Труды Института российской истории. Вып. 10 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. Ю.А. Петров, ред.-коорд. Е.Н. Рудая. М., 2012. 493 с. 31 п.л. 32, 8 уч.-изд. л. 500 экз.

Совет районных дум и муниципальное хозяйство г. Москвы в первые месяцы большевистской власти (конец 1917 — первая половина 1918 г.)


Автор
Мамаев Андрей Владимирович


Аннотация

В статье освещается муниципально-хозяйственная деятельность мос­ковских большевиков в конце 1917 — первой половине 1918 г., в том числе финансовый аспект. Автор констатирует ее противоречивость: с одной стороны, большевики в своей деятельности руководствовались политико-идеологическими посылками, а с другой — принципом прак­тической целесообразности. Эта противоречивость была обусловлена несоответствием между капиталистической рыночной системой хо­зяйствования и мощным социальным посылом революции 1917 г.


Ключевые слова
городское хозяйство, городское самоуправление, большевики, Совет районных дум, Москва


Шкала времени – век
XX


Библиографическое описание:
Мамаев А.В. Совет районных дум и муниципальное хозяйство г. Москвы в первые месяцы большевистской власти (конец 1917 — первая половина 1918 г.) // Труды Института российской истории. Вып. 10 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. Ю.А.Петров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М., 2012. С. 221-236.


Текст статьи

 

 [221]

А.В. Мамаев

СОВЕТ РАЙОННЫХ ДУМ И МУНИЦИПАЛЬНОЕ ХОЗЯЙСТВО Г. МОСКВЫ В ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ БОЛЬШЕВИСТСКОЙ ВЛАСТИ (КОНЕЦ 1917 — ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА 1918 Г.)[*]

 

           События октября 1917 г. и установление советской власти на мес­тах остро поставили вопрос о радикальной трансформации органов управления городским хозяйством. Если государственный аппарат в соответствии с большевистскими идеями подлежал коренной ломке, то четкой концепции относительно того, что делать с органами са­моуправления, управлявшими местным хозяйством, не было.

           Московская городская дума, по политическим мотивам отказав­шаяся признавать новую власть и участвовавшая в сопротивлении, в конце октября — начале ноября 1917 г. достигла высшей степени политизации своей деятельности. Между тем, круг ее компетенции охватывал хозяйственные, а не политические вопросы. 5 ноября 1917 г. она была распущена ВРК. 8 ноября Московским Советом ра­бочих депутатов был созван Совет районных дум, где был поставлен вопрос о выборе какого-либо временного органа самоуправления [222] вместо распущенной городской Думы: было принято решение о том, что «Думу заменяет Совет районных дум, Управу — Бюро Совета районных дум»[1].

           Собиравшийся с 8 ноября 1917 г. распорядительный орган — Со­вет районных дум — состоял из представителей 13 районных дум и управ г. Москвы, без участия еще 4 районных дум, в которых преоб­ладали кадеты. После принятия Советом на себя заведования всем городским хозяйством представители оппозиционных партий бой­котировали его, в результате чего в члены нового муниципального органа были избраны только представители большевистских фрак­ций районов.

           Председателем самого Совета районных дум и сформированного им исполнительного органа — Бюро — был избран доктор М.Ф. Вла­димирский. Согласно Временным Основным положениям по управ­лению городским хозяйством, Бюро состояло из отдельных членов, каждый из которых заведовал определенной отраслью городского хо­зяйства, управлял деятельностью соответствующего отдела бывшей городской Управы. Вопросы, касавшиеся изменения компетенции, реорганизации отделов, порядка и размеров поступления доходов, оплаты расходов, пользования городским имуществом, заключения договоров, предметы, затрагивавшие интересы нескольких отраслей городского хозяйства, решались общим присутствием Бюро Совета[2].

           Заведующим больничным отделом стал доктор Н.А. Семашко, заведующим отделом народного образования — бывший помощ­ник члена городской Управы А.И. Пискунов, заведующим отделом городских предприятий — инженер П.Н. Мостовенко, зав. отделом социального обеспечения — доктор В.А. Обух, зав. отделом бежен­цев, отделом городских земель и арендных статей — член район­ной Управы Н.К. Гончаров, зав. делами бывшего 8 отделения (по­жарная команда, милиция, казармы) — председатель Пресненской районной Управы В.М. Лихачев, заведующим финансовой частью стал председатель Петровской районной Управы Е.Л. Афонин, за­ведующим отделом топлива — А.И. Вейсман. В состав Бюро вошли председатель Сущевско-Марьинской районной Управы присяж­ный поверенный М.В. Камаринец и председатель Калужской рай­онной Управы помощник присяжного поверенного И.Б. Фрадкин (Б. Волин), на которых было возложено выполнение специальных поручений, заведывание отделом районных управ. В Бюро были включены представители Центрального Союза городских рабочих и служащих, как указывал Е.Л. Афонин, «для активной работы на ме­стах»: В.И. Самарин, Г.А. Пискарев, А.А. Андрюшин, А.Н. Телешов, Левит, Н.А. Луданов, Д.Ф. Томкевич. Позднее в состав бюро вошел [223] Г.А. Шкловский, в качестве помощника зав. отделом предприятий. Должность секретаря Бюро сохранил бывший секретарь городской Управы А.Я. Никитин, секретарской работой в Бюро занималась Е.А. Шнеерсон[3].

