Труды Института российской истории. Выпуск 9 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М.; Тула: Гриф и К, 2010. 524 с. 32,75 п.л. 500 экз.

Проблемы истории советского общества 20-х годов XX столетия по рассекреченным документам архивов «Лубянки»

Автор
Колодникова Людмила Павловна

Аннотация

В статье рассматривается огромный документальный пласт архивов «силовых» органов, являющихся наиболее репрезентативным источником советской истории XX века, предназначенных для объек­тивного информирования высших эшелонов власти страны, прежде всего раскрывающих сложные взаимоотношения власти и общества. Особое внимание автор уделяет характерным чертам советского варианта империи, формированию информационного механизма по­строения внесудебных и секретных органов. В том числе механизма репрессий.

Ключевые слова
история, власть, империя, монархия, информа­ция, секретные источники, структура «силовых органов», рабочие, крестьяне, интеллигенция, национальные окраины

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Колодникова Л.П. Проблемы истории советского общества 20-х годов XX столетия по рассекреченным документам архивов «Лубянки» // Труды Института российской истории. Вып. 9 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М.; Тула, 2010. С. 225-238.

Текст статьи

 

 

[225]

Л.П. Колодникова

ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА 20-х ГОДОВ XX СТОЛЕТИЯ ПО РАССЕКРЕЧЕННЫМ ДОКУМЕНТАМ АРХИВОВ «ЛУБЯНКИ»

 

          1. ВАЖНЕЙШАЯ ЧЕРТА ИСТОРИОГРАФИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

           В современной России происходит активный процесс введения в научный оборот ранее совершенно секретных источников бывшего СССР. Этот факт рассматривается учеными как важнейшая черта историографического процесса двух последних десятилетий и за­лог дальнейшего углубления исторических исследований. В отече­ственной историографии уже стал привычным термин «архивная революция». Причем рассекреченные документы бывших совет­ских архивов оказывают влияние на совершенно разные отрас­ли знания, в том числе и на изучение правовых норм в развитии СССР в 20-е годы XX вв.

           В данном конкретном случае имеется в виду прежде всего огромный документальный пласт архивов Лубянки, в том числе и личный фонд ее руководителя Феликса Дзержинского. Документы этой властной структуры советского времени, а в данном случае [226] я веду речь о 1920-х годах, рассматриваются отечественной исто­риографией, а также многими зарубежными исследователями, как наиболее репрезентативный источник советской истории XX столе­тия. Важность и специфика этих документов в том, что они пред­назначались для объективного информирования высших эшело­нов власти страны о том, что на самом деле происходило в стране. Это документы поистине энциклопедического содержания.

          Таким образом, мы можем констатировать факт пересмотра приоритетов структуры источниковой базы исследований в совре­менной России, что существенно влияет на развитие методоло­гии источниковедения в целом, стимулирует разработку проблем аутентичности источников, обеспечивает переоценку их роли. Та­кие источники особенно важны с точки зрения исследования клю­чевой проблемы XX столетия — взаимоотношения власти и общества.

          

          2. ИМПЕРСКОЕ НАСЛЕДИЕ - ЦЕННЫЙ РЕСУРС ДЛЯ БУДУЩЕГО

          Следующая проблема, на которой позвольте сосредоточить ваше внимание. В начавшемся XXI столетии слово «империя» все чаще звучит при обсуждении прошлого России, ее текущих проблем и ее будущего. Одни исследователи обозначают современное состоя­ние России как «после империи», другие говорят об «имперских парадигмах», из которых России не вырваться, третьи — о руинах империи, на которых приходится строить новую Россию, иные рассуждают о том, какую империю России следует построить в бу­дущем.

          В последние годы историки все больше внимания уделяют по­нятию имперской власти. Оно шире и гибче, чем понятие «импе­рия» и охватывает многообразные приемы неравных отношений имперского центра и периферийных политий[1], будь то с формаль­ным включением в империю или с сохранением «государственной независимости».

          В современной российской историографии империя предстает как меняющаяся форма со сложным и противоречивым содержа­нием и наследием. Имперская роль России также не фиксирует са­ма по себе ее роли «виноватого» или «благодетеля» в отношениях с соседями.

