Бои под Сталинградом глазами американского генерала (28 ноября — 7 декабря 1942 г.)

Автор
Христофоров Василий Степанович
Khristoforov V.S.

Аннотация

Статья подготовлена на основе документальных материалов Центрального архива ФСБ России. В ней реконструированы основные события пребывания союзников, в частности американского генерала Патрика Хэрли, на фронте в районе Сталинграда, показано восприятие ими военной обстановки.

Ключевые слова
Вторая мировая война; Сталинград; союзники; Сталин; Хэрли Патрик

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Христофоров В.С. Бои под Сталинградом глазами американского генерала (28 ноября — 7 декабря 1942 г.) // Труды Института российской истории. Вып. 11 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. Ю.А. Петров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М., 2013. С. 135-156.

Текст статьи

[135]

В.С. Христофоров

БОИ ПОД СТАЛИНГРАДОМ ГЛАЗАМИ АМЕРИКАНСКОГО ГЕНЕРАЛА (28 ноября — 7 декабря 1942 г.)

           Во время Великой Отечественной войны советская контрразведка изучала разведывательные, контрразведывательные и диверсионные органы и школы[1] противника, осуществляла агентурное проникновение в них; выявляла агентов спецслужб Германии и их союзников, вела радиоигры[2] и оперативный розыск агентов иностранных разведок. Советская контрразведка добывала и анализировала разностороннюю информацию о противнике и внутриполитической обстановке в СССР и предоставляла ее руководству страны.

           На основе документов, подготовленных советской контрразведкой, возможно по-новому рассмотреть некоторые малоизвестные страницы истории Сталинградского сражения. Во-первых, следует сказать об общественных настроениях населения, военнослужащих Красной армии и иностранных дипломатов и иностранцев[3], приезжавших в СССР. В материалах контрразведки анализировались высказывания как в связи с масштабными явлениями (активизация боевых действий и неудачи на фронтах; перспективы открытия второго фронта в Европе и т.д.), так и в связи с конкретными событиями (бои в районе Сталинграда и предгорьях Кавказа; совещание глав [136] правительств стран-союзников СССР по военным и политическим вопросам, публикация коммюнике о переговорах с Черчиллем, ответы Сталина на вопросы американского агентства Ассошиэйтед Пресс и др.)[4]. Порой документы контрразведки предоставляют о некоторых событиях уникальную информацию. Так, на основе архивных документов представилось возможным реконструировать события, связанные с поездкой специального представителя президента США генерала П. Хэрли на Юго-Западный фронт (28 ноября — 7 декабря 1942 г.), т.е. именно в те дни, когда под Сталинградом велось контрнаступление Красной армии.

           Сталинградская битва, продолжавшаяся 200 дней и включавшая в себя две стратегически операции — оборонительную (17 июля — 18 ноября 1942 г.) и наступательную (19 ноября 1942 г. — 2 февраля 1943 г.), стала одним из крупнейших сражений Второй мировой и Великой Отечественной войн. В сражении за Сталинград решалась судьба не только России, но и судьбы многих народов европейских стран, оккупированных Германией. Советское руководство надеялось, что союзники откроют второй фронт в Европе, однако в августе 1942 г. советская разведка получила достоверные данные о том, что «военный кабинет Англии 25 июля на своем заседании принял решение второго фронта в этом году не открывать»[5].

           Ставка Верховного Главнокомандования в период с 17 июля по 30 сентября 1942 г. направила на усиление Сталинградского направления 50 стрелковых и кавалерийских дивизий, 33 бригады, в том числе 24 танковые. Главная причина неудачных сражений на подступах к Сталинграду, обусловившая необходимость принятия чрезвычайных мер (создание заградительных отрядов, штрафных рот и батальонов, репрессии в отношении военнослужащих, которые при отступлении попадали в окружение), состояла в том, что при организации стратегической обороны советское командование повторяло ошибки 1941 г.

           В период с 19 ноября 1942 г. — 2 февраля 1943 г. войска Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов предприняли наступление, окружив и уничтожив Сталинградскую группировку противника. Войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов к 23 ноября соединились в районе города Калач и окружили основные силы 6-й полевой германской армии. На внутреннем фронте окружения успешно развивал наступление Донской фронт. В результате советские войска, развернув всеобщее наступление на юге, продвинулись вперед на 400—500 км, и это положило начало коренному перелому в Великой Отечественной войне.

           В период Сталинградской битвы НКВД СССР регулярно информировал ГКО и Генеральный штаб Красной армии о положении на [137] Юго-Восточном, Сталинградском и Донском фронтах, строительстве укрепленных рубежей, обстановке в городе, чрезвычайных происшествиях (стихийные бедствия, аварии, пожары, катастрофы и т.д.), результатах контрразведывательной и разведывательной работы. Кроме того, в НКВД собиралась и обобщалась информация о настроениях и реакции различных слоев мирного населения и военнослужащих.

           Так, 17 июня Берия направил Сталину и Молотову информацию об откликах советского населения в связи с подписанием 11 июня в Вашингтоне соглашения между СССР и США[6]. Берия сообщал о том, что подавляющее большинство одобряет факт подписания соглашения и расценивает это как большую победу внешней политики советского правительства. Звучали слова, что союзники помогут восстановить СССР после окончания войны, что помощь будет оказана не только военными материалами, но и открытием второго фронта, который улучшит положение СССР, и война скоро будет закончена. Вместе с тем НКВД зафиксировал отрицательные высказывания о том, что соглашение с США означает «экономическое закабаление СССР»; высказывались сомнения в реальности открытия второго фронта в 1942 г.[7]

           Одним из основных источников получения информации об общественных настроениях являлись отделения военной цензуры. Сбор информации о реагировании военнослужащих, а также перлюстрация корреспонденции позволяли военной контрразведке знать реакцию военнослужащих и местного населения на поражения Красной армии и отход ее частей и соединений, на недостатки в снабжении, медицинском обслуживании и других проблемах фронта и тыла. Документальные источники свидетельствуют, что более всего советское партийно-государственное руководство волновали вопросы морально-политического состояния Красной армии, реакция личного состава на издание и выполнение печально знаменитого приказа НКО № 227, а также на принятие указа Президиума Верховного Совета СССР об упразднении института комиссаров[8].