           Структура бывшей Московской городской Управы была сохра­нена, ликвидировались отдел по ревизии лазаретов, по выборам (передавался в статистический отдел), фондовый отдел передавал­ся в состав кредитного. Бюро Совета районных дум провозгласило «широкое проведение демократического принципа — привлечение к самодеятельности муниципальных работников, не ограничивая уча­стия их в городских делах только функциями исполнительными»: на этих началах преобразовывался Главный контроль, больничное, учи­лищное отделения, отдел труда и быта[4].

           Состав Совета районных дум как органа городского самоуправ­ления и круг его полномочий был сформирован с нарушением су­ществовавших к тому времени законов, принципов демократизма, чрезвычайным революционным путем, из представителей одной — большевистской партии, при этом Совет унаследовал от старой Упра­вы прежние механизмы управления хозяйством, структуру отделов, их административно-технический персонал. Основной причиной подмены Московской городской Думы и Управы Советом районных дум были острые политические разногласия между большевиками и более умеренными политическими партиями и общественными си­лами по вопросу о путях дальнейшего развития страны.

           В первые месяцы нахождения у власти большевики не имели чет­кой концепции относительно ближайших перспектив и направлений развития муниципального хозяйства, ясно сформулированных под­ходов организации управления в муниципальной сфере. Кроме того, при изучении муниципально-хозяйственной деятельности больше­виков в рамках Совета районных дум г. Москвы следует учитывать слабость властных позиций большевиков в конце 1917 — начале 1918 г., сохранявшийся с дооктябрьских времен в рядах партии опре­деленный плюрализм мнений по практическим вопросам в рамках разделяемой всеми идеологии, противоречивость законодательных основ муниципальной деятельности и предоставленную центром максимальную самостоятельность в решении местных вопросов.

           Главная задача, стоявшая перед Советом районных дум в первые месяцы его функционирования, — укрепление власти, установление фактического контроля над аппаратом, персоналом городского са­моуправления. После жестоких октябрьских боев в Москве рабочие и низшие служащие городских предприятий и учреждений заявили об отказе признавать существование Московской городской Думы [224] и исполнять ее указания[5]. Попытки распущенной Думы сохранить контроль за финансами города также не увенчались успехом: по­ступление платежей в Управу прекратилось, счета муниципалитета были арестованы.

           Отсутствие средств, наряду с силовым давлением новой власти и отказом городских рабочих сотрудничать со старой властью, приве­ло к постепенной потере Думой старого состава фактического кон­троля над всеми предприятиями, муниципальными учреждениями, отделами Управы.

           Значительная часть служащих не приняла власть Совета район­ных дум и 2 декабря объявила забастовку. Как вспоминал Е.Л. Афо­нин, в результате забастовки в канцеляриях городских отделов «…мы остались одни при двух вновь приглашенных артельщиках… и при трех — четырех конторщиках»[6].

           Однако Совет районных дум отказался поддаваться давлению за­бастовщиков. М.Ф. Владимирский считал, что «Забастовка канце­лярских служащих была для нас скорее выгодна. Если бы нам при­шлось принять на службу всех служащих бывшей управы, штаты которой при бесхозяйственной эсеровской думе были раздуты до крайних пределов, то наша касса не выдержала бы»[7]. С помощью ра­бочих, взявших управление предприятиями в свои руки, удалось не допустить окончательного развала различных отраслей городского хозяйства. По воспоминаниям М.Ф. Владимирского: «Еще раздава­лись в городе отдельные выстрелы, а рабочие трамвая, под руковод­ством правления союза городских рабочих, без помощи своих ин­женеров, которые первыми начали саботаж служащих, исправляли пути, прокладывали провода и, к изумлению буржуазной Москвы, на другой день возобновили трамвайное движение»[8]. На бастовав­ших было оказано силовое воздействие: некоторые из них подверга­лись арестам, обыскам, суду революционного трибунала, выселялись из квартир, переданных им городом на время службы, лишались на­градных, права ездить на передней площадке трамвая[9]; а также ма­териальное давление: за выход из забастовки служащим обещались различные льготы, увеличение жалованья.

           К началу февраля 1918 г. власть большевиков в городе укрепилась. Стало очевидно, что дальнейшее ненасильственное противодействие новой власти со стороны муниципальных служащих и остатков го­родской Думы и Управы бессмысленно. 11 марта 1918 г. на собрании служащих стачка была объявлена ликвидированной без всяких усло­вий[10]. Достичь своих целей служащим не удалось, более того, проси­дев несколько месяцев без жалованья, многие из них оказались уво­ленными с городской службы.

