Идеологические процессы в России 20-30-х годов XX века
Автор
Алексеева Галина Дмитриевна
Аннотация
Ключевые слова
Шкала времени – век
XX
Библиографическое описание:
Алексеева Г.Д. Идеологические процессы в России 20-30-х годов XX века // Труды Института российской истории. Вып. 4 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2004. С. 201-220.
Текст статьи
[201]
Г.Д. Алексеева
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В РОССИИ 20-30 годов XX века[*]
Предлагаемая для обсуждения тема принадлежит к числу почти не исследованных историками, философами, социологами, хотя она давно приобрела не только научное, но и первостепенное практически-политическое значение для современной социальной практики государства. Наблюдается парадоксальное явление: чем чаще в лексиконе ученых, политиков, идеологов партий и движений различных направлений звучит слово “идеология”, тем меньше ясности и четкости в подходах, определении, понимании этого сложного явления социальной, духовной жизни общества и государства, места и роли идеологического фактора в общем прогрессе XX в.
Отсутствие разработанных исследовательских подходов к этой фундаментальной проблеме проявляется прежде всего в различных толкованиях самой дефиниции “идеология”, которая в советское время отождествлялась с теорией, наукой[1], а в современной литературе - с концепцией, позицией, программой партий, с совокупностью гипотетических идей (например, выхода из кризиса) и предложений и т.п. Подобный разнобой влияет на научные позиции историков.
До сих пор, несмотря на многочисленные и громогласные заявления о независимости от политики и официальной идеологии, историки остаются в той или иной степени заложниками влияния мнений и оценок, функционирующих, а чаще господствующих в политическом секторе общества[2]. Отсутствие четкого научного понимания, а следовательно, и определения понятия “идеология” негативно влияет на разработку этой проблемы и на диалог ученых друг с другом, т.е. на полемику.
Вторая существенная черта неразработанности рассматриваемой проблемы - недооценка историками важности ее изучения, т.е. отношение к ней как к либо несущественной, либо достаточно ясной и не требующей серьезных исследовательских усилий. [202] Этот подход присутствует во многих современных трудах историков, пользующихся господствующими шаблонами и заимствованными из политики штампами типа тоталитарная, псевдоколлективистская идеология, идеологические догмы, идеологический пресс, т.е. набором новых идеологических догм, которые исключают научный, объективный взгляд на данную сложную проблему, порождая весьма опасную для науки ситуацию, может быть более вредную, чем это было в советское время. К тому же эти оценки, характеристики, словосочетания часто носят весьма навязчивый, агрессивный характер, что вообще нетерпимо в работах научного типа, ибо любые позиции следует объяснять, а не “вдалбливать” в сознание читателя, чем занимаются некоторые историки и бездарные политики[3].
Изучение идеологических процессов на современном уровне развития науки невозможно без глубокого осмысления структуры объекта, всех его реальных составляющих, соотношения и взаимосвязи с другими областями общественного сознания и влияния на идеологию и на массовое сознание (например, литературу, искусство). Этот аспект проблемы имеет особенно важное значение для изучения конкретных реальных идеологических процессов, протекавших в любом обществе, в том числе и в России 1920-1930-х годов. Ибо самые различные факторы и сферы были включены в процесс формирования новой государственной идеологии (советской): образование, воспитание, наука, все виды искусства, литература. Кстати эти процессы происходили в XX в. во всех странах мира, что тоже следует учитывать историкам России. Изучение этой сложной системы взаимоотношений и связей нуждается в разработке четких продуманных, научно обоснованных методов и принципов подхода к конкретному историческому материалу, его анализу, объяснению и оценке.
Самый большой вред может нанести создание необъективной предвзятой картины этого явления, сложившаяся в современной науке игра в факты и фактики, когда исследуется не весь процесс и все его составляющие, а вырываются отдельные события и факты, и на них историки строят свои объяснения и оценки, игнорируя сложный характер взаимосвязи явлений с общей тенденцией развития, с социальной ситуацией в обществе, с особенностями исторического этапа. Четко осмысленные методологические подходы к изучению реальных идеологических процессов, протекавших в стране, позволяют показать их в тесной связи с другими сферами общественного бытия - массовым сознанием, которое существует и развивается в виде сознания всего общества, отдельных социальных групп, индивидуумов, с их психо[203]логией и настроениями, первоосновой которых всегда является сознание, т.е. осознание бытия.
Нередко в современных исследованиях встречается отождествление сознания и психологии общества[4], что возвращает науку к началу XX в., к точке зрения Г.В. Плеханова, стоявшего на позициях их относительного тождества, к дискуссиям того времени, которых, к сожалению, мы до сих пор не знаем, хотя именно в ходе полемики тех лет рождалось научное понимание такого явления, как идеология, ее места и роли в общественной эволюции.
Являясь неотъемлемой частью общественного сознания, идеология в то же время остается достаточно самостоятельной областью, имея свое конкретное содержание, структуру, формы распространения на каждом этапе общественного развития. Массовое, групповое, индивидуальное сознание всегда подвержено влиянию идеологии (и официальной, и оппозиционной), оно зависит от конкретных периодов развития общества. Это следует учитывать при изучении формирования идеологической политики государства в различные исторические периоды, ибо она тоже существенно отличается в условиях спада и подъема, становления и зрелости общественных отношений. Идеология как и все общественное сознание не является чем-то застывшим, неизменяемым, однообразным, как это нередко изображают некоторые современные историки, склонные отождествлять идеологические процессы 1920-1930-х и 1960-1980-х годов, объединяя и характеризуя все одним понятием “советская идеология”. Это грубое нарушение элементарных требований историзма.
