Труды Института российской истории РАН. 1999-2000. Выпуск 3 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 2002. 324 с. 20,25 п.л. 14,17 уч.-изд.л. 300 экз.

Борьба за русскую армию в послеоктябрьский период

Автор
Базанов Сергей Николаевич
Bazanov S.N.

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Базанов С.Н. Борьба за русскую армию в послеоктябрьский период // Труды Института российской истории РАН. 1999-2000. Вып. 3 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 2002. С. 157-185.

Текст статьи

[157]

С.Н.Базанов

БОРЬБА ЗА РУССКУЮ АРМИЮ В ПОСЛЕОКТЯБРЬСКИЙ ПЕРИОД*

 

           Послеоктябрьский период истории русской армии (октябрь 1917 – март 1918 г.) по настоящее время остается «белым пятном» в историографии, несмотря на немалое, казалось бы, число научных трудов, посвященных вооруженным силам в 1917 г. В научной литературе, особенно в монографических исследованиях, достаточно подробно рассматривался весь революционный процесс, происходивший в армии от Февраля к Октябрю, а послеоктябрьский период большинство исследователей, рассматривали весьма поверхностно. Отчасти это вызвано значительно меньшим по сравнению с дооктябрьским периодом наличием документальных источников, сохранившихся в архивных фондах РГВИА, ГАРФ и других. Дело в том, что в период германского наступления в  феврале 1918 г. многие штабы полков, дивизий, корпусов и даже армий были захвачены противником. Однако главный недостаток всей предшествующей научной литературы состоит в том, что революционные процессы в вооруженных силах в 1917 г. рассматривались по одной схеме, а события унифицировались. Исследователей в основном интересовали лишь вопросы, связанные с «проведением социалистической революции». Все работы заканчивались главным образом безапелляционным утверждением, что «Советская власть окончательно установлена» на том или ином фронте или в армии такого-то числа такого-то месяца. Как правило, для подобного заключения большинству авторов хватало резолюции, вынесенной в поддержку Советской власти или Совета Народных Комиссаров (или об их признании) съездом сол[158]датских депутатов изучаемого объекта. И на этом ставилась точка.

           Но если это так, то почему русская армия в течение менее чем четырех месяцев была демобилизована и уже в марте 1918 г. прекратила свое существование? «Было одно крайне важное обстоятельство, – писал в 1982 г. академик И.И.Минц, – которое мешало широкому использованию старой армии. Во время революции и после Октября в старой армии стала разворачиваться и все более обостряться гражданская война. К сожалению, в литературе все еще нет обобщающих работ о гражданской войне в самой старой армии, в которую вовлекались не только отдельные полки, дивизии, но даже целые корпуса и армии»[1]. К сказанному можно добавить, что и спустя почти 20 лет не только не написано такой работы, но даже нет обобщающих монографических, трудов по истории деятельности органов взятия власти на фронте – военно-революционных комитетов, которые стали создаваться в действующей армии сразу после обращения II Всероссийского съезда Советов 26 октября 1917 г. к фронту. Без изучения деятельности военно-револю­ционных комитетов, советских комиссаров, прибы­вавших на место комиссаров Временного правительства, невозможно воссоздать целостную картину борьбы большевиков и их политических противников за армию в послеоктябрьский период.

           К настоящему времени истории создания и деятельности военно-революционных комитетов действующей армии посвящен лишь сборник документов и несколько статей[2]. И эта немногочисленная литература, естественно, страдает теми же недостатками, что и вся предшествующая историография по истории революционного движения в русской армии в 1917 г.

           Прежде чем перейти к рассмотрению вопросов, связанных с историей борьбы за армию, необходимо кратко пояснить, что представляли собой органы, специально [159] созданные большевиками для взятия власти в вооруженных силах. Хотя большевизация солдатских комитетов началась сразу же после подавления корниловского выступления, к началу Октября она охватила только часть солдатских организаций, особенно низших – ротных, батарейных, батальонных и отчасти полковых. Высшие солдатские комитеты – бригадные, дивизионные, корпусные, а тем более армейские в основном находились под руководством эсеров и меньшевиков. К тому же процесс большевизации солдатских комитетов шел с разной скоростью: чем дальше находился фронт от обеих столиц, тем этот процесс был медленнее. Северный фронт, прикрывавший Петроград, и Западный фронт, прикрывавший Москву, по большевизации солдатских комитетов значительно опережали другие, более отдаленные от центральных районов, фронты – Юго-Западный, Румынский и Кавказский. Да и сам процесс переизбрания солдатских комитетов был достаточно медленным: надо было провести выборы делегатов, организовать собрание всей воинской части и проголосовать отдельно за каждую кандидатуру. К тому же результат был часто непредсказу­емым: солдаты могли вновь проголосовать за эсеров и меньшевиков. А времени на терпеливую агитацию у местных армейских большевиков не было.

           Другое дело военно-революционные комитеты. Эти органы не избирались, а создавались местными  армейскими большевистскими организациями во  исполнение  постановления II Всероссийского съезда Советов от 26 ок­тября 1917 г. В нем, в частности, предлагалось всем армиям создать временные революционные комитеты, которые должны были отвечать за «сохранение революционного   порядка и твердости фронта»[3], а по существу, как им, так и новым советским комиссарам предписывалось взять всю полноту власти в действующей армии. При этом  солдатские комитеты и командование должны были перейти под полный контроль со стороны создаваемых ревкомов и [160] присланных из Петрограда или назначенных из местных лидеров большевиков новых комиссаров.

           Появление на фронтах и в армиях комиссаров, назначенных СНК, создание без участия солдат новых административно-командных органов – военно-револю­цио­нных комитетов в частях и соединениях действующей армии обостряло политическую борьбу в недрах солдатских масс, накал которой нарастал в зависимости от специфики фронта, его армий и взаимодействия фронтов с ближайшим тылом.

