Труды Института российской истории РАН. 1999-2000. Выпуск 3 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 2002. 324 с. 20,25 п.л. 14,17 уч.-изд.л. 300 экз.

Проблемы истории населения Российской Федерации в 1930-е годы

Автор
Жиромская Валентина Борисовна

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Жиромская В.Б. Проблемы истории населения Российской Федерации в 1930-е годы // Труды Института российской истории РАН. 1999-2000. Вып. 3 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 2002. С. 258-289.

Текст статьи

 

[258]

В.Б.Жиромская

ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ НАСЕЛЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В 1930‑е ГОДЫ*

 

           Известно, что 1930‑е гг. – один из самых непростых периодов в демографическом развитии России. Отзвуки демографических событий тех лет, несмотря на то, что пережила Россия впоследствии и переживает в настоящее время, ощущаются до сих пор и продолжают оказывать влияние на современную демографическую ситуацию, хотя и неправомерно было бы все негативные моменты современного демографического состояния списывать на так называемые «исторические корни», искать только в них источник зла. Однако и не принимать их во внимание не стоит, тем более, что специфика протекания демографических процессов в 30‑е гг. имеет много общего с тем, что происходит сегодня. Между тем демографическая ситуация тогда и сейчас должны были бы принципиально отличаться друг от друга. Дело в том, что демографический переход к новому, современному типу воспроизводства населения за последние несколько десятков лет совершился и в России, аналогично западным странам и США. Можно с уверенностью сказать, что к 1990‑м гг. современный тип воспроизводства не только сложился, но и закрепился. Поэтому сходства в демографическом развитии с 30‑ми гг. не должно было бы быть, а оно проявляется и проявляется в самых негативных моментах. Все это делает особенно актуальным изучение избранной нами темы.

           Прежде всего обращает на себя внимание убыль населения в 1930‑х гг., неоправданная в условиях мирного времени. Перепись 1937 г. зафиксировала этот демографический факт по сравнению с 1926 г. (в сопоставимых границах) в Саратовской области, где население сократи[259]лось на 23%, в Курской области – на 14,3%, в Республике немцев Поволжья – на 14,4%, в Куйбышевской области – на 8%[1] и т.д.

           Начало 1930‑х гг. отмечено «демографической катастрофой», связанной с голодом 1932-1933 гг., которая оказала глубокое негативное влияние на последующие годы, вызвав деформацию возрастно-половой пирамиды и нарушив демографические процессы.

           Но как ни тяжелы были последствия голода, охватившего многие районы России, не только они воздействовали на демографическое развитие ее населения на протяжении всего десятилетия. Давали себя знать и такие драматические события как массовые переселения раскулаченных, нараставший год от года шквал репрессий, сверхсмертность в местах заключения, вынужденные миграции населения и прочие факторы экзогенного порядка.

           Потери населения начала 30‑х гг. привлекали и продолжают привлекать внимание исследователей. Однако пока еще до конца география голода не выяснена, свою лепту в выявление масштабов этой трагедии предстоит внести региональным исследованиям, что позволит максимально приблизиться к истине в исчислении людских жертв.

           Однако, если начало 30‑х гг. пользуется вниманием исследователей, то демографическая ситуация в последовавшие затем годы этого десятилетия остается в тени. На характеристике демографических процессов мы и остановимся, сделав попытку проследить год за годом их развитие от 1930 к 1939 г.

           В нашем распоряжении данные текущего учета населения. Правда, за 1932-1933 гг., когда в районах голода не успевали фиксировать все факты смерти в силу разных причин, в частности гибели самих работников органов учета, его сведения страдают неполнотой. По ним невозможно судить о точном числе умерших, но факт огромной убыли населения они фиксируют. Один из членов правительственной комиссии по проверке работы органов учета в 1932-1933 гг. С.Каплун (сотрудник Цен[260]трального управления народнохозяйственного учета) писал в 1935 г. в своем отчете: «Считаю необходимым указать, что несмотря на бесспорные дефекты первичного учета смертей и рождений в сельсоветах..., эти записи, при всей их указанной выше неполноте, бесспорно своевременно и достаточно чутко отражали основные процессы, происходившие в движении населения»[2].

           Уже в 1934 г. текущий учет населения и в сельской местности и в городах, был достаточно полным, охватывая 95% всего населения РСФСР, а в 1935 г. – 98%[3]. После передачи во второй половине 1935 г. органов текущего учета в ведение НКВД процент этот уже не снижался.

           Таким образом, основные тенденции демографического развития населения этот источник позволяет осветить на протяжении всего десятилетия. Кроме того его данные сопоставлены со сведениями конъюнктурных обзоров, которые производились ежегодно органами санитарно-медицинской статистики.

           Одним из основных показателей демографического развития населения является величина его естественного прироста, представляющая собой разность между числом родившихся и умерших за определенный промежуток времени (как правило за год). Проследим динамику этого показателя (см. табл.1).

           Как видно из данных, приведенных в таблице, уже в 1930 г. по сравнению со второй половиной 1920‑х гг., когда демографическая ситуация была достаточно благоприятной, произошло заметное снижение темпов естественного прироста. Даже если мы для сравнения возьмем конец 20‑х гг., то есть 1929 г., отмеченный уже повышением смертности, то и по сравнению с ним в 1930 г. произошло сокращение его величины на 0,3 млн. чел. Уменьшение естественного прироста населения продолжалось и в последующие годы, вплоть до 1933 г., когда его величина была отрицательной. Смертность в этом году превысила рождаемость: умерло на 215 тыс. чел. боль­ше, чем родилось. Потери населения, безусловно были

[261]

Таблица 1

Демографический баланс в России в 1928-1939 гг.
(в тыс. чел.)*

 

Годы	Рождаемость	Смертность	Естественный прирост
1928	4301,7	1852,8	2448,9
1929	4164,7	2111,1	2053,6
1930	3598,5	1887,1	1711,4
1931	3591,6	2031,6	1560,5
1932	3359,1	2051,1	1308,0
1933	2721,3	2927,1	-215,2
1934	2646,2	2004,4	641,9
1935	3365,5	1874,9	1490,6
1936	3676,3	2273,7	1402,7
1937	4243,2	2193,6	2049,6
1938	4159,8	2106,7	2053,1
1939	4154,7	2142,0	2012,7

___________

* РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 256. Л. 27, 49.

 

           большими, поскольку, как уже говорилось выше, учет смертей как среди постоянного населения, так и прежде всего среди беженцев был неполным, особенно в сельской местности. Даже по неполным данным текущего учета в 1933 г. умерло около 3‑х млн. чел.

           В 1934 г. в связи с тем, что смертность несколько понизилась, величина естественного прироста стала положительной, но его уровень был невысок. Объяснялось это понижением рождаемости, поскольку все еще продолжали сказываться последствия голода. В результате коэффициент прироста составил всего 0,7. Это был наименьший прирост населения за все 1930‑е гг.

