Труды Института российской истории. Выпуск 5 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: Наука, 2005. 350 с. 22 п.л. 23,1 уч.-изд.л. 400 экз.

Образ Европы в советской карикатуре 20-30-х годов

Автор
Голубев Александр Владимирович

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Голубев А.В. Образ Европы в советской карикатуре 20-30-х годов // Труды Института российской истории. Вып. 5 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2005. С. 273-299.

Текст статьи

[273]

А.В. Голубев

ОБРАЗ ЕВРОПЫ В СОВЕТСКОЙ КАРИКАТУРЕ 20-30-х ГОДОВ[*]

 

           Советская политическая карикатура, представлявшая собой “своеобразное сочетание политики, идеологии и собственно по­пулярной литературы”[1], обладает ценностью в качестве истори­ческого источника, хотя лишь в самые последние годы в россий­ской историографии появились работы, где она рассматривается с этой точки зрения[2].

           Изученная на протяжении, скажем, двух десятилетий, она по­зволяет проследить все зигзаги, повороты, нюансы официальной пропаганды. Но есть и другой пласт исторической реальности, раскрыть которую также можно через анализ политической ка­рикатуры. Речь идет о тех образах внешнего мира, которые фор­мируются в массовом сознании.

Информация о внешнем мире, доступная подавляющему большинству советских граждан, была ограничена, каналы ее по­ступления практически полностью контролировались властями. Тем более это относится к информации визуальной - помимо не­многочисленных и зачастую некачественных фотографий в газе­тах и журналах источником ее могла служить лишь кинохроника, также относительно малодоступная. И поэтому любые офици­альные сообщения, газетные статьи или радиопередачи о совре­менной жизни за рубежом очень часто вызывали зрительные ас­социации именно с карикатурами, которые публиковались в прессе, составляли часть привычной повседневности и, что нема­ловажно, с точки зрения содержания практически повторяли ос­новные темы и сюжеты советской пропаганды. И поэтому образ мира, в первую очередь Запада, для значительной части совет­ского общества приобретал явно выраженные карикатурные, гротескные черты. Конечно, это в полной мере осознавалось и [274] использовалось теми, кто занимался формированием у советских людей соответствующей картины мира. Более того, гротеск рас­сматривался как наиболее адекватное отражение внешнего мира. “В этой борьбе смехом мы имеем право изображать врага кари­катурно. Ведь никто не удивляется, когда Ефимов или кто- нибудь другой из карикатуристов ставит Макдональда в самые неожиданные положения, в которых тот в действительности ни­когда не был. Мы очень хорошо знаем, что это большая правда, чем лучшая фотография Макдональда, потому что художник этим искусственным, неправдоподобным положением карикату­ры выясняет внутреннюю правду (курсив мой. - А.Г.) ярче и острее, чем какой бы то ни было другой прием”, - говорил А.В. Луначарский[3].

           В образном ряду, формирующем представления о внешнем мире, политическая карикатура занимает особое место. С одной стороны, для нее характерна особая емкость образа, эмоцио­нальность (с ироническим или саркастическим оттенком) и, в ее советском варианте, абсолютная идеологизированность. “В лис­товках ли, плакатах, лубочных картинках на печатном поле га­зетных полос, карикатура всегда четко и ясно разрешала тот или иной политический момент даже перед теми, кто менее всего по­священ в события политического дня. Масса знакомится с поли­тическим моментом еще до прочтения передовицы, до отдельных статей на определенную тему”, - подчеркивалось в одной из бро­шюр того времени[4]. С другой стороны, карикатура - часть повсе­дневности, которая не всегда воспринималась читателями как пропаганда, выступая порой под маской “развлечения”, но из-за своей распространенности и особенностей восприятия запомина­лась и накладывала несомненный отпечаток на формирование образа иной страны или культуры. Оставляя в стороне многие нюансы, карикатура формирует упрощенную картину реально­сти, опираясь при этом на уже существующие установки, пред­ставления, стереотипы.

           Образ страны или группы стран в карикатуре подменяется маской, упрощенной до примитивизма и за редким исключением откровенно черно-белой в своих оценках. Но и эти маски (кото­рые могут меняться, иногда почти мгновенно, исчезать и возни­кать вновь) остаются важной составной частью образа, в значи­тельной мере определяя его эмоциональную окраску.

           Как отмечал критик В.П. Полонский, “карикатура принадле­жит к самому меткому виду оружия. Карикатура казнит смехом. А от смеха не спасает ничто - ни миллионная армия, ни наемные перья, ни каменные стены. Оттого-то искусство карикатуры - [275] могучее искусство. Оно дается немногим. Карикатура - как и плакат - орудие борьбы. Когда карандашом художника переста­ет водить боевая задача - пафос карикатуры гаснет. Она потуха­ет как электролампа, в которой перегорела нить”[5].

           Еще более определенно о советской политической карикату­ре высказался видный коминтерновец Ф. Кон: “Часовой, воору­женный карандашом и зорко наблюдающий за готовящим новую интервенцию классовым врагом и разоблачающий его приемы”[6]. Необходимо отметить, что термин “политическая карикатура” в СССР межвоенного периода применялся исключительно к кари­катуре на международные темы. Карикатуры, посвященные внутренней жизни СССР, независимо от темы и сюжета, таковы­ми не считались. Порой подобная практика вызывала обоснован­ные возражения, однако продолжала оставаться общепринятой. В данном очерке мы будем пользоваться именно этой термино­логией.

           Как подчеркивает А.В. Дмитриев, “в отличие от западного элитарного подхода к карикатуре, в России она использовалась как особая коммуникация властей с широкими массами населе­ния. Ее злость и простота были достаточно понятны для любого читателя и зрителя”[7]. В свою очередь, Б. Ефимов убежден, что уже к началу 1920-х годов карикатура заняла в советской печати такое место, какого она никогда и нигде не имела на Западе. Там карикатуры, за редким исключением, носили развлекательно­бытовой характер, появлялись главным образом в воскресных, спортивных или юмористических выпусках. «Неудивительно, что буржуазная пресса была определенно озадачена активно­стью советской сатиры, когда “Правда” - газета мирового значе­ния, а вслед за ней “Известия” и другие советские газеты прида­ли карикатуре значение важного и ответственного политическо­го материала, используя ее как острое и сильное агитационное оружие» - вспоминает Б. Ефимов[8]. Тут же он приводит ряд при­меров перепечатки советских (в частности, своих собственных) карикатур западными изданиями. По мнению художника, это го­ворило о “небывалом внутреннем и международном резонансе”, который получала советская карикатура. Однако, изучая кари­катуры тех лет, невольно приходишь к мысли, что западная пресса воспроизводила прежде всего те карикатуры, которые, по ее мнению, выходили за общепринятые рамки цивилизован­ной политической сатиры, представляя видных государствен­ных, политических, религиозных и общественных деятелей не просто карикатурным, но иногда откровенно оскорбительным образом.

           [276] Вышедшая в 1930 г. брошюра так определяла задачи совет­ской политической карикатуры: “Существует ходкое суждение о том, что карикатура является всемирной историей в эпиграм­мах. Это несомненно. Но советская политическая карикатура может к этому присоединить и то, что является отличительным для характеристики рабочей карикатуры, это - обличительный жар, который вскрывает и разит капиталистический мир... Ко­мическое в этой сатире не служит развлечением для читателя нашей прессы, а служит разоблачением, где едким смехом унич­тожается притязание врага и открывается путь к постиже­нию истинного смысла политического события (курсив мой. - А.Г.)”[9].