           С первых дней Великой Отечественной войны советская контрразведка собирала информацию о реагировании иностранных дипломатов, находившиеся в СССР, на ход боевых действий на фронте. Например, 23 июня американский посол Штейнгардт[9], говоря о нападении Германии на СССР, заявил: «Это первая ошибка Гитлера, что он выступил против Советского Союза, и это будет ему конец». Американский военный атташе Эйтон и его помощник Миккела, каждый день отмечая на карте линию фронта, высказывали свои прогнозы о перспективах боевых действий на советско-германском фронте. При этом они называли даты, когда тот или иной город или населенный пункт будет занят немцами. Свои выводы Эйтон и [138] Миккела делали на основании сообщений германского радио, называя его единственным источником, которому можно доверять. Они ежедневно информировали сотрудников американского посольства о передвижении линии фронта, подчеркивая, что основываются лишь на немецких военных коммюнике, поскольку с советской стороны им «ничего не говорят». Однако примерно через две недели после начала боевых действий Миккела был вынужден признать, что сведения немецкого командования несколько преувеличены[10].

           В первые дни после нападения Германии на СССР как в американских военных кругах, так и в обществе в целом заявляли, что не верили в продолжительность советского сопротивления. Было немало тех, кто даже говорил, что Россия сдастся к 1 августа[11]. В этих условиях Штейнгардт принимает решение провести оптимизацию численности американского посольства в СССР и возвратить в Америку бóльшую часть персонала. 28 июня в американском посольстве стало известно, что советские войска оставили Минск. Американские дипломаты считали, что для Советского Союза положение стало очень серьезным. Штейнгардт был уверен, что германские армии быстро добьются успеха и окажутся в Москве, поэтому он в этот же день дал указание начать уничтожение в котельной посольства архивных документов. С начала июля Штейнгардт разрабатывал различные варианты эвакуации из Москвы. Однако некоторые сотрудники американского посольства считали, что у Штейнгардта в связи с быстрым продвижением германских армий к Москве возникло «паническое настроение». Он опасался, что советское правительство будет спешно эвакуировано, и в американское посольство не успеют сообщить об этом по причине неисправности связи. Штейнгардт некоторыми своими телеграммами вводил в заблуждение Вашингтон, так как в них «не совсем правильно освещалось положение в Москве». Основанием для его панических настроений были недостоверные слухи.

           Фактически с первых недель войны между СССР и США по внешнеполитической линии стали поддерживаться постоянные контакты. В конце июля 1941 г. в Москву прибыл личный представитель президента США Гарри Гопкинс[12]. Рузвельт во время войны активно использовал институт личных представителей, периодически направляя своих особо доверенных людей в СССР для встреч со Сталиным и получения объективной информации. Задача Гопкинса состояла в том, чтобы дать оценку заявлениям Сталина, выяснить, сможет ли Советский Союз выстоять против нацистов, и если получится, заверить Сталина в том, что вскоре он получит «массированную американскую помощь»[13]. Вечером 30 июля состоялась встреча Гопкинса со Сталиным. Запись этой беседы показывает то особое значение, ко[139]торое в Белом доме и Кремле придавали совпадению взглядов о положении в мире и угрозе мировой цивилизации, которую представлял собой германский фашизм[14]. По мнению Гопкинса, от Сталина он «получил совершенно откровенную, точную и исчерпывающую информацию о положении на фронте, о сильных и слабых сторонах вермахта, о причинах временных неудач Красной армии, о стратегических планах советского командования и проблемах материальнотехнического снабжения. Больше всего Гопкинса поразила твердость и убежденность, с которой Сталин говорил о стабилизации фронта в ближайшие два-три месяца»[15]. Несмотря на краткость своего пребывания в Москве, у Гопкинса сложилось положительное впечатление о моральном духе советского народа и возможности Красной армии противостоять германскому вермахту, а также убежденность в том, что СССР не будет сломлен во время летней кампании 1941 г. Гопкинс отмечал, что в Москве война особо не чувствовалась, если не считать, что повсюду работали женщины. Он обратил внимание на высокий уровень организованности и планирования деятельности в Москве, на то, как каждую ночь в сторону фронта отправлялись в строгом порядке большие колонны автомашин с военными материалами. Основываясь на личный впечатлениях, а также на сведениях, полученных от Сталина, Гопкинс сделал вывод о том, что информация, поступавшая в Вашингтон из посольства США и от американского военного атташе о положении на советско-германском фронте и военно-политической обстановке в Москве, мало соответствовала реальной ситуации. У Гопкинса сложилось мнение, что Штейнгардт и американский военный атташе Эйтон были необъективны в оценке обстановки либо не располагали достоверной информацией.

           В сентябре 1941 г. в Москву был направлен другой личный представитель президента США — А. Гарриман[16], для того чтобы уточнить объем и виды помощи, которую хотел получить Советский Союз. С целью нейтрализации Штейнгардта с его «сбалансированной политикой» в отношении СССР и безусловного проведения линии Рузвельта — быстрого оказания помощи Советскому Союзу, Гарриману были предоставлены более широкие полномочия, чем имел посол. В первую же встречу Гаррмиан понял, что в Советском Союзе дело надо иметь только со Сталиным — власть его была тотальной[17].