           Начиная с 1935 г. величина естественного прироста увеличивается. Его коэффициент в этом году составил 1,6, то есть был в 2,5 раза выше, чем в 1934 г. При этом в городах этот показатель был в 3 раза выше, чем в деревне[4]. Прирост населения произошел за счет повышения рождаемости как среди [262] городских жителей, так и среди сельских[5]. Однако и смертность медленно продолжала повышаться.

           Уже в следующем, 1936 г., показатель смертности резко возрос. В этом году умерло людей больше, чем в 1934 г. Смертность, особенно детская и младенческая, повысилась и в городах, и в сельской местности[6]. В итоге после увеличения в 1935 г. коэффициент прироста населения довольно заметно понизился (до 1,3), хотя и остался величиной положительный за счет повышения рождаемости.

           1937 и 1938 гг. отмечены относительно высокой рождаемостью, которая начала повышаться в связи с запрещением абортов еще в 1936 г. Однако ни за один год из этих трех лет ее показатель не поднялся до уровня 1928 г. Причем уже в 1938 г. он начал снижаться, поскольку меры такого административного вмешательства в демографическое поведение людей действуют, как правило, очень ограниченный срок. Хотя смертность продолжала оставаться высокой, все же она начала снижаться. В этой ситуации коэффициент естественного прироста поднялся до 1,9; в городе он был выше, чем в деревне. В 1938 г. естественный прирост был несколько выше, чем в 1937. Лишь в 1938 г. он поднялся до уровня уже не столь благополучного 1929 г.

           Уже в 1939 г. вновь возобладала тенденция к понижению коэффициента естественного прироста. Рождаемость в этом году продолжала понижаться, одновременно происходило повышение смертности, в основном детской. Это касалось и городского, и сельского населения[7].

           Показатель естественного прироста мужского населения ниже, чем женского[8]. В частности отрицательным в 1933 г. он был только у мужчин. У женщин он хотя и не был велик, но все же являлся положительной величиной. Кроме того ни разу показатель естественного прироста у мужчин за все 30‑е гг. не вышел хотя бы на уровень конца 20‑х гг.

           Таким образом, на всем протяжении десятилетия 30‑х гг. естественный прирост населения не был стабильным, колебания его показателя были резкими, скачкообразными, а повышение неустойчивым.

           [263] Наблюдая динамику показателей естественного прироста населения следует учитывать, что российское общество было в те годы молодым по своему возрастному составу с преобладанием традиционного способа воспроизводства населения, отличающегося высокой рождаемостью. Безусловно, на сокращение естественного прироста населения оказывал влияние, особенно в городах, происходивший тогда процесс урбанизации в связи с индустриализацией страны. Однако демографический переход к рациональному способу воспроизводства с его малодетностью и пониженной рождаемостью проявлялся в 30‑е гг. еще слабо, непоследовательно и не повсеместно. После понижения в голодные годы рождаемость стремится к подъему, кроме того ее рост, хотя и кратковременно, стимулировался запрещением абортов.

           Следовательно, не сокращение рождаемости являлось причиной падения темпов естественного прироста населения, поскольку российское общество в принципе в то время характеризовалось традиционно высокой рождаемостью, несмотря на все ее колебания. Этой основной причиной, как мы увидим далее, являлась смертность населения. Именно смертность в эти годы определила и отрицательный прирост населения в 1933 г., и отрицательный демографический баланс, который существовал в течение ряда лет в некоторых областях России, и низкие темпы прироста населения на значительных территориях страны, и в конечном итоге пониженную по сравнению с прогнозами численность ее населения[9].

           Проследим динамику смертности населения РСФСР в 30‑е гг.

           Показатели смертности повышаются уже в 1929 г., в 1930-м он несколько снижается, но с 1931 г. он вновь начинает повышаться и достигает самой высокой точки в 1933 г. В 1929 г. смертность по отношению к 1928 г. выросла на 14%. В 1931 г. по отношению к тому же 1928 г. – на 10%, в 1933 г. – на 58%. Затем уровень ее понижается до 8% в 1934 г. относительно 1928 г. В [264] 1935 г. снижение смертности продолжается, а в 1936 г. наблюдается скачкообразный подъем ее показателя. Этот год по показателю смертности уступает лишь 1933 г. по отношению к 1928 г. – 23% (см. табл.1).

           В 1937-1938 гг. уровень смертности, хотя и несколько понижается, но остается высоким. В 1939 г. показатель смертности вновь начинает расти.

           Мужская смертность значительно опережает женскую[10].

           В городах с 1931 г. показатель смертности резко возрастает, ярко выражен его рост и начиная с 1936 г. Смертность на селе, оставаясь высокой все эти годы, таких резких скачков по показателям не испытывает, кроме 1933 г. Это связано, видимо, с тем, что в отличие от города во второй половине 30‑х гг. село было меньше затронуто детскими эпидемиями[11].

           Особый разговор о детской младенческой смертности в 30‑е гг.

Таблица 2

Младенческая смертность в СССР и РСФСР в 1933-1939 гг.
(в тыс. чел.)*

	СССР		РСФСР
Годы	Число умерших	Уд. вес в общ. смерт.	Число умерших до 1 г.	Уд. вес в общ. смерт.
1933	718,7	14.4	602,9	20,5
1934	537,5	20,4	454,1	22,9
1935	706,1	27,5	576,7	28,9
1936	938,1	31,5	747,4	32,9
1937	1031,3	34,4	762,1	34.8
1938	1023,3	34,6	757,4	35,4
1939	1053,6	35,4	781,0	36,5

_____________

* РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. III. Л. 23-23 об.; Д. 116. Л. 115-117; Д. 135. Л. 51, 54, 62, 64, 70-70 об.; Кириллова Д.А. Рождаемость, смертность и прирост населения СССР (1933-1939 гг.). Чебоксары, 1994. С. 40.

 

           Из данных табл. 2 виден, во-первых, высокий уровень смертности на протяжении всего семилетия именно мла[265]денческой. Во-вторых, в РСФСР этот уровень выше, чем в целом по Союзу. Это объясняется частично высокими потерями населения в Казахстане во время голода начала 30‑х гг. (он тогда входил в пределы РСФСР) на Северном Кавказе и в Поволжье. В СССР в целом показатель младенческой смертности включал в себя высокие показатели смертности во время голода на Украине, но они были смягчены более благополучной ситуацией в этом плане в республиках Средней Азии, Закавказья.

           После очень короткого и неустойчивого понижения в 1934 и 1935 гг. младенческая смертность резко возрастает в СССР в 1936 г. по сравнению с 1934 г. в 1,3 раза, а в РСФСР – в 1,7 раза. В 1937 г. младенческая смертность продолжает возрастать и сохраняется и в 1938, и в 1939 гг. на высоком уровне.