           Для завоевания армии на свою сторону Петроградский ВРК направил на фронт множество своих комиссаров и эмиссаров, целью которых было устранение аппарата комиссаров Временного правительства, создание военно-революционных комитетов, фактически становившихся над существующими солдатскими комитетами, устранение нелояльного к новой власти командного соста­ва путем введения «выборного начала» и др. Всего на места по разным подсчетам было послано от 350 до 600 уполномоченных пропагандистов и комиссаров[4]. Это в це­лом немного для 7-миллионной армии. Следует также заметить, что большинство советских комиссаров и председателей фронтовых и армейских ревкомов было назначено новой властью из лидеров местных армейских большевиков, а состав корпусных, дивизионных и полковых ВРК полностью формировался местными армейскими большевистскими организациями. Таким образом, сразу же после Октября в действующей армии  разгорелась, острейшая борьба за власть между местными армейскими организациями большевиков, большевизированными солдатскими комитетами, создаваемыми большевиками ревкомами и советскими комиссарами с одной стороны и старыми, непереизбранными эсеро-меньше­вистскими солдатскими комитетами, армейскими  организациями эсеров и меньшевиков, комиссарами Временного правительства, создаваемыми эсерами и меньшеви[161]ками на фронтах и в армиях Комитетами спасения родины и революции и командования с другой. Следует заметить, что офицерский корпус, особенно после сентябрьской чистки, вызванной корниловским выступлением, весьма неприязненно относился не только к А.Ф.Керен­скому и Временному правительству, но и к комиссарам Временного правительства на фронтах и в армиях и особенно к солдатским комитетам. Однако в вопросе о непризнании новой власти он был союзником прежним комиссарам и эсеро-меньшевистского большинства солдатских комитетов. Однако такой расклад противоборствующих сил справедлив в основном лишь для Северного и Западного фронтов. На остальных фронтах, расположенных на Украине и в Румынии – Юго-Западном и Румынском, и в Закавказье – Кавказском была еще и «третья сила» – местные националисты, стремившиеся урвать от разваливающейся русской армии свой кусок «пирога» и создать свои национальные армии. При этом следует заметить, что каждая из противоборствующих сторон стремилась перетянуть на свою сторону многомиллионную солдатскую массу, втянуть ее в гражданскую войну в самой армии.

           Как вели себя солдаты в такой обстановке? Наиболее достоверными источниками для определения позиции фронтовиков являются сводки сведений о настроении, еженедельно составляемые командованием частей и соединений и отправляемые в Ставку, а также солдатские письма во ВЦИК, СНК и другие государственные, общественные и политические организации. Однако, резолюции, принятые на заседаниях солдатских комитетов, не всегда верно отражали настроения и симпатии солдатских масс. Так, две первые послеоктябрьские недели основная масса солдат, не будучи информированной или подвергаясь дезинформации о событиях в Петрограде, вела себя сдержанно и выжидательно, и все помыслы фронтовиков были сосредоточены вокруг Декрета о ми[162]ре, о котором они узнали 27 октября. Именно этот декрет, как показывают многочисленные источники, солдаты восприняли как акт об окончании войны и ожидали практических шагов Советского правительства в этом направлении: заключения мира с противником и демобилизации. Поэтому втягиваться в политическую борьбу, которая в любой момент могла перерасти в вооруженную, они в своей массе не желали. Именно по этой причине на своих солдатских митингах фронтовики отказывались выделять воинские части и свергнутому Временному правительству, и для помощи Советской власти. Во всей предшествующей научной литературе, как правило, отмечалась большая активность солдатских масс, их якобы полная поддержка новой власти. Для этого приводились единичные случаи такой поддержки и выдавались за массовое явление, а пассивность фронтовиков, отмечаемая еженедельно в сводках командования, просто игнорировалась исследователями.

           Попытаемся изложить историю борьбы за армию, разразившейся в послеоктябрьский период на всех пяти русских фронтах. При исследовании этой темы автор опирался главным образом на документальные материалы, периодику того времени и не пытался подгонять происходившие в действующей армии процессы под схему «триумфального шествия» Советской власти, как это имело место в предшествующей литературе.

           Северный фронт прикрывал столицу России –  Петроград. Несмотря на близость к столице и значительное по сравнению с другими фронтами количество присланных из Петрограда комиссаров, эмиссаров и агитаторов, созданные здесь военно-революционные комитеты не смогли сразу взять власть в войсках этого фронта. Меньшевики и эсеры еще занимали крепкие позиции, а солдатская масса проявляла, как уже отмечалось, свойственные ей колебания и зачастую склонялась к выжиданию и нейтралитету. Об этом положении наглядно свидетельст[163]вовала острая борьба враждующих политических сил, разразившаяся  на армейских съездах, прошедших в конце октября – начале ноября. Поскольку армейские съезды не смогли решить вопрос о власти в пользу СНК, созданные в армиях ревкомы, чтобы не упустить время, пока основная масса солдат колебалась, решили действовать вооруженным путем. Так, в 12‑й армии местным армейским ВРК была создана боевая группа из распропагандированных большевиками войск и отправлена на взятие штаба армии, находившегося в г. Валк. 7 ноября штаб 12‑й армии и армейский комитет были заняты. Кровопролития удалось избежать благодаря нейтралитету солдатских масс Валкского гарнизона, которые не желали развязывания гражданской войны в самой 12‑й армии. Несмотря на мирный исход «операции», армейский ВРК произвел аресты среди командования армии и эсеро-меньшевистских членов армейского комитета[5].

           В соседней 5‑й армии того же фронта армейский ВРК 1 ноября при помощи роты солдат, сочувствующих боль­шевикам, окружил не признающий его власти армейский комитет и предъявил ему ультиматум о сдаче дел. Под угрозой открытия огня армиском сложил с себя полномочия. Штаб армии ВРК захватывать не рискнул, ограничившись его изоляцией. Заметим, что командарм и его штаб были арестованы позднее, 12 ноября, по приказу прибывшего в Двинок нового советского верховного главнокомандующего Н.В.Крыленко[6].