           Посещение Москвы двумя личными представителями Рузвельта решило дальнейшую судьбу американского посла. 5 ноября Рузвельт известил Штейнгардта об окончании его срока службы, подчеркнув, что в Москве нужен человек, имеющий профессиональный опыт решать сложные проблемы технического характера[18]. В середине ноября 1941 г. Штейнгардт покинул Советский Союз.

           [140] Новым послом США в СССР к удивлению многих американских политиков и дипломатов был назначен адмирал Уильям Стэндли[19]. 8 апреля Стэндли созвал американских корреспондентов на прессконференцию и проинформировал их о внутреннем положении в США, военных событиях на Тихом океане и о положении на европейском театре военных действий. Часть беседы Стэндли разрешил опубликовать в печати, а некоторые вопросы он назвал конфиденциальными и предназначенными только для личного сведения. Говоря об оказании помощи Англии и СССР, Стэндли отметил, что главный фронт — в Советском Союзе и что США в первую очередь должны и будут снабжать СССР. Помощь Англии Стэндли назвал «академической фазой», так как лучшая помощь Англии — это «дать возможность русским уничтожать немцев». Он подчеркнул, что «вооружение для СССР начинает поступать большими потоками и компенсирует всю задолженность». Стэндли подчеркнул, что хотя и у него нет личного послания Рузвельта Сталину, но он, если представится возможность, подтвердит это в личной беседе с ним. Пресс-конференции, которые устраивал Стэндли для американских корреспондентов, иногда проходили формально, как, например, пресс-конференция 10 августа 1942 г., посвященная возможности открытия второго фронта в Европе. Стэндли говорил уклончиво, на вопросы отвечал неубедительно, его аргументы были вроде того, что «английский флот крайне потрепан». Он так и не ответил на прямой вопрос, сумеет ли СССР продолжать борьбу, если второй фронт не будет открыт в 1942 г., и не стал комментировать слухи о пребывании У. Черчилля в СССР. Наиболее запоминающуюся пресс-конференцию Стэндли провел в Москве 8 марта 1943 г. В ходе этой пресс-конференции он подверг резкой критике советское руководство за нежелание признать получение помощи от США, отсутствие об этом информации в советских газетах, а также в связи с недостатками в обмене разведывательными сведениями.

           12 августа 1942 г. в Москву для участия в переговорах между Сталиным и Черчиллем вновь прибыл специальный представитель президента США — А. Гарриман. Рузвельт направил его наблюдать за своими двумя союзниками, но не уполномочил вести переговоры. Британский руководитель известил Сталина, что в 1942 г. второго фронта в Европе не будет. Гарриман не участвовал в решающих встречах Черчилля со Сталиным. В беседах со Сталиным Гарриман поднимал вопрос о возможности открытия авиационных баз для американских самолетов в Сибири. Эти самолеты могли бы активнее участвовать в боевых действиях против Японии. Сталин возразил, сказав, что американские самолеты могли бы взлетать с Аляски[20]. Стэндли был обижен, что его не пригласили на переговоры Сталина, [141] Черчилля и Гарримана, в то время как британский посол в них участие принимал. Ему также не нравилось, что он всегда последним узнавал о происходивших событиях. Периодически, но безрезультатно он выражал госекретарю Хэллу недовольство тем, что его держат в неведении.

           В сентябре 1942 г. Рузвельт с посланием для Сталина направил в Советский Союз еще одного личного представителя — Уэнделла Уилки. На этот раз представитель президента подчеркнуто избегал общения со Стэндли, у которого сложилось впечатление, что Уилки негативно относился к деятельности американского посольства в СССР, что подрывает престиж и влияние посольства и подчеркивает недальновидный характер внешней политики американского руководства. Уилки, в свою очередь, считал, что американское посольство проводит политику, которую не разделяет президент США. Стэндли был противником приездов в СССР представителей президента, говоря, что они приезжают, делают заявления и уезжают, а посол представляет в СССР американское правительство и проводит политику администрации президента. Стэндли считал, что специальные представители вносят сумятицу и путаницу в напряженные и сложные взаимоотношения между США и СССР. Он был раздражен поведением Уилки, его постоянным дистанцированием от посла. Стэндли вначале намеревался направить президенту США объективную информацию об итогах поездки Уилки в СССР, но затем добился разрешения приехать в Вашингтон, чтобы провести важные консультации. Стэндли изложил Рузвельту и Гопкинсу свои рекомендации по предоставлению американской помощи по ленд-лизу, обмену с Советским Союзом разведывательной информацией и допуске на фронт наблюдателей. Он также попросил Рузвельта, чтобы он прекратил посылать специальных представителей в Москву, а опирался бы на него. Он выразил Рузвельту недовольство тем, что такой обход специальными представителями и другими американскими организациями в Москве, не подвластными послу, оказались столь разрушительными для престижа Стэндли, что он начинал сомневаться в эффективности своей миссии. Стэндли утверждал, что в Москве это выглядит так, словно американское правительство не доверяет американскому послу в СССР. Стэндли не нашел понимания у Рузвельта с Гопкинсом. Они общались с ним так, словно он не понимает, что существует более широкий план, чем его власть и должность. Рузвельт сказал Стэндли, что он по-прежнему ему полностью доверяет, но ничего не обещал. Рекомендации Стэндли не были приняты. Он был вторым послом после Штейнгардта, заключившим, что односторонний подход в политике ошибочен[21].