           В-третьих, и в СССР, и в РСФСР растет удельный вес младенческой смертности в общем числе смертей. Следует заметить, этот показатель растет и в 1934, и в 1935 гг. На первый взгляд это противоречит понижению в эти годы абсолютных показателей смертности младенцев. Однако последние говорят не столько о нормализации демографической ситуации, сколько о понижении рождаемости. В последующие годы рождаемость повышается, но растет и число младенческих смертей, и на фоне увеличения показателя общей смертности населения повышается удельный вес среди всех умерших детей младенческого возраста.

           Ситуация с младенческой смертностью была такой острой, что беспокоила статистиков. В Госплане и ЦУНХУ составлялись помесячные графики по этому показателю и выявлялись особо опасные месяцы. Исследование причин роста младенческой смертности приводит к выводу, что последствия голода имели долгосрочный характер. Об этом свидетельствует увеличение смертности младенцев от пороков внутриутробного развития и врожденной слабости детей. Они погибали, не успев поя[266]виться на свет, от диспепсии и истощения, что было связано с неокрепшим организмом от недавнего голодания и истощения самой матери. К этому еще добавилось, особенно в городах, влияние занятости женщин тяжелой работой на предприятиях, в том числе с вредным производством, Оказывала влияние в негативном плане и изменившаяся в худшую сторону со строительством промышленных объектов в городах экологическая ситуация. Помесячное изучение младенческой смертности в эти годы показывает, что пик ее приходился на летние месяцы, когда неблагоустроенность городского хозяйства, отсутствие канализации, скученность, теснота, антисанитария способствовали еще и распространению кишечных инфекций. Весной, как правило, младенцы погибали от заболеваний органов дыхания (бронхиты, пневмония)[12].

           В результате всего этого возраст «дожития» младенцев был низким. Самым тяжелым оказывался 1 день жизни, но опасная ситуация продолжалась до 10 дня жизни. Именно в этот период погибала основная масса младенцев. Спад детской смертности начинался лишь после 6 мес. существования ребенка[13].

           В деревне повышению детской смертности, в том числе младенческой часто способствовало отсутствие или недостаточность медицинского обслуживания. Между тем было выяснено, что самые ослабленные дети рождались в деревне весной из-за истощения от недоедания и витаминного голодания матери в последние месяцы беременности и в первые месяцы кормления. Это явление было и в прежние времена характерно для деревни, это отмечали еще земские статистики, но в середине 30‑х гг. оно было усилено последствиями голода, перенесенного населением в 1932-1933 гг.[14]

           О том же свидетельствуют и факты мертворождений. В 1933 г. в РСФСР родилось 8,9 тыс. мертвых детей, в т.ч. 5,8 тыс. мальчиков. Большая часть их пришлась на городскую местность, лишь 1/3 – на сельскую. В 1934 г. мертворождений было несколько меньше, поскольку уменьши[267]лась рождаемость. Но и при этой пониженной рождаемости мертворождений было 7,1 тыс., при этом увеличились мертворождения в сельской местности. В 1936 г. мертворожденных стало во много раз больше, чем в предыдущие годы (29,7 тыс.), из них 17,3 тыс. мальчиков. Причем и в городе и в селе количество мертворождений было одинаковым. Как правило, больше всего мертворождений приходится на октябрь, ноябрь и декабрь. В 1934 г. к этим месяцам присоединился еще и август[15].

           Статистика позволяет судить за отдельные годы о возрасте, поле и социальном статусе умерших. Важно, что сохранились сведения за 1933 г. В самодеятельном населении мужчины, умершие в этом году, имели возраст от 16 до 29 лет, насчитывали почти 20%, от 30 до 49 лет – 30%, то есть половина умерших приходилась на самые молодые трудоспособные возраста. При этом у рабочих смертность была выше, чем у служащих. Причем у служащих самая высокая смертность приходилась на возраст от 30 до 49 лет. У крестьян заметно выше, чем у рабочих и служащих в возрастной группе от 10 до 18 лет[16].

           Женщины в возрасте от 16 до 29 лет составляли среди умерших этого пола 17%, а от 30 до 49 лет – 30%[17], то есть та же высокая смертность наблюдалась в молодых возрастах, что и у мужчин. В социальном плане картина та же, что и у мужчин: у рабочих смертность выше, чем у служащих, у крестьян больше всего от смертей страдает возрастная группа от 10 до 18 лет.

           Для того, чтобы объяснить сложившуюся демографическую ситуацию, необходимо обратиться к анализу причин смерти.

           Наиболее распространенной причиной смерти является болезнь органов дыхания и у детей, и у взрослых: туберкулез, крупозная пневмония, бронхопневмония, пневмония и бронхит. Эта причина смерти дает 26,4% всех смертей. Вторая причина смерти – острозаразные, инфекционные заболевания, особенно распространенные среди детей. У взрослых в 30‑е гг. – это оспа, сыпняк, возврат[268]ная горячка. Остроинфекционные заболевания унесли 12,8% всех умерших детей: при этом погибли от кори – 4,6%, от дизентерии – 2,7%, от дифтерии – 1,2%, от скарлатины – 1,1%. Третья группа причин смерти – это последствия голодного истощения: у детей от 0 до 2‑х лет – диарея, диспепсия, от которых погибало 9% детей. Среди других причин смерти у взрослых и детей были распространены – болезнь сердца, желудочно-кишечные энтериты, раковые заболевания. Последняя причина еще не была массовой, от нее погибало тогда 3% всех умерших[18].

           Особую группу причин смерти составлял травматизм, который усилился с развитием индустриализации. Только в городах Европейской России от травматизма погибало 3,5% всех умерших. От старческой дряхлости погибало всего 4,5% умерших. Самоубийств, убийств, смерти от алкоголизма было мало. Во всей Европейской России было всего 1690 случаев самоубийств, причем 698 приходилось из них на Москву[19].

           Таковы общестатистические данные о причинах смерти в 30‑е гг. Однако в разные периоды 30‑х гг. эти причины играли разную роль. В голодные годы начала 30‑х гг. большую роль играли причины смерти от истощения, которое усугубляло и увеличивало смерть от туберкулеза и др. болезней. Заметим здесь, что причины смерти в этот период фиксировались далеко не полно. Во второй половине 30‑х гг., начиная с 1935 г. имели место вспышки инфекционных детских заболеваний: 1935 г. – коклюш и скарлатина; 1936 г. – скарлатина, дифтерит, корь; 1937 г. – корь. В 1936 и 1937 гг. от кори погибло от 45 до 60% умерших в эти годы детей, от скарлатины – 20%, от дифтерии – 16-20%. Смертность от кори выросла в эти годы на 1/3 по сравнению с началом 30‑х гг. В секретном донесении ЦУНХУ в правительство в 1937 г. заболевание детей корью рассматривалось как «фактическая эпидемия», охватившая в основном города[20].

