Забытый полководец забытой войны (генерал от кавалерии П.А.Плеве в Первой мировой войне)

Автор
Олейников Алексей Владимирович

Аннотация

Статья раскрывает главные вехи биографии и деятельности как командарма генерала П.А. Плеве (1850—1916), блестящего такти­ка, мастера маневра и флангового удара, представителя плеяды та­лантливых отечественных полководцев Первой мировой войны 1914— 1918 гг. На основе новых архивных материалов автор рассматривает участие Плеве в таких решающих сражениях войны, как Галицийская битва, Лодзинская операция, Проснышское сражение, бои в Прибал­тике, показывает особенности его военного искусства.

Ключевые слова
биография, стратегия, тактика, маневр, флан­говый удар, военное искусство, участие в боях

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Олейников А.В. Забытый полководец забытой войны (генерал от кавалерии П.А.Плеве в Первой мировой войне) // Труды Института российской истории. Вып. 9 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М.; Тула, 2010. С. 130-159.

Текст статьи

[130]

А.В. Олейников

ЗАБЫТЫЙ ПОЛКОВОДЕЦ ЗАБЫТОЙ ВОЙНЫ

(генерал от кавалерии П.А. Плеве в Первой мировой войне)

           Имя генерала от кавалерии Павла Адамовича Плеве, предста­вителя плеяды талантливых отечественных полководцев Первой мировой войны 1914—1918 гг., почти незнакомо современному читателю. Между тем ратный труд Плеве заслуживает всесторон­него внимания. Именно ведомые им войска противостояли само­му сильному участнику Четверного союза — германской армии — и боролись против него с завидным успехом. Блестящий тактик, Плеве был приверженцем энергичных действий, мастером манев­ра и флангового удара, более того, стал по сути дела «палочкой- выручалочкой» русского фронта: для выправления критической ситуации его неизменно посылали в самые горячие точки.

           Павел Адамович Плеве родился 30 мая 1850 г.[*] в семье дворян Петербургской губернии евангелическо-реформаторского вероис­поведания, образование получил в Варшавской классической гимназии. В 1868 г. он поступил в Николаевское кавалерийское училище и в 1870 г. закончил его по 1-му разряду с занесением на [131] мраморную доску[1]. В том же году Плеве был произведен в офице­ры (корнеты) и выпущен в лейб-гвардии Уланский его величества полк. В 1874 г. получил чин поручика и поступил в Николаевскую академию Генерального штаба, которую окончил в 1877 г., также по 1-му разряду. В этом же году за отличия в учебе он был про­изведен в штаб-ротмистры. В качестве обер-офицера участвовал в Русско-турецкой войне 1877—1878 гг. За отличия в боях с турками 23 февраля 1878 г. Плеве наградили орденом Св. Анны 3 степени с мечами и бантом.

           После войны до 1889 г. Плеве служил в Болгарии в должности штаб-офицера для поручений при штабе командующего оккупа­ционными войсками княжества Болгарского, руководил отделе­нием Военного министерства княжества. Был штаб-офицером для поручений при военном министре. 15 ноября 1879 г. «в награду отличного мужества и храбрости, оказанных в разновременных делах с турками» награжден орденом Св. Станислава 2 степени с мечами. В 1879 г. он становится подполковником. Служба в Бол­гарии приводит его в члены Главного военного суда — начальника софийского военного отдела. С 19 августа по июль 1881 г. он осу­ществлял цензовое командование 2-м эскадроном лейб-гвардии Кирасирского его величества полка[2].

           С 1880 по 1889 г. Плеве служил на различных командных и штабных должностях: штаб-офицером для поручений при штабе Казанского военного округа; при Главном штабе; в составе эк­заменационной комиссии Офицерской кавалерийской школы; штаб-офицером — заведующим обучающимися в Николаевской академии Генерального штаба офицерами; правителем дел Акаде­мии; временно командовал лейб-гвардии Кирасирским его вели­чества полком. В 1882 г. Плеве произведен в полковники. Являлся Плеве и автором военно-научных работ. Так, в 1889 г. вышли в свет его «Очерки из истории конницы», предназначавшиеся для юн­керов старшего класса Николаевского кавалерийского училища. Он охватывал развитие конницы с древности до Русско-турецкой войны 1877—78 гг. включительно и являлся добротным исследо­ванием по проблеме. С 26 декабря 1890 г. Плеве стал командиром 12-го драгунского Мариупольского полка, с 27 января 1893 г. — за­нял пост окружного генерал-квартирмейстера штаба Виленского военного округа с присвоением чина генерал-майора[3]. В новой должности Плеве детально ознакомился с будущим театром воен­ных действий, осуществив инспекционные поездки в Ковенскую и Осовецкую крепости, под Гродно, руководил поездкой офицеров Генерального штаба под Ригу и Сувалки. Иногда Плеве исполнял и должность начальника окружного штаба[4].

           [132] С 23 июня 1895 г. генерал становится начальником Николаев­ского кавалерийского училища. С 30 июня 1899 г. — начальником 2-й кавалерийской дивизии с зачислением в списки Генерального штаба по кавалерии. 1 января 1901 г. Плеве произвели в генерал- лейтенанты[5], а с 20 ноября 1901 г. он — начальник войскового шта­ба войска Донского. С началом волнений в Царстве Польском 7 марта 1905 г. был назначен комендантом Варшавской крепости, а вскоре, 4 июля, был переведен на пост командира 13-го армейско­го корпуса. К этому времени, кроме наград за боевые отличия, он был награжден орденами Св. Анны 2 и 1 степеней, Св. Станисла­ва 1 степени, Св. Владимира 4 и 3 степеней, а также французским орденом Почетного легиона (Командорский крест), румынским Орденом короны (Большой крест) и медалями[6].

           С 1906 г. Плеве — помощник командующего войсками уже зна­комого по прежней службе Виленского военного округа. А 6 дека­бря 1907 г. произведен в полные генералы — генералы от кавалерии. С 17 марта 1909 г. он занял ответственный пост командующего во­йсками Московского военного округа. К 1914 г. за его плечами был пятилетний опыт руководства войсками округа: Плеве сумел под­готовить вверенные ему соединения к предстоящим боям и войти во все стороны их жизни. Будущий полководец прошел службу в сгрою, познал культуру штабной работы, преодолев все ступеньки военной карьеры, характеризовался всегда исключительно поло­жительно, «беспорочно».

           НАЧАЛО ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. ГАЛИЦИЙСКАЯ БИТВА

           В ходе мобилизации, объявленной с началом Первой мировой войны, на базе управления Московского военного округа в ию­ле 1914 г. началось формирование 5-й армии под командованием Плеве. Ей предстояло войти в состав Юго-Западного фронта, со­средоточить главные силы в районе Ковель-Холм-Брест-Литовск и участвовать в одном из грандиознейших сражений той войны Га­лицийской битве. Штаб нового оперативного объединения снача­ла находился в Москве, затем в Брест-Литовске и Холме[7].

           Русская Ставка Верховного главнокомандующего получила от своей агентуры план развертывания австро-венгерских войск в Галиции (разработанный еще в 1912 г.), на основе которого спла­нировала против них следующую операцию. Предполагалось, что две группы армий Юго-Западного фронта (северный фас — 4-я и 5-я армии, южный — 3-я и 8-я) фронтальным движением по [133] сходящимся направлениям выйдут на фланги неприятеля и со­мнут их, отрежут его корпуса от рек Сан и Днестр и уничтожат. Но австро-венгерское командование вовремя вскрыло утечку ин­формации и развернуло свои войска на 100 км западнее, чем на­мечало первоначально. В результате русское наступление началось на пустое пространство. Вверенные генералу силы и средства 5-й армии оказались в несколько худшем положении по сравнению с другими армиями Юго-Западного фронта (для ее первоочередных частей запас продуктов питания был всего на 9 дней)[8].

           Главным «оппонентом» 5-й армии Плеве была 4-я австро­венгерская под командованием генерала пехоты М. Ауффенберга, к которой с 11 августа присоединилась группа эрцгерцога, генера­ла пехоты Иосифа-Фердинанда. В целом противник значительно превосходил 5-ю армию в живой силе и в артиллерии. В начале ав­густа армия Плеве начала наступать на участке Мосциска-Львов для содействия выполнению задачи, возложенной на соседнюю 4-ю армию. Но из-за поражения последней под Красником глав­нокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал от ар­тиллерии Н.И. Иванов с целью оказания помощи ее левому флангу приказал 5-й армии повернуть на запад[9] (прежним курсом был юг), чем поставил Плеве в крайне неблагоприятное положение. Факти­чески 5-я армия должна была выполнять две задачи, разделив свои силы на две части. В результате к вероятному полю сражения они подошли отдельными друг от друга на расстояние одного перехо­да, растянувшись на 100—110 км. Левый же фланг армии открылся. Его обеспечение возлагалось на 3-ю армию генерала от инфанте­рии Н.В. Рузского, но она пока была значительно южнее.

