Начало Руси: юбилейная дата и исторические реалии
Автор
Горский Антон Анатольевич
Аннотация
Статья посвящена генезису русской государственности. Возникновение государства Русь рассматривается как процесс, основные черты которого были предопределены славянским расселением по Восточноевропейской равнине и эволюцией восточнославянского общества. Среди вех на пути государствообразования важное место занимают события 1150-летней давности — приход на Север Восточной Европы варяжского князя Рюрика. Именно его преемники сумели объединить все восточнославянские политические образования под единой властью, что привело к формированию крупнейшего в средневековой Европе государства.
Ключевые слова
Русь, образование государства, славяне, варяги, Рюрик
Шкала времени – век
XI X
Библиографическое описание:
Горский А.А. Начало Руси: юбилейная дата и исторические реалии // Труды Института российской истории. Вып. 10 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. Ю.А. Петров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М., 2012. С. 9-18.
Текст статьи
[9]
А.А. Горский
НАЧАЛО РУСИ: ЮБИЛЕЙНАЯ ДАТА И ИСТОРИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ
2012 год отмечен сразу несколькими юбилейными датами. Среди них 200-летие Отечественной войны 1812 г., 400-летие освобождения Москвы от интервентов в ходе Смутного времени. К 2012 году относится и юбилей, в официальных документах определенный как 1150-летие российской государственности.
Когда предметом празднование становятся события, как в первых двух случаях, датировать их обычно не представляет сложности. Иное дело, если речь идет об исторических процессах, к каковым относится возникновение государственности. Здесь любая точная дата будет условной, всего лишь маркирующей более или менее важное опять-таки событие, оказавшее воздействие на процесс политогенеза. Что касается начала русской государственности[1], то дат, связанных с теми или иными событиями на пути государствообразования, может быть отмечено несколько.
Самая ранняя из них — 839 год. Под этой датой франкские Бертинские анналы сообщают, что ко двору императора франков Людовика Благочестивого прибыло посольство от византийского императора Феофила, а с ним — люди, пришедшие ранее послами в Константинополь от «хакана» (chacanus) народа (gens) «Рос» (Rhos). Выяснение личностей послов, предпринятое по инициативе Людовика, позволило устано[10]вить, что они являлись по происхождению «свеонами» (выходцами из Средней Швеции — Свеаланда)[2]. Таким образом, уже в конце 830-х годов фиксируется некое образование под именем «Русь»[3], чей правитель носил восточный по происхождению титул «хакан» (каган). Однако где располагалась эта Русь — остается неясным: источник не содержит данных о ее локализации. Исследователями предлагались в качестве возможного местонахождения и Среднее Поднепровье, и Поволховье (район будущего Новгорода), и Верхнее Поволжье[4]. Высказывались даже мнения, что посольство было отправлено из Скандинавии, или что каган, упоминаемый в источнике, — это правитель не Руси, а Хазарии (и, следовательно, речь идет не о политическом образовании под названием Русь, а об отдельных скандинавах, называвших себя русью и служивших хазарскому кагану). Две последние трактовки маловероятны[5], но в любом случае локализация Руси, упомянутой в Бертинских анналах, остается спорной; неизвестно и имя ее правителя. Тем не менее, 839 г. — это дата первого упоминания Руси в дошедших до нас источниках и свидетельство о дипломатических контактах этого политического образования с двумя крупнейшими европейскими государствами Раннего Средневековья — Византийской и Франкской империями.
Следующая дата — 860 год, когда войско руси (греч. ‘Ρως) на 200 судах совершило нападение на Константинополь — столицу Византийской империи. Это событие имеет точную датировку (июнь 860 г.), но, как и в случае с известием Бертинских анналов, неясна локализация того политического образования, из которого было совершено нападение. В качестве версий в историографии назывались Среднее Поднепровье, Поволховье, Северное Причерноморье. Высказывалась даже экзотическая точка зрения, что поход совершили норманны, пришедшие не с Севера, из Восточной Европы, а с Юга — из Средиземного моря[6]. Неизвестны и имена предводителей Руси[7]. Кроме того, военное нападение нет оснований расценивать как ключевое событие в процессе становления государственности, тем более, что это был не первый поход в византийские владения: «Житие Георгия Амастридского», созданное не позднее 842 г., говорит о нападениях русских на малоазийское побережье Империи[8].
