Труды Института российской истории РАН. 1997-1998 гг. Выпуск 2 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 2000. 480 с. 30 п.л. 21,11 уч.-изд.л. 250 экз.

Аграрная политика Н.С.Хрущева и сельское хозяйство

Автор
Зеленин Илья Евгеньевич

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век

Библиографическое описание:
Зеленин И.Е. Аграрная политика Н.С.Хрущева и сельское хозяйство // Труды Института российской истории РАН. 1997-1998 гг. Вып. 2 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров. М.: ИРИ РАН, 2000. С. 394-425.

Текст статьи

 

[394]

И.Е.Зеленин

 

АГРАРНАЯ ПОЛИТИКА Н.С.ХРУЩЕВА И СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО[*]

 

           Определение «аграрная политика Хрущева», разумеет­ся, до известной степени условно, грешит персонифика­цией. Это хорошо понимали даже участники мартовского 1965 г. Пленума ЦК («Пленума победителей»), состо­явшегося через полгода после октябрьских событий 1964 г., когда имя Хрущева, и это понятно, было у всех членов Президиума и Пленума ЦК на устах, а об органах «коллективного руководства» старались не вспоминать. Через полгода все было иначе: имя Хрущева не упомина­лось ни в докладе Брежнева, ни в постановлении плену­ма, да и в выступлениях ораторов (таков был сценарий). Правда, почти все рассуждали о «волюнтаризме», «су­бъективизме», «нарушении экономических законов со­циализма» и т.п, имея в виду «отставника». А «фигура умолчания» появилась не в последнюю очередь в связи с тем, что когда элитные пропагандисты из Кремля начали «разъяснять» трудящимся причины отставки Хрущева и решения октябрьского, ноябрьского и мартовского пле­нумов, на них обрушился шквал «провокационных» (по старой терминологии) вопросов, например, таких: «Встречал ли Хрущев хоть какой-то отпор со стороны членов Пре­зидиума ЦК или они его также активно хвалили, как теперь ругают?»; «Почему ошибки признают через много лет, когда государству и народу нанесен огромный ущерб?»; «Хрущев, оказывается, наделал много ошибок ... где же был Президиум ЦК?» и т.д. и т.п.[1]

           И в самом деле, не один же Хрущев вершил аграрную политику, в той или иной мере функционировали все партийные структуры, регулярно созывались съезды пар­тии, прошло 14 «сельскохозяйственных» пленумов ЦК. [395] За период с осени 1960 по июнь 1964 г. первый секретарь направил в Президиум ЦК 12 записок по различным проблемам развития сельского хозяйства, каждая из ко­торых обсуждалась, а некоторые даже рассылались на места для руководства местным партийным органам, и тем не менее названное определение, особенно с конца 50-х — начала 60-х гг., когда фактически установилась диктатура личной власти Хрущева, вполне уместно, во многом оправдано, как, скажем, «сталинская коллекти­визация», «ленинский нэп», «реформы Горбачева». Хру­щеву как реформатору не повезло: пережив в 1953— 1958 гг. свой «звездный час» и замахнувшись на «великое десятилетие», он с начала 60-х гг. стал терять авторитет, а после отстранения от власти был предан забвению, как бы вычеркнут из истории почти на 20 лет, пока у власти находился Брежнев. И все это не могло не сказаться на историографии аграрной политики и аграрного рефор­мирования под руководством Хрущева. По существу условия для объективной разработки данной темы стали создаваться с начала 90-х гг., когда были опубликованы стенограммы июньского 1957 г. и октябрьского 1964 г. пленумов ЦК, документы о событиях в Новочеркасске («Исторический архив», 1993—1994 гг.), подборки доку­ментов из Архива Президента Российской Федерации и ЦА ФСБ («Советские архивы», «Источник», сборники «Неизвестная Россия XX в.») и др. Принципиальное зна­чение имело рассекречивание части документов бывшего текущего архива Политбюро (ныне ЦХСД), среди кото­рых стенограммы пленумов ЦК, документы Сельхозотде­ла и Общего отдела ЦК и др. Из опубликованных доку­ментов следует назвать восьмитомник Хрущева «Строи­тельство коммунизма и развитие сельского хозяйства», изданный при его жизни, и по существу еще невостребо­ванный историками, и воспоминания Хрущева-пен­сионера, продиктованные на склоне жизни («Вопросы истории», 1990—1995 гг.).

           [396] Современная историография весьма небогата и это понятно: после безудержного захваливания реформатора, когда он находился у власти, последовало многолетнее забвение, даже отлучение от его детища — целинной эпо­пеи, приписывание всех «руководящих заслуг» в этом Брежневу, не без участия в этой явной фальсификации его самого. А затем, вплоть до конца 80-х гг., — полная потеря интереса историков, уставших от перемены оце­нок и точек зрения идеологических наставников, как к данной теме, так и самому реформатору.

           Из работ 90-х гг. можно отметить исследования М.А.Безнина и Л.Н.Денисовой, посвященные россий­скому Нечерноземью и более широкого плана моногра­фию О.М.Вербицкой, охватывающую первые послевоен­ные годы и первый этап хрущевских реформ. Особое место в новейшей историографии данной темы занимает обобщающее исследование академика А.А.Никонова об аграрной науке и политике России с XVIII по XX в. Специальные главы посвящены первым послевоенным годам и аграрной политике Хрущева, которую автор сна­чала постигал не в тиши кабинетов и библиотек, а на практике, будучи министром сельского хозяйства Латвии (вплоть до 1961 г.), в ходе проходивших в то время пле­нумов ЦК, в том числе «целинного» февральско-мартовского 1954 г., в стенограмме которого значится и его выступление. А поста министра, как выясняется из кни­ги, будущий академик, президент ВАСХНИЛ, директор Аграрного института, лишился вскоре после «обмена мнениями» по поводу кукурузы с внезапно нагрянувшим в Латвию Хрущевым. «Вы не любите кукурузу», — сделал вывод глава партии и государства. Однако Никонов далек от того, чтобы задним числом «сводить счеты» (как это просматривается в недавно опубликованных мемуарах Д.Т.Шепилова) с бывшим «собеседником». Он дает объ­ективную характеристику Хрущеву как человеку и поли­тику, весьма позитивно в целом оценивает его реформы, в том числе и освоение целины[2].

           [397] Напомню, что политические предпосылки к вос­хождению Хрущева по ступеням власти, а, следовательно, и для проведения аграрных реформ, создавались посте­пенно. А основными рубежами стали: арест и устранение Берия — самого могущественного из «наследников» вож­дя, олицетворявшего репрессивно-карательную систему тоталитарного государства; XX съезд КПСС, знаменитый доклад Хрущева на последнем (закрытом) заседании съезда о культе личности и его последствиях; июньский 1957 г. пленум ЦК, покончивший с последней антихру- щевской оппозицией сталинистов. Важнейшим результа­том этих акций явились избрание Хрущева первым сек­ретарем ЦК партии (сентябрь 1953 г.), лишение Мален­кова поста главы правительства и утверждение на эту должность сначала Н.А.Булганина (январь 1955 г.), а за­тем и самого Хрущева (март 1958 г.) и постепенное уста­новление его авторитарной власти. Следует подчеркнуть, что первые две акции потребовали от него целеустрем­ленности, решительности, большого личного мужества. Хрущев рисковал не только своей дальнейшей полити­ческой карьерой, но и жизнью.