           13 августа правое крыло 5-й армии столкнулось с наступав­шим левым 4-й австро-венгерской (вскоре к последней подошли часть сил 1-й и группа эрцгерцога Иосифа-Фердинанда). Произо­шедшее между ними сражение получило название Томашевского. Потери армии Плеве в Томашевском сражении составили менее 30 тыс. человек (в том числе 10 тыс. пленными, в основном из со­става фланговых корпусов), а «победоносных» австро-венгерских войск — 40 тыс. человек (половина из них — пленные). Окружение, задуманное австро-венгерским командованием, превратилось в тривиальное оттеснение, полученный же результат оказался не­адекватным понесенным потерям. Итог сражения свидетельствует о более грамотном руководстве войсками со стороны командо­вания 5-й русской армии. А самое главное, эти события дали вы­игрыш времени, в чем огромная заслуга командарма.

           Началась вторая фаза Галицийской битвы — Городское сраже­ние. 26—27 августа эти тяжелые бои закончились русской победой [134] благодаря смелому маневру Плеве. Сформированный им свод­ный кавалерийский корпус ринулся в тыл 4-й австро-венгерской армии, у Красноброда и Фрамполя, внес беспорядок в тылы не­приятеля, разгромив обозы и части прикрытия, затем в помощь 3-й армии Рузского содействовал разгрому группы эрцгерцога Иосифа-Фердинанда. Кроме того, две группы корпусов коман­дарм направил, чтобы они вклинились Между группой эрцгерцога Иосифа-Фердинанда и 4-й австро-венгерской армией. Таким об­разом, 5-я армия двумя своими частями выполняла разные задачи: правой содействовала 4-й армии, левой — 3-й.

           Выход сил Плеве на пути, идущие на Фрамполь в обход правого фланга и в тыл 1-й австро-венгерской армии, мог повлечь за собой настолько тяжелые для врага последствия, что его командование сочло за благо прекратить бои и отойти за реку Сан.

           Начавшееся общее наступление Юго-Западного фронта, а так­же крупные силы 5-й армии Плеве, сосредоточенные в тылу армии Ауффенберга, сломали неприятеля. С 30 августа началось его об­щее отступление. Итогом всей операции русских войск 21—30 ав­густа стал разгром 1-й австро-венгерской армии и группы эрцгер­цога Иосифа-Фердинанда, отступление под угрозой окружения 4, 3 и 2-й австро-венгерских армий. В этом была огромная заслуга Плеве и его стойкой армии. В Городском сражении она сыграла роль «свободной силы»: парировать действия 5-й армии, уже за­писанной австро-венгерским командованием в разряд разгром­ленных, противнику было нечем, что и решило во многом успех сражения. Маневр Плеве двумя группами корпусов разорвал связ­ность австрийского построения и сорвал замыслы противника, в частности попытку группы Иосифа-Фердинанда поддержать пра­вый фланг 1-й австро-венгерской армии.

           В тяжелейшей, почти безнадежной обстановке, как в развер­тывании, так и в численности войск, Плеве не растерялся, сумев переломить ход событий в свою пользу. Волевой и энергичный генерал не снимал руку с «пульса» боев, решительно реагировал на стремительно менявшуюся обстановку: «Ген. Яковлеву (генерал от инфантерии П.П. Яковлев, командир 17-го армейского корпу­са — А.О.). 16.08.1914 г. Горбатовский и Литвинов (генерал от кава­лерии А.И. Литвинов — командир 5-го армейского корпуса — А.О.) одержали успех севернее Томашева, взято нами много пленных, несколько знамен, орудий; предписываю Вам во что бы то ни ста­ло отбросить австрийцев для завершения удачной операции. Вы­жидательные действия неуместны, требуются решительные. До­носите чаще. Ген. Плеве»[10]. Требование к корпусным командирам действовать во фланг и тыл противника содержат и многие другие [135] документы за его подписью периода Галицийской битвы. Верный глазомер Плеве в Томашевском сражении отмечает видный воен­ный историк Н.Н. Головин[11].

           За успешные действия своих войск Плеве 18 сентября 1914 г. получил орден Святого Георгия 4 степени — высшую военную на­граду России.

           Плеве, один из первых полководцев в этой войне, нашел гра­мотное применение коннице: образовал сводный кавалерийский корпус, нанес им удар в тыл 4-й австро-венгерской армии, ис­пользовал казачьи дивизии для обеспечения благополучного от­хода войск после Томашевского сражения. Именно эти дивизии в конечном результате не допустили полного окружения пехоты и обеспечили выход центральной группировки армии из тяжело­го боя. Ряд приказов командарма требовал более активного ис­пользования конницы командирами корпусов в общевойсковом бою. Именно кавалерийская разведка вскрыла изменение плана сосредоточения австрийских войск по сравнению с добытым на­шей разведкой. Ряд важнейших решений, в том числе и по вопро­су помощи 4-й армии, Плеве осуществил, отталкиваясь от этой информации.

           Грамотно взаимодействовал полководец и с соседними армия­ми, мгновенно ориентируясь в быстроменяющейся обстановке. Однако соседи не всегда приходили на помощь 5-й армии, неред­ко даже игнорируя распоряжение командования фронтом. Так, 15 и 17 августа лишь энергичная деятельность Плеве и стойкость его корпусов предотвратили разгром 5-й армии. Действия же ее войск 26—27 августа осуществлялись прежде всего именно в интересах соседей, что иллюстрирует высоконравственную позицию гене­рала, думавшего не о личных интересах, а прежде всего об успехе общей фронтовой операции.

           Плеве требовал постоянно поддерживать связь, подробно ин­формировать его обо всех событиях. Но связь нередко прерыва­лась, донесения запаздывали. Темп же развития боевых действий ускорялся, напряжение усиливалось, и командующий стал рассы­лать доверенных лиц на наиболее ответственные участки сраже­ния. Задачей их было, не мешая командирам управлять войсками, постоянно информировать штаб армии обо всех интересующих его деталях, в том числе таких важнейших показателях успеха действий войск, как количество потерь, захваченных пленных и трофеев. Ради достижения успеха Плеве иногда сосредоточивал несколько корпусов в руках наиболее талантливого командира корпуса. Так, 15 августа он объединил действия 19, 5 и 17-го ар­мейских корпусов, поставив им задачу после разгрома противника [136] у Томашева наступать на северо-запад — на Замостье и Щебрежин для удара во фланг и тыл неприятеля, действующего против 25-го армейского корпуса и 4-й армии. Командующим южной группой командарм назначил командира 17-го армейского корпуса генера­ла от инфантерии П.П. Яковлева. Но такой шаг не дал ожидаемых результатов, и к вечеру 17 августа Плеве снова взял на себя непо­средственное командование корпусами.

           Корпуса, вверенные Плеве, сумели выскользнуть из окруже­ния только благодаря полководческому искусству командарма. Отвод 5-й армии возвратил ей свободу маневра, позволил приве­сти в порядок потрепанные части и соединения, чтобы вернуться к активным действиям. Избежать катастрофы на северном фасе Галицийской битвы удалось во многом именно за счет грамот­ных действий Плеве, ставших классикой отечественной военно­исторической науки.

           Участник Галицийской битвы генерал-лейтенант Я.К. Цихович (в то время полковник, командир 26-го Сибирского стрелкового полка) весьма точно подметил: «Упорство наших войск на фронте в связи с обходом левого фланга австрийцев 21-м корпусом и глу­боким движением в тыл австрийцам двух корпусов 5-й армии при­вело к отступлению неприятеля. Таким образом 5-я армия помогла одной половиной своих сил 4-й и 9-й армиям и другой половиной — 3-й и 8-й армиям, применяя маневр глубокого движения обеими своими половинами в эксцентрических направлениях. Хотя таким образом операция 5 армии развивалась в двух направлениях, но была объединена одной мыслью командарма»[12].

           Генерал Н.Н. Головин называл Плеве «выдающимся коман­дующим армией». Весьма метко он подметил такую его черту, как справедливое признание заслуг подчиненных: «Генерал Плеве преклонялся перед доблестью и решительностью, проявленными генералом Горбатовским в Томашевском сражении, и был преис­полнен благодарности по отношению к нему, что и выразил ему лично на свидании со всеми командирами корпусов, в первых чис­лах сентября в районе Цешанува перед движением армии к Сану». При этом Головин отмечал, что «велика была и заслуга самого ко­мандующего 5-й армией генерала Плеве»[13].

           ЛОДЗИНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

           Ярко проявился полководческий талант Павла Адамовича и в Лодзинской операции. В первых числах октября 1914 г. его армия вышла на рубеж Вислы между 2-й и 4-й армиями и 11 октября фор­сировала р. Равка.

           [137] При разработке плана крупномасштабной операции на русско- германском участке Восточноевропейского театра военных дей­ствий наше командование исходило из выгодного расположения своих войск в Польше и из того, что 9-я армия противника, потер­пев крупное поражение в результате Варшавско-Ивангородской операции, отошла к границам Германии. Предполагалось круп­ными силами вторгнуться в Силезию с последующим ударом на Берлин.

           Русская группировка включала (с севера на юг) 2-ю и 5-ю ар­мии Северо-Западного фронта, 4-ю и 9-ю армии Юго-Западного фронта. 10-я и 13-я армии в Восточной Пруссии, 3-я и 8-я в Га­лиции должны были содействовать главному удару. К началу опе­рации ударная группировка русских войск состояла из 1, 2 и 5-й армий Северо-Западного фронта (впоследствии ответственного за осуществление Лодзинской операции). Вытянувшись в линию на громадном фронте, они не имели армейских и фронтовых ре­зервов для развития успеха или парирования неожиданных ударов противника.

           Командование противника не имело четкого плана, войска были истощены непрерывными боями. Однако начальник шта­ба Главнокомандующего Восточным фронтом генерал-лейтенант Э. Людендорф отлично знал: самый лучший способ сорвать вра­жеское наступление — самому нанести удар в другом месте. Немцы перехватывали русские радиограммы, что давало им возможность, по словам генерал-полковника Э. фон Фалькенгайна (с 1915 г. ге­нерал пехоты, начальник полевого Генерального штаба — факти­чески Главнокомандующий германской армией), «с начала войны на Востоке до половины 1915 г. точно следить за движением не­приятеля с недели на неделю и даже зачастую со дня на день и при­нимать соответствующие противомеры»[14].

           Осуществив перегруппировку войск, германское командова­ние образовало Восточный фронт (командующий генерал пехоты П. Гинденбург, Э. Людендорф — начальник штаба), включавший 8-ю (командующий генерал пехоты О. фон Белов) и 9-ю армии (генерал кавалерии А. фон Макензен). Операция планировалась совместно с австро-венгерским главнокомандованием. 9-я армия должна была нанести глубокий удар во фланг и тыл русским 2-й и 5-й (в полосе между линиями железных дорог Тори-Лович и Лодзь- Лович) с перспективой окружения, в связи с чем перебрасывалась из Калишско-ченстоховского района к Торну. Позиции в районе Ченстохова были заняты войсками немецкого Бреславльского корпуса и 1-й австро-венгерской армии. Для усиления основной ударной силы — 9-й армии — перед началом операции с Западного [138] (французского) фронта прибыли 1-й и 3-й кавалерийские корпуса, из состава 8-й армии — 1-й и 25-й резервные.

           Обе противоборствующие стороны ставили перед собой на­ступательные цели, но немцы в отсутствие ясного плана явно им­провизировали, надеясь сорвать русское наступление. И действи­тельно, внезапный удар Макензена на Кутно 29 октября спутал карты нашего командования. Первыми двинулись в бой головные дивизии германских корпусов, поддерживаемые тяжелой артилле­рией и бронемашинами. 29—30 октября после тяжелых боев нем­цы отбросили 5-й Сибирский армейский корпус (левый фланг 1-й армии). В ряде мест его части под давлением превосходящих сил противника отошли на вторые позиции, хотя нигде не позво­лили ему обойти фланги или прорвать боевой порядок. Попытка неприятеля сходу окружить корпус не удалась. С арьергардными боями он отошел под натиском трех германских. С помощью по­дошедшего к нему на помощь 6-го Сибирского армейского кор­пуса обстановку удалось стабилизировать. Гинденбург требовал от 9-й армии более энергичных действий. Внезапно Макензен нанес сильный удар корпусами в правый фланг 2-й русской армии — по позициям 2-го армейского корпуса. Его части продержались сут­ки, затем отошли на Кутно. В этот момент обстановка еще более осложнилась — были оголены фланг и тыл 2-й русской армии, ра­зорвана связь в 1-й. Немцы приступили к окружению 2-й армии. Гинденбург стремился охватить ее с обоих флангов и сомкнуть кольцо окружения в районе Лодзи. В это время 5-я армия Плеве начала двигаться на север. 4-я и 9-я атаковали, согласно прежне­му плану, в Ченстоховском направлении. Только 2 ноября коман­дование Северо-Западного фронта, поняв тяжесть обстановки в районе Лодзи, приостановило наступление 5, 4, 9-й армий, начав перегруппировку сил для противостояния 9-й германской армии. 5 ноября для обеих сторон сложилась весьма напряженная об­становка. 5-я армия, развернувшись на фронте Пабиянце, Ласк, стремительно перешла в наступление левым крылом, остановила продвижение двух немецких корпусов, нанеся им большие потери. К вечеру 6 ноября у русских оказалось прочное положение в цен­тре, на левом фланге и угрожающее на правом фланге 2-й армии, куда все глубже вклинивалась обходящая группа генерала пехоты Р. фон Шеффера-Бояделя.

           В этих условиях командующие 2-й и 5-й русскими армиями — генерал от кавалерии С.М. Шейдеман и П.А. Плеве, обсудив соз­давшееся положение, решили 6 ноября перейти в наступление все­ми наличными силами и остановить неприятеля. Немцы к этому времени фактически охватили 2-ю армию полукольцом. Однако [139] дальнейшие успехи германцев были приостановлены подходящи­ми частями 5-й армии. 2-я армия тогда переживала жесточайший кризис, и 7 ноября Плеве поручили общее руководство войсками 5-й и 2-й армий[15]. 8 ноября немцы прорвались на южную окраину Лодзи. Но город остался в руках русских благодаря активным дей­ствиям 5-й армии и лично Плеве, которому хватило двух дней для стабилизации обстановки. Правый фланг 9-й германской армии и приданные ей корпуса, которым поручалось замкнуть кольцо окружения, наступать уже не могли: они сами с трудом отбивались от атак армии Плеве.

           Гинденбург и 8 ноября продолжал надеяться, что русские не выдержат и начнут наконец отходить от Лодзи. Однако Плеве в этот день тоже приказал обеим своим армиям наступать по всему фронту, не давая германским флангам сомкнуться к югу от Лодзи. С утра 8 ноября завязалось ожесточенное сражение на левом кры­ле 5-й армии. Положение группы Шеффера-Бояделя к концу дня оказалось тяжелым.

           Гинденбург и Макензен 9 ноября предприняли последнюю по­пытку окружить русских под Лодзью. Наше командование в это время тоже оценивало обстановку как благоприятную для даль­нейшего проведения операции (во многом благодаря тому, что 5-я армия парализовала южную «клешню» германского наступления). И Плеве на 9 ноября от вверенных ему армий требовал: от 5-й — удерживать свое положение, от 2-й — наступать правым флангом при поддержке частей 5-й против обходящей их группы Шеффера- Бояделя и тем самым совместно с наступающим Ловичским отря­дом окружить ее. В итоге воля и энергия Плеве взяли верх над на­пором Гинденбурга и Макензена.

           В результате всех усилий к 9 ноября, отбив атаки противни­ка, Плеве окружил группу Шеффера-Бояделя. Этот день стал переломным для Лодзинского сражения. Ловичский отряд, дви­гаясь навстречу наступающим 5-й и 2-й армиям, сумел восста­новить с ними связь. Получился как бы «слоеный пирог»: группа Шеффера-Бояделя, взявшая в полукольцо 2-ю армию, сама попала в окружение. Когда утром 11 ноября немцы перехватили русскую радиограмму о подготовке эшелонов для эвакуации германских пленных, напряженное состояние германского командования до­стигло предела.

           Плеве уже не сомневался в полной победе. Однако «помощь» остаткам четырех германских дивизий неожиданно пришла со сто­роны командования нашего Северо-Западного фронта: Н.В. Руз­ский, не разобравшись в обстановке, предписал 1, 2 и 5-й арми­ям отход[16]. Несмотря на протесты Плеве, главнокомандующий [140] фронтом настоял на своем. Его распоряжение в дальнейшем Ставка отменила, но время было упущено и блокирующие части не усилены. Группа Шеффера-Бояделя в ночном бою 11 ноября прорвала позиции 6-й Сибирской стрелковой дивизии и соедини­лась с главными германскими силами. Преследование не только группы Шеффера-Бояделя, но и германских войск, отходящих по фронту русских армий, также не было организовано, несмотря на отправленную Рузскому телеграмму Плеве: «Войска противника истомлены как большими переходами, так и голодовкой, а сверх того наступили морозы. При таких условиях немедленное и без­остановочное преследование может дать самые решительные ре­зультаты»[17].

