Труды Института российской истории. Выпуск 4 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: Наука, 2004. 311 с. 19,5 п.л. 20 уч.-изд.л. 510 экз.

Проблемы генеалогии непривилегированных сословий в России

Автор
Аксенов Александр Иванович

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX XIX

Библиографическое описание:
Аксенов A.И. Проблемы генеалогии непривилегированных сословий в России // Труды Института российской истории. Вып. 4 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М., 2004. С. 79-94.

Текст статьи

 

[79]

А.И. Аксенов

 

ПРОБЛЕМЫ ГЕНЕАЛОГИИ НЕПРИВИЛЕГИРОВАННЫХ СОСЛОВИЙ В РОССИИ[*]

 

           Исторически и историографически сложилось так, что ге­неалогия развивалась как дворянская наука и наука о дворянст­ве. Это было обусловлено практическими интересами местни­ческой системы управления государством, в результате функ­ционирования которой был заложен корпус источников - раз­рядных, боярских книг и списков, собственно родословных рос­писей и других, - ставших основой для изучения генеалогии всей русской исторической науки, неизменно подчеркивавшей и разрабатывавшей ее исключительно княжеско-династиче­ский, дворянский аспект. Еще В.Н. Татищев и М.М. Щербатов, указывая на необходимость, наряду с хронологией и географией, научного знания генеалогии, видели в ней единственное средст­во разобраться в громадном количестве княжеских имен, упо­минаемых при систематическом изложении материалов по рус­ской истории, чтобы точно знать, “кто от кого родился, от ко­го детей имел, с кем браками обязан был, из чего можно уразу­меть правильные наследства и домогательства”[1]. Создание спе­циальных родословных таблиц должно было служить удовле­творению справочной потребности в генеалогических фактах. М.В. Ломоносов, прежде чем приступить к написанию “Древ­ней российской истории”, создает “Краткий российский лето­писец с родословием”, а по существу две “пространные” поко­ленные росписи русских великих князей и царей, которые и предваряют его “Историю”[2]. Подобные родословные росписи или таблицы сопровождают общеисторические труды В.Н. Та­тищева, М.М. Щербатова, Екатерины II[3], позднее Н.М. Карам­зина, а также ряд документальных публикаций.

           Наряду с этим начинают выходить специальные сочинения, посвященные княжеской и дворянской генеалогии: как профес­сиональные - М.Г. Спиридова[4], кстати зятя М.М. Щербатова, так и любительские - Ю.А. Воейкова, В.А. Левшина[5] и др.

           [80] В XIX - начале XX в. особый размах приобрело издание спра­вочных изданий по родословию русского дворянства, среди кото­рых выделяются “Российская родословная книга” П.В. Долгору­кова, “Русская родословная книга” А.Б. Лобанова-Ростовского, “Родословный сборник русских дворянских фамилий” В.В. Рум­меля и В.В. Голубцова, “Потомство Рюрика” Г.А. Власьева, “Ве­ликие и удельные князья Северной Руси” A.B. Экземплярского, “Родословные записи” Л.М. Савелова[6] и др.

           Теоретически исключительность русской дворянской генеа­логии обосновал один из самых крупных русских генеалогов Л.М. Савелов, прямо утверждавший в лекциях, прочитанных им в 1907-1908 гг. в Московском археологическом институте, что русская генеалогия носит “узкосословный характер”. Согласно ему, доминирующее положение дворянской генеалогии происте­кает из высокого культурного уровня дворянства и низкого - “на­родной массы”. Отсюда следовал вывод об отсутствии письмен­ных фамильных источников по генеалогии купечества, крестьян­ства и других сословий, делающем как бы невозможным восста­новление их истории. Только некоторые из купеческих архивов, по его мнению, имеют “общеисторический интерес”, а докумен­ты вроде векселей, счетов “не представляют интереса даже для бытовой истории”[7].