           [269] Особого внимания требует изучение статистики смерти новорожденных и детей до 1 года жизни. В архивах сохранилась секретная записка, подписанная начальником отдела населения и здравоохранения ЦУНХУ Госплана СССР В.Хотимским, датированная августом 1936 г. В ней были обобщены результаты работы сотрудников отдела по изучению детской смертности и ее причин в 1934-1935 гг. Из этой записки следует, что в 1934 г. подавляющее число смертных случаев детей в возрасте до 1 года концентрируется по следующей группе причин (в %% к общему числу всех смертных случаев):

 

	Болезни новорожденных, врожденная слабость	Бронхит, бронхопнев-мония	Детские остр. желуд.-кишечн. забол.	Итого
СССР (Евр. часть)	23,2	17,3	30,3	70,8
СССР	21,3	15,2	36,8	73,3
РСФСР	21,6	18,3	32,5	72,4

 

           Около трех четвертей всех смертных случаев в возрасте до 1 года приходится на три перечисленные выше группы, которые и определяют уровень и динамику детской смертности. «Следует сделать оговорку, что вследствие неточности в регистрации причин смерти от болезней новорожденных и врожденной слабости, удельный вес этой группы в общей смертности детей в возрасте до 1 года значительно выше», – отмечается в записке.

           По этим данным еще видны следы голодомора 1932-1933 гг. Истощение организма наблюдалось как у новорожденных, так и у беременных женщин, следствием че­го была высокая смертность младенцев от врожденной слабости. Но вместе с тем необходимо отметить, что среди желудочно-кишечных заболеваний отмечаются частые случаи диареи и диспепсии, связанные также с ослаблением организма и ребенка и матери вследствие голодания. Распространенные, обычно, причины смерти от за[270]болеваний дыхательных органов в данном случае отступают на второй план. Показательно, что именно на территории Европейской части РСФСР зафиксирован высокий процент смертей от врожденной слабости младенцев. Именно в этой части страны были расположены такие очаги голода, как Северный Кавказ и Поволжье, кроме того именно в этот регион устремлялся поток беженцев с Украины в 1932-1933 гг.

           При анализе причин смерти, отмеченных в Записке, обращает на себя внимание комплекс данных о младенческой смертности в промышленных центрах страны.

 

Коэффициенты детской смертности в возрасте до 1 года в городах с населением свыше 50000 жителей в 1934-35 гг. (на 1000 родившихся)

 

	Годы	Врожденная слабость	Болезни ды-хательн. ор-ганов (кроме крупозн.)	Острые желудочно-кишечные заболевания
РСФСР	1934	38,2	43,1	39,1
	1935	35,2	34,8	49,0
Европ.часть РСФСР	1934	26,2	23,7	28,7
	1935	22,4	26,2	34,1

 

           Это сопоставление показывает, наряду с понижением смертности от врожденной слабости и болезней органов дыхания, повышение ее от желудочных заболеваний.

           Все это говорит о том, что начали сказываться последствия форсированной индустриализации и ухудшение в связи с этим экологической ситуации в стране. Показательно, что эти данные собраны в городах с населением свыше 50 тыс. жителей, где строились новые и реконструировались старые промышленные объекты. За­грязнение окружающей среды вызывало рост заболеваний органов дыхания с летальным исходом.

           [271] В промышленные города стекались потоки рабочей силы, которая не обеспечивалась ни нормальными жилищными условиями, ни соответствующим медицинским обслуживанием. Часто жилье строилось (в основном это были бараки) в непосредственной близости к предприятиям с широкой зоной вредности. Коммунальное хозяйство старых городов, теперь разросшихся, находилось в кризисном состоянии. В новых городах строительство коммуникаций – водоснабжения, канализации – отставало от роста промышленных объектов и притока сюда рабочих рук. Скученность, антисанитария, недостаток отопительных, канализационных, водоснабжающих систем приводили к росту смертности населения, особенно младенцев от желудочно-кишечных заболеваний. Это одна из распространенных и устойчивых на протяжении всех 30‑х гг. причина смертности младенцев. Что касается такой причины смертности, как врожденная слабость, то и она занимает заметное место среди прочих причин. В 1935 г. по сравнению с 1934 г. удельный вес ее несколько понизился, поскольку голодомор с его последствиями уходил в прошлое. Однако к концу 30‑х гг. он вновь резко возрос и этот рост был связан с причинами экологического порядка. Наряду с этим все большую роль начали играть среди причин смерти пороки внутриутробного развития.

           Символично, что максимально высокие причины детской смертности, – как отмечено в Записке, – приходятся на такие промышленные города с населением свыше 100 тыс. жителей, как Кемерово – 283,2; Новосибирск – 264,6; Барнаул – 253,8; свыше 200% имели такие города, как Челябинск, Сталинск, Саратов, Казань, Куйбышев, Уфа, Оренбург и др. Высокие коэффициенты детской смертности были отмечены в Свердловской, Челябинской обл., в Западно-Сибирском крае[21].

           В Записке подчеркивалось, что наша страна в результате занимала по уровню детской смертности одно из са[272]мых первых мест в Европе, далеко опережая по этому печальному показателю Германию, Францию, Англию, Италию[22].

           Детская смертность дала высокие показатели в 1939 г., особенно в РСФСР, в таких ее областях, как Рязанская, Пензенская, Куйбышевская, Тамбовская, Воронежская, Ростовская, Алтайский край. Во всех этих районах детская смертность на 30% превышала показатели 1938 г. В 1938 г. в России умирал, не дожив до 1 года, каждый пятый новорожденный, а в 1939 г. – каждый четвертый[23].

           Заметным явлением среди причин смертности взрослого населения в 30‑е гг. стал травматизм. И этот момент относился главным образом к городам и был следствием ухудшения экологии в связи с вводом в действие промышленных предприятий, часто с зоной вредности, а также низкой квалификации рабочей силы и недостаточностью охраны ее труда на предприятиях. Если в 1935 г. на 1000 работников промышленности приходилось 75 случаев тяжелых травм со смертельным исходом, то в 1936 г. таких случаев было уже 90. На Челябинском тракторном заводе, Саратовском заводе комбайнов, Люберец­ком заводе сельскохозяйственных машин травматизм вырос ко второй половине 30‑х гг. в 1,5-2 раза[24]. Увеличилось и число умерших от раковых заболеваний, особенно в Москве и Ленинграде.

           Повышение детской смертности привело к тому, что в 1936 г. в ряде районов – Ярославской, Горьковской, Ивановской, Калининской, Ленинградской, Московской было зафиксировано превышение смертности над рождаемостью. Так, в Горьковской области на 16,6 тыс. рождений – 23,5 тыс. смертей; в Свердловской области – на 14,4 тыс. рождений – 19,2 тыс. смертей; в Ленинградской области на 14,6 тыс. рождений – 16,3 тыс. смертей[25] и т.д.