Следующая дата — 862 (6370 от Сотворения Мира) год, под которым в «Повести временных лет» рассказывается о приглашении на княжение славянскими группировками Севера Восточной Европы — словенами и кривичами, а также их финноязычными соседями (чудью) «изза моря» варяга Рюрика. Минусом этой даты является ее неточность. Датировки событий IX столетия в «Повести временных лет», памятнике начала XII в., реконструировались летописцами с опорой на отрывочные данные, заимствованные из греческих хроник[9]. В предшество[11]вавшем «Повести временных лет» так называемом Начальном своде конца XI в., чей текст донесен Новгородской первой летописью младшего извода, о приходе Рюрика говорится под 6362 (854) г.[10] Вместе с тем, несомненно, что летописцы конца XI — начала XII в. отводили появлению в Восточной Европе Рюрика ключевое место в своем повествовании. С него брала начало династия, обладавшая в эпоху, когда работали авторы Начального свода и «Повести временных лет», монополией на власть на Руси. Согласно Начальному своду, со времен Рюрика и его братьев «прозвашася Русь», а по «Повести временных лет» именно Рюрик и пришедшие с ним варяги первоначально назывались русью, т.е. именно они принесли это название, ставшее затем наименованием народа и государства восточных славян, в Восточную Европу[11]. По версии Начального свода и одной из редакций «Повести временных лет», Рюрик сразу же становился князем в Новгороде, по версии другой редакции «Повести» он сначала садился на княжение в Ладоге, а через два года основывал Новгород и перебирался туда[12].
Наконец, завершает ряд 882 (6390) год — дата, под которой в «Повести временных лет» рассказывается о захвате преемником Рюрика Олегом Киева[13]. Эта дата так же искусственна, как и 862 год (Начальный свод о занятии Киева говорит под тем же 854 г., что и о призвании Рюрика[14]). Но само событие весьма существенно: в результате него были объединены два протогосударственных образования восточных славян — северное с центром в Новгороде и южное со столицей в Киеве; благодаря этому была создана своего рода ось государственной территории Руси, вытянутая с севера на юг по Восточноевропейской равнине, вдоль торгового пути «из варяг в греки».
В историографии дореволюционного периода главной вехой в процессе государствообразования на Руси считался 862 год. Именно в 1862 г. в стране отмечали 1000-летие России. Долгое время появление династии фактически приравнивалось к появлению государства. Однако со второй половины XIX столетия все более стало набирать силу представление, что корни государственности восходят к «дорюриковой» эпохе, к развитию местного славянского общества[15]. Такое представление еще более укрепилось в советский период, когда возникновение государства стали связывать с появлением деления общества на классы. Случившееся в 862, по «Повести временных лет», году стало рассматриваться как всего лишь эпизод в длительном процессе. В умалении значения этого события в историографии советской эпохи сыграл роль и тот факт, что рассмотрение проблемы возникновения русской государственности всегда было тесно увязано с дискуссией по т.н. «варяжскому вопросу». Со времени становления в России истории как науки (XVIII в.) шел спор о том, кем были летописные «варя[12]ги» — иноземцы «из-за моря», к которым принадлежал родоначальник древнерусской княжеской династии Рюрик. Тех, кто считал, что они были скандинавами («норманнами», по западноевропейской терминологии Раннего Средневековья), принято именовать «норманистами», тех, кто это отрицал — «антинорманистами». При этом среди «антинорманистов» были сторонники отождествления варягов с разными народами (западными славянами, финнами, балтами и т.д.)[16]. К концу XIX — началу XX в. дискуссия практически прекратилась. Причиной этого было, в первую очередь, накопление научных знаний, особенно в области археологии и лингвистики. К тому времени начались археологические исследования русских древностей, и они показали, что на территории Руси в конце IX—X в. присутствовали тяжеловооруженные воины скандинавского происхождения. Это коррелировало с известиями письменных источников, летописей, согласно которым иноземными воинами-дружинниками русских князей были варяги. С другой стороны, лингвистические изыскания установили скандинавскую природу имен первых русских князей (Рюрика, Олега, сына Рюрика Игоря, его жены Ольги) и многих лиц из их окружения первой половины X в. (упоминаемых в летописных текстах и во включенных в «Повесть временных лет» текстах договоров Олега и Игоря с Византией). Из этого естественно следовал вывод, что носители этих имен имели скандинавское, а не какое-то иное происхождение[17]. Тем не менее, в XX в. дискуссия по варяжскому вопросу продолжилась — но совсем в ином ключе. «Антинорманизм» советской историографии не имел ничего общего с прежним, дореволюционным антинорманизмом. Историки советской эпохи признавали, что варяги — это норманны, но отрицали тезис о создании ими Древнерусского государства (противостоя в этом как старым норманистам, так и старым антинорманистам). В таком контексте появление в Восточной Европе Рюрика рассматривалось как не слишком значительное событие. Как более важная обычно рассматривалась дата 882 год — объединение под единой властью Киева и Новгорода[18].
