Труды Института российской истории. Выпуск 6 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: Наука, 2006. 329 с. 21 п.л. 20 уч.-изд.л.

Русская "Нечаевская дивизия" в армии северных китайских милитаристов. (Формирование. Состав. Командование). 1924-1928 годы

Автор
Мелихов Георгий Васильевич

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Мелихов Г.В. Русская "Нечаевская дивизия" в армии северных китайских милитаристов. (Формирование. Состав. Командование). 1924-1928 годы // Труды Института российской истории. Вып. 6 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2006. С. 120-139.

Текст статьи

 

[120]

Г.В. Мелихов

РУССКАЯ “НЕЧАЕВСКАЯ ДИВИЗИЯ” В АРМИИ СЕВЕРНЫХ КИТАЙСКИХ МИЛИТАРИСТОВ

(Формирование. Состав. Командование) 1924-1928 годы[*]

 

           В истории так называемой Нечаевской дивизии в армии север­ных китайских милитаристов научный интерес представляют пре­жде всего проблемы ее формирования и рядового и командного состава. Разработке этих вопросов, не получивших достаточного освещения в историографии, и посвящается данная статья.

           65-я дивизия армии северных китайских милитаристов Чжан Цзолиня и Чжан Цзунчана, крупное русское воинское соедине­ние под командованием генерала К.П. Нечаева, формировалась постепенно, в течение 1924—1928 гг., и выросла из небольшого отряда, пройдя долгий боевой путь. На этом пути были и славные победы, и горькие поражения ее отдельных боевых частей, одна­ко за все годы своих почти непрерывных боев - т.е. в течение около пяти лет - эта русская воинская часть никогда не была по­бежденной и разбитой, постоянно сохраняла свой основной состав и высокую боеспособность и прекратила свое существова­ние только в результате ухода русских с китайской службы, в за­вершающий период длительных милитаристских войн в Китае и объединения страны под началом китайской партии Гоминьдан, возглавляемой генералисссимусом Чан Кайши (Цзян Цзеши).

           Начало созданию этого военного подразделения положил не­большой отряд, сформированный главой фэнтяньской (мукден­ской) милитаристской клики Чжан Цзолинем из русских воен­ных, отступивших в октябре-ноябре 1922 г. из Приморья в Три Северо-Восточные провинции Китая (Маньчжурию) после пора­жения “белых” в гражданской войне в Сибири и на Дальнем Во­стоке. По мнению мукденского маршала, русские должны были помочь ему в борьбе против соседней чжилийской милитарист­ской группировки, возглавлявшейся генералом У Пэйфу.

           За основу формирования отряда его русскими командирами был взят стрелковый батальон бывшей Российской император[121]ской армии в составе трех рот, с пулеметной командой, артилле­рийской батареей, конной командой разведчиков и саперным от­делением[1]. Начальником отряда Чжан Цзолинь назначил пригла­шенного из Харбина кадрового русского военного, генерал-лей­тенанта семеновского производства К.П. Нечаева.

           Личное дело Константина Петровича Нечаева, хранящееся в Государственном архиве Хабаровского края[2], ставшее доступ­ным для исследователей лишь недавно, позволяет уточнить ряд данных его биографии. Генерал родился 19 мая 1883 г. в г. Лодзи. Кадровый офицер Российской армии. Окончил 2-й Московский Императора Николая I кадетский корпус (1902) и Елизаветград­ское кавалерийское училище (1905). Участник первой мировой войны - служил до 1917 г. в Драгунском Курганском полку[3]. За­кончил войну в чине полковника - командира этого соедине­ния. Отличился в боях с немцами, награжден орденом Св. Геор­гия 4-й степени, а также Анны 4-й степени, Станислава 3-й степе­ни с мечами и бантами, Анны 3-й степени с мечами и бантами, Владимира 3-й степени с мечами и бантами. В гражданскую вой­ну - командир кавалерийской бригады в армии В.О. Каппеля. В одном из боев разбил наголову кавалерийскую часть красных оренбургских казаков под командованием братьев Кашириных. Участник Сибирскогого Ледяного похода Каппелевской армии.

           В августе 1920 г. был назначен командиром 1-й Сводной Маньчжурской имени Атамана Г.М. Семенова дивизии. В При­морье командовал Сводной кавалерийской бригадой и в 1921 г. занимал пост военного начальника Южно-Уссурийского края. С гордостью пишет в своей анкете: “Всю службу провел в строю. Никогда... не занимал штабной или хозяйственной должности. Последний чин - генерал-лейтенант”[4].

           Имел 5 ранений и одну контузию. В китайской войне 1924-1928 гг. лишился правой ноги.

           В Китае - командующий 65-й русской дивизией в армии Чжан Цзолиня в чине генерал-майора китайской армии. Награжден ки­тайскими орденами - военным “за храбрость” “Аньгоцзюнь Туч­ного колоса” 2-й степени со звездой и лентой и гражданским “Тучного колоса”.

           Сыграл важную роль в командовании шаньхайгуаньской опе­рацией в 1924 г., в боях под Шанхаем в 1925 г. и в весеннем насту­плении на Тяньцзинь и Пекин против войск Фэн Юйсяна 1926 г. Боевой командир, пользовавшийся глубоким уважением русских добровольцев и китайского командования.

           Бывший нечаевец П.А. Савич писал П. Балакшину: ”... глав­ным героем был Костя Нечаев, не маскировавшийся никакими идеями, а говоривший, что он наемник, а храбрости у него было [122] больше, чем полагалось, и как-то я писал ему стихи по какому-то случаю:

 

                               В полушубке, с палкой, впереди солдат,

                               Будь то или рота или весь отряд...

 

и, правда, в своем полушубке, с палкой в руках, которой он сби­вал мимоходом кустики или травку, он вел за собой солдат ста­рой еще школы, у которых не остыл задор и была молодость...”[5].