           Одной из причин повышения смертности в 30‑е гг. стали аборты. Известно, что в целях повышения рождаемости в стране была предпринята со стороны правитель[273]ства попытка насильственной ее стимуляции: начиная с 1936 г. специальным постановлением СНК СССР было запрещено искусственное прерывание беременности (аборт). Это грубое вмешательство в личную жизнь граждан имело самые негативные последствия еще и потому, что в стране не были распространены противозачаточные средства. В этих условиях получили распространение так называемые «подпольные аборты», которые приводили не­редко к смертности женщин. Судя по статистическим дан­ным, эта трагедия в основном коснулась славянских народов, особенно городских жителей. Неславянские народы руководствовались прежде всего религиозными, национальными традициями или прибегали к средствам привычной для них народной медицины. Поэтому резкого повышения женской смертности среди них не произошло.

           Что касается повышения рождаемости, то эта варварская мера не дала ожидаемых результатов. Подъем рождаемости был очень коротким, затем ее показатели несколько понизились. Учет смертности женщин от абортов за 1935-1937 гг. велся в ЦУНХУ. Приведем здесь эти данные. В 1935 г. в крупных городах России смертность от абортов была, как правило, невелика. Так, в Москве зафиксировано было всего 35 случаев за год, в Новосибирске – 12, Сталинграде – 10, Смоленске – 5, Туле – 4 и т.д. Выделялся лишь Ленинград, где было таких случаев зарегистрировано 108. Связано это было, видимо, с тем, что там проводилась перед принятием закона «обкатка» его в отдельных районах и городах. Там в связи с этим были затруднены аборты уже в 1935 г. В 1936 г. картина начинает меняться. Смертность приобретает устойчивую тенденцию к возрастанию. В Москве только за 4 месяца 1936 г. умерло 45 женщин от абортов, а в Ленинграде – 50. В других же городах смертность от абортов возросла настолько резко, что обратила на себя внимание. Так, например, в Туле в августе 1936 г. умерло женщин вдвое больше, чем за весь 1935 г. В Новосибирске за август-[274]ноябрь умерло от абортов почти столько же, что за весь 1935 г. Такая же ситуация наблюдалась в Томске, Смоленске и других городах. Однако это было лишь начало трагедии. Смертность нарастала с головокружительной быстротой. За первое полугодие 1937 г. в Москве умерло женщин от абортов в 2,5 раза больше, чем в 1935 г., в Ленинграде – в 1,5 раза, в Куйбышеве и Новосибирске – в 2,5 раза, в Смоленске – в 2 раза, в Туле – в 6,5 раза. Уровень смертности от аборта оставался по сравнению с 1935 г. и в последующие годы высоким (см. табл.3).

 

Таблица 3

Число женщин, умерших от абортов и последствий абортов*

Города	Число умерших в августе-ноябре 1936 г. в % к 1935 г. (весь год)
Тула	200
Ворошиловград	200
Макеевка	175
Запорожье	125
Краснодар	87,5
Москва	84,5
Куйбышев	83,3
Новосибирск	83,3
Смоленск	80,0
Ростов/нДону	66,7
Томск	66,7
Сталинград	50,0
Оренбург	50,0
Ленинград	46,3

____________

* РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 132. Л. 16.

 

           Кроме летального исхода аборт был страшен в «подпольном» исполнении и тем, что калечил женщин, порой лишал их способности к деторождению, то есть имел прямо противоположный ожидаемому результат – снижал рождаемость. К тому же такой аборт часто способствовал нарушению правильного внутриутробного развития последующих детей.

           [275] Употребление забеременевшими женщинами распространяемых подпольно непатентованных средств для избавления от плода, прибегание для этого к разным варварским методам часто приводили не к прерыванию беременности, а к рождению умственно неполноценных детей или хронически больных младенцев с пониженным запасов жизненных сил.

           Вся эта ситуация усугублялась угрозой уголовной ответственности, страх перед которой заставлял женщин избегать медицинской помощи, что и приводило к повышению смертности.

           По самым приблизительным подсчетам в 1930‑е гг. избыточная смертность населения составила около 3,7 млн. чел.: сверхсмертность в основных пораженных голодом 1932-1933 гг. районах РСФСР (без Казахстана) – 1,5 млн.; в местах заключения – 1 млн.; избыточная смертность, особенно младенческая и детская, середины и второй половины 30‑х гг. – 1,2 млн.

           Таким образом, 1930‑е гг. отмечены крайне негативными тенденциями в демографическом развитии населения России, поскольку определялись большими людскими потерями на протяжении всего десятилетия. Снижение смертности было кратковременным и неустойчивым. Отсюда и тенденции к нормализации демографических процессов были нестабильными. Демографическая ситуация в течение всех 30‑х гг. характеризовалась глубоким затяжным кризисом, пик которого – «демографи­еская катастрофа» – приходился на голодные 1932-1933 гг. Кризис этот развивался не в военное время, а в мирных условиях и вызван был коренной ломкой и социально-экономических, и политических структур. При этом понесенные населением потери в 30‑е гг. по числу жертв сопоставимы с потерями за первую мировую и гражданскую войны вместе взятые.

 

           [275-276] СНОСКИ оригинального текста

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

           Л.Н.Нежинский:

           У меня два вопроса. Судя по докладу, это очень глубокая разработка, которую вы ведете, исследуя эту крайне важную и непростую тему, связанную с историей нашего Отечества в 30‑е гг. Не приходилось ли Вам встречать работы, которые в таком ракурсе пытались анализировать проблемы народонаселения хотя бы крупных европейских стран – Великобритании, Франции, Германии, Италии в 30‑е гг. или в межвоенный период в целом, или вы здесь выступаете фактически пионером, исследуя и ставя эти вопросы применительно к советскому обществу?

           [277] В.Б.Жиромская:

           Вы имеете в виду работы, которые исследовали бы состояние советского общества или их собственного?

           Л.Н.Нежинский:

           И советского, и их собственного, потому что это крайне интересно. В отношении нашей страны Вы нарисовали очень впечатляющую картину. Были ли в других странах такого рода исследования? Проводили ли они исследования по нашему обществу или это было недоступно в силу отсутствия необходимых источников, занимались ли они изучением поставленных проблем по своим странам? Были ли у них такие известные Вам исследования или это оставалось в стороне?

           В.Б.Жиромская:

           Что касается исторической демографии, то за рубежом – это такая разветвленная и такая старая уже наука, что работ, которые посвящены состоянию воспроизводства населения, демографическим процессам за разные века, и в том числе за XX в., очень много. Очень много этим занимались в Англии, во Франции, в Соединенных Штатах. И это сыграло положительную роль, потому что удалось стимулировать и фактически усилить «бэби-бум», который был после войны в ряде стран, например, в США.

