быстро привести к улучшению положения страны и свести на нет недовольство тру­дящихся.

           Можно привести немало фактов непосредственной вовлечен­ности западных держав в события в ГДР. В ночь с 15 на 16 июня на американский аэродром в Темпельхофе каждые 30 минут при­бывали тяжелые транспортные самолеты, которые доставляли боеприпасы в Западный Берлин, и доставка их продолжалась до 18 июня. Накануне 17 июня английские и американские оккупа­ционные войска были приведены в полную боевую готовность, а с раннего утра 17 июня здание американской военной админист­рации в Западном Берлине охранялось танками. На крыше уни­вермага “Херти”, расположенного на границе французского и советского секторов, французские оккупационные власти уста­новили стереотрубы и пулеметы. 17 июня в толпах демонстран­тов на центральных улицах и площадях Восточного Берлина не­однократно появлялись автомашины с американскими офицера­ми. С 15 по 19 июня с американских военных самолетов ежеднев­но сбрасывались над советским сектором Берлина листовки, направленные против правительства ГДР и Советского Союза.

           Готовились к июньским событиям в ГДР и власти ФРГ и За­падного Берлина, которые точно знали дату начала беспорядков в ГДР. 14 июня в Западный Берлин прибыл эмиссар из Бонна - статс-секретарь по внутриполитическим вопросам О. Лене, кото­рый координировал подготовку событий.

           Западноберлинский сенат заранее знал и готовился к прово­кации 17 июня. Об этом свидетельствует хотя бы то, что вопре­ки правилу еженедельно выдавать пособия по безработице 13 июня на западноберлинских биржах труда пособие было выда­но на две недели вперед. С 14 июня в Западном Берлине началось круглосуточное дежурство медицинского персонала в больницах и госпиталях, 15 июня вблизи секторной границы с Восточным Берлином были открыты пункты первой помощи. Утром 17 ию­ня обитателям находившихся в Западном Берлине 35 лагерей для беженцев из Восточной Германии были розданы их паспорта ГДР и было предложено (за вознаграждение в 20 марок) отпра[323]виться в советский сектор для участия в беспорядках. Группы по 40-60 человек подвозились на автомашинах к секторной границе, а затем переходили в Восточный Берлин. Свободный универси­тет в Западном Берлине 16 и 17 июня был закрыт, и все студен­ты были направлены в советский сектор.

           Можно привести интересное современное свидетельство о том, что американская радиостанция РИАС осуществляла вме­шательство в события в ГДР. На международной конференции в Потсдаме в ноябре 1996 г. известный немецкий политик, член правления СДПГ Э. Бар, являвшийся в 1953 г. шеф-редактором этой радиостанции в Западном Берлине, признал, что РИАС 17 июня в своих передачах призывала население ГДР к восста­нию до тех пор, пока американские власти через несколько часов запретили это делать.

           Весьма красноречивым косвенным признанием участия за­падноберлинцев в беспорядках в Восточном Берлине может слу­жить письмо трех комендантов западных секторов Берлина ко­менданту советского сектора от 18 июня, в котором они вырази­ли свое неодобрение тем, что советские оккупационные власти “опрометчиво ввели в действие военные силы и вследствие чего было убито и тяжело ранено значительное количество берлин­цев, включая жителей наших (то есть западных. - Ф.Н.) сек­торов”.

           Представители Запада отрицали как свою причастность к со­бытиям в ГДР, так и ответственность за эти события. Они выска­зывали мнение, что единственной причиной беспорядков в ГДР являлось негодование населения против невыносимых жизнен­ных условий (недостаточное снабжение продуктами, низкая зара­ботная плата, высокие производственные нормы, ущемление по­литических прав, прав человека). Это была попытка подменить два разных процесса: один - недовольство населения ГДР поло­жением в стране как причина событий 17 июня, а другой - вме­шательство Запада в эти события, против чего протестовал Со­ветский Союз.

           Приведенные факты, список которых можно было бы про­должить, с нашей точки зрения, достаточно наглядно свидетель­ствуют о вовлеченности западных держав, ФРГ и Западного Бер­лина в подготовку и реализацию июньских событий в ГДР. Ныне это признают даже многие западные исследователи. Так, К. Ос­терманн в статье о позиции США во время июньских событий в ГДР, опубликованной в журнале “Вопросы истории”, пишет, что американцы, начиная с 1949 г., стремились делать все, чтобы по­дорвать существовавший на территории Восточной Германии ре­жим СЕПГ.

           [324] Е. Борейша (профессор, Институт истории Польской Акаде­мии наук, Варшава). У меня - не вопрос. Позвольте мне, как гос­тю, сделать небольшое сообщение.

           Польским Институтом национальной памяти издан сборник документов по познанским волнениям, которые наблюдались в июне 1956 г., три года спустя после событий в ГДР. Тогда в Поз­нани тоже произошли такие столкновения, которые я не назвал бы восстанием. Они были стихийными, и нигде нет доказа­тельств, что Запад помогал, готовил эти выступления. И нако­нец, последствия были совершенно иными, чем в ГДР: в дальней­шем в Польше наблюдалась либерализация режима и т.д.

           Я думаю, что, используя эти документы, было бы интересно сопоставить эти национальные волнения в двух странах - в ГДР и Польше. Это, по моему мнению, тем более важно, что в обеих странах Москвой проводилась одна и та же схематическая поли­тика. В принудительном порядке Польшу обязали с 1949 г. изме­нить трехлетний план развития экономики на шестилетний с упо­ром на опережающий рост тяжелой промышленности, как и в ГДР, и т.д. И это сделали против воли большинства политбюро ПОРП. В общем, были те же самые советские схематические ус­тановки, хотя в Польше были другие традиции и иное положе­ние. И в результате были волнения в Познани в 1956 г.