Что можно сказать о процессе образования государства на Руси и о месте в нем событий, датированных «Повестью временных лет» 862 годом, на современном этапе изучения?
Явлением, предопределившим основы и характер древнерусской государственности, стало заселение Восточноевропейской равнины славянами[19], которое являлось составной частью расселения славян в VI—VIII вв. на обширной территории Центральной, Юго-Восточной и Восточной Европы, в свою очередь представлявшего собой составную часть Великого переселения народов — грандиозного миграционного движения, охватившего Европу в I тыс. н.э. и полностью изменившего этническую и политическую карту континента. Сла[13]вянское расселение предопределило, во-первых, территориальные пределы распространения древнерусской государственности: государство Русь сложилось в основном на территории, колонизованной славянами в VI—VIII вв.[20], и только отчасти (на северо-востоке, в междуречье Оки и Волги) — на землях, где в IX—X столетиях еще преобладало дославянское, финно-угорское население (здесь славянская колонизация шла вместе с освоением территорий государственной властью). Во-вторых, именно расселение славян заложило главную экономическую основу древнерусской государственности — земледельческое хозяйство с преобладанием пашенного земледелия (дославянское население лесной зоны Восточной Европы — балты и финно-угры — занималось в основном охотой и рыболовством)[21]. Наконец, в славянском обществе сложились и политические предпосылки перехода к государственности.
Традиционная трактовка восточнославянского общества накануне образования государства как «племенного» не соответствует ни данным источников[22], ни современным научным представлениям о политогенезе. В последние полвека на основе изучения общественного устройства народов, сохранивших архаический общественный строй до Нового времени, этнологи пришли к выводу, что племя не перерастает в государство. Между племенным и государственным устройством существовала особая стадия. Ее принято обозначать английским словом chiefdom, что обычно переводится на русский язык как «вождество». При этом стадия вождеств подразделяется на несколько этапов: наиболее признано деление вождеств на простые и сложные. Главное отличие племени от вождества в том, что племя эгалитарно: в нем есть старейшины, но они не являются наследственной знатью. Напротив, вождество иерархично: в нем существуют знатные роды, в первую очередь род вождя. Главное отличие сложных вождеств от простых усматривают в том, что первые включают в себя подчиненные простые вождества, а у власти находится правящий клан. Именно от стадии вождеств следовал переход к государствообразованию[23]. У славян племенная структура была сломана в ходе Расселения VI—VIII вв. Славянские догосударственные общности раннего Средневековья были новообразованиями, сложившимися в результате миграций, и с точки зрения современных представлений о политогенезе являлись вождествами (причем в VIII—IX вв. преимущественно «сложными» вождествами)[24]. Византийцы, представители наиболее развитой государственности тех времен, подметили территориально-политический характер славянских группировок, и уже начиная с VII столетия именовали их преимущественно не терминами γένος и ἔθνος, указывающими на этническую общность, а термином, образованным от общеславянского самоназва[14]ния «словѣне» — «славинии» (Σκλαβηνία)[25]. Территориальный характер общностей восточных славян не остался без внимания и у древнерусского летописца начала XII в. — автора «Повести временных лет». Он отметил наличие в восточнославянских группировках наследственных «княжений»[26]; слово «княжение» есть точный древнерусский эквивалент англ. chiefdom— «вождество», то есть древнерусский книжник определил устройство восточнославянских догосударственных общностей тем же понятием, что ныне вошло в обиход современных исследователей, только восемью с половиной веками раньше…
Как можно оценить роль в образовании государства Русь норманнов?
