Труды Института российской истории. Вып. 10 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. Ю.А. Петров, ред.-коорд. Е.Н. Рудая. М., 2012. 493 с. 31 п.л. 32, 8 уч.-изд. л. 500 экз.

О проекте Генерального плана развития народного хозяйства СССР на 1943–1957 гг.


Автор
Иголкин Александр Алексеевич (1951—2008)


Аннотация

На архивных материалах в статье анализируются этапы разработки Госпланом 15-летнего плана развития народного хозяйства, реальность плановых наметок по отраслям (тяжелой промышленности, товарам народного потребления, образования, жилищного строительства в го­роде и деревне).


Ключевые слова
план, базовые потребности, тяжелая промышлен­ность, культурно-бытовые аспекты


Шкала времени – век
XX


Библиографическое описание:
Иголкин А.А. О проекте Генерального плана развития народного хозяйства СССР на 1943–1957 гг. // Труды Института российской истории. Вып. 10 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. Ю.А.Петров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М., 2012. С. 204-220.


Текст статьи

 

[204]

А.А. Иголкин

О ПРОЕКТЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПЛАНА РАЗВИТИЯ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА СССР НА 1943–1957 ГГ.

 

           7 февраля 1941 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О двадцатилетии Госплана», в котором, в частности, говорилось: «Опубликовать в “Правде” сообщение о том, что Госплан СССР по поручению ЦК ВКП(б) и СНК СССР приступил к составлению ге­нерального хозяйственного плана на 15 лет»[1]. Такое сообщение, естественно, было вскоре опубликовано, и не только в «Правде». В журнале «Плановое хозяйство» № 3 за 1941 г. сообщалось: «Цен­тральный Комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР, исходя из решения ХVIII съезда ВКП(б), поручили Госплану СССР приступить к составлению генерального хозяйственного плана СССР на 15 лет, рассчитанного на решение задачи — перегнать глав­ные капиталистические страны в производстве на душу населения — чугуна, стали, топлива, электроэнергии, машин и других средств производства и предметов потребления»[2].

           Сообщение о разработке весной 1941 г. 15-летнего плана, рассчи­танного на длительное мирное развитие страны, не было дезинформа­цией, оно было призвано еще раз доказать: Советский Союз не хочет ввязываться в мировую войну. На составление проекта плана в Госпла­не были отвлечены большие ресурсы, работы велись в сверхнапряжен­ном темпе, и к поздней весне 1941 г. появились обширные документы, подготовленные различными отделами Госплана, иногда прошедшие согласование, а подчас и все еще противоречившие друг другу. Слож­ная предвоенная обстановка не позволила завершить работу над про­ектом.

           Почему в качестве начала 15-летнего плана взят 1943 год, станет понятно, если вспомнить, что третья пятилетка должна была завер[205]шиться к исходу 1942 г. И за точку отсчета новых плановых ориенти­ров чаще всего брались ожидаемые показатели за 1942 г., значитель­но более высокие, чем реальные за 1940 г. Во второй половине 1940 г. темп экономического развития СССР заметно ускорился, такая же динамика продолжалась и в 1941 г., поэтому, по мнению советских специалистов, можно было ожидать выполнения большинства пла­новых заданий, намеченных на 1942 г. Особенностью советского планирования был крайне неравномерный ввод готовых объектов, очень значительное их число намечалось к вводу именно на 1942 год, к исходу пятилетки.

           В Госплане уже был накоплен определенный опыт долгосрочно­го планирования. В начале 1941 г. в СССР разрабатывался третий по счету долгосрочный (перспективный) план — после ГОЭЛРО и от­вергнутого в самом начале 1930-х годов проекта пятнадцатилетнего плана[3]. Разработанный в период первой пятилетки под руководством Г.М. Кржижановского генеральный план был совершенно нереали­стичен, и от идеи долгосрочного планирования надолго отказались.

           Какой смысл был в работе по составлению 15-летнего плана на­кануне войны? Естественно, ни в каких документах ничего не гово­рилось о «сверхзадаче» плана, однако она была не столько экономи­ческой, сколько морально-психологической. Общество должно было увидеть возможное будущее, перспективы кардинального улучшения жизни, поверить в реальность этих перспектив, убедиться в том, что экономика Советского Союза служит интересам всего советского на­рода, а не достижению призрачной цели «мировой революции» или обеспечению паразитической жизни узкой группы элиты. Основной экономической задачей проекта плана стала установка «перегнать главные капиталистические страны в производстве на душу населе­ния чугуна, стали, топлива, электроэнергии, машин и других средств производства». По замыслу его разработчиков, выполнение плана должно было приблизить страну к коммунизму, но «полное преоб­разование социализма в коммунизм» лежало за рамками планового горизонта[4]. В соответствии с плановыми наметками всего за 15 лет и экономика, и общество должны были перейти на качественно иной уровень, еще не к коммунизму (все понимали, что его достижение нереально, во всяком случае, в близкой исторической перспективе, и задач перехода к коммунизму ни в каких вариантах проекта не ста­вилось), но к состоянию развитой индустриальной экономики, по основным базовым экономическим показателям — близкой к тому, что было в самых богатых странах Запада, и вместе с тем — иной. Это был Большой Проект альтернативной Западу модернизации (или важнейшая часть такого проекта) и гуманизации жизни всего [206] населения. Впервые в истории должно было появиться общество, где абсолютно все население имело бы приличное образование, ра­боту, сносное жилище, где никто не испытывал бы недоедания. Пер­вичные, базовые потребности предполагалось удовлетворить у всех социальных групп и создать возможности для личностного роста и такой социально-психологический климат, где развитие любого че­ловека становилось естественным. Между «иметь или быть» выбор однозначно делался в пользу «быть». Итак, обосновывался переход к принципиально новому состоянию страны, что должно было моби­лизовать «символические ресурсы» общества, подчеркнуть единство интересов всех групп населения СССР в условиях сложной между­народной обстановки и очень вероятной большой войны. Проект «прорыва в будущее» предполагал, что сначала следует дать описание реального состояния дел в экономике СССР, затем — желаемого со­стояния через 15 лет и показать механизм перехода от фактического состояния к будущему. Эти три компонента, в разной степени про­работанные, и содержались в документах Госплана.