           Не случайно вводные статьи (иногда весьма развернутые) к альбомам карикатур, выходившим в 20-30-е годы, в ряде случаев писали видные политические деятели, такие, как А.В. Луначар­ский или Феликс Кон.

           Сатирическая печать неоднократно становилась объектом пристального внимания высшего партийного руководства. Так, в мае 1927 г. было принято постановление отдела печати ЦК ВКП(б) “О сатирико-юмористических журналах”, в августе 1928 г. - постановление секретариата ЦК ВКП(б) “О сатириче­ских журналах”. И впоследствии (в частности, в 40-50-е годы) принимались специальные постановления ЦК, посвященные ра­боте журнала “Крокодил”.

           Темы карикатур для газеты “Правда” (реже “Известий”) ино­гда задавались “сверху”, что же касается журналов, если верить воспоминаниям Б. Ефимова, темы рисунков определялись редак­ционной коллегией. Их обычно предлагали сатирики-“темисты”, темы обсуждались редакцией, и только после этого за нее брал­ся кто-то из карикатуристов. Готовая карикатура обсуждалась вновь и после необходимой доработки шла в печать. Этот про­цесс занимал в среднем две недели[10]. Иногда публиковались кари­катуры, полученные в готовом виде от карикатуристов, не рабо­тающих в данном журнале, или даже от читателей (в “Крокодиле”, например, время от времени появлялись подборки читательских карикатур), порой перепечатывались рисунки из иностранных журналов.

           Для политической карикатуры было характерно обилие де­талей и многочисленных подписей различного уровня - эпиграфа (часто в виде цитаты), определяющего конкретный повод для по­явления данной карикатуры; названия карикатуры; подписи под рисунком, чаще всего в виде прямой речи действующих лиц; по­ясняющие надписи на тех или иных элементах рисунка. Не слу[277]чайно читатели того времени часто в своих письмах подчеркива­ли, что “любят читать карикатуры”[11].

           Характерной особенностью политической карикатуры явля­лась повторяемость и узнаваемость нескольких “масок” - импери­алист (цилиндр, монокль, мешок с деньгами), как правило, лишен­ный национальных примет, но иногда - с явным намеком на анг­лийское происхождение; военные (чаще других в форме Франции, Японии, Польши), социал-демократ; полицейский. Своеобразны­ми масками выступало и несколько наиболее одиозных для совет­ской пропаганды политических деятелей. Вскоре искушенный читатель уже безо всяких подписей узнавал тех или иных персона­жей, ориентируясь на привычные детали - подбородок Муссоли­ни, монокль Остина Чемберлена, конфедератка и усы Пилсудско­го, пилотка с кисточкой и характерный профиль Франко.

           Сатириков нередко критиковали за “копание в мелочах”, тре­бовали поднимать принципиальные вопросы общественной жиз­ни, однако здесь любого автора частушек, фельетонов, карика­тур подстерегали различные, иногда весьма значительные, не­приятные последствия. “Выход был найден. Сатира и юмор взя­лись за иностранный капитал. Здесь и критика, здесь и мировой масштаб. Да и вся страна жила мировыми проблемами. Слова: Лига наций, Чемберлен, Чичерин, ультиматум и другие - не схо­дили со страниц газет”, - подчеркивает Г.В. Андреевский[12]. Но и здесь возникали свои проблемы, о чем говорит карикатура И.А. Малютина с красноречивым названием “Зачемберлени- лись”, опубликованная в “Крокодиле” в январе 1926 г. Речь шла о том, что многие сатирики и карикатуристы занимались только внешнеполитическими сюжетами и не беспокоили “внутреннего врага”[13]. В результате уже в конце того же 1926 г. на карикатуре Ю. Ганфа “Лекарь Крокодил” предлагал Чемберлену: заходите в следующий номер, сейчас я занят внутренними болезнями...[14]

           Внимание советской сатиры к международной тематике то увеличивалось, то снижалось. Это было связано со множеством причин, в первую очередь, конечно, с ситуацией внутри страны и с той оценкой международной обстановки, которая давалась по­литическим руководством.

           Если посмотреть материалы “Крокодила” с 1922 по 1939 г., окажется, что наибольшее количество карикатур на междуна­родную тематику (180 карикатур в 48 номерах) было опублико­вано в 1923 г., когда в СССР всерьез ожидали начала мировой ре­волюции. На втором месте - 1936 (обострение международной ситуации, война в Испании) и 1939 г. (международный кризис, на­чало Второй мировой войны, советско-финская кампания), когда [278] в 36 журналах появилось соответственно 145 и 148 карикатур. На третьем месте - 1932 г., канун прихода Гитлера к власти в Герма­нии (131 карикатура в 36 номерах). А меньше всего внимания внешнему миру “Крокодил” уделял в 1927-1928 гг., годах “Вели­кого перелома” и начала массовой коллективизации (соответст­венно 26 и 12 карикатур в 48 номерах журнала за год). Даже зна­менитая “военная тревога” 1927 г. не изменила ситуации.

           Политическая карикатура публиковалась в газетах, журна­лах, в том числе специальных (сатирических или юмористиче­ских) . Расцвет ее приходится на 20-е годы, когда работали наи­более интересные советские карикатуристы, сложившиеся как мастера еще до революции (в основном вокруг журнала “Новый Сатирикон” - Дени, Моор, Черемных и др.), выходило множест­во сатирических журналов как в столице, так и в провинции, вплоть до уездных городов. Более или менее стабильными оказа­лись (среди столичных) московские журналы “Смехач” (1924-1928) и сменивший его “Чудак” (1928-1930), петроградские “Бегемот” (1924-1928), “Пушка” (1926-1929) и “Ревизор” (1929-1930). Однако с 1930 г. количество журналов резко сокра­щается, вновь возникающие существуют лишь несколько меся­цев. В Ленинграде с 1930 г. сатирических журналов практически не издавалось; было два или три журнала в республиках, на язы­ках титульных наций. Эти журналы просуществовали до начала войны. Особняком стоят специализированные журналы “Ла­поть” (1924—1933) и “Безбожник” (1923-1941)[15]. Политические карикатуры регулярно печатались также в “Правде”, “Извести­ях”, “Огоньке”, выходили в виде альбомов видных карикатури­стов. Но, конечно, наиболее стабильным, популярным и много­тиражным среди советских сатирических журналов был “Кроко­дил”, который издавался в Москве с 1922 по 2000 г. с периодич­ностью в среднем три раза в месяц. Весьма значительным был и тираж издания - 150 тыс. экз. в 1923 г., 500 тыс. в 1933 г., 275 тыс. в 1939 г. Именно материалы “Крокодила” положены в основу данного очерка.

 

* * *

           Послевоенная Европа в изображении советских карикатури­стов 1920-х годов представляла собой довольно жалкое зрелище. Как гласила стихотворная подпись к одному из рисунков 1923 г.:

 

                               Европа смотрит взглядом тусклым,

                               Товара нет и порван зонт,

                               И под дождем штыков французских

                               Европы мрачен горизонт[16].

 

           [279] “Французские штыки” появились здесь не случайно - в 20-е годы именно Франция воспринималась как доминирующая в военном отношении держава Европы, от Франции и ее восточно­европейских союзников, прежде всего Польши, исходила в пред­ставлении советского руководства и соответственно карикатури­стов непосредственная военная угроза для СССР. Необходимо оговориться, что основным источником угрозы, политической или экономической, в представлении советской элиты выступала Англия, которая, однако, в соответствии с традиционными рос­сийскими стереотипами, предпочитала воевать исключительно чужими руками. Позднее, в 30-е годы, роль источника основной военной угрозы в советских геополитических представлениях пе­рейдет к Германии, но за ее спиной все так же будет вырисовы­ваться зловещая фигура Джона Буля[17].