           Первое пятилетие после сентябрьского пленума 1953 г., как известно, — наиболее успешный и результа­тивный период в деятельности Хрущева, когда аграрное реформирование было нацелено на решение назревших экономических и социальных проблем деревни, предо­ставление крестьянству, работникам совхозов и МТС большей самостоятельности в планировании и управле­нии производством, внедрение принципа материальной заинтересованности в труде (повышение почти в 3 раза заготовительных и закупочных цен, сокращение налого­обложения, повышение оплаты труда и т.д.).

           Отдача пришла очень быстро. Хрущев имел все осно­вания заявить на пленуме ЦК партии в декабре 1958 г., что был совершен «гигантский скачок в развитии сель­ского хозяйства». Валовая продукция выросла почти в 1,5 раза, а товарная — в 1,8 раза, в том числе животноводче[398]ская — почти вдвое. Это было достигнуто как за счет ин­тенсивных факторов, так и экстенсивных (около полови­ны товарного зерна давала целина). Денежные доходы колхозников в 1958 г. по сравнению с 1953 г. возросли в 2,8 раза. Многие колхозные семьи всех регионов страны в конце 50-х гг. получали от общественного и личного подсобного хозяйства, полностью освобожденного от обязательных поставок государству натуральной продук­ции, доход, обеспечивающий им высокий достаток. Ста­ли вводиться пенсии, началась постепенная паспортиза­ция жителей села.

           Мощный позитивный заряд аграрных реформ, соз­данный решениями сентябрьского пленума и последую­щими законодательными актами, был в основном исчер­пан к концу 50-х гг. Здесь сказались непродуманность ряда решений и директив, медлительность по преодоле­нию недостатков и издержек, выявившихся в ходе ре­формирования. Так, крайне непоследовательно, противо­речиво вводилась научно-обоснованная система земледе­лия на целине, затягивалось решение проблем жилья и быта целинников; волюнтаристский лозунг Хрущева «догнать и перегнать США по производству животновод­ческой продукции на душу населения», ставший партий­ной директивой, обернулся на практике опасной погоней за «рекордами» вплоть до очковтирательства; с большим опозданием и оговорками отказывался лидер партии от кукурузы как «чудо-культуры», достойной распростране­ния на всей территории огромной страны; крайне непро­думанной оказалась постановка Хрущевым на де­кабрьском пленуме ЦК 1958 г. вопроса о резком сокра­щении индивидуального скота работников совхозов, а в июне 1959 г., тоже на пленуме — о запрещении содержать скот жителям городов и рабочих поселков. Эти указания, облеченные в форму директив или юридических актов, в начале 60-х гг. обернулись настоящим бедствием для се­мей сельских жителей и многих горожан. «Рязанский [399] феномен» дал о себе знать сокращением поголовья скота и в колхозно-крестьянском секторе.

           Одна из самых прогрессивных, антитоталитарных и многообещающих социально-экономических реформ Хрущева — реорганизация МТС (февраль-март 1958 г.) из-за предельно сжатых сроков осуществления (вместо 3-х лет, предусмотренных законом, «уложились» за один год) привела к крайне негативным последствиям (была подорвана ремонтная база бывших МТС, колхозы, осо­бенно слабые, понесли большие убытки при покупке техники, произошла «утечка» кадров механизаторов и др.), на преодоление которых потребовалось несколько лет.

           Одна из причин таких «забеганий вперед» — идеоло­гическая зашоренность, вера в незыблемость принципов социализма, в огромные преимущества социалистическо­го строя, неизбежность перерастания его в бесклассовое коммунистическое общество не в столь уж отдаленном будущем. Об этом сначала возвестила резолюция XXI съезда КПСС о контрольных цифрах семилетнего плана (февраль 1959 г.), а затем новая Программа КПСС, принятая XXII съездом в октябре 1961 г.

           Вторая причина — складывавшаяся внутри высшего партийного руководства после июньского пленума 1957 г. диктатура личной власти Хрущева, что в полной мере проявилось на пленуме ЦК КПСС в декабре 1959 г. в докладах и выступлениях его участников, единодушно восхвалявших и полностью одобрявших деятельность Хрущева по руководству сельским хозяйством. В оборот был введен термин «наш дорогой Никита Сергеевич», ставший названием документального фильма, славосло­вия в его адрес сопровождались «продолжительными аплодисментами». Менее чем через два года был восста­новлен сталинский ритуал «вставания» всех членов пле­нума при прославлении лидера партии. Руководство сель­ским хозяйством было полностью отдано на откуп Хру[400]щеву, явно переоценены достижения сельского хозяйства в 1959—1960 гг.

           Хрущев это понял в конце 1960 г. В Записке в Прези­диум ЦК КПСС (29 октября 1960 г.) он предостерег от «благодушия, самоуспокоенности и зазнайства первыми успехами в развитии сельского хозяйства», вынужден был признать, что ситуация в животноводстве столь серьезна, что если не принять необходимые меры, «мы можем ска­титься к положению, которое у нас было к 1953 г.»; крайне был озабочен тем, что «не все чисто» с выполне­нием обязательств по животноводству, писал о серьезных недостатках в земледелии, особенно на целине[3].

           Анализ аграрной политики Хрущева в годы семилетки (с рубежа 50-х — 60-х гг. по сентябрь 1964 г.), проведен­ный на основе совокупности различного вида источни­ков (политических, социально-экономических, демогра­фических) показывает, что эта политика не была одно­родной, прямолинейной, отражая попытки и поиски ре­форматора, весьма энергичные, хотя порой хаотичные, найти выход из трудной ситуации, не допустить падения производства и жизненного уровня населения, закрепить достигнутые результаты предшествующего пятилетия. Отчасти это удалось. Однако сначала Хрущев начал дей­ствовать на основе отвергнутых сентябрьским пленумом административно-командных методов, усиления диктату­ры партии. Особенно это проявилось на пленуме ЦК в марте 1962 г., обсуждавшем задачи партии по укрепле­нию руководства сельским хозяйством на «современном этапе коммунистического строительства». А начало этого этапа определялось новой Программой КПСС, которая, исходя из того, что страна вступила в «период развернутого строительства коммунизма», провозгласила «возрастание роли Коммунистической партии как руководящей и на­правляющей силы советского общества». Хотя по определе­нию той же Программы, «государство диктатуры пролета­риата превратилось в общенародное государство, в орган выражения интересов и воли всего народа».

           [401] Хрущев потребовал от партийных организаций отре­шиться от принципа «невмешательства в дела колхозов и совхозов», «активно вмешиваться в их работу», «повсеместно влиять на ход производства»[4]. Тем самым фактически деза­вуировались постановления 1955—1956 гг. об изменении практики планирования сельского хозяйства, о расширении прав колхозов и совхозов в управлении хозяйствами. В соот­ветствии с этими установками была осуществлена перестрой­ка управления аграрным сектором — созданы производствен­но-территориальные управления сельским хозяйством, а за­тем краевые и областные партийные организации разделены на промышленные и сельские, в результате чего численность партийных чиновников на селе возросла примерно в два ра­за. А раз партийных наставников стало больше, то должна была, как полагали, возрасти руководящая роль партии.