          Когда мы говорим о наследии империи в современной России и о том, как оно влияет на будущее нашей страны, то представ­ляется необходимым прежде всего определить, где, в каких сфе­рах жизни мы сталкиваемся и в историческом ракурсе, и с точки [227] зрения современности с институтами, социальными структурами и процессами, с мыслительными привычками и стереотипами или устойчивыми элементами идентичности, унаследованными от империи. Кроме того, важно определить также, что из этого им­перского наследия является «Русью уходящей». а что представляет собой устойчивую проблему, имея в виду, что наследие империи не только бремя, но и важнейший ценный ресурс, которым можно умело воспользоваться во благо будущего развития государства.

          

          3. ФЕНОМЕН РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ

          Следующая проблема. Мне представляется, что мы еще не в полной мере исследовали в целом проблему феномена России в XX столетии. История доказала, что самодержавная Россия в фор­мате всемирной истории состоялась именно как империя, пройда великий путь, создав беспримерное образование — Евразийское государство, объединив две ветви развития человеческой цивили­зации, заложив в основу идеологии государства — православие — стержень терпимости.

          В конце XIX века в России, казалось бы, ничто не угрожало династии: страна развивалась, не было необходимости ни в чужих, ни в новых рынках сбыта, ни в колониях. В стране, как говори­лось, «всего было не меряно, толком не изучено и не сосчитано». Демографическая ситуация была блестящая. К концу XIX века в стране проживало свыше 180 млн граждан[2]. Опору государства составляли 30—40-летние люди, уже рожденные свободными, не крепостными. Была создана система образования. Международ­ное положение страны представлялось стабильным. В мире не было такой огромной, величественной страны, которая бы смогла сплотить бесчисленное многообразие культур, традиций и наро­дов, совершенно не похожих друг на друга.

          Территория Российской империи в 1914 году делилась на 81 гу­бернию и 20 областей; насчитывался 931 город[3]. Часть губерний и областей была объединена в генерал-губернаторства[4]. Все насе­ление считалось подданными Российской империи, мужское на­селение (от 20 лет) присягало на верность императору. Подданные Российской империи делились на 4 сословия («состояния»): дво­рянство, духовенство, городские и сельские обыватели. Местное население Казахстана, Сибири и ряда других районов выделялось в самостоятельное «состояние» (инородцы). На территории Рос­сии проживало свыше 100 народов. Российская империя была наследственной монархией во главе с императором, обладавшим [228] самодержавной властью. Члены его семьи и родственники состав­ляли императорскую фамилию.

          Однако террор, не имевший в России ни общественных кор­ней, ни общественной поддержки. все же оказался достаточно многочисленным и фанатичным и дотянулся до самого верха вла­сти в империи, в конечном счете сокрушив ее основы. В стране начались масштабные социальные эксперименты, включившие три революции и три изнурительные войны. Их политическими, военными и экономическими последствиями явились разрушение основ Российской империи с ее самодержавной и православной составляющими; резкое падение промышленного и сельскохо­зяйственного производства; утрата многих памятников культуры и самое главное — огромные людские потери. После Февральской революции 1917 года самодержавие было свергнуто, а Россия с 1 сентября 1917 г. провозглашена Временным Правительством Ре­спубликой. После свержения Временного Правительства в октя­бре 1917 года на большей части территории бывшей Российской империи была установлена власть Советов. Постепенно возникли советские республики, объединившиеся в 1922 г. в Советский Со­юз (СССР).

          По мнению одних историков, к середине 1930-х годов в СССР завершилось формирование административно-командной систе­мы. важнейшими чертами которой были: централизация системы управления экономикой, сращивание политического управления с экономическим, усиление авторитарных начал в руководстве общественно-политической жизнью; другие ученые считают эту систему революционно-тоталитарной, подчеркивая соучастие на­родных масс во всех происходивших процессах. Сужение демо­кратических свобод и прав граждан и общественных институтов сопровождалось ростом и укреплением культа личности И.В. Ста­лина. Многие отечественные и зарубежные историки считают воз­можным говорить о том, что в 1930-е годы в СССР сформирова­лась советская командная система, которая до сих пор остается наиболее сложной структурой, когда-либо созданной, а методы и принципы управления в этой системе долгое время удерживались втайне от общественности. В целом же реальные процессы функ­ционирования административно-командной экономики были весьма сложными и остаются до сих пор недостаточно осмыслен­ными.