           [225] В конце 1917 — начале 1918 г. сформированному изначально на непродолжительный срок Московскому Совету районных дум уда­лось организационно оформиться, укрепить власть в борьбе с город­скими служащими и старым составом городской Думы и Управы, установить контроль над городским хозяйством.

           По мере укрепления позиций организованных большевиками ор­ганов по управлению городом, на первый план выходили финансовые проблемы. Как воспоминал Е.Л. Афонин: «Мы очутились буквально у разбитого корыта. Стальная кладовая Городской думы, хотя и была за­перта, но нам было известно, что она пуста, а рабочим не было уплаче­но почти за 2 месяца; солдатки тоже бродили целыми толпами, значит, денег нужно было много…» В первые месяцы существования Совета районных дум дефицит средств был особенно острым и покрывался за счет экспроприаций из московского отделения Государственного бан­ка и займов у государства. «...Почти каждый день, с различными вариа­циями, производились выемки по 2—3 млн. руб. …». Зав. фин. отделом Е.Л. Афонин привозил их в кассу Совета районных дум в мешке, и которые почти тут же раздавались по простым распискам, написан­ным карандашом. М.Ф. Владимирский вспоминал: «Покойный ста­рик предпочитал ходить в банк без всякой охраны и возвращаться с деньгами на простом наемном извозчике. Раза два нас предупреждали накануне больших выдач … о готовящемся на Афонина налете. При­бегали в таких случаях к содействию уголовного розыска, расставляли вооруженную охрану у здания думы и по пути к Банку, и тов. Афонин с небольшой охраной шествовал в Банк. Раз удалось накрыть несколь­ких бандитов у самого здания думы»[11]. «На одиннадцатом миллио­не, кажется, тов. Пятаков из Петрограда санкционировал нам заем в 20 млн. руб., на каковую сумму и выдано нами было векселей с дого­ворным обязательством о процентах и сроке уплаты», — вспоминал Е.Л. Афонин. Заем из 8% годовых Совет районных дум был обязан вернуть в двухмесячный срок[12]. 22 декабря при помощи Московского губернского комиссара Штернберга Совету удалось получить из Гу­бернского казначейства в счет открытого кредита старой Московской городской Думы 1 млн. руб. (500 тыс. руб. были возвращены 3 апреля 1918 г.[13]). В конце декабря 1917 г. эти средства закончились, и Совет районных дум вновь прибег к выемкам из Госбанка. «Все наши вы­емки из банка и казначейства к 1 января выразились в сумме 38 млн. руб.». Экспроприации из Госбанка носили вынужденный характер, «…если бы какому-нибудь трезвому политику пришло на ум предло­жить другой метод финансирования в тот период времени, то вряд ли нам удалось бы переплыть бурные волны октября… другого выхода не было и его никто не осмелился предлагать», — считал Е.Л. Афонин[14].

           [226] Наиболее актуальным в конце 1917 г. был не только вопрос о том, какие налоги следует ввести для сбалансирования доходов и расходов и прекращения «экспроприаций» из Госбанка, но и проблема, как собрать с населения суммы по уже действовавшим налогам. Повы­шенный 21 ноября 1917 г. с 10% до 20% доходности (или с 1% до 2% стоимости) городской оценочный сбор[15]первоначально не принес су­щественных средств, так как домовладельцы, лишившиеся по реше­нию советской власти квартирной платы со стороны жильцов, просто не имели возможности его выплатить. В конечном итоге, сохранив оценочный сбор для оставшихся в частной собственности домовла­дений, в муниципализированных домах Совет перешел к обложению налогом на недвижимость — жилищным сбором — домовых комите­тов, которые стали получать квартплату непосредственно от жильцов, минуя домовладельцев. Жилищный сбор представлял собой опреде­ленное процентное отчисление с дохода муниципализированных вла­дений, доходность которых превышала 750 руб. в месяц. Таких владе­ний в Москве насчитывалось около 3 500. Процентное отчисление с таких домов в пользу города зависело от престижности района, в ко­тором оно находилось, от наличия канализации, централизованного отопления, времени года[16]. С 1 января 1918 г. упразднялся больничный сбор. Втрое увеличивался сбор за пользование городскими весами[17].

           С января 1918 г. Бюро перешло «на сметное хозяйство. Сметы, — вспоминал М.Ф. Владимирский, — представлялись на каждый ме­сяц, по каждому отделу и каждой районной управе, рассматривались и утверждались на общем собрании совета». 26 января 1918 г. для по­крытия расходов Совета районных Дум и других советских отделов Московский Совет рабочих и солдатских депутатов установил еди­новременный подоходный налог в размере полного оклада государ­ственного подоходного налога за 1916 г., половину которого необхо­димо было уплатить в срок до 1 марта, а остаток — до 1 мая[18]. Как отмечалось в небольшевистской прессе, этот налог ложился тяжким бременем на тех домовладельцев и фабрикантов, которые до Фев­ральской революции имели в связи с войной и жилищным дефици­том большой доход, но к началу 1918 г. его лишились[19].

