Совет районных дум и муниципальное хозяйство г. Москвы в первые месяцы большевистской власти (конец 1917 — первая половина 1918 г.)
Автор
Мамаев Андрей Владимирович
Аннотация
В статье освещается муниципально-хозяйственная деятельность московских большевиков в конце 1917 — первой половине 1918 г., в том числе финансовый аспект. Автор констатирует ее противоречивость: с одной стороны, большевики в своей деятельности руководствовались политико-идеологическими посылками, а с другой — принципом практической целесообразности. Эта противоречивость была обусловлена несоответствием между капиталистической рыночной системой хозяйствования и мощным социальным посылом революции 1917 г.
Ключевые слова
городское хозяйство, городское самоуправление, большевики, Совет районных дум, Москва
Шкала времени – век
XX
Библиографическое описание:
Мамаев А.В. Совет районных дум и муниципальное хозяйство г. Москвы в первые месяцы большевистской власти (конец 1917 — первая половина 1918 г.) // Труды Института российской истории. Вып. 10 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. Ю.А.Петров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М., 2012. С. 221-236.
Текст статьи
[221]
А.В. Мамаев
СОВЕТ РАЙОННЫХ ДУМ И МУНИЦИПАЛЬНОЕ ХОЗЯЙСТВО Г. МОСКВЫ В ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ БОЛЬШЕВИСТСКОЙ ВЛАСТИ (КОНЕЦ 1917 — ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА 1918 Г.)[*]
События октября 1917 г. и установление советской власти на местах остро поставили вопрос о радикальной трансформации органов управления городским хозяйством. Если государственный аппарат в соответствии с большевистскими идеями подлежал коренной ломке, то четкой концепции относительно того, что делать с органами самоуправления, управлявшими местным хозяйством, не было.
Московская городская дума, по политическим мотивам отказавшаяся признавать новую власть и участвовавшая в сопротивлении, в конце октября — начале ноября 1917 г. достигла высшей степени политизации своей деятельности. Между тем, круг ее компетенции охватывал хозяйственные, а не политические вопросы. 5 ноября 1917 г. она была распущена ВРК. 8 ноября Московским Советом рабочих депутатов был созван Совет районных дум, где был поставлен вопрос о выборе какого-либо временного органа самоуправления [222] вместо распущенной городской Думы: было принято решение о том, что «Думу заменяет Совет районных дум, Управу — Бюро Совета районных дум»[1].
Собиравшийся с 8 ноября 1917 г. распорядительный орган — Совет районных дум — состоял из представителей 13 районных дум и управ г. Москвы, без участия еще 4 районных дум, в которых преобладали кадеты. После принятия Советом на себя заведования всем городским хозяйством представители оппозиционных партий бойкотировали его, в результате чего в члены нового муниципального органа были избраны только представители большевистских фракций районов.
Председателем самого Совета районных дум и сформированного им исполнительного органа — Бюро — был избран доктор М.Ф. Владимирский. Согласно Временным Основным положениям по управлению городским хозяйством, Бюро состояло из отдельных членов, каждый из которых заведовал определенной отраслью городского хозяйства, управлял деятельностью соответствующего отдела бывшей городской Управы. Вопросы, касавшиеся изменения компетенции, реорганизации отделов, порядка и размеров поступления доходов, оплаты расходов, пользования городским имуществом, заключения договоров, предметы, затрагивавшие интересы нескольких отраслей городского хозяйства, решались общим присутствием Бюро Совета[2].
Заведующим больничным отделом стал доктор Н.А. Семашко, заведующим отделом народного образования — бывший помощник члена городской Управы А.И. Пискунов, заведующим отделом городских предприятий — инженер П.Н. Мостовенко, зав. отделом социального обеспечения — доктор В.А. Обух, зав. отделом беженцев, отделом городских земель и арендных статей — член районной Управы Н.К. Гончаров, зав. делами бывшего 8 отделения (пожарная команда, милиция, казармы) — председатель Пресненской районной Управы В.М. Лихачев, заведующим финансовой частью стал председатель Петровской районной Управы Е.Л. Афонин, заведующим отделом топлива — А.И. Вейсман. В состав Бюро вошли председатель Сущевско-Марьинской районной Управы присяжный поверенный М.В. Камаринец и председатель Калужской районной Управы помощник присяжного поверенного И.Б. Фрадкин (Б. Волин), на которых было возложено выполнение специальных поручений, заведывание отделом районных управ. В Бюро были включены представители Центрального Союза городских рабочих и служащих, как указывал Е.Л. Афонин, «для активной работы на местах»: В.И. Самарин, Г.А. Пискарев, А.А. Андрюшин, А.Н. Телешов, Левит, Н.А. Луданов, Д.Ф. Томкевич. Позднее в состав бюро вошел [223] Г.А. Шкловский, в качестве помощника зав. отделом предприятий. Должность секретаря Бюро сохранил бывший секретарь городской Управы А.Я. Никитин, секретарской работой в Бюро занималась Е.А. Шнеерсон[3].