           Л.Н.Нежинский:

           А в межвоенное десятилетие?

           В.Б.Жиромская:

           Межвоенное десятилетие тоже, конечно, исследовалось. В Германии, конечно, ситуация была очень сложной и в том, что касается смертности, где-то с нашей сопоставимой. Но в Германии, как и во Франции, Англии и США (в США позднее) демографический переход к этому времени, если и не полностью завершился, то был уже близок к этому, то есть у них была малодетная се[278]мья, низкая рождаемость и очень низкая смертность, и хотя там были в некоторые годы срывы с понижением смертности, в принципе низкая смертность в этих странах фиксировалась уже давно, наверное, с середины XIX в. Конечно, были там периоды войн, во Франции – периоды революций, но повышение смертности ограничивалось несколькими годами. Таких, как у нас, проблем со смертностью уже, как правило, не было. Там давно была устойчиво низкая смертность и пониженная рождаемость, которая во Франции привела к тому, что в течение многих лет там был вообще отрицательный прирост населения. Результаты этого явления изучаются. Там было по этому поводу опасение: боялись вымирания французской нации. Сейчас во Франции рождаемость повысилась, но трудно сказать за счет каких народностей.

           Л.Н.Нежинский:

           Да, там еще и эмиграция велика.

           В.Б.Жиромская:

           Да, и эмиграция большая, в частности алжирцев очень много. У них высокая рождаемость, а считается население в целом, ведется общая статистика. Во Франции кризис с рождаемостью начался еще в 30‑е гг.: очень низкая рождаемость при высокой брачности и длительном существовании брачных пар. В Англии рождаемость была несколько выше. Но это тоже страна со стареющим обществом. Это одно из следствий демографического перехода. Для западных стран характерно господство эндогенных, т.е. внутренних причин смертности: люди умирали от болезней сердца, органов кровообращения и прочих такого рода заболеваний. Во всяком случае, не эпидемии и не туберкулез были ведущими причинами. Именно эти причины у нас преобладали в 30‑е гг., они не характерны в то время для развитых стран, они были распространены там в средние века.

           [279] Что касается демографического перехода, то он в России развивался позднее, чем на Западе. Я говорила, что у нас случился перерыв в его развитии. Был момент в конце XIX в. и в начале XX в., когда Россия начала идти за другими странами, которые уже углубились в процесс демографического перехода. У нас начался было переход, но прервался. У них тоже были перерывы, связанные с войнами, но довольно быстро компенсировались. А у нас этого не произошло. Глубинно были нарушены демографические процессы, которые продолжали нарушаться в течение многих и многих лет.

           Что же касается исследований по нашей стране за рубежом, то там есть работы Адамца в соавторстве с Захаровым (Захаров, правда, наш ученый, но много публиковался во Франции, на французском языке). Кроме того этими вопросами занимался Максудов, но в основном – потерями голодных лет. Вообще жертвы голода 1932-1933 гг. изучались активно. На этом я не стала останавливаться, оценок потерь очень много. Сами же демографические процессы на протяжении всех 30‑х гг. кроме Адамца, Захарова и группы НИИ Комитета по статистике никто не рассматривал, но и у них это сделано довольно отрывочно, поскольку статистические материалы очень неполны. Кое-что нам удалось получить буквально в последнее время.

           А.К.Соколов:

           Валентина Борисовна, все, кто работает по предвоенным годам, встречаются с такими проблемами: отсутствие систематических данных, динамических рядов по этому периоду по вполне понятным причинам, поскольку все материалы были тогда закрыты и приходится вести большую работу по выявлению и восстановлению этих динамических рядов, то есть по рождаемости, смертности, естественному приросту за все 30‑е гг.

           В результате вашей продолжительной работы удалось вам восстановить эти динамические ряды за 30‑е гг.? Я имею в виду рождаемость, смертность, естественный прирост, средний размер семьи.

           [280] В.Б.Жиромская:

           Работа по изучению демографических процессов и восстановлению динамических рядов (а восстанавливать их действительно очень трудно) еще далеко не закончена. Моя работа – это, наверное, один из этапов осмысления этих процессов.

           В принципе динамические ряды существуют, они рассчитывались еще тогда, в 30‑е гг., и есть в закрытой статистике. К ним сделана масса поправок. У меня тоже есть свои поправки.

           Вы, наверное, работу Кирилловой знаете. Там произведен близкий к делу, как мне кажется, расчет этих динамических рядов. У меня с ним, в общем-то, небольшие расхождения, несущественные.

           Что касается НИИ Комитета по статистике, то там недавно сделали динамические ряды с поправками по регрессивной модели. Эти ряды вызвали у меня некоторые сомнения своей излишней точностью. Я вообще считаю, что с точностью до одного человека и даже до одной тысячи человек число рожденных и умерших восстановить невозможно. Это не численность населения в переписях, где можно очень близко подойти к истине. А здесь важна тенденция. Вот тенденции-то у всех совпадают, тенденции и подъемов, и потерь, и провалов. Вопрос о численности. Например, НИИ считает, что в 30‑е гг. был огромный недоучет смертей. А раз недоучет смертей, то и рождений. Они вообще считают, что у нас тогда было чисто аграрное общество, что никаких даже признаков демографического перехода у нас до Великой Отечественной войны не имелось. Поэтому снижение рождаемости они объясняют только мертворождениями и недоучетами рождений, считают, что реального снижения рождаемости в это время не было, снижалась только так называемая эффективная рождаемость.

           Я с этим не согласна, поскольку, конечно, были и недоучет, и снижение рождаемости. Не надо здесь увле[281]каться идеями перехода к малодетности, которые тогда были мало распространены. Но женщина была вовлечена в производство; во время коллективизации разрушались семьи; люди находились в «бегах», спасаясь от репрессий. Конечно, рождаемость в этих условиях понижалась.

           А.К.Соколов:

           То есть факт, что 12 млн. в этот период перешли в города, это вообще не учитывается сотрудниками НИИ Комитета по статистике?

           В.Б.Жиромская:

           Да. Я думаю, что это мало учитывается. Люди не только в города перешли. Иногда они покидали районы своего обитания, попадали в тяжелые условия. Поэтому я считаю, что тут было и реальное снижение рождаемости, и снижение эффективной рождаемости. Тут все слилось.

           Вопрос из зала:

           Вы выделяете в своей работе механизм учета? Трансформировался ли он?

           В.Б.Жиромская:

           Выделяю. В общих чертах изменения механизма статистического учета у меня просматривается. Естественно, это невозможно сделать досконально, потому что именно тогда он претерпел огромные изменения: 1935 г. – коренная ломка система учета, когда передали все НКВД.