           Хрущев также надеялся добиться перелома в сельском хозяйстве и прежде всего в животноводстве путем «иско­ренения» последствий несостоятельной (экстенсивной) тра­вопольной системы земледелия акад. Вильямса, заменив ее наиболее прогрессивной, на его взгляд, пропашной. Это означало отказаться на всей территории страны от посевов многолетних и однолетних трав, распахать луга и засеять их, а также чистые пары, кукурузой и другими культурами. Подобные рекомендации были совершенно не приемлемы для Казахстана и других районов освоения целины, где чистые пары являлись основным средством борьбы с сорняками, и Прибалтики, для которой рас­пашка лугов могла нанести серьезный урон животно­водству. Да и сам Хрущев, видимо, не очень верил в ско­рую отдачу предложенной им меры. Менее чем через три месяца после пленума он «дополнил» ее более быстро­действующей — повышением розничных цен на живот­новодческую продукцию при одновременном повышении закупочных цен примерно на 35% (постановление Совета Министров СССР от 31 мая 1962 г.). Исходили из того, что повышение последних создаст дополнительные сти­мулы для колхозов и совхозов, позволит увеличить про[402]изводство этой продукции. Однако эта разумная и оправ­данная мера должна была проводиться исключительно за счет населения, главным образом горожан. Реакция по­следних была незамедлительной и, разумеется, резко не­гативной, о чем информировали высшее руководство страны сводки КГБ. Выяснилось, что рядовые граждане (в отличие от Хрущева) быстро разобрались, в чем основная причина повышения розничных цен. «Неп­равильные постановления правительства, считали они, — результат просчетов властей, принуждавших людей резать коров, отказываться от выращивания молодняка». «Откуда же будет мясо, — недоумевали люди, — если уничтожить скот»[5].

           Стихийные выступления рабочих происходили в Ново­черкасске и в других городах, но Хрущев их быстро пресек, опираясь на всю мощь «общенародного государства» в лице милиции и даже войск. Пролилась кровь нескольких десят­ков рабочих, многие «зачинщики и активные участники массовых беспорядков» были приговорены к различным срокам заключения. О «новочеркасской трагедии» средства массовой информации ничего не сообщали. Это «строго секретная» государственная тайна стала достоянием об­щества только спустя 30 лет.

           За счет повышения закупочных цен и других мер властям удалось несколько улучшить положение в жи­вотноводстве, до «возвращения к уровню 1953 г.» дело не дошло. Однако 1963 г. выдался крайне неблагоприятным для урожая, самым засушливым после 1946—1947 гг. Уро­жайность и валовые сборы снизились почти на 30%. Рас­четы государства на значительное увеличение заготовок рухнули. Для предотвращения голода Хрущеву пришлось прибегнуть к массовым закупкам зерна за рубежом. Вот что он говорил в этой связи в докладе на пленуме ЦК в декабре 1963 г. (доклад, а затем и стенограмма пленума были опубликованы):

           «Нашлись, оказывается такие люди, которые рассуж­дают: как же так, раньше при меньших валовых сборах [403] зерна сами продавали хлеб, а теперь покупаем. Что мож­но сказать таким людям? Если в обеспечении населения хлебом действовать методом Сталина — Молотова, то тогда и в нынешнем году можно было бы продавать хлеб за границу. Метод был такой: хлеб за границу продавали, а в некоторых районах люди из-за отсутствия хлеба пухли с голоду и даже умирали»[6]. Хрущев, разумеется, прав: в случае чрезвычайной ситуации (стихийные бедствия, массовый голод, война) государство не только имеет пра­во, но и обязано во имя спасения людей разбронировать государственные резервы продовольствия, на то они в принципе и создаются. А потом, когда положение стаби­лизируется, возобновить их пополнение. Принцип «недо­едим, а вывезем» аморален. Однако с начала 60-х гг. го­сударственные резервы зерна не только не восполнялись, но и непрерывно сокращались, а после 1963 г. импорт зерна стал своего рода закономерностью. В этом году было закуплено 9,4 млн.т — около 10% от валового уро­жая. Такая «квота» сохранялась и в последующие годы, поскольку и после отставки Хрущева «импортные опера­ции по хлебу» неизменно продолжались. На эти опера­ции в 1963 г. было израсходовано 372,2 т золота — около трети золотого запаса страны[7].

           Однако нуждается в объяснении такой феномен — по­чему до начала 60-х гг., даже и в случае недорода, про­блема массового импорта зерна не стояла, а возникла только в последующие годы в условиях, когда поступа­тельный рост зерновой отрасли не только продолжался, но, как правило, не опускался ниже уровня 1958 г. — года самых высоких показателей по валовому сбору уро­жайности и заготовкам зерна в стране? Основную роль здесь сыграл, как мне представляется, демографический фактор, точнее — рост миграции, в том числе и стихий­ной, из села в город. Она стала усиливаться с конца 50 — начала 60-х гг.

           Этому в немалой степени способствовало ослабление после XX съезда партии паспортного режима в городах, [404] перебравшихся в город селян милиция не преследовала. С февраля 1958 г. началась постепенная паспортизация жителей села, в том числе крестьян, лишенных права получения паспортов согласно постановлению ЦИК и СНК СССР от 27 декабря 1932 г. Колхозникам, выез­жавшим в другие области, края и республики на сезон­ные работы («отходникам»), органы милиции стали вы­давать краткосрочные паспорта. Временные паспорта получали и выезжавшие из деревни в город на постоян­ную работу, учебу и т.д. По существу колхозникам было предоставлено юридическое и фактическое право сво­бодного выбора места проживания и профессии, и они этим воспользовались.

           Разумеется, тенденция миграции сельского населения в город — в целом прогрессивная, закономерная для вы­сокоразвитых обществ, строящих экономику на индуст­риальной основе. В той или иной мере она обусловлена развитием производительных сил в аграрном секторе, ростом производительности крестьянского труда. Однако эти факторы применительно даже к периоду 1953— 1958 гг. не являлись ведущими, определяющими, а на рубеже 50—60-х гг. их воздействие на производство сни­зилось. Возобладала миграция стихийного характера. Здесь сказались и негативные последствия реорганизации МТС, ущемление интересов владельцев приусадебных хозяйств, грубые ошибки местных властей, допущенные при преобразовании колхозов в совхозы, сселение дере­вень, инициированное самим Хрущевым и др.

           Демографическая статистика свидетельствует, что на протяжении 1960—1964 гг. из деревни в город пересели­лось почти 7 млн. селян, в основном бывших колхозни­ков. С 1961 г. впервые в стране стало меняться (в пользу города) соотношение между городским и сельским насе­лением: в конце года оно составило 51 и 49%, через год — 52 и 48%, а в 1964 г. достигло 53 и 47%. Примеча­тельно, что из покинувших деревню в 1960—1964 гг. 7 млн. чел., 6 млн. приходилось на лиц в возрасте от 17 до [405] 29 лет, т.е. на молодежь. Средний возраст работающих в сельском хозяйстве превысил 50 лет[8]. А это означало не только рост городских потребителей сельскохозяйственной продукции, но и самое опасное — снижение производитель­ности труда в сельском хозяйстве в связи с оттоком моло­дежи, постарением деревни. Хрущевская «сверхпрограмма» сселения деревень, строительства «агрогородов» была преж­де всего ориентирована на молодежь, подрастающее поко­ление, содержала, несомненно, «рациональное зерно», од­нако, недостаточно подкреплена материально, плохо про­считана по времени, замыслы и планы реформатора значи­тельно опережали возможности государства. А молодежь не хотела и не могла долго ждать...