Как показывает история, в сложном процессе эволюции общественного сознания всегда присутствует идеологическая составляющая, которая по-разному взаимодействует с социальной психологией. На этот процесс взаимодействия влияют и такие факторы, как светский и религиозный, национальный и националистический, политический и бытовой, экономический и правовой, традиция и обновление, иллюзия и реальность, оптимизм и пессимизм, надежда и отчаяние, вера и убеждение, созидание и разрушение.
Исследование процесса эволюции общественного сознания и идеологии показывает, насколько неопределенны и подвижны грани между общественным сознанием и социальной психологией, какого точного и скрупулезного анализа требуют сохранившиеся источники, как обоснованны и научно доказаны должны быть утверждения, объяснения, выводы. Отсутствие подобного подхода, кстати сказать, - самая слабая сторона большинства современных трудов по истории XX в., страдающих претенциозно[204]стью, поверхностью, поспешностью. В этой достаточно сложной историографической ситуации, существующей в российской исторической науке в настоящее время, необходимо прежде всего осознать потребность общества и науки в исследовании проблем общественного сознания и идеологии, учесть ошибки и просчеты прошлого, воспользоваться появившейся возможностью свободно и раскрепощенно подойти к изучению и освещению идеологических процессов всего XX в., начавшегося с кризиса и завершившегося кризисом социальной системы, включая и идеологию.
Объективное освещение идеологических процессов XX в., включая и 1920-1930-е годы, невозможно без критического осмысления всего накопленного наукой опыта, существовавших ранее мнений, подходов, позволяющих обеспечить творческое продвижение и избежать ошибок. В прошлом тоже существовали различные толкования определения “идеология”, которая понималась и воспринималась как сознание всего общества, хотя эти понятия имеют различное содержание, свой особый тип формирования и изменения, отличающуюся друг от друга объективно роль в различных обществах. Если рассматривать сознание как отношение человека к окружающему миру - к природе, обществу, к жизни, самому себе, к прошлому (опыт), настоящему и будущему, выраженному в мысли, проявляющемуся в языке, в поступках, поведении, исторически связанных с определенным типом общества, с конкретной стадией его развития, - то становится очевидным, что оно существует с момента возникновения человека, является естественным продуктом исторического прогресса и личности, и общества. В то же время его следует рассматривать как показатель степени развития и общества, и личности, отражающих сущность конкретной исторической эпохи. Сознание - неотъемлемый продукт общественного развития, и в этом плане можно говорить об общественном сознании древнего, средневекового мира, нового времени, XX и XXI вв., которые по- разному воспроизводят объективный мир, и в этой картине наряду с реалиями существуют элементы иллюзорного, неадекватного, иррационального, мифологического мышления, которые являются неотъемлемыми спутниками эволюции сознания общества фактически на всех этапах его развития, включая XX в.
Исторически эволюция сознания сопровождалась вычленением группового и индивидуального, национального, религиозного, бытового, светского сознания, тоже нуждающегося в научном анализе на основе конкретного исторического материала. Подобный анализ способны осуществить только историки, которые до сих пор еще мало продвинулись в этой области примени[205]тельно к истории России, особенно XIX и XX вв. На определенном этапе развития общества проявляется и такая составляющая сознания, как идеология. По мнению советского философа В.Ж. Келле, термин “идеология” впервые ввел французский философ и экономист A.JI.K. Дестют де Траси в труде “Элементы идеологии” в начале XIX в. Он определил “идеологию” как учение об идеях, дающее возможность дать обоснование для политики[5]. Если принять это мнение, то становится очевидным, что с самого возникновения этот термин связан с политикой, с политической сферой существования общества и деятельностью политиков. Осознание этого явления учеными еще раз убеждает нас, что только в начале XIX в. эта проблема возникает как объект исследования наукой, хотя политики решали ее задолго до определения объекта научного исследования.
Понятие “идеология”, его неоднозначное и часто противоречивое толкование присутствует в XIX - начале XX в. в трудах ученых и политиков самых различных направлений: К. Маркса и Ф. Энгельса, Г. Плеханова и В. Ленина, А. Богданова и Д. Лукача и др. К этой теме обращались и такие социологи, как К. Дюркгейм, К. Манхейм, Р. Гароди, и многие другие.
В фундаментальной, но незавершенной работе “Немецкая идеология” (1845-1846 гг.) К. Маркс и Ф. Энгельс открыто заявляли, что их отношение к этой проблеме связано с политической деятельностью, с политическим движением, на которое они намерены влиять[6]. Решая самые различные философские проблемы на материале состояния немецкой идеологии XIX в., Маркс и Энгельс оставили нам большое число различных характеристик, оценок, объяснений, которые в полной мере применимы к нашей науке и деятельности современных политиков, пытающихся “работать” на идеологическом поле[7]. Определяя идеологию как особый тип сознания, как спекулятивное мышление, не связанное или противоположное действительному знанию, они доказывали, что идеология является “иллюзорной формой”, прикрывающей иллюзорную “общность” интересов[8].
В современной России имеются историки, полностью опровергающие научную ценность трудов Маркса и Энгельса, в основном по причине незнания их наследия, идеологической и политической ангажированности. Однако рано или поздно мы вынуждены будем признать научную ценность их трудов, их громадный вклад в мировую науку, в том числе в области истории духовной жизни общества, его сознания и идеологии. Например, не потеряло своей актуальности положение о том, что “мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими [206] мыслями. Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила”[9]. Теоретики отмечали весьма важное для историка и такое явление: “...его (класса - Г.А.) активные, способные к обобщениям идеологи ... делают главным источником своего пропитания разработку иллюзий этого класса о самом себе”, тогда как другие члены (тоже идеологи) общества относятся либо пассивно “к этим мыслям и иллюзиям”, либо воспринимают их, не имея возможности разрабатывать свои идеологические позиции[10].