           12 ноября 2-я и 5-я русские армии перешли в наступление и че­рез три дня достигли фронта Стрыков-Шадек. Во второй половине ноября неприятелю пришлось перебросить с западноевропейского театра военных действий еще четыре армейских корпуса. Тяжесть обстановки и активность русских армий вынуждали Гинденбурга вводить эти соединения в дело несогласованно и разновременно. Таким образом, силы целой германской армии, способные приве­сти к значительным оперативным результатам, будь они введены в дело сразу на одном участке, растрачивались на сдерживание на­пора наших войск.

           Тем не менее в силу изменившейся общей обстановки и под напором свежих соединений противника наши войска были вы­нуждены осуществить общее отступление. 5-я армия начала отхо­дить 18 ноября. И несмотря на то что 21 ноября ею «все атаки нем­цев отбиты, и положение упрочивалось»[18], 23 ноября пришлось оставить Лодзь. Плеве же в телеграмме от 19 ноября предлагал Рузскому закрепиться на занятых рубежах и повременить с отхо­дом: «...войска прочно окопались, продолжают еще усиливаться, положение вполне для нас благоприятное, настроение войск впол­не бодрое. По отзывам многих начальников, они и вверенные им войска крайне огорчены предстоящим отходом; полагаю, со своей стороны, что войска 5-й и 2-й армий, оставаясь на линии занима­емых укрепленных позиций, могли бы успешно удерживаться на них до получения возможности перейти в наступление, отход же их при теперешней близости противника представит чрезвычай­ные трудности, не говоря о неблагоприятном впечатлении на силу духа»[19]. В итоге Лодзинской операции, длившейся с 29 октября по 6 декабря 1914 г., группировка Плеве нанесла значительный урон противнику.

           Тем не менее попытка немцев повторить самсоновский «Тан­ненберг» провалилась. Как писал впоследствии Людендорф, [141] «крупная оперативная цель — уничтожить русских в излучине Вислы — не была достигнута»[20]. Этот вывод подтверждает генерал- квартирмейстер штаба главнокомандующего Восточного фронта подполковник М. Гофман: «Мы избежали большой беды, но на­мечавшийся крупный успех не был достигнут»[21]. Вместо окруже­ния наших войск под Лодзью противнику пришлось спасать свои корпуса.

           Лишь благоприятное для немцев стечение обстоятельств по­зволило им создать угрозу тылу 2-й русской армии. Наше коман­дование не имело такого важного козыря, как знание неприя­тельских планов, довольствуясь данными армейской разведки и, естественно, действовало более осторожно. Несмотря на это, Плеве нашел правильные контрмеры и поставил 9-ю германскую армию в тяжелое положение. Гинденбург и Людендорф были уве­рены, что русские не выдержат угрозы обхода фланга и начнут от­ходить. Но Плеве ответил на нее угрозой окружения левого крыла противника.

           Создавшуюся ситуацию Гофман характеризовал следующим образом: «Вместо ожидавшегося большого успеха мы потерпели чувствительную неудачу. Между левым крылом войск [генера­ла артиллерии Ф. фон] Шольца и войсками, проникшими в тыл неприятеля, связь внезапно оборвалась. В образовавшийся про­межуток продвинулись русские силы... Конница Рихтгофена бы­ла отброшена частями 5-й русской армии, подошедшими с юга на поддержку [2-й русской] армии [генерала от кавалерии С.М.] Шейдемана. 25-й резервный корпус, 3-я гвардейская дивизия и конница Рихтгофена были отрезаны и окружены русскими»[22]. Не­верный расчет германского командования стоил ему тяжелых по­терь и разгрома группы генерала Шеффера-Бояделя.

           Но и русское командование не осуществило свой замысел глубокого вторжения в Германию. По вине руководства Северо- западным фронтом была упущена возможность взять реванш за поражение в Восточно-Прусской операции. Подчеркнем: в отно­шении военного искусства Лодзинская опереция — одна из наи­более сложных в Первую мировую войну. Достаточно сказать, что такого количества глубоких обходов и окружений до этого не на­блюдалось. Именно в таких намеренных действиях проявилось оперативное мастерство Плеве, позволившее предотвратить ката­строфу «в форме Седана», вырвав у немцев, казалось бы, уже га­рантированную победу.

           В тактическом плане генерал вновь показал себя как сторонник маневра, активных действий, в том числе на флангах. Важное зна­чение имела и переброска 1-го кавалерийского корпуса генерал- лейтенанта А.В. Новикова с левого фланга 5-й армии на правый [142] фланг 2-й. Корпуса армий Плеве уступом выходили за свободные фланги и, огибая обходящие войска противника, не допуска­ли смыкания кольца окружения. Генерал решительно парировал атаки немцев, более того, они вынуждены были сами переходить к обороне или даже отступать, неся большие потери. Интересно мнение о Плеве генерал-майора Нокса (представителя британской армии при русском командовании) — оно же дает и психологиче­ский портрет полководца: «Успешность задуманного плана зави­села от толкового его выполнения Реннекампфом, командующим 1-й армией, и Плеве, командующим 5-й армией. Эти два человека, которые, как и Шейдеман, командующий 2-й армией, принадле­жали к давно обрусевшим фамилиям германского происхождения, совершенно не походили друг на друга. ...Плеве в Москве имел ре­путацию человека, слишком погруженного в подробности, дета­ли, педанта. За исключением своих ближайших сотрудников он не был популярен из-за своей любви к точности и аккуратности, да и сам не искал популярности. ...Плеве... работал в полном согла­сии со своим блестящим начальником штаба г. Миллером. Ренне­кампф, может быть, сделался бы Мюратом, родись он сотней лет раньше, на посту же командующего армией в двадцатом столетии он был анахронизмом и прямой опасностью для этой армии. Пле­ве принадлежал больше к школе Мольтке и обладал логическим умом и железной волей. Не удивительно поэтому, что именно Пле­ве со своей 5-й армией спас 2-ю от надвигавшейся катастрофы... Несколькими месяцами позже поклонники Плеве из штаба 5-й армии любили рассказывать, как на походе к нему подскакал офи­цер, ординарец от Шейдемана, и взволнованно воскликнул: «Ва­ше пр-во, 2-я армия окружена и принуждена сдаваться!». Плеве в продолжение одной-двух секунд молча смотрел на молодого че­ловека из под своих густых, нависших бровей и затем сказал: «Вы прибыли, мой милый, играть трагедию или с докладом? Если у вас есть донесение, то доложите его начальнику штаба, но помните, не разыгрывать трагедий, а то я посажу вас под арест»[23].

           Плеве еще раз подтвердил свою репутацию полководца, вою­ющего не числом, а умением: его армия к началу операции была самой малочисленной в составе фронта, что не помешало ей сы­грать ключевую роль в сражении. Действия его были высоко оце­нены как русскими военачальниками, так и противником. Так, генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Ю.Н. Данилов охарактеризовал его как че­ловека «с верным военным пониманием и солдатским сердцем», а его действия назвал «единственно возможными»[24] в сложившейся [143] ситуации. Генерал-лейтенант Э. Людендорф впоследствии от­мечал: «25-й резервный корпус с находившимися при нем частя­ми был отрезан и атакован с юга частями 5-й русской армии»[25]. А генерал-полковник Э. фон Фалькенгайн также заметил приме­нительно к Лодзинскому сражению: «Очень скоро в Польше стало ясно, насколько неприятельское командование успело подучиться с начала августа»[26].

           Отдала должное действиям талантливого полководца и отече­ственная военно-историческая наука. Г. К. Корольков, говоря о на­метившемся 4 ноября окружении 2-й русской армии, отмечал: под Лодзью сравнительно с августом имела место существенная разни­ца, в том числе и потому, что слева «теперь была 5-я армия»... Пле­ве удивительно верно оценил обстановку и стремился оттеснить противника дальше на запад, так как только этим в полной мере обеспечивался фланг 2-й армии. Такое постоянное стремление не останавливало от занятия широких позиций, получавшиеся раз­рывы фронта не пугали, так как подвижность войск гарантировала своевременность противодействия вторжения в такой прорыв...»[27] Когда выяснилась возможность окружения (группы Шеффера- Бояделя. — А.О.), то один Плеве задался этой целью, но его рас­поряжения или опаздывали, или просто не выполнялись, как это было в 1-м корпусе»[28]. Д.Н. Рыбин также подчеркивает: «5-я рус­ская армия, как железный клин, врезалась заходящими флангами немцев и не позволила им сомкнуться»[29]. Участник Лодзинского сражения полковник Ф. Новицкий, крайне негативно отзываясь в своих воспоминаниях о русском высшем командном составе, тем не менее характеризует Плеве как человека «очень твердого, прямолинейного и упрямого»[30] и называет его автором плана окру­жения немцев. А.А. Керсновский отмечает: «Стойкость и энергия командовавшего 5-й армией генерала Плеве предотвратили ката­строфу, и немцы из обходящих сами оказались обойденными»[31].