           Г.А.Куманев:

           В докладе приведено много цифр, в том числе немало печальных цифр для развития нашего общества.

           Насколько они являются приближенными к истине? Какую долю составляют Ваши личные подсчеты с использованием ЭВМ или еще каких-то современных способов и какую долю составляют данные закрытых архивов и официальной статистики?

           У нас иногда бывает фетишизация тех данных, которые находятся или находились в недоступных для иссле[282]дователя хранилищах или фондах. А ведь там тоже не все цифры, если они были секретными или закрытыми, отвечают истине.

           Я приведу только один пример.

           По итогам чистки в наших Вооруженных Силах Е.Щаденко, который возглавлял одно из управлений РККА, известный деятель периода гражданской войны, подготовил итоговый статистический документ о том, как прошли в армии чистки и репрессии. И он дал смехотворные данные, что всего было репрессировано, уволено из Вооруженных сил (уволено только!) – 15 тыс., и из них потом 9 тыс. реабилитировано. Можно ли верить этим данным?

           Второй вопрос. Широко известны данные, приведенные Конквестом в его книге «Голод», о том, сколько у нас умерло во время страшного голода на Украине, на Юге в начале 30‑х гг. Насколько ваши данные расходятся с этими данными или Вы их безоговорочно принимаете?

           В.Б.Жиромская:

           Я специально Украиной не занималась, больше – Россией и жертвами голода в России.

           Г.А.Куманев:

           Там были граждане не только Украины, а Северного Кавказа.

           В.Б.Жиромская:

           Что касается Северного Кавказа, то я с данными Конквеста, пожалуй, солидаризируюсь, а по Украине больше сведений дают исследования Перковского и Кульчицкого, особенно Кульчицкого. Я опираюсь на его данные.

           Конквест писал на довольно ранней стадии изучения этих вопросов, когда оно только началось и было мало материалов. Мне кажется, что у Кульчицкого более сбалансированные оценки.

           [283] Ю.А.Поляков:

           Я хотел бы поздравить Валентину Борисовну с хорошим докладом. Она давно и основательно занимается этой проблематикой, начав с первой половины 20‑х гг., с городской переписи 1923 г., продолжая эту работу хронологически дальше и дальше, приближаясь к нашим дням (от наших дней отвлечься невозможно), и вот вы видите результаты ее работы. Она докладывает по этим сюжетам не первый раз, и всегда ее выступления вызывают большой интерес, большое внимание. Я не хочу касаться деталей некоторых вопросов, отвечу только на один вопрос относительно рождаемости на Западе и участия в этом эмигрантов.

           Во Франции в 1987 г. родилось 220 тыс. человек, из них 40 тыс. – это дети живущих во Франции алжирцев, тунисцев и прочих. Вы видите, какое соотношение. Конечно, французы над этим задумываются.

           Несколько слов о демографических исследованиях у нас в Институте. Демографические исследования в любой аудитории вызывают огромный интерес: всегда задают вопросы, спорят. В какой-то мере демография стала инструментом политической борьбы.

           Я не раз писал о том, что 9/10 демографических сведений, которые сообщаются в нашей печати, не имеют научных подтверждений. Поэтому очень важна работа сотрудников научных институтов. Сейчас Академия наук создала специальную комиссию по борьбе с лженаукой, и поставленные проблемы входят туда, – наша работа имеет большое значение. Маленькая группа из трех человек (В.Б.Жи­ромская, О.М.Вербицкая, Н.А.Араловец) подготовили первый и второй тома трехтомника «История населения России в XX в.». Они в ближайшее время увидят свет.

           Эти проблемы сложны. Переписи проходят раз в 10 лет. Очередная перепись должна была быть в 1999 г. Отказались, денег нет. Перепись 1926 г. долго служила основным источником, а 30‑е гг. были сложными. В.Б.Жиромская [284] активно взялась за эту сложную проблематику, потому что мы издали перепись и 1937-го, и 1939-го года, и Валентина Борисовна, в частности, провела большую работу по установлению степени достоверности этих материалов.

           Материалы переписей приобрели мировую известность. Проводились по этому поводу международные конференции.

           Кроме того, мы взяли проблему «Экология и демография». Влияние этого на население, на его рост, на численность. Это гигантская проблема. Мы хотим взять исторические аспекты с древнейших времен. Нам дают очень много материала по современности, но мы должны показать это взаимоотношение человека и природы исторически: как люди жили раньше, чем питались, как повлияло создание ирригационных систем, скученность в городах, эпидемии и т.д.

           Л.Н.Нежинский:

           С этим связана очень важная проблема допустимого предела развития науки.

           Ю.А.Поляков:

           Я хочу поставить только две проблемы, которые очень важны для исследования XX в. вообще и для демографии, в частности: соотношение в исследованиях материалов по России и Советскому Союзу.

           Когда исследования ведутся применительно к советскому периоду, а это как-никак три четверти века, то здесь происходит большая путаница. Должны ли мы брать всю страну или выделять искусственно Российскую Федерацию?

           Когда мы берем всю страну, мы допускаем ошибку. А когда искусственно выделяем Россию, то это тоже неправильно. До революции существовала Российская империя. Мы же не выделяем оттуда русские губернии, – мы берем Россию в целом. А почему применительно ко времени существования Советского Союза мы должны вы[285]делять Российскую Федерацию? А мы должны ее выделять, мы должны показывать развитие областей, входивших в Российскую Федерацию, но обязательно на общем фоне. Иначе мы дойдем до глупости и уже доходим до глупости – когда мы говорим о войне, то не только научные сотрудники, публицисты, но и некоторые исторически не слишком подкованные руководители, выделяют Россию. Но воевал-то Советский Союз, а не только Российская Федерация. Как можно отделять Российскую Федерацию от всех других республик?

           Применительно к 30-м гг., к послевоенному десятилетию нужно иметь в виду, что все это происходило на фоне существования единого государства. Демографические процессы тоже шли общие: люди переезжали в Казахстан, из Казахстана (меньше) в Центр и т.д. Миграции происходили на общем пространстве Советского Союза. Без этого обойтись нельзя.

           Я рекомендую всем, кто занимается этими проблемами, эту сторону всегда иметь в виду.

           И вторая проблема, очень сложная, она связана и с географией, поскольку география и демография находятся рядом: наш Центр называется Центром по изучению территорий и населений, и сложность работы наших научных сотрудников, которые этим занимаются, связана с тем, что все время менялись границы. Так, до революции существовали губернии, наместничество, а после революции началось создание национальных республик. Ведь Татарская республика создана на территории пяти губерний! И здесь имеет место большое количество ошибок, потому что берутся несопоставимые данные, несопоставимые территории. Например, часто сравнивается территория России дореволюционной и Советского Союза (мне приходилось об этом писать). Но ведь территория Советского Союза по сравнению с Россией на 800 тыс. кв. км, а население – на 30-32 млн. меньше. И тем не менее часто это сравнивают и говорят: вот сколько Со[286]ветский Союз потерял. И потом тоже проводилось районирование, укрупнение, разукрупнение, и очень часто историки, а это культура исторического труда, что всегда надо иметь в виду, – к таким вопросам относятся с пренебрежением и сравнивают какую-нибудь Ивановскую губернию с Ивановской областью, хотя все это менялось много раз. А сравнивают это с легкостью, что приводит к серьезным ошибкам.