           И только в 1‑й армии, расположенной в центре Северного фронта, обошлось без вооруженного воздействия при смене власти. 11 ноября к тому времени переизбранный армейский комитет признал Советскую власть, а командование пришло под контроль армейского ВРК[7].

           В такой благоприятной для местных армейских большевиков обстановке они предприняли более энергичное наступление на своих политических противников. 6 ноября в Пскове, где находился штаб фронта, была созвана [164] конференция военно-революционных комитетов Северо-Западной области и армий Северного фронта. Согласно решениям конференции местные ревкомы были обязаны приложить все усилия к тому, чтобы советы и солдатские комитеты, не признающие новой власти, были немедленно переизбраны. Конференция предлагала ревкомам брать под свой контроль все без исключения армейские учреждения, арестовывать нелояльный к новой власти командный состав и заменять его надежным контингентом[8].

           На Западном фронте взятие власти ревкомами началось сразу с взятия штаба фронта, расположенного в Минске. Здесь по инициативе Северо-Западного комитета РСДРП(б) и переизбранного Минского Совета уже 27 октября был со­здан фронтовой ВРК. Одновременно местные эсеры и меньшевики, чтобы ему помешать взять власть, организовали Комитет спасения родины и революции. Опираясь на части Минского гарнизона, солдаты которого находились под влиянием эсеров и меньшевиков, Комитет спасения установил свой контроль над городом. Протоколы прошедших накануне заседаний солдатских комитетов частей Минского гарнизона объясняют создавшееся положение. В принятых ими резолюциях говорилось о нежелании армии втягиваться в гражданскую войну. Фронтовой. ВРК с таким положением мириться не хотел и направил в армии фронта своих представителей. Ими был сформирован боевой отряд из сторонников новой власти, и в ночь с 1 на 2 ноября он вступил в Минск. На этот раз опять обошлось без кровопролития. Был занят штаб фронта, отстранен от должности главком, фронтовым ревкомом были назначены советские комиссары во все отделы штаба фронта. 4 ноября приказом фронтового ВРК Комитет спасения был распущен, а его члены арестованы. В армиях фронта созданные армейские ревкомы, не без борьбы с возникшими там Комитетами спасения, взяли власть в свои руки: 2 ноября во 2‑й, 10 ноября в 10‑й и 17 ноября в 3‑й армии[9].

          [165] Такой сравнительно быстрый и, как показали события, бескровный переход от старой к новой власти на Северном и Западном фронтах, может быть объяснен позицией основной солдатской массы, в сознании которой, как гласили многочисленные сводки командования, война уже фактически кончена. Вместе с тем солдаты, а большинство их, как известно, было из крестьян, потрясенные нахлынувшим на них потоком событий, не могли разобраться в происходившем и в ожидании мира, земли и демобилизации проявляли рассеянность по отношению к сложным политическим вопросам. Такой вывод напрашивается, когда читаешь сводки о настроениях в войсках Северного и Западного фронтов, солдатские письма того периода. Следует добавить, что сравнительно быстрому и бескровному переходу власти к большевикам на этих фронтах способствовало также и то, что прифронтовые гарнизоны перешли под контроль ревкомов еще раньше. С одной стороны солдаты этих гарнизонов уже не представляли угрозы для новой власти, но на их помощь нельзя было рассчитывать и в борьбе с ее противниками. Дело в том, что в гарнизонах Смоленска, Витебска, Ельни, Жлобина, Рогачева, Новозыбкова и других прилегающих в Северному и Западному фронтам царили хаос и анархия, происходили разгромы винных заводов, грабежи военных складов и железнодорожных составов. В городах солдаты производили самочинные обыски, громили лавки и магазины. Значительная часть солдат гарнизонов включилась в разросшееся аграрное движение крестьянства, громившего и сжигавшего имения и усадьбы. Тлетворное влияние распадавшихся гарнизонов негативно отражалось на фронтовых частях.

           В другой обстановке, в более сложном социально-политическом и национальном переплетении интересов борющихся сторон проходила борьба за власть на Юго-Западном и Румынском фронтах. Однако, как на Северном и Западном, так и на этих фронтах основная масса солдат, не имея информации или питаясь дезинформаци[166]ей о событиях в Петрограде, вела себя в первые две-три послеоктябрьские недели сдержанно и выжидательно, и все их помыслы сосредоточивались вокруг вопроса о мире. Об этом убедительно свидетельствуют как многочисленные сводки о настроениях войск, солдатские письма, так и резолюции митингов.