Эти примеры ценных для историков XX в. наблюдений и заключений об идеологических процессах XIX в. в Германии можно продолжить. Однако и приведенные примеры позволяют сравнивать и оценивать различные идеологические процессы 1920-1930-х годов. От идеи основоположников марксизма об иллюзорном характере идеологии, об извращенном типе сознания, основанном на ненормальном для человека типе общественных отношений, марксисты XX в. отошли, выдвинув иные представления об этом сложном социальном явлении. По разным причинам советские политические деятели, идеологи, практики, работавшие в сфере идеологии в 1920-1930-е годы, на идеи своих предшественников не обращали внимания, точнее их игнорировали. Это проявилось и в исторической литературе, освещавшей проблемы идеологической работы коммунистической партии в массах за все периоды советской истории.
Из марксистов начала прошлого века наибольшее внимание проблемам идеологии уделял А. А. Богданов-Малиновский, отлученный от марксизма сторонниками ленинского направления в марксизме. Идеи Богданова не были использованы в исследованиях историков, в выступлениях политиков, в конкретной деятельности идеологов, хотя в практике стихийно многие факты из идейной жизни тех лет подтверждали историческую правоту ряда важных идей Богданова. Однако это предварительное заключение историкам следует проверить на основании конкретного материала об идеологической деятельности крупнейших деятелей партии - И.В. Сталина, Н.И. Бухарина, Л.Д. Троцкого, А.В. Луначарского и др. Для Богданова идеология - неотъемлемая часть всего общественного сознания, имеющего свои особенности на каждом конкретном этапе развития. Богданов рассматривает идеологию как сложную систему идей, которая возникает, формируется, развивается и разрушается в определенных исторических условиях под воздействием самых различных факторов, влияние которых тоже постоянно изменяется. Сформиро[207]вавшуюся идеологическую систему он характеризует как “идеологический скелет” общества[11].
Ценность исследования Богданова состоит в том, что он впервые изучал идеологические процессы на обширном историческом материале, начиная от общинной идеологии родового строя вплоть до XX в., что позволило ему выявить и проследить большое число различных состояний, связей, закономерностей, отношений. Ни до него, ни после него никто подобного изыскания в России не проводил. Богданов разрабатывал эти вопросы в русле теории систем и системного анализа, который он достаточно успешно применил к ряду важных вопросов, включая идеологические системы различного типа. По Богданову, идеология - это система идей, догм, постулатов, которая связывает определенную организацию (общину, партию, государство и т.п.) определенным единством: “связь организаций здесь закреплена идеологическим скелетом, он придает ей величайшую прочность”. Причем этот “идеологический скелет” не так-то легко разрушается: он слишком прочен, слишком укреплен десятками лет авторитарного подчинения[12]. В то же время “прочность форм организационного мышления” обладает таким качеством, как власть над людьми[13]. Господство идеологической системы вызывает потребность в ее организационном закреплении[14]. Эту роль в 1920-1930-е годы играли Агитпроп ЦК ВКП(б) и Главполитпросвет, их организации на местах.
Богданов рассматривает в своем исследовании различные типы идеологических систем, их содержание (основное ядро), связь с предшествующими формами, роль традиции, различные качества: способность к сохранению в новых условиях, роль противоречий в процессе разрушения, влияние общественных кризисов, их подготовка в сфере идеологии и др. Ценные наблюдения высказывает Богданов по вопросу общественных кризисов, которые современные исследователи различных социальных структур упорно игнорируют, хотя они по многим вопросам могут быть плодотворными в изучении ряда важных проблем всего XX в., в том числе и идеологического кризиса, порожденного перестройкой, из которого страна до сих пор не может выйти.
Научные наработки начала прошлого века позволяют сделать вывод, что идеология является неотъемлемой частью общественного сознания, играющей определенную роль в жизни общества и государства. Ее не следует отождествлять с научной теорией, с программами политических партий, с массовым общественным сознанием, а тем более с заявлениями отдельных лидеров, объявляющих, что у них есть своя идеология (например, [208] Г. Явлинский). Идеология может содержать самые различные, но не противоречащие друг другу основополагающие идеи. Например, концепция построения буржуазного общества исключает наличие в государственной политике социалистических элементов (как у Ю. Лужкова и др.).
Следовательно, идеология - это система идей, позиций, положений, находящихся в тесной взаимосвязи, не противоречащих друг другу, ибо противоречия могут ее либо ослабить, либо разрушить. Самым значительным фактором в развитии общества с момента возникновения государства является официальная государственная идеология, играющая роль связующего звена между властью и обществом, государством и народом. Именно этот тип идеологии имеют в виду политические деятели современности, понимающие ее важность для современной России.
В своем развитии идеология проходит сложные этапы возникновения, формирования, эволюции, при определенных условиях - кризиса, распада, исчезновения. Об этом свидетельствует история всех общественных структур, начиная с древности (Греция и Рим). В современном мире идеология имеет важное значение для сохранения единства общества, государства (США, Великобритания, Иран, Израиль и др.). Поэтому концепция деидеологизации, выдвинутая в 1990-е годы в России идеологами перестройки, и проходившие тогда дискуссии были либо сознательным обманом общества, либо профессиональным невежеством, незнанием элементарных основ социального развития, помноженного на претензии возглавлять обновление, быть лидерами. Это тоже в будущем следует изучить на конкретном историческом материале конца XX в.