           Говоря о нехватке продовольствия, следует учитывать и значительный рост потребностей в продуктах питания как горожан, так и селян в связи с хрущевскими реформами, особенно на первом их этапе. Так, довоенный уровень пи­тания в семьях колхозников по наиболее калорийным про­дуктам был заметно превзойден уже к середине 50-х гг., а в 1958 г. по сравнению с 1940 г. они потребляли в 6 раз больше сахара, в 3 раза больше кондитерских изделий и рыбных продуктов, в 2 раза больше мяса. В семьях рабочих уровень потребления был значительно выше, даже и после повышения цен в 1962 г.[9] Здесь несомненно сказалось по­зитивное значение реформ.

           Нельзя не сказать и о таком факторе, сдерживавшем развитие сельского хозяйства в начале 60-х гг., как от­влечение значительных средств от аграрного сектора в пользу военно-промышленного комплекса, втягивание СССР, несмотря на многочисленные миротворческие заявления Хрущева, в гонку вооружений. Яркий тому пример — Карибский кризис 1962 г. На склоне жизни он был вынужден признать, что форсированное ракето­строение в стране имело и свои «отрицательные сторо­ны», поскольку «зря выбрасывало деньги из бюджета и истощало наши финансовые возможности»[10].

           [406] Таким образом, сельскохозяйственное производство, в том числе его ведущая зерновая отрасль, в годы семилет­ки как по объективным, так и субъективным причинам, все больше отставало от потребностей населения, не мог­ла удовлетворить и нужды животноводства в кормах. Зерновая проблема, о решении которой Хрущев опро­метчиво объявил в конце 1958 г., вновь обострилась. Возник и стал углубляться продовольственный кризис.

           В конце 1963 — начале 1964 г. Хрущев полностью осознал, что из тупиков аграрной политики можно выйти только на основе возвращения к курсу сентябрьского пленума 1953 г. В феврале 1964 г., выступая с докладом на совещании руководящих работников партийных, со­ветских и сельскохозяйственных органов, он подчеркнул большое значение постановлений 1955 и 1956 гг. о введе­нии нового порядка планирования и расширении прав колхозников, обратил внимание на то, что в ЦК партии и Совет Министров СССР поступают письма председате­лей колхозов, специалистов, рядовых колхозников, сви­детельствующие о том, что местные органы в последнее время грубо нарушают эти постановления, навязывают колхозам планы сева по культурам, структуру посевных площадей, чем парализуют деятельность руководителей хозяйств, глушат инициативу колхозников. А затем зачи­тал отрывки из нескольких писем, подчеркнув, что это не единичные случаи и проинформировал местных на­чальников, что готовится постановление партии и прави­тельства, в котором осуждается администрирование и извращения принятых решений. И даже пригрозил, что к тем руководителям, которые не сделают выводов, будут применяться другие меры, в том числе карательные, и «тогда будет меньше любителей командовать колхозами, администрировать»[11].

           Новый курс аграрной политики был окончательно определен и обоснован на двух последних «сельско­хозяйственных» пленумах, прошедших под руководством Хрущева. Первый, в декабре 1963 г., посвященный уско[407]ренному развитию химической промышленности как важнейшему условию подъема сельскохозяйственного производства и роста благосостояния народа; второй (своего рода знаковый) - в феврале 1964 г., на котором в комплексе рассматривались меры по интенсификации сельскохозяйственного производства (применение удоб­рений, развитие орошения, комплексной механизации, внедрение достижений науки и передового опыта). Было четко определено, что интенсификация — это генераль­ное направление в подъеме сельскохозяйственного про­изводства, столбовая дорога развития производительных сил, раскрыто содержание трех основных составляющих этого процесса — комплексная механизация, мелиорация и химизация сельского хозяйства. Подчеркнуто значение последовательной специализации сельскохозяйственного производства в зональном разрезе и внутри хозяйств, создания крупных специализированных и высокомехани­зированных хозяйств по определенным видам товарной продукции с ориентацией на крупные города и промыш­ленные центры.

           Был принят ряд партийно-государственных решений по реализации программы интенсификации сельского хозяйства и решения социальных проблем. Среди них — постановление ЦК и Совета Министров СССР от 3 сен­тября 1964 г. об организации производства яиц и мяса птицы на промышленной основе, в котором отмечалось, что созданные за последние годы вокруг крупных горо­дов и промышленных центров птицефабрики, используя передовые методы организации производства и достиже­ния науки, добились значительного повышения произво­дительности. Подавляющее большинство птицефабрик рентабельны, вложенные государством в их организацию средства быстро окупаются. Было создано союзно-республиканское управление птицеводческой промыш­ленностью СССР — Птицепром, намечена программа его дальнейшего расширения. Это было первое в общесоюз[408]ном масштабе агропромышленное объединение — в даль­нейшем полностью себя оправдавшее.

           А 15 июля 1964 г. Верховный Совет СССР принял За­кон о пенсиях и пособиях членам колхозов, в котором впервые в истории советской деревни устанавливалась государственная система социального обеспечения кол­хозников. Вводились пенсии по старости для мужчин- колхозников с 65 лет и женщин — с 60 лет. Выплаты производились из центрального фонда, созданного за счет отчислений от доходов колхозов и ежегодных ассиг­нований по государственному бюджету СССР.

           Общую оценку реформ первого постсталинского ре­форматора дали участники мартовского пленума 1965 г., как докладчик (Л.И.Брежнев), так и все выступавшие. Фактически была признана необратимость хрущевских реформ, весьма высокую оценку получил курс сентябрь­ского пленума 1953 г., которым, как вытекало из наме­ченных пленумом «неотложных мер по дальнейшему раз­витию сельского хозяйства», решили следовать и дальше с некоторыми дополнениями. Новаций как таковых было немного — основных две: введение плана заготовок сель­скохозяйственных продуктов на ряд лет с надбавками за сверхплановую сдачу пшеницы и ржи на 50% и повыше­ние капитальных вложений в аграрный сектор. А.А.Ни­конов, безусловно, прав, когда пишет, что «решения мар­товского (1965 г.) пленума ЦК КПСС и последовавшие за ним меры были в русле политики, обозначенной сен­тябрьским (1953 г.) пленумом ЦК... Поворот на путь, намеченный Н.С.Хрущевым в первые годы его руковод­ства, оказался и на этот раз благотворным. Он дал замет­ный рост производства»[12].