Структура бывшей Московской городской Управы была сохранена, ликвидировались отдел по ревизии лазаретов, по выборам (передавался в статистический отдел), фондовый отдел передавался в состав кредитного. Бюро Совета районных дум провозгласило «широкое проведение демократического принципа — привлечение к самодеятельности муниципальных работников, не ограничивая участия их в городских делах только функциями исполнительными»: на этих началах преобразовывался Главный контроль, больничное, училищное отделения, отдел труда и быта[4].
Состав Совета районных дум как органа городского самоуправления и круг его полномочий был сформирован с нарушением существовавших к тому времени законов, принципов демократизма, чрезвычайным революционным путем, из представителей одной — большевистской партии, при этом Совет унаследовал от старой Управы прежние механизмы управления хозяйством, структуру отделов, их административно-технический персонал. Основной причиной подмены Московской городской Думы и Управы Советом районных дум были острые политические разногласия между большевиками и более умеренными политическими партиями и общественными силами по вопросу о путях дальнейшего развития страны.
В первые месяцы нахождения у власти большевики не имели четкой концепции относительно ближайших перспектив и направлений развития муниципального хозяйства, ясно сформулированных подходов организации управления в муниципальной сфере. Кроме того, при изучении муниципально-хозяйственной деятельности большевиков в рамках Совета районных дум г. Москвы следует учитывать слабость властных позиций большевиков в конце 1917 — начале 1918 г., сохранявшийся с дооктябрьских времен в рядах партии определенный плюрализм мнений по практическим вопросам в рамках разделяемой всеми идеологии, противоречивость законодательных основ муниципальной деятельности и предоставленную центром максимальную самостоятельность в решении местных вопросов.
Главная задача, стоявшая перед Советом районных дум в первые месяцы его функционирования, — укрепление власти, установление фактического контроля над аппаратом, персоналом городского самоуправления. После жестоких октябрьских боев в Москве рабочие и низшие служащие городских предприятий и учреждений заявили об отказе признавать существование Московской городской Думы [224] и исполнять ее указания[5]. Попытки распущенной Думы сохранить контроль за финансами города также не увенчались успехом: поступление платежей в Управу прекратилось, счета муниципалитета были арестованы.
Отсутствие средств, наряду с силовым давлением новой власти и отказом городских рабочих сотрудничать со старой властью, привело к постепенной потере Думой старого состава фактического контроля над всеми предприятиями, муниципальными учреждениями, отделами Управы.
Значительная часть служащих не приняла власть Совета районных дум и 2 декабря объявила забастовку. Как вспоминал Е.Л. Афонин, в результате забастовки в канцеляриях городских отделов «…мы остались одни при двух вновь приглашенных артельщиках… и при трех — четырех конторщиках»[6].
Однако Совет районных дум отказался поддаваться давлению забастовщиков. М.Ф. Владимирский считал, что «Забастовка канцелярских служащих была для нас скорее выгодна. Если бы нам пришлось принять на службу всех служащих бывшей управы, штаты которой при бесхозяйственной эсеровской думе были раздуты до крайних пределов, то наша касса не выдержала бы»[7]. С помощью рабочих, взявших управление предприятиями в свои руки, удалось не допустить окончательного развала различных отраслей городского хозяйства. По воспоминаниям М.Ф. Владимирского: «Еще раздавались в городе отдельные выстрелы, а рабочие трамвая, под руководством правления союза городских рабочих, без помощи своих инженеров, которые первыми начали саботаж служащих, исправляли пути, прокладывали провода и, к изумлению буржуазной Москвы, на другой день возобновили трамвайное движение»[8]. На бастовавших было оказано силовое воздействие: некоторые из них подвергались арестам, обыскам, суду революционного трибунала, выселялись из квартир, переданных им городом на время службы, лишались наградных, права ездить на передней площадке трамвая[9]; а также материальное давление: за выход из забастовки служащим обещались различные льготы, увеличение жалованья.
К началу февраля 1918 г. власть большевиков в городе укрепилась. Стало очевидно, что дальнейшее ненасильственное противодействие новой власти со стороны муниципальных служащих и остатков городской Думы и Управы бессмысленно. 11 марта 1918 г. на собрании служащих стачка была объявлена ликвидированной без всяких условий[10]. Достичь своих целей служащим не удалось, более того, просидев несколько месяцев без жалованья, многие из них оказались уволенными с городской службы.
[225] В конце 1917 — начале 1918 г. сформированному изначально на непродолжительный срок Московскому Совету районных дум удалось организационно оформиться, укрепить власть в борьбе с городскими служащими и старым составом городской Думы и Управы, установить контроль над городским хозяйством.