           Предпринятые меры по изысканию средств дали свой результат. По сообщению газеты «Русские ведомости» от 8 марта 1918 г., «За послед­нее время… значительно усилился приток городских налогов, преиму­щественно подоходного. За неделю в городскую кассу поступило около 11 млн. руб., не считая поступлений в районах, которые в среднем еже­дневно составляют около 400 тыс. руб.». Как утверждала газета, «Уси­ленный взнос налогов…» вызывался «…по-видимому, установленными недавно штрафами и карами за неуплату…». К началу марта Совету рай[227]онных Дум удалось путем повышения трамвайного тарифа до 40 коп. и усиления дисциплины среди трамвайных работников, размер жалова­нья которых стал напрямую зависеть от размеров выручки, повысить ежедневные трамвайные поступления почти в 2 раза, хотя они не смог­ли полностью покрыть ежедневные расходы по эксплуатации трамвая[20].

           В связи с репрессиями постепенно возобновили арендные плате­жи в городскую кассу различные предприятия и торговые заведения, муниципализированные владения стали платить наемную плату го­роду. В начале марта «…внесли арендную плату Верхние торговые ряды, не платившие за декабрь, январь и февраль полностью по ве­домости по 89 тыс. руб. за месяц. Внесли деньги товарищество Мюр и Мерилиз — 116 тыс. руб., Охотный ряд — 245 тыс. руб. и др.»[21]. Ряд лиц, не внесших своевременно единовременный городской подоход­ный налог, были арестованы. В начале марта 1918 г. стали разраба­тываться вопросы очередного повышения тарифов городских пред­приятий: плата за газ, например, была повышена в 1,8 раза[22], сбор с трактирного промысла, взимаемый с ресторанов, буфетов, гастроно­мов и меблированных комнат, был увеличен в 5 раз[23].

           Для взыскания недоимок по городским сборам 16 апреля 1918 г., в соответствии с докладом Е.Л. Афонина, было решено предпринять жесткие меры: при отделе сборов временно создавалась особая ко­миссия из представителей отдела, которая должна была выбрать из каждой категории сборов 5—10 наиболее состоятельных недоим­щиков, после утверждения комиссией списка к должникам приме­нялись такие меры, как закрытие их заведений, предприятий, кон­фискация имущества, которое передавалось районным управам или Комитету общественного питания[24].

           В течение первой половины 1918 г. поступления городских налогов в бюджет г. Москвы постепенно увеличивались: если в январе отдел сборов Совета районных Дум получил 1 537 939 руб. 18 коп., из кото­рых оценочный сбор составил 64%, сборы с торгово-промышленных заведений — 7,5% от этих доходов, то в феврале в отдел сборов посту­пило уже 2 046 282 руб. 67 коп., в марте — 30 654 621 руб. 89 коп., из них оценочный сбор — 7,7%, сбор с торгово-промышленных заведений — 5%, единовременный городской подоходный налог — 72,6%. В целом, с 12 ноября 1917 г. по 30 июня 1918 г. городские налоги с учетом пени и штрафов принесли в городскую кассу 72 976 727 руб. 58 коп. Однако показатели собираемости некоторых налогов были не на высоте: так, по оценочному сбору было выплачено только 25% от того, что предпо­лагалось получить, сборы с торгово-промышленных заведений удалось получить на 96%, поступления по единовременному городскому подо­ходному налогу составили 31% от запланированного[25].

           [228] Расходы кассы Совета районных Дум в период с 12 ноября 1917 г. по 1 мая 1918 г. составили 125 825 048 руб. 46 коп., в период с 1 мая по 1 июля 1918 г. — 39 554 914 руб. 83 коп. Значительные траты в первый период связаны с выплатой жалованья работникам трамвая, канализационного отдела, водопровода, транспортного отдела, газового завода, городского ломбарда, боен, продовольственного комитета (примерно треть от общей суммы расходов). Сократить расходы во второй период удалось за счет вывода части отделов из компетенции Совета районных дум и городской кассы, перевода городских предприятий в режим самоокупаемости[26].

           Результаты работы финансово-податного отдела были противоре­чивыми: расходы Совета районных дум с 12 ноября 1917 по 30 июня 1918 г. превысили собранные доходы более чем в 2 раза. При обсуж­дении доклада Е.Л. Афонина о положении финансово-податного отдела бывшего Совета районных дум на заседании исполкома Мо­сковского Совета рабочих депутатов 13 июля 1918 г. член исполкома Смирнов заявил, что работа финансово-податного отдела кажется ему неудовлетворительной: «Например, из предполагаемого налога в 150 млн. р., в кассу поступило только 40 миллионов… Надеяться на безнедоимочный взнос налогов можно только имея силу в руках. Та­кой силы у финансово-податного отдела нет». Е.Л. Афонин заметил, что часть расходов муниципалитета была произведена на общегосу­дарственные нужды и поэтому «можно потребовать от центральной власти возмещения расходов», бывший председатель Совета рай­онных дум член Президиума Моссовета М.Ф. Владимирский под­держал Е.Л. Афонина, указав, что «ни один город, ни один Совет не существует на свои средства, за исключением Моссовета. Нигде на­логовая система не развита так, как в Москве… что касается дефи­цита, то все города еще до революции работали с дефицитом… В пе­риод слияния Бюро Совета районных дум и Моссовета, конечно, произошла заминка и расстройство в делах, как и должно быть…»[27].