           События на Юго-Западном фронте развивались следующим образом. Когда штабу фронта, находившемуся в Бердичеве (25 октября) стало известно о событиях в Петрограде, командование и фронтовой комиссариат Временного правительства создали (26 октября) Комитет спасения революции. По его приказу аналогичные комитеты спасения были созданы во всех трех армиях фронта – Особой, 11‑й и 7‑й. Для упрочения своей власти на фронте Комитет спасения совместно с командованием фронта и фронтовым комитетом 5 ноября заключили   соглашение с представителями Центральной Рады, по которому командование фронтом переходило под контроль Рады и передавало ей управление тыловым районом. Казалось, время для местных армейских  большевиков было упущено. Инициатива была у их политических противников. К ним присоединились и временные союзники командования и фронтового комитета – представители Центральной Рады. На помощь местным армейским большевикам ЦК РСДРП(б) и Петроградский ВРК направили большую группу Комиссаров и агитаторов. С их приездом работа большевиков на Юго-За­падном фронте активизировалась, и сначала в некоторых полках, дивизиях, корпусах, а затем и армиях стали создаваться ревкомы: 10 ноября в 11‑й, 20 ноября в 7‑й армии. В Особой армии функции армейского ВРК выполнял Луцкий ревком (с 16 ноября), а 27 ноября был создан армейский ВРК. Наконец, 24 ноября на чрезвычайном фронтовом съезде был создан временный ВРК Юго-Западного фронта. 26 ноября Фронтовой ВРК объявил о переходе всей власти на фронте в его руки[10]. Однако ши[167]роко развернуть свою деятельность он, как и ревкомы армий фронта, так и не успел. На арену политической борьбы выступила Центральная Рада, весьма популярная, как показывают документы, среди солдат-украинцев, которые на Юго-Западном и Румынском фронтах составляли значительный процент. Следует отметить, что в ноябре в Киеве Центральной Радой был создан Краевой комитет по охране революции, предназначенный для взятия власти на территории Украины. 3‑й Всеукраинский войсковой съезд, состоявшийся в Киеве, выразил полное доверие этому комитету. Принятие 7 ноября Центральной Радой универсала фактически означало провозглашение Украинской народной республики и установление ее суверенитета на Украине. Естественно, Центральная Рада пыталась сохранить боеспособность Юго-Западного и Румынского фронтов, прикрывавших украинскую территорию. С этой целью в ноябре на заседании Генерального войскового секретариата было принято решение о создании из этих двух фронтов единого Украинского фронта. Командование этих фронтов в лице генералов Н.Г.Володченко и Д.Г.Щербачева признало власть Центральной Рады, так как после занятия 20 ноября Ставки в Могилеве отрядом Н.В.Крыленко и отстранения от должности, а затем и гибели бывшего главковерха Н.Н.Духонина у них не было иного выбора. Нового главковерха Н.В.Крыленко генералы не признавали. Таким образом, подчинившись Центральной Раде, они сохранили на некоторое время свои посты. Так на арену борьбы за власть в армии вышла третья сила – националисты. Украинизированные войска, верные Центральной Раде, арестовали членов фронтового комитета и разогнали фронтовой и армейские ревкомы. Избежавшие ареста члены ревкомов 7‑й и Особой армий в конце декабря собрали чрезвычайный съезд Юго-Западного фронта, где делегатами от частей и соединений был избран новый главнокомандующий армиями фронта левый эсер [168] В.И.Киквидзе. В январе 1918 г. началась массовая демобилизация солдат Юго-Западного фронта, сопровождающаяся выделением украинских частей. И уже к началу немецкого наступления в феврале 1916 г. на всем Юго-Западном фронте оставалось всего несколько десятков тысяч солдат.

           На соседнем Румынском фронте политическая обстановка после Октября была еще сложней, чем на Юго-Западном. Здесь к украинскому фактору добавилось и вмешательство румынских властей, и сильное воздействие на фронтовое командование дипломатических военных миссий Антанты. Следует напомнить, что на Румынском фронте находилось четыре русских (4‑я, 6‑я, 8‑я и 9‑я) и две румынские армии. Часть русских армий располагалась на территории Румынии. Штаб фронта находился в румынском городе Яссы. Номинально командовал фронтом румынский король, а фактически – его помощник генерал Д.Г.Щербачев. В период Октября Ставка и генералитет связывали свои надежды с этим генералом. Ставка с основанием полагала, что, в связи с нахождением в распоряжении Д.Г.Щербачева значительной части русских армий (4 из 14), а также двух румынских, генерал в состоянии объединить все антибольшевистские силы и бросить их на борьбу с новой властью. Исходя из довольно сильных позиций, созданных спецификой фронта (удаленность от России, дислокация на украинской и частично на румынской территории, слабость местных большевистских организаций и т.д.), Д.Г.Щербачев и поддерживавшие его лидеры фронтовых эсеровских и меньшевистских организаций направили все свои усилия на то, чтобы не допустить большевизации этого самого многочисленного фронта. Командованию фронта удалось на определенный период затормозить большевизацию солдатских комитетов и сохранить за собой руководство 4‑й, 6‑й и 9‑й армиями до конца ноября. Характерно,  что командующий 4‑й армией генерал А.Ф.Рагоза и ко[169]мандующий 6‑й армией генерал А.А.Цуриков оставались на своих постах еще и в начале декабря, в то время как на других фронтах командармы были давно смещены. Сам же Д.Г.Щербачев командовал фронтом до марта 1918 г., т.е. до его ликвидации.

           Процесс большевизации фронта тормозился также бесспорным фактом поддержки значительной частью солдат-фронтовиков партий эсеров меньшевиков и национальных партий (на этом фронте, как и на Юго-Западном, только в значительно большем количестве, находились солдаты-украинцы). Все это привело к затяжной борьбе за власть различных политических сил на этом фронте. Взятию власти большевиками мешало и то, что местные руководители армейских эсеровских и меньшевистских организаций в отличие от других фронтов сразу перехватили инициативу у большевиков, и сами создали 26 октября ВРК фронта в Яссах. В его состав вошли представители фронтового отдела Румчерода (Центральный исполнительный комитет советов и солдатских (матросских) комитетов Румынского фронта. Черноморского флота и Одесской области), комиссариата Временного правительства фронта и командования, а также несколько большевиков. Однако большевики во фронтовом ВРК были довольно малочисленны и не могли влиять на его деятельность. ВРК фронта своей главной задачей считал не взятие власти в армии, а «охрану порядка и спокойствия на фронте»[11]. Под руководством фрон­тового ВРК вскоре были созданы армейские ревкомы во всех четырех армиях фронта. Возникшие фронтовой и армейские ревкомы препятствовали реализации декретов Советского правительства на территории Румынского фронта. В день своего создания (26 октября) фронтовой ВРК приступил к формированию Сводной рево­люционной дивизии с целью отправки ее в Петроград для борьбы с большевиками. Румчерод с той же целью создал боевой отряд особого назначения численно[170]стью 3 тыс. чел. Однако как большевики не смогли направить с Северного и Западного фронтов военную помощь Петроградскому ВРК, так и ревком Румынского фронта не был в состоянии оказать помощь Временному правительству. Дело в том, что, как и на других фронтах, солдаты Румынского фронта противились развязыванию гражданской войны, и все их помыслы сводились к скорейшему заключению мира и демобилизации.