Однако уже сейчас становится очевидным, что в России и после разрушения советской идеологии до сих пор не создана государственная идеологическая система, способная обеспечить единство общества, хотя бы его большой части (что мы сейчас наблюдаем в США), и помочь власти руководствоваться государственной идеологической доктриной в своей внутренней и внешней политике. Примечательно, что идеологи современной социальной системы в России даже не предпринимают серьезных попыток проанализировать сложившуюся в стране идеологическую ситуацию, обратиться к опыту прошлого России (начала XX в.), современных стран (США, Франция и др.), которые в своей политике постоянно используют, а чаще эксплуатируют, и весьма успешно, идеологический фактор.
Современная Россия не имеет ни государственной идеологии, ни идеологов, работающих в этой области, при этом игнориру[209]ются возможности ученых, способных помочь власти в решении этой проблемы. Именно это обстоятельство заставило автора обратиться к истории 1920-1930-х годов, когда в процессе выхода из идеологического кризиса начала XX в. в России под руководством большевиков формировалась новая идеологическая система. Можно по-разному к ней относиться, называть ее авторитарной, тоталитарной и т.п., однако это не должно мешать объективному изучению проблемы, особенно с точки зрения опыта прошлого - ошибок и достижений, вредных и злонамеренных действий, которые трагически сказывались на судьбах отдельных групп населения.
Кстати, в обществах XX в., как, по-видимому, в прошлые века, государственная идеология всегда являлась авторитарной. Если вернуться к первоначальному смыслу слова “авторитаризм” (от фр. autoritarism, лат. auetoritas - власть, влияние), то станет ясным, что она связана с властью, с ее влиянием, авторитетом, подчинением. Позднее этот термин стал синонимом режима личной власти диктаторства[15], тогда как во времена Богданова, писавшего об авторитарном характере идеологии, это понятие имело свой первоначальный смысл, и данное обстоятельство имело принципиальное значение для понимания сущности идеологии, ее роли в обществе. С изменением смысла этого термина наука утратила имевшуюся ранее возможность изучения идеологии в позитивном, объективном значении, ибо приобрела понятие сугубо негативного содержания, которое у современных авторов нередко используется как клише-клеймо, обвинение, чего не должно быть в работах, претендующих на научность и объективность. Следует попутно заметить, что нередко они отождествляют такие понятия, как авторитарная власть, авторитарное государство, авторитарное общество, авторитарная партия, тогда как в научной литературе следовало бы учитывать их существенное различие. Это особенно важно для изучения истории XX в., в общественном развитии которого и его социальных структурах переплетаются самые различные элементы: демократизма, авторитаризма, тоталитаризма, анархизма и др.
Применительно к идеологии эти явления играли различную роль в процессе ее формирования и влияния на сознание общества, отдельных социальных групп, что можно проследить на истории России и XIX, и XX в. Изучение идеологических процессов в России 1920-1930-х годов затрудняется помимо названных еще рядом существенных обстоятельств. Одно из них — это неизученность государственной идеологической доктрины XIX в., т.е. царской России. Большинство авторов советского времени и совре[210]менных историков ограничиваются повторением давно известной (из школьных учебников) формулы Уварова, хотя не он ее сформулировал впервые; “Православие, самодержавие, народность”. Некоторые современные историки склонны видеть в ее третьей части русскую идею, находясь в известной мере под влиянием политиков националистического толка. Созвучен этой триаде и другой лозунг дореволюционного времени: “За Веру, Царя, Отечество”, который в большей степени отражает и официальную идеологическую доктрину и отношение к ней российского общества, его различных слоев, солдат, умиравших на фронтах многочисленных войн, которые вела Россия, отстаивая свою независимость от вражеских нападений.
Многие исследователи XX в. считают, что большевистское руководство, его главные лидеры намерены были радикальным образом порвать с прошлым, со всеми канонами и традициями дореволюционной политической и социальной жизни. Во-первых, исторически по самым различным причинам этот разрыв нельзя осуществить даже при самом большом желании. Во-вторых, вопреки воле политиков в сознании различных слоев сохраняются элементы прошлого, которые при определенных условиях могут появиться, точнее возродиться, изменяя лишь частично форму, содержание, характер восприятия обществом той или иной идеологемы, выраженной в лозунгах, которые широко распространяются и воспринимаются значительной частью населения, естественно, при поддержке идеологического аппарата и его представителей. К числу таких лозунгов-призывов, отражающих в полной мере идеологический климат в стране и в обществе, можно отнести призывы периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. - “За Родину , за Сталина!”, “За Советскую Родину!”, мирного времени - “Вперед к победе коммунизма!” и многие другие, которые весьма близки по содержанию и своей функциональности триадам дореволюционного времени. Поэтому нельзя утверждать, что новая советская идеология была полным, абсолютным отрицанием постулатов, идеологем прошлых эпох. Она сохраняла в обновленном варианте и такие общепринятые на Руси элементы бытия, как соборность, коллективизм, гуманизм, жертвенность, героизм и романтизм, взаимопомощь, праведность, товарищество и другие черты, уходившие своими корнями частично в традиционные формы бытия народа, частично в православие, а также в общечеловеческие ценности, сохранявшиеся в национальной форме в течение многих веков. Все эти вопросы предстоит изучить на конкретном историческом материале путем объективного сравнения различных элементов жизни [211] быта, сознания, психологии “верхов” и “низов” XIX и XX вв. К сожалению, историки прошлого века этого еще не сделали и, по- видимому, по разным причинам нынешние не собираются в ближайшее время этим серьезно заняться.