           В Советском Союзе отношение к послу Стэндли было неоднозначным. Но можно с уверенностью говорить, что Стэндли был [142] убежденным противником Гитлера и желал победы Советского Союза в войне с Германией. Так, в начале августа 1942 г., когда германские армии вели широкомасштабное наступление на Сталинград и Кавказ, советская контрразведка, сообщая о реагировании иностранных дипломатов, отметила, что американский посол был уверен, что германские армии не смогут захватить Сталинград и Баку, Советский Союз располагает громадными людскими резервами, у него большая обученная армия, которая «еще не пришла в движение». По мнению Стэндли, Красная армия отступала в порядке, сохраняя свое вооружение, русские уже скоро нанесут ответный удар в излучине Дона и перейдут в активную фазу обороны[22].

           В апреле 1943 г. Стэндли был извещен, что в Москву в качестве специального представителя президента США рангом выше посла для организации встречи со Сталиным прибывает Дж. Дэвис. Стэндли, негативно относившийся в целом к поездкам специальных представителей президента, был невысокого мнения о Дэвисе, считая его клоуном. Но если Рузвельт желал сделать именно его своим представителем, то Стэндли не собирался ему мешать и 3 мая подал в отставку.

           Отношения с союзниками активно обсуждались населением СССР. 9 октября 1942 г. Л.П. Берия проинформировал ГКО о том, что опубликованные в печати ответы И.В. Сталина на вопросы корреспондента американского агентства Ассошиэйтед Пресс вызвали одобрение со стороны разных кругов населения Москвы. Представители интеллигенции, рабочие и служащие считали, что в ответах И.В. Сталина выражены справедливые требования советского народа к союзникам в выполнении ими своих обязательств, уверенность в силах СССР к сопротивлению агрессору. Вместе с тем, ответы И.В. Сталина рассматривались как свидетельство того, что СССР не сможет выдержать борьбу с немцами без помощи Великобритании и США. Поскольку в районе Сталинграда и на юге немцы шли в наступление, а второй фронт отсутствовал, Советский Союз попадал под непосредственную и реальную угрозу. Представители некоторых кругов населения в ответах И.В. Сталина видели ухудшение отношений с союзниками. Были отмечены высказывания о том, что под «агрессивной державой, стремящейся обеспечить себе мировое господство» подразумеваются не только Германия и Япония, но и Великобритания с Америкой[23]. После того как советские войска перешли в контрнаступление под Сталинградом, общая тональность настроений постепенно стала меняться, люди демонстрировали готовность активнее поддерживать военно-политические и хозяйственные мероприятия, внешнеполитические акции советского руководства. В документах, подготовленных НКВД СССР, анализировались общественные на[143]строения, связанные с перспективами открытия второго фронта и взаимоотношений с союзниками по антигитлеровской коалиции после войны[24]. Особые отделы НКВД и органы военной цензуры стали уделять больше внимания информированию о плохой организации питания и медицинского обслуживания бойцов и командиров[25].

           В ноябре 1942 г. в Москву в качестве специального представителя президента США Ф.Д. Рузвельта прибыл бригадный генерал американской армии Патрик Хэрли[26], имевший при себе рекомендательное письмо от президента[27]. 5 ноября 1942 г. временный поверенный в делах США в СССР Л. Гендерсон[28] и генерал Хэрли встретились с В.М. Молотовым. Запись этой беседы опубликована[29].

           14 ноября 1942 г. Хэрли был на приеме у Сталина. Беседа продолжалась почти полтора часа. В послании президенту Рузвельту Сталин сообщил: «С ген. Хэрли имел продолжительную беседу по вопросам стратегии. Мне кажется, что он понял меня и убедился в правильности проводимой ныне союзниками стратегии. Он просил о возможности посетить один из наших фронтов и, в частности, побывать на Кавказе. Эта возможность будет ему обеспечена. На советско-германском фронте за последнюю неделю не произошло каких-либо серьезных изменений. В ближайшее время думаем начать нашу зимнюю кампанию. Сейчас идет подготовка к ней. О ходе кампании буду извещать Вас»[30].

           Хэрли так сформулировал цель своей поездки на фронт: получить свежую информацию о стратегии, боевых операциях и штабной службе, а также о мощи и эффективности живой силы Красной армии, для того чтобы проинформировать непосредственно президента Рузвельта. Оценка генерала Хэрли — бывшего военного министра, а в это время посланника США в Новой Зеландии — была очень важна для Рузвельта. Он хотел, чтобы на основе личных впечатлений Хэрли «смог бы заверить правительства Новой Зеландии и Австралии в том, что наиболее эффективным способом, при помощи которого Объединенные Нации совместно могут нанести поражение Гитлеру, является оказание всей возможной помощи доблестным русским армиям, которые столь блестяще сопротивляются натиску гитлеровских армий» и что нужно «объединиться для обеспечения возможности поражения Гитлера и что это является наилучшим и наиболее верным путем обеспечения поражения Японии»[31].

           Во время беседы Хэрли просил Сталина организовать ему поездку на важнейшие участки советско-германского фронта. Получив известие о первых успехах контрнаступления Красной армии в районе Сталинграда, Сталин разрешил поездку. С 28 ноября по 7 декабря 1942 г. генерал Хэрли и сопровождавшие его помощник американского военного атташе в СССР подполковник Ричард Парк и майор [144] Джон С. Генри совершили поездку на Юго-Западный фронт[32]. Позднее они побывали и на Кавказе. Американцы собирали военную и политическую информацию, которая давала им наглядное представление об обстановке в районе Сталинграда в первые дни контрнаступления, беседовали с советскими солдатами, офицерами и генералами. В докладе Р. Парка, представленном в Комитет начальников штабов США 25 января 1943 г., отмечалось, что «генерал Хэрли, будучи динамичной личностью, уговорил Сталина разрешить американцам посетить какой-либо из активных фронтов. Были выбраны районы реки Дон и Кавказа. Эта поездка, которая продолжалась месяц, была удачной. Было получено хорошее описание, но многие детали отсутствовали. Русские просто не объясняли свои операции в деталях»[33].