           Полководец заслужил славу мастера кризисных ситуаций, о котором вспоминали в тяжелой оперативной обстановке. Дирек­тивы генерала пронизаны требованиями «держать связь», «энер­гично атаковать», «активно применять конницу», «энергично на­ступать», «действовать самым решительным образом». Именно его действиям Лодзь обязана спасением, а Шеффер-Боядель — котлом. Плеве прекрасно понимал: только нерешительность, неумение ориентироваться в быстро меняющейся обстановке современной войны, невладение ситуацией командования фронта не позволи­ли тактическому успеху перерасти в оперативный, а возможно, и в стратегический[32].

           [144] ПРАСНЫШСКОЕ СРАЖЕНИЕ. ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1915 г.

           Германское командование, планируя на начало 1915 г. осу­ществление «стратегических Канн» (удары на флангах Восточного фронта — Восточная Пруссия — Карпаты), провело в Восточной Пруссии Августовскую (26 января — 8 февраля) операцию, по сути точную копию Лодзинской. И хотя противник не сумел достичь окружения с последующим уничтожением 10-й русской армии, все же оттеснил ее к рубежу рек Неман-Бобр, окружив ее 20-й ар­мейский корпус.

           Проведение Праснышской операции, начавшейся 17 февраля, было обусловлено следующим. Во-первых, для русского командо­вания остро стоял вопрос о стабилизации положения своего театра военных действий на северо-западе. Для реализации этой важной задачи на Ломжинском направлении была сформирована 12-я ар­мия, руководство которой поручили Плеве.

           На новую армию возлагалось «наступление в Восточную Прус­сию на Ортельсбург, Вилленберг, Нейденбург, Сольдау и далее пря­мо на север, так как вторжение в пределы Пруссии в этом направ­лении, несомненно, болезненно отзовется в Германии и, по всем вероятиям, может вызвать оттяжку германских сил с левого берега Вислы и может быть из района 10-й армии»[33]. По свидетельству генерал-квартирмейстера штаба Ставки Ю.Н. Данилова, Плеве вместе с его начальником штаба генерал-лейтенантом Е.К. Мил­лером Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич «считал наиболее подготовленными для выполнения задуманной операции»[34].

           Вскоре немецкое командование решило нанести удар на Сед­лец (через Прасныш) для совместного с австрийцами (действу­ющими со стороны Карпат) отсечения т.н. «польского балкона» с окружением находящихся в нем русских войск. Для нанесения удара на Прасныш-Седлец и окружения русских в Польше немец­кое командование создало армейскую группу генерала артиллерии М. фон Гальвица в составе 8-й и 12-й армий, оснащенную тяжелой артиллерией.

           Операция развивалась в три этапа: германское наступление на Прасныш (7-11 февраля), контрудары 1-го и 2-го Сибирских ар­мейских корпусов (12-14 февраля) и общее наступление правого крыла Северо-Западного фронта (17 февраля — 17 марта). В тече­ние первого этапа германские войска первыми перешли к актив­ным действиям и после ожесточенных боев потеснили 1-ю рус­скую армию. 10 февраля германская дивизия генерала Веерница [145] продвинулась вперед левым флангом и вошла в соприкосновение с 1-м резервным корпусом и Воля Вержбовска, замкнув кольцо во­круг Прасныша. В этот же день противник силами двух корпусов атаковал город, овладел его южной окраиной и казармами в вос­точной части. Местный гарнизон — 63-я пехотная дивизия — упор­но оборонялся. Однако ввиду превосходства сил неприятеля утром 11 февраля Прасныш был сдан.

           Упорные бои по обороне города дали возможность 12-й армии Плеве более основательно подготовиться к предстоящему сраже­нию. На втором этапе операции ее 1-й и 2-й Сибирские временные корпуса сильным фланговым ударом нанесли поражение герман­ской ударной группировке и 14 февраля выбили ее из Прасныша.

           17 февраля (начало третьего этапа) 1, 10 и 12-я армии Северо- Западного фронта перешли в общее наступление. В ходе его груп­па Гальвица потерпела вторичное (в рамках одного сражения) по­ражение. Теперь задача русских войск заключалась «в нанесении сильных, но коротких ударов с преследованием лишь до границы, после чего армии Северо-Западного фронта должны занять поло­жение, выгодное для активного прикрытия подступов к Неману, Бобру и Нареву, удерживая в то же время ныне находящийся в на­шей власти плацдарм на левом берегу Вислы»[35]. Итог Прасныш­ской операции был весьма убедительным: до 14 тыс. пленных нем­цев и 58 орудий (этот «рекорд» был побит лишь французами более чем через полгода в наступлении в Шампани).

           Наши войска, прежде всего благодаря решительным действиям Плеве, одержали решительную победу над равноценным против­ником. Значение этого успеха трудно переоценить: в значительной мере были устранены последствия неудачного Августовского сра­жения, Плеве не дал уничтожить 10-ю армию генерала от инфан­терии Ф.В. Сиверса. Первоначальные успехи германцев в Авгу­стовской операции над армией Сиверса сменились их поражением от войск Плеве (не зря французы впоследствии именовали зимний Прасныш «русской Марной»).

           Необычайно важно и стратегическое значение операции: не­приятельский план удара на Седлец с северо-запада был сорван, успех русских войск в этом сражении наряду с другими факторами в значительной степени расстроил германский план весенней кам­пании 1915 г. Задуманные противником зимние «стратегические Канны» провалились. Генерал Э. фон Фалькенгайн впоследствии признавал: «Операции против обоих флангов русского фронта не оправдали возлагавшихся на них далеко устремленных ожида­ний». По его словам, «к середине марта союзники (германские и [146] австро-венгерские войска. — Прим. автора) вновь на всем Восточ­ном фронте были принуждены перейти к обороне»[36].

           Плеве в очередной раз подтвердил репутацию решительно­го военачальника. Директивы его традиционно выдержаны в активно-наступательном духе. Так, командир 2-го Сибирского ар­мейского корпуса генерал от инфантерии А.В. Сычевский получил от командарма 13 февраля указание «бить противника, преследо­вать его самым настойчивым, беспощадным образом, если можно, не выпускать его, а взять или уничтожить, вообще проявить край­нюю энергию... стараясь не выпустить отступающие от Прасныша части противника и захватить пути отступления его от Прасныша на северо-восток и север»[37].

           В тактическом аспекте командарм стремится осуществлять фланговые удары и атаковать коммуникации противника. Напри­мер, 11 февраля командир 2-го Сибирского корпуса получил от него приказ: «после переправы вашего корпуса через реку Оржиц целью действий должны быть не город Прасныш, а неприятель­ские войска, которые необходимо атаковать во фланг и тыл» (вы­делено автором). При этом указывалось: «необходимо захватить сообщения противника, отходящего на север и северо-восток»[38].

           Действия русского командования в операции, и прежде всего Плеве, заслужили высокую оценку как в отечественной военно­исторической науке, так и со стороны руководства противника. В качестве первого примера можно назвать высказывание извест­ного военного историка генерала от инфантерии А.М. Зайонч­ковского: «...в действиях западной группы русских войск можно отметить один положительный факт — это все большее и большее вкоренение в привычку частных начальников отвечать на удар контрударом. Праснышская операция является в этом отношении положительным образцом»[39]. Другой военный историк полковник А. Борисов писал: «...успех русских войск в этой операции наряду с другими факторами расстроил германский план весенней кам­пании 1915 г.»[40]. Праснышским боям посвящена и специальная запись в дневнике императора Николая II от 13 февраля 1915 г.: «На нашем Северо-Западном фронте, слава Богу, дела значитель­но поправились. От Ломжи до Прасныша идут успешные наступа­тельные бои; наши войска забрали порядочно пленных германцев, орудий и пулеметов»[41]. Германское же командование в лице Лю­дендорфа, не отрицая «энергичные контратаки» русских и «зна­чительные потери» своих войск, подчеркивало: «...наши войска получили от русских урок»[42]. Гофман также отметил факт охвата с фланга и обхода немцев со стороны русских под Праснышем[43]. Фалькенгайн говорил о том, что наступление армейской группы [147] Гальвица «так же мало продвинулось вперед, как малы были и все дальнейшие успехи на севере. Наоборот, русские своими контрата­ками в некоторых пунктах достигли перевеса»[44]. Словом, именно действия Плеве дали значительный тактический выигрыш русской армии и позволили в целом в неудачном для России 1915 г. сохра­нить на северо-западе стабильное и прочное положение.