По мере укрепления позиций организованных большевиками органов по управлению городом, на первый план выходили финансовые проблемы. Как воспоминал Е.Л. Афонин: «Мы очутились буквально у разбитого корыта. Стальная кладовая Городской думы, хотя и была заперта, но нам было известно, что она пуста, а рабочим не было уплачено почти за 2 месяца; солдатки тоже бродили целыми толпами, значит, денег нужно было много…» В первые месяцы существования Совета районных дум дефицит средств был особенно острым и покрывался за счет экспроприаций из московского отделения Государственного банка и займов у государства. «...Почти каждый день, с различными вариациями, производились выемки по 2—3 млн. руб. …». Зав. фин. отделом Е.Л. Афонин привозил их в кассу Совета районных дум в мешке, и которые почти тут же раздавались по простым распискам, написанным карандашом. М.Ф. Владимирский вспоминал: «Покойный старик предпочитал ходить в банк без всякой охраны и возвращаться с деньгами на простом наемном извозчике. Раза два нас предупреждали накануне больших выдач … о готовящемся на Афонина налете. Прибегали в таких случаях к содействию уголовного розыска, расставляли вооруженную охрану у здания думы и по пути к Банку, и тов. Афонин с небольшой охраной шествовал в Банк. Раз удалось накрыть нескольких бандитов у самого здания думы»[11]. «На одиннадцатом миллионе, кажется, тов. Пятаков из Петрограда санкционировал нам заем в 20 млн. руб., на каковую сумму и выдано нами было векселей с договорным обязательством о процентах и сроке уплаты», — вспоминал Е.Л. Афонин. Заем из 8% годовых Совет районных дум был обязан вернуть в двухмесячный срок[12]. 22 декабря при помощи Московского губернского комиссара Штернберга Совету удалось получить из Губернского казначейства в счет открытого кредита старой Московской городской Думы 1 млн. руб. (500 тыс. руб. были возвращены 3 апреля 1918 г.[13]). В конце декабря 1917 г. эти средства закончились, и Совет районных дум вновь прибег к выемкам из Госбанка. «Все наши выемки из банка и казначейства к 1 января выразились в сумме 38 млн. руб.». Экспроприации из Госбанка носили вынужденный характер, «…если бы какому-нибудь трезвому политику пришло на ум предложить другой метод финансирования в тот период времени, то вряд ли нам удалось бы переплыть бурные волны октября… другого выхода не было и его никто не осмелился предлагать», — считал Е.Л. Афонин[14].
[226] Наиболее актуальным в конце 1917 г. был не только вопрос о том, какие налоги следует ввести для сбалансирования доходов и расходов и прекращения «экспроприаций» из Госбанка, но и проблема, как собрать с населения суммы по уже действовавшим налогам. Повышенный 21 ноября 1917 г. с 10% до 20% доходности (или с 1% до 2% стоимости) городской оценочный сбор[15]первоначально не принес существенных средств, так как домовладельцы, лишившиеся по решению советской власти квартирной платы со стороны жильцов, просто не имели возможности его выплатить. В конечном итоге, сохранив оценочный сбор для оставшихся в частной собственности домовладений, в муниципализированных домах Совет перешел к обложению налогом на недвижимость — жилищным сбором — домовых комитетов, которые стали получать квартплату непосредственно от жильцов, минуя домовладельцев. Жилищный сбор представлял собой определенное процентное отчисление с дохода муниципализированных владений, доходность которых превышала 750 руб. в месяц. Таких владений в Москве насчитывалось около 3 500. Процентное отчисление с таких домов в пользу города зависело от престижности района, в котором оно находилось, от наличия канализации, централизованного отопления, времени года[16]. С 1 января 1918 г. упразднялся больничный сбор. Втрое увеличивался сбор за пользование городскими весами[17].
С января 1918 г. Бюро перешло «на сметное хозяйство. Сметы, — вспоминал М.Ф. Владимирский, — представлялись на каждый месяц, по каждому отделу и каждой районной управе, рассматривались и утверждались на общем собрании совета». 26 января 1918 г. для покрытия расходов Совета районных Дум и других советских отделов Московский Совет рабочих и солдатских депутатов установил единовременный подоходный налог в размере полного оклада государственного подоходного налога за 1916 г., половину которого необходимо было уплатить в срок до 1 марта, а остаток — до 1 мая[18]. Как отмечалось в небольшевистской прессе, этот налог ложился тяжким бременем на тех домовладельцев и фабрикантов, которые до Февральской революции имели в связи с войной и жилищным дефицитом большой доход, но к началу 1918 г. его лишились[19].
Предпринятые меры по изысканию средств дали свой результат. По сообщению газеты «Русские ведомости» от 8 марта 1918 г., «За последнее время… значительно усилился приток городских налогов, преимущественно подоходного. За неделю в городскую кассу поступило около 11 млн. руб., не считая поступлений в районах, которые в среднем ежедневно составляют около 400 тыс. руб.». Как утверждала газета, «Усиленный взнос налогов…» вызывался «…по-видимому, установленными недавно штрафами и карами за неуплату…». К началу марта Совету рай[227]онных Дум удалось путем повышения трамвайного тарифа до 40 коп. и усиления дисциплины среди трамвайных работников, размер жалованья которых стал напрямую зависеть от размеров выручки, повысить ежедневные трамвайные поступления почти в 2 раза, хотя они не смогли полностью покрыть ежедневные расходы по эксплуатации трамвая[20].