           А вот оценка М.С.Горбачева: «После 1953 года были предприняты довольно крупные экономические, полити­ческие, организационные меры, направленные на укреп­ление сельского хозяйства. В соответствии с решениями сентябрьского (1953 г.) пленума ЦК КПСС введены бо­лее обоснованные закупочные цены на продукцию сель[409]ского хозяйства, провозглашен принцип планирования снизу, упорядочена налоговая политика. Повысилась ма­териальная заинтересованность тружеников села, стали вводиться пенсии, отменяться ограничения паспортного режима. Колхозы получили право вносить изменения в свои уставы с учетом местных условий. Была реализована крупная программа освоения 42 миллионов гектаров це­линных и залежных земель... Сельское хозяйство стало двигаться вперед высокими темпами»[13].

           Правда, все это было сказано с акцентом на 1953— 1958 гг. Однако, как было показано выше, и в годы се­милетки продолжался рост аграрного производства при снижении темпов прироста валовой и товарной продук­ции. Имел место продовольственный кризис, резкое от­ставание зерновой и животноводческой отраслей от по­требностей населения. А основная причина — серьезные просчеты в аграрной политике, лично Хрущева, не су­мевшего правильно оценить характер и глубину происхо­дивших в деревне деконструктивных процессов, вовремя исправить или смягчить ситуацию. На мой взгляд, хру­щевские аграрные реформы — это, прежде всего, прорыв нескольких звеньев сталинской закостенелой админи­стративно-бюрократической системы, ликвидация край­них проявлений тоталитарного режима, завершившиеся впечатляющими результатами. В начале 60-х гг. были сбои и пробуксовки, возвращение к методам админи­стрирования, принимались ошибочные решения. В то же время в 1963—1964 гг. были определены пути и способы дальнейшего движения вперед на основе углубленной интенсификации и модернизации аграрного сектора эко­номики, сделаны важные шаги по реализации этого кур­са. В начале 1964 г. сельскому хозяйству были выделены «самые крупные капиталовложения за всю историю со­ветской власти» — только на производственные цели 5,4 млрд.руб. против 985 млн.руб. в 1953 г.[14] В ноябре 1964 г. Хрущев намечал провести специальный пленум ЦК по вопросам сельского хозяйства, среди которых и вопрос о [410] реорганизации руководства отраслью (ликвидация кол­хозно-совхозных управлений, уточнение структуры пар­тийного руководства).

           Разумеется, все эти новации, определения «нового курса» — моделирование на основе социалистической парадигмы. Никакие альтернативные варианты, основан­ные на допущении перехода к многоукладной экономи­ке, свободного развития семейных, а тем более фермер­ских крестьянских хозяйств, предпринимательской дея­тельности селян не предусматривались. До признания права земледельцев на свободный выбор той или иной формы хозяйствования (кроме колхозно-совхозной), в том числе основанной на частной собственности на зем­лю, было еще очень далеко. Такое Хрущеву и другим со­циалистическим реформаторам его поколения, за­цикленным на «социалистической системе сельского хо­зяйства» (в ленинско-сталинской интерпретации), не могло присниться даже в страшном сне. Грозным пред­упреждением звучало одно из высказываний Ленина, канонизированных Сталиным в Кратком курсе Истории ВКП(б): «Если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хотя и вольными гражданами на вольной земле, нам все равно грозит неминуемая гибель»[15].

           Однако время, отпущенное Хрущеву историей, подхо­дило к концу. Рейтинг реформатора стремительно падал. Терпение иссякло как у народа, недовольного значитель­ным повышением («временным») розничных цен на основные продукты животноводства, притеснением вла­дельцев приусадебных хозяйств, началом массовых заку­пок зерна на Западе и др., так и у правящей верхушки КПСС, особенно возмущавшейся полным попранием в аграрной сфере норм и принципов «коллективного руко­водства», своеволием лидера партии и государства. При­нятые в 1963—1964 гг. решения имели в основном долго­временный характер. Изменить ситуацию в пользу Хру­щева, на мой взгляд, могли (если могли) только решения немедленного действия и прежде всего постановления [411] правительства о снижении розничных цен на продукты животноводства (хотя бы частичном); о строжайшем за­прете ущемлять интересы граждан (колхозников, работ­ников совхозов, горожан) в ведении приусадебного хо­зяйства; отказе от позорных для России закупок зерна за рубежом (урожай 1964 г. это позволял; он, по иронии судьбы, был самым высоким за все годы хрущевского периода — 152,1 млн. т против 134,7 млн. в рекордном 1958 г.). Надо было исправить три «роковые ошибки», допущенные реформатором. Этого сделано не было. Раз­вязка приближалась.

           И тем не менее, есть основание говорить о трех пе­риодах аграрных реформ Хрущева, третий из которых (1963—1964 гг.) был связан с разработкой нового курса и началом его осуществления.

           В заключение — два весьма поучительных, малоиз­вестных факта из истории аграрного реформирования Хрущева. Первый относится к декабрю 1959 г. В речи на пленуме ЦК Хрущев решительно отверг предложение некоторых зарубежных «доброжелателей», которые сове­товали России покупать водку за границей. «Зачем же нам, — заявил он, — покупать водку на стороне? Мы вам свою можем предложить, пожалуйста, покупайте». Вто­рой, заимствованный из беседы Хрущева с министром сельского хозяйства США О.Л.Фримэном в июле 1963 г. Тот настойчиво предлагает: «У меня, г-н Председатель, своя проблема. Я готов продать вам значительное коли­чество птицы (бройлеров). Этот продукт очень хороший и дешевый». Хрущев: «Мы сами создадим у себя брой­лерное производство и будем иметь достаточно птицы... А вот машины для производства минеральных удобрений и комбикормов мы у вас купим»[16].

           Неплохие рекомендации для реформаторов новой России! Стоило бы к ним прислушаться 10—15 лет назад.

 

[411-412] СНОСКИ оригинального текста

 

ОБСУЖДЕНИЕ ДОКЛАДА

 

           Н.А.Ивницкий:

           Вы говорили об аграрной политике Хрущева, оттал­киваясь от предыдущей политики Сталина, но между Сталиным и Хрущевым был еще Маленков. Каково место его и тех реформ, которые были начаты Маленковым?

           [413] И второй вопрос в связи с этим. По поводу так назы­ваемой антипартийной группы с примкнувшим Шепило­вым, которая в 1957 г. выступала также и с критикой политики Хрущева в области сельского хозяйства, капи­таловложений, освоения целины и т.д.

           И.Е.Зеленин:

           Вопрос в отношении Маленкова.

           Я полностью разделяю точку зрения, которую в по­следнее время очень активно и документирование обос­новывает Юрий Николаевич Жуков. (См. его статью в «Независимой газете» от 27 мая 1997 г. «Тихая дестали­низация»). Эта точка зрения заключается в том, что Ма­ленков фактически первым начал борьбу с культом Ста­лина и сделал важные шаги по реформированию сельско­го хозяйства. В частности, были значительно снижены налоги на колхозы и колхозников, уменьшены поставки натуральной продукции личных подсобных хозяйств. Хрущев пошел значительно дальше по этому пути, но пальма первенства принадлежала Маленкову. В докладе на сентябрьском пленуме ЦК 1953 г. Хрущев почти до­словно воспроизвел ряд формулировок из речи Маленко­ва на сессии Верховного Совета СССР, в августе 1953 г., разумеется, без каких-либо ссылок на нее, а позже, в январе 1955 г. резко критиковал ее основные положения.