           Открывался проект разделом «Итоги социалистического строи­тельства за двадцать пять лет», то есть с 1917 по 1942 г. Видимо, к это­му году намеревались завершить работу над проектом. Справедливо подчеркивалось, что за послереволюционный период в стране прои­зошли колоссальные изменения. Изложение начиналось с характери­стики технико-экономического уровня хозяйства дореволюционной России, причем сразу же — с состояния тяжелой промышленности: «Слабо развитая и плохо технически оснащенная тяжелая промыш­ленность России не могла сколько-нибудь уменьшить техническую отсталость народного хозяйства и обеспечить экономическую неза­висимость страны. Машиностроение и металлообработка составля­ли всего лишь 8,9% всей продукции промышленности, ввозом из-за границы покрывалось около 50% потребности в машинах и обору­довании, 20% каменного угля...»[5]. Тогда, в 1941 г., казалось важным акцентировать то обстоятельство, что царская Россия эксплуатиро­валась не только собственной элитой («помещиками и буржуазией»), но и Западом. «Иностранная буржуазия выколачивала из трудящихся масс России одних лишь процентов по иностранным займам около 700 млн золотых рублей ежегодно и не менее 200 млн рублей в виде прибылей на капиталы, вложенные в промышленные предприятия и банки»[6]. Цифры чуть «округлялись», но не фальсифицировались.

           Напоминается, какой была грамотность населения прежде и ко времени составления проекта; правда, чтобы изменения были более разительны, за точку отчета берется 1897 год (что можно было обосно­вать проведением переписи именно в том году): «Грамотность населе[207]ния в возрасте 9 лет и старше поднялась с 24% в 1897 г. и 50% в 1926 г. до 81,2% в 1939 г.»[7]. Уровень образования в обществе рассматривается как одна из важнейших его характеристик, и на будущие 15 лет имен­но в этой области будут намечены настоящие прорывы: советское об­разование должно было стать лучшим в мире. Оно и стало им — как раз к 1957 г., запуску первого советского спутника. Во всяком случае, к такому выводу пришел Конгресс США, выяснявший во второй по­ловине 1950-х годов причины успехов СССР в космосе.

           Чтобы показать итоги социалистического развития, сравнения идут преимущественно не с дореволюционным временем, а более поздним, кануном или самим началом периода индустриализации. Например, демонстрируется, как росло производство электроэ­нергии на душу населения в СССР и наиболее развитых странах Запада.

 

Среднедушевое производство электроэнергии в 1929 и 1937 гг. (в квт часах)

 

1929

1937

США

1019

1160

Великобритания

354

626

Германия

433

668

СССР

33

205

 

           Итак, за 8 лет разрыв с Великобританией, например, сократился с 11 до 3 с лишним раза. Фиксируются значительные изменения в технической базе сельского хозяйства. «Удельный вес механических двигателей в энергоресурсах сельского хозяйства, составлявший в 1916 г. лишь 0,8%, к 1939 г. поднялся до 70%. Мощность тракторного парка увеличилась с 278 тыс. лошадиных сил в 1928 г. до 10 102 тыс. лошадиных сил в 1940 г. Парк комбайнов возрос с 2 штук в 1928 г. до 182,2 тыс. штук в 1940 г.»[8]. Однако до полной механизации всех сельскохозяйственных работ, «индустриализации сельского хозяй­ства» было очень далеко. Откровенно признавалось, что и к нача­лу третьей пятилетки отставание СССР по производству основных видов продукции тяжелой промышленности от ведущих стран За­пада в пересчете на душу населения оставалось весьма значитель­ным: «В 1938 г. по расчету на душу населения в СССР производилось меньше, чем в США электроэнергии в 4,7 раза, угля — в 3,7 раза, чу­гуна — в 1,7 раза, стали — в 2,1 раза»[9].

           [208] Чрезвычайно интересна таблица абсолютных показателей сред­недушевого производства основных видов промышленной продук­ции в СССР, США и Германии.

 

Производство некоторых основных видов продукции в СССр в 1940 г. (по данным госплана за 1941 г.) и в СШа и германии в 1937 г. (в расчете на душу населения)[10]

 

СССР

США

Германия

Электроэнергия квт ч

244

1160

723

Топливо (в условных единицах, кг)

1164

6198

3199

Уголь (кг)

778

3480

3329

Нефть (без газа) (кг)

158

1356

Чугун (кг)

76

292

234

Сталь (кг)

93

397

291

Прокат (кг)

66

289

208

Цемент (кг)

29

156

186

Х/б ткани (кв. метры)

14,2

61,1

Сахар-песок (кг)

11,0

12,1

29,4

Обувь кожаная (пар)

1,05

2,6

1,0

 

 

           Это отставание намечалось в основном преодолеть, развивая преимущественно тяжелую промышленность, и уже на ее осно­ве — другие отрасли. В СССР завершалось создание индустри­альной экономики и индустриального общества — никаких иных («постиндустриальных») тогда в мире не было. А основными при­оритетами СССР являлись: 1) выживание страны («сохранение ее идентичности»); 2) экономическое развитие; 3) рост благосостоя­ния всего населения. Очевидно, что опережающий темп развития тяжелой промышленности не мог не стать основой экономической стратегии.