           Действительно, на протяжении XVIII - большей части XIX в. мы не наблюдаем проявления интереса к генеалогии даже среди самого третьего сословия. Мне известен лишь один случай соста­вления купеческой родословной в XVIII в. Он относится ко вто­рой четверти столетия, когда после смерти главы семьи москов­ских купцов Креховых его родственник по боковой ветви (пле­мянник) предъявил права на наследование домом, для чего и со­ставил “родословное древо Креховых” (в кружках), свидетельст­вовавшее о пресечении основной, мужской, линии рода и о том, что претендент - единственный наследник. Оно и зафиксировано в делопроизводстве Канцелярии конфискации.

           Но в то время, когда Л.М. Савелов формулировал свою кон­цепцию, в России, по мере укрепления капитализма, росло внима­ние и к истокам русской буржуазии. Это нашло отражение в об­ращении к истории отдельных капиталистических предприятий, в интересе некоторых представителей третьего сословия к своим предкам и целым купеческим группам. И хотя эта линия русско­го родословия не получила до революции широкого развития, преуменьшать ее значение нельзя, так как оно коренным обра­зом меняло традиционные представления о генеалогии, прежде всего в источниковедческом аспекте.

           [81] В начале XX в. вышли исторические очерки П.Н. Терентье­ва, А.Ф. Грязнова, П.К. Симони о крупных промышленных и тор­говых предприятиях виднейших купеческих домов Прохоровых, Затрапезновых, Яковлевых, Кольчугиных. Освещение истории предприятий в этих работах было неразрывно связано с раскры­тием родовой истории владельцев, в которой присутствовали раз­личного рода родословные росписи и генеалогические таблицы[8].

           Изучению истории своих предков посвятили свои пышно, “собственным коштом” изданные сочинения Н.П. Вишняков и Н.В. Крестовников[9]. Истории родов в них охватывают период с XVII по XIX в. Особенно ценно, что авторы прослеживают раз­витие родов по всем линиям, опираясь на архивные материалы Московского архива Министерства юстиции.

           Гораздо большее значение имело обращение к генеалогии ку­печества профессиональных историков. Первым в их ряду следует назвать Н.П. Чулкова, учившегося в Московском университете у В.О. Ключевского, В.И. Герье, дружившего с П.И. Бартеневым. По протекции историка М.С. Корелина после университета он был принят в МАМЮ, где проявил лучшие качества источниковеда и генеалога. Впоследствии он тесно сотрудничал с Московским ар­хеологическим обществом, Историко-родословным обществом Москвы (будучи одним из его учредителей, а в 1920-1922 гг. - ру­ководителем), участвовал в подготовке лучших дореволюционных справочных изданий, таких, как “Сборник биографий кавалергар­дов”, “Русские портреты XVIII-XIX столетий”, и др. Именно он, по просьбе П.И. Бартенева, написал в 1907 г. первое систематическое исследование о родословии московского купечества[10].

           В значительной степени появление этого исследования было подготовлено титаническими усилиями двух выдающихся выход­цев из купечества - И.Е. Забелина и Н.А. Найденова. Первый собрал и издал двухтомную публикацию материалов по истории Москвы, в том числе доимочные земские книги и ведомости ок­ладных оброчных книг с подробным описанием городовых рядов, торговых и промысловых лавок и мест и др.[11]

           Огромен вклад в источниковедческое обеспечение изучения истории купечества Н.А. Найденова, осуществившего грандиоз­ное издание нескольких серий многотомных публикаций[12]. Их подготовка была поручена архивисту МАМЮ Николаю Никола­евичу Николаеву, который со своими сотрудниками выявил и об­работал дозорные, переписные, окладные книги, ревизские сказ­ки за XVII-XIX вв.[13], общественные приговоры по московскому купечеству, а также по малым среднерусским городам Белеву, Боровску, Зарайску, Малоярославцу, Торопцу, Туле и др.[14]