           В течение всей поездки американцы находились под наблюдением сотрудников НКВД, что было связано, во-первых, с обеспечением их безопасности, так как поездка во фронтовую полосу была сопряжена с различными потенциальными и реальными угрозами, а во-вторых — с необходимостью контроля за иностранцами и анализа их реакции на увиденное и услышанное. В ходе поездки американцы вольно или невольно делились с советскими военнослужащими впечатлениями и систематически вели записи, на основе которых впоследствии подготовили доклад. По завершении поездки о содержании этих записок 31 декабря 1942 г. Л.П. Берия доложил Сталину[34].

           Оценка американцами отдельных событий и фактов и ситуации на различных участках фронта несколько расходилась с официальными советскими данными. В архивных документах военной контрразведки отмечалось, что подполковник Парк хорошо владеет русским языком, знает устройство Красной армии, ее вооружение, положение и быт в стране. В пути следования американцы вели оживленные беседы по различным вопросам. Причем вопросы ставили неожиданно, чтобы получить ответ быстро, без обдумывания. Так, офицеру штаба 21-й армии[35] был задан вопрос: «Скажите от души, правда ли то, что пишут в газетах об издевательствах немцев над русскими или это для агитации?»[36]. Так же подробно расспрашивали о том, какие именно части участвовали в боях на конкретных участках фронта, которые они осматривали.

           Итак, 28 ноября в 11 час. генерал Хэрли на самолете «Дуглас» с советским экипажем из четырех человек вылетел из Москвы в Сталинград. Для сопровождения выделили четыре истребителя, которые должны были предотвратить возможные атаки германских самолетов. Видимость в день перелета в Сталинград была хорошая, небольшая облачность и незначительная метель не мешали американцам вести наблюдение за местностью, над которой пролетал самолет. Маршрут [145] пролегал над территорией Рязанской области, городами Моршанском, Борисоглебском, Поворином. В 14 час. самолет приземлился на полевом аэродроме в районе ст. Новоанненской[37]. Дальше по запланированному маршруту Хэрли и сопровождавшие его лица направилась на двух пассажирских машинах «ГАЗ». Примерно в 18 км от Новоанненской американцы обратили внимание на большое двухэтажное здание и несколько других построек, в которых располагалась машиннотракторная станция (МТС). Вокруг каждого строения стояли хорошо замаскированные кустарником армейские грузовики. Американцам объяснили, что практически все МТС, находившиеся в прифронтовой полосе, в военное время были переоборудованы в ремонтные станции, на которых проводился ремонт военной техники и армейского автомобильного транспорта. Интерес у американцев вызвала то, как советские военные водители запускали автомобили в холодную погоду: заливали теплую воду в систему охлаждения двигателя, а также использовали «кривой стартер», если аккумулятор разряжен.

           В ходе поездки группа американцев побывала в ст. Кумылженской и г. Серафимович. Вг. Серафимович наблюдались следы недавних бомбардировок: большинство зданий и строений были сильно повреждены, а многие полностью разрушены. В несколько церквей попали бомбы, но они уцелели. По мнению иностранцев, купола церквей представляли собой хорошие ориентиры. В течение 22 дней г. Серафимович был оккупирован румынскими войсками. После нанесения бомбового удара советской авиации и решительного наступления советских войск Серафимович был освобожден. Американцы заметили, что «город, расположенный на возвышенности, имел хорошие условия для обороны, если бы его защитники проявили какое-либо сопротивление». Автомобильное движение в городе было сведено до минимума, чтобы затруднить воздушной разведке противника обнаружение штаба фронта. Во время пребывания в Серафимовиче группе генерала Хэрли предоставили усиленную охрану и сопровождение.

           В 14 час. 45 мин. группа выехала из Серафимовича. Проехав около 10 км к югу, пришлось задержаться из-за подрыва на минах двух грузовиков, двигавшихся навстречу. В результате последовательного взрыва шести мин машины были серьезно повреждены. Эти грузовики возвращались в тыл с гражданскими беженцами. Смертельные ранения получили женщина и девочка примерно 14 лет. Майор Генри оказал им первую медицинскую помощь, дав таблетки из неприкосновенного запаса. Девочку перевязали американской марлей. Советские саперы провели разминирование дороги, однако лед и снег скрывали мины до тех пор, пока температуры воздуха не повысилась, что и позволило работать саперам. Взрыв образовал «пробку» на дороге, движение в обе [146] стороны прекратилось. Как раз в этот момент над скоплением людей и транспорта спустился «Хейнкель», но атаку провести не успел, так как подоспел советский истребитель «Як». Оба самолета ушли в западном направлении. Советские офицеры, сопровождавшие группу, посоветовали генералу Хэрли воспользоваться более безопасной дорогой, но тот заявил, что предпочитает следовать по этому, более прямому пути и через подполковника Парка, исполнявшего обязанности переводчика, настоял на том, чтобы дорога была очищена для возобновления по ней движения. Генерал Хэрли и два советских офицера отправились через минированный район пешком, советские и американские офицеры остались на месте до расчистки дороги. Во время этой остановки на дороге мимо американцев, как было отмечено в их записках, «в сторону города Серафимович прошла группа удрученных и испуганных пленных румын. Их неуклюжая походка отражала отсутствие способности или желания воевать. Все они были одеты в пальто, высокие меховые шапки и легкие зеленого цвета брюки. У многих не было ботинок, а ноги завернуты в тряпки. Некоторые из них были ранены. Многим было примерно 30 лет, некоторые казались старше». При дальнейшем движении водители машин старались объезжать оттаявшие места на дороге, так как там могли быть мины. Сопровождавший американцев советский офицер отметил то, что не преминули записать американцы: «немецкие мины имеют стальные верхние пластинки, а потому их легче обнаружить, чем деревянные мины советского производства».