           Показателен обобщенный образ Европы тех лет. Нищая ста­руха с дырявым зонтиком; та же старуха, но уже безумная, уве­шанная оружием; официант, ожидающий чаевых от богатого клиента-американца - подобные изображения Европы в эти годы доминируют.

           Общеполитическая ситуация в Европе заслуживала не менее саркастических оценок советских карикатуристов. Немая сцена из “Ревизора”, где в роли Городничего - Капитал, Анна Андреев­на и Марья Антоновна (в подписи к карикатуре почему-то Ага­фья) - соответственно Ллойд Джордж и Пуанкаре, Добчинский и Бобчинский - Польша и Финляндия и т.д., - такой виделась Европа художникам “Крокодила” в начале 1922 г. Любопытно, что ни Хлестакова, ни жандарма, объявившего о появлении на­стоящего ревизора, на рисунке нет, и можно только догадывать­ся, что именно так поразило европейцев[18].

           В эти же годы нередко встречается сравнение Европы с орке­стром, играющим “кто в лес, кто по дрова” (так гласит подпись под карикатурой Д. Моора 1922 г.[19]). В 1927 г. тот же сюжет вос­произвел Ю. Ганф. На его карикатуре “Оркестр без дирижера” в качестве оркестрантов были изображены восточноевропейские страны, играющие на пушках, броненосцах, баллонах с ядовиты­ми газами и т.п. Но у карикатуры был и свой подтекст. “А где же дирижер? - Дирижер находится в Лондоне”, - гласила подпись под рисунком[20].

           Еще любопытней рисунок Б. Ефимова, появившийся в 1924 г. и озаглавленный “Европейская джаз-банда”. На сей раз дирижер в европейском оркестре присутствует - это Юз. Первая скрипка Болдуин, вторая - Эррио, лорд Керзон дует в 16-дюймовую “тру­бу”, польский пан играет на контрабанде (подчеркнуто - “опе[28]чатка”), Румыния на свирели, Макдональд после фальшивой но­ты (по поводу так называемого письма Зиновьева) уходит с рва­ной струной. В руках у Муссолини флейта из кости коммуниста, у Эберта пищик, фашист, сидящий верхом на Эберте, звенит в “треугольник” в форме свастики[21]... Очевидно, что подобные ка­рикатуры представляют собой уже не явление искусства, пусть даже искусства карикатуры, а, скорее, пособие к лекции о меж­дународном положении. И тем не менее нужного результата они достигали - читатель, внимательно рассмотревший рисунок, по­лучал наглядное представление о политической ситуации в Евро­пе в целом, конечно с точки зрения советской пропаганды.

           Другой расхожий образ Европы на рубеже 20-30-х годов - дом, то сумасшедший, то игорный, общежитие, наконец, ноч­лежка.

           В феврале 1929 г. в “Известиях” появилась карикатура Б. Ефимова «Сумасшедший дом “Европа”», тут же перепечатан­ная в ряде зарубежных изданий[22]. Среди персонажей карикату­ры - Пуанкаре - “война”, разрывающий Версальский договор и рычащий “Р-р-р-у-у-р-р!” (буйное помешательство); Муссолини в тоге римского цезаря, утверждающий “Италия - это я”, и Пил­судский в роли Наполеона (мания величия); лорд Керзон, рву­щийся к нефти, и т.д.

           На многофигурной композиции К. Ротова, опубликованной в 1929 г., Европа представала как общежитие, напоминавшее со­ветскую “коммуналку”. Вокруг двери с надписью “СССР” стол­пились добрые соседи. Финляндия жаловалась окружающим: “Все стучит, строит”, Эстония поддакивала: “Электричество жжет”. Франция советовала поляку: “Вот нож, ткни его, когда отвернется”. Румыния, изображенная в виде злой старухи с при­мусом в руках, мечтала: “Еще бы участок оттяпать” (это, конеч­но, был намек на Бессарабию). В стороне стояла Англия, много­значительно бормотавшая: “Нельзя не признать... “[23]

           В 1931 г. появилась новая композиция Ротова «Жилкоопера­тив “Мировое капиталистическое хозяйство”». На сей раз, поми­мо европейских стран, в число персонажей карикатуры вошел и “ответственный съемщик” Америка - с кнутом в руке. Но подав­ляющее большинство “членов жилкооператива” составляли европейские страны. В подвале поселились страны малые, вос­точноевропейские - Венгрия, Польша, Румыния, традиционно изображавшаяся со скрипкой в руках, Финляндия, вооруженная рогаткой. Первый этаж занимали наиболее респектабельные жильцы - Италия, Франция, Англия, второй этаж - Испания, Бельгия, Чехословакия. Там же оказалась и Германия, почему-то [281] с тюремными решетками на окнах (речь все же шла о демокра­тической Веймарской республике). Мансарду заселили прибал­тийские государства - Эстония, Латвия, Литва[24]. Главный смысл карикатуры был, впрочем, не в самом рисунке, а в подписи, в ко­торой содержался совет сделать этот дом “коммунальным”. Речь, по-видимому, шла о коммунистическом будущем Европы. И тем не менее звучала эта подпись для советского читателя довольно двусмысленно.

           Разумеется, советских сатириков занимали не только нюансы современного положения Европы, но и ее перспективы. Тема “мрачных горизонтов Европы” занимала видное место в совет­ской карикатуре. При этом речь шла, во-первых, о надвигаю­щемся или, на рубеже 1920-1930-х годов, уже разразившемся со­циально-экономическом кризисе, и, во-вторых, о перспективах европейской революции, означавшей конец старой Европы.

           В 1922 г. появилась известная карикатура И. Малютина “В Европу из России”, на которой был изображен Голод в виде скелета с косой на фоне силуэта западного города. Комментарий к карикатуре гласил: “В Англии 1,5 млн безработных, в Париже рекомендуют потреблять меньше хлеба”. Голод мрачно добавлял от себя: “В Европе растет безработица, зато я в этом году, кажет­ся, буду работать сверхурочно”. Надо помнить, что в самой Со­ветской России только еще заканчивался страшный голод в По­волжье, в то время как в Европе, даже разоренной войной, ниче­го подобного не было ни в 1922 г., ни в последующие годы. Тем не менее, карикатура была опубликована в нескольких изданиях и впоследствии неоднократно воспроизводилась[25].

           Позднее, в годы мирового экономического кризиса, карика­туры, связанные с безработицей, закрытием предприятий, исчез­новением потребительского спроса, финансовыми катастрофами, регулярно появлялись в советской прессе. В частности, биржевой крах в США и последовавшие за этим финансовые потрясения в Европе породили новый сюжет, повторенный многими карикату­ристами. Речь шла о самоубийстве банкиров как факте повсе­дневном, даже бытовом; одни стрелялись, другие вешались или выбрасывались из окна. Не случайно появилась карикатура “На костюмированном балу в Европе”, где был представлен мас­карадный костюм банкира - поношенный фрак, помятый ци­линдр, в руке револьвер[26]. А кое-кто из промышленников, если верить карикатуристам, даже спас свое предприятие от кризиса, перейдя на производство пистолетов для самоубийц.

           Видное место занимала тема послевоенных долгов. В качест­ве главного кредитора выступали, разумеется, США, но и евро[282]пейские державы пытались получить свою долю. Так, на карика­туре И. Малютина “Самогонный аппарат” и на рисунке М. Че­ремных “Все с рабочего” была изображена одна и та же цепоч­ка - США, Англия, Франция пытаются получить долги у худой, оборванной Германии, причем одна из карикатур была снабжена стихотворной подписью:

 

                               Англичанин на француза,

                               На Германию француз.