           С целью закрепления устойчивости фронта, Румчерод и фронтовой ВРК созвали 31 октября в румынском городе Романе чрезвычайный съезд армий Румынского фронта. Подавляющее большинство делегатов было от партий эсеров и меньшевиков. Немногочисленные делегаты-большевики ушли со съезда. С создавшимся на Румынском фронте положением не хотели мириться ни Петроград, ни местные большевики, тем более, что командование фронта и Румчерод, авторитетный среди солдат, не признавали новой власти: 20 ноября Румчерод вынес постановление о непризнании СНК. Тогда местные большевики и прибывшие из Петрограда представители СНК стали действовать более решительно. 2 декабря в Яссах они провели совещание представителей фронтового комитета большевиков, Одесского комитета РСДРП(б) и посланцев СНК. Совещание приняло резолюцию: ультимативно потребовать от фронтового ВРК немедленного признания власти Совнаркома или безоговорочного сложения полномочий. Совещание выделило из своего состава большевистский фронтовой ВРК. В тот же день в 10 ч вечера его члены в сопровождении взвода сочувствующих большевикам солдат отправились в помещение фронтового ВРК и с угрозой применения силы предъявили ультиматум его старому составу. Не имея в этот момент охраны и не желая кровопролития, члены старого ревкома покинули здание. В ночь на 3 декабря большевистский фронтовой ВРК провозгласил установление власти Совнаркома по всему Румынскому фронту. Одна[171]ко существование этого большевистского ВРК Румынского фронта продлилось не более суток, так как в ночь на 4 декабря по распоряжению генерала Д.Г.Щербачева и при активном содействии созданного Центральной Радой Комитета национальных и областных комиссаров он был арестован. Избежавшие ареста члены ревкома, в том числе С.Г.Рошаль (одновременно являвшийся советским комиссаром фронта, но не признанный командованием) и другие снова объявили себя фронтовым ВРК и потребовали передачи им всей полноты власти на Румынском фронте. В ответ 7 декабря по инициативе генерала Д.Г.Щербачева было созвано совместное совещание претендующего на власть большевистского ревкома и Комитета национальных и областных комиссаров. Комиссары предложили большевикам создать объединенный фронтовой ВРК, в состав которого могли войти представители всех демократических организаций фронта, что, естественно, давало преобладание эсерам, меньшевикам и Центральной Раде. Непременным условием своего вхождения в этот орган комиссары ставили признание власти СНК только на территории собственно России, а не Украины. Для большевиков подобное требование и перевес их политических противников в таком ВРК был неприемлем. Один из членов большевистского ВРК поручик Корнев решился даже на отчаянный шаг – покушение на самого Д.Г.Шербачева. Однако попытка не удалась, и все члены большевистского ВРК были арестованы, в том числе С.Г.Рошаль, который вскоре был убит. 10-11 декабря украинизированные части по распоряжению Центральной Рады арестовали членов недавно созданных большевистских ревкомов 4‑й и 6‑й армий, а также Особой и 11‑й армий соседнего Юго-Западного фронта. В ночь на 13 декабря ими был арестован весь состав большевистского ВРК 9‑й армии. Одновременно румынское командование ввело на станцию Соколы, расположенную вблизи Ясс свои воинские части, которые к 10 декабря разоружили [172] сочувствующий большевикам местный гарнизон. В такой сложной и чреватой важными политическими и военными последствиями обстановке шла борьба между взаимно исключающими друг друга силами Румынского фронта. Следует отметить, что эта борьба выходила за пределы этого фронта и охватывала армии соседнего Юго-За­падного фронта, их тылы и разгоралась пламенем межнациональной борьбы на территории практически всей Украины. Фактически здесь шла борьба за национальное самоопределение Украины, руководимая Центральной Радой.

           Местным армейским большевикам так и не удалось восстановить свои ревкомы на Румынское фронте. Вскоре Центральная Рада прервала связь армий фронта со Ставкой в Могилеве. Румынский фронт оказался отрезанным от России. В такой обстановке генерал Д.Г.Щер­бачев отменил демократизацию армии и предложил всему командному составу, опираясь на украинизированные части и соединения взять власть в свои руки. Демобилизация и отвод в тыл войск фронта происходили в трудных условиях. Вместе с организованно отошедшей 8‑й армией, ушли части и соединения ряда корпусов 4‑й и 9‑й армий. Особо следует сказать о судьбе 6‑й армии. Самочинная демобилизация проходившая здесь в течении декабря 1917 г. – начале января 1918 г., привела к тому, что большинство частей и соединений армии утратило боеспособность и в результате было разоружено румынскими войсками. Только отдельные части двух корпусов (4‑го Сибирского и 47‑го армейских корпусов) сумели прорваться в район Одессы-Тирасполя[12].

           В таких драматических условиях происходила борьба за армию на русском европейском театре военных действий. Как было показано выше, на каждом из четырех Фронтов была своя специфика, но тем не менее было и много общего, особенно у Северного и Западного, другие же фронты – Юго-Западный и Румынский сильно отли[173]чались от первых двух, где помимо всего прочего добавился национальный фактор.

           Весьма сложная политическая обстановка после Октября создалась на самом дальнем русском фронте – Кавказском. Входившая в состав фронта Кавказская армия располагалась на территории Турции, а два отдельных корпуса – в Персии (Иране). Фронтовые тылы были разбросаны по труднодоступной местности.

           Откликом на события в Петрограде послужило создание уже 26 октября в Тифлисе (Тбилиси), где находился штаб фронта, эсеро-меньшевистским Краевым Советом Кавказской армии Закавказского комитета общественной безопасности, замененного 15 ноября Закавказским комиссариатом. В его состав вошли лидеры эсеров и меньшевиков Закавказья, а также местные дашнаки и мусаватисты. Следует напомнить, что Закавказский комиссариат проводил политику отторжения Закавказья от России. Первыми его шагами было заключение соглашения с Кубанской Радой, донским атаманом А.М.Калединым, дагестанскими и терскими сепаратистами о совместной борьбе против большевиков.