           На сентябрьском пленуме некоторые секретари обко­мов партии в своих выступлениях, как бы дополняя до­клад Хрущева, отмечали заслуги Маленкова в реформи­ровании сельского хозяйства. Отчасти поэтому Хрущев запретил публикацию стенограммы этого пленума, по­скольку претендовал на пост главы правительства.

           Теперь — по поводу июньского пленума 1957 г.

           Если по большому счету, — то этот пленум я расцени­ваю как последнюю вылазку сталинистов против Хруще­ва, который слишком далеко, на их взгляд, зашел в кри­тике культа Сталина (закрытый доклад на XX съезде КПСС) и мерах по преодолению его последствий. Ма[414]ленков являлся сторонником «тихой десталинизации», Молотов и Каганович открыто стремились к реставрации сталинского режима.

           В то же время оппозиционерами было высказано не­мало справедливых критических замечаний в адрес Хру­щева и его аграрной политики, но не этим отнюдь опре­делялась основная линия их поведения, цели и задачи предпринятой акции. «Последняя антипартийная груп­па», по терминологии авторов публикации в журнале «Исторический архив» (1993, № 3) — по существу была антихрущевской, добивавшейся отстранения лидера пар­тии от власти.

           А.Н.Сахаров:

           В прессе встречается точка зрения о том, что истин­ными реформаторами были Маленков, раньше - Берия, которые выдвигали очень серьезные проекты в рамках системы, и что Хрущев блокировал все эти тенденции, практически сохраняя некоторые реформистские направ­ления, в то же время явил собой пример неосталинизма против истинно реформаторских поползновений Берии и Маленкова. Об этом пишут у нас, об этом пишут на За­паде. Как вы к этому относитесь?

           И.Е.Зеленин:

           В отношении Маленкова я уже определил свою точку зрения, считаю его предшественником Хрущева в рефор­мировании сельского хозяйства. В отношении Берии — вопрос сложный. Конечно, отрицать предпринятые им меры (в большинстве случаев только декларированные) по реформированию сталинского режима было бы не­правильно. Но в оценке их я бы согласился с определе­нием Маленкова в докладе на июльском пленуме ЦК­1953 г. Указ «Об амнистии» от 27 марта 1953 г. он назвал «совершенно правильным», но подчеркнул, что Берия при этом исходил из планов захвата власти, «проводил эту меру с вредной торопливостью и захватил континген[415]ты, которых не надо было освобождать» (Известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 140-147). А в результате, добавлю от себя, мы получили «Холодное лето 1953 года».

           Этими и другими мерами Берия расчищал себе путь к власти (других путей для него просто не было). Нетрудно предположить, каким бы «антисталинистом» и «де­мократом» оказался сталинский палач, придя к власти. Различные оценки «роли Берия как «политика- реформатора» высказали А.А.Данилов и Е.Э.Бейлина. (См.: Дискуссионные вопросы российской истории. Ар­замас, 1995. С. 235-246), при этом делались ссылки на мемуары сына Берия (см.: Берия C.Л. Мой отец, Лаврен­тий Берия. М., 1994). Возможно, именно эта книга стала толчком для «новых подходов».

           А.К.Соколов:

           Мне хотелось бы, чтобы вы поставили точки над «и» в своих выводах. Первый вопрос. С чем все-таки была связана неудача аграрных реформ, преобразований Хру­щева? Как вы считаете, колхозная система в принципе нереформируема и неэффективна, или ваш рецепт внед­рения разных укладов был бы спасением?

           Второй вопрос. Вы очень часто употребляете термин «тоталитаризм», «загнивающий тоталитаризм». Я не яв­ляюсь сторонником теории тоталитаризма. Дело в том, что этот период в тоталитарную модель, в тоталитарную концепцию очень плохо укладывается. Даже в зарубеж­ной историографии этот период назывался периодом релаксации тоталитаризма. Кто же все-таки являлся вы­разителем тоталитарных тенденций в этот период при Хрущеве — сам Хрущев или тот аппарат, та партийная верхушка, которая его снесла?

           И.Е.Зеленин:

           Я не считаю, что аграрные реформы Хрущева закон­чились неудачей. Статистика свидетельствует, что паде­ния производства даже в годы семилетки не было, можно [416] говорить только о снижении темпов роста сельскохозяй­ственной продукции. Об этом речь шла в докладе.

           Подчеркну еще раз, что возникшая при Сталине «Социалистическая система сельского хозяйства» с тру­дом поддалась реформированию, тем более радикально­му. Да и Хрущев к этому не стремился. Если бы даже он попытался «до основания» разрушить колхозно-сов­хозную систему, ничего хорошего не могло получиться. В этом мы убедились на «опыте» современных реформато­ров. В основе его реформирования, порой противоречи­вого, непоследовательного, преобладало стремление пре­вратить колхозную собственность в подлинно коопера­тивную, групповую, предоставить право колхозникам самим решать проблемы управления, планирования, рас­поряжаться производимой продукцией и т.д. На его взгляд это было «возвращением к Ленину». Кое-что в этом отношении сделать удалось, были устранены край­ности тоталитарной, если хотите, административно- командной системы управления в аграрном секторе.

           О развитии элементов многоукладности, на мой взгляд, можно говорить (с известными оговорками) при­менительно к приусадебным хозяйствам. В 1953—1958 гг. на их основе наблюдалось оживление товарно-денежных отношений, предпринимательской деятельности, строи­тельство жилья и производственных помещений на подворьях.

           Вряд ли можно сомневаться в том, что именно Хру­щев, преодолевая немалое сопротивление ближайшего сталинского окружения (Молотова, Кагановича, отчасти Маленкова, Ворошилова и др.), опираясь на новую гене­рацию кремлевских руководителей, поддержавших его на XX и XXII съездах КПСС, нанес сокрушительный удар по сталинизму, сделал проведенные реформы необрати­мыми. Это показал даже мартовский пленум ЦК 1965 г., в основу решений которого были положены (с некото­рыми новациями) хрущевские реформы 1953—1958 гг. Если даже гипотетически предположить, что на пленуме [417] 1957 г. победу одержала бы антихрущевская группа Мо­лотова — Кагановича — Маленкова, восстановить бы ста­линскую систему в прежнем виде не удалось: слишком далеко зашел процесс преобразований не только в поли­тической, но и в социально-экономической сфере. Так, Хрущеву удалось разрушить и в основном ликвидировать последствия сталинской системы всеобщего подслушива­ния и доносительства, системы подозрительности и стра­ха. Люди перестали бояться, стали открыто выражать свое мнение, говорить правду. Приведу такой пример. В речи на совещании работников сельского хозяйства об­ластей и автономных республик Северо-Запада в апреле 1955 г. Хрущев, исходя из того, что не все глубоко осоз­нали огромное значение кукурузы, процитировал такое высказывание директора одного из совхозов: «К решени­ям январского пленума ЦК (1955 г.) надо подходить вдумчиво, а то получается, что всю планету хотим засеять кукурузой». «Надо, — потребовал Хрущев, — работать с такими людьми». Аудитория реагировала на этот пассаж смехом и нелестными для лидера партии репликами. (См.: Хрущев Н.С. Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяйства. Т. 2. С. 118-119). Поддер­жали по существу не Хрущева, а его оппонента.