                               Все друг с друга без конфуза

                               Рвут, дерут, входя во вкус[27].

 

           Германские долги (и вообще положение послевоенной Гер­мании) вызывали особое сочувствие у советских карикатуристов. Эта тема вновь и вновь появлялась на страницах “Крокодила”. Так, на карикатуре Б. Ефимова “В германском ресторане” фран­цузские офицеры (имелась в виду союзническая контрольная ко­миссия) заявляют немецкому официанту: “Мы за тобой следим, ты за это сам нам должен...”[28]

           Тема задолжавшей Германии позволяла заодно покритиковать и политику Лиги Наций. На рисунке Ю. Ганфа с красноречивым на­званием “Смотрит в Лигу, а видит фигу” голая, изможденная Герма­ния, почему-то ярко-зеленого цвета, просит раздевающего ее фран­цуза оставить хотя бы фиговый листок. Наблюдающий за ситуа­цией в качестве представителя Лиги Наций английский министр иностранных дел О. Чемберлен меланхолично поясняет: вот листок (с обещаниями), а фига отдельно...[29] Логичное завершение отноше­ний Германии с Лигой Наций в представлениях советских карикату­ристов продемонстрировала карикатура К. Ротова на которой изо­бражено дерево с надписью “Лига Наций”. На одной из веток этого дерева висит Германия - тощая, язык высунут, в колпаке[30].

           Конечно, не остались без внимания и коллизии, связанные с отказом большевиков платить по долгам царского и Временного правительства. На одной из карикатур, опубликованных в том же 1925 г., в ответ на обращенные к СССР требования уплатить дол­ги, трудящиеся европейских стран в свою очередь спрашивали у капитала Англии, Франции, США, Германии: где наш сын, брат, муж, отец (имелись в виду погибшие на мировой войне). А закры­ла тему в 1928 г. карикатура В. Козлинского “Еще об очередях”. В Наркомфине СССР в очереди за царскими долгами стоят Франция, Польша и старушка Германия; на кассе объявление “Не выдаются и не будут”[31].

           Пренебрежительное отношение художников “Крокодила” к Европе хорошо иллюстрируется карикатурой “Старушка Европа [283] перед богатырской заставой”. В роли богатырей выступали, ра­зумеется, красноармейцы. Если в данном случае в рисунке преоб­ладает добродушная ирония, то в следующей публикации на схо­жую тему уже царит откровенная сатира. На многофигурной, за­нимающей целый разворот журнала, композиции Ю. Ганфа “Крестовый поход. Капиталисты мира против большевиков” большая группа западноевропейских политиков и российских эмигрантов (в том числе О. Чемберлен в доспехах, Э. Эррио в бе­лье и ночном колпаке, маршал Фош на игрушечной лошадке и т.д.) длинной вереницей отправляются в поход против СССР. От­дельно тема “крестового похода” обыгрывается в том же номере в карикатуре К. Ротова - на сей раз среди участников похода только восточноевропейские страны, причем главным инициато­ром этого “мероприятия” является Болгария[32]. Вообще тема уг­розы СССР со стороны его ближайших соседей возникает посто­янно, и при этом нередко подчеркивается роль великих держав. В качестве иллюстрации можно привести одну из карикатур 1931 г. с многозначительным названием “В панъевропейской больнице”. Главным персонажем является, конечно, выдвинув­ший идею “Пан-Европы” А. Бриан, который заражает восточно­европейские страны (узнаваемы на рисунке, в частности, Польша и Болгария) бациллами бешенства, направленного против СССР[33].

           Советская пропаганда пользовалась любым, даже относи­тельно незначительным поводом, чтобы противопоставить срав­нительные исторические перспективы Европы и Советской Рос­сии. Например, отставка коалиционного кабинета в Англии и очередной парламентский кризис во Франции в 1922 г. вызвали к жизни карикатуру “В море истории”. На ней было изображено бушующее море; с английского корабля сбрасывают Ллойд Джорджа, французский корабль тонет, а советский корабль, с по­путным ветром, рассекая волны, гордо идет вперед...[34]

           Не менее красноречивы три карикатуры одного автора, Ю. Ганфа, появившиеся в 1925, 1929 и 1939 гг. На первой из них несколько европейских стран, в том числе Франция, Польша, Германия, Румыния с завистью смотрят на дородную беремен­ную красавицу - Советскую Россию (карикатура появилась в свя­зи с утверждением бюджета СССР на 1926 г.). Две последующие представляют собой вариации одного и того же сюжета - на обе­их Америка и Европа бегут, обливаясь потом, по рытвинам и кочкам, а молодой атлет, СССР, уверенно догоняет их (впрочем, за 10 лет, разделявших появление этих карикатур, догнать их он так и не сумел)[35].

           [284] Еще один персонаж, с которым приходится иметь дело Евро­пе, это Америка. Тему большинства карикатур, связанных с европейско-американскими отношениями, определяет название одной из них - “Европа, придавленная долларом”. Огромный “дядя Сам” (так транскрибировалось в те годы знаменитое “дядя Сэм”, и местоимение “сам” неоднократно обыгрывалось советскими карикатуристами) свысока поглядывал на маленьких европей­цев: то требовал с них долги, то давал в долг. Так, на рисунке Ю. Ганфа, появившемся на обложке “Крокодила” в 1933 г., в игорном доме “Европа” за столом сидели игроки: Америка, само­довольная, вальяжная, с кучей выигранных монет перед ней; Франция, девица нестрогого поведения, с кучкой монет помень­ше; Германия, одетая в рванье, с трубкой во рту, но без единой копейки; наконец, Англия с жалкой кучкой оставшихся монет[36]. В конце концов, на новогодней карикатуре 1933 г. “дядя Сам” за долги просто повесил печать на Европу и европейцев[37].

           Множество карикатур, особенно в 20-е годы, было посвяще­но теме классовой борьбы и перспективам европейской револю­ции. В начале 1922 г. даже появилась карикатура “Последняя мирная конференция”. Сюжет ее прост: группа буржуазных по­литиков во фраках и цилиндрах сидит в тюремной камере. Текст поясняет: происходит эта “конференция” после провозглашения Европейской советской республики[38].

           Рабочие демонстрации, столкновения с полицией, репрессии против коммунистов, деятелей рабочего или крестьянского дви­жения, подавление национально-освободительной борьбы в ко­лониях - все это постоянно возникало на страницах “Крокодила”, других журналов и газет.

           В качестве типичного можно привести рисунок, обыгрываю­щий заглавие знаменитого романа Ремарка. Подпись под карика­турой гласила “На Западе не без перемен”. На ней был изобра­жен буржуй с сигарой во рту в полном унынии. А на календаре, висевшем на стене, помимо кризиса, безработицы, забастовок были отмечены еще и голодные походы[39]. “Призрак бродит по Европе” - провозгласил на обложке журнала в конце ноября 1931 г. М.М. Черемных. Красный пролетарский призрак вставал на фоне немецкого города - 8 млн голосов, утверждала подпись, было подано за коммунистов на парламентских выборах в Гер­мании[40].