           Генерала часто видели в боях впереди цепей, в самых опас­ных местах. Его грубые шутки вызывали смех и поднимали дух солдат, и, конечно, солдаты ему верили и шли за ним...[6]

           Нечаев прекрасно понимал свой статус и статус своих бойцов в китайской армии и действительно сам, по свидетельству В.А. Зубца, говорил: “Мы - наемники, ландскнехты. Никаких бе­лых идей!.. Мы знаем, что платим жизнью за своего дубаня в его военных операциях, поэтому - деньги на бочку. И в этом все дело...”

           В боях на подступах к Тяньцзиню во второй кампании против Фэн Юйсяна К.П. Нечаев потерял ногу, но остался на своем по­сту командующего 65-й дивизией.

           Выйдя в отставку, жил в Циндао, а с 1929 г. - в Дайрене, поль­зуясь всеобщим уважением. Главой Объединения российской эмиграции на Дальнем Востоке Д.Л. Хорватом был назначен его уполномоченным представителем в г. Дайрене. С апреля 1943 г. заменил Д.Ф. Семенова на посту начальника Бюро по делам рос­сийских эмигрантов в Маньчжурской империи в этом городе. По мнению людей, знавших его лично, К.П. Нечаев был начи­танным и остроумным человеком, но вместе с тем мог быть су­ровым и беспощадным к подчиненным.

           Здесь же, в Дайрене этот 63-летний инвалид был в 1945 г. арестован советской контрразведкой, депортирован в СССР и расстрелян.

           Первыми боевыми соратниками Нечаева по Русскому отряду были:

           - командующий пехотой подполковник Владимир Алексее­вич Чехов, в прошлом представитель Штаба белой Дальнево­сточной армии на станции Пограничная Китайской Восточной железной дороги для связи с китайскими военными властями в соседней Маньчжурии, ген.-лейтенант китайского производства;

           - подполковник Аргентов, под началом которого находилась пулеметная команда, в дальнейшем командир одного из бронепо­ездов дивизии;

           - полковник Иннокентий Александрович Костров, командо­вавший артиллерией отряда. Он был фактическим создателем [123] дивизиона бронепоездов Русской группы в армии Чжан Цзунча­на, наиболее мощного ее оружия и главной ударной силы.

           Глубокие технические знания и личная храбрость Кострова сделали его любимцем китайского командующего, присвоивше­го ему чин генерал-майора китайской службы и назначившего его командиром всего отряда бронепоездов Русской дивизии. По характеристике Я.Ф. Котлярова, “генерал Костров был бле­стящим русским офицером, уделял много времени и заботы сво­им подчиненным. Служба у него считалась много лучше, чем в пехоте, и желающих служить под его командованием всегда на­ходилось достаточно. У каждого бойца было свое место, постель, хорошее обмундирование, весьма приличный стол и дисциплина, построенная на здоровых началах”[7];

           - полковник Павел Дмитриевич Макаренко (родился в 1888 г.) имел под своим командованием саперов. Кадровый офи­цер Российской армии.

           - майор Владимир Александрович Зубец - порученец Штаба Русской Дальневосточной армии. Заведывал военным отделом в составе Иностранного отдела, созданного при штабе Суйнинско­го военного округа, находившегося под командованием Чжан Цзунчана. В 65-й дивизии - инструктор Шаньдунского военного училища, готовившего смену молодых русских офицеров. Рабо­тал в штабе войск русской группы, был начальником комендату­ры в г. Тяньцзине. Автор мемуаров “На службе в китайской ар­мии” - рукопись, хранящаяся в Архиве Гуверовского Института войны, революции и мира в Стэнфорде, Калифорния, США[8].

           Эти русские офицеры составили костяк командования буду­щей дивизии. В процессе ее формирования и расширения боево­го состава к их числу добавились и многие другие.

           Упомянутый выше Котляров Яков Федорович родился 22 ок­тября 1896 г. На первую мировую войну пошел добровольцем в 1915 г. Кавалер трех боевых орденов и китайского ордена “Туч­ного колоса” 5-й степени. Солдат Отдельного батальона морских стрелков флотилии адмирала Г.К. Старка. В Русский отряд всту­пил во время его первой стоянки в г. Тайяне в начале мая 1925 г. Снова был принят только в рядовой состав, но благодаря выдаю­щимся личным качествам, храбрости и находчивости сделал военную карьеру, став полковником китайской службы, коман­диром бронепоезда “Чандянь”, на котором прошел всю китай­скую войну. В последующем проживал в Шанхае. Переехал в США. Автор интересных мемуаров[9]. Суждения и оценки в них, касающиеся рядового и командного состава дивизии, в отличие от подчас общих и суховатых характеристик В.А. Зубца, яркие и конкретные. Это объясняется, во-первых, тем, что они являются [124] наблюдениями свидетеля и непосредственного участника боевых действий; вторая же причина - “Я, — как пишет Котляров, - поз­воляю давать не только лично свои выводы, но и тех старших на­чальников, которые имели с ним (имеется в виду тот или иной во­еннослужащий. - Г.М.) дело по службе в китайской армии”[10].

           Еще не сформировавшийся окончательно Русский отряд был брошен в кампанию против чжилийцев, которую Чжан Цзолинь начал уже 15 сентября 1924 г. Его войска выступили по двум на­правлениям - на Юйгуань, на главные силы чжилийской группи­ровки и на Чаоян, куда были посланы 2-я и 5-я армии, одной из которых с ее Русским отрядом командовал Чжан Цзунчан.

           К.П. Нечаев несомненно принимал непосредственное участие в разработке плана наступления, приведшего в провинции Жэхэ к стремительному прорыву фронта У Пэйфу, занятию стратеги­чески важного прохода в Великой Китайской стене - Шаньхайгу­аня и выходу в глубокие тылы чжилийских войск, что привело к их быстрому поражению. Про Нечаева в связи с этим в русских военных кругах говорили, что он “повторил известный маневр генерала Реннекампфа в русско-японскую войну”[11].