           [82] В научный оборот были введены до того игнорируемые раз­новидности массовых делопроизводственных источников, разом перечеркнувшие концептуальные построения о невозможности изучения генеалогии купечества и других непривилегированных сословий. Именно на них базировалось исследование Н.П. Чул­кова. Казалось, что открываются большие перспективы, но даль­нейшего движения в этом направлении не произошло. Еще была подавляющей инерция дворянской генеалогии. А вскоре случи­лась Октябрьская революция. Купечество как объект исследова­ния стало безликим и преимущественно ругательным (“Тит Ти- тычи”). Прошел не один десяток лет уже советского почти пол­ного забвения генеалогии, в том числе и непривилегированных сословий, прежде чем введенные в оборот Н.А. Найденовым ма­териалы “заработали” на исследовательской ниве. Это не означа­ет, что в этой области ничего не делалось. В 50-60-х годах XX в. появился ряд фундаментальных исследований как по отдельным торгово-промышленным домам, так и по предпринимательским группам. В числе первых следует отметить монографии Н.А. Ба­клановой и А.А. Введенского о Калмыковых и Строгановых[15]. О династиях горнозаводчиков писал Н.И. Павленко[16], а о кресть­янских торгово-промышленных фамилиях - С.В. Бахрушин и Н.Е. Носов[17]. Но все же это были работы, ставящие иные исто­рические задачи и основанные на иной источниковой базе.

           Принципиальные изменения произошли в 70-80-х годах, ко­гда были опубликованы исследования М.М. Громыко, Л.H. Семе­новой, автора этих строк[18], основанные на тех разновидностях массовой документации, которые открыли для генеалогов Н.А. Найденов, Н.П. Чулков, И.Е. Забелин. Именно тогда стало ясно, что генеалогия не просто возрождается, что она на пути ка­чественной трансформации.

           Произошла, можно сказать, смена одновременно двух векто­ров: на источниковедческом и на структурном, или, точнее, на функциональном уровнях. Выход на новые социальные объек­ты - непривилегированные сословия, прежде всего купечество, - радикально изменил предметные функции генеалогии. Прежде всего абсолютно иной корпус источников требует совершенно новых приемов. Ведь в новых разновидностях источников отра­жены не генеалогические, а биографические по преимуществу факты. А это ставит исследователя не только перед конкретно­источниковедческой задачей оценки этих материалов, но и перед необходимостью проведения ряда промежуточных процедур, ко­торые позволили бы свести дискретные биографические факты в некие генеалогические “клаузулы”, будь то генеалогические [83] досье, родословные таблицы или росписи, банки данных. Кстати, создание компьютерных баз данных по генеалогии стало очевид­ной приметой последнего времени, правда, к сожалению, в обла­сти дворянской генеалогии[19].

           Таким образом, изучение генеалогии непривилегированных сословий требует комплексного подхода, специфических методов в оценке информационных возможностей источников и их даль­нейшей обработки. Другими словами, источниковедческая проб­лема генеалогии непривилегированных сословий - это проблема массовых делопроизводственных, прежде всего ревизских мате­риалов, обусловленных, согласно Б.Г. Литваку, наличием трех ос­новных признаков: ординарности, однородности, формуляру[20]. Именно они позволяют производить своего рода неодипломати­ческую реконструкцию утерянных или несохранившихся фраг­ментов (например, ревизских сказок по отдельным переписям).

           Другая сторона качественных изменений в генеалогии или смены на структурном уровне связана с тем, что обработка и ана­лиз выявленных на источниковедческом уровне данных ставит исследователя перед необходимостью общеисторического их ос­мысления, связанного с разрешением задач изучения эволюции и развития отдельных социальных групп. Это принципиально ме­няет положение генеалогии в структуре взаимоотношений так называемого комплекса вспомогательных исторических, или, как их еще называют, источниковедческих дисциплин, который, как мы уже отмечали с Н.А. Соболевой, носит исключительно субординационный характер[21]. В одном случае не генеалогия вы­полняет вспомогательную по отношению к источниковедению функцию, а источниковедческие методы являются вспомогатель­ными по отношению к генеалогии. В другом - генеалогия обре­тает самостоятельность на уровне исторического построения.

           Неизмеримо усложняются исследовательские задачи при ре­шении даже сугубо традиционных, т.е. “справочных” функций ге­неалогии низших сословий. Генеалог обращается к целому ряду разнородных по происхождению, структуре и сохранности разно­видностей источников: писцовым и переписным книгам, ревиз­ским сказкам, актам гражданского состояния (метрическим кни­гам), клировым исповедным ведомостям, капитальным, обыва­тельским книгам, спискам составов посадов и общин. Хотя в ос­нове каждой разновидности лежит посемейная сказка, сущест­венные различия в реальном содержании, значительные хроно­логические разрывы, неопределенности с фамильными прозва­ниями вынуждают создавать новые методики для выстраивания родословных цепочек, искать новые источники.