           Да и члены «антипартийной группы», замышляя и реа­лизуя антихрущевский заговор, были уверены, что и в слу­чае неудачи до сталинских расправ и кровавых репрессий дело не дойдет. Глава партии твердо стоял на этих позици­ях. Даже участники брежневского «дворцового переворота» в октябре 1964 г. были вполне уверены, — что и в случае провала заговора Хрущев их в казематы не упрячет, а тем более не расстреляет. Это понимал и «примкнувший к ним Шепилов», антихрущевские мемуары которого, далекие от объективности, были недавно опубликованы (Вопросы ис­тории. 1998. № 3-12).

           Полагаю, что если бы автор завершил свои воспоми­нания не в 1991 г., а двумя-тремя годами позже, когда была опубликована стенограмма июньского пленума [418] 1957 г. (Исторический архив. 1993—1994), он писал бы иначе. Его позиции, как видно из стенограммы, значи­тельно расходятся с мемуарной версией. В отличие от Молотова, он вел себя на пленуме далеко не безупречно: двурушничал, оправдывался, вымаливая прощение, назы­вал себя «маленьким человеком». И потом: как сложи­лась судьба Шепилова? Он вскоре получил пост директо­ра Института экономики АН Киргизии. Потом были кое- какие неприятности, но в тюрьму не посадили, без рабо­ты и пенсии не оставили, благополучно дожил до глубо­кой старости.

           Г.Д.Алексеева:

           Илья Евгеньевич, проходили ли через ваши докумен­ты вот такого рода факты? Вы говорили, что начали об­ращаться к золотому запасу страны, когда поняли, что реформы зашли в тупик. А у меня есть такие факты, что к золотому запасу страны стали обращаться в 1958— 1959 гг. По инструкции, разосланной по нашим музеям, которую, в частности, получил и Исторический музей, мы составляли список. Там прямо говорилось: «по зада­нию Хрущева выявлять экспонаты золотого и серебряно­го содержания на предмет их продажи и вывоза за гра­ницу». Но музейные работники народ очень хитрый, и я очень хорошо помню (я там работала), как мы прятали очень большой ценности с большим весом золотые вещи, которые Хрущев договаривался продать во Франции.

           И второе. В это же время, в 1958—1959 гг., Третьяков­ка получила указание (я очень хорошо помню это), что за границу будут вывозиться запасники галереи, которых мы никогда не видели, и директор этого запасника Ро­зенталь разрешила С.С.Дмитриеву с большой группой сотрудников музея и аспирантов посмотреть запасники. Три раза мы посещали эти запасники на предмет по­следнего просмотра этих картин, которых, повторяю, никто, никогда, даже наши художники, не видели. И был составлен большой список — Кандинский, Шагал, Альт[419]ман. Розенталь называла очень много картин художни­ков, которые должны были «уехать» за границу. По ва­шим документам проходили какие-то директивы?

           И.Е.Зеленин:

           То, о чем вы говорите — картины, музейные экспона­ты и т.п. — не входят, как мне представляется, в понятие «золотой запас» страны. Это нечто другое — то, что лежит в банке, в Гохране, хранится в слитках. Приводимые в докладе данные заимствованы из фундаментального ис­следования Р.Г.Пихоя, который извлек их из Президент­ского архива. Не могу согласиться с тем, что Хрущев на­чал расходовать золотой запас, когда реформы зашли в тупик. Он воспользовался им всего один раз — в 1963 г., дабы не допустить трагедии 1946—1947 гг., когда от голо­да погибли сотни тысяч россиян.

           Г.Д.Алексеева:

           Второй вопрос. Рассматривались ли на партийных за­седаниях такие вопросы, как возвращение к применению гербицидов и биостимуляторов в сельском хозяйстве, которые были запрещены при Сталине?

           И.Е.Зеленин:

           Хрущев получал гербициды из США после встречи с Гаретом; они применялись в крайне ограниченных раз­мерах. Когда Гарет в начале 60-х гг. приехал в СССР, он возмущался тем, что кукурузу сеют на огромных площа­дях, не применяя гербициды, что, по его мнению, недо­пустимо. Данными о применении биостимуляторов я не располагаю. Думаю, что не применяли, это началось зна­чительно позже.

           Н.А.Ивниикий:

           В оценке деятельности Хрущева, вы считаете, что это сплошной этап, который надо оценивать одинаково или можно подразделить эту деятельность на этапы: когда он [420] позитивную роль играл и когда он стал играть уже дру­гую роль.

           И.Е.Зеленин:

           Я разделяю деятельность Хрущева по аграрному ре­формированию не на два, а на три этапа:

           Первый — это 1953—1958 гг., причем обращаю внима­ние, что и в этот период проводились акции, которые противоречили курсу на подъем сельского хозяйства: в конце 50-х гг. начались гонения на приусадебные хо­зяйства, поспешно, с большими издержками проведена реорганизация МТС и др. А период семилетки я подраз­деляю на два этапа: 1959—1962 и 1963—1964 гг., на по­следнем из них Хрущеву все же удалось определить но­вый курс аграрного реформирования, основанный на глубокой и последовательной интенсификации, и сделать важные шаги по его осуществлению.

           А.С.Сенявский:

           Вы сказали, что в 1963-1964 гг. произошел мощный взрыв в притоке сельского населения в город и оценили это однозначно негативно.

           И.Е.Зеленин:

           Я упомянул об этом в связи с объяснением, почему нам не стало хватать продуктов: производителей стало значительно меньше, потребителей — больше.

           А.С Сенявский:

           С моей точки зрения, тут есть как бы разные сторо­ны. Есть общемировая тенденция в XX в. урбанизацион­ного перехода, который сопровождает индустриализа­цию, модернизацию и интенсификацию сельского хо­зяйства, например сокращение количества рабочих групп в сельской местности. И производство одного и того же количества продукции меньшим количеством работников является одним из главных показателей интенсификации производства. Если сохранять это количество, речь идет [421] именно об интенсивной форме развития производства. Чем же, собственно, являлся этот процесс — проявлени­ем объективных тенденций, которые и прорвались через ликвидацию сталинских указов 1932 г., и целого ряда других, короче говоря, социальной политики по сдержи­ванию миграционных процессов из села в город, или это было проявлением исключительно неудачных моментов в политике самого Хрущева?

           И.Е.Зеленин:

           В широкой постановке — это и то, и другое. Но в 1960—1964 гг. преобладала нерегулируемая миграция, причем известный историк-аграрник В.П.Попов упот­ребляет применительно к этой миграции термин «бегство из деревни». Строго говоря, этот термин неточен, потому что был добровольный переход крестьян из деревни в город, о чем говорилось в докладе. Это была миграция нерегулируемая, но разрешенная. Была свобода выбора селянами места проживания и профессии. Однако, какие бы реформы не проводились, город оставался местом, где можно было лучше и быстрее устроить личную жизнь, получить более престижную и оплачиваемую работу и т.п. Аграрная политика, направленная на всемерную под­держку крестьян, с начала 60-х гг. стала буксовать, вновь возобладали административные методы руководства, на­чалось укрупнение колхозов и сселение деревень. И, вполне естественно, начался массовый неконтролируе­мый властями стремительный отток молодежи в город, нанесший значительный урон сельскому хозяйству, спро­воцировавший потребительский кризис.