           Одним из моментов боев был приход русского, наспех со­оруженного Костровым, “бронепоезда” (паровоз и открытая железнодорожная платформа с уложенными на ней мешками с песком и установленными пулеметными гнездами), в Шаньхай­гуань, где этот поезд, даже сойдя с рельсов, принудил сдаться стоявшие здесь три воинских эшелона чжилийских солдат с ог­ромными запасами продовольствия, боеприпасов и всем воору­жением[12].

           Далее Русский отряд двинулся на Тяньцзинь, который был за­нят 11 ноября.

           После нескольких дней пребывания в Тяньцзине русские в со­ставе основного костяка войск Чжан Цзунчана были передисло­цированы на юг, на станцию Цинсянь Тяньцзинь-Пукоуской же­лезной дороги, где после победы над У Пэйфу стали происходить лихорадочные, по выражению В.А. Зубца, переформирования, развертывания отдельных частей в крупные воинские единицы. По приказу главного командования дивизия Чжан Цзунчана раз­вертывалась в 1-ю маньчжурскую армию.

           Расширение численности состава коснулось и Русского отря­да. Во время двухмесячной стоянки в Цинсяне отряд отдыхал, пополнялся и укомплектовывался, проходил обучение, приняв в результате форму небольшой, но крепкой отдельной воинской части, способной на выполнение самостоятельных военных за­дач. Не иссякающий приток добровольцев значительно увеличил его численность до 350-400 человек.

           [125] Ставки жалованья, установленного для русских военнослужа­щих, были следующие: рядовой получал 12,50 китайских долла­ров, младший и старший унтер-офицеры - между 12,50 и 20 долл., фельдфебель или вахмистр - 30 долл. (если фельдфебель зани­мал должность младшего офицера, его ставка не повышалась), подпоручик - 45 долл., поручик - 60 долл., капитан - 90 долл., майор - 160 долл., подполковник - 240 долл., генерал-майор - 500 долл., генерал-лейтенант 600 или 700 долл.[13] По оценке авто­ра, жалованье выплачивалось неаккуратно.

           Обмундирование давалось китайское, стол был простой, но сытный, хлеб русский, а часто бывали и китайские пампушки. Походных кухонь не существовало, а применялись котлы, весьма удобные для переноски в боевых условиях.

           Срок службы по контракту для русских военнослужащих был продлен до 8 месяцев.

           Служба в частях строилась по Воинским уставам Российской армии, с сохранением всех ее традиций. Дисциплина поддержива­лась соблюдением Уставов, строгими требованиями командиров, нарушений ее было немного, и каждое сколько-нибудь серьезное находило свое отражение в приказах[14]. Боевой дух и боеспособ­ность частей были очень высокими.

           В промежутках между боевыми действиями жизнь гарнизо­нов шла обычным порядком жизни русской боевой части. Ут­ром - строевые и тактические занятия, работа с техникой, обед, небольшой отдых и снова занятия. В субботу занятия проходили до 12 часов дня, воскресенье было днем отдыха.

           Ежедневно бойцы назначались в караул, обязанностью кото­рого было поддержание порядка на территории части. Смена ка­раула происходила напротив квартиры ген. Нечаева по всем пра­вилам Устава русской гарнизонной службы.

           По свидетельству В.А. Зубца, люди в громадном своем боль­шинстве имели солидный военный опыт, накопленный ими в пер­вой мировой 1914—1918 гг. и в гражданской 1918-1922 гг. войнах. Офицеры, приехавшие служить на положении рядовых солдат, составляли не более десяти процентов всего состава. Было мно­го молодежи, горячо стремившейся на военную службу.

           Отряд теперь состоял из трех рот пехоты, сведенных в стрел­ковый батальон, которым командовал ген.-майор А.Н. Мельни­ков, конного дивизиона и команды бронепоезда (Костров).

           1-й эскадрон конного дивизиона был пополнен прибывшей из Харбина молодежью - гимназистами, кадетами, юнкерами Чи­тинского военного училища[15]. Командовал им ротмистр Делик­торский. 2-й эскадрон был укомплектован казаками Сибирского Казачьего Войска, сражавшимися во время гражданской войны в [126] отряде Атамана Анненкова[16], а позднее работавшими на Фу­шуньских угольных копях. Они пришли со своими офицерами, сохраняя воинский порядок. Командовал ими полковник Раз­мазин.

           За отсутствием лошадей, вначале оба эскадрона были пешие. Дивизион, позднее развернутый в конный полк, находился под командованием опытного кадрового офицера, неизменно полу­чавшего в ходе последующих военных кампаний высокие оцен­ки, - подполковника Генерального Штаба, офицера 13-го Гусар­ского Нарвского полка Бартеньева (в документах также - Барте­нева[17]). “Бартеньева в дивизионе любили и относились к нему внимательно и с большой теплотой, - пишет В.А. Зубец. - Его часть находилась всегда в прекрасном порядке; дисциплина была высокой и крепкой. Он имел наилучше подобранный офи­церский состав, приверженный к традициям русских кавалерий­ских полков доброго старого времени”[18]. Котляров добавляет, что полковник Бартенев был женат на дочери профессора гене­рала А.И. Андогского (в г. Харбине тот занимал должность дире­ктора 1-го Русского реального училища). Генерал Андогский приезжал в г. Цзинань, чтобы получить пособие для дочери от маршала Чжан Цзунчана. Генерал Нечаев оказал ему в этом пол­ную поддержку[19].

           Начало формирования броневых частей Русского отряда - бронепоездов - уже на официальной основе, с разрешения Чжан Цзунчана, тоже было заложено в Цинсяне. Была сформирована команда для первого такого бронепоезда, который, однако, пока еще недалеко ушел от своего предшественника и отличался толь­ко тем, что имел специальный пулеметный вагон. Об этом начальном периоде Котляров пишет: “Броневым дивизион был таковым только по названию: были установлены орудия на же­лезные полувагоны и, чтобы не пробивали пули, стены укрепили мешками с песком; слегка забронировали паровоз; выкрасили в серый цвет, и готово! Собственно говоря, такой бронепоезд мог пугать только несведущих китайцев, которые сдавались тысяча­ми и целыми армиями. Через год китайцы раскусили, что это за штука, и построили у себя такие же”...”[20].