           [84] Одной из ярких находок последнего времени, еще не реализо­ванной в полной мере, является открытие (в буквальном смысле) первичных материалов Всероссийской переписи 1897 г. Извест­но, что опросные листы губернские статистические комитеты отсылали в Главную переписную комиссию в Петербург, но пос­ле обработки их данных и публикации сводных итогов по высо­чайшему повелению они были уничтожены. К счастью, не везде. Кое-где сохранились. Петербургские генеалоги М.В. Борисенко и А.В. Родионов независимо друг от друга и в разных архивах вы­яснили, что в некоторых губернских правлениях перед отсылкой в Петербург делались вторые, дублетные, экземпляры перепис­ных листов для собственных местных нужд. В частности, сохра­нились переписные листы крестьян Московского, Богородского, Клинского уездов Московской губернии, Южно-Уссурийского округа, Приморской области, массив переписных листов кресть­ян по Тобольской и Архангельской губерниям[22].

           В частности, М.В. Борисенко установил, что в фонде Тоболь­ского губернского статистического комитета хранятся заполнен­ные от руки типографские бланки вторых экземпляров перепис­ных листов по поселениям практически всей территории Тоболь­ской губернии. Подворные переписные листы сгруппированы по городам, волостям, селам, деревням или владельческим усадьбам. Общее количество дел составляет 4036. Целиком учтено все на­личное население, включая мелкие деревни, где отмечены даже гостящие и странствующие. Переписной лист содержал сведения в большем объеме, чем метрические книги и ревизские сказки: 1) фамилия, имя, отчество; 2) пол; 3) отношение к главе хозяйст­ва и главе семьи; 4) возраст; 5) семейное положение; 6) сословие, состояние, звание; 7) место рождения; 8) место прописки; 9) мес­то жительства; 10) отметка об отсутствии, отлучке и о времен­ном пребывании; 11) вероисповедание; 12) родной язык; 13) уме­ние читать и писать; 14) занятие главное: ремесло, промысел, должность или служба, побочные занятия, отношение к воинской службе. Отдельно имелись данные об особых приметах (слеп, глух, нем, умалишен), а также вопросы: живут ли в собственном доме? Сколько строений во дворе? Из какого материала?

           Важно, что здесь заключалась информация о жителе в систе­ме его родственных и хозяйственных связей. Каждый переписной лист содержал сведения не об отдельном человеке и даже не о конкретной семье, а имел подворный принцип записей о “домохо­зяйстве”, что является более широким понятием.

           Но главное в этих источниках состоит в том, что они корре­лируются с ревизскими переписями. Еще В.О. Ключевский отме[85]чал, что на каждый данный момент истории в семье можно на­блюдать представителей пяти поколений. Это теоретически до­пустимый максимум. Источниковедчески ревизские сказки и пе­реписные листы содержат в себе данные о трех поколениях, а следовательно, перерыв между последней ревизией 1857 г. и 1-й Всероссийской переписью 1897 г. можно считать исчерпанным. В равной мере это относится и к последующим, уже первым совет­ским переписям. Здесь порой случаются находки, которые связы­вают не только разноплановые источники, но и исторические эпохи. Показателен в этом отношении материал, введенный тульским генеалогом И.А. Антоновой, - именной каталог быв­шего спецхрана Государственного архива Тульской области. Именные карточки здесь (а их в 30 раз больше, чем в общем фон­де) стали собираться в каталог, основанный циркуляром ГАУ НКВД 1939 г. и спецприказом НКВД 23 декабря 1940 г. “Об ис­пользовании архивных материалов в оперативно-чекистской ра­боте”, подписанным Л.П. Берией. А источниковой базой катало­га стали фонды не только советского, но и досоветского перио­да - органы власти, правосудия, жандармерии, полиции и т.п. А в совокупности это дает возможность изучать генеалогию ре­прессированных лиц до пятого колена[23].