          В современной историографии утверждается, что родоначаль­ником советского варианта империи можно считать Сталина. Ему принадлежит как общий территориальный дизайн с уста­новлением ранжированного ряда этносов и соответствующих им [229] национально-территориальных образований разного уровня, за­фиксированный «сталинской» Конституцией 1936 года, так и базовые принципы функционирования: сопряжение этническо­го и территориального; горизонтальные ротации управленцев, множественность конкурирующих между собой управленческих вертикалей и др. При Сталине границы СССР максимально при­близились к прежним очертаниям границ империи Романовых (за некоторыми исключениями в виде Польши и Финляндии в минус, Калининградской области, Сахалина и ряда более мелких терри­торий в плюс). Сталин существенно расширил арсенал имперской политики, широко практикуя объединение разнородных этносов в национально-территориальные образования и лишение «поч­вы» — насильственное перемешивание по территории, переселе­ние целых народов с окраин вглубь территории. Провозглашенная после Октябрьской революции Российская Федерация была фе­дерацией скорее народов, чем территорий. Об этом, в частности, свидетельствуют и нормы представительства в советском парла­менте, верхняя палата которого представляла собой не столько палату регионов, сколько народов, ранжированных по статусам[5]. В экономической политике большевистское руководство про­водило линию на полное уничтожение частной собственности, планировалось постепенное обобществление производства и соз­дание централизованного управления экономикой, национализи­ровались банки, железнодорожный транспорт, средства связи.

          В феврале 1918 г. Всероссийский Центральный Исполнитель­ный Комитет принял «Основной закон о социализации земли», по которому началась реализация «Декрета о земле». Крестья­не должны были безвозмездно получить 150 млн десятин земли, одновременно освобождаясь от задолженности банкам и от пла­тежей за аренду. Однако объявленная «народной» «общественная» собственность таковой не являлась, ею управляла новая советская номенклатура, постепенно превращавшаяся в привилегирован­ный класс СССР. Лозунги «фабрики — рабочим», «земля — кре­стьянам» оказались социальной демагогией.

          Историкам еще предстоит, не морализируя, попытаться понять мотивы функционирования феномена советского общества и, в конечном счете его разрушения.

          

           [230] 4. ЗНАЧЕНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МЕХАНИЗМА ПОЛУЧЕНИЯ СОВЕТСКИМ РУКОВОДСТВОМ ОТ ОРГАНОВ «ЛУБЯНКИ» ИНФОРМАЦИИ, ИМЕВШЕЙ СТАТУС «ГОСУДАРСТВЕННОЙ

          Следующую проблему я определила бы как важность получе­ния высшими структурами советской власти информации о по­ложении в стране. С чем это было связано и почему мы говорим о важности информационного обеспечения деятельности власти в стране. В советской литературе долгое время существовал миф о том, что в стране строился самый справедливый в мире строй — без частной собственности и эксплуатации людей. Действительно, если мы обратимся к статьям принятой советской Конституции, то она формально провозглашала права граждан Страны Советов. Однако на деле провозглашение вовсе не означало гарантий. А по­тому люди в Стране Советов протестовали, в стране происходили восстания, заводы были охвачены забастовками, интеллигенция создавала подпольные группы и организации, в Средней Азии и на Кавказе бандитизм принимал угрожающие масштабы.