           Несмотря на плачевное финансовое положение, финансовому отделу Совета районных дум сравнительно быстро удалось возобно­вить взимание налогов. Если раньше возможность введения новых налогов муниципалитетами жестко ограничивалась Городовым поло­жением 1892 г., положением Временного правительства о городских финансах от 29 сентября 1917 г., то после Октябрьской революции появилось гораздо больше возможностей для расширения налоговой базы (на основе решений местных советов). Например, не предусма­тривавшийся в законодательстве дооктябрьского периода единовре­менный городской подоходный налог должен был дать Москве су­щественную сумму: около 150 млн. руб., т.е. больше, чем вся сумма доходов, которую в начале 1917 г. Московская городская Дума пред[229]полагала получить в свое распоряжение за 1917 г., однако показате­ли собираемости налогов, несмотря на предпринятые жесткие меры, были низкими. В то же время усилилась финансовая поддержка Москвы со стороны центральной власти, не заинтересованной в фи­нансовом коллапсе московского городского самоуправления.

           После укрепления позиций Совета районных дум в борьбе с ба­стовавшими служащими и появления финансовых средств постепен­но стало налаживаться функционирование отделов. Как фиксирова­лось в анкете Совета районных дум, составленной в декабре 1917 г. со слов В.А. Обуха, «Работа налаживается, хотя очень трудно. Низ­шие служащие работают, часть высших тоже, часть высших набра­на вновь». Отделы пайка, снабжения армии, как отмечалось, к тому времени успешно работали, «училищный отдел почти функцио­нирует». Острый недостаток во «врачах-социалистах», сестрах ми­лосердия, фельдшерах испытывал медико-санитарный отдел, отдел боен нуждался в ветеринарных врачах, а отдел топлива, ведавший распределением топлива по Москве, — в высококвалифицирован­ных бухгалтерах и конторщиках с рекомендациями[28].

           Одним из наиболее важных отделов, начавших свою деятель­ность в ноябре — декабре 1917 г., от которого зависело благополучие всего городского хозяйства, был отдел городских предприятий. За­ведующий отделом П. Мостовенко так рисовал ситуацию анархии, сложившуюся в муниципальных предприятиях: «Все отношения прежнего Управского аппарата к своим рабочим и служащим покои­лись на двух основах: своего бессилия воздействовать на рабочих и на попытках заменить твердую власть демагогическим прислужива­нием по отношению к отдельным группам и категориям рабочих». П. Мостовенко отмечал «громадное переполнение предприятий служащими и рабочими. В некоторых службах управские доклады констатировали переполнение в 2,5 раза против самых либеральных норм…», «пестроту в области зарплаты и других профессиональных условий труда», притом, что «…ничто так не понижает охоту рабо­тать, а значит производительность труда, как один уже слух, что кто­то на ином положении, кому-то оказывается преимущество…».

           «В ноябре — декабре мы в сущности не имели трамвая как едино­го стройного организма, а имели ряд парков, участков и мастерских, ведших чуть ли не вполне самостоятельную самоуправляющуюся жизнь… все это до толкования отдельными парками получавшейся в них ежедневной выручки как своей собственности и до фактическо­го распоряжения ей»[29].

           Основными направлениями работы отдела стала «ликвидация переполнения штатов», введение «в определенные рамки всех не[230]обычных… прибавок к заработной плате» и установление «более или менее стройной шкалы расценок отдельных видов и категорий труда». Прежняя централизация кассы, когда доходы каждого пред­приятия изымались в одну общую кассу и затем распределялись в зависимости от потребностей, в условиях финансового кризиса при­водила к тому, что «…Центральная касса начинала высасывать дохо­ды предприятия, не покрывая разрешенных им кредитов на ремонт, задерживая или прекращая оплату счетов подрядчиков и, наконец, с естественной необходимостью все это завершалось тем, что до­ходное раньше предприятие доходило до полного технического и хозяйственного развала и само начинало сосать». Под руководством П. Мостовенко в отделе был введен более гибкий финансовый ап­парат. Сборы и доходы стали поступать в кассу отдельного пред­приятия, из которой предприятие покрывало свои расходы в рамках сметы[30]. Для того чтобы получить средства из кассы предприятия, центральная касса должна была представить мотивированное заяв­ление в отдел городских предприятий, который и решал, имеется та­кая возможность или нет[31].