           Одна из карикатур К. Ротова, появившаяся в самом начале 1932 г., как бы подводила итог европейскому кризису. Она была создана по мотивам знаменитой картины Брюллова “Гибель Помпеи”. На большом, занимавшем две страницы многофигур[285]ном рисунке на фоне зарева рушились дома, а заодно - и курсы европейских валют. Сын-француз спасает мать-белоэмигрантку (намек на то, что именно Франция дала приют значительной ча­сти эмигрантов), фашист со свастикой и социал-демократ несут на руках Капитал. Кто-то стреляется, спасаются бегством Каут­ский и Джон Буль...[41]

 

* * *

           Период 1920-1930-х годов часто именуется межвоенным пе­риодом, и для этого есть все основания. Довольно долго мир, пре­жде всего конечно, Европа, приходили в себя после Первой мировой войны. Но не успели еще залечиться все раны, как на горизонте замаячила Вторая мировая...

           В течение всего межвоенного периода Европа стремилась к длительному (а то и вечному) миру и надеялась на дипломатию в деле предотвращения войны. В советском же обществе царили настроения противоположные.

           Возможность войны с “капиталистическим окружением” в 20-е годы (вопреки расхожим современным представлениям) ощущалась гораздо более остро, чем в 30-е. Причин для этого много: живая память о мировой и гражданской войнах с участием иностранных держав; советская пропаганда, в которой эта тема муссировалась постоянно; особенности восприятия, когда дохо­дившая, например, до деревни, внешнеполитическая информация многократно искажалась и “перекраивалась” по законам мифо­логического сознания. Свою лепту вносила пропаганда, которая не уставала напоминать о “капиталистическом окружении”.

           Угроза новой войны всегда была одной из ведущих тем для карикатуристов. То Чемберлен, то Пуанкаре, то “дядя Сам” спу­скали с поводка огромное бронированное чудище - войну - ог­ромную, страшную, как правило, в противогазе, ощетинившуюся пушками, на танковых гусеницах... Даже шаг, казалось бы веду­щий к укреплению мира - подписание пакта Бриана-Келлога и присоединение к нему СССР в августе 1928 г., так отразился в “Крокодиле”: западные дипломаты на рисунке подписывают пакт, приговаривая: “С удовольствием подписали бы и двумя ру­ками”. Но свободна только одна - каждый из них держит за спи­ной пистолет или бомбу. А на карикатуре М.М. Черемных, поя­вившейся на обложке журнала в начале 1929 г., пакт обсуждали красноармейцы. Один говорил: “С буржуями подписали мирный пакт, значит, нам домой”. Второй довольно остроумно (хотя и чи­сто по-советски) отвечал: “С ними, как в загсе - сегодня расписа­лись, завтра драка, буржуйской подписи не верь...”[42] Впрочем, [286] карикатуристы лишь следовали общему курсу советской полити­ки - так, “всесоюзный староста” М.И. Калинин в марте 1929 г., уже после присоединения СССР к пакту, в публичном выступле­нии заявил, что пакт “рассчитан на завуалирование перед широ­кими массами опасности будущей войны”[43].

           Не случайно на рубеже 20-30-х годов в “Крокодиле” неодно­кратно появлялись карикатуры на обывателя, который, сидя в своем уютном домике, не видит и не желает видеть ничего вок­руг - а за стенами его дома оскаленные рожи империалистов, ра­бочие со скованными руками, расстрелянные индусы и китайцы, до зубов вооруженные поляки или французы, пушки, танки, от­равляющие газы...[44] Ожидали не только войны империалистов против республики Советов; постоянно возникала тема и новой мировой войны, главными участниками которой должны были стать великие державы в самых неожиданных комбинациях - США против Англии, Англия против Франции и т.д.

           Виновники будущей войны, как это ни странно звучит, уже в конце 20-х годов были названы советскими карикатуристами по­именно. В конце 1927 г. появилось произведение Ю. Ганфа “Па­рад-алле”, где на арене играли мускулами чемпионы - причем не чемпионы мира, как подчеркивала подпись, а чемпионы войны. Англию на “чемпионате” представляли О. Чемберлен и С. Бол­дуин, Францию - Р. Пуанкаре, Италию - Муссолини, Испанию - Примо де Ривера, Польшу - маршал Пилсудский... Германия в этом первенстве участия не принимала[45]. Прошло два года, и в журнале появилась подборка шаржей, объединенная безапелля­ционным названием “Виновники будущей войны”. Любопытно сравнить персональный состав персонажей двух публикаций. Со­хранили свое место в этом не слишком почетном ряду Пуанкаре, Муссолини, Пилсудский, Примо де Ривера. После прихода к вла­сти лейбористского правительства английские консерваторы Чемберлен и Болдуин практически исчезли со страниц “Кроко­дила”; Англию на данной карикатуре представлял бывший ми­нистр финансов У. Черчилль. Зато появились папа римский Пий XI, регент Венгрии М. Хорти, бывшие президент Франции А. Мильеран и премьер-министр Болгарии А. Данков. Но самое интересное, что в числе виновников будущей войны, притом впервые на страницах “Крокодила”, появился глава Национал- социалистической рабочей партии Германии А. Гитлер. Правда, его внешность была еще не слишком известна, и карикатурист, по-видимому, рисовал его понаслышке. Гитлера без подписи уз­нать невозможно - лицо испуганное, довольно молодое, усики с острыми кончиками[46].

           [287] Опубликованная в первом номере “Крокодила” за 1929 г. ка­рикатура Ю. Ганфа “Буржуазная Европа вкушает мир” как бы подводила итог всей европейской дипломатии 20-х годов. Вечер­ний европейский город: в окнах военные, склонившиеся над кар­тами, и фашисты, собравшиеся вокруг стола со свастикой; буржуа внимательно слушают кюре и генерала; обыватели тем време­нем развлекаются, наблюдая канкан и стриптиз. А на улице - ра­бочая демонстрация, в порту военные корабли с флагами США, Франции, Англии, Японии. И над всем этим нависает огромная фигура в форме, противогазе, с винтовкой[47].

           Новая программа вооружений, принятая тем или иным госу­дарством, иногда просто очередной бюджет, предусматриваю­щий рост военных расходов хотя бы в рамках инфляции, - все вызывало у карикатуриста и, соответственно, у читателя образ “безумной Европы”, увешивающей себя оружием. Уже в 1922-1923 гг. понятие “гонка вооружений” прочно обосновалось среди основных стереотипов, внедрявшихся советской пропаган­дой, в том числе и средствами политической сатиры[48].

           Любые, достаточно, впрочем, робкие и безрезультатные, по­пытки западной дипломатии ограничить гонку вооружений зара­нее вызывали скептическое отношение советских сатириков. Характерна карикатура М. Черемных, на которой все тот же лауреат Нобелевской премии мира Чемберлен, оседлав явно сла­беющего, теряющего на лету перья голубя с оливковой веткой в клюве, подгонял его, приговаривая: “Донеси только до Женевы, а там хоть сдохни!”[49]

           Идеи демократического пацифизма, призывы воспитывать отвращение к войне и насилию, начиная со школы и т.п. - все это являлось благодатным материалом для новых карикатур. Одна из них, опубликованная в 1931 г., так и называлась - “В школе Лиги Наций”. Ангел мира входил в школу Лиги Наций, учителя­ми в которой были О. Чемберлен и А. Бриан, ребенком с олив­ковой ветвью в руках, а выходил в виде здоровенного детины в военной форме, вооруженного до зубов, держащего в руках бал­лон с отравляющим газом и план нападения на СССР. За плеча­ми у бедного ангела появились крылья от бомбардировщика со свастикой[50].

           Ангел мира, несмотря на подчеркнутый антиклерикализм со­ветской пропаганды, появлялся на страницах “Крокодила” до­вольно часто. Так, на рисунке Б. Ефимова “Худой мир” доктор Чемберлен предлагал тощему, темно-зеленому ангелочку отдох­нуть годика два-три[51]. Иногда ангел представлял собой лишь ук­рашение, ширму, за которой скрывалась война со всеми своими [288] атрибутами. Неоднократно он представал в военной форме и с винтовкой, его давили танками, протыкали штыками, резали на куски буржуазные дипломаты...[52] Логичное завершение эти сю­жеты нашли в карикатуре, появившейся в 1940 г., на которой у закрытых дверей Лиги Наций тощий, оборванный ангел мира просил подать ему на вооружение[53].