           БОИ В ПРИБАЛТИКЕ. ВЕСНА - ОСЕНЬ 1915 г.

           Военные действия противника в Прибалтике в апреле изна­чально вытекали из общей установки — осуществлять демонстра­цию на других участках фронта с целью облегчения операции Ма­кензена у Горлице — глубокому прорыву русского фронта.

           Русское командование, уделяя главное внимание польско- карпатскому участку фронта, недооценивало прибалтийское на­правление, сосредоточив на нем явно недостаточное количество войск. Пока наши войска удерживали в своих руках, хотя бы ча­стично, территорию Восточной Пруссии, неприятель не способен был наступать в направлении среднего и нижнего течения Немана. Но в связи с отступлением после февральских боев 10-й русской армии к рекам Неману и Бобру противник получал возможность продвигаться не только к Ковно, но и в обход его с севера, со сто­роны Тильзита на Шавли. Именно поэтому данный район в тот момент имел огромную значимость для всего Северо-Западного фронта.

           Уже с начала апреля стало заметно усиление вражеских войск на линии Кенигсберг — Инстербург с выдвижением конницы к нижнему течению Немана. Германская демонстрация сил, начатая 14 апреля армейской группой Лауенштейна, неожиданно принесла успех: неприятель продвинулся глубоко в русский тыл и овладел Шавли. Оценив стратегическую важность этого театра военных действий, германское командование увеличило натиск. К 25 апре­ля противник овладел Южной Курляндией и взял Либаву, тем са­мым создав угрозу русским военно-морским силам на Балтике. В опасности оказалось и рижское направление. Расположенные здесь наши малочисленные войска отошли на Виндаву и Дубиссу.

           Для стабилизации обстановки в Прибалтику было переброше­но управление 12-й армии во главе с Плеве. Командование 12-й армии (вскоре переименованной в 5-ю), перебросив на этот тя­желый участок дополнительные силы, укрепило фронт, благода­ря чему удалось вернуть Шавли. Последний эпизод Людендорф [148] комментирует весьма ярко: «После жестоких боев мы останови­лись у берегов Дубиссы. Мы не могли долго удерживать Шавли и успели вывезти лишь часть богатых и столь важных для нас коже­венных запасов. Уже в мае нам пришлось отдать город противни­ку»[45].

           Теперь линия фронта от Немана до Балтийского побережья стала территорией ответственности 5-й армии Плеве с опорой на Ригу и Двинск. В мае-июне ее войска с переменным успехом вели бои местного значения с Неманской армией О. фон Белова. Гофман так отзывался об этих действиях: «...в тяжелых боях в тече­ние мая и июня нам удалось удержать линию р. Дубиссы и левое крыло линии р. Виндавы»[46]. В трудное для русской армии время не в последнюю очередь благодаря действиям Плеве обстановка во вверенной ему зоне ответственности оставалась стабильной, и это при относительной малочисленности армии (к началу июня состо­явшей лишь из трех армейских корпусов). Ее войска приостано­вили продвижение германцев в Прибалтике, что в сложившихся тяжелых условиях уже было немало.

           Неудачное развитие событий на Юго-Западном фронте (Гор­лицкий прорыв 19 апреля — 9 июня) наложило отпечаток на Северо-Западный. Противник осуществлял удары на севере (лет­нее Праснышское сражение) и юге (июньское наступление А. фон Макензена) под «основание» т.н. «польского балкона», делая по­следнюю попытку продвинуться к Седлецу.

           Этот общий план верховного германского командования в той или иной степени был сорван активными действиями русских войск под Праснышом, Томашевом и Красником. Но параллельно руководство Восточным фронтом проводило в жизнь собственный замысел — наступление силами 10-й армии в обход Ковно на Виль­но и Минск.

           Русское верховное командование могло противопоставить этим замыслам современный и организованный отход из Поль­ши, удерживание «оснований» «польского балкона», прочную оборону с элементами активности в Прибалтике. Реализации по­следней задачи способствовали действия армии Плеве на Митаво- Шавельском направлении. Командующий германской Неманской армией О. фон Белов видел задачу своих войск в овладении Поне­вежем — Шавли, затем Митавой и в продвижении до линии Ков­но — Двинск. Целью же 5-й армии Плеве было прикрытие путей на Митаву и Двинск, защита Ковно с севера. Причем район Шавли являлся центральным опорным пунктом, прикрывающим эти на­правления.

           Со стороны противника в Митавско-Шавельской опера­ции участвовала Неманская армия — около 120 тыс. человек при [149] 600 орудиях, с русской — 5-я армия — 107 тыс. человек при 365 ору­диях. Таким образом, германцы обладали общим превосходством в силах и подавляющим в артиллерии. К тому же весьма значитель­ной была протяженность фронта 5-й армии — до 250 км. В сло­жившихся условиях главной задачей, стоявшей перед Плеве, было не допустить прорыва фронта на северо-западе и прикрывать важ­нейшее рижское направление.

           Риго-Шавельская операция проходила с 1 июля по 7 августа. Противник атаковал Шавли (центр боевого порядка) 1-м резерв­ным корпусом, образовав на левом фланге ударную группу. Непри­ятель воспользовался тем, что части армии Плеве на этом участке были значительно слабее, создал здесь превосходство над проти­востоящими нашими силами, двукратное в пехоте и еще большее в артиллерии. Этот «боевой кулак» должен был, пройдя Митаву, окружить войска Плеве с севера, в то время как другая группа про­тивника — атаковать с юга.

           Действуя согласно своей концепции активной обороны, ко­мандарм решил нанести неприятелю фланговый удар со стороны Шавли силами 19-го армейского корпуса с приданными ему частя­ми. Но за время подготовки к этому маневру обстановка настолько изменилась, что полководец, почти никогда не отменявший свои решения, на этот раз поступил по-другому: путем перегруппиров­ки частей (создал две сильные группы — на правом фланге армии и в центре) замедлил продвижение обходящего крыла противника и усилил свои войска на опасном направлении, в результате перво­начальную атаку немцев на Митаву удалось отбить.

           Центральные корпуса армии Плеве стойко оборонялись, под Шавли шли упорные бои, но обозначился обход наших корпусов северной группой противника. Под напором его превосходящих сил правофланговые соединения 5-й армии отходили в восточном направлении. Неприятель планировал окружить центральные рус­ские дивизии северной и южной «клешнями». Разгадав замысел врага, Плеве вовремя вывел войска из намечавшегося котла.

           7 июля южная группа германцев, действуя встык между 5-й и 10-й армиями, форсировала Дубиссу, 8 июля овладела Шавлями, 12-го — Поневежем и обошла левое крыло 5-й армии. Армия Плеве отступила к Западной Двине на Ригу, Якобштадт и Двинск, при­крываясь конницей.

           В ходе операции русское командование маневрировало силами и средствами, наносило контрудары, однако перевес сил решил дело в пользу немцев. Но территориальные успехи не скрыли их главно­го проигрыша: попытка путем двойного охвата уничтожить 5-ю ар­мию не удалась. Плеве сделал все возможное при сложившейся [150] оперативной обстановке и наличных силах и средствах, он пред­почел сохранить войска, а не территорию.

           Так военный историк Г.К. Корольков справедливо отмечал: «...в этом решении Плеве идет против требований Ставки — удер­живать каждый аршин земли до последней крайности (это приве­ло ко многим излишним потерям без всякой пользы для дела) и этим показывает правильное понимание маневра. Для него разрыв фронта менее страшен, чем напрасная потеря живой силы, он ви­дел, что всякий разрыв может быть исправлен соответствующим маневром»[47]. И далее: «Недостаток сил и средств не позволял Пле­ве принять наступательный план и вырвать из рук противника инициативу, ему приходилось ограничиваться обороной. Однако, он не мог отказаться от активности и решил на удар противника отвечать ударом. Такой контрманевр является не только противо­действием воле противника, но выражает стремление оказать на нее давление и заставить его отказаться от удара»[48].

           В результате Митаво-Шавельского сражения, продолжавшего­ся более месяца и отличавшегося борьбой на широком фронте, обе стороны понесли большие потери, но основной цели — разгрома армии Плеве противник, несмотря на превосходство во всех от­ношениях, не достиг. Тем не менее германцы приобрели в При­балтике район для развертывания в перспективе операций страте­гического масштаба.