           До середины 1918 г. существенных изменений в положении го­родских предприятий добиться не удалось. При некотором увели­чении выручки трамвая за счет повышения тарифа, число вагонов, выходивших на линии, упало с 600 до 500, что, по мнению П. Мосто­венко, было «результатом полного разложения… в службе движения и подвижного состава». Запасы топлива не превышали 4—5 дней. Водопровод наладил работу, начали проводиться мероприятия по прокладке новой ветки, строительство железнодорожной линии к водонасосной станции для того, чтобы перевести ее на дрова, хотя топливом водопровод был обеспечен на полгода. Продолжали функционировать канализация и газовый завод. При отделе город­ских предприятий был организован огородный отдел, названный П. Мостовенко «оазисом среди наблюдающегося повсюду разва­ла и неурядицы». Площадь собственных огородов составила свыше 700 дес., еще около 1 000 дес. возделывалось при «деятельном уча­стии и под техническим контролем» отдела[32].

           От Московской городской Думы Совет районных дум унаследо­вал руководство более чем 300 городскими учебными заведениями, число которых еще более увеличилось за счет принятия в ведение муниципалитета бывших земских школ в пригородах[33]. После пре­одоления забастовки служащих отдел народного образования при­ступил к реформированию учебной системы. Как отметил в своем докладе зав. отделом А.И. Пискунов, были упразднены заведующие и заменены коллегиями, куда вошли представители Советов, рабо[231]чих организаций, введено светское и смешанное обучение, органи­зованы летние школы как первый этап перехода к единой трудовой школе, в хлебных губерниях был организован ряд летних колоний для детей из городских приютов[34], в июне 1918 г. в ведение отдела был передан организованный при Комитете Московского учебного округа Пролетарский университет[35].

           В ноябре 1917 г. совместно с Моссоветом Совет районных дум стал проводить активную жилищную политику, взяв на себя руко­водство домовыми комитетами, которые должны были организо­вываться в каждом домовладении, регулировать взаимоотношения между собственниками домов и квартирными, комнатными жильца­ми, прислугой, содействовать муниципалитету в деле осуществления его задач[36]. Вскоре одна из таких задач была определена. 29 ноября 1917 г. Президиум Московского Совета рабочих и солдатских депу­татов издал обязательное постановление о муниципализации недви­жимых имуществ, согласно которому управление недвижимостью передавалось в руки домовых комитетов. Наемную плату, раньше платившуюся домовладельцам, жильцы должны были вносить в до­мовые комитеты, которые получали право оставлять до половины собранной суммы «на покрытие расходов по содержанию недвижи­мостей», а оставшуюся часть — отдавать в кассу Совета районных дум, что лишало домовладельцев доходов и отстраняло от управле­ния своими домами[37]. Из 28 тыс. домовладений в подчинение Сове­та районных дум переходили более 4 тыс.[38] В декабре 1917 г. в целях координации и управления деятельностью домкомов началась орга­низация жилищной комиссии при Совете районных дум, в каждой районной думе формировались районные жилищные советы[39].

           В декабре 1917 г. началась передача в собственность муниципа­литета находившегося в Москве имущества дворцового ведомства, за исключением Кремля, оставшегося в государственной собствен­ности под управлением Совета районных дум (выделялась соответ­ствующая субсидия из казны)[40]. Наряду с организацией и контро­лем за деятельностью домкомов и бывшим дворцовым имуществом жилищно-земельный отдел Совета районных дум управлял муници­пальной недвижимостью, сдавал в аренду городские земли. В связи с расширением городской черты в ведение отдела поступило много новых, не обмеренных, не имевших точного плана земель[41].

           Будущий народный комиссар здравоохранения Н.А. Семашко, возглавлявший медико-санитарный отдел, стремился к проведению в жизнь принципов общедоступности и бесплатности медицины. Главными медико-санитарными задачами были провозглашены: борьба с социальными болезнями (туберкулезом, венерическими), [232] борьба с детской смертностью, устранение междуведомственных рамок между медицинскими учреждениями, ведение широкой санитарно-просветительской деятельности[42]. Однако в условиях за­бастовки врачей, слабого финансирования, нехватки медикаментов, распространения инфекций, антисанитарных условий жизни значи­тельной части населения и слабости власти решить эти задачи пол­ностью было невозможно.

           Весной 1918 г., несмотря на начавшееся объединение с Москов­ским Советом рабочих депутатов, Бюро Совета районных дум рас­ширяло свою деятельность. Ряд организованных муниципалитетом предприятий, обслуживавших военные нужды, например, Соколь­нические мастерские, начал переходить «к деятельности мирного времени»[43]. В феврале 1918 г. бывший заведующий статистическим отделом Московской городской Управы В.Г. Михайловский изъявил желание сотрудничать с новой властью, 5 апреля Бюро Совета рай­онных дум решило назначить его заведующим для восстановления отдела статистики.

           В ведение Московского городского самоуправления были пере­даны казенные высшие начальные училища, был образован сметный отдел для рассмотрения смет отдельных предприятий и отделов, го­родское санитарное бюро, включившее в себя представителей Мос­совета и Бюро Совета районных дум. Для ведения учета и контроля за получением и расходованием всеми отделами Бюро различных товаров 13 апреля 1918 г. был создан хозяйственный отдел, где кон­центрировались все городские склады, в него вошли также подот­делы отопления, внутреннего ремонта, канализации и водопровода, изъятые из отдела городских предприятий[44].