           Отличительная исследовательская особенность современно­го генеалога в изучении непривилегированных сословий, в том числе и крестьянства, - комплексный источниковедческий под­ход, который опирается, кстати, на сложившиеся традиции. Ведь при кажущейся неразработанности крестьянской генеалогии, мы имеем солидную литературу. К перечисленным выше работам можно добавить исследования А.А. Александрова о крестьянах Сибири, В.М. Панеяха о холопах, М.Ф. Прохорова о вотчинных крестьянах. В этой связи не случайно то, что современные иссле­дователи не только привлекают весь набор массовых разновид­ностей источников (ревизские сказки, исповедные росписи, мет­рические книги, актовые материалы), но и ставят вопрос о мето­дологии генеалогии крестьян[24].

           В заключение - несколько общих соображений о генеалогии непривилегированных сословий как элементе или факторе исто­рического построения. Речь идет, как было сказано выше, о вы­ходе генеалогии на общеисторический уровень, при сохранении ее первоначального справочного смысла. Конечно, значительная часть работ последних полутора-двух десятилетий посвящена изучению конкретных отдельных родов. Большая “Уральская родословная книга” содержит около двух десятков крестьянских родословных; монография А.В. Матисона, хотя и обращена к ге[86]неалогии приходского духовенства, но изучает всего один род[25]. Это традиционные генеалогические изыскания.

           Но складывается и другое направление, когда генеалогия перестает быть самоцелью, а становится средством или мето­дом изучения более общих исторических вопросов. Конечно, A.B. Демкин говорит в своих работах о целом ряде купеческих фамилий Верхневолжья, но лишь для того, чтобы выяснить вопрос о переливе и, следовательно, функционировании купе­ческого капитала. Безусловно, Н.Г. Думова, восстанавливает семейные истории виднейших русских капиталистов, но толь­ко для того, чтобы подчеркнуть вклад отечественной буржуа­зии в культуру. А.Н. Боханов реконструирует купеческую ро­довую преемственность, но с тем, чтобы выявить характер со­циальной эволюции сословия. Г.Н. Ульянова использует весь арсенал генеалогических данных и семейные традиции благо­деяния, но ставит задачу становления социального и нравст­венного самосознания русского купечества, одной из форм проявления которого была благотворительность. Наконец, ав­тор этих строк писал именно о генеалогии русского купечест­ва, но его книги в библиотечном каталоге проходят под рубри­кой “Просопография”, поскольку это направление нацелено на изучение статуса, социально-экономической, политической жизни отдельных его страт.

           Думается, там, где речь идет об изучении генеалогии непри­вилегированных сословий, так будет и впредь. За этим будущее. В данном докладе автор сознательно отрешился от многочислен­ной конкретики, чтобы яснее представить проблемные тенден­ции. Но это всего лишь первый приступ, хотя и он с очевидно­стью показывает необходимость историографического обобще­ния в этой области, чтобы двигаться дальше.

 

           [86-88] СНОСКИ оригинального текста

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

 

           H.A. Соболева. Что вам известно о современной программе “Генеалогия в России”, одобренной Думой? В контексте этой программы уже начинают появляться такие разработки даже не по отдельным регионам, а скорее по областям. Предположим, [89] изучается родословная симбирской или ульяновской ветви на уровне государственных программ. В частности, там речь идет как раз о метрических книгах, о которых Вы упомянули.

           В.А. Кучкин. Понятно, что, допустим, генеалогия купечества проливает свет на переливы капитала. А что же тогда дает нам генеалогия духовенства или холопов? И какие вообще с помо­щью генеалогии можно исследовать общеисторические пробле­мы, которые не решаются или трудно решаются путем других изысканий, потому что, например, по переливу капитала вы мо­жете посмотреть документы - продажа акций, покупка акций и т.д. и т.п.? Это тоже можно исследовать. Все же, когда занимают­ся генеалогией, какие проблемы общего порядка мы можем изу­чить на этом основании?