В связи с репрессиями постепенно возобновили арендные платежи в городскую кассу различные предприятия и торговые заведения, муниципализированные владения стали платить наемную плату городу. В начале марта «…внесли арендную плату Верхние торговые ряды, не платившие за декабрь, январь и февраль полностью по ведомости по 89 тыс. руб. за месяц. Внесли деньги товарищество Мюр и Мерилиз — 116 тыс. руб., Охотный ряд — 245 тыс. руб. и др.»[21]. Ряд лиц, не внесших своевременно единовременный городской подоходный налог, были арестованы. В начале марта 1918 г. стали разрабатываться вопросы очередного повышения тарифов городских предприятий: плата за газ, например, была повышена в 1,8 раза[22], сбор с трактирного промысла, взимаемый с ресторанов, буфетов, гастрономов и меблированных комнат, был увеличен в 5 раз[23].
Для взыскания недоимок по городским сборам 16 апреля 1918 г., в соответствии с докладом Е.Л. Афонина, было решено предпринять жесткие меры: при отделе сборов временно создавалась особая комиссия из представителей отдела, которая должна была выбрать из каждой категории сборов 5—10 наиболее состоятельных недоимщиков, после утверждения комиссией списка к должникам применялись такие меры, как закрытие их заведений, предприятий, конфискация имущества, которое передавалось районным управам или Комитету общественного питания[24].
В течение первой половины 1918 г. поступления городских налогов в бюджет г. Москвы постепенно увеличивались: если в январе отдел сборов Совета районных Дум получил 1 537 939 руб. 18 коп., из которых оценочный сбор составил 64%, сборы с торгово-промышленных заведений — 7,5% от этих доходов, то в феврале в отдел сборов поступило уже 2 046 282 руб. 67 коп., в марте — 30 654 621 руб. 89 коп., из них оценочный сбор — 7,7%, сбор с торгово-промышленных заведений — 5%, единовременный городской подоходный налог — 72,6%. В целом, с 12 ноября 1917 г. по 30 июня 1918 г. городские налоги с учетом пени и штрафов принесли в городскую кассу 72 976 727 руб. 58 коп. Однако показатели собираемости некоторых налогов были не на высоте: так, по оценочному сбору было выплачено только 25% от того, что предполагалось получить, сборы с торгово-промышленных заведений удалось получить на 96%, поступления по единовременному городскому подоходному налогу составили 31% от запланированного[25].
[228] Расходы кассы Совета районных Дум в период с 12 ноября 1917 г. по 1 мая 1918 г. составили 125 825 048 руб. 46 коп., в период с 1 мая по 1 июля 1918 г. — 39 554 914 руб. 83 коп. Значительные траты в первый период связаны с выплатой жалованья работникам трамвая, канализационного отдела, водопровода, транспортного отдела, газового завода, городского ломбарда, боен, продовольственного комитета (примерно треть от общей суммы расходов). Сократить расходы во второй период удалось за счет вывода части отделов из компетенции Совета районных дум и городской кассы, перевода городских предприятий в режим самоокупаемости[26].
Результаты работы финансово-податного отдела были противоречивыми: расходы Совета районных дум с 12 ноября 1917 по 30 июня 1918 г. превысили собранные доходы более чем в 2 раза. При обсуждении доклада Е.Л. Афонина о положении финансово-податного отдела бывшего Совета районных дум на заседании исполкома Московского Совета рабочих депутатов 13 июля 1918 г. член исполкома Смирнов заявил, что работа финансово-податного отдела кажется ему неудовлетворительной: «Например, из предполагаемого налога в 150 млн. р., в кассу поступило только 40 миллионов… Надеяться на безнедоимочный взнос налогов можно только имея силу в руках. Такой силы у финансово-податного отдела нет». Е.Л. Афонин заметил, что часть расходов муниципалитета была произведена на общегосударственные нужды и поэтому «можно потребовать от центральной власти возмещения расходов», бывший председатель Совета районных дум член Президиума Моссовета М.Ф. Владимирский поддержал Е.Л. Афонина, указав, что «ни один город, ни один Совет не существует на свои средства, за исключением Моссовета. Нигде налоговая система не развита так, как в Москве… что касается дефицита, то все города еще до революции работали с дефицитом… В период слияния Бюро Совета районных дум и Моссовета, конечно, произошла заминка и расстройство в делах, как и должно быть…»[27].
Несмотря на плачевное финансовое положение, финансовому отделу Совета районных дум сравнительно быстро удалось возобновить взимание налогов. Если раньше возможность введения новых налогов муниципалитетами жестко ограничивалась Городовым положением 1892 г., положением Временного правительства о городских финансах от 29 сентября 1917 г., то после Октябрьской революции появилось гораздо больше возможностей для расширения налоговой базы (на основе решений местных советов). Например, не предусматривавшийся в законодательстве дооктябрьского периода единовременный городской подоходный налог должен был дать Москве существенную сумму: около 150 млн. руб., т.е. больше, чем вся сумма доходов, которую в начале 1917 г. Московская городская Дума пред[229]полагала получить в свое распоряжение за 1917 г., однако показатели собираемости налогов, несмотря на предпринятые жесткие меры, были низкими. В то же время усилилась финансовая поддержка Москвы со стороны центральной власти, не заинтересованной в финансовом коллапсе московского городского самоуправления.