           Однако последующие бронепоезда, создаваемые уже по рас­четам русских военных специалистов - подполковника Сакулин­ского и его помощника капитана Антонова, в прошлом студента технологического института, - были гораздо более совершенны­ми. Они были сильного типа, с хорошей броней и строились в ма­стерских Тяньцзинь-Пукоуской железной дороги. Каждый был вооружен тремя трехдюймовыми орудиями, несколькими пуле­метами и минометами, имел полный комплект команды, необхо[127]димый технический персонал, фельдшера и одного-двух перево­дчиков китайского языка. Бронепоезд мог нести десант до 150 штыков. Однако не все бронепоезда могли иметь пехоту.

           Были укомплектованы пулеметная и минометная (называв­шаяся в то время бомбометной) роты; имелась собственная ар­тиллерия. Создана хозяйственная и санитарная части - с русски­ми врачами и медсестрами.

           Тем временем, положение Чжан Цзунчана в мукденской кли­ке все более упрочивалось. На него была возложена задача при­соединения к Чжан Цзолиню ряда провинций Восточного и Южного Китая, и русская 14-я бригада, которой было присвоено название Авангардной, в составе его армий 1 января 1925 г. по­грузилась в эшелоны и двинулась по Тяньцзинь-Пукоуской же­лезной дороге на юг, в Пукоу, куда прибыла 16 января. В Пукоу, напротив находящегося на той стороне р. Янцзы Нанкина рельсы этой железной дороги обрывались. Моста не существовало, и пе­реправа войск и техники на противоположный берег осуществля­лась на паромах, катерах и китайских джонках.

           К этому времени Нанкин был уже взят, и 17 января Чжан Цзунчан был назначен “командующим по борьбе с бандитами (т.е. с прочими милитаристами, - Г.М.) в провинциях Цзянсу, Аньхой и Шаньдун”, т.е. его войска должны были занять и эти южные провинции Китая, столь отдаленные от Чжили, а тем бо­лее - от Маньчжурии.

           Обойдя г. Чжэньцзян и высадив десант на речных судах, рус­ские части при поддержке своего бронепоезда “Чанчжэнь” быст­ро овладели этим укрепленным городом и его крепостью.

           Нечаев был назначен командующим Южным фронтом. Была поставлена задача - занять город-крепость Цзяннин, г. Уси и Шанхай. На судах русские части были быстро передвинуты вниз по течению Янцзы, под Цзяннин, полная драматических событий осада которой несколько затянулась[21].

           На подступах к Шанхаю Чжан Цзунчан встретил ожесточен­ное сопротивление противника (войск губернатора провинций Аньхой и Цзянси милитариста генерала Сунь Чуаньфана), но упорные бои закончились в его пользу. Войска Суня стали отсту­пать с линии железной дороги к югу. Костров с бронепоездами прорвался вперед и, починив разрушенный в нескольких местах путь, неожиданно к вечеру донес о занятии им Северного вокза­ла в Шанхае. Сразу же по приходе русских бронепоездов в Шан­хай, сюда были посланы подкрепления, и город был занят вой­сками Чжан Цзолиня[22].

           Русское воинское соединение в армии этого китайского мили­тариста, противостоявшее на юге войскам Северного похода Чан [128] Кайши, а на севере и северо-западе щедро субсидируемому Со­ветским Союзом Фэн Юйсяну, было действительно высокобое­способным и оказывало большое (в ряде случаев, как мы видим, решающее) влияние на исход войн между китайскими милитари­стами.

           Идеологией Русской группы был антибольшевизм, причем “большевиками” большинство русских солдат и офицеров счита­ли и Чан Кайши, и Фэн Юйсяна, и других получавших советскую военную помощь, и у которых были советские военные советни­ки. Имели также хождение и прежние белые монархические идеи.

           Дипломатических и военных представителей СССР в Китае весьма беспокоило присутствие в этой стране сильной, хорошо организованной и боеспособной, и к тому же резко антикоммуни­стически настроенной белой части, да еще под командованием кадровых офицеров бывшей Российской армии. Китайским пра­вительствам Севера и Юга направлялись строгие протесты, про­тив нее велась разведка, предпринимались попытки разложения, дискредитации, физического устранения командиров и т.п.

           16 января 1925 г. в своем сообщении М.А. Трилиссеру Г.В. Чечерин констатировал, что “этот отряд белых кондотьеров безнаказанно разгуливает по всему Китаю и, пользуясь своей вы­сокой военной квалификацией, одерживает победы... Со своей стороны, мы даем т. Карахану указания на необходимость дипло­матического воздействия на предмет ликвидации этого отряда, но, кроме этого, необходимо принятие мер по Вашей линии к разложению и ликвидации этого отряда...”[23].

           В пункте 9 специального решения Киткомиссии Политбюро ЦК РКП(б) от 17 апреля 1925 г. говорилось о необходимости “запросить тов. Карахана относительно возможности и целесо­образности и методах разложения отряда Нечаева”[24]. Такие по­пытки предпринимались многократно, но результатов не принесли.

           В Уси русская часть находилась на длительном отдыхе и до­укомплектовывалась. Именно сюда из Шанхая стало прибывать пополнение: кадровые офицеры, солдаты и казаки-забайкальцы, попавшие в Шанхай после эвакуации белого Приморья.

           В середине апреля бригада выбыла из этого города через Нанкин на север, отправившись на новую назначенную ей посто­янную стоянку в г. Тайане.

           Сюда бригада прибыла в первых числах мая и провела здесь все лето 1925 г. Все ее военные действия в этот период состояли в нескольких успешных экспедициях против местных хунхузов.