           С момента падения крепости Ковно и форсирования реки Не­ман путь на Вильно и Двинск оказался для врага открытым. 27 ав­густа германские войска перешли в наступление. Главный удар они нанесли в стык между 5-й армией Северного фронта и 10-й армией Западного фронта[†], создав для этого «ударный кулак» из двух ди­визий. 28 августа 10-я армия противника прорвала фронт у Ново­свенцян — между Вильно и Двинском, чтобы потом всей массой своей кавалерии обрушиться на тылы армий Западного фронта. Как пишет Гоштовт, «германские войска весь день сжимали сталь­ными клещами правый фланг 5-й и левый 10-й армии, отрывая их все дальше и дальше друг от друга»[49]. Между ними образовался 50-километровый разрыв, и 10-я германская армия двинулась на Вильно-Сморгонь, Неманская армия — на Двинск. 3 сентября был оставлен Вильно, и германская кавалерийская группа, прорвав наши позиции, вышла в тыл 10-й русской армии. Ударная груп­па фон Гарнье осуществила Свянцянский прорыв — последнюю маневренную операцию Первой мировой войны на восточном [151] фронте — в тыл русских армий Западного фронта. Впоследствии энергичными действиями русских войск прорыв удалось локали­зовать и закрыть, в чем большую роль сыграла деятельность Плеве по смыканию левого фланга 5-й армии с правым флангом 10-й. Уже к концу первых суток германского наступления Плеве, «поняв опасность прорыва немцев к линии Свянцяны-Двинск... пытается локализовать эти действия немцев соответствующим применени­ем своей стратегической кавалерии»[50]. Именно кавалерия 5-й ар­мии ликвидировала эту опасную брешь в нашей линии фронта.

           В ситуации выхода противника на наши коммуникации Плеве отвел левое крыло армии на Северную Двину, где в конце августа в районе Двинска остановил немецкое наступление. С падением крепости Ковно, где имелись огромные склады с оружием, аму­ницией и продовольствием, именно Двинск стал важным стра­тегическим центром обороны русских войск на северном крыле германского Восточного фронта. Первоначальная обстановка в районе этого города была крайне тяжелой. Германские части вы­шли на подступы к нему и пытались взять с ходу. Дополнительные проблемы возникали из-за малочисленности и усталости войск 5-й армии при растянутом фронте. Плеве 6 сентября докладывал главнокомандующему армиями Северного фронта Н.В. Рузскому: «Доношу Вам, что по занятии войсками Двинского района новых позиций после отхода их вчера 06.09 позиции эти оказываются слишком растянутыми, общая линия, за включением озер, не ме­нее 50 верст, она занята войсками в числе около 35000 штыков, не считая 3000 ополченцев. В моем резерве только два батальона Тен­гинского полка. Усиливаю его батальонами Кабардинского полка, которым, однако, нужно пройти около 35 верст. Плеве»[51].

           Двинск и его окраины непрерывно обстреливала немецкая тяжелая артиллерия. Осуществлялась эвакуация учреждений и предприятий, шел массовый исход местных жителей, в панике оставлявших жилье и имущество. Обозы и тыловые учреждения 5-й армии размещались за городом, который бомбила германская авиация. Одной из главных задач немецких летчиков было посеять панику и лишить войска возможности сопротивляться. Тем, кто был тогда рядом с Плеве, запомнились фраза: «Пока я в Двинске, ни шагу назад», его твердость и непоколебимость в принятии ре­шений по обороне города. Более того, в результате его активных действий произошел перелом в психологии защитников города и жителей. Ас прибытием резервов, зачастую вводимых в бой прямо с поезда (их столкновения с немцами нередко выливались в руко­пашные схватки), положение окончательно стабилизировалось.

           [152] Постепенно под Двинском удалось создать глубокоэшелони­рованную оборону, одну из самых мощных на всем русском фрон­те. Офицер 1-го Сумского гусарского полка В. Литтауэр увидел эти укрепленные позиции, когда в составе кавалерийского подразде­ления пришел сменить отводимую на отдых пехоту: «Траншеи... были глубокими, с большими блиндажами. В траншеях были уста­новлены артиллерийские орудия. Непосредственно за нами рас­полагалось тридцать два полевых орудия, а дальше тяжелая артил­лерия. Полевые орудия должны были открыть огонь сразу после телефонного звонка командира нашего полка с просьбой о помо­щи. Если бы этого оказалось недостаточно, то в ход пошла бы тя­желая артиллерия. До этого у нас никогда не было столь мощной поддержки»[52]. Действия русского командования в прибалтийских операциях противник оценивал как «искусные» и «активные». Вновь в должной мере проявил себя командарм Плеве. Останов­ку германского наступления в Курляндии он смог смело зачислить в свой актив. С момента его перевода в Прибалтику, как отме­чал генерал-квартирмейстер Ставки Ю.Н. Данилов, «управление войсками было упорядочено и дальнейшее распространение не­приятеля приостановлено»[53]. Относительно боев под Двинском официальная точка зрения русского командования была следую­щей: «Весь сентябрь прошел под Двинском почти в непрерывных боях. Дравшимся здесь нашим войскам при помощи удачного ма­неврирования удалось отстоять Двинские позиции, несмотря на сосредоточение перед ними больших сил германцев, получивших задачу взять город во что бы то ни стало... В неоднократных в те­чение ноября и декабря боевых столкновениях на Двинских пози­циях немцам ни разу не удалось добиться существенного успеха»[54].

           Германское командование также отдало должное русскому полководцу, стоявшему во главе 5-й армии. Людендорф в самом начале Митаво-Шавельской операции отметил искусный удар на Ошмяны, вынудивший отступить 6-ю немецкую резервную диви­зию (хотя русские не смогли использовать этот успех вследствие угрозы их правому флангу), долгие и ожесточенные бои за пред­мостные укрепления Двинска и Якобштадта. Гофман также под­твердил «энергичную оборону» русских в Митаво-Шавельской операции. А Фалькенгайн констатировал: «После достигнутого в начале июня успеха у Россиен на реке Дубиссе... [мы] рассчитыва­ли на большее»[55].

           Германское командование оценило значение удержания наши­ми войсками Двинска на фоне Виленской операции и сочло «не­обходимым усилить левое крыло 10-й армии, с одной стороны, для того, чтобы придать более размаха предполагаемому удару этого [153] крыла в юго-западном направлении, и с другой, чтобы располагать более сильными резервами на случай неприятельского перехода в контрнаступление со стороны Двинска». Важен был и сковыва­ющий эффект двинской позиции: по словам Фалькенгайна, «сня­тие дальнейших сил в настоящее время невозможно. Даже по от­битии атаки, оно может последовать лишь тогда, когда по взятии Сморгони и предмостного укрепления у Двинска достигнуто будет сокращение фронта»[56].

           Отечественные военные историки тоже отдали дань боевой де­ятельности Плеве в Прибалтике. И.И. Ростунов отмечает приме­нительно к Митаво-Шавельской операции: «Плеве, весьма здраво оценив обстановку, разгадал этот замысел (маневр двойного охва­та немцев. — А.О.). Он отдал приказ о немедленном отходе, чтобы вывести войска из-под ударов врага». И далее: русское командова­ние, «находясь в невыгодных условиях, сумело противопоставить врагу способ борьбы, приведший к срыву его намерений. Только генерал Плеве, которого Ставка считала одним из лучших коман­дующих армиями, в Риго-Шавельской операции проявил удиви­тельную настойчивость и требовательность»[57]. Т.К. Корольков, говоря об отходе 5-й армии в июле-августе 1915 г., подчеркивает: это «показывает гражданское мужество Плеве, так как мало было генералов, способных принять решение, идущее вразрез с требо­ваниями Ставки «ни шагу назад»[58].

           Обращает на себя внимание быстрота, с которой Плеве оце­нивал обстановку и принимал решения, что особенно важно при парировании ударов противника. Так, чтобы проанализировать донесения подчиненных, прийти к верному заключению о глав­ном ударе немцев в первый день сражения под Шавли (1 июля) и принять адекватные меры, генералу понадобилось всего три часа. Г.К. Корольков замечает: это «вполне выявляет его умение руково­дить боем... такая быстрая ориентировка в изменениях обстановки могла быть достигнута только при хорошо поставленной службе донесений и связи. В этом отношении Плеве проявлял удивитель­ную настойчивость и требовательность»[59].