После укрепления позиций Совета районных дум в борьбе с бастовавшими служащими и появления финансовых средств постепенно стало налаживаться функционирование отделов. Как фиксировалось в анкете Совета районных дум, составленной в декабре 1917 г. со слов В.А. Обуха, «Работа налаживается, хотя очень трудно. Низшие служащие работают, часть высших тоже, часть высших набрана вновь». Отделы пайка, снабжения армии, как отмечалось, к тому времени успешно работали, «училищный отдел почти функционирует». Острый недостаток во «врачах-социалистах», сестрах милосердия, фельдшерах испытывал медико-санитарный отдел, отдел боен нуждался в ветеринарных врачах, а отдел топлива, ведавший распределением топлива по Москве, — в высококвалифицированных бухгалтерах и конторщиках с рекомендациями[28].
Одним из наиболее важных отделов, начавших свою деятельность в ноябре — декабре 1917 г., от которого зависело благополучие всего городского хозяйства, был отдел городских предприятий. Заведующий отделом П. Мостовенко так рисовал ситуацию анархии, сложившуюся в муниципальных предприятиях: «Все отношения прежнего Управского аппарата к своим рабочим и служащим покоились на двух основах: своего бессилия воздействовать на рабочих и на попытках заменить твердую власть демагогическим прислуживанием по отношению к отдельным группам и категориям рабочих». П. Мостовенко отмечал «громадное переполнение предприятий служащими и рабочими. В некоторых службах управские доклады констатировали переполнение в 2,5 раза против самых либеральных норм…», «пестроту в области зарплаты и других профессиональных условий труда», притом, что «…ничто так не понижает охоту работать, а значит производительность труда, как один уже слух, что ктото на ином положении, кому-то оказывается преимущество…».
«В ноябре — декабре мы в сущности не имели трамвая как единого стройного организма, а имели ряд парков, участков и мастерских, ведших чуть ли не вполне самостоятельную самоуправляющуюся жизнь… все это до толкования отдельными парками получавшейся в них ежедневной выручки как своей собственности и до фактического распоряжения ей»[29].
Основными направлениями работы отдела стала «ликвидация переполнения штатов», введение «в определенные рамки всех не[230]обычных… прибавок к заработной плате» и установление «более или менее стройной шкалы расценок отдельных видов и категорий труда». Прежняя централизация кассы, когда доходы каждого предприятия изымались в одну общую кассу и затем распределялись в зависимости от потребностей, в условиях финансового кризиса приводила к тому, что «…Центральная касса начинала высасывать доходы предприятия, не покрывая разрешенных им кредитов на ремонт, задерживая или прекращая оплату счетов подрядчиков и, наконец, с естественной необходимостью все это завершалось тем, что доходное раньше предприятие доходило до полного технического и хозяйственного развала и само начинало сосать». Под руководством П. Мостовенко в отделе был введен более гибкий финансовый аппарат. Сборы и доходы стали поступать в кассу отдельного предприятия, из которой предприятие покрывало свои расходы в рамках сметы[30]. Для того чтобы получить средства из кассы предприятия, центральная касса должна была представить мотивированное заявление в отдел городских предприятий, который и решал, имеется такая возможность или нет[31].
До середины 1918 г. существенных изменений в положении городских предприятий добиться не удалось. При некотором увеличении выручки трамвая за счет повышения тарифа, число вагонов, выходивших на линии, упало с 600 до 500, что, по мнению П. Мостовенко, было «результатом полного разложения… в службе движения и подвижного состава». Запасы топлива не превышали 4—5 дней. Водопровод наладил работу, начали проводиться мероприятия по прокладке новой ветки, строительство железнодорожной линии к водонасосной станции для того, чтобы перевести ее на дрова, хотя топливом водопровод был обеспечен на полгода. Продолжали функционировать канализация и газовый завод. При отделе городских предприятий был организован огородный отдел, названный П. Мостовенко «оазисом среди наблюдающегося повсюду развала и неурядицы». Площадь собственных огородов составила свыше 700 дес., еще около 1 000 дес. возделывалось при «деятельном участии и под техническим контролем» отдела[32].
От Московской городской Думы Совет районных дум унаследовал руководство более чем 300 городскими учебными заведениями, число которых еще более увеличилось за счет принятия в ведение муниципалитета бывших земских школ в пригородах[33]. После преодоления забастовки служащих отдел народного образования приступил к реформированию учебной системы. Как отметил в своем докладе зав. отделом А.И. Пискунов, были упразднены заведующие и заменены коллегиями, куда вошли представители Советов, рабо[231]чих организаций, введено светское и смешанное обучение, организованы летние школы как первый этап перехода к единой трудовой школе, в хлебных губерниях был организован ряд летних колоний для детей из городских приютов[34], в июне 1918 г. в ведение отдела был передан организованный при Комитете Московского учебного округа Пролетарский университет[35].