           Именно в Тайяне за счет непрерывно прибывавших сюда по­полнений из Харбина и Шанхая и произошли расширение и ос[129]новное формирование этой русской воинской части, в результате которых в ней появились: технический батальон (командир под­полковник Макаренко), в который входили пулеметная, бомбомет­ная (командир майор Абаза) роты и команда службы связи; четы­рехорудийная батарея (трехдюймовые орудия типа Арисака - ко­мандир подполковник Аргентов), юнкерская рота, комендатуры.

           Стрелковый батальон отряда вырос до 600 штыков и был переименован в 105-й полк с двумя пехотными батальонами (командиры подполковники Стеклов и Гурулев). Полком стал командовать Чехов, бывший ранее начальником штаба.

           Некоторые части и учреждения бригады находились также на соседней станции Давэнькоу и в самой Цзинани.

           В Давэнькоу располагался кавалерийский дивизион, насчи­тывавший теперь до 200 сабель[25]. О конниках, стоявших в Да­вэнькоу, и об их командире, подполковнике Генерального штаба Бартеньеве Я.Ф. Котляров отзывается очень лестно, отмечая их дисциплину, выправку и поведение. Китайский автор Моу Чжун- хэн отмечает также и высокое боевое искусство русских кавале­ристов, с которыми китайских, по его собственным словам, “нельзя было и сравнивать”[26].

           В частях имелись врачи и фельдшера, православные священ­ники и муллы, но ни храмов, ни мечетей не было.

           Имелись и духовой оркестр, и фотограф, а в столице провин­ции Шаньдун Цзинани даже целая киногруппа, производившая съемки жизни и боевых действий части.

           В Цзинани дислоцировались также:

           Дивизион четырех бронепоездов под командованием гене­рал-майора Кострова. Дивизион был выделен из состава бригады Нечаева и перешел в непосредственное подчинение Чжан Цзун­чану, с дислокацией в его ставке.

           Рядом со стоянкой бронепоездов помещалась инженерная ро­та (командир подполковник Мещанкин), обязанностью которой был выбор позиции и ее укрепление.

           Конвойная казачья сотня, постоянно состоявшая при Чжан Цзунчане, находилась под командованием подполковника рус­ской службы есаула Забайкальского Казачьего Войска Танаева. Это была привилегированная часть, сопровождавшая китайского генерала при всех его разъездах.

           Был и авиационный отряд, под командованием китайца, по­лучившего подготовку в Советском Союзе. Аппараты были уста­ревшего типа. Летали на них белые русские летчики, получавшие приличное жалованье и надбавки за летные часы.

           Численность части постепенно возросла до 1,5-2 тыс. чело­век.

           [130] Наконец, в окрестностях Цзинани находился и Русский госпи­таль.

           Помимо Тайаня и Цзинани, комендатуры Русской группы имелись в Тяньцзине и Циндао, а вербовочные пункты - в Шан­хае, Тяньцзине, Мукдене. В Харбине таковых не имелось, но всю необходимую работу осуществлял генерал И.Ф. Шильников[27].

           Капельмейстером духового оркестра, игравшего на регуляр­но проводившихся парадах и маршах, был ротмистр Алексеев.

           В Цзинани находились также арсенал, фабрика амуниции и гранат и другие коммерческие предприятия старшего советника Чжан Цзунчана Н.Д. Меркулова.

           3 сентября произошло переформирование бригады.

           Первый и второй батальоны, технический батальон, юнкер­ская рота и команда связи составили Сводный стрелковый полк. Отдельная горная батарея вошла в его состав как полковая ар­тиллерия. Броневой дивизион был переименован в Особый бро­невой полк, Конный дивизион - в Отдельный конный дивизион. Комендантская команда осталась в непосредственном распоря­жении командира бригады. Командиры всех этих соединений ос­тались прежние.

           12 сентября бригада была переименована в Авангардную группу 1-й армии мукденских войск в составе: Броневого полка, 105-го Сводного полка, Отдельного конного дивизиона и комен­дантской роты.

           В 105-м полку была создана отдельная учебная рота, кото­рую с 26 января 1926 г. было приказано именовать Отдельной юнкерской ротой. 18 февраля она была прикомандирована к штабу созданной к этому времени 65-й дивизии.

           10 декабря Чжан Цзунчан получил важное назначение гене­рал-губернатором (дубанем) провинции Шаньдун. После этого он отдал приказ о развертывании Авангардной группы в новую 65-ю дивизию мукденских войск маршала Чжан Цзолиня и назна­чении командующим этой дивизией ген.-лейтенанта Нечаева[28]. Одновременно старший советник Н.Д. Меркулов создал при сво­ей канцелярии Штаб русской группы войск, поставив во главе его крайне непопулярного среди командиров строевых частей пол­ковника Генерального Штаба контрразведчика Михаила Афа­насьевича Михайлова.

           Русская пехота была развернута в бригаду (№ 166), состояв­шую из 105-го и 106-го полков. 106-й полк сложился в основном из пришедших в Русскую группу уфимских татар, во главе с гене­ралом (русской службы полковником) грузином Сидамонидзе, в свое время командиром знаменитого белого Уфимского стрел­ка, - полка, сплошь состоявшего из этих уфимских татар. Коман[131]дование полком осуществлял Сидамонидзе. Командиром 105-го полка был полковник русской службы Тарасов. Командование всей бригадой было поручено ген.-майору Макаренко.

           В дивизии одна бригада из двух полков являлась русской, дру­гая - китайской, с насыщением ее русскими офицерами. Кавале­рия тоже была развернута в бригаду под командованием генерал- майора Семенова (русской службы полковника).

           Численность бойцов была равна составу, принятому в граж­данскую войну. Максимальная численность всего соединения в этот период достигала 3 тыс. человек.

           Бронепоезда, с постройкой новых, тоже сводились в отдель­ную часть. Командиром ее одновременно с сохранением занима­емой им должности командира дивизии приказом Чжан Цзунча­на был назначен К.П. Нечаев. Помощником командира отряда бронепоездов - с подчинением в боевом, хозяйственном и адми­нистративном отношении Нечаеву - стал генерал-лейтенант Ма­лакен.