           Отдел торфяных разработок (еще в мае 1917 г. город приобрел руд­ник в Донецком угольном бассейне, арендовал большое торфяное болото в 120 верстах от Москвы[45]) был передан в ведение ВСНХ, а городские хлебопекарни — продовольственному комитету. В связи с выходом из войны 18 апреля 1918 г. был ликвидирован отдел пайка[46].

           По причине того, что Совет районных дум был сформирован по инициативе Московского Совета и включал видных большевиков, ак­тивно действовавших в городском и районных Советах в 1917 г., между новым муниципальным органом и Моссоветом установились особые отношения. С одной стороны, муниципалитет активно взаимодей­ствовал, сотрудничал с Московским Советом, советовался с ним по наиболее важным вопросам. Так, Совет районных дум совместно с Моссоветом боролся с бастовавшими городскими служащими, пред­принимал меры по борьбе со спекуляцией продовольственными то­варами, ликвидировал Купеческое общество, ассигновал средства на [233] культурно-просветительские цели солдатской секции Совета, совмест­но с представителями Моссовета осуществил ревизию Всероссийско­го Союза городов, обращался в Совет с просьбой издать обязательное постановление домовладельцам об очистке от снега трамвайных путей и улиц в районе их домовладений, по постановлению Моссовета иму­щество бывшего Министерства двора в Москве было передано муни­ципалитету, был введен единовременный городской подоходный на­лог, осуществлена муниципализация домовладений. В декабре 1917 г. Моссовет установил контроль над отделом городских предприятий, 21 марта 1918 г. был реорганизован финансово-податной отдел при Совете районных дум: руководство им было поручено коллегии, куда вошли и представители Московского Совета[47].

           Однако в тех случаях, когда Московский Совет рабочих и солдат­ских депутатов вмешивался в муниципальную сферу компетенции, Со­вет районных дум считал важным напомнить о разграничении полно­мочий между местным самоуправлением и государственной властью, просил Моссовет заблаговременно извещать о намерении рассмотреть на своем заседании какой-либо вопрос муниципального характера, ре­шать все муниципальные вопросы, посоветовавшись с органом город­ского самоуправления. Совет районных дум протестовал против само­вольной реквизиции городских зданий, например, богаделен, школ, различными отделами Моссовета «без всякого предварительного сно­шения с органами городского самоуправления». Показателем органи­зационной самостоятельности Совета районных дум является такой факт: в начале января 1918 г. здание Московского Совета рабочих де­путатов за неуплату было отключено от водоснабжения, оно было вос­становлено только после немедленной уплаты Моссоветом суммы дол­га отделу водопровода Бюро Совета районных дум[48].

           В конце марта 1918 г. Московский Совет принял решение объе­динить хозяйственную, административную и политическую сферы компетенции местной власти г. Москвы в рамках одного органа — Московского Совета рабочих и солдатских депутатов, положив ко­нец самостоятельному существованию муниципального хозяйствен­ного органа.

           Процесс слияния Совета районных дум и Московского Совета шел следующие несколько месяцев. После принятия решения о сли­янии, т.е. с 29 марта 1918 г., Совет районных дум на заседания боль­ше не собирался, с мая 1918 г. перестало функционировать Бюро Совета районных дум. Ряд отделов Бюро практически без реоргани­зации были включены в состав Моссовета. Например, продолжил деятельность врачебно-санитарный отдел (его до июля 1918 г. про­должал возглавлять Н.А. Семашко), отдел городских предприятий [234] вошел в состав Совета под названием «отдел местных предприятий». Основой культурно-просветительского отдела Моссовета стал отдел народного просвещения Бюро Совета районных дум[49]. Другие отде­лы долго сохраняли свою обособленность. Так, финансово-податной отдел бывшего Бюро Совета районных дум сохранял отдельную от Моссовета кассу и финансирование бывших муниципальных пред­приятий и учреждений вплоть до августа 1918 г. 28 августа 1918 г. на заседании Президиума Моссовета были озвучены итоги ревизии кассы бывшего Бюро Совета районных дум и принято решение объ­единить текущие счета Бюро и Моссовета[50].

           Исследование хозяйственной деятельности Совета районных дум г. Москвы позволяет представить всю сложность, противоречивость, борьбу противоположных тенденций на переломном этапе россий­ской революции, которым стал период конца 1917 — первой поло­вины 1918 г.

           Деятельность большевистского Совета районных дум в первые месяцы советской власти показала, что вопросы городского хозяй­ства тесно взаимосвязаны с политическими реалиями. Именно по политическим мотивам была распущена Московская городская дума, началась забастовка городских служащих, в результате чего к управлению городским хозяйством пришли новые люди. Часть ста­рых специалистов продолжала участвовать в управлении хозяйством, однако находилась под контролем и действовала под руководством со стороны представителей большевистской власти.