           Кратко затрону вопрос о терминологии при определении вол­нений в ГДР. Вы охарактеризовали их нейтрально как “события в ГДР”, можно сказать, оставив в стороне главный вопрос. Но то, что было сказано в заключение доклада, убеждает меня: возмож­но, вы могли бы согласиться с тем, что это было восстание. Ведь разница между волнением и восстанием состоит в том, что вос­стание бывает подготовлено, у него есть организаторы. Как вы можете это определить?

           Ф.И. Новик. Благодарю Вас, господин Борейша, за участие в нашей дискуссии. Действительно, над определением того, какие же события произошли в ГДР в июне 1953 г., еще следует серьез­но подумать. Если определять их как восстание, которое было тщательно подготовлено, то следует учитывать, что его готови­ли не только в ГДР. Здесь надо брать в расчет и международные факторы, активную разностороннюю вовлеченность Запада в подготовку и сам ход выступлений населения ГДР против собст­венных властей. А такое вмешательство извне во внутренние де­ла государств свидетельствует о попытках экспорта контррево­люции. И в этом случае волнения в ГДР едва ли можно характе­ризовать как восстание. Необходимо принимать во внимание и то, что не все слои общества участвовали в этих событиях: кре­стьянство и интеллигенция не принимали в них участия.

           [325] Спасибо Вам за интересные мысли по поводу того, как следу­ет определять июньские события в ГДР. Этот вопрос, несомнен­но, еще требует тщательного изучения и проработки. Я согласна с Вами, что было бы полезно, пользуясь опубликованными доку­ментами о познанских волнениях 1956 г., сопоставить их с собы­тиями в ГДР 1953 г.

           Л.Н. Нежинский. Мы благодарим Ф.И. Новик за актуальный в политическом и научном отношениях доклад. Эта тема в пос­ледние годы привлекает самое пристальное внимание вследствие того, что благодаря рассекречиванию архивов за 1950-е годы у нас в научной литературе и в прессе появились новые оценки со­бытий этого времени. И здесь я особо хотел бы подчеркнуть вклад докладчика, ибо именно она преподнесла самый сильный сигнал в своей недавно вышедшей книге «“Оттепель” и инерция холодной войны (Германская политика СССР в 1953-1955 гг.)». Там многое просто сенсационно по сравнению с тем, как освеща­лись до этого и история ГДР, и ее отношения с СССР, и многие аспекты советской политики по германскому вопросу. Это очень важно. Поэтому было бы хорошо в будущем продолжать и рас­ширять, по мере возможности, исследование.

           Профессор Борейша затронул некоторые важные моменты. Польский коллега, конечно, знает, что в октябре 2003 г. мы про­водим российско-польскую научную конференцию не только по истории отношений наших стран после второй мировой войны, но и в целом по истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Я намерен выступить там с докладом о процессе и пос­ледствиях сталинизации Восточной Европы до начала 1950-х го­дов. По первым послевоенным годам появились фундаменталь­ные публикации, серьезные монографии наших коллег из Инсти­тута славяноведения РАН.

           Но вместе с тем сегодняшний доклад привел меня к выводу, что процесс сталинизации не закончился в 1949 г., как мы счита­ли ранее. Он продолжался в разных формах, разных аспектах, разной степени. И те страницы истории ГДР во взаимосвязи с ис­торией нашей страны, которые сегодня осветила в своем докла­де Ф.И. Новик, были следующим этапом, очень сильным звон­ком, свидетельствующим о том, что не все было гладко в Цент­ральной и Юго-Восточной Европе. Там продолжались очень сложные процессы. И существенный удар и звонок был как раз в июне 1953 г. в ГДР, а потом, на мой взгляд, не менее сильным звонком явились события летом 1956 г. в Польше и последовав­шие за этим события в Венгрии. Это были мощные взрывы! В Польше при этом удалось не допустить кровопролития, а в Вен­грии не смогли его предотвратить.

           [326] Важно подчеркнуть персональную роль послов в то время. В Польше советским послом был тогда П.К. Пономаренко, быв­ший в войну начальником Центрального штаба партизанского движения. Он почти каждый день посылал телеграммы в Москву с предостережением ни в коем случае не решать эти проблемы военной силой. Ю.В. Андропов, к великому сожалению, в своих телеграммах в Москву настаивал именно на военном решении в Венгрии. И к каким печальным результатам это привело! Это на­глядный пример персональной роли наших дипломатов, наших крупнейших политических деятелей.

           Г.А. Куманев. В том числе Первухина!

           Л.H. Нежинский. Согласен, и М.Г. Первухина! В настоящее время находят различные документы, которые очень интересны и проливают новый свет на его роль.

           Таким образом, я думаю, что та страница международных от­ношений, всеобщей истории и истории взаимоотношений Совет­ского Союза с его союзниками в Центральной и Юго-Восточной Европе, которая в особенности касается германской политики СССР в первой половине 1950-х годов, в значительной мере осве­щена в докладе. Но вместе с тем этот этап заслуживает дальней­шего углубленного изучения с привлечением новых данных, до­кументов и материалов.

           Наше общее отношение к докладу Ф.И. Новик, безусловно, позитивное. Мы заслушали очень интересный доклад. И вместе с тем мы будем рады, если она продолжит исследование этой проблемы, важной в целом для истории стран Европы этого периода.