           Генерала Малакена Котляров характеризует как отличного боевого офицера, хорошего товарища, с которым было приятно служить. Как командир отряда бронепоездов он всегда подавал личный пример храбрости, оставаясь как при наступлении, так и при отходе назад всегда на наиболее опасном направлении[29]. Пос­ле своего отстранения от китайской службы Малакен уехал в Харбин, где после занятия города советскими войсками в августе 1945 г. пользовался доверием властей, поручивших ему заведыва­ние распределением продуктов питания среди русского населе­ния города[30]. Дальнейшая судьба генерала неизвестна;

           Отрядом бронепоездов стал командовать генерал-майор Че­хов. Начальником его штаба был назначен Генерального Штаба полковник Б.И. Попов, “обладавший, - как пишет Котляров, - большой энергией и распорядительностью. Вся штабная и адми­нистративная работа лежала на нем. Своими действиями и распо­рядительностью он в полной мере являлся действительно хоро­шим помощником ген. Чехова”[31].

           Русская дивизия в авангарде основных сил Чжан Цзунчана ус­пешно наступала на север, на Тяньцзинь, хотя и несла большие потери, а после его взятия 23 марта выступила на Пекин, куда часть русского подразделения (несколько вагонов) во главе с рус­ским бронепоездом вошла 15 апреля 1926 г.

           Трем русским бронепоездам (под командованием Мрачков­ского, Репчанского и Котлярова, с помощником майором Скрын­никовым), сменявшимся посуточно, было поручено контролиро­вать железнодорожный путь, ведущий от Пекина на северо-запад до Нанькоуского прохода в Великой Китайской стене.

           [132] Иван Константинович Мрачковский (1896 года рождения) окончил Кадетский корпус в Нижнем Новгороде (1914) и Серги­евское артиллерийское училище (1917), прошел до конца граж­данскую войну в Сибири и на Дальнем Востоке, эвакуировался из Владивостока в Харбин (1922), генерал китайского производства. “Нужно отдать справедливость, что ген. Мрачковсий был отлич­ный боевой офицер, хороший артиллерист и по натуре довольно неглупый человек, - характеризует его Котляров, - но имел и не­которые недостатки, а именно: чрезмерное честолюбие, карье­ризм, а порою и нежелание подчиняться высшей русской инстан­ции, что, безусловно, недостойно понятия о поведении русского офицера... Полковник Мрачковский и полковник Репчанский, оба боевые офицеры, и особенно полковник Репчанский, имели тенденцию выделиться или выйти из подчинения начальнику ди­визии броневых поездов ген. Чехову. Лично их взглядов я не раз­делял”[32].

           Последний этап службы Мрачковского в Шаньдунской армии описан ниже, и к этому нужно прибавить, что позднее генерал стал командиром одного из бронепоездов Чан Кайши и давал действен­ный отпор японским войскам во время их военной провокации в Шанхае в 1932 г., затеянной с целью отвлечь внимание междуна­родной общественности от захвата Японией Маньчжурии.

           Позднее, уже во время войны на Тихом океане, Мрачковский уже входил в состав китайских секретных служб Чан Кайши и оставался в Шанхае. В его распоряжении была подпольная ра­диостанция для информирования китайского правительства в тогдашней столице Чунцине о передвижениях и численности японских войск, планах японского командования и прочее.

           После долгих поисков японской жандармерии удалось обна­ружить местонахождение радиостанции, и при появлении жан­дармов в его доме Мрачковский застрелился[33].

           Майор Скрынников - кадровый офицер Российской армии, окончил Михайловское артиллерийское училище. Во время ми­ровой войны служил в Русском экспедиционном корпусе во Франции (в дивизии ген. Лохвицкого). Вернулся в Россию, отступил в Китай и позднее поступил в китайскую армию. Характеризуя его как скромного и знающего офицера, Котляров добавляет, что “наши русские артиллерийские училища, особенно в мирное время, с трехлетним курсом, давали прекрасное военное образо­вание. Офицеры, окончившие артиллерийское училище, пре­красно знали высшую математику и могли преподавать матема­тику в наших средних школах”[34].

           С присоединением генерала Фэн Юйсяна к стану Чан Кайши основные силы противостоявших ему войск чжилийско-шаньдун[133]ской группировки, включая русские бронепоезда, пехоту и кон­ницу, сконцентрировались на Лунхайской ж.д. (Сюйчжоу - Кай- фын). В результате панического бегства китайских соединений, прикрывавших с тыла русские бронепоезда, их пришлось оста­вить; русские части понесли большие потери в живой силе.

           Это явилось толчком к оставлению китайской службы теми солдатами и офицерами, у которых оканчивался срок контракта. Покинули службу следующие русские части: пехотная бригада целиком, группа русских инструкторов, 7-й особый полк со сме­шанным русско-китайским составом, команды нескольких бро­непоездов, штаб дивизиона бронепоездов целиком, часть Конной бригады, персонал госпиталей, группа чинов Штаба русских войск. Вышел в отставку и генерал К.П. Нечаев.

           Остались: 1-я Отдельная охранная конная бригада в составе 2-го и 4-го конных полков и конно-горной батареи, отряд броне­поездов (шесть), развернутый в дивизию под командованием Чехова (позднее тот разделил ее на два отряда бронепоездов под командованием Макаренко и Мрачковского), конвойная сотня Танаева, Шаньдунская военно-инструкторская школа (в виде учебной роты) и авиационный отряд. Ушло со службы до двух тысяч русских солдат и офицеров, осталось - немногим более 800 человек[35]. Всем уезжавшим давался воинский литер для бес­платного проезда до Мукдена.

           После оставления Чжан Цзунчаном своей столицы в Шаньду­не вся дальнейшая судьба Русской группы зависела уже всецело от командиров бронепоездов.