Другой сложной и не менее важной проблемой становится выявление, собирание, изучение круга источников, позволяющих всесторонне и глубоко раскрыть проблемы идеологического характера в тесной связи с эволюцией общественного сознания XX в. Ряд современных историков увлеклись изучением проблем психологии, настроений (Е.Ю. Зубкова, Е.С. Сенявская и др.), игнорируют такой важный аспект существования общества и человека, как сознание и идеология. Эти понятия в подобных трудах звучат как шаблонные, “проходящие”, второстепенные, не играющие существенной роли в изучаемых процессах.
Непонимание и недооценка органической связи общественного и группового сознания, официальной идеологии, социальной психологии, настроений масс и отдельной личности (которая, к тому же, не всегда является типичной в своих индивидуальных высказываниях и проявлениях) мешают созданию объективной картины конкретной эпохи, уводят исследователя в сторону примитивного и одностороннего подхода к решению фундаментальных исторических и философских проблем такой сложной эпохи, как XX в. А ведь именно такую возможность предоставляют опубликованные архивные источники, отражающие не только настроения, индивидуальную психологию отдельной личности (изложенную в письме, дневнике, жалобах на тяжелое положение т.д.), но и состояние сознания общества, различных групп населения (интеллигенции, горожан, молодежи).
В советское время вся источниковая база изучения идеологических процессов ограничивалась постановлениями партийных совещаний, пленумов ЦК, конференций, партсъездов КПСС. Именно партийные директивные документы определяли исходные позиции, ход изложения материала, конечные выводы, без глубокого научного анализа документов и реальных исторических процессов. Посылки и исходные позиции совпадали с выводами, т.е. результатами проделанной работы, а сама идеологическая деятельность партии, ее центральных и местных организаций изображалась во все времена эффективной, целенаправленной, научно обоснованной. В этой концепции не было места имевшимся ошибкам, просчетам, недоработкам, которые прикрывались пустословием и восхвалением “руководящей и направляющей деятельности партии”. Это особенно ярко проявилось в литературе 1960 - середины 1980-х годов, когда идеологической [212] работой руководил М. Суслов и идеологический отдел ЦК КПСС, когда проблемы идеологии и массового сознания нуждались в самом тщательном и объективном изучении. Прежние штампы и догмы заменили новые, главным содержанием которых стало сугубо негативное отношение к прошлому, которое также опасно, как и его восхваление.
Современные исследователи расстались со старыми советскими порочными и далекими от науки принципами. Однако взамен не предложено ничего существенного и перспективного, в достаточной мере обоснованного для обновления прежних подходов, для утверждения нового вѝдения, понимания и объяснения сложных проблем духовного, идеологического развития общества XX в.
Обращение к этой теме, осмысление новых подходов, всей совокупности источников, в том числе материалов ОГПУ- НКВД-КГБ, личных архивов, заметно обогащают наши представления новой фактографией, впервые вводимой в историю русской науки. Она позволяет развернуть широкие исследования по проблемам общественного сознания, идеологии, социальной, массовой, групповой и индивидуальной психологии, которая фиксируется в документах о настроениях и поведении различных групп населения большинства регионов страны. За всеми этими фактами стоят процессы созидательного, осмысленного отношения к действительности.
Есть еще одна группа источников, которые историки почти не привлекают к изучению названной тематики. Это - художественная культура: особенно песенное творчество различных жанров, художественная литература, журналистика очеркового типа, сатира и юмор, а также частушки, пословицы, поговорки, отражающие народное как художественное, бытовое, так и политическое, гражданское сознание на различных этапах общественного развития. Советский театр, кино, цирк тоже были носителями определенных идеологических установок, влияя на воспитание и мировоззрение больших групп населения. Однако этот аспект остается особенно сложным для исторического освещения, поскольку мало сохранилось источников для изучения проблемы восприятия массами художественной культуры советского времени, ее содержания и идеологического влияния на сознание населения. Исследование темы до сих пор ограничено неизученностью художественной культуры массового потребления в советское (как и в дореволюционное) время.
Надо сказать, что восприятие массами политики государства, коммунистической партии (как в прошлом царской власти), ее [213] оценки проявлялись в самых различных формах - от протестного движения с антисоветскими речами, лозунгами и призывами к новой революции до выступлений с требованиями “больше социализма”, ликвидации нэпа (грабящих народ нэпманов), борьбы против кулачества, байства, бандитизма и т.д.[16]
При всей важности перечисленных выше проблем и методологических подходов главным остается анализ содержания самой идеологии, ее важнейших составляющих, в число которых входит идеологическое ядро и элементы различной степени устойчивости, изменяемости и сменяемости. Государственная идеология досоветского периода имела полусветский, полурелигиозный характер. Она отвечала потребностям и задачам того общества, которое существовало до 1917 г.
С победой Октябрьской революции в жизнь стала проводиться политика преобразования, т.е. изменения всех сфер общественной жизни: экономики, государственной, социальной, идеологических отношений, культуры, науки, образования. Это естественно влияло на изменение сознания общества, всех его социальных групп и отдельных личностей. И главным фактором такого воздействия становится идеология, идеологическая политика государства и коммунистической партии, которые строят свои взаимоотношения с обществом, народом на основе того видения и понимания мира, которое определялось научной теорией, получившей название марксизма.