           Далее группа генерала Хэрли следовала по пути разбитой и отступающей румынской армии, которая потеряла в Серафимовиче шесть дивизий. После отступления из этого города румыны пытались организовать сопротивление в хут. Басковском, расположенном в 20 км южнее. В этом населенном пункте американцы обратили внимание на разрушительную эффективность советской артиллерии: от каждой постройки остались лишь голые стены. Одно из разрушенных зданий было превращено в склад трофейного вооружения и снаряжения. Здесь американцы увидели большое количество румынских винтовок, касок, штыков, противогазов, эрзацботинок. Кроме того, там находились две батареи легкой полевой артиллерии и несколько 25-и 45-мм зенитных орудий типа «Bofors». В ст. Распопинской[38] был обнаружен еще один склад с трофейными материалами. В основном это было поставлявшееся в румынскую армию вооружение германского производства устаревших образцов.

           Американцы продолжили движение к югу, по направлению к Голубинску, где располагался штаб 21-й армии. Пересекая очередное поле бывшего боя, иностранцы видели разбитые танки, самолеты и другую технику. Здесь снова появился самолет «Хейнкель», но был отогнан [147] советским истребителем. В Голубинске еще неделю назад размещался штаб 6-й немецкой армии[39], а теперь находилась группа советских офицеров, занимавшихся изучением трофейных материалов. Американцев разместили в хате, а затем генерал Хэрли и его спутники были представлены командующему 21-й армией И.М. Чистякову[40], начальнику штаба В.А. Пеньковскому[41], начальнику артиллерии Д.И. Турбину[42], начальнику танковых войск Г.Н. Орлу[43], приехавшему инспектору из Москвы генерал-майору И.Д. Векилову[44] и членам Военного совета. Американцы объяснили цель своей миссии: ознакомиться со стратегией Красной армии, посмотреть, как она ведет боевые действия, а также изучить советскую систему снабжения и транспортные средства. Хэрли сказал, что получил от Сталина «разрешение на поездку на фронт с осмотром всего, чего пожелает, в том числе возможность познакомиться с бойцами и командирами Красной армии».

           Генерал Чистяков показал топографические карты с нанесенной обстановкой и вкратце рассказал об участии своей армии в контрнаступлении. 21-я армия наступала к югу от г. Серафимович для соединения с двумя другими армиями, двигавшимися с юго-востока от Сталинграда, для окончательного окружения группировки противника. Армия Чистякова наступала на позиции, занятые румынскими войсками. Во время операции Чистяков получил инструкцию: поддерживать связь с армией генерала П.И. Батова[45] на своем левом фланге и с армией генерала П.Л. Романенко[46] — на правом. За четыре дня армия Чистякова продвинулась на 160 км к югу и востоку от рубежа Серафимович — Клетская навстречу наступавшим советским войскам. Соединение произошло в Мариновке и Зеленом, к востоку от Калача. После этого 21-я армия повернула на восток с целью участия в ликвидации окруженной группировки противника. По словам Чистякова, за четыре дня боев его армия потеряла убитыми и ранеными 6 тыс. 300 человек, было выведено из строя 50 танков и 30 орудий.

           Утром 1 декабря, когда группа генерала Хэрли покидала штаб Чистякова, американцы отметили, что над Голубинском курсом на восток пролетели 26 «Юнкерсов», вероятно, для снабжения окруженной немецкой группировки. За ними следовал самолет наблюдения для производства фотоснимков советских огневых позиций. В Голубинске по самолетам был открыт огонь, но высота, на которой они летели, делала их недосягаемыми для зенитных установок. Затем американцы пешком пересекли Дон, так как река промерзла только на 10 дюймов, и толщина льда не позволяла двигаться на машинах.

           Дальнейшая остановка была запланирована в штабе 76-й дивизии, которая незадолго до этого была награждена и переименована в 51-ю Гвардейскую дивизию. Штаб дивизии дислоцировался в Со[148]карновке, в 15 км от Голубинска. По пути американцы вновь наблюдали свидетельства недавних ожесточенных боев: окоченевшие трупы военнослужащих противника, трофейную технику и т.п.

           В штабе 51-й Гвардейской дивизии генерала Хэрли встретил почетный караул — взвод хорошо снаряженных солдат. Американцев ознакомили с результатами боевых действий дивизии, которая осуществила прорыв оборонительных рубежей и нанесла поражение румынам — 13-й[47] и 15-й[48] пехотным дивизиям. В районе Мариновка — Зеленый произошло соединение с дивизией П.Ф. Лагутина[49], входившей в состав 51-й армии[50] (командующий Н.И. Труфанов[51]) Сталинградского фронта. После освобождения ст. Клетской за четыре дня боев врагу было нанесено поражение в ст. Распопинской, румыны были разбиты в ночном бою в Селиванове и во взаимодействии с танками и кавалерией была захвачена армейская артиллерия противника в Верхней Бузиновке и аэродром в Евлампиевском. За эти действия дивизия стала Гвардейской, а ее командиру было присвоено звание генерал-майора. «Его бойцы безрассудно отважны, неутомимы и в хорошей форме, их моральное состояние превосходно, и они жаждут воевать», — отметили в своем докладе американцы.