           Тяжелая промышленность состоит из нескольких комплексов. При составлении предыдущего проекта генерального плана, в са­мом начале 1930-х годов, шли жесткие дискуссии в руководстве: что должно стоять на первом месте — топливно-энергетический ком­плекс или машиностроение, ведь ресурсы-то всегда ограничены. Тогда восторжествовала линия тех, кто ратовал за приоритет, отдан­ный машиностроению. И в 1941 г. вновь подтвердилась эта пози­ция — особое значение для решения экономических задач, по мне­нию разработчиков плана, имело машиностроение[11]. В преамбуле проекта Генерального плана («Общих задачах») основные отрасли перечислялись в такой последовательности: машиностроение, ме­таллургия, топливодобыча, электростанции, химия, транспорт, что отражало тогдашнее понимание приоритетов[12]. Снова и снова под­черкивалось: основным рычагом технического прогресса народного [209] хозяйства является машиностроение. В предлагавшейся структуре работы большим отдельным разделом шло «Развитие новейшей тех­ники в СССР»[13].

           На пятнадцатилетие с 1943 по 1957 г. планировался среднегодо­вой темп роста продукции промышленности в 8,2% — значительно меньше, чем в годы первых пятилеток (в Госплане в апреле 1941 г. полагали, что среднегодовые темпы роста промышленной продук­ции с 1929 по 1942 г. должны были составить 16%)[14]. В марте 1941 г. на 1957 г. намечались следующие показатели производства в СССР: выплавка чугуна — не менее 65 млн т (в 1940 г. — 14,9 млн т), стали — 85 млн т (в 1940 г. — 18,3 млн т), выпуск проката — 62 млн т (в 1940 г. — 13,1 млн т), добыча каменного угля — 750 млн т (в 1940 г. — 166 млн т), нефти (без газа) — 175 млн т (в 1940 г. — — 31 млн т). Ожидалось, что в пересчете на душу населения в СССР будет производиться больше топлива, чем в Германии и Великобритании, но меньше, чем в США (причем меньше, чем в 1937 г.). Отставание должно было компенси­роваться «более рациональным потреблением топлива в СССР»[15].

           Откровенно признавалось: «Мобилизация громадных накопле­ний требует известных жертв со стороны рабочего класса и крестьян­ства, особенно в первые годы пятнадцатилетия»[16]. Так что легкой жизни никто не обещал; обещали далекую, но вполне достижимую и желанную цель, придававшую смысл мобилизационному развитию и важную часть смысла жизни многим энтузиастам социалистическо­го строительства.

           Чрезвычайно важной казалась задача сохранения и упроче­ния не только экономической самостоятельности, но и отсутствия односторонней технологической зависимости СССР от Запада. В условиях «капиталистического окружения» Советский Союз мог рассчитывать только на самого себя — так считали в руководстве страны. А значит — производить весь ассортимент жизненно важ­ной продукции. «Решение основной экономической задачи будет означать такое увеличение социалистического производства, кото­рое обеспечивает технико-экономическое превосходство нашего государства по сравнению с главными капиталистическими стра­нами и дальнейшее укрепление независимости СССР на основе отечественного производства всех нужных машин и видов промыш­ленного сырья в количествах, целиком обеспечивающих развитие народного хозяйства и накопление резервов. Вместе с тем решение основной экономической задачи будет означать насыщение страны предметами потребления, создание изобилия продуктов и на этой основе полное удовлетворение материальных и культурных запро­сов трудящихся»[17].

           [210] Насколько реальными оказались эти плановые наметки вес­ны 1941 г.? Ни по одному показателю в 1957 г. Советский Союз не вышел — и не мог выйти — на уровень, намечавшийся в начале 1941 г. Помешала война. Поэтому плановые ориентиры и реаль­ное производство основных видов тяжелой промышленности в 1957 г. соотносятся следующим образом: выплавка чугуна — по плану — не менее 65 млн т (в действительности в 1957 г. выплавка чугуна составит 37 млн т); выплавка стали — 85 млн т (в действи­тельности будет 51 млн т); выпуск проката — 62 млн т (на самом деле будет 40 млн т); добыча угля — 750 млн т («по факту» — 463 млн т). И добыча нефти (без газа) — 175 млн т по проекту пла­на и 98 млн т в реальной жизни[18].

           При разработке проекта никак не учитывалась возможность раз­личных сценариев развития событий в мире, прежде всего — участия СССР в большой войне. В современном долгосрочном прогнозиро­вании и футурологии обязательно рассматривается несколько ва­риантов развития событий в мире — и, исходя из каждого из них, обосновываются различные численные значения отдельных пока­зателей. Так, в Докладе Национального разведывательного совета США «Контуры мирового будущего», где анализируется возможное развитие событий до 2020 г., таких вариантов четыре[19].