Именно идеи марксизма, воплощенные в России XIX - начала XX в. в ленинизме, становятся ядром новой идеологической системы, которая в 1920-е годы называлась по-разному: советская, коммунистическая, реже марксистская, с конца 1920-х годов “марксистско-ленинская идеология”. Этот термин сохранялся в научной литературе до начала 1990-х годов как основополагающий, а позднее приобрел в ряде случаев негативный оттенок, хотя до сих пор не получил объективной научной оценки на основе его глубокого и непредвзятого изучения. И хотя данная проблема представляет для историка весьма интересное поле деятельности как исследователя и свидетеля многих событий, связанных с идеологическими процессами XX в., тем не менее нет ни одной более менее серьезной работы на весьма важную и сложную тему “Что такое марксизм-ленинизм в СССР 1920-1980-х годов”. Это значительно затрудняет изучение многих важных проблем, в том числе идеологических процессов, протекавших в России в советский и постсоветский периоды, когда началось разрушение системы. Однако до сих пор в сознании больших групп населения, в том числе среди ученых-обществоведов, сохраняется ряд ее элементов.
[214] Разрушение дореволюционной идеологической составляющей в массовом сознании началось задолго до 1917 г. Особенно активизировался этот процесс в начале XX в. в условиях революции 1905-1907 гг., русско-японской и Первой мировой войн. Под влиянием глубочайшего экономического, социокультурного и идеологического кризиса (9 января - расстрел веры в царя), рассыпались основные звенья официальной идеологической доктрины - монархизм, консерватизм, государственный патриотизм. Не избежали краха идеология российского либерализма, народнические представления о возможности мирного, капиталистического пути эволюции страны, религиозно-этические направления русской общественной мысли (христианский социализм) и др.
Освобождалось широкое поле, свободное для влияния и распространения коммунистических идей марксистского, большевистского содержания. Они накладывались на пошатнувшееся религиозное сознание (православие), на многочисленные существовавшие в России социалистические доктрины народнического, анархистского, христианского, плебейского толка, которые мы тоже еще плохо знаем. Русскую революцию 1917 г. как историческое социокультурное явление готовили не только большевики, но и определенные слои демократической интеллигенции (которую позднее стали упрекать в разрушительных действиях), идеологи партий социалистического толка (эсеры, меньшевики и др.), религиозные секты, защищавшие идеи общности имущества, коллективизма, включая толстовство и его идеолога Л.Н. Толстого. Русская художественная литература XIX - начала XX в. внесла свой, довольно значительный вклад в ломку старого образа жизни и мысли различных слоев российского общества, осознавшего в полной мере, что так жить дальше нельзя. Однако взамен уходивших реалий никто, кроме большевиков, ничего российскому обществу не предложил.
Можно по-всякому относиться к большевистской программе[17] революционного преобразования России, к ее различным направлениям, элементам, этапам, мероприятиям, однако вряд ли кто станет оспаривать ее главнейшее качество: впервые в истории она включала все основные составляющие общественного развития - экономику, государственное строительство, социальную сферу, национальные и межнациональные отношения, культуру, науку, образование. Важное место в этой программе занимала идеологическая сфера бытия, ибо она объединяла все названные выше элементы как бы в одно целое, где не было значительных противоречий (или почти не было). И этой идеологической составляющей, общей для государства и правящей партии, [215] которая предлагалась обществу и народу, стала коммунистическая идея, т.е. построение общества без частной собственности, без эксплуатации и угнетения, на основе равенства для всех его членов; общества, способного объединить интересы власти и народа, общества и государства, всех его граждан. Такого общества, такой страны и государства в истории человечества никогда не было; оно существовало в мечте о будущем идеологов утопического социализма и коммунизма, в вере всех мировых религий, всех народов мира. Может быть еще и поэтому коммунистические идеи советского типа получили весьма быстрое распространение в самой России и за ее пределами.
Таким образом, ядром советской идеологии стала совокупность положений и позиций, заимствованных из марксизма, ленинизма, социальной практики периода Октябрьской революции, первого опыта социального преобразования общества. Поэтому в стержень идеологической доктрины были включены не изменявшиеся в течение всего периода существования советской власти идеи: о строительстве социалистического, коммунистического общества (идеологи советского времени нередко отождествляли две фазы коммунистической формации), руководящей роли коммунистической партии, советской форме пролетарского государства и советской демократии, рабочем классе - ведущей силы советского общества, союзе рабочего класса, крестьянства и трудовой, позднее социалистической интеллигенции, равноправии всех наций и народов, объединенных в единый Союз Советских Социалистических Республик; о равных правах всех граждан, закрепленных Конституцией. К числу этих же ядрообразующих идей можно отнести трактовку Октября как первой мировой социалистической революции, концепции, содержащие оценки марксизма, ленинизма, большевизма, мировой революции и мирового социального прогресса, империализма, реакционной роли буржуазии в XX в. По-видимому, этот перечень можно расширить, однако главное в другом - без выделения этих основополагающих идей изучить процесс формирования и эволюции советской идеологии в 1920—1930-е, как и в последующие, годы нельзя.
Вторая группа идей имела другое происхождение и другой тип включения в государственную идеологическую доктрину. Они в большей мере были связаны с политикой, с ее влиянием на конкретных этапах общественного развития. В науке они приобрели определение марксистской концепции военного коммунизма, новой экономической политики, индустриализации, коллективизации. На каждом конкретном этапе эти понятия, их объяснение и [216] идеологическая (нередко научное и идеологическое объяснения не совпадали, хотя постоянно утверждалась идея об их тождестве) составляющая включались в государственную доктрину с целью влияния на массовое сознание. Этот срез идеологической системы играл не только разъяснительную, но и мобилизующую роль, обеспечивая партии поддержку различных слоев населения, в том числе и рядовых членов партии, в проведении экономической и социальной, внутренней и внешней политики, ее важнейших акций.