          И здесь я выскажу мысль о том, что причины репрессий, кото­рые были обрушены на народ высшим партийно-государственным руководством СССР во главе со Сталиным, главным образом име­ли одну цель — удержать страну и народ в повиновении. Очевидно, другого способа сделать это в те годы не оказалось. Применение механизма репрессий было противозаконно, так как он приме­нялся во внесудебных органах. Такое право внесудебной расправы было предоставлено главному органу «Лубянки», а именно — Все­российской чрезвычайной комиссии (ВЧК). Позднее она полу­чила название — ОГПУ и НКВД. Это право дано было осущест­влять высшему коллективному органу — Коллегии (Президиум) ВЧК в Центре (в Москве) и коллегиям губернских ЧК на местах. Коллегии ВЧК и ГубЧК проводили специальные судебные заседа­ния и выносили приговоры — от самых незначительных наказа­ний и вплоть до высылок, заключений в концлагерь и расстрелов. В 1923 году правом вынесения приговоров обладали Коллегия и — с 1924 года — Особое совещание (ОСО) при Коллегии ОГПУ, однако приговаривать к расстрелу имела право только Коллегия ОГПУ. На заседаниях Коллегии рассматривались дела, находив­шиеся в производстве как в Центральном аппарате ОГПУ, так и местных органах (полномочные представительства) ОГПУ. При этом следствие велось на местах. В Москву, за редким исключе­нием, арестованных не этапировали, а направляли лишь их след[231]ственные дела с предложениями о мерах наказания. В Москве дело рассматривалось в отделах Центрального аппарата и либо стави­лось с рекомендацией отдела на заседание Коллегии для вынесе­ния окончательного решения, либо отсылалось обратно в местный орган (с рекомендацией о доследовании, прекращении, передаче дела в суд или прокуратуру). Представители защиты не имели пра­ва принимать участие в рассмотрении дела. Заседания, формально делившиеся на распорядительные и судебные, сводились к озна­комлению с заранее подготовленными протоколами, краткому их обсуждению и подписанию. За несколько часов заседания выно­силось 30—50, а иногда и более приговоров. В судебных заседаниях участвовала не вся Коллегия, а специально выделенная для этого группа — обычно не более трех человек. Другое обстоятельство, понуждавшее отправлять дела не в общие суды, а в собственные судебные органы ОГПУ — это слабая доказанность обвинений, явная во многих случаях их сфальсифицированность, откровен­ные нарушения требований Уголовно-процессуального кодекса. В общих судах и трибуналах 1920 — начала 30-х гг. вероятность то­го, что дело вернут на доследование или даже вовсе его прекратят после рассмотрения на Коллегии или в ОСО, практически равня­лась нулю.

          Следует отметить, что с годами функциональное и содержа­тельное значение информации как инструмента социального управления подразумевало выполнение специфических функций ОГПУ при Правительстве СССР. Его аппараты на местах действо­вали как часть системы исполнительно-распорядительных орга­нов СССР и союзных республик. Концентрация информативных данных в ВЧК-ОГПУ в рамках предоставляемой им компетенции постепенно привела к образованию довольно стройной и регуляр­но совершенствуемой системы информационного обеспечения, а также к выработке форм ее предоставления в высшие государ­ственные инстанции, то есть к постановке государственной ин­формации. как одному из важных направлений деятельности ор­ганов безопасности.

          С точки зрения права, сам эксперимент по получению ин­формации. практически не имевшей границ, безусловно, еще нуждается в серьезном исследовании. Документы Лубянки свиде­тельствуют, что из всех уголков необъятной страны, наследницы Императорской России, начавшей эксперимент по строительству социализма, стекались в центр огромные потоки важнейшей опе­ративной информации с мест, и каждый день на стол руководства страны ложились сводки событий, показывающие истинное по­ложение в стране. Эту работу осуществляла гигантская сеть чрез[232]вычайных территориальных комиссий, накрывшая всю огромную страну. Ни о какой правовой составляющей сбора информации не могла вообще идти речь. Здесь было только одно правило — нельзя было подавать наверх, во власть искаженную информацию. За это репрессировали.

          Что же представлял собой информационный механизм Лубян­ки? В декабре 1921 г. в составе Секретно-оперативного управле­ния был создан Информационный отдел — сокращенно ИНФО, задачей которого стало ведение и систематическая обработка материалов, полученных в виде сводок с мест о политическом и экономическом положении СССР[6]. ИНФО включал следующие структурные подразделения: секретариат, литературное отделение, бюро печати, отделение обработки материалов и отделение воен­ной цензуры. Но к 1922 г. их названия стали отражать тенденцию к большей конкретизации материалов внутри отдела по видам и на­значению информации, а именно — государственная, ведомствен­ная, по прессе для инстанций, для руководства ВЧК и т.д. Военная цензура не была включена в новые штаты отдела, а заняла само­стоятельное место в ведомстве Лубянки. В конечном счете были созданы три отделения информации: государственной, секретной и иностранной. Иностранная информация готовилась на базе двух бюро — рессы и обработки материалов.