           Ю.А. Тихонов. Правильно ли я понимаю, что для выхода на общеисторический уровень по родословным крестьян, священни­ков, купцов нужен определенный минимум материалов, а сейчас его мало. Скажем, по дворянам имеются обширные генеалогиче­ские материалы - справочники и др. А работы о каких-то зако­номерностях развития, эволюции дворянских родов в генеалоги­ческом плане у нас пока нет. В чем тут дело?

           В.А. Кучкин. Генеалогию купцов конкретно можно просле­дить только с XV в.? Значит, более ранние корни по материалам не установлены?

           А.И.Аксенов. О думской программе я слышал. Но и только, никаких подробных публикаций о ней не знаю.

           Относительно генеалогии целых регионов, могу сказать, что я сталкивался с несколькими проектами, поступающими в РГНФ. Один из проектов, касающийся Горьковской области, был у меня в руках года два или три тому назад. Он не был связан с думской программой, это исключительно инициатива с мест. На мой взгляд, данные проекты не представляют интереса. Они подгото­влены сотрудниками бывших домов политпросвещения, которые разрабатывают всевозможные программы с тем, чтобы полу­чить хотя бы минимум финансирования. Как раз проект по Горь­ковской области составлен бывшим директором Дома политпро­свещения г. Горького.

           Вроде бы он имеет благородную цель и задачу - создание все­общей генеалогии Горьковской области. Но ни слова не сказано о его источниковой базе, методах подготовки, наконец, с помо­щью каких сил будет осуществляться? Т.е. методической прора­ботки этого проекта не существует. Совершенно очевидно, что он не реален в принципе.

           [90] Если думская программа предполагает нечто подобное, мож­но только сожалеть о том, куда уйдут государственные деньги. Только и всего. Мне абсолютно ясно, что в научную среду эти программы не попадут, и я очень сомневаюсь, что к этому делу привлекут ученых. Скорее всего в регионах главы или соответст­вующие административные подразделения получат денежные вливания на такие программы и на этом все кончится.

           Теперь относительно того, что дает генеалогия для изучения духовенства, крестьянства и т.д. Но ведь есть же примеры, я их приводил. Вот, скажем, В.М. Панеях писал о холопах или М.М. Громыко - о сибирских крестьянах. Здесь мы вступаем, в общем, в деликатную и пока у нас слабо разработанную область изучения микроисторий.

           По существу мы не знаем, как функционировала в реально­сти крестьянская семья. У нас есть общее представление, а кон­кретика отсутствует. Т.е. на бытовом уровне нет достаточно яс­ных представлений, или же эти представления навеяны воспоми­наниями из разных социальных или сословных слоев. И все. Я ду­маю, что задача генеалогии в данном случае как раз и состоит в том, чтобы прежде всего выйти на уровень решения микроисто­рических процессов, протекающих в тех или иных сословных и социальных группах.

           Речь идет не только о купечестве, это имеет прямое отноше­ние и к крестьянству с XVII в. Как только появляется массив раз­новидностей делопроизводственной документации, появляется возможность генеалогической реконструкции на первичном ее уровне с выходом на некие общеисторические процессы. Хотя я должен сказать, что у нас есть работы, в которых изучается и ку­печество, в том числе более раннего периода. Но там свои слож­ности, нет таких разновидностей материала, а следовательно, встают другие проблемы методического характера. Это - реали­зация источниковедческой информационной способности уже из­вестных источников, но в другом ключе. Над этим работают, в том числе и в нашем институте.

           По мнению Ю.А. Тихонова, создалось впечатление, что по генеалогии непривилегированных сословий мы имеем мини­мум источников. Наоборот, как я отмечал, произошло резкое изменение с тех пор, как был введен колоссальный массив де­лопроизводственной документации. Есть публикации по от­дельным регионам. Все делопроизводство государственной ма­шины содержит документацию, отражающую данные и о гене­алогии, и следовательно, имеется возможность работать над ее изучением.

           [91] В.А. Кучкин. Недавно по телевидению рассказывалось о том, как один из представителей старой дворянской фамилии создает музей, в котором хотел бы представить не только своих предков, но и генеалогию крестьян и других людей, которые жили в поме­стье. Он готов собирать соответствующие материалы. Вот это очень интересный подход. Доклад А.И. Аксенова - научная ил­люстрация тех тенденций, которые наблюдаются в обществе. Наша наука занимается в основном генеалогией князей, привиле­гированных классов, что важно, поскольку речь идет о земель­ных владениях, правах на престол и т.п. Но есть и та генеалогия, о которой говорилось в докладе.