С середины 1930-х годов важной составляющей стали оценки фашизма, его звериной сущности, возможности нападения Германии на СССР. В этих условиях особенно заметную роль заняла пропаганда советского патриотизма, единства советского общества, дружбы народов. Так политическая конъюнктура влияла на эволюцию государственной идеологической доктрины. К концу 1930-х годов сформировалась государственная идеологическая система, которая имела несколько уровней, блоков, системообразующих элементов. Ее завершением стала “История ВКП(б). Краткий курс”, вышедшая в 1938 г. В советской литературе этот уникальный по своему содержанию и значению источник рассматривался как исторический, т.е. содержавший официальную концепцию истории СССР с конца (точно с 1861 г.) XIX в. до конца 1930-х годов. Однако его главная цель была идеологическая, что еще предстоит изучить историкам советского периода, интересующимся поставленными проблемами.
В данном докладе не ставилась задача рассмотрения всех аспектов этой сложной и весьма важной для современной науки темы. За ее пределами остались многие другие аспекты, которые следует разрабатывать. Главная цель - обратить на нее внимание как на объект исследования, а на идеологию - как фактор, влияющий на сознание, психологию, настроения в обществах различного типа, включая и современное.
[216-217] СНОСКИ оригинального текста
ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА
А.Н. Сахаров. Галина Дмитриевна, вы говорили об идеологии, о народном сознании, но ничего не сказали о вере.
Г.Д. Алексеева. Да, это очень важный вопрос.
А.Н. Сахаров. Ведь чем ниже уровень человека и общества, тем выше потребность в вере, в идее. И это относится как к дореволюционной, так и к Советской России. Как Вы считаете, в этой связи можно оценить проблему идеологии в соответствии с проблемами веры?
Второй даже не вопрос, а маленькая реплика относительно поисков идеологии. Когда Ельцин объявил о необходимости создания новой идеологии, стало смешно, потому что идеология не находится и не вырабатывается, она появляется.
[218] Г.Д. Алексеева. И причем стихийно.
А.Н. Сахаров. Стихийно - это правильно. Поэтому все подобные потуги сегодня обречены на полный провал. Прав был В.В. Путин, когда сказал: “Какая идеология вам нужна? Десять заповедей нагорных - вот вам идеология”. Это казалось шуткой, но в этой шутке - большая доля истины.
Г.Д. Алексеева. Я с вами согласна. У меня даже было желание включить веру в систему идеологии. Конечно, вера нередко определяется уровнем сознания масс. Однако есть и какой-то другой фактор, механизм. Я долго над этим думала, когда хотела осветить вопрос о разрушении старой и появлении новой веры. Она появилась, и с этим следует согласиться. Это подтверждается всей историей России XX в. Разве мы с вами не верим, что Россия выживет? У нас нет никаких оснований в это не верить, иначе мы теряем вообще всякий смысл жизни. Мы не верим, что Россия развалится, мы верим, что она возродится, а смысл жизни наших внуков будет иным. Элемент веры всегда присутствует в сознании масс, в идеологии, в мировоззрении личности. Дело в том, что социологи, философы, психологи, т.е. наука не ответила на вопрос, что такое светская, гражданская вера в жизни общества, что такое вера в индивидуальной жизни человека. Я говорила о сознании государственном, общественном, а следует рассматривать групповое и индивидуальное. В индивидуальном сознании вера всегда играет гораздо большую роль, чем в общественном и государственном. Мы все живем верой в то, что будет лучше. Наша вера, точнее уверенность, в лучшее будущее иного характера по сравнению с религиозной верой, где верят и молятся все вместе, а в рай попадут поодиночке. Это все очень сложные проблемы, их следует изучать и историкам.
Ю.А. Тихонов. В советское время многие считали, что в Кремле Сталин отстаивает интересы народа, а администрация “внизу” проводит другую политику. Так это что - массовое сознание или массовое настроение, вера?
Г.Д. Алексеева. И то и другое, потому что “настроение” - это органическая часть (в определенном смысле) сознания, психологическое проявление этого сознания. Без сознания, точнее осознания, осмысления происходящего, не может появляться настроение, тем более как массовое явление.
Ю.А. Тихонов. Если через полгода одно настроение сменится на другое, все равно это будет массовое сознание и идеология?
[219] Г.Д. Алексеева. Нет. Это не идеология, а настроение, психология, т.е. те элементы, которые можно изменить и достаточно быстро, например, повысить зарплату рабочим на предприятии, снизить налог крестьянам. Жизнь станет легче, они перестанут протестовать, как это было в 1920-е годы, требовать “Советской власти без коммунистов”. Вот чем отличается “настроение” от “сознания”. Крестьяне выступали в 1920-е годы с требованием “своей крестьянской партии, своих профсоюзов”, которые бы защищали их интересы, как это делает для пролетариата его партия и профсоюзы. Сейчас некоторые наши современные исследователи относят подобные факты к проявлению “настроений”, к психологии, я это оцениваю как элемент сознания и психологии.
Г.А. Куманев. Ваша тема - “Идеологические процессы в России 1920-1930-х годов XX века”. Но известно, что вся идеология с конца или со второй половины 1920-х годов и в 1930-е годы была пронизана возвеличиванием одной личности - Сталина. По Вашему мнению, когда это началось?