           Краевому Совету Кавказской армии, командованию и Закавказскому комиссариату противостояло Бюро военных организаций при Кавказском краевом комитете РСДРП(б). Как и на всех остальных фронтах, солдаты Кавказского Фронта после обнародования Декрета о мире находились в ожидании реальных шагов новой власти в этом направлении. Стремясь привлечь солдат на свою сторону, командование и Закавказский комиссариат взяли на себя инициативу и 5 декабря заключили Эрзинджанское перемирие с Турцией. Затем, не дожидаясь распоряжения СНК командование фронта приступило к самочинной демобилизации, причем в первую очередь тех частей, где солдатские комитета были перебраны, т.е. большевизированы. Одновременно по просьбе Закавказского комиссариата командование разрешило проводить [174] национализацию частей Кавказского фронта (созда­вались национальные армянские, грузинские, азербайджанские и украинские полки). Эти действия командования и националистов, казалось бы, полностью лишили местных большевиков возможности участвовать в дальнейшей борьбе за армию.

           В сложившейся неблагоприятной для них обстановке большевики решили добиться переизбрания Краевого Совета Кавказской армии, стоявшего на антисоветских позициях, путем созыва съезда Кавказской армии. Съезд проходил в Тифлисе с 10 по 23 декабря 1917 г.  Сблокировавшись с левыми эсерами, большевики получили твердое большинство голосов, что, естественно, отразилось на работе съезда. В принятых резолюциях было выражено недоверие Краевому Совету Кавказской армии с лишением его членов делегатских прав, осуждена антисоветская политика Закавказского комиссариата, приветствовался СНК, все советские декреты и содержалось требование немедленно установить Советскую власть в Закавказье. В составе вновь избранного съездом Краевого Совета Кавказской армии с небольшим перевесом (2 чел.) преобладали большевики и левые эсеры. Не смирившись с победой большевиков и левых эсеров, представители правого блока 27 декабря захватили  помещение и средства Краевого Совета. Опираясь на поддержку командования и Закавказского комиссариата, они объявили себя также Краевым Советом Кавказской армии. Действия правого блока были также одобрены Краевым центром рабочих и крестьянским депутатов. В ответ левый блок объявил себя Революционным Краевым Советом Кавказской армии и на следующий день, 28 декабря, образовал большевистский ВРК Кавказской армии. Опасаясь новых враждебных действий со стороны своих политических противников. Революционный Краевой  Совет переехал из Тифлиса в Баку, находившийся в то время, в руках большевиков. Вскоре, 5 января 1918 г., туда [175] же прибыл ВРК Кавказской армии. Свою деятельность ВРК начал с того, что направил своих представителей на различные участки Кавказского фронта для создания там сети местных ревкомов. Главной своей задачей ВРК считал проведение планомерного отвода поредевших в результате самочинной демобилизации и дезорганизованных частей в тыл. В январе 1918 г. под началом созданных большевиками местных ревкомов и при общем руководстве ВРК Кавказской армии начался организованный отвод остатков войск в тыл. Стремясь разоружить уходившие с фронта части, вооруженные формирования местных националистов организовывали нападения на воинские эшелоны. В ряде случаев им это удалось, но основная часть солдат фронта сумела с боями пробиться в район Баку и на Северный Кавказ, где в марте 1918 г. была демобилизована[13].

           В заключение необходимо пояснить, что автор не касался таких важных для послеоктябрьского периода вопросов, как заключение «солдатских миров», братание, выделение национальных частей, самочинная демобилизация, дезертирство и др.— это другая тема.

           Следует не забывать, что все это происходило одновременно с острой борьбой за власть в армии между большевиками и их политическими противниками. Пока шла эта борьба, одни солдаты незаконно мобилизовывались своими войсковыми комитетами, другие просто дезертировали, третьи переходили в национальные формирования, а оставшиеся на фронте настолько были дезорганизованы , что являли собой уже не бойцов русской армии, а вооруженную толпу людей без погон и знаков различия, не представлявшую никакой серьезной угрозы для внешнего врага. Поэтому в этой борьбе не было победителей: русская армия не досталась никому, она развалилась, а ее остатки были полностью демобилизованы весной 1918 г.

 

           [176] СНОСКИ оригинального текста

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           Б.И.Гаврилов:

           На фоне общей пассивности армии в какой мере борьба между старыми и новыми органами власти, между [177] военно-революционными и прежними эсеро-меньше­вистскими комитетами, влияла на углубление распада армии? Вы также упомянули о попытках противостоять процессу распада армии со стороны Румчерода. А как с этим боролись остальные комитеты на других фронтах?

           С.Н.Базанов:

           Как я уже отмечал, часть солдатских комитетов, особенно низового звена – ротные, батарейные и т.д., была большевизирована. В большинстве случаев такая большевизация была обеспечена за счет блока большевиков с левыми эсерами. В высших комитетах – армейских, корпусных, дивизионных, не говоря уже о фронтовых, безраздельно господствовали эсеры и меньшевики. Переизбрать такие комитеты было сложно и долго. Поэтому местные армейские большевики активно поддержали инициативу II Всероссийского съезда Советов о создании в действующей армии большевистских военно-револю­ционных комитетов. В эти органы члены не избирались, а назначались по указанию местной армейской большевистской организации. Вот между непереизбранными солдатскими комитетами и большевистскими ВРК и шла ожесточенная политическая борьба за власть в действующей армии. И хотя основная солдатская масса в этой борьбе не участвовала, а занимала выжидательную позицию, все равно это отрицательно сказывалось на армии. Падала дисциплина, солдатская масса становилась неуправляемой. Авторитет старых комитетов неуклонно снижался, а новым военно-революционным комитетам еще нужно было его завоевать у солдат.

           Что касается борьбы Румчерода за армию, то именно на Румынском фронте она, на мой взгляд, наиболее ярко проявилась. На других фронтах дело обстояло иначе. На Северном и Западном фронтах борьба за власть закончилась уже к середине ноября 1917 г. победой большевистских ВРК. Однако, следует заметить, что эта победа была [178] одержана только на уровне управления армией: были взяты под контроль ревкомов штабы фронтов, армий, корпусов и т.д. Солдатская же масса так и осталась неуправляемой. На Юго-3ападном, Румынском и Кавказском фронтах большевикам так и не удалось взять власть на уровне фронта и армии, не говоря уже о завоевании солдатских масс. Здесь им противостояли не только эсеро-меньшевистские комитеты и командование, но и добавился национальный фактор. На Юго-3ападном и Румынском фронтах это была Центральная Рада, а на Кавказском – Закавказский комиссариат.