           В докладе подробно говорилось о сложных проблемах источ­ников и методике их обработки. По существу можно говорить о массовом их прибавлении только с XV в. Это ясно видно, напри­мер, по актам: в XIV в. их было только около 200, а в XV в. уже больше 2 тыс.

           Мы знаем попытки проследить генеалогию купеческих, крестьянских семей, когда речь идет, скажем, о выделении зажиточной верхушки, по материалам новгородских книг. Следует говорить не только о микрозначении таких работ, но и о их макрозначении для исторической науки. Генеалогия мо­жет сказать свое веское слово при ответе на вопрос: насколько общество консервативно, есть ли переходы из одного сословия в другое. Если на протяжении целого ряда столетий (а такие ранние записи имеются), например, род священников занима­ется только духовными делами, а холопы не выходят из своей среды, то мы можем совершенно определенно сказать, как об­щество развивается, в какой мере оно подвижно, существует ли взаимопроникновение между различными слоями этого об­щества и давать ему соответствующую характеристику.

           Н.А. Соболева. Речь идет о сложной и важной области зна­ний. Сегодня люди начинают интересоваться своими предка­ми. Видимо, в увлечении такой региональной генеалогией они увидели какое-то рациональное зерно. Хватит быть “манкур­тами”, не помнить своего родства. В конце концов это стано­вится важным и для развития генеалогии как науки и для сов­ременной истории. В поисках родословной обращаются к мет­рическим книгам. Ранее они хранились в храмах. При совет­ской власти было велено сдавать их в областной архив. Мно­гие там находятся и поныне. По ним возможно установить вре­мя рождения, крещения, бракосочетания, смерти за несколько поколений.

           [92] В.М. Кабузан. В интересном докладе не были названы очень многие массовые источники, которые позволяют исследовать проблему в динамике. Я имею в виду ревизские сказки.

           А.И. Аксенов. Я их называл.

           В.М. Кабузан. Но как-то очень незаметно. Если брать под­ворные переписи, ревизские сказки, то по определенному уезду, волости, стану можно узнать, сколько у каждого проживавшего там человека было детей, когда кто родился и т.д. вплоть до пе­реписи 1897 г. А для привилегированных сословий очень инте­ресный источник - переписи Москвы, Петербурга по каждому дому. Я встречал очень много таких материалов, например, по Москве 1767 г. Здесь есть сведения о каждом доме, домовладе­нии, покоях, жителях, их возрасте, занятиях и т.д. В основном это дворяне. Охвачен весь город и его территория. На мой взгляд, на­до начинать с таких массовых источников, которые позволяют выявить очень многое, а уж потом убрать дополнительные, вто­ростепенные и заполнять бреши. По крайней мере в отношении сословия податных, начиная с начала XVII в., такая сплошная, единая массовая работа вполне осуществима.

           М.Е. Бычкова. Доклад показывает возможности и много­гранность генеалогического исследования.

           Я обращала внимание на многоликость генеалогии и как ме­тода исторического исследования, вспомогательной историче­ской дисциплины, и как возможности конкретному лицу приоб­щиться к истории, потому что в принципе создание истории сво­ей семьи - это вхождение через частные случаи в общую исто­рию страны, потому что предки участвовали в Великой Отечест­венной войне, в Первой мировой, я уже не говорю о войне 1812 г. Ведь поначалу в советское время генеалогическое общество бы­ло создано именно на базе Общество потомков участников вой­ны 1812 г. и потомков декабристов (широкие генеалогические исследования велись именно на этой базе). Это были первые лю­бители, которые занимались историей своей семьи и собирали материалы под эгидой этих обществ.

           Меня тревожит то, что, занимаясь историей своей семьи и входя в историю России, человек приобщается к этой истории и создает свой ее вариант, иногда отличный от того, что мы знаем по источникам. Поэтому работы А.И. Аксенова важны тем, что профессиональный историк, специалист в данной области разра­батывает методику работы с массовыми источниками. Кроме то­го, древние источники надо еще уметь прочитать, что тоже тре[93]бует определенной подготовки. Именно методика - самое глав­ное из того, что содержится в докладе.