           Война на ряд лет задержала развитие народного хозяйства СССР; уровень производства отдельных товаров в 1940 г. в СССР в реаль­ной жизни будет достигнут или превышен: по чугуну — в 1949 г., по стали — в 1948 г., по прокату — в 1948 г., по углю — в 1947 г., по нефти — в 1949 г.[20] Если считать проект пятнадцатилетнего разви­тия, подготовленный в 1941 г., прогнозом по варианту «мирного раз­вития» и попытаться оценить его точность, то дату 1957 год, на наш взгляд, надо «сдвинуть» — примерно на 7—8 лет. Нормальное раз­витие затормозила Великая Отечественная война и уж минимум на год — два — война «холодная». С учетом этих обстоятельств инте­ресно посмотреть, насколько планово-прогнозные цифры, разрабо­танные в 1941 г. для 1957 года, были близки к реальным показателям производства в 1966 г. (добавляем девять лет «непредвиденных по­терь времени»). Итак, в 1966 г. выплавка чугуна составила 70,3 млн т (108% от наметок, сделанных в 1941 г.), выплавка стали — 96,9 млн т (114% от ожидаемого в 1941 г.), выпуск проката — 76,7 млн т (124% от плана-прогноза), добыча угля — 586 млн т (70% от проектных за­даний 1941 г.) и добыча нефти — 265 млн т (151% от намечаемого в 1941 г.)[21]. Как видим, две самых больших ошибки — по углю и по нефти. Перспективы добычи угля в 1941 г. были существенно пере­оценены, нефти — недооценены. Разумеется, можно спорить, на[211]сколько правильно взят для сравнения 1966 год, но если взять пока­затель за любой из 1960-х годов, то получим то же самое: недооценку перспектив добычи нефти и переоценку угля специалистами Госпла­на в начале 1941 г.

           Можно сказать, что предвоенная энергетическая стратегия не учитывала в должной мере общемировых тенденций (быстрый рост удельного веса нефти и газа в топливном балансе и уменьшение доли угля); ограниченные капиталовложения было бы разумнее рас­пределять иначе, на поиск и создание новых районов нефтедобычи. Проект же 1941 г. отражал прежние стратегические установки от­носительно развития топливно-энергетического комплекса. В нем намечалось: «В топливном балансе СССР должен значительно по­выситься удельный вес торфа, сланцев и газа. Структура топливных ресурсов СССР будет отличаться от США более низким удельным весом нефти»[22].

           Отметим, что если общемировая добыча газа быстро росла, уве­личивалась его доля в мировом балансе топливно-энергетических ресурсов, то наращиванием добычи торфа, кроме СССР, не занимал­ся почти никто.

           К 1957 г. предлагалось довести добычу торфа до 140 млн т[23]; в реальности она составила в 1957 г. 54,9 млн т — и после этого ста­ла снижаться. В 1957 г. добыча торфа в СССР была чрезмерной: на торф приходилось 3,95% в общем балансе потребления топлива в СССР (данные за 1958 г.). Приведя эти цифры, один из крупнейших специалистов в области топливно-энергетических проблем Г.Д. Ба­кулев писал в 1961 г.: «Мы понесли значительные потери на дровах и торфе — весьма трудоемких и дорогих видах топлива...»[24]. Если добычу угля намечали довести к 1957 г. до 750 млн т (в 1940 г. добы­ли 166 млн т), то это означало, что доля угля в топливном балансе должна была еще возрасти, а нефти — уменьшиться. Долю нефти в топливно-энергетическом балансе не собирались увеличивать от­нюдь не потому, что ожидали истощения запасов. В Госплане пола­гали, что по геологическим запасам нефти СССР занимает первое место в мире, эти запасы составляли, по оценке Госплана, 8 млрд т, правда, разведанных было гораздо меньше — 480 млн т[25]. В области добычи нефти задавались следующие ориентиры: добыча нефти (без газа) в 1957 г. составит 175 млн т, что в 4 раза превысит уровень 1942 г. и составит 56% от уровня США. При этом следует иметь в виду, что в СССР значительно меньше нефтепродуктов будет расходоваться для парка автомобилей и более рационально использоваться нефтяные ресурсы по сравнению с США, где сравнительно большое количе­ство нефти употребляется в качестве топлива[26].

           [212] Если намеченные на 1957 г. 175 млн т нефти, по мнению разра­ботчиков проекта плана, означали четырехкратный рост по сравне­нию с 1942 г., значит, в 1942 г. ожидалась добыча 43,75 млн т (почти в полтора раза больше, чем в 1940 г.). Для 1942 г. это было совершен­но нереально (даже в мирных условиях), однако плановиков не сму­щало: ведь по третьему пятилетнему плану, утвержденному на ХVIII съезде ВКП(б), к 1942 г. добыча нефти (вместе с газом) должна была составить 54 млн т[27].

           В США основным нефтепродуктом уже тогда был автомобиль­ный бензин. Какое количество автомобилей Госплан намечал про­извести к 1957 г.? По поводу того, сколько именно в 1957 г. в СССР должно быть автомобилей, два отдела Госплана имели совершенно разное представление. Особенно велик был разрыв по оценке ожи­даемого числа легковых автомобилей. По варианту отдела автотран­спорта и автодорожного хозяйства намечалось к 1957 г. автомобиль­ный парк довести до 8—9 млн автомобилей (в 1940 г. — 1050 тыс.), из них легковых — 2—3 млн (в 1940 г. — менее 100 тыс.). По варианту отдела машиностроения парк автомобилей к 1957 г. намечалось до­вести до 30 млн штук, из них 25 млн — легковых[28].

           В Госплане полагали, что в 1957 г., наряду с бензином и дизтопли­вом, автомобили будут работать «на местных видах топлива (дровах, торфе, угле, брикетированном топливе)»[29]. По проекту Генерального плана намечалось: «В целях экономии жидкого топлива и разгрузки транспорта перевести к 1957 г. три четверти всего тракторного и ав­томобильного парка в сельском хозяйстве на газогенераторное то­пливо»[30], то есть брикеты и дрова. Добыча нефти (без газа) на душу населения в 1940 г. составляла в СССР 158 кг, в США в 1937 г. — 1356 кг[31]. Догнать США по этому показателю казалось абсолютно невозможным. По этой причине очень большие надежды возлага­лись на искусственное (прежде всего — жидкое) топливо.