           Все же на протяжении 20-х и начала 30-х годов тема будущей войны оставалась на втором плане по сравнению с внутриполити­ческими сюжетами европейской жизни - кризисы, революцион­ное движение, репрессии, тяжелое положение трудящихся и т.д. Да и “виновники будущей войны” иногда подбирались по очевид­но случайному принципу.

           В 1933 г. к власти в Германии приходит Гитлер, и вскоре те­ма фашистской агрессии выходит на первый план. Только в “Крокодиле” за 1933-1939 гг. этой теме было посвящено более 200 карикатур, кроме того, они регулярно публиковались в дру­гих журналах и газетах, в тематических альбомах известных ка­рикатуристов.

           На первых порах преобладала тема перевооружения Герма­нии. Немецкие дипломаты изображались на фоне пушек, генера­лы просили разрешения построить уже готовые к полету бомбо­возы, голубь мира в немецком варианте был приспособлен для фотографирования неприятельских позиций и разбрасывания ба­ктерий[54]. Выход Германии из Лиги Наций в октябре 1933 г. был расценен карикатуристами как первый шаг к войне - вслед за не­мецким дипломатом двинулся в путь скелет в противогазе, с вин­товкой в руке[55]. Не обошлось, конечно, и без выпадов в адрес ми­рового империализма: в полном соответствии с официальной со­ветской пропагандой уже в 1933 г. “добрыми феями” Адольфа Гитлера были объявлены магнаты Уолл-стрита, Англии, Фран­ции и Рура[56].

           Вскоре появились сюжеты, связанные уже с конкретными территориальными претензиями Германии - относительно Авст­рии или Саарского бассейна. Что же касается антисоветских зая­влений гитлеровского руководства, они были прокомментированы следующим образом. Стоящий перед картой пятилетки, огром­ный симпатичный тевтон с мечом предостерегал противного штурмовика с дубиной: “У них есть кое-что, чего не было даже у Рима”[57].

           Ряд карикатур отражал наметившееся сближение Германии и Японии. “Брак по любви... к чужим территориям” - так называ­лась карикатура Б. Ефимова 1936 г., на которой японец, с вожде­лением рассматривавший глобус, покрытый немецкими и япон[289]скими флажками, сжимал в объятиях огромную Германию в тев­тонском рогатом шлеме, с длинной белокурой косой и... с неиз­бежными усиками[58].

           Особый сюжет этих лет - германо-итальянское сближение, ось “Берлин-Рим”. Муссолини и Гитлер фигурируют в целом ря­де карикатур. На одной из них тевтон Гитлер и римлянин Муссо­лини “на потребу богу войны” куют ось для колесницы Марса. На другой - проект статуи германо-итальянской дружбы, изобра­жающей Гитлера в роли всадника, а Муссолини, соответственно лошади. И, наконец, оба союзника изображены голодными вол­ками на европейской дороге[59].

           Однако настоящей темой дня стала, конечно, немецко-итальян­ская интервенция в Испании. Только в “Крокодиле” появилось свыше 30 карикатур на эту тему; вышел специальный альбом Б. Ефимова[60].

           Немецкие “добровольцы” в Испании на фоне трупов и руин, гитлеровские генералы в штабе Франко, жертвы немецкой авиа­ции - все эти сюжеты постоянно повторялись в советской кари­катуре в 1936-1938 гг. В этой серии карикатур Гитлер и его союзник Муссолини выглядели опасными и могущественными злодеями, зато генерала Франко авторы карикатур то загоняли под стол, за которым сидели немецкие “советники”, то заставля­ли чистить сапоги Гитлеру и Муссолини, а на одном из рисунков Франко - в роли туземца в юбочке из листьев - целовал ноги немцу-колонизатору[61].

           Почти столь же презрительно изображались в карикатурах на испанскую тему Великобритания, Франция и их политика не­вмешательства: агрессоры стригли когти британскому льву, на­ступали на хвост, а тот все предлагал одну уступку за другой.

           Если Гитлер и его союзники на фоне своих испанских сател­литов или западноевропейских дипломатических партнеров вы­глядели весьма грозно, то на фоне СССР они же становились подчеркнуто жалкими, уродливыми, бессильными. Подобные ка­рикатуры с соответствующими надписями, например “Видит око, да зуб неймет”, регулярно появлялись в “Крокодиле”. У Гитлера были “коротки руки”, чтобы схватить глобус с изображенным на нем СССР; фашистская свинья беспомощно ковырялась у высо­кого советского забора; немецкий фашист за школьной партой учил уроки истории (Ледовое побоище), географии (где находит­ся озеро Хасан), арифметики (рост производства в СССР)[62].

           Оккупация Австрии, ввод войск в Рейнскую демилитаризо­ванную зону, угрозы в адрес Чехословакии и Польши - все отра­жалось в карикатуре. Если в 1925 г. Германия была изображена [290] в качестве приживалки в “польском коридоре”, то на рисунке 1937 г. лакеем в Данцигском коридоре оказывался уже поляк, за­то в комнатах уютно устроились хозяева-нацисты[63]. А польский министр иностранных дел Ю. Бек, изображенный в виде собачон­ки, униженно ждал подачек с немецкого стола[64].

           Германия представала в образах то свирепого кабана (1936), то паука, подбирающегося к нейтральным странам (Голландия, Бельгия, Швейцария, 1937), то волка из сказки о Красной шапоч­ке - только Красных шапочек на рисунке четыре: это Австрия, Венгрия, Румыния, Югославия (1937)[65]. И все более жалко и бес­помощно выглядели перед лицом агрессора “умиротворители” - британский лев, он же Джон Буль, Марианна, их восточноевро­пейские союзники.

           В новой международной ситуации по-новому переосмыслива­ются и знакомые сюжеты, связанные с образом “Европы-дома” и “Европы-оркестра”.

           На двух композициях, принадлежавших кисти Ю. Ганфа, предстает совсем другая Европа, разделенная на несколько дос­таточно определившихся групп: государства агрессивные, нейт­ральные, проводившие “политику умиротворения”. Одна из ком­позиций, появившаяся в 1937 г., воспроизводила сюжеты пьесы М. Горького “На дне”. В переполненной ночлежке Франко и японский офицер нанимали нищих белогвардейцев, журналист из “Фелькише Беобахтер” торговал тухлыми утками, немецкий фа­шист жарил пушки вместо мяса, помешанный чиновник немецко­го общества любителей чужих колоний грыз карту мира, немец и итальянец играли в карты на Австрию, Муссолини штопал тогу, побитый самурай считал шанхайские убытки, гестаповец платил “троцкистам”, в форточку лезла ученица гестаповца - Польша, и, глядя на все это, кричал, сидя на жердочке, попугай из Лиги Наций[66].