           По оценке генерала Таварткиладзе, потери дивизии незначительны. В течение наступления было уничтожено до 30 тыс. солдат противника, в основном румынских. Захвачено большое количество военнопленных. Командир дивизии провел генерала Хэрли и его группу к передовым позициям. Окопы были вырыты на гребнях оврага и обогревались кострами. Снайперы, вооруженные винтовками с оптическими прицелами, несли дежурство. Эта часть поездки дала американцам возможность судить о качествах советского солдата после продолжительных боев, ознакомиться с его образом жизни в условиях непосредственного соприкосновения с врагом. Американцы особо отметили, что «в дивизии проходят службу военнослужащие более 50 национальностей: татары, казахи, грузины, азербайджанцы, таджики, киргизы, армяне и другие. Более 800 человек награждено, и каждый воин носит на правой стороне груди гвардейский значок». Американцы имели полную возможность дать собственную оценку действиям Красной армии, а также изучить трудности, с которыми приходилось сталкиваться.

           Позднее группа генерала Хэрли вернулась в штаб 21-й армии для второй встречи с генералом Чистяковым и его штабом. Там они побеседовали с начальником артиллерии 21-й армии Героем Советского Союза Д.И. Турбиным. Разговор касался артиллерийского вооружения Красной армии, тактики действий артиллерии и ремонта поврежденных орудий. В итоговой записке американцев особо отмечено, что [149] если орудия нельзя быстро отремонтировать на поле боя или в ближайшем тылу силами передвижных ремонтных мастерских, то их отправляют для ремонта в Саратов или Пензу. Не забыли упомянуть и о том, что снаряды немецкого миномета (60-мм) могут быть использованы в 62-мм советском миномете, но советские мины (62-мм) не подходят к немецким минометам, и что артиллерия Красной армии более чем на 60% моторизована, а минометы в основном имеют конную тягу.

           Из разговоров с другими офицерами штаба 21-й армии американцы выяснили, что Красная армия располагает огромными запасами нефти и газолина, а также резины и искусственного шелка, закупленных в США и Японии. Они также сочли важным упомянуть и о том, что в советских войсках не существует отличительных цветов парашютов (они обычно белого цвета, но иногда выдаются парашюты цвета хаки) и что советские войска, находящиеся в окружении, снабжаются посредством специальных самолетов.

           2 декабря в 8 час. 30 мин. утра группа генерала Хэрли выехала из Голубинска на аэродром в ст. Новоанненской. По пути встречались войска, двигавшиеся к фронту на машинах и пешим порядком. Как объяснили американцам, это были солдаты, отставшие от своих частей, или пополнение. Американцы сделали записи: «Все они были грубы, жестки и упрямы — крестьяне различных национальностей». Отмечалось более оживленное, чем в предыдущий день, движение автотранспорта. Большинство машин было советского производства, но много было и машин американского производства — «Форд», «Студебеккер», а также немецкие и чешские машины.

           Группа американцев пересекла Дон севернее ст. Клетской. На обоих концах узкого временного бревенчатого моста наблюдалось большое скопление транспорта. Это движение слабо контролировалось, никаких зенитных орудий близ моста не было видно, и налет немецких самолетов мог бы обернуться катастрофой. Генерал Хэрли посоветовал сопровождавшему их полковнику Фомченко направить офицера, командовавшего переправой, установить контроль на подступах к мосту и обеспечить противовоздушную оборону. С востока сравнительно низко пролетел немецкий самолет, который сделал круг над переправой и исчез прежде, чем в воздух поднялся советский истребитель. Встречные машины везли к фронту фураж, запасные части, баки с нефтью. Некоторые машины перевозили раненых. Американцы видели танки Т-34, направлявшиеся к фронту. Американских танков в этой поездке ни разу не встретили, из чего сделали вывод, что главной силой советских танковых войск является танк Т-34, который подходит к зимним условиям гораздо лучше американских из-за ширины гусеницы. Группа двигалась «по дороге, заме[150]тенной снегом глубиной в 15 дюймов, через абсолютно пустынную местность. Только в одной из деревень оказалась небольшая группа красноармейцев. Были видны следы бомбардировки, некоторые бомбы, сброшенные на дорогу, весили 500 кг. В тыл, в сторону Серафимовича двигалась колонна из более ста румынских военнопленных. Их использовали для постройки дорог, мостов, рытья окопов, работы в колхозах и т.п.». После боев в районе ст. Клетской румынские пленные поступали по 2 тыс. человек в день.