           Войска 5-й армии, отходя с рубежа на рубеж, на отдельных участках осуществляли короткие, но энергичные (в стиле Плеве) контратаки. Командарм сохранил свои силы и вывел их из-под фланговых ударов превосходящих сил врага. Во время Митаво- Шавельской операции все действия Плеве отличались спокой­ствием и своевременной распорядительностью при правильном понимании обстановки. Во всем видно стремление противодей­ствовать противнику и сломить его волю. Особенно впечатляет стойкость и решительность генерала при сохранении Двинска и [154] двинского плацдарма: как истинный военачальник, он руковод­ствовался стратегическими соображениями и работал на перспек­тиву (этот район требовалось сохранить в расчете на будущее на­ступление). В тактическом же плане заметно умение командарма оперировать на флангах противника: удержать плацдарм на левом берегу реки у Двинска Плеве смог, действуя на флангах Неманской и 10-й германской армий. Следует упомянуть и о таланте Плеве- руководителя. Прослужив долгое время в строю и отлично зная солдатскую массу, он приложил все силы для поднятия боевого духа в войсках, особенно в кризисные моменты. Эту цель пресле­довали речи генерала перед прибывающими в Двинск резервами, использование военной музыки. Литтауэр упоминает даже прово­дившийся в Двинске парад, который принимал командующий 5-й армией[60]. Не пустив германцев в Двинск, Плеве во многом предот­вратил возможное неблагоприятное развитие оперативной обста­новки на русском театре военных действий, заложив фундамент для последующих операций. Двинский фронт в конфигурации, созданной Плеве, продержался 2,5 года — до февраля 1918 г.

           6 декабря 1915 г. Плеве сменил вновь заболевшего Рузского на посту главнокомандующего армиями Северного фронта, но, к не­счастью, ненадолго. По состоянию здоровья 10 февраля 1916 г. его освободили от командования, а 5 февраля назначили членом Го­сударственного совета. Умер Павел Адамович 28 марта в Москве.

           ЗАКЛЮЧЕНИЕ

           Хотя человеческие качества для полководца не главное, хоте­лось бы отметить следующее. Плеве был весьма скромен — почти не сохранилось его фотографий, он не любил публичных выступ­лений и пр. Избегал генерал внешнего блеска и эффекта, не мог, а может быть, не хотел заниматься «саморекламой»: когда почти все командармы — участники Галицийской битвы возглавили фронты, Плеве остался командармом. Но именно с ним связаны не только победы русского оружия, но и некоторые яркие страницы в обла­сти военного искусства. Так, уже не раз отмечалось, как грамотно и эффективно он применял конницу, пример тому — действия 5-й армии в Галицийской битве, Лодзинском сражении. В Митаво- Шавельской операции он организовал рейд в тыл германского за­слона перед Митавой, причем к 1-й кавалерийской дивизии при­дал для подкрепления полк пехоты. М. Позек, начальник штаба 1-го германского кавалерийского корпуса во время боев в Прибал­тике, в то время полковник, отметил успех вылазки: «Телефонная [155] сеть немцев была разрушена на большом протяжении по фронту и в глубину, а подвоз продовольствия к 2-й и 6-й кавалерийским дивизиям прерван на 24 часа»[61].

           Грамотно использовал полководец армейскую кавалерию и в начале сентября под Двинском, парируя движение сильной не­приятельской кавалерии с пехотой и артиллерией, двигающейся в охват с юга Двинских передовых позиций. Подобное новаторство генерала имело место во время войны, которая вообще привела к свертыванию кавалерии как одного из важнейших родов войск. Между тем Плеве, в отличие от многих военачальников (причем не только в русской армии), нашел ей место в новых условиях: действия крупных кавалерийских соединений на коммуникациях противника, прикрытие своих отходящих войск, выход на опера­тивный простор после прорыва неприятельского фронта, разведка.

           Показал себя генерал и сторонником борьбы за фланги. Ил­люстрацией этому служат действия его армии на второй фазе Га­лицийской битвы, в Лодзинской операции, Праснышском сраже­нии, боях в Прибалтике. Плеве учил и подчиненных действовать аналогичным образом. Например, в телеграмме командующему 4-й армией Эверту от 22 ноября 1914 г. он упоминает о приказе своему командиру корпуса генералу Горбатовскому атаковать про­тивника во фланг[62].

           Наиболее эффективными мерами срыва вражеских замыслов Плеве считал активные, энергичные действия, широкий маневр силами и средствами (поскольку быть сильным везде невозмож­но). Настойчивое преследование потерпевшего поражение про­тивника также характеризует Плеве как полководца. Вместе с тем он старался беречь по мере возможности войска, не ставя их на грань уничтожения, иллюстрацией чему служат действия коман­дарма после Томашевского сражения, в Митаво-Шавельской опе­рации. Однако это сочетается с упорством в необходимых случаях, как во время Томашевского сражения и обороны Двинска.

           Умело оперировал генерал с резервами, определял им место в общевойсковом бою. Еще не закончилась активная фаза Лодзин­ской битвы, как он начал формировать сильные армейские резер­вы во 2-й и 5-й армиях, не останавливаясь даже перед ротацией фронтовых частей[63]. А в Митаво-Шавельской операции генерал проводил перегруппировки в связи с изменением обстановки, и перемещаемые части своевременно перекрывали пути наступле­ния колонн противника.

           Приветствовал полководец и технические новинки, являясь сторонником современной войны. Речь идет прежде всего о зе­нитной артиллерии и броневиках. В конце зимней Праснышской [156] операции в распоряжение штаба 12-й армии (в Ломже) передали автомобильную батарею капитана В. В. Тарновского для стрельбы по самолетам противника. Плеве и его начальник штаба Е.К. Мил­лер посетили и подробно ознакомились со «свойствами батареи и предполагаемыми способами стрельбы»[64]. Именно командование 12-й армии высоко оценило первые успехи русских зенитчиков, наградив Тарновского орденом Святой Анны II степени, офицеров батареи штабс-капитанов Величко и Боровского — орденами Свя­той Анны III степени. Заслуженное поощрение на войне — вещь очень нужная, и этот факт придал дополнительную динамику раз­витию оружия. При организации воздушной обороны Двинска ге­нерал вновь привлек отлично зарекомендовавшую батарею.

           Использовал командарм и бронесилы. В Лодзинской операции «20 ноября 1-я автомобильная пулеметная рота была расставлена в засады по дорогам в прорыве между 5-й армией и левым флан­гом 19-го корпуса у Пабьяниц. На рассвете 21 ноября пятью бро­неавтомобилями были уничтожены два полка немецкой пехоты, прорвавшиеся в охват левого фланга 19-го корпуса, а автоматиче­ская пушка взорвала передок выезжавшей на позиции батареи»[65]. В феврале 1915 г. три атаки немцев в районе города Прасныша русская пехота отбила при поддержке броневиков. Они врывались в боевые порядки наступающей германской пехоты и в упор рас­стреливали ее, а при отступлении немцев содействовали развитию успеха, не давая врагу возможности остановиться и привести себя в порядок: «В ночь с 12 на 13 февраля 1915 г., в один день переки­нувшись из Старожеб через Пултуск под Прасныш, пройдя мар­шем 120 верст, отряд 1-й автопулеметной роты из 4 пулеметных и одного пушечного автомобиля ворвался на укрепленную позицию немцев у с. Добржанково. Потеряв три машины со всею прислу­гою, расстрелянными с 30 шагов, занял два моста, отрезав путь отступления немцев»[66]. В результате подошедшим 2-му и 3-му Си­бирским стрелковым полкам сдалась бригада немцев. Во всех слу­чаях речь идет не о новаторстве, а, что куда важнее, эффективном применении новых боевых средств. Аспект от действий бронетех­ники в Праснышской операции был настолько велик, что данный факт нашел специальное отражение в записях главы российского государства: «...очень помогли успеху автомобили с пушками и пу­леметами!»[67].

           Важно и то, что полководцу пришлось воевать с наиболее сильным в той войне противником — германской армией, в тя­желейших условиях местности, усиленных к тому же фортифика­ционными сооружениями. Уход Плеве с военной службы и без­временная кончина совпали с подготовкой крупномасштабных [157] русских наступательных операций 1916 г. Присутствие энергич­ного руководителя в период Брусиловского прорыва как мини­мум не позволило бы германцам привлечь части с других участков русско-германского фронта, а переброшенные из Франции — де­лить между зонами русской активности. Если тактика нескольких ударов в рамках одного фронта в 1916 г. принесла русской армии такой успех, то одновременные наступления по аналогичной схе­ме нескольких фронтов (а силы и средства вполне позволяли это сделать) могли привести к обрушению всего Восточного фронта.

           Честный, смелый и добросовестный солдат, с честью выходив­ший из самых сложных ситуаций, Павел Адамович Плеве оставил заметный след в истории Первой мировой войны. Современной войне, какой она уже являлась, требовались именно такие воена­чальники — не только грамотные, но и твердые, спокойные, ини­циативные.

           [157-159] СНОСКИ оригинального текста