Не вызывает серьезных сомнений, что скандинавское происхождение имела древнерусская княжеская династия, что норманны и их потомки составили заметную часть дружинного окружения первых русских князей, т.е. сыграли серьезную роль в формировании общественной элиты Древнерусского государства. Что касается степени влияния норманнов на темпы и характер формирования русской государственности, то для ее выяснения в первую очередь необходимо сопоставить хронологию и особенности государствообразования на Руси и у западных славян и посмотреть, не было ли в формировании Древнерусского государства специфических черт, которые могут быть связаны с воздействием варягов.
Ранее Руси, в первой половине IX в., возникло первое западнославянское государство — Великая Моравия, погибшее в результате нашествия венгров в начале X столетия. Западнославянские государства, сохранившие независимость, — Чехия и Польша, — складывались одновременно с Русью, в течение IX—X вв. Говорить об «ускорении» норманнами процесса государствообразования на Руси, следовательно, оснований нет. Сходны были и характерные черты в формировании Древнерусского и западнославянских государств. И на Руси, и в Моравии, и в Чехии, и в Польше ядром государственной территории становилась одна из «славиний», а соседние постепенно вовлекались в зависимость от ее правителей. Во всех названных странах основной «государствообразующей» силой была княжеская дружина. Везде (кроме Моравии) наблюдается смена старых укрепленных поселений (градов) новыми, служившими опорой государственной власти[27]. Таким образом, нет следов воздействия норманнов и на характер государствообразования. Причина здесь в том, что скандинавы находились на том же уровне политического и социального развития, что и славяне (у них в IX—X столетиях также шли процессы формирования государств), и сравнительно легко включались в процессы, шедшие на восточнославянских землях.
Все же существует одна черта в складывании Древнерусского государства, которую можно связать с ролью варягов. Это объединение [15] всех восточных славян в одном государстве. Данный факт, обычно воспринимаемый как само собой разумеющийся, в действительности является уникальным: ведь объединения в одном государстве не произошло ни у западных, ни у южных славян. И у славян восточных для IX столетия можно говорить о нескольких центрах потенциального государствообразования: в Среднем Поднепровье (у полян), на севере Восточной Европы (у словен и их соседей), в землях северян, древлян, волынян, прикарпатских хорватов. Развитие вполне могло пойти таким образом, что на Восточноевропейской равнине образовалось бы и существовало несколько государственных образований (собственно, позже, с XII в., такая полицентричная система государств здесь сформировалась и просуществовала несколько столетий).