В ноябре 1917 г. совместно с Моссоветом Совет районных дум стал проводить активную жилищную политику, взяв на себя руководство домовыми комитетами, которые должны были организовываться в каждом домовладении, регулировать взаимоотношения между собственниками домов и квартирными, комнатными жильцами, прислугой, содействовать муниципалитету в деле осуществления его задач[36]. Вскоре одна из таких задач была определена. 29 ноября 1917 г. Президиум Московского Совета рабочих и солдатских депутатов издал обязательное постановление о муниципализации недвижимых имуществ, согласно которому управление недвижимостью передавалось в руки домовых комитетов. Наемную плату, раньше платившуюся домовладельцам, жильцы должны были вносить в домовые комитеты, которые получали право оставлять до половины собранной суммы «на покрытие расходов по содержанию недвижимостей», а оставшуюся часть — отдавать в кассу Совета районных дум, что лишало домовладельцев доходов и отстраняло от управления своими домами[37]. Из 28 тыс. домовладений в подчинение Совета районных дум переходили более 4 тыс.[38] В декабре 1917 г. в целях координации и управления деятельностью домкомов началась организация жилищной комиссии при Совете районных дум, в каждой районной думе формировались районные жилищные советы[39].
В декабре 1917 г. началась передача в собственность муниципалитета находившегося в Москве имущества дворцового ведомства, за исключением Кремля, оставшегося в государственной собственности под управлением Совета районных дум (выделялась соответствующая субсидия из казны)[40]. Наряду с организацией и контролем за деятельностью домкомов и бывшим дворцовым имуществом жилищно-земельный отдел Совета районных дум управлял муниципальной недвижимостью, сдавал в аренду городские земли. В связи с расширением городской черты в ведение отдела поступило много новых, не обмеренных, не имевших точного плана земель[41].
Будущий народный комиссар здравоохранения Н.А. Семашко, возглавлявший медико-санитарный отдел, стремился к проведению в жизнь принципов общедоступности и бесплатности медицины. Главными медико-санитарными задачами были провозглашены: борьба с социальными болезнями (туберкулезом, венерическими), [232] борьба с детской смертностью, устранение междуведомственных рамок между медицинскими учреждениями, ведение широкой санитарно-просветительской деятельности[42]. Однако в условиях забастовки врачей, слабого финансирования, нехватки медикаментов, распространения инфекций, антисанитарных условий жизни значительной части населения и слабости власти решить эти задачи полностью было невозможно.
Весной 1918 г., несмотря на начавшееся объединение с Московским Советом рабочих депутатов, Бюро Совета районных дум расширяло свою деятельность. Ряд организованных муниципалитетом предприятий, обслуживавших военные нужды, например, Сокольнические мастерские, начал переходить «к деятельности мирного времени»[43]. В феврале 1918 г. бывший заведующий статистическим отделом Московской городской Управы В.Г. Михайловский изъявил желание сотрудничать с новой властью, 5 апреля Бюро Совета районных дум решило назначить его заведующим для восстановления отдела статистики.
В ведение Московского городского самоуправления были переданы казенные высшие начальные училища, был образован сметный отдел для рассмотрения смет отдельных предприятий и отделов, городское санитарное бюро, включившее в себя представителей Моссовета и Бюро Совета районных дум. Для ведения учета и контроля за получением и расходованием всеми отделами Бюро различных товаров 13 апреля 1918 г. был создан хозяйственный отдел, где концентрировались все городские склады, в него вошли также подотделы отопления, внутреннего ремонта, канализации и водопровода, изъятые из отдела городских предприятий[44].
Отдел торфяных разработок (еще в мае 1917 г. город приобрел рудник в Донецком угольном бассейне, арендовал большое торфяное болото в 120 верстах от Москвы[45]) был передан в ведение ВСНХ, а городские хлебопекарни — продовольственному комитету. В связи с выходом из войны 18 апреля 1918 г. был ликвидирован отдел пайка[46].
По причине того, что Совет районных дум был сформирован по инициативе Московского Совета и включал видных большевиков, активно действовавших в городском и районных Советах в 1917 г., между новым муниципальным органом и Моссоветом установились особые отношения. С одной стороны, муниципалитет активно взаимодействовал, сотрудничал с Московским Советом, советовался с ним по наиболее важным вопросам. Так, Совет районных дум совместно с Моссоветом боролся с бастовавшими городскими служащими, предпринимал меры по борьбе со спекуляцией продовольственными товарами, ликвидировал Купеческое общество, ассигновал средства на [233] культурно-просветительские цели солдатской секции Совета, совместно с представителями Моссовета осуществил ревизию Всероссийского Союза городов, обращался в Совет с просьбой издать обязательное постановление домовладельцам об очистке от снега трамвайных путей и улиц в районе их домовладений, по постановлению Моссовета имущество бывшего Министерства двора в Москве было передано муниципалитету, был введен единовременный городской подоходный налог, осуществлена муниципализация домовладений. В декабре 1917 г. Моссовет установил контроль над отделом городских предприятий, 21 марта 1918 г. был реорганизован финансово-податной отдел при Совете районных дум: руководство им было поручено коллегии, куда вошли и представители Московского Совета[47].