          7 февраля 1922 г. была утверждена инструкция ИНФО о гос­информации и перечень вопросов, подлежавших освещению в госинфсводках. В 1922 г. Информационный отдел определился с основными видами информационных документов[7]. Появились специальные сводки, направлявшиеся в 30—40 адресов; они назы­вались — спецполитсводка, продовольственная сводка, промыш­ленная сводка, земельная сводка, финансовая сводка, кооператив­ная сводка и церковная сводка. Эту сводку готовило 6-е отделение Секретного отдела Государственного Политического управления. Работая с архивами Лубянки, параллельно в фонде известного со­ветского партийного функционера Льва Борисовича Каменева, удалось найти шифровки периода Генуэзской конференции. Од­на из шифровок Георгия Васильевича Чичерина в Наркоминдел была следующего содержания: «Пиццадо помощник Гаспарри от имени Папы просит освободить Тихона, кстати, предлагает купить изъятые из церквей предметы культа и оставить их как /пропуск 1 группы/ у епископа Цеплека, а деньги немедленно вручат нам. Это соблазнительно, но передача православных церковных предметов католикам вызовет бурю в России». Далее информировалось, что Литвинов [сообщает также] о том, что никакого соглашения с Ва­тиканом не заключали[8]. И дата — 20.5.1922 г.»

           [233] Проведенный мною выборочный анализ только простран­ственной информации, полученной аналитиками информацион­ного отдела Лубянки лишь за один 1929 год, названный Сталиным великим и переломным, свидетельствует, что информация была собрана работниками Лубянки в 2 (двух) тысячах 300 (трехстах) административных единицах, находившихся в их поле зрения. В числе этих административных единиц было 9 союзных респу­блик, 11 автономных, 9 крупных административных единиц, 26 об­ластей, 220 округов, 16 губерний, 537 сел, 532 района, множество станиц, хуторов, сел, деревень, поселков. Чекистская сеть только в 1929 году информировала о том, что происходило в 18 кантонах, 7 аймаках, 56 аулах, 25 кишлаках, а также на 300-х отдельных ад­министративных участках, многочисленных станциях, станицах, а также в таких специфических административных единицах, как тумены, теми, сомоны, оазисы.

          Позднее Информационный отдел совместно с Секретным отделом Лубянки начали готовить, уже помимо сводок, носив­ших преимущественно информационный характер, объемные в 150—200 страниц, иногда и более, информационно-аналитические Обзоры внутреннего политического положения в СССР. В них, по замыслу составителей, сразу же были определены, ставшие позд­нее традиционными, основные рубрики, в соответствии с которы­ми, хотя и с некоторыми корректировками, строились и все по­следующие обзоры. Первой всегда шла рубрика «Рабочие», затем «Крестьяне», затем «Восточные национальные республики», затем «Армия», «Бандитизм», «Антисоветские организации», «Интелли­генция» и «Эмиграция».

          Нельзя не сказать и о феномене двух потоков советской ин­формации — один поток объективной информации и другой — чи­сто пропагандистский, рассчитанный на широкие круги обще­ства. Если в информации, поступавшей от ОГПУ, преобладали негативные сведения, объективно отражавшие неблагополучное положение в городе, деревне, в национальных окраинах, то в офи­циальной советской информации содержались преимущественно только позитивные факты, свидетельствовавшие о достижениях в области социалистических преобразований, призванные влиять на настроения и поведение широких масс населения. Именно эти два, разительно отличавшиеся друг от друга потока информации, нуждаются сегодня в углубленном изучении, анализе и сопостав­лении. Это особенно важно и с той точки зрения, что главным об­разом только на пропагандистской информации формировалась официальная концепция истории России советского периода, до­казывавшая успешное и бескризисное строительство социализма.

          

           [234] 5. СОВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО В ЦЕЛОМ ТЩАТЕЛЬНО ПРОСВЕЧИВАЛОСЬ ПО ВСЕМ ГРАДАЦИЯМ И ВСЕМ ЕГО СОСТАВЛЯЮЩИМ

          Важной темой информации Лубянки становились люди тру­да — рабочие и крестьяне, бывшие подданные империи — участни­ки грандиозного эксперимента по строительству нового общества. Рассекреченные документы Лубянки свидетельствуют, что совет­ское общество буквально как рентгеном просвечивалось в целом по всем его градациям и всем его составляющим.