           Ю.А.Поляков:

           Мы заслушиваем на Ученом совете научные доклады, чтобы сделать какие-то масштабные выводы, поразмыш­лять над судьбами наших преобразований и реформ. В докладе И.Е.Зеленина много нового, много интересного.

           [422] Сложность доклада заключается в том, что здесь были две стороны — аграрная тематика и тематика политиче­ская. Политическая тематика, судя по вопросам, видимо, людей интересовала больше. Они неразрывно связаны и в докладе показано и то, и другое. Выводы автора пред­ставляются разумными и правильными. Выскажу два со­ображения общего порядка.

           Мне кажется, что одной из причин наших неудач яв­ляется стремление к массовости и компанейщине. Это проявлялось и во времена Сталина, и при Хрущеве, и при Брежневе, и при Горбачеве, проявляется и доныне. И это приносило огромный вред.

           Кукуруза. Очень полезная вещь — она дает зерно, си­лос, это очень выгодная культура.

           Характерно, что после неурожая 1921—1922 гг., когда стали восстанавливать сельское хозяйство, то больше всего (тогда это происходило стихийно, снизу) выросли в 1922 и 1923 гг. посевы кукурузы. Крестьянин понимал, что это выгодно — быстро реализуется.

           Поэтому идея Хрущева о том, чтобы увеличить посе­вы кукурузы была правильной и разумной. Но массо­вость и компанейщина сделали кукурузу посмешищем и нанесли вред. В сельском хозяйстве нужно иметь опыт выращивания каждой культуры, специфический опыт, который накапливается годами. Нужно выбрать участок, более подходящий для данной культуры. А когда дава­лись директивы на область, на десятки тысяч гектаров, на половину посевной площади колхоза, то все это при­вело к неудаче в этом в общем разумном и правильном начинании.

           То же относится и к антиалкогольной кампании Горба­чева. Пьянство в нашей стране может обернуться и уже оборачивается национальной трагедией. Борьба с алкого­лизмом — это насущная, важнейшая задача государства. То, что сейчас это спущено на тормозах — большая беда, кото­рая еще скажется и будет сказываться десятилетиями.

           [423] Но то, что проводилось при Горбачеве, принимало уродливые формы, потому что нужно было не просто бороться с пьянством, хотя можно было найти десятки более эффективных, достаточно строгих форм. Но нужно было охватить всех, всю страну, все население. И превра­тилось в элементарную глупость.

           В этой связи, я думаю, что экономические реформы, проводимые сверху тогда, когда они недостаточно назре­ли и когда не продуман механизм их реализации, не удаются. В этом объяснение значительных неудач социа­листического строительства.

           Историки должны делать выводы и подсказывать. Но мы не настолько наивны, чтобы не понимать, что под­сказывать-то мы можем, но слушать нас не будут — не­кому. Однако все-таки это наш научный и гражданский долг. Во всяком случае в рамках такой страны, как наша, надо создавать экспериментальные поля, полигоны: сна­чала провести это в рамках одной области, двух областей, проверить и т.д., потому что одна ошибка, умноженная на 89 регионов, влечет за собой порой катастрофические последствия.

           Реформы — дело серьезное, в особенности в экономи­ческой области, именно потому, что они «сверху» проводи­лись непродуманно, не учитывая особенностей и специфи­ки различных регионов, множества других факторов, без подготовки, без механизма, без полигонной проверки.

           Второе соображение. Политикам очень опасно врать. С Н.Хрущевым, например, как получилось? Он сначала выступал перед народом, и после сталинского величавого безмолвия это производило впечатление. Он говорил тог­да открыто и большей частью правду. Это народу нрави­лось. А потом, когда дела пошли хуже, он стал привирать — и народ это увидел и понял. Ведь он объяс­нял, и это было хорошо, когда повысили цены на мясо на 35%. И хотя повышение цен никому и никогда не нравится, но народ это принял! (В.Б.Жиромская: А кто его спросил, народ-то?).

           [424] Ну почему же, по реакции можно было понять. Об­ратная связь есть. Хрущев, когда первый раз мы закупали хлеб, заявил: это первый и последний раз. И ему повери­ли: ну что ж, беда, не получилось — надо закупить... За­купили. А потом на следующий год, когда опять хлеб стали закупать, он снова говорит: это в последний раз. Н.Н.Иноземцев, который был заместителем редактора «Правды», рассказывал мне, как они это его второе вы­ступление подредактировали, и слова о том, что «больше мы закупать никогда не будем», выбросили.

           И последнее. Мы часто сетуем по поводу того, что плохо было с продовольствием. Да, было плохо с продо­вольствием по разным причинам, но всегда почему-то забывается один чрезвычайно важный фактор: население нашей страны после гражданской войны составляло 135 млн. Его надо было накормить — и, в общем, в 20-е гг. кормили, хотя возникали трудности с продовольствием. Но уже в 80-е гг. население страны подходило к 300 млн. Ведь это же разница, это же надо всегда учитывать.

           Поэтому я советую нашим аграрникам учитывать факторы и демографические, и политические, и морально- психологические.

           Г.Д.Алексеева:

           Мне кажется, что основной очень большой недоста­ток всех реформ Хрущева — это, во-первых, абсолютное незнание того, в какой стране мы живем, что представ­ляет собой наше сельское хозяйство и что это такая тон­кая область и тонкая материя по отношению к аграрной стране, которую понимали даже наши правители до ре­волюции, отсталые и темные. Они прекрасно понимали, что должна быть не всеобщая, а региональная аграрная политика. Это очень важно проследить по документам, как региональная аграрная политика воплощалась в но­вациях Хрущева.

           [425] Л.Н.Нежинский:

           Я хотел бы высказать свое мнение, подвести итоги.

           Доклад был интересный, продуманный, построен на спокойной объективной научной основе. Это самое глав­ное. И в то же время он свидетельствует, что это один из этапов исследования очень непростого, сложного ком­плекса проблем истории России, истории Советского Союза, который, как мне кажется, и по постановке про­блем, и по их анализу, и в значительной мере по выво­дам выходит за рамки только аграрной проблематики. Речь идет о комплексе проблем, самым тесным образом связанных с нашей общей гражданской историей. Можно предложить автору и дальше столь же активно разраба­тывать эту тематику и привлекать новые материалы.

           Еще одна важная и интересная проблема — изучение документов, касающихся механизма принятия решений, в том числе в аграрной области. Мы пишем — «Хрущев, Хрущев, Хрущев», но не он же на 100% вырабатывал эти решения. У него был довольно сильный штат помощни­ков по всем отраслям и направлениям внутренней и внешней политики. Сегодня эти документы постепенно становятся доступными. У Хрущева не просто были по­мощники в виде секретарей, это были облеченные боль­шой властью и большими возможностями высшие пар­тийно-государственные функционеры, у каждого из ко­торых был свой довольно большой штат специальных сотрудников, и они играли большую роль в выработке конкретных решений, конкретных веяний, тенденций, направлений в области политики, внешней и внутренней, в том числе и в области сельского хозяйства.

           Доклад интересный, следует дальше углублять и раз­рабатывать поднятый в нем важный комплекс историче­ских проблем.