Однако в тех случаях, когда Московский Совет рабочих и солдатских депутатов вмешивался в муниципальную сферу компетенции, Совет районных дум считал важным напомнить о разграничении полномочий между местным самоуправлением и государственной властью, просил Моссовет заблаговременно извещать о намерении рассмотреть на своем заседании какой-либо вопрос муниципального характера, решать все муниципальные вопросы, посоветовавшись с органом городского самоуправления. Совет районных дум протестовал против самовольной реквизиции городских зданий, например, богаделен, школ, различными отделами Моссовета «без всякого предварительного сношения с органами городского самоуправления». Показателем организационной самостоятельности Совета районных дум является такой факт: в начале января 1918 г. здание Московского Совета рабочих депутатов за неуплату было отключено от водоснабжения, оно было восстановлено только после немедленной уплаты Моссоветом суммы долга отделу водопровода Бюро Совета районных дум[48].
В конце марта 1918 г. Московский Совет принял решение объединить хозяйственную, административную и политическую сферы компетенции местной власти г. Москвы в рамках одного органа — Московского Совета рабочих и солдатских депутатов, положив конец самостоятельному существованию муниципального хозяйственного органа.
Процесс слияния Совета районных дум и Московского Совета шел следующие несколько месяцев. После принятия решения о слиянии, т.е. с 29 марта 1918 г., Совет районных дум на заседания больше не собирался, с мая 1918 г. перестало функционировать Бюро Совета районных дум. Ряд отделов Бюро практически без реорганизации были включены в состав Моссовета. Например, продолжил деятельность врачебно-санитарный отдел (его до июля 1918 г. продолжал возглавлять Н.А. Семашко), отдел городских предприятий [234] вошел в состав Совета под названием «отдел местных предприятий». Основой культурно-просветительского отдела Моссовета стал отдел народного просвещения Бюро Совета районных дум[49]. Другие отделы долго сохраняли свою обособленность. Так, финансово-податной отдел бывшего Бюро Совета районных дум сохранял отдельную от Моссовета кассу и финансирование бывших муниципальных предприятий и учреждений вплоть до августа 1918 г. 28 августа 1918 г. на заседании Президиума Моссовета были озвучены итоги ревизии кассы бывшего Бюро Совета районных дум и принято решение объединить текущие счета Бюро и Моссовета[50].
Исследование хозяйственной деятельности Совета районных дум г. Москвы позволяет представить всю сложность, противоречивость, борьбу противоположных тенденций на переломном этапе российской революции, которым стал период конца 1917 — первой половины 1918 г.
Деятельность большевистского Совета районных дум в первые месяцы советской власти показала, что вопросы городского хозяйства тесно взаимосвязаны с политическими реалиями. Именно по политическим мотивам была распущена Московская городская дума, началась забастовка городских служащих, в результате чего к управлению городским хозяйством пришли новые люди. Часть старых специалистов продолжала участвовать в управлении хозяйством, однако находилась под контролем и действовала под руководством со стороны представителей большевистской власти.
Хозяйственная деятельность Совета районных дум г. Москвы свидетельствует, что, кроме стремления удержаться у власти, главной задачей большевиков в первые месяцы их нахождения у руля муниципального управления Москвой было сохранить достижения городского хозяйства, при этом поддержать низы, по возможности направив ресурсы в интересах трудовых слоев населения.
Муниципально-хозяйственную деятельность большевиков нельзя изучать только через призму их идеологических воззрений и политической борьбы того времени. Марксистская идеология мало могла помочь в решении практических вопросов, ежедневно встававших перед муниципальными деятелями-большевиками. В повседневной хозяйственной деятельности они были вынуждены руководствоваться принципом практической целесообразности, претворяя в жизнь, с учетом классовых интересов, те меры, которые наилучшим образом позволяли в сложных условиях войны и революции предотвратить разложение и разрушение городского хозяйства: безуспешно пытались наладить сбор налогов, сбалансировать доходную и расходную сметы, в условиях тяжелого домовладельческого кризиса и [235] громадного перенаселения города стали осуществлять обещанную еще накануне муниципальных выборов умеренными социалистами муниципализацию жилищ, переложение тяжести налогов и сборов в интересах трудовых слоев на плечи зажиточной части горожан, старались наиболее рационально организовать управление городскими предприятиями, прибегая к сокращению персонала и снижению размеров жалованья, увеличивали социальные расходы, развивали активную деятельность в сфере образования и здравоохранения.