В этом свете роль Рюрика и пришедшего с ним контингента выглядит более существенной, чем это обычно представлялось историографии прошлого столетия (хотя, конечно, ее нет оснований рассматривать как исключительную, что делалось в XVIII — первой половине XIX в.). Именно Рюрик и его преемники с их дружинами производили объединение «славиний» Восточной Европы (и некоторых неславянских общностей) под единой властью. Варяги, приходившие в Восточную Европу ранее, ограничивались установлением контроля над отдельными участками торговых путей: на Севере — в Поволховье и Верхнем Поволжье, на Юге — в земле полян (летописные Аскольд и Дир)[28]. Рюрик после своего прихода установил на Севере Восточноевропейской равнины более масштабную систему власти, в которой появился такой важный элемент (получивший развитие при последующих русских князьях), как управление территориями не через посредство местных правителей, а путем назначения наместников[29] (в современной политической антропологии это признается одним из признаков перехода от «вождества» к государству). Олег объединил северные территории словен, кривичей и их финноязычных соседей с политическим образованием в Среднем Поднепровье и сделал данниками ряд «славиний» Юга Восточной Европы (древлян, северян, радимичей)[30]. Сменивший его Игорь еще более расширил подвластную Киеву территорию на Юге[31]. Позже Ольга непосредственно подчинила Киеву землю древлян[32], Святослав покорил вятичей[33], а Владимир к концу X столетия стал управлять всей Русью через наместников (сыновей), что знаменовало собой завершение формирования государственной территориии[34].
Таким образом, объединение действительно осуществляли норманны по происхождению, но не любые, а варяжские князья, и тоже не всякие, а Рюрик и его преемники при помощи своих дружинных контингентов. Норманны, появлявшиеся на Руси в эпоху после прихода [16] Рюрика, в течение X столетия, играли уже совершенно другую роль. Это были отряды викингов, нанимавшиеся русскими князьями для внешних войн. Часть таких варягов погибала в походах, часть возвращалась на родину[35], часть оседала на Руси, пополняя дружинный слой. Ничего принципиально «государствообразующего» эти варяги внести не могли, поскольку деятельность их была подчинена интересам русских князей.
С чем была связана особая роль варяжского контингента во главе с Рюриком и его потомков в установлении той масштабной системы властвования в Восточной Европе, которая сложилась в течение конца IX—X в., — особый вопрос. Есть основания для предположения, что Рюрик и его люди были группировкой норманнов, ранее пребывавшей на территории Франкской империи Каролингов, и, следовательно, хорошо знакомой с развитой системой государственного управления[36]. Но в любом случае появление Рюрика и его дружины в Восточной Европе стало событием, многое предопределившим в ее судьбе.
[16-18] СНОСКИ оригинального текста
[1] Термин «русский» здесь и ниже употребляется в «средневековом» смысле (=восточнославянский).
[2] Annales Bertiniani. Hannoverae, 1883. P. 19—20.
[3] Rhos является латинской передачей византийской транскрипции названия «Русь» — ‘Ρως.
[4] См.: Петрухин В.Я. Варяги и хазары в истории Руси // Этнографическое обозрение. 1993. № 6; Прицак О. Походження Русi. Київ, 1997 С. 99; Франклин С., Шепард Дж. Начало Руси, 750—1250. М., 2000. С. 55—68; Zukerman C. Deux étapes de la formation de l’ancien État russe // Les centres proto-urbains russes entre Scandinavie, Byzance et Orient. Paris, 2000. P. 95—114; Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XII в.). СПб., 2000. С. 42—43; Schramm G. Altrusslands Anfang. Freiburg, 2002. S. 182—185.
[5] См.: Коновалова И.Г. О возможных источниках заимствования титула «каган» в Древней Руси // Славяне и их соседи. М., 2001. Вып. 10: Славяне и кочевой мир. С. 113—115.
[6] Источники и обзор мнений см.: Кузенков П.В. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение руси в средневековых письменных источниках // Древнейшие государства Восточной Европы, 2000 г. М., 2003.
[7] «Повесть временных лет» (начало XII в.) приписывает руководство похода киевским князьям Аскольду и Диру, но их упоминание является домыслом летописца, будучи вставкой в текст о нападении, взятый из византийских хроник (Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). М., 1997. Т. 1: Лаврентьевская летопись. Стб. 21—22). В более раннем летописном памятнике, т.н. Начальном своде конца XI в., имена предводителей еще не названы (см.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 105).