           Уже накануне Второй мировой войны получила свое логич­ное завершение и тема “Европа-оркестр” в многофигурной кари­катуре с красноречивым названием “Ансамбль международной свистопляски”. На сей раз Европа предстает в виде не столько ан­самбля, сколько сборного эстрадного представления, организо­ванного не слишком разборчивым импресарио. Муссолини поли­вает водой Джона Буля; Италия режет на куски Албанию; бри­танскому льву в хвост забили ось “Берлин-Рим”; Джон Буль и Марианна держат перед фашистом бумажный обруч; Германия крадет у Румынии нефть; нейтралы поют: “А мы просо сеяли”, агрессоры же (Япония, Германия, Италия) отвечают им: “А мы просо вытопчем”; итальянские финансы поют романсы; Франко [291] слушает японца, немца, итальянца; немецкий фашист дирижиру­ет Румынией...[67]

           В 1938-1939 гг. появляется ряд карикатур, посвященных аг­рессивным намерениям Германии относительно Чехословакии, как до, так и после подписания Мюнхенских соглашений, и Поль­ши. Однако уже в июне 1939 г. рисунков на международные, осо­бенно европейские темы становится все меньше.

           В первые месяцы Второй мировой войны советская пропа­ганда находится в состоянии полной неопределенности. Неожи­данный для абсолютного большинства поворот во внешней полити­ке СССР, обозначенный пактом Риббентропа-Молотова, привел к растерянности в обществе, в том числе и среди карикатуристов. Мгновенно (и уже до 22 июня 1941 г.) исчезают все карикатуры, изображающие Германию. Тема Англии и Франции во второй половине 1939 г. возникает лишь несколько раз, в связи с тягота­ми войны для рядовых европейцев. Доминирует сначала поль­ская тема (поражение Польши и “освободительный поход” Крас­ной Армии, ликование польского народа, преобразования на бывших польских территориях), позднее - финская, связанная с советско-финской войной.

           В 1940 и первой половине 1941 г. карикатуры на европейские темы вновь возвращаются на страницы “Крокодила” и других из­даний. Их основные герои - Англия, Франция, польские эмигран­ты, финны. Время от времени достается Румынии и Швеции. Большая часть карикатур посвящена международной тематике[68], ходу войны и тяготам военного быта в воюющих странах (Ита­лия и Германия в этом ряду, конечно, отсутствуют).

           Пройдет еще полгода, и начнется Великая Отечественная война. Германия, Италия и их сателлиты теперь предстанут пе­ред читателем в “образе врага”, в то время как Англия, а также Франция и Польша, пусть и оккупированные, будут рассматри­ваться в качестве союзников.

           К сожалению, объем статьи не позволяет подробно проана­лизировать, как в советской карикатуре 20-30-х годов отража­лась жизнь отдельных европейских стран. Остановимся лишь на том, какие из них привлекали наибольшее внимание, основыва­ясь на материалах “Крокодила”.

           Первое место, безусловно, принадлежало Германии. Из обще­го числа примерно 1600 политических карикатур более 550 (свы­ше 30%), так или иначе затрагивают связанные с ней сюжеты.

           Великобритания занимает почетное второе место (свыше 300 карикатур или чуть меньше 20%). На третьем месте Франция (более 250 карикатур, примерно 15%), на четвертом и пятом со[292]ответственно Япония и США, а затем вновь европейские стра­ны - Польша (170), Италия (130) и, с большим отрывом, Финлян­дия (около 30 карикатур).

 

* * *

           Образы внешнего мира, и в первую очередь Европы, создан­ные советской карикатурой 20-30-х годов во многом определили внешнеполитические стереотипы значительной части советского общества тех лет.

           В своих воспоминаниях старейший советский карикатурист Б.Е. Ефимов утверждает: “Образная форма карикатуры понят­нее, эмоциональнее и, главное, нагляднее любой литературной формы, так как сатирический рисунок конкретизирует явления и ситуации, приближает их к глазу читателя, переводит факты с языка логических понятий на язык зрительных образов”[69].

           С этим согласно и большинство исследователей. Как отмеча­ет А.В. Дмитриев, “из-за использования визуального канала воз­действия или критически нацеленного на отдельную важную те­му символа политическая карикатура становится действенным средством формирования общественного мнения. Ее апелляции к эмоциям вообще трудно противостоять, и ее воздействие до­вольно заметно до нашего времени (курсив мой. - А.Г.)”[70].

           Можно сделать вывод, что внешнеполитические стереотипы, сформировавшиеся в том числе под воздействием политической карикатуры в советском обществе 20-х, а особенно 30-х годов, отличались большой устойчивостью и в значительной степени сохраняли свое воздействие до конца 80-х годов, да и сейчас вре­мя от времени проявляют себя в общественном сознании[71].

 

 

           [292-294] СНОСКИ оригинального текста

 

[295]

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           А.К. Соколов:

           - Не могли бы Вы привести примеры, когда восприятие Европы в массовом сознании советских граждан было бы таким карикатурным, действительно ли карикатура влияла на формиро­вание общественного мнения, т.е. было ли карикатурным воспри­ятие европейской действительности в сознании советских людей?

           А.В. Голубев:

           - При исследовании 30-х годов встает одна очень большая проблема. Так как социологических опросов не проводилось, все имеющиеся у нас свидетельства (их достаточно много) фрагмен­тарны. Я не берусь дать оценку количественной стороне, т.е. оп­ределить процент советских граждан, на которых влияла карика­тура. Карикатурное представление о гражданах Европы со знаком минус, по крайней мере в 30-е годы, становится довольно частым явлением. Об этом можно судить по сохранившимся вы­сказываниям.

           Существовало и обратное представление - со знаком плюс.

           А.К. Соколов:

           - Факт, что карикатура действительно влияла на обществен­ное мнение. В источниках это прослеживается.

           А.В. Голубев:

           - Довольно часто Англию сравнивают с Джоном Булем. Это не советское изобретение, оно было и в XIX в. Или образ дяди Сэма применительно к Америке, особенно после войны, когда Америка занимает первое место в советской политической кари­катуре.

           Мне не попадались свидетельства прямого воспроизводства тех или иных карикатур в массовом сознании. Это не значит, что их не было. То, что в 30-е годы образ Запада стал приобретать определенные гротескные черты в советской пропаганде, это я могу проиллюстрировать. Я считаю, что карикатура сыграла в этом определенную роль.

           А.К. Соколов:

           - Вы говорили, что тематика карикатуры определялась на­верху. В ЦК ВКП(б), в его отделах, давалось задание - нужно вы­делить такие-то сюжеты.

           Мой опыт говорит, что задачи карикатуристам ставились не­сколько по-другому. Они должны были знакомиться с тем мате­риалом, который публикуется в печати, и искать там сюжеты, на [296] которые следовало бы обратить внимание. Интересно было бы установить степень независимости карикатурного творчества.

           А.В. Голубев:

           - Случаи, когда заказы давались сверху, были. Об этом пи­шет, в частности, Б. Ефимов. Основная масса карикатур рожда­лась как заказ редколлегии. Из потока международных событий выбирались те или иные темы для карикатур следующего номе­ра. Многие карикатуристы выбирали свои варианты. Сотрудни­ки, которые назывались “темисты”, готовили подписи для этих карикатур, иногда писали стихи, которые довольно часто дава­лись как подписи под рисунками, и через неделю-другую эта ка­рикатура публиковалась в печати. Так выглядел этот процесс.

           Г.А. Куманев:

           - В порядке небольшого уточнения, конкретизации темы Ва­шего доклада, его лучше назвать “Европа в советской внешнепо­литической карикатуре”, потому что каждое государство прово­дит и внутреннюю политику.

           Л.H. Нежинский:

           - Прослеживалась ли в карикатурном творчестве в наших сред­ствах массовой информации проблематика внутренней советской политики? (А.В. Голубев: “Да, оно было”.) Просто Вы этого созна­тельно не касались, поскольку тема Вашего доклада была другая.

           А.В. Голубев:

           - Да, эта тема преобладала, Вы правы.