           В Серафимовиче генерал Хэрли был представлен командующему фронтом Н.Ф. Ватутину[52] и офицерам штаба фронта: начальнику авиации С.А. Красовскому[53], начальнику артиллерии М.П. Дмитриеву[54], А.С. Желтову[55], Г.Д. Стельмаху[56], В.М. Лайоку[57]. Генерал Ватутин, используя штабные карты, рассказал о развитии боевых действий пяти армий Юго-Западного фронта. Группировка противника в полосе наступления фронта состояла из 3-й румынской армии (9 пехотных, 3 танковых дивизии и кавалерийский корпус), поддерживаемой 22-й[58] и 24-й[59] немецкими танковыми дивизиями, которые по большей своей части оставались в резерве. Генерал Ватутин приказал осуществить прорыв и закрепить западный фланг, изгнать немцев из излучины Дона, а затем теснить немцев к Сталинграду. Ватутин заявил, что на своем участке генерал Батов не оставил в живых ни одного вражеского солдата. 19 ноября, в первый день наступления, были окружены 4 румынских дивизии, и линия фронта достигла высот 210, 176, 449, 131, 121 и Клетской; а на второй день — рубежа Коротковский — Головск — Селиваново — высота 640. На третий день наступления 3-й кавалерийский корпус[60], состоявший из 333-й, 293-йи 277-й дивизий, нанес поражение 2-му румынскому кавалерийскому корпусу, уничтожил румынскую дивизию и достиг рубежа высота 201 — Евсеев — Нижняя Бузиновка. Танковый корпус разгромил 22-юи 24-ю немецкие дивизии, оттеснив их на восток. 21 ноября две немецкие пехотные и одна моторизованная дивизии пытались контратаковать с запада на р. Чир, но были отброшены. На четвертый день наступления, 22 ноября, войска генерала Ватутина соединились с наступавшими с юга войсками в Мариновке и Зеленом. В течение четырех дней войска прошли с боями 160 км, полоса прорыва составила 140 км. Успех, по мнению Ватутина, был достигнут благодаря прекрасной воздушной разведке, тесному взаимодействию пехоты и артиллерии, налаженной радиосвязи (он поддерживал ежечасную связь с каждой дивизией в течение всего четырехдневного наступления). За эти дни противник потерял 234 танка, 977 орудий, 2 тыс. 941 автомашину и другую технику. Было взято в плен 53 тыс. человек. Потери противника убитыми составили 32 тыс. 221 человек.

           [151] В итоговом докладе американцев Сталинградская наступательная операция была представлена следующим образом. Началом операции по окружению Сталинградской группировки противника стало форсирование в начале ноября 1942 г. Дона в районе г. Серафимович и освобождение города от румынских войск, которые удерживали его в течение 22 дней. Основной удар был нанесен в течение 4 дней — с 19 по 22 ноября 1942 г. В авангарде наступления находилась 21-я армия, ик 23 ноября 1942 г. она прошла свыше 160 км. С армиями, находящимися на флангах, 21-я армия пробила в немецкой обороне брешь в 140 км, установила связи с двумя другими армиями, продвигавшимися с юга, а затем повернула на восток, сжимая кольцо окружения вокруг Сталинградской группировки немцев. Эта армия проявила себя как мощное соединение, применяющее наиболее современную тактику и использующее в ходе боевых действий концентрированный огонь артиллерии, танки и кавалерию в тесном взаимодействии с пехотой. Нелетная погода не позволила максимально задействовать авиацию, но воздушная разведка, особенно до 19 ноября, сыграла огромную роль в успехе наступления 21-й армии. Пять армий, принимавших участие в наступлении на Дону, находились в составе Юго-Западного фронта. Правый (западный) фланг 21-й армии находился в соприкосновении с 48-й армией, левый (восточный) — с 65-й армией. В самом Сталинграде сражалась 62-я армия генерал-майора В.И. Чуйкова[61].

           Во время поездки генерал Хэрли обсуждал вопросы, касающиеся стратегии и боевых операций, с генералами Ватутиным и Чистяковым и работниками их штабов, а также с генерал-майором Таварткиладзе. Генералу Хэрли и его группе были показаны детальные планы боевых операций и карты, им было предложено задавать любые острые вопросы, на которые они получали откровенные ответы, без приукрашивания реальной обстановки. Американцы осматривали как советское, так и трофейное снаряжение, проезжали по путям снабжения наступавших войск, тщательно осматривали транспортные средства. Они оценили эффективность деятельности в донских степях армий Юго-Западного фронта, отметили особенности местности для противоборствующих сторон, побывали на передовых позициях, видели еще не убранные трупы военнослужащих армий противника, психически подавленных пленных.

           Из разговоров не только с генералами, но и с младшими офицерами и солдатами американцы вынесли впечатление о растущей мощи Красной армии, сумевшей оправиться от поражений 1941—1942 гг. Генерал Хэрли высказал удовлетворение тем, как была организована поездка, скоростью движения, точностью продвижения по маршруту, хорошим его знанием сопровождавшими лицами. Большое впечатление произвел осмотр трофеев и наиболее важных мест происходивших боев.

           [152] Задача, которая поставил перед генералом Хэрли президент Рузвельт, была решена. Теперь посланник США мог уверенно говорить, что русские сражаются храбро и уверены в победе. Ему предстоял длительный вояж по странам Среднего Востока и Азии. В эти дни американский военный обозреватель Макс Вернер писал: «1943 год должен стать годом коалиционной войны. Такая война требует мыслить категориями взаимного планирования, совместного использования ресурсов, вооруженных сил, стратегических позиций, совместных действий союзников. Ее главная предпосылка — отказ от ведения трех параллельных войн — русской, английской и американской, необходим переход к единой войне»[62].

           Выводы, сделанные специальными представителями союзников на основе собственных впечатлений в результате поездки на советско-германский фронт, способствовали упрочению сотрудничества стран Антигитлеровской коалиции в борьбе с нацизмом. Сталинградская битва стала переломным моментом войны не только на советско-германском фронте, она оказала решающее воздействие на всю мировую войну.

           Подводя итог, можно с уверенностью сказать, что советская разведка и контрразведка с задачей своевременного информирования ГКО и высшего политического руководства СССР о положении в Сталинграде и на различных участках фронта, общественных настроениях населения, военнослужащих Красной армии, а также иностранцев, находившихся в СССР, — справилась.

           [152-156] СНОСКИ оригинального текста