           В проекте Генерального плана ставилась задача: «Обеспечить раз­витие промышленности жидкого топлива в широких масштабах на базе кузнецких, канских и черемховских углей»[32]. Кроме того, наме­чалось строительство «мощных сланцеперегонных заводов в Эстон­ской ССР, в центральных и волжских районах, в Казахской ССР и в Сибири»[33]. Жидкое топливо из угля должны были производить и на Колыме[34].

           Из 175 млн т нефти, добыча которых ожидалась в 1957 г., Азер­байджан, по мысли разработчиков плана, должен был дать 70 млн т[35]; в «текущей реальности» в Азербайджане добыто в 1957 г. лишь 16 млн т (в 1966 г. — 21,7 млн т). Остальные 105 млн т в 1957 г. долж­ны были дать другие районы. Какие именно — разработчикам было [213] не совсем понятно. «Имеются большие перспективы роста запасов по Ухтинскому району, а также возможны новые нефтеносные райо­ны в Ленинградской области, центральных районах (Горьковской, Ивановской и др. областях), в Калмыцко-Сальской степи, Западной и Восточной Сибири и Якутской АССР»[36]. В такой редакции план­прогноз выглядит как «гадание на кофейной гуще».

           Район Ухты, где добычей нефти занимались заключенные, счи­тался особо перспективным: в перечне новых районов нефтедобы­чи он выходил на первое место, «Второе Баку» — лишь на второе[37]. В районе Урала, к которому относилась Башкирия, основной реги­он нефтедобычи «Второго Баку», в 1957 г. собирались добыть 20— 22 млн т нефти[38]. Этот показатель в действительности через 16 лет после 1941 г. будет значительно превзойден.

           Утилизация попутного нефтяного газа в СССР тогда (как и го­раздо позже) была небольшой. Но намечалось оригинальное его ис­пользование: «Спирт из отходов нефтяных газов в несколько раз де­шевле спирта из картофеля и в 6—9 раз дешевле спирта из зерна»[39]. Эта идея не была заброшена — и в 1956 г., на ХХ съезде КПСС, было доложено, что в Сумгаите приступили к производству спирта из нефти[40]. Но большая часть попутного газа все еще сжигалась[41].

           Намечались существенные сдвиги в размещении нефтеперера­ботки — из Закавказья (где намечалось перерабатывать лишь 24% от всей добываемой в стране нефти) в другие районы СССР (эти райо­ны не уточнялись)[42].

           Что касается нефтепереработки, то намечалось довести мощно­сти по крекированию до 100 млн т — но без каких-либо подробно­стей[43].

           Итак, развитию тяжелой промышленности в проекте уделено больше всего внимания. Отдельным разделом выделялась электри­фикация народного хозяйства.

           В проекте Генерального плана весной 1941 г. намечалось довести производство электроэнергии в СССР к 1957 г. до 310 млрд квт ча­сов (в 1940 г. — 48 млрд квт часов), что должно было позволить обо­гнать по этому показателю США[44]. Фактически в 1957 г. произвели 210 млрд квт часов, в 1966 г. — 545 млрд квт часов. США по этому показателю догнать не удалось, но ФРГ в 1966 г. опережали ров­но в 3 раза. На душу населения электроэнергии производили вро­вень с Францией и значительно больше, чем в Италии[45]. В 1941 г. намечалось к 1957 г. в 15 раз увеличить длину электрифицирован­ной сети железных дорог; при этом отмечалось, что себестоимость 1 тонно-километра перевозок при использовании электровозов в 4,5 раз меньше, чем при паровозной тяге[46]. Фактически к 1966 г. про[214]тяженность электрифицированных железных дорог увеличилась по сравнению с 1940 г. в 14,2 раза[47]. Опять — удивительно точный план-прогноз. В проекте Генерального плана намечалось соорудить Куйбышевскую, Чебоксарскую, Балаковскую ГЭС на Волге и ГЭС на реке Ангаре[48]. И эти планы были перевыполнены; правда, многие ученые полагают, что строительство каскада ГЭС на Волге не было оправданным: слишком велики оказались экологические потери. Да и просто жаль красоты затопленных заливных лугов.

           Но в проекте Генерального плана говорилось не только о разви­тии тяжелой промышленности. Были приведены показатели средне­душевого потребления населением основных продовольственных товаров и намечено их резкое увеличение к 1957 г. Страна оставалась бедной, и, как в любой бедной стране, в структуре потребления пре­обладали продовольственные товары; на них в начале 1940-х годов приходилось 67% фонда потребления. К 1957 г. эта доля должна была уменьшиться до 61%[49]. Каким на самом деле было среднедушевое по­требление мяса в СССР в 1937 г., в Госплане точно не знали. В раз­ных частях еще не сведенных воедино документов можно встретить и потребление в 15,7 кг[50], и в 18,3 кг[51]. Но на 1957 г. дружно намечали 62 кг[52]. Фактически в 1966 г. потребление «мяса, сала и птицы, вклю­чая субпродукты» будет составлять 44 кг на душу населения[53]. На уро­вень среднедушевого потребления мяса в 62 кг удается выйти лишь к 1985 г. (причем опять «включая сало и субпродукты»)[54], к 1989 г. этот показатель составлял 67 кг в год, причем по России он был несколько выше, чем по СССР в целом. Собственное производство дополнялось импортом. По показателю среднедушевого реального потребления молока и молочных продуктов в 1937 г. в Госплане разночтений не было — 134 л. К 1957 г. намечали довести этот показатель до 420 л[55]. Фактически в 1966 г. удается обеспечить на каждого жителя страны в среднем 260 л, к 1989 г. — до максимального уровня за всю исто­рию страны — 363 л[56]. Дальше началось падение: в 1989 г. в РСФСР было произведено 55,7 млн т молока, в 1995 г. — 39,2 млн т, в 2006 г. — 31,4 млн т[57]. Несмотря на импорт, среднедушевое потребление имело примерно ту же динамику. Среднедушевое потребление яиц за год в 1937 г. составляло всего-то 43 штуки. К 1957 г. намеревались выйти на уровень 360 штук[58]. Фактически в 1966 г. потребление составляло 132 штуки, в 1988 г. — 275 штук (максимальное значение за всю исто­рию)[59]. Осталось недостижимой мечтой выйти на среднедушевое по­требление фруктов в 70 кг в год вместо 19 кг в 1937 г.[60] Выше 47 кг в 1986 г. этот показатель никогда не поднимался[61]. А вот по потребле­нию сахара плановые наметки удалось выполнить: в 1937 г. годовое потребление этого продукта составлял 14,5 кг, к 1957 г. надеялись [215] выйти на 36,5 кг[62]. Фактически в 1966 г. среднедушевое потребление сахара составляло 35,3 кг, а уже в 1966 г. — 36,7 кг[63]. В целом проект заданий по потреблению основных продовольственных товаров ока­зался гораздо менее точным, чем по производству продукции тяже­лой промышленности. Почти по всем показателям даже к 1966 г. да­леко не дотягивали до планов на 1957 г.