Муниципально-хозяйственная деятельность Совета районных дум характеризуется некоторой противоречивостью предпринимаемых мер: с одной стороны, стремясь своими силами сбалансировать смету, с другой — большевики шли на значительные траты в социальной сфере, осуществляли меры, подрывавшие налоговую базу: муниципализация, например, лишила бюджет поступлений от оценочного сбора, национализация банков по распоряжению центра — источников кредита. Поддерживая рабочих, отстаивая их права, Совет районных дум в то же время боролся с переполнением штатов муниципальных предприятий, пытался вводить сдельную оплату для повышения производительности труда.
Эта противоречивость была обусловлена сложностью ситуации: несоответствием между капиталистической рыночной системой хозяйствования и мощным социальным посылом революции 1917 г., яркими выразителями которого большевики и являлись. Придя к власти, в том числе в муниципалитетах, большевики первое время вынуждены были действовать в рамках существовавшей системы, которая демонстрировала свою неадекватность чрезвычайным условиям революции и послевоенной разрухи, потребность в реформировании. Задумываться о концептуальном направлении реформ большевикам было не нужно, а методы и меры преобразований диктовались не столько идеологией, сколько реалиями разрухи и гражданской войны.
[235-236] СНОСКИ оригинального текста
[*] Статья подготовлена в рамках Программы ОИФН РАН «Исторический опыт социальных трансформаций и конфликтов», проект «Российский город в условиях революционных потрясений и трансформаций: 1917 — начало 1920-х гг.».
[1] Афонин Е.Л. В 1917 году // Октябрьское восстание в Москве: сб. документов, статей и воспоминаний. М. 1922. С. 69.
[2] Центральный архив города Москвы (ЦАГМ). Ф. 1364. Оп. 1. Д. 5. Л. 3—4; Д. 14. Л. 94.
[3] Центральный исторический архив г. Москвы (ЦИАМ). Ф. 179. Оп. 3. Д. 2185. Л. 5—5 об.; Афонин Е.Л. Указ. соч. С. 69; Владимирский М.Ф. Московские районные думы и совет районных дум в 1917—1918 гг. // Пролетарская революция. 1923. № 8 (20). С. 83, 84.
[4] Известия Московского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 8 дек.
[5] Рабочая жизнь. 1917. 15 нояб.
[6] Афонин Е.Л. Указ. соч. С. 70.
[7] Владимирский М.Ф. Московские районные думы и совет районных дум в 1917—1918 гг. С. 89.
[8] Его же. Октябрьские дни в Москве. М.; Л., 1927. С. 67; Его же. Московские районные думы и совет районных дум в 1917—1918 гг. С. 81, 87—91.
[9] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 3 об.
[10] Русские ведомости. 1918. 12 марта.
[11] Владимирский М.Ф. Московские районные думы и совет районных дум в 1917—1918 гг. С. 86.
[12] Центральный государственный архив Московской области (ЦГАМО). Ф. 66. Оп. 12. Д. 214. Л. 7.
[13] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 14. Л. 76 об.
[14] Афонин Е.Л. Указ. соч. С. 72—75.
[15] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 2.
[16] ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 3. Д. 1425. Л. 152.
[17] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 9 об; Д. 14. Л. 17 об.
[18] Русские ведомости. 1918. 31 янв.
[19] Там же. 26 марта.
[20] Там же. 8 марта.
[21] Там же. 9 марта.
[22] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 14. Л. 36 об., 39.
[23] Там же. Л. 51 об.
[24] Там же. Л. 91.
[25] ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 3. Д. 1425. Л. 4, 16—16 об.
[26] Там же. Л. 18—18 об.
[27] ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 2. Д. 9. Л. 38—41.
[28] Там же. Оп. 12. Д. 272. Л. 24—24 об.
[29] Там же. Д. 444. Л. 158—160.
[30] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 14. Л. 22.
[31] ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 12. Д. 444. Л. 160—162.
[32] Там же. Л. 164—166.
[33] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 14. Л. 22 об.
[34] Там же. Д. 105. Л. 1—2.
[35] ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 2. Д. 27. Л. 24—25; Д. 41. Л. 36.
[36] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 5. Л. 16.
[37] ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 12. Д. 216. Л. 70.
[38] Алещенко Н.М. Московский Совет в 1917—1941 гг. М., 1976. С. 68.
[39] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 7.
[40] ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 12. Д. 214. Л. 79; ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 8.
[41] Там же. Д. 445. Л.15 об.
[42] Петров Б.Д., Потулов Б.М. Н.А. Семашко. М. 1974. С. 62, 63.
[43] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 5 об.
[44] Там же. Д. 14. Л. 79 об., 80 об., 81, 87, 88.
[45] Русские ведомости. 1917. 25 мая.
[46] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 14. Л. 55 об., 84, 92.
[47] Там же. Д. 8. Л. 3 об., 6 об., 10 об.; Д. 14. Л. 38.
[48] Там же. Д. 8. Л. 4, 9 об., 16; Д. 14. Л. 41; ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 2. Д. 51. Л. 5.
[49] Там же Д. 26. Л. 24—25.
[50] Там же. Д. 52. Л. 86, 92.