          Возьмем так называемую рабочую проблему в 1920-е годы. Как известно, в сфере трудового права существовал трудовой договор между сторонами. Юридическое толкование правовых норм яв­лялось обязательным условием реализации трудового договора. В октябре 1922 г. в рамках нового КЗоТа предусматривалось из­менение системы коллективных договоров. В них вводились ко­эффициенты и процентные добавки за тяжелые условия труда, за более высокую квалификацию, дифференцированные по отдель­ным отраслям производства. Отдел нормирования труда ВЦСПС устанавливал разряды, которые расценочные комиссии заводо­управлений могли видоизменять. Ввиду сложностей индивидуаль­ного определения коэффициентов в 1926 г. VII съезд профсоюзов заменил универсальную сетку отдельными 8-разрядными сетками по отраслям промышленности и экономики, выделяя при этом учеников, рабочих, служащих, административный и технический персонал. Последние две группы были переведены в 1927—1928 гг. на твердые оклады в соответствии с занимаемой должностью. Но это изменение не привело к возникновению новых стимулов для повышения квалификации. Рабочий больше приобретал от пере­хода на другую более оплачиваемую работу, чем от повышения квалификации. Это было следствием глубоких различий в оплате труда между отдельными отраслями. В целом же рассекреченные документы информационной службы Лубянки свидетельствуют о повсеместном нарушении администраций заводов и фабрик всего правового комплекса норм. И как следствие этого, страну захлест­нула волна забастовок и стачек, вплоть до многодневных и много­численных.

          Только в 1927 году, по проведенным мною подсчетам, практи­чески 500 предприятий (а их в то время было чуть более тысячи по всей огромной стране), которые упоминаются в документах Лубянки за этот год, были охвачены волнениями и забастовками, [235]  снижение заработной платы рабочих на предприятиях доходило до 25 и даже 50%. Среди бастовавших особенно выделялись такие отряды рабочих, как металлисты, транспортники, горняки, тек­стильщики. Только в январе 1927 г. волна конфликтов прокатилась по 23-м металлургическим заводам страны. Рабочие остро реаги­ровали на ущемление их прав, ухудшение материального положе­ния, массовую безработицу. В 1929 г. СССР окончательно перешел на карточную систему. Национальным бедствием в СССР стала безработица.

          Что касается деревни, то в рассматриваемый исторический от­резок времени чрезвычайно сильным стало ее разделение на три основные группы: 23% составляли середняки, 63% — маломощные крестьяне, зажиточная группа составляла 14% населения. Инду­стриальный рывок тяжело отразился на положении крестьянских хозяйств. Чрезмерное налоговое обложение возбуждало недо­вольство сельского населения. Непомерно увеличивались цены на промышленные товары. Одновременно искусственно занижались государственные закупочные цены на хлеб. В результате резко со­кратились поставки зерна государству. Это вызвало осложнения с хлебозаготовками и глубокий хлебный кризис. Запрещалась сво­бодная рыночная торговля зерном. При отказе продавать хлеб по твердым ценам крестьяне подлежали уголовной ответственности, местные Советы могли конфисковать часть их имущества. Особые «оперуполномоченные» и «рабочие отряды» изымали не только излишки, но и необходимый для крестьянской семьи хлеб. Эти действия привели к обострению отношений между государством и сельским населением, которое значительно стало сокращать по­севные площади.

          Кризис заготовительной кампании 1927/28 гг. и тенденция части работников аппарата ЦК ВКП(б) к централизованному, административно-командному руководству всеми отраслями эко­номики ускорили переход к всеобщей коллективизации.

          Массовый голод, заболеваемость, рост смертности, бездей­ствие властей, обязанных помогать населению, обостряли клас­совую борьбу в деревне между кулачеством и беднотой, росла по­литическая активность во всех слоях деревни, наблюдался рост антисоветских настроений, «отход бедноты от советской власти». Усиливались антиналоговые выступления крестьянства, крестья­не требовали своей партии, своего крестьянского союза. Как при­знавал Сталин и другие лидеры, опасность была в крестьянском восстании, то есть в потере социальной базы в деревне, в новой гражданской войне. Поэтому власть вынуждена была реагиро­вать на эти факты, нередко прибегая к насильственным методам [236] военно-коммунистического типа: арестам наиболее активных кре­стьян, конфискации имущества, отказам в отсрочке выплат нало­гов, в кредитовании — и в конечном счете начала политику насиль­ственной коллективизации.