           Что касается промышленных товаров народного потребления, то в 1966 г. появились товары, которых не было в 1941 г., или почти не было, или они были качественно иными: телевизоры, стираль­ные машины, пылесосы, холодильники, радиолы, индивидуальные автомобили, совсем другие радиоприемники, фотоаппараты, мото­циклы, продукция бытовой химии и многое другое. Их появление предвидеть было невозможно — и, естественно, плановых заданий по их производству не разрабатывалось. В 1941 г. планировали зада­ния лишь по потреблению тканей, кожаной обуви, мыла, мебели и предметов бытового обихода.

           По потреблению тканей всех видов плановые наметки были очень существенно завышены; в меньшей мере это относится и к ко­жаной обуви: к 1957 г. надеялись довести ее потребление до трех пар в год (вместо одной пары в 1937 г.), фактически в 1966 г. потребление кожаной обуви вышло на уровень 2,6 пары в год на человека. Мыла намечалось производить аж 11,5 кг на человека; незадолго до войны его было недостаточно — 3 кг, но с развитием индустрии моющих средств задача стала решаться иначе[64]. И хотя о появлении пере­численных выше новых товаров никто не догадывался, намечалось серьезное изменение структуры потребления непродовольственных товаров в пользу уже существовавших в 1941 г. «предметов культу­ры». Даже в начале 1940-х годов в СССР на «предметы культуры» (книги, радиоприемники, музыкальные инструменты, фотоаппара­ты, предметы спорта и т.п.) приходилось не более 1% потребитель­ских расходов. К 1957 г. объем потребления «предметов культуры» должен был возрасти (по проекту Генерального плана) в 10 раз, го­раздо быстрее, чем по тканям и одежде (в 4,5 раза), обуви (в 3 раза), продуктам питания (в 2,5 раза), мебели и предметам бытового оби­хода (в 4 раза)[65]. За 15 лет, к 1957 г., намечалось увеличить выпуск научно-технической и медицинской литературы в 16 раз, художест­венной литературы — в 10 раз, детской — в 8 раз, общественно­политической и сельскохозяйственной — в 7 раз, учебников для школ и вузов — в 4,5 раза. Тираж газеты «Правда» предполагалось довести до 12 млн экземпляров, «Известий» — до 10 млн экзем­пляров, «Комсомольской правды» — до 3 млн экземпляров. Кроме того, должна была издаваться воскресная массовая газета тиражом в [216] 15 млн экземпляров[66] (в реальной жизни такой газетой станет «Неде­ля»). Общий тираж издаваемых в СССР книг к 1957 г. намечалось до­вести до 5,6 млрд экземпляров, по 24 экземпляра на человека![67] Циф­ра поразительная, если учесть что в 1940 г. было произведено 462 млн экземпляров — в 12 раз меньше. Однако в 1966 г. удалось выпустить лишь 1260 млн экземпляров, 22,5% от наметок 1941 г., по 5,5 экзем­пляров на человека[68]. Книги были остро дефицитными — и остава­лись такими до конца советской эпохи. По показателю выпуска книг плановые наметки оказались выполненными хуже, чем по любому другому показателю. Резкое замедление темпов роста началось после 1953 г.: в 1950 г. выпуск книг составил 821 млн экземпляров (178% от уровня 1940 г. — и это после войны); в 1953 г. — 961 млн экземпля­ров, в 1960 г. — 1240 млн, в 1965 г. — 1279 млн. Иными словами, за 12 лет, с 1953 по 1965 г., выпуск книг увеличился на 33%, с 1960 по 1965 г. — не менялся, а на душу населения — уменьшался. Автор ни в коем случае не утверждает, что это было сознательной политикой послесталинского руководства. Просто таковы сухие статистические данные. Годовой тираж газет с 7,5 млрд экземпляров в 1940 г. намеча­лось поднять до 45 млрд в 1957 г. Телевизоров в начале 1941 г. в СССР у населения не было, и предполагалось, что люди станут гораздо больше читать. Фактически в 1966 г. было напечатано 24,5 млрд газет и около 2 млрд экземпляров журналов[69]. Советский народ, и в самом деле, стал одним из самых читающих в мире.