           Г.А. Куманев:

           - Какие источники Вы рассмотрели, кроме “Крокодила”, ка­кие журналы, газеты, чтобы создать общее представление о дан­ной теме? Насколько советская внешнеполитическая карикатура была эффективна? И кого, кроме Бориса Ефимова, можно выде­лить из карикатуристов?

           Располагаете ли Вы фактами, когда высшие руководители того времени, включая Сталина, давали указания: как писать ка­рикатуры по такому-то сюжету, по такой-то теме, или нет? В ча­стности, на конференции по Нюрнбергу об этом интересно гово­рил Борис Ефимов.

           В.Б. Жиромская:

           - Рассматривали ли Вы художественные особенности различ­ных карикатуристов - Кукрыниксов, Ефимова и т.д.?

           А.В. Голубей:

           - Я знакомился с карикатурами в различных газетах и журна­лах, но сплошняком, массивом я смотрел только “Крокодил”. По[297]чему именно “Крокодил” и почему я счел возможным им ограни­читься? Это единственное сатирическое издание, выходившее по­стоянно, регулярно и на всю страну в течение всего этого перио­да. В 20-е годы сатирических журналов было много, я использо­вал отдельные карикатуры из них в качестве примеров, но одни из журналов существовали по нескольку лет, другие - по не­скольку месяцев, у некоторых было один-два выпуска, потом они исчезли. Что касается газет, то в них внешнеполитические кари­катуры появлялись примерно через номер. Это не дает полной картины, поэтому я и ограничился в основном материалами “Крокодила”.

           Термин “политическая карикатура” утвердился, существова­ла литература, посвященная советской политической карикату­ре, в названии специальных монографий стоял этот термин. Но при этом имелась в виду исключительно карикатура на меж­дународные темы.

           Далее - насчет художественных особенностей и карикатури­стов. Пожалуй, наиболее интересными в жанре международной карикатуры помимо Ефимова можно назвать Юлия Ганфа, Кон­стантина Ротова, Малютина, Баженова, карикатуристов более старшего поколения - таких, как Дени (Денисов) и Моор. Кукры­никсы появились уже чуть позднее. Было и много других.

           Что касается художественных особенностей, то это дело ис­кусствоведов.

           Теперь - о роли Сталина. Такие вещи, как правило, не откла­дываются в документах, я о них знаю из мемуаров, воспоминаний и статей Ефимова, который об этом подробно и с удовольствием писал несколько раз. Ефимов приводит несколько случаев, когда лично Сталин делал заказ на карикатуру и вмешивался даже в процесс ее создания, вносил корректировки в первоначальный набросок. Конечно, эти случаи были достаточно редкими.

           А.К. Соколов:

           - В Вашей теме самое важное, на мой взгляд, - это продол­жить намеченную работу. Если ставить вопрос о политической карикатуре, то это не совсем задача историка. Для нас гораздо важнее исследование вопроса о том, как эта карикатура влияет на формирование общественного сознания, как она способствует карикатурному восприятию мира, Европы.

           Когда я занимался этими материалами, я видел такое влия­ние, видел как действительно Запад воспринимался через кари­катуру, не так, как это было на самом деле.

           Вы упоминали сюжет, связанный с милитаризацией Европы в 20-е и 30-е годы. Совершенно очевидно, что в массовом сознании [298] карикатура настолько переборщила, что народ относился к это­му с испугом. На этой основе карикатура формировала воспри­ятие страха, отчужденности и другие проблемы. Или факт, свя­занный с Антантой. После гражданской войны определенно вос­принимаются в карикатурном виде и эмиграция, и сама Антанта, которая ее поддерживает, именно в таком плане формируется от­ношение к ней и к эмиграции, совершенно карикатурное и не со­ответствующее исторической реальности.

           Л.H. Нежинский:

           - В докладе затронута очень любопытная и до сих пор мало исследованная тема: отражение нашей карикатурной линии в ор­ганах печати в сочетании с основными направлениями междуна­родной политики Советского государства в 20-30-е годы.

           Судя по издаваемым сборникам документов, по тем сведени­ям, которые раньше появлялись в печати, эта линия играла очень большую роль в формировании общественного сознания населе­ния нашей страны. Причем постепенно менялись пропорции того давления и того эффекта, который появлялся в течение 20-х, по­том - 30-х годов, когда подрастало новое поколение. Многие мо­лодые люди газеты не особенно читали, а карикатуры не только видели, но и мгновенно запоминали, рассказывали друг другу, тем более, что какая-то часть этих карикатур не оставалась толь­ко на газетных полосах. Видимо, по указанию свыше, какие-то наиболее жесткие, хлесткие карикатуры вывешивались в виде плакатов на стенах, на заборах и т.д., и человеку не надо было раскрывать газету. Это был очень немаловажный канал форми­рования общественно-гражданского и общественно-политиче­ского сознания нашего населения. Тем более, это играло очень большую роль в области внутренней политики. Если мы посмот­рим наши основные газеты и журналы за 20-30-е годы, то мно­гое в разных плоскостях внутренней политики касалось и различ­ного уровня деятелей, и рядовых граждан.

           Было бы очень интересно, продолжая работу в этом направ­лении, через год-два создать такой сборник, где было бы много иллюстраций. Это бы произвело очень большое впечатление на читателей, и было бы полезно для исследователей. Можно пока­зать, как формировалась важная струя нашего общественно-гра­жданского, общественно-политического сознания, тем более, что и в послевоенные десятилетия эта струя давала о себе знать. При­веду один только пример.

           Начиная с 1950 г., после разрыва отношений советского ру­ководства с Югославией, не реже чем раз в полтора-два месяца, а может быть, чаще, в наших главных газетах - в “Правде” и в [299] “Известиях” - появлялись карикатуры на Тито и его соратников. Что же это были за образы? А это был Тито в образе Геринга: он был изображен как главный палач югославского народа. И это продолжалось, как минимум, три года, до весны 1953 г. Я знаю по документам, какие сложные проблемы возникли у со­ветского Министерства иностранных дел и у органов, курирую­щих нашу печать, в 1956 г. Когда после нормализации отношений с Югославией состоялся визит Тито в Москву, из поезда вышел элегантный, в белом костюме и в белых перчатках мужчина с красавицей женой Йованкой Броз-Тито. Этот визит показали но телевидению, в кинохронике. После этого тысячи писем посыпа­лись в “Правду” и в “Известия”: как это понимать? Вы нам в го­ловы вкладывали образ, который абсолютно не соответствовал действительности... Сотрудники целого ряда изданий день и ночь писали ответы тем, кто подписывался под этими письмами: “Это вопрос не к нам, а к руководству, которое нас ориентировало на такое изображение руководителя Югославии”. Эта работа про­должалась как минимум месяца два-три после визита Тито.

           Сама постановка проблемы и подготовка сборника с иллюст­рациями будут очень полезны для массового читателя и исследо­вателей советской истории.

           Г.А. Куманев:

           - Б. Ефимов рассказывал, как после одного эпизода, когда, Мехлис (тогда редактор “Правды”) его резко критиковал за не­которые вещи, его пригласил к себе Сталин. Сталин, в частности, сказал: “Товарищ Борис Ефимов, Вы рисуете, если речь о япон­цах, японцев такими страшными; в очках, с огромными заячьими зубами. И у народа складывается впечатление, что японцы все такие. Оскорбление народа! Вы это учтите”. Ефимов сказал: “Я учел и долгое время рисовал японцев вообще без зубов, с за­крытым ртом”.

           Л.Н. Нежинский:

           - Докладчик поставил интересную проблему, и будем наде­яться, что он дальше будет со своими коллегами развивать это направление.