Г.Д. Алексеева. Было несколько этапов утверждения в идеологии культового образа Сталина. Замечу, что само понятие “культ”, введенное в массовое сознание и науку в середине 1950-х годов заимствовано из религиозного сознания. Первый этап - выступление Сталина в защиту учения Ленина, благодаря чему они помирились с Н.К. Крупской после всех имевших место между ними конфликтов. В 1924-1925 гг. появляются известные работы, обусловившие колоссальную популярность Сталина, особенно в партии. И еще одно важное обстоятельство я пропустила - идеологию партийной бюрократии. Это особый тип идеологии, которая создается, культивируется и отнюдь не является идеологией государства. Может быть, изучая эту тему, мы придем к выводу, что никакого тоталитарного общества у нас не было и не могло быть. Это вывод предварительный, поэтому необходимо данную проблему исследовать, а не навешивать ярлыки.
Следующий этап, - конечно, рубеж конца 1920-х - начала 1930-х годов. В 1929 г., когда страна отмечала юбилей вождя, идеологи партии культивируют его образ. Однако в период коллективизации авторитет Сталина среди широких масс населения, особенно крестьянства, падает. Поскольку рабочий класс пополнялся из крестьянства, он постоянно воспроизводит “типовое” сознание крестьян. Часто рабочие выдвигают чисто крестьянские требования, например, снизить налоги. Это тоже очень важная сторона общественной жизни. Затем следует разобраться с об[220]становкой 1930-х годов. После репрессий перед войной либо страх и боязнь фашизма способствовали укреплению единства общества, либо были другие причины. Колоссальную роль в формировании культа личности Сталина сыграла вышедшая в этот период “История ВКП(б). Краткий курс”. Это типичный идеологический документ, кстати сказать, очень грамотный. Западные историки считают его удивительно интересным источником со всех точек зрения. При внимательном чтении можно обнаружить, что Сталин проводит резкую грань между идеологией и теорией, тогда как советская наука их абсолютно отождествляла, считая идеологию и теорию одним и тем же. Одним словом, без изучения рассматриваемой весьма сложной проблемы нельзя понять историю XX в.
Л.H. Нежинский. Доклад посвящен необычной, нестандартной теме, вместе с тем очень важной для всех занимающихся XX столетием. Когда во второй половине 80-х годов М.С. Горбачев и его единомышленники поставили вопрос о необходимости полной деидеологизации нашей внешней политики, я насторожился и задумался: а может ли быть вообще полная деидеологизация внешней политики нашего или любого другого государства? Вряд ли. Каждое государство имеет свою степень идеологизации. С господствующей идеологией связан целый ряд других проблем, в частности такая сугубо практическая проблема, как цена того или иного внешнеполитического действия, акции и т.д.
Г.Д. Алексеева. Давайте проведем пока “круглый стол”, а затем подумаем, как организовать работу в институте по этой проблеме.
Л.H. Нежинский. Поддерживаю предложение о проведении “круглого стола” с Вашим заглавным докладом. Следует пригласить всех желающих выступить, может быть, предварительно всех участников ознакомить с подготовленным заранее текстом. Для меня, например, важны формулировки, раскрывающие понятие “идеология”, данное Богдановым, Марксом и другими. У нас нет этого в собранном виде. Вы правы, сейчас мы путаем идеологию и теорию, а это далеко не одно и то же. Под эгидой марксистско-ленинской идеологии прожили уже несколько поколений, особенно после 1917 г., и чем это кончилось, мы все знаем. Поэтому всячески поддерживаю докладчика в постановке и дальнейшей разработке этой актуальной проблемы.
[1] См.: Биккенин Н.Б. Социалистическая идеология М., 1983; Яковлев М.В. Противоположность марксистско-ленинской и буржуазных концепций идеологии. М., 1979; Очерки идеологической деятельности КПСС. 1917-1937. М., 1985; и др.
[2] Хорхордина Т.И. Архивы в “Зазеркалье”: Архивоведческая культура тоталитарных режимов // Советская историография. Россия. XX век / Под общей редакцией академика Ю.Н. Афанасьева. М., 1996.
[3] Там же. С. 191, 205, 210 и др.; Иллерицкая Н.В. Становление советской историографической традиции: Наука, не обретшая лица // Там же. С. 184, 186 и др. Названные авторы, упрекая советских историков в идеологической зависимости от политики компартии и государства, сами демонстрируют своими работами полную приверженность “перестроечной идеологии”, обрушившейся на наше общество во второй половине 1990-х годов, а также концепциям тоталитаризма, давно отвергнутым западными учеными, поскольку они не отражают сущность советской общественно-политической системы. С. Коэн относит концепцию тоталитаризма к “примитивному антикоммунизму” эпохи холодной войны // Коэн С. Переосмысливая советский опыт: (Политика и история с 1917 года). ИСА, 1986. С. 22 и др.
[4] См.: Сенявская Е.С. Психология войны в XX в.: Исторический опыт России. М., 1999; Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество. 1945-1953. М., 2000; и др.
[5] Келле В.Ж. Идеология // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 200.
[6] Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. М., 1952. Т. II. С. 327.
[7] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 3. С. 15.
[8] Там же. С. 16, 25, 32.
[9] Там же. С. 45.
[10] Там же. С. 46.
[11] Богданов А.А. Тектология. М., 1989. Ч. II. С. 138.
[12] Там же. С. 146.
[13] Там же. С. 150.
[14] Там же. С. 154.
[15] Философский энциклопедический словарь. С. 11.
[16] “Совершенно секретно”: Лубянка Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.). М., 2001. Т. 4. Ч. 2. С. 722, 777, 779, 871, 909 и др.
[17] В данном тексте слово “программа” упоминается в широком смысле слова как совокупность направлений деятельности, средств, мер революционного преобразования всех сторон жизни общества.