           А.К.Соколов:

           У меня три вопроса, частично связанные с уже прозвучавшим вопросом.

           Первый вопрос: можете ли вы привести данные о размерах дезертирства из действующей армии, а также об организованной демобилизации, потому что объект борьбы все время сокращался.

           Второй вопрос, связанный с этим. Были ли какие-нибудь нюансы в политике взаимоотношений различных политических партий в отношении развала армии, попытки удержать фронт и пресекать дезертирство? Какова была в этом отношении позиция большевиков и левых эсеров?

           Третий вопрос возник в связи с вашей заключительной фразой о том, что в марте 1918 г. старая армия прекратила свое существование. Но по моим данным, если говорить о вопросе формирования Красной Армии на добровольческих началах, то основной ее костяк составляли части старой армии. Прав я или нет?

           С.Н.Базанов:

           Первый вопрос – данные о дезертирстве. По послеоктябрьскому периоду точных данных нет, т.к. в сводках сведений указывалось количество солдат самовольно покинувших свои части, а также не вернувшихся из отпусков. Там же были сведения и о вернувшихся на фронт [179] солдатах. Таким образом, все время шла ротация, причем не вернувшихся всегда было больше, чем вернувшихся солдат. Что же касается вопроса об организованной демобилизации, то могу сообщить, что в 1998 г. у меня вышла в «Военно-историческом журнале» в № 2 статья «Де­мобилизация русской армии». В ней на основе архивных материалов поэтапно показан процесс демобилизации действующей армии. Условно он состоял из двух этапов: 1) неорганизованной самочинной демобилизации, проводимой местными солдатскими комитетами (ноябрь-декабрь 1917 г.); 2) организованной демобилизации по срокам призыва, руководимый Советским правительством (январь-апрель 1918 г.).

           Вопрос второй – какова была позиция большевиков и их политических противников в вопросе о дезертирстве. И те и другие осуждали дезертирство, как могли боролись с этим негативным явлением. Это подтверждается многочисленными резолюциями, принятыми на заседаниях солдатских комитетов различного звена, причем как большевизированных, так и эсеро-меньшевистских.

           Третий вопрос о том, что солдаты и офицеры старой армии составили основной костяк Красной Армии. Я с этим согласен. Хотя, если учесть, что старая армия в 1917 г. насчитывала около 9 млн. чел., из которых 7 млн. находились на фронте, а Красная Армия к апрелю 1918 г. состояла из 150 тыс. бойцов, причем не все они были бывшими солдатами старой армии, это не так уж много. У меня есть данные по 5‑й армии Северного фронта о количестве солдат, добровольно вступивших в Красную Армию в начале февраля 1918 г. Это примерно 3,5 тыс. чел. Замечу, что в 1917 г. в этой армии находилось более 350 тыс. солдат и офицеров. Таким образом, число солдат-добровольцев на примере этой, наиболее большевизированной из всех 14-ти русских армий, составило 1%  от всего личного состава. Именно солдаты-фронтовики, записавшиеся добровольцами в Красную Армию состави[180]ли ее основной костяк, стали впоследствии красными командирами различного звена. В основном, как мы знаем, старая армия была крестьянской. Солдаты стремились домой к аграрному дележу. Они хотели получить землю и мирно на ней работать. При этом фронтовики всячески противились участвовать в разгорающейся гражданской войне.

           А.К.Соколов:

           Мы забываем еще, что в старой армии был контингент профессиональных военных, которым вообще некуда было деваться.

           С.Н.Базанов:

           Профессиональные военные от генерала до унтер-офицера сверхсрочника добровольно шли как в Красную Армию, так и в различные белогвардейские формирования. Наиболее подробно этот вопрос изучен А.Г.Кав­тарадзе. В 1988 г. у него вышла монография «Военные специалисты на службе Республики Советов. 1917-1920 гг.». Что же касается солдатской массы, то часть ее шла в Красную Армию, другая к белым, а третья (украинцы, армяне, грузины и др.) – в национальные формирования. Здесь разобраться сложно, почему один солдат ушел к красным, а другой – к белым.

           Л.Н.Нежинский:

           Тут роль играли не столько военные постановления, сколько акты в отношении землевладения, которые начали себя отчетливо проявлять уже в январе-феврале 1918 г.

           Докладчик правильно показывает, что в основном гражданская война осенью 1917 г. была все-таки в зародышевом состоянии. А самые крупные толчки дали январь-февраль 1918 г., и прежде всего все главные социально-экономические декреты новой власти. Вот тут уже солдат и задумался, как ему дальше быть: получит он  [181] этот клочок земли, если уйдет из армии, или не получит. И если получит, то от кого. Если он пойдет к белым, те что-то обещали. Если солдат пойдет к красным, их обещания уже явно затухали, особенно с февраля 1918 г., когда пошли конкретные декреты об управлении земельными отношениями и т.д. Вот тут началась уже конкретика, и солдат начал уже круто соображать, куда ему дальше деваться. Часть демобилизованных солдат пошла домой, чтобы поскорее захватить землю на основе того законодательства, в том числе и губернского, которое пока еще было и которое, как солдатам сообщили и они знали, действовало. Вот отсюда и такой активный процесс самодемобилизации.