           Я еще раз хочу привлечь ваше внимание к этим проблемам. Очень хорошо, что Ученый совет не обходит нас вниманием, поскольку Институт российской истории в этих вопросах, и выпустив переписи, и выдвигая и разрабатывая очень важные интересные проблемы, и готовя коллективные труды и монографии, идет по этой проблематике, не в последних рядах.

           Ф.И.Новик:

           Мне очень понравился доклад Валентины Борисовны, как и ее предыдущие выступления на Ученом совете, тоже посвященные проблеме демографии. Каждый раз она вносит новые очень существенные нюансы в наше понимание демографических процессов в нашей стране.

           Здесь был затронут вопрос о том, как развивалась демографическая ситуация в западных странах. Я специально не занималась этим в отношении Германии, но однажды покойный академик Нарочницкий меня озадачил одной темой, работа по которой потом была опубликована, а именно – «Германия: прогресс в период мира и регресс в период войны». Мне пришлось тогда изучить не только экономические аспекты прогресса и регресса, но и демографические аспекты. В применении к 30-м гг. в Германии сложилась очень интересная ситуация. После прихода фашистов к власти, резко возросла рождаемость. Это было связано с политикой, что немецкая семья дол­жна быть большой, немецкая женщина должна рожать много детей для фюрера, для власти; существовала определенная политика в отношении абортов. И рождаемость [287] перед войной резко повысилась. Кроме того, перед войной в Германию эмигрировали немцы, рожденные не в Германии, а жившие в других странах – так называемые «фольксдейче», причем из многих стран приезжали немцы, у которых семьи были больше, чем немецкие семьи, уже сложившиеся в Германии. Это тоже повысило число детей перед войной. И в то же время существует статистика, показывающая, как резко (на 50%) снизилась рождаемость в период войны.

           Вернее, это даже не статистика учитывает, а это ученые рассчитывают – сокращение рождаемости оттого, что отцы ушли на войну, распадались семьи во время войны. Но они рассчитывают не только на то, что перед войной было столько-то, в период войны – столько-то, но и насколько бы могло увеличиться население и родиться больше в период войны, если бы семьи не распадались. Весьма любопытные данные. И, мне кажется, это интересно, этим занимались и наши демографы, которые писали о народонаселении в других странах.

           С этой точки зрения Германия, конечно, очень интересная и показательная страна. Если этим заниматься специально, то там можно увидеть интересные процессы именно в период 30‑х гг., о котором сегодня говорили применительно к Российской Федерации.

           Г.А.Куманев:

           Нельзя, конечно, фетишизировать некоторые статистические данные, которые были в секретных фондах, что делают некоторые наши исследователи. Я снова обращаюсь в порядке примера к документу, подписанному Щаденко. Там говорится о 15-ти тыс. только уволенных из Вооруженных сил, включая и репрессированных. Я хочу привести контр-документ. Когда была т.н. история с «антипартийной группировкой», то управляющий делами ЦК КПСС Малин вместе с маршалом Жуковым, который был тогда министром обороны, вскрыли сейфы Молотова, Маленкова, Кагановича. Что они там обнаружи[288]ли? Они обнаружили там целый ряд интересных данных относительно репрессий и вот эти данные: с 27 февраля только 1937 г. по 12 декабря 1938 г. с санкции Сталина, Молотова и Кагановича было расстреляно 36896 военнослужащих. И это верхушка, это высший срез.

           Как же можно данным Щаденко верить? Хотя там – печать, и Сталиным одобрен этот документ, и прочее. Я думаю, не был ли этот документ все-таки каким-то социальным заказом.

           Вы приводили иной раз интереснейшие данные о росте смертности и о снижении рождаемости, но не говорили во всех случаях, почему это происходило. Объяснить, конечно, тоже бывает сложно – слишком много косвенных факторов.

           Л.Н.Нежинский:

           Позвольте мне подвести некоторые итоги.

           Первое. Мы заслушали очень интересный доклад, затрагивающий не одну какую-то сторону жизни и российского, и советского общества, а целый ряд магистральных сторон истории нашего Отечества в труднейшие межвоенные годы. И это дает основания поблагодарить докладчика и пожелать и дальше столь же интенсивно разрабатывать эту тематику.

           Сама фактура доклада, судя по реакции зала, и по тому, что конкретно там было сказано, к особому веселью не располагает. Но вместе с тем мне кажется, что этот доклад подтверждает один очень важный вывод, который в нашей науке уже был сделан, но который мы имеем право и дальше расширять, обосновывать и доводить до как можно более широких слоев научной общественности и общественности других стран, а именно без демографических исследований нельзя всесторонне рассматривать исторический процесс.

           То исследование, которое проводят наши уважаемые коллеги, в том числе Валентина Борисовна Жиромская, помогает нам понять, как формировался вклад в Победу [289] в годы Великой Отечественной войны. Большую роль сыграли особенности демографических процессов в 20‑е гг., которые довольно сильно отличались от тенденций и дальнейшей эволюции народонаселения в 30‑е гг. И не случайно то, что именно люди, рожденные в 20‑е гг. и до того, но особенно в 20‑е (до 1927 г.) внесли основной вклад в дело достижения Победы в Великой Отечественной войне.

           Это еще раз подтверждает то, как демография тесно переплетается с общегосударственными проблемами и тенденциями в нашей стране.

           В.Б.Жиромская:

           Действительно, годы с 1924 по 1927 были очень благоприятными в демографическом отношении.

           Л.Н.Нежинский:

           Рожденные в эти годы люди составляли костяк нашей Армии. На них же выпали и наибольшие жертвы.

           Вы исследуете, разрабатываете, сложнейшие проблемы, которые помогают нам понять многие аспекты нашей истории. Отсюда важный вывод: как важно учитывать уроки истории, как важно их знать!

           Мы можем поблагодарить докладчика и пожелать и дальше разрабатывать эту очень важную сторону, это очень важное направление истории наших народов, нашего отечества в XX столетии.

           В.Б.Жиромская:

           Я хочу поблагодарить всех и сказать, что все-таки у нас архивные разработки – это основной материал, потому что мы не можем основываться на том, что было опубликовано когда-то в открытой печати. Приходится анализировать, сопоставлять факты при изучении архивного материала, устанавливать их подлинность и таким образом добиваться приближения к истине.