[8] См.: Бибиков М.В. Byzantinorossica: свод византийских свидетельств о Руси. М., 2009. II. С. 135—137.
[9] См.: Лурье Я.С. Россия Древняя и Россия Новая. СПб., 1997. С. 56—99.
[10] Новгородская первая летопись … С. 105—106.
[11] См.: Новгородская первая летопись … С. 106; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 19—20; Горский А.А. Русь: от славянского Расселения до Московского царства. М., 2004. С. 38—42.
[12] Новгородская первая летопись … С. 106; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 20; М., 2001. Т. 2: Ипатьевская летопись. Стб. 14 («ладожская» версия).
[13] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 22—24.
[14] Новгородская первая летопись … С. 107.
[15] См., напр.: Ключевский В.О. Соч. М., 1987. Т. 1. С. 143—162.
[16] См. об этом: Шаскольский И.П. Антинорманизм и его судьбы // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1983. Вып. 7: Проблемы историографии.
[17] В последнее время предпринимаются попытки реанимации «старого антинорманизма» — тезиса, что варяги не были норманнами (см.: Сборник Русского исторического общества. М., 2003. Т. 8 (156)). Между тем, в течение XX столетия был накоплен значительный материал (в первую очередь, археологический), оставляющий ныне намного меньше сомнений в тождестве варягов и норманнов, чем на рубеже XIX—XX вв. (а точнее, не оставляющий никаких сомнений). На территории Руси зафиксированы многочисленные погребения конца IX — X в., захороненные в которых люди были выходцами из Скандинавии (об этом говорит сходство погребального обряда и инвентаря с теми, которые известны из раскопок в самих скандинавских странах). Они обнаружены и на Севере Руси (район Поволховья — Приладожья), и на Верхнем Днепре (район Смоленска), и в Среднем Поднепровье (район Киева и Чернигова), т.е. там, где располагались главные центры формирующегося государства. По своему социальному статусу эти люди были в значительной своей части знатными воинами, дружинниками (См.: Древняя Русь: город, замок, село. М., 1985. С. 391—393, 405—407; Мурашева В.В. «Путь из ободрит в греки…»: археологический комментарий по варяжскому вопросу // Российская история. 2009. № 4.). Чтобы отрицать в такой ситуации «норманство» летописных варягов (а летописи этим термином — «варяги» — именуют как раз дружинников иноземного происхождения), надо допускать невероятное: что о воинах — выходцах из Скандинавии, от которых остались археологические свидетельства их пребывания в Восточной Европе, письменные источники умолчали, и наоборот — те иноземные дружинники (нескандинавы), которые в летописях упоминаются под именем «варягов», почему-то не оставили следов в материалах археологии.
[18] См., напр.: Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 450—454.
[19] См. о нем: Седов В.В. Восточные славяне в VI—XIII вв. М., 1982; Его же. Славяне в раннем Средневековье. М., 1995; Его же. Славяне: историкоархеологическое исследование. М., 2002.
[20] Ранее VI столетия славяне обитали, по-видимому, только на юго-западе будущей территории Руси — между Средним Днепром и Восточным Прикарпатьем.
[21] См.: Древняя Русь: город, замок, село. С. 219—242.
[22] Восточнославянские догосударственные общности (поляне, древляне, дреговичи, вятичи и др.) ни в одном источнике ни разу не именуются «племенами». Тем не менее историографическая традиция применения к ним этого термина столь устойчива, что порой сбивает с толку даже специалистов. Так, недавно А.П.Толочко всерьез рассуждал о том, что автор «Повести временных лет» из всех терминов, обозначавших в древнерусском языке этнические общности, выбрал слово племя и «последовательно» (!) применял его к общностям восточных славян (Tolochko O.P. The Primary Chronicle’s “Ethnography” Revisted: Slavs and Varangians in the Middle Dnieper Region and the Origin of the Rus’ State // Franks, Northmen, and Slavs: Identities and State Formation in Early Medieval Europe. Brepols, 2008. P. 170—172, 179). А ведь для того, чтобы убедиться в обратном, достаточно обратиться к тексту источника: в нем эти группировки не обозначаются ни как «племена», ни через какой-либо иной terminus technicus.