           Будущие читатели, для которых в начале 1941 г. планировался выпуск книг, журналов и газет, должны иметь гораздо более высо­кий уровень образования — так считали в Госплане. Чтобы перейти к качественно новому состоянию экономики и общества, требо­валось вложить огромные ресурсы в массовое образование на всех уровнях — от школьного до послевузовского, создать систему непре­рывного повышения квалификации и уровня общей культуры. По проекту Генерального плана намечалась «организация ежедневной двухчасовой учебы трудящихся без отрыва от производства»[70]. Пре­красная задумка, выполнить которую, к сожалению, так и не уда­лось. Ставилась задача — минимум: «Все трудящиеся в возрасте от 18 до 40 лет к 1957 году должны иметь образование не ниже семилет­ки». В средней школе намечался переход к одинадцатилетке[71]. Такой эксперимент будет поставлен в 1960-х годах, но в том же десятиле­тии от него откажутся. Численность студентов высших учебных заве­дений, обучавшихся на дневных отделениях, намечалось увеличить с 547,2 тыс. в 1937 г. и 558 тыс. в 1940/41 учебном году до 800 тыс. в 1957 г. Фактически уже в 1950/51 учебном году таких студентов ста­нет 818 тыс., а в 1957/58 г. — 1193 тыс. чел.[72] Таким образом, плано[217]вое задание по этому важнейшему показателю было существенно перевыполнено уже к 1957 г. Менялись «исторические вызовы» — и руководство страны старалось на некоторые из них ответить.

           В годы довоенных пятилеток рост городского населения, вызван­ный потребностями индустриализации, не сопровождался — и не мог сопровождаться — соответствующим жилищным строительством. Ре­сурсов не хватало — чаще предпочитали строить новые цеха, а не жи­лые дома. «Квартирный вопрос» был чрезвычайно острым, а, точнее, даже не «квартирный» (отдельных квартир у городских семей почти не было), а «жилищный». К 1957 г. намечалось увеличить норму жилой площади на душу городского населения до 7 кв. м (против 5,0 кв. м в 1940 г.) и обеспечить «в основном» каждую семью отдельной квар­тирой. В городах и рабочих поселках за 1943—1957 гг. намечалось построить 435 млн кв. м жилья, в результате городской жилищный фонд должен был возрасти до 735 млн кв. м[73]. Фактически городской жилищный фонд в 1966 г. составлял 1290 млн кв. м, из них обобщест­вленный — 854 млн кв. м (речь в 1941 г. шла именно о нем)[74].

           Если еще можно спорить с тем, что существовавшее в СССР об­щество являлось эгалитарным, то уж господствовавшее мировоззре­ние было точно эгалитаристским. Или иначе: идеалы равенства были более значимы, чем идеалы свободы, — картина, характерная для всей русской истории. В ходе модернизации в ХХ в. в СССР, в Ки­тае, в Индии, в Мексике прослеживается общая закономерность: го­родское население живет лучше, чем сельское. Ряд историков вполне обоснованно полагает, что во времена промышленной революции в Англии этого не было, тогда сельское население жило лучше город­ского пролетариата; но в ХХ в. ситуация изменилась. Бесспорно, что советские крестьяне накануне войны жили заметно хуже горо­жан. Поэтому в проекте Генерального плана ставились такие задачи: «Имеющиеся еще различия в уровне потребления сельского и го­родского населения будет изжито. Потребление предметов промыш­ленного производства сельским населением по объему и структуре сравняется с потреблением городского населения. Резко возрастет и приблизится к уровню городского населения потребление таких то­варов как книги, газеты, спортивные принадлежности, радиоаппа­ратура, электроэнергия на бытовые нужды»[75]. Решить эти задачи не удастся, хотя жизнь крестьян после войны улучшится, но их доходы и потребление экономических благ будут ниже, чем в городе.

           В проекте плана оставались совсем уж необоснованные мечта­ния, идущие, как нам кажется, от троцкистской идеологии 1920-х годов. Например: «Многое хозяйство колхозников будет терять свое значение не только в общем балансе сельскохозяйственной продук[218]ции, но и для благосостояния самих крестьян»[76]. К сожалению, это было неоправданным «забеганием вперед», и Хрущев еще наломает здесь дров. И уж откровенная фантастика: к 1957 г. намечалось «пол­ностью ликвидировать “религиозные предрассудки”», а также лик­видировать «буржуазные пережитки в отношениях между мужчиной и женщиной»[77]. Если по числу верующих в СССР какие-то статисти­ческие оценки еще можно найти, то вот о сохранении — или отсут­ствии — означенных «буржуазных пережитков» никакой статистики заведомо нет, — категория слишком расплывчата.

           Итак, проект Генерального плана остался незавершенным. В ав­густе 1947 г. председатель Госплана, член Политбюро Н.А. Вознесен­ский написал на имя И.В. Сталина записку, в которой напоминал о работе, проделанной в Госплане в начале 1941 г., и предлагал «при­ступить к составлению генерального хозяйственного плана СССР», подчеркивая связь этого документа с составлением новой програм­мы ВКП(б). Плановый горизонт Н.А. Вознесенский предлагал рас­ширить до 20 лет, причем за это время не только «перегнать главные капиталистические страны в отношении размеров промышленного производства на душу населения», но и рассчитывать «на построе­ние в СССР коммунистического общества» (что считалось заведомо нереальным в проекте 1941 г.)[78]. Замысел Вознесенского реализован не был, после войны «при Сталине» так и не приняли ни новую про­грамму партии, ни генеральный план развития экономики страны.