           Генерал Макаренко после переговоров с командующими Чжан Сюеляна, превратившегося из союзника в противника Чжан Цзунчана и преградившего ему путь отступления в Мань­чжурию, отдал приказ своему подразделению покинуть бронепоез­да и интернироваться. Команды шли до ближайшей железнодо­рожной станции под артиллерийским обстрелом с бронепоездов генерала Мрачковского. Все они были доставлены в Мукден, получили месячное жалованье и проездные документы к избран­ному ими месту жительства.

           Ввиду невозможности вести далее военные действия (отсут­ствие продуктов, полное истощение патронов и боеприпасов) эта вторая группа бронепоездов Мрачковского вскоре тоже приняла решение сложить оружие - но перед войсками Чан Кайши.

           Через два-три месяца пребывания в плену, условия которого с полным основанием можно назвать почетными[36], рядовому со­ставу было предложено подать рапорты об увольнении, а стар­шему командному составу - поступить на службу к Чан Кайши в качестве военных инструкторов.

           [134] Очевидно, что добрые отношения русских военных с мирным китайским населением, их личная храбрость и верность своему воинскому долгу вызвали глубокое уважение к русским солдатам в обоих враждовавших китайских лагерях.

           К сентябрю-октябрю 1928 г. эта почти пятилетняя история русской “нечаевской дивизии”, понесшей в своих почти непре­рывных военных кампаниях неисчислимые потери, пришла к своему завершению.

           Дивизия выросла из небольшого отряда и формировалась по­степенно, пройдя несколько четких этапов своего развития.

           Основной состав этого русского соединения составили рус­ские военные, отступившие в 1920-1922 гг. в Китай с территории русского Дальнего Востока - казаки Забайкальского и других Казачьих Войск Сибири и Дальнего Востока, каппелевцы, мно­гие из которых совершили Сибирский Ледяной поход, бойцы от­ряда атамана Сибирского Казачьего войска Б.В. Анненкова, от­ступившие с ним в Северо-Западный Китай, юнкера созданного атаманом Г.М. Семеновым Читинского военного училища, обра­зованная русская молодежь из Харбина и Шанхая; в дивизии бы­ло много мусульман - из числа татар, башкир и других жителей бывшей Российской империи, а также представителей других ее немусульманских народов.

           В командовании дивизией и ее подразделениями принимали участие многие достойные уважения офицеры Генерального Штаба Российской армии, ее генералы, полковники и майоры и очень большое число чинов младшего офицерского состава.

 

           [134-135] СНОСКИ оригинального текста

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           Л.Н. Нежинский. Тема очень любопытная и нестандартная, тем более что Вы охватываете большой период - 1924-1928 годы. С середины 1920-х годов начались очень непростые отношения центрального большевистского руководства с руководящими ор­ганами Китая. Начались они постепенно - после установления [136] дипломатических отношений с центральным китайским прави­тельством в 1924-1925 гг. и с Чан Кайши, которые привели к тому, что в 1927 г. Чан Кайши пошел на фактический разрыв ди­пломатических отношений с большевистским московским прави­тельством.

           Как относились к этой дивизии, которую держал при себе Чжан Цзолинь, к ее роли в соотношении сил китайских милита­ристов? Как относилось большевистское руководство, с самого начала и до конца резко отрицательно, или же все-таки были ка­кие-то нюансы, какие-то моменты нового отношения, учитывая, что, как Вы правильно напомнили, уже с 1927 г. резко обостри­лись и даже ухудшились отношения между Москвой и Чан Кай­ши, Москвой и центральным пекинским правительством? Как московское центральное правительство относилось к этой диви­зии?

           Г.В. Мелихов. Есть огромное количество фактов. Они пока­зывают, что отношение было крайне отрицательным. Счита­лось, что это была белая русская часть, которая выступала про­тив ставленников Москвы - Чан Кайши, Фэн Юйсяна и других фигур помельче. А эта воинская часть, как писал Г.В. Чечерин, “безнаказанно разгуливала по всему Китаю и, пользуясь своей высокой военной квалификацией, одерживала победы”. Поэтому было вмешательство, были попытки устранения Нечаева и дру­гих командиров. Характерный факт. Китайское руководство за­хотело учесть всех военнослужащих, которые у него служили, приготовило для них анкеты и фотокарточки.

           Сделали это, а через некоторое время все эти материалы ока­зались в Генеральном консульстве СССР в Харбине и были най­дены при налете и обысках. То есть следили всячески и все вре­мя шла борьба, все время шли столкновения ставленников Моск­вы с этой группой и с северным китайским милитаристом Чжан Чжолинем, который был для Советского Союза врагом номер один.

           В документальном сборнике “ВКП(б). Коминтерн” очень хо­рошо представлено, как Москва накачивала туда средства, день­ги, поставляла оружие. Столкновения эти шли все время.

           Л.Н. Нежинский. Еще, пожалуйста, вопросы.

           А.К. Соколов. В судьбе этой дивизии очень большую роль иг­рали идеологические мотивы. Можно ли сказать, что из тех групп китайских милитаристов, которые Вы перечисляли, рус­ские военные выбирали, к кому примкнуть прежде всего по тако­му критерию: кто выступал против большевиков? Кто из этих китайских генералов выступает против большевиков, к тому са­мому мы и примкнем. И звучит имя Чжан Цзолиня.

           [137] А может быть, армия оказалась за границей, и надо было как-то существовать. Можно ли их рассматривать как первых на­емников в международной практике? Может быть, были какие- то материальные соображения? Их все-таки оплачивали.

           Г.В. Мелихов. Это на 98 процентов так. Это были наемники, добровольцы-наемники, получавшие регулярно жалованье и слу­жившие за него. Нечаев сам признавал: “Какие высокие идеи? Мы наемники, ландскнехты...”.

           А.К. Соколов. Теперь у меня вопрос, который вытекает из моего плохого знания ситуации на Дальнем Востоке. К нападе­нию на КВЖД в 1929 г. со стороны китайцев, это соединение имело отношение?