[23] См.: Альтернативные пути к цивилизации. М., 2000.
[24] См.: Буданова В.П., Горский А.А., Ермолова И.Е. Великое переселение народов: этнополитические и социальные аспекты. М., 1999. С. 160—177; Горский А.А. Русь ... С. 10—14; Его же. К вопросу об уровне развития восточнославянского общества накануне образования государства Русь // Восточная Европа в древности и средневековье: ранние государства Европы и Азии: проблемы политогенеза. XXIII Чтения памяти В.Т. Пашуто. М., 2011.
[25] См.: Литаврин Г.Г. Славинии VII—IX вв. — социально-политические организации славян // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1984. Этот термин прилагался к группировкам не только балканских славян, но также западных и восточных. Так, император Византии Константин VII Багрянородный в своем трактате «Об управлении империей» (середина X в.), говоря о зависимых от киевских князей восточнославянских группировках, определяет их как «Славинии вервианов, другувитов, кривичей, севериев» (т.е. древлян, дреговичей, кривичей и северян, см.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 44, 45, 50, 51; ср. у него же употребление того же понятия применительно к общностям западных славян: Там же. С. 107—109).
[26] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 10: «И по сихъ братьи (после братьев Кия, Щека и Хорива, основателей Киева. — А.Г.) держати почаша родъ ихъ княженье в поляхъ, а в деревляхъ свое, а дреговичи свое, а словѣни свое в Новѣгородѣ, а другое на Полотѣ, иже полочане».
[27] См.: Štěpánek M. Opevněné siliště 8—12 století ve strědní Europě. Praha, 1965; Łowmiański H. Początki Polski. Warszawa, 1970. T. 4. S. 445—493; Warszawa, 1973. T. 5. S. 310—504; Флоря Б.Н. Формирование чешской раннефеодальной государственности и судьбы самосознания племен Чешской долины // Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981. С. 108—111, 117—119; Его же. Государственная собственность и централизованная эксплуатация в западнославянских странах в эпоху раннего феодализма // Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии: проблемы феодальной государственной собственности и государственноцй эксплуатации (ранний и развитой феодализм). М., 1988; Раткош П. Великая Моравия — территория и общество // Великая Моравия, ее историческое и культурное значение. М., 1985. С. 81—89; Тржештик Д. Среднеевропейская модель государства периода раннего средневековья // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987; Жемличка П., Марсина Р. Возникновение и развитие раннефеодальных централизованных монархий в Центральной Европе (Чехия, Польша, Венгрия) // Раннефеодальные государства и народности (южные и западные славяне VI—XII вв. ). М., 1991; Горский А.А. Русь ... С. 46—48, 87—94, 108—111.
[28] Новгородская первая летопись … С. 106; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 19—21.
[29] Новгородская первая летопись … С. 106; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 20.
[30] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 23, 24.
[31] Новгородская первая летопись … С. 109—110; Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 44, 45, 50, 51, 156, 157.
[32] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 54—60.
[33] Там же. Стб. 65.
[34] Там же. Стб. 81—84, 121; см. также: Горский А.А. Русь ... С. 58—76.
[35] См.: Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. М., 1985.
[36] См.: Горский А.А. Русь «от рода франков» // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2008. № 2 (32); Его же. Начало Руси: славяно-варяжская дилемма? // Родина. 2009. № 9. В современной историографии все более обращается внимание на важность воздействия Франкской империи и государств — ее наследников на процессы образования государств у скандинавов и славян, см.: Franks, Northmen, and Slavs: Identities and State Formation in Early Medieval Europe. Brepols, 2008.