           Но вот в 1961 г., на ХХII съезде окажется принята и новая про­грамма, и включенный в нее проект экономического развития имен­но на 20 лет, как и предлагал Вознесенский, по истечении которых «в СССР будет в основном построено коммунистическое общество». Однако уточнялось: «Полностью построение коммунистического об­щества завершится в последующий период»[79]. Намечались конкрет­ные показатели производства на 1980 г., например: стали — 250 млн т (фактически окажется 148 млн т), электроэнергии — 2700—3000 млрд квт часов (удается произвести лишь 1294 млрд квт часов). Таким об­разом, качество планирования заметно снизилось — на наш взгляд, в связи с усилением идеологической составляющей, идущей от «ро­мантиков двадцатых годов» (иными словами — троцкистов). Таким образом, проект Генерального плана весны 1941 г. в части, касав­шейся тяжелой промышленности, был весьма профессиональным, в целом соответствующим знаниям об обществе своего времени. Но создать новый комплекс отраслей, обеспечивающих огромный рост благосостояния, в полной мере в СССР не успели. Действовал прин­цип: сначала — выживание, затем — экономическое развитие, и уже потом — рост благосостояния.

 

           [219-220] СНОСКИ оригинального текста



[1] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР, 1945—1953. М., 2002. С. 244.

[2] Плановое хозяйство. 1941. № 3. С. 62.

[3] Иголкин А.А. Нефтяная политика СССР в 1928—1940-м годах. М., 2005. С. 38—48.

[4] Рос. гос. арх. экономики (РГАЭ). Ф. 4372. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 18.

[5] Там же. Л. 2.

[6] Там же. Л. 3.

[7] Там же. Л. 14.

[8] Там же. Л. 9.

[9] Там же. Л. 6.

[10] Там же. Л. 28.

[11] Там же. Оп. 41. Д. 184. Л. 83.

[12] Там же. Л. 86.

[13] Там же. Оп. 43. Д. 125-г. Л. 2.

[14] Там же. Д. 125-б. Л. 29.

[15] Там же. Оп. 41. Д. 184. Л. 87.

[16] Там же. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 21.

[17] Там же. Л. 19.

[18] Там же. Оп. 41. Д. 184. Л. 87; Народное хозяйство СССР в 1958 году. М., 1959. С. 188, 201, 208.

[19] Россия и мир в 2020 году: доклад Национального разведывательного совета США «Контуры мирового будущего». М., 2005. С. 25.

[20] Народное хозяйство СССР в 1958 году. С. 188, 201, 208.

[21] Страна Советов за 50 лет. М., 1967. С. 53.

[22] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 32.

[23] Там же. Л. 29.

[24] Бакулев Г.Д. Топливная промышленность СССР и эффективность капитало­вложений в ее развитие. М., 1961. С. 40, 44.

[25] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 41. Д. 184. Л. 97.

[26] Там же. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 32.

[27] ХVIII съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1939. С. 652.

[28] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 41. Д. 184. Л. 6—47.

[29] Там же. Л. 38.

[30] Там же. Л. 156.

[31] Там же. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 28.

[32] Там же. Оп. 41. Д. 185. Л. 5.

[33] Там же. Д. 184. Л. 103.

[34] Там же. Д. 185. Л. 196.

[35] Там же. Л. 206—210.

[36] Там же. Д. 184. Л. 98.

[37] Там же. Л. 102—103.

[38] Там же. Д. 185. Л. 134.

[39] Там же. Д. 184. Л. 70.

[40] Правда. 1956. 21 февр.

[41] Там же. 20 февр.

[42] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 41. Д. 185. Л. 206—210.

[43] Там же. Д. 184. Л. 95.

[44] Там же. Л. 42.

[45] Народное хозяйство СССР в 1958 году. С. 215; Народное хозяйство СССР в 1967 г. М., 1968. С. 231, 151—155.

[46] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 41. Д. 184. Л. 74.

[47] Народное хозяйство СССР в 1967 г. С. 516.

[48] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 50, 52.

[49] Там же. Л. 180.

[50] Там же. Л. 177.

[51] Там же. Оп. 41. Д. 184. Л. 93.

[52] Там же.

[53] Народное хозяйство СССР в 1967 г. С. 697.

[54] Народное хозяйство СССР в 1989 г. М., 1990. С. 118.

[55] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 24.

[56] Народное хозяйство СССР в 1987 г. М., 1988. С. 697; Народное хозяйство СССР в 1989 г. С. 118.

[57] Россия в цифрах, 2007: краткий стат. сб. М., 2007. С. 243.

[58] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 41. Д. 184. Л. 93.

[59] Народное хозяйство СССР в 1989 г. С. 118.

[60] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 41. Д. 184. Л. 93.

[61] Народное хозяйство СССР в 1989 г. С. 118.

[62] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 4. Д. 184. Л. 93.

[63] Народное хозяйство СССР в 1967 г. С. 697.

[64] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 178; Народное хозяйство СССР в 1967 г.  С. 698.

[65] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 179—180.

[66] Там же. Оп. 41. Д. 184. Л. 175.

[67] Там же. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 212.

[68] Народное хозяйство СССР в 1958 году. С. 870; Народное хозяйство СССР в 1967 г. С. 835.

[69] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 212; Народное хозяйство СССР в 1967 г. С. 832.

[70] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 207.

[71] Там же. Л. 208—210.

[72] Там же. Оп. 41. Д. 184. Л. 197; Народное хозяйство СССР в 1958 году. С. 830.

[73] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 43. Д. 125-б. Л. 185.

[74] Народное хозяйство СССР в 1967 г. С. 682.

[75] РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 41. Д. 184. Л. 165.

[76] Там же. Оп. 43. Д 125-б. Л. 26.

[77] Там же. Л. 206.

[78] Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР, 1945—1953. С. 243—244.

[79] Материалы ХХII съезда КПСС. М., 1962. С. 368.