           И последнее. Назову вам цифры. Я выяснял это в связи с изучением проблемы Брестского мира. Ведь в Брестском мирном договоре была одна из статей, которая запрещала иметь Советской России армию и ни в коем случае не проводить ее дальнейшее наращивание. Но так как немцы нарушали статьи Брестского мирного договора, то и РСФСР потихоньку стала нарушать их, и по тем данным, которые я нашел, если где-то к марту 1918 г. первые части Красной Армии, созданные в том числе и на основе старой армии, насчитывали порядка 15-20, но не больше 25 тыс., то к ноябрю 1918 г. Красная Армия насчитывала уже 720-740 тыс. (С.Н.Базанов: это уже мобилизации дали). Да. Но это на новой основе, на других уже основаниях. Это к вопросу о наследии армии, как оно использовалось. А до этого были такие небольшие цифры, хотя, повторяю, была специальная очень жесткая статья не в пользу Советской России по Брестскому миру: ни в коем случае не создавать новых воинских частей, и более того, демобилизовать даже те, которые были уже созданы к 3 марта 1918 г.

           Все это надо дальше исследовать. Кстати, вы упомянули, что солдат обрадовал Декрет о мире. Правильно! Но там же была еще одна статья, которую не довели до [182] воинских частей как следует, в приказном порядке. Ни в коем случае армия не распускалась, а предлагалось в течение трех месяцев вести переговоры, и только когда уже в декабре 1917 г. немцы пошли на переговоры, вот тогда решили: ну все, переговоры уже начались! И вот тогда процесс самодемобилизации пошел уже такой лавиной, которую никто не мог остановить.

           Г.Д.Алексеева:

           Само понятие «большевизация» в то время, о котором вы говорите, и для последующих историков – оно наполнялось каким-то содержанием? Вообще как выглядит само понятие «большевизация», какой смысл вкладывали в него участники событий, современники, и отличается ли оно от наших сегодняшних представлений?

           С.Н.Базанов:

           «Большевизация» – это термин 1917 г., и он, в общем-то, не претерпел никакой эволюции. Под большевизацией понимается переход местных Советов, а применительно к армии солдатских комитетов под большевистское влияние. Это не обязательно, что большинство мест в Советах или комитетах занимали большевики. Мог быть и блок большевиков с левыми эсерами, и меньшевиками-интернационалистами. Вполне достаточно было стоять на платформе Советской власти, т.е. поддерживать основные декреты СНК, чтобы сказать, что этот Совет в том или ином уезде или комитет в том или ином полку большевизирован. Вот это и есть большевизация. Это не обязательно означает численный рост собственно большевиков, главное – сторонники новой власти. Могли быть и сочувствующие, и беспартийные члены Совета, это без разницы. Главное, чтобы этот орган поддерживал бы всю политику послеоктябрьского Петрограда, стоял на платформе Совета Народных Комиссаров и Советской власти.

          [183] Л.Н.Нежинский:

           Л.М.Гаврилов в своей монографии «Солдатские комитеты в Октябрьской революции», вышедшей в 1983 г., касался вопроса «большевизации» довольно подробно. С тех пор видимо мало что прояснилось в анализе этой ситуации.

           С.Н.Базанов:

           Совершенно верно.

           А.К.Соколов:

           Можно более широко понимать: деятельность политических комиссаров, внедрение идеологии.

           Г.Д.Алексеева:

           Я хотела бы, чтобы докладчик дополнил еще один важный вопрос. А что было с позицией тех, с которыми большевики боролись? Что противопоставляли большевикам эсеровские комитеты, меньшевистско-эсеровские организации и их руководство? Почему большевики вот так запросто все решили. Это игра в какой-то мере старая.

           Л.Н.Нежинский:

           Тем более, что игра была не в одни ворота, а в армии особенно. Я с вами в этом согласен.

           С.Н.Базанов:

           У большевиков, конечно, был неоспоримый козырь: это Декрет о мире и Декрет о земле. Меньшевики и эсеры, будучи у власти, и во ВЦИКе, и во Временном правительстве земли и мира не давали.

           Л.Н.Нежинский:

           Но большевики первоначально были в союзе, в коалиции с левыми эсерами. И, кстати, основная часть Декрета о земле была взята из эсеровского документа.

          [184] С.Н.Базанов:

           Да, это было так. Но для солдат было особенно важно, что именно большевики первые дали эти Декреты о мире и земле. Я иногда смотрю, в западной литературе пишут: вот, дескать, если бы А.Ф.Керенский успел дать Декрет о мире и Декрет о земле, то Октября не было бы. Ну, как говорится, что было бы, это трудно сказать. Но тем не менее в западной литературе об этом пишут.

           Л.Н.Нежинский:

           Доклад силен не только теми проблемами, которые поставил докладчик, но и теми мыслями, проблемами, которые этот доклад навевает после того, как мы его прослушали. При подготовке книги обязательно в предисловии следует шире обратиться к этой проблеме, ибо если вы посмотрите на все XX столетие, то увидите, какая ожесточенная борьба шла за армию практически в подавляющем большинстве стран, где назревали те или иные социальные перевороты, события того или иного рода и т.д. Кроме России, кроме Германии. Кстати, в Германии шла очень жесткая борьба за армию, начиная (так совпало) где-то с 1917 г., особенно в 1918 г. Ведь собственно на этом кайзер Вильгельм II и «погорел», потому что он не сумел обеспечить себе прочную поддержку армии, после чего уже вспыхнули известные события 9 ноября 1918 г., и кайзер вынужден был отправиться в Голландию на долгое проживание. Я, наконец, не говорю о таких странах, как Чили, как африканские страны, об Индонезии, об Испании 1936 г., где все с армии началось, о Пакистане. Все это подтверждает, что тема крайне остра, болезненна, актуальна не только с точки зрения истории нашей страны, но и всемирной истории XX столетия, и, что самое главное – она не иссякает на наших глазах. Видимо, она будет в ближайшее десятилетие более чем актуальна в плане историко-социологических исследований и т.д. Поэтому крайне сложный драматический рубеж в истории нашей страны применительно к борьбе за армию будет представлять безусловную ценность и актуальность.

          [185] Таким образом, я подчеркнул значимость данной проблематики, ту ценность разработок, которые провел автор, и хочу пожелать ему дальнейших успехов в разработке этой безусловно интересной, актуальной и крайне необходимой тематики для нашего Института, да и не только для нашего Института, но для отечественной историографии в целом.