           Генеалогическими проектами серьезно занята средняя шко­ла. Там сохранились олимпиады школьников, имеющие всерос­сийский масштаб, и даются специальные разработки, связанные с микроисторией. Преподаватели поняли, что проводить исследо­вания по макроистории, например, по войне 1812 г. и другим большим проблемам, - это не так интересно и не так важно для учащихся, как подготовка краеведческих работ на тему “Мое се­ло”, “Моя семья”. Это важно, во-первых, потому, что учащиеся приобщаются к истории, учатся собирать исторический материал и сохраняют его для будущего.

           Не правы те, кто считает, что по дворянской генеалогии у нас много материалов. Действительно за XIX в. есть прекрас­ные источники по губернским дворянским собраниям, но сколько их было уничтожено уже к середине XIX в.! Когда чи­таешь старую опись еще до 1917 г. и видишь современные по­метки “уничтожено”, сердце кровью обливается. Поэтому сбор материалов на всех уровнях сейчас актуален. Важно при­общать людей к тому, чтобы они это делали, опираясь на ме­тодику, разработанную профессионалами, и обсуждаемый до­клад, будучи опубликованным, принесет пользу не только спе­циалистам-историкам, но более широкому кругу людей, зани­мающихся историей своей семьи.

           Ю.А. Тихонов. В докладе нарисована яркая картина совре­менного состояния генеалогии, и у меня сложилось впечатление, что мы накануне большого научного прорыва в этой отрасли знаний. А когда он произойдет, зависит прежде всего от введения в научный оборот источников.

           Напомню еще об одном виде источников.

           Сейчас в архивы идет массовый поток запросов (оплачивае­мых): дайте мне историю моей семьи. И если обратиться к копи­ям ответов, то можно увидеть очень большой комплекс интерес­ных материалов именно генеалогического содержания. Но важ­нее и сложнее - дать методологию исследований широкой обще­ственности. Тогда эти разыскания в области генеалогии приобре­ли бы массовый характер. Сейчас важно накопить комплекс ис­точников по семьям, и когда их будет определенное количество, тогда можно применять статистический метод.

           А.И. Аксенов. В.А. Кучкин, разумеется, прав, говоря о важ­ности актовых источников раннего периода. Я сознательно отре­шился от этой проблемы, поскольку от меня это довольно дале[94]ко, но согласен, что здесь заложены серьезные большие перспе­ктивы для генеалогических исследований.

           Привлекает внимание мысль относительно общих проблем, связанных с генеалогией непривилегированных сословий, кон­сервативного общества. Я несколько раз обращался к теме диф­фузии сословий, но довольно робко. Это удается сделать на каких-то локальных сословных группах, но всерьез к данной проб­леме по-настоящему никто не подступал, а ее разработка, веро­ятно, многое может объяснить и дать для понимания устойчиво­го характера русского общества в целом.

           Очень интересная проблема о запросах в архивах и уровень потребности общества в генеалогических знаниях. Это актуаль­но, потому что еще лет 6-7 назад появились наблюдения провин­циальных исследователей Тулы, Владимира, Ярославля, связан­ные именно с изучением таких запросов, и тогда отмечалось их небольшое число. Сейчас происходит некое качественное изме­нение, и к нему нужно отнестись всерьез.

           Метрические книги я упоминал. Что же касается замечания о ревизских сказках, я их назвал, но не стал на этом останавли­ваться по одной простой причине - на основе ревизских сказок написаны все мои работы, поэтому еще раз говорить о них мне показалось неуместным.

           Относительно прорыва. Как, когда и в какой форме он про­изойдет, не знаю. Но для меня очевидно одно: необходимо боль­шое историографическое обобщение. Я понимаю всю сложность такого труда, поскольку массовая работа ведется на любитель­ском уровне. За десятилетие этот уровень значительно вырос. Но характер этой работы не ясен в силу малой публикационной возможности для нее. Каким образом можно найти нужный кон­сенсус, пока не знаю.