           Г.В. Мелихов. Нет, никакого. Они сражались во Внутреннем Китае - в регионе Пекин - Тяньцзинь - Нанкин - Шанхай. Это надо четко представлять себе. Они не имели никакого отно­шения к этим постоянным советско-китайским конфликтам в Маньчжурии по поводу КВЖД. Кто-то в 1920-х годах приезжал туда к родным, к знакомым в короткий отпуск, и только. Там они не воевали.

           П.Н. Зырянов. Каков был кадровый состав этой армии?

           Г.В. Мелихов. Состав был очень пестрый. Основу его состав­ляли кадровые офицеры и солдаты всех родов войск русской ар­мии. Были анненковцы, большое число казаков, много башкир и татар; много молодых людей из Харбина и других городов. Мно­гие из них шли в отряд из желания повоевать, испытать себя и т.д.

           Л.H. Нежинский. Это очень интересно. Эта служба привлека­ла очень многих эмигрантов, которые бедствовали, находились без средств, а в армии они получали крепкое жалованье, полное довольствие, обмундирование и т.д. Могу сказать, что это, конеч­но, были наемники. Но это трагедия людей, которые оказались в эмиграции.

           Л.H. Нежинский. Больше вопросов нет. Спасибо большое, Георгий Васильевич.

           Кто хотел бы очень кратко высказаться по поводу услышан­ного?

           А.К. Соколов. Георгий Васильевич очень хорошо осветил не­известные нам страницы истории, и мы с удовольствием все это выслушали. Качество доклада очень высокое.

           Л.H. Нежинский. Присоединяюсь.

           Г.В. Мелихов. Я надеюсь, что вы скоро сможете прочитать все это. Выйдет маленькая книжечка.

           Л.H. Нежинский. Вот это очень важно. Я хотел бы присоеди­ниться к тому, что сказал Андрей Константинович, только чуть- чуть развернуть эту мысль: не только поблагодарить докладчи[138]ка, но и обязательно просить его не ослаблять усилий для публи­кации этого материала и, может быть, с некоторым расширени­ем в плане вопросов, которые я Вам задавал, потому что этот период был очень своеобразный, драматичный с нескольких сто­рон, и не только со стороны СССР и Китая и китайского руко­водства, особенно, как вы знаете, после смерти Сунь Ятсена, ко­гда начал менять свою линию Чан Кайши, и со стороны рядом находившейся Внешней Монголии, которая была в очень тесном союзе с московским руководством, где тоже все было очень не просто. И проблема взаимоотношений этих трех стран с Китаем (не только с Внутренней Монголией, но и с центральным прави­тельством) стояла очень остро все эти годы. И, наконец, со сто­роны советского руководства, которое вело даже не двойствен­ную, а скорее какую-то тройственную линию в отношении Ки­тая, в отношении тех сил, которые поддерживали в это время Чан Кайши, потому что, с одной стороны, все-таки оглядыва­лись - как быть с Монголией, которую не хотели не только поте­рять, а прямо-таки считали своим оплотом в этом районе Азии и на Дальнем Востоке, примером которому должны, мол, следо­вать другие страны-соседи. Это первое.

           С другой стороны, очень осторожную линию вели и в отно­шении центрального пекинского правительства, потому что в Северном походе, которому противостояла эта дивизия, СССР все-таки немало и помогал Чан Кайши как главному инициатору этого похода. Помогали и материально, и командирами, и техни­кой. У нас были специальные постановления Политбюро: срочно организовать особые курсы подготовки китайских военных спе­циалистов в Москве и некоторых других городах, на два-три ме­сяца, с немедленной отправкой их в действующую армию Китая. Вот как реагировали! И такое было.

           А с третьей стороны, через Коминтерн не ослабляли внима­ния по поводу событий в Китае, настойчиво продвигали линию, что в Китае процесс национально-демократической революции заканчивается и пора продвигать китайских коммунистов к под­готовке китайской революции в китайских условиях, на китай­ский манер и т.д. (Об этом уже опубликованы документы.)

           И об этом становилось известно. Ведь Чан Кайши в ярость при­ходил от этого, когда узнавал об этом. И, кстати, это была одна из причин, отчего в 1927 г. фактически он разорвал отношения с со­ветским правительством, а в 1929 г. дело дошло до прямого военно­го столкновения между китайскими военными отрядами и частями нашей Дальневосточной армии... Вот ведь до чего дело дошло!

           И в этом контексте - положение и действия этой дивизии, фа­ктически не только дивизии, а в значительной мере всего слоя [139] русской эмиграции, которая находилась в Китае. И роль ее была далеко не последней в развитии внутриполитических событий.

           Они, между прочим, хорошо поглядывали на позицию Ва­шингтона, на позицию Парижа, на позицию Лондона в отноше­нии Китая. И даже сегодня появляются документы, особенно в виде переписки зарубежных дипломатов, бывших тогда послами и посланниками, которые уже прямо пишут, что они активно эти страны нацеливали: “Вот вы имейте в виду - да, Чан Кайши хо­рошо, но надо делать так, чтобы Советская Россия сюда вошла так, что потом никогда не выйдет”. Понимаете? Вот какой тут клубок проблем.

           Мы Вас благодарим сердечно за очень непростое выступле­ние на нестандартную тему, желаем всяческих успехов, чтобы эту работу завершить то ли в виде брошюры, то ли в виде статьи. Мы хотим Вам пожелать подготовить такой труд, который с очень большим интересом будет встречен нашей российской на­учной общественностью.

           Г.М. Мелихов. Я хочу в этой книге показать, как на этой рус­ской дивизии переплетались интересы всех заинтересованных сторон. Она была в Шанхае, она была в Тяньцзине, она была в Пекине. И везде там были дипломатические представительства иностранных держав.

           Особенно интересна активная роль Японии и Советского Со­юза, который буквально скрежетал зубами по поводу действий этой дивизии.