          Говоря о положении крестьянства в рассматриваемый период, их протестных выступлениях и недовольствах политикой, следу­ет иметь в виду, что именно крестьянство было поражено таким страшным явлением периода новой власти, как голод. Эта тема в постсоветский период в российской историографии стала пред­метом особого внимания, однако еще предстоит, на наш взгляд, в специальных исследованиях выявить все, что связано с этой траги­ческой страницей советской истории. Здесь я хотела бы обратить ваше внимание на следующий феномен. С одной стороны, в стра­не — голод, а с другой — документы свидетельствуют, что СССР — страна богатейших природных ресурсов. Для примера. Документы, посвященные рыбной путине на Дальнем Востоке в 1931-м году, свидетельствуют об огромнейших, богатейших запасах рыбы, кра­бов, икры. Только рыбными богатствами можно было прокормить множество людей. И другое богатство страны — это ее лес. Этот лес вырубается варварски миллионами кубометров. Цифры вырубок фантастические. И можно вспомнить, как советский посол в Шве­ции Александра Михайловна Коллонтай рассуждала о том, что лес— это практически золото и, соответственно, валюта на мировом рынке. Куда уходило и уплывало все это вырученное от продажи на мировых рынках российское богатство, сегодня можно только догадываться.

          И еще две особенности жизни советского общества в рассма­триваемый период. Первая — состояние национальных окраин огромной империи; и вторая особенность — вынужденный уход, высылка из страны в эмиграцию уцелевших после революции чле­нов царского двора и видных деятелей бывшей российской поли­тической элиты. Что касается первой особенности, то в документах Лубянки — вся палитра самых разнообразных данных о том, что на самом деле происходило в бывших окраинах огромной империи. Они охвачены резким обострением межэтнических, межнацио­нальных отношений. Это характерно для всей Средней Азии, Ка­захстана и Кавказа. Основными причинами национальной вражды между русскими и горцами становились вопросы землеустройства и национального состава советского аппарата. Документы свиде­тельствуют о стремлении узбекского населения к выделению из Киргизстана, об усилении клановой и родовой борьбы за власть в Чечне, обострении сословного антагонизма в Адыгее. На страни­цах документов ИНФО ОГПУ впервые открывается материал об [237] активной деятельности родоплеменных объединений в Семипала­тинской, Актюбинской губерниях, в Таджикистане, Узбекистане, Чечне, Кашка-Даринской обл., Сыр-Дарьинской губернии и др. Внимание ОГПУ к восточным республикам, фиксация внимания на их потенциальной нелояльности, по оценке властей и инфор­мации ОГПУ, свидетельствовало о чрезвычайной озабоченности советского режима законностью своего пребывания на мусуль­манских приграничных территориях. Из документов можно узнать также о существовании в СССР буквально многих тысяч полуле­гальных и подпольных организаций, деятельность которых была направлена против советской власти.

          И наконец, документы ведомства Лубянки дают возможность констатировать факт тщетности русских, главным образом мо­нархических, организаций создать за рубежом, в том числе с по­мощью других государств, механизм противодействия советской власти. Как мы знаем из документов, эмиграция в 1920-е годы прежде всего усилиями советских спецслужб того времени ока­залась разделенной — на сторонников великого князя Николая Николаевича и великого князя Кирилла Владимировича. Многие ориентировались на великого князя Дмитрия Павловича и вели­кую княгиню Марию Федоровну. Более того, различной станови­лась ориентация русской эмиграции — одних на Германию, других на Францию. Лубянке удалось уничтожить и основную военную составляющую русской монархической эмиграции — Русский Общевоинский Союз — РОВС. Вначале чекистами был отравлен П.Н. Врангель (1928), затем устранены два других руководителя РОВСа — А.П. Кутепов (1930) и Е.К. Миллер (1937).

          Подводя итоги исследования, можно констатировать, что об­щество в целом в рассматриваемый временной период пережива­ло тяжелейший процесс приспособления к новой власти, новому укладу жизни, пытаясь, в свою очередь, как-то приспособить его «под себя». Разнообразие взглядов, позиций, надежд и разочаро­ваний, страшный пресс повседневности, надежды на лучшее и в то же время постоянное ощущение трагического — все это было характерно для 1920-х годов прошлого столетия.

          Около двух десятилетий потребовалось России на то, чтобы сломать главные составляющие советской системы. Советский эксперимент завершился возвращением России к мировым циви­лизационным нормам. Наступивший XXI век должен обозначить дальнейшие пути ее цивилизационного развития.

 

           [238] СНОСКИ оригинального текста