           Хозяйственная деятельность Совета районных дум г. Москвы свидетельствует, что, кроме стремления удержаться у власти, глав­ной задачей большевиков в первые месяцы их нахождения у руля муниципального управления Москвой было сохранить достижения городского хозяйства, при этом поддержать низы, по возможности направив ресурсы в интересах трудовых слоев населения.

           Муниципально-хозяйственную деятельность большевиков нельзя изучать только через призму их идеологических воззрений и поли­тической борьбы того времени. Марксистская идеология мало могла помочь в решении практических вопросов, ежедневно встававших перед муниципальными деятелями-большевиками. В повседневной хозяйственной деятельности они были вынуждены руководствовать­ся принципом практической целесообразности, претворяя в жизнь, с учетом классовых интересов, те меры, которые наилучшим обра­зом позволяли в сложных условиях войны и революции предотвра­тить разложение и разрушение городского хозяйства: безуспешно пытались наладить сбор налогов, сбалансировать доходную и рас­ходную сметы, в условиях тяжелого домовладельческого кризиса и [235] громадного перенаселения города стали осуществлять обещанную еще накануне муниципальных выборов умеренными социалистами муниципализацию жилищ, переложение тяжести налогов и сборов в интересах трудовых слоев на плечи зажиточной части горожан, ста­рались наиболее рационально организовать управление городски­ми предприятиями, прибегая к сокращению персонала и снижению размеров жалованья, увеличивали социальные расходы, развивали активную деятельность в сфере образования и здравоохранения.

           Муниципально-хозяйственная деятельность Совета районных дум характеризуется некоторой противоречивостью предпринимае­мых мер: с одной стороны, стремясь своими силами сбалансировать смету, с другой — большевики шли на значительные траты в соци­альной сфере, осуществляли меры, подрывавшие налоговую базу: муниципализация, например, лишила бюджет поступлений от оце­ночного сбора, национализация банков по распоряжению центра — источников кредита. Поддерживая рабочих, отстаивая их права, Со­вет районных дум в то же время боролся с переполнением штатов муниципальных предприятий, пытался вводить сдельную оплату для повышения производительности труда.

           Эта противоречивость была обусловлена сложностью ситуации: несоответствием между капиталистической рыночной системой хо­зяйствования и мощным социальным посылом революции 1917 г., яркими выразителями которого большевики и являлись. Придя к власти, в том числе в муниципалитетах, большевики первое время вынуждены были действовать в рамках существовавшей системы, которая демонстрировала свою неадекватность чрезвычайным усло­виям революции и послевоенной разрухи, потребность в реформи­ровании. Задумываться о концептуальном направлении реформ большевикам было не нужно, а методы и меры преобразований дик­товались не столько идеологией, сколько реалиями разрухи и граж­данской войны.

 

           [235-236] СНОСКИ оригинального текста



[*] Статья подготовлена в рамках Программы ОИФН РАН «Исторический опыт социальных трансформаций и конфликтов», проект «Российский город в условиях революционных потрясений и трансформаций: 1917 — начало 1920-х гг.».



[1] Афонин Е.Л. В 1917 году // Октябрьское восстание в Москве: сб. документов, статей и воспоминаний. М. 1922. С. 69.

[2] Центральный архив города Москвы (ЦАГМ). Ф. 1364. Оп. 1. Д. 5. Л. 3—4; Д. 14. Л. 94.

[3] Центральный исторический архив г. Москвы (ЦИАМ). Ф. 179. Оп. 3. Д. 2185. Л. 5—5 об.; Афонин Е.Л. Указ. соч. С. 69; Владимирский М.Ф. Московские районные думы и совет районных дум в 1917—1918 гг. // Пролетарская революция. 1923. № 8 (20). С. 83, 84.

[4] Известия Московского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 8 дек.

[5] Рабочая жизнь. 1917. 15 нояб.

[6] Афонин Е.Л. Указ. соч. С. 70.

[7] Владимирский М.Ф. Московские районные думы и совет районных дум в 1917—1918 гг. С. 89.

[8] Его же. Октябрьские дни в Москве. М.; Л., 1927. С. 67; Его же. Московские районные думы и совет районных дум в 1917—1918 гг. С. 81, 87—91.

[9] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 3 об.

[10] Русские ведомости. 1918. 12 марта.

[11] Владимирский М.Ф. Московские районные думы и совет районных дум в 1917—1918 гг. С. 86.

[12] Центральный государственный архив Московской области (ЦГАМО). Ф. 66. Оп. 12. Д. 214. Л. 7.

[13] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 14. Л. 76 об.

[14] Афонин Е.Л. Указ. соч. С. 72—75.

[15] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 2.

[16] ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 3. Д. 1425. Л. 152.

[17] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 9 об; Д. 14. Л. 17 об.

[18] Русские ведомости. 1918. 31 янв.

[19] Там же. 26 марта.

[20] Там же. 8 марта.

[21] Там же. 9 марта.

[22] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 14. Л. 36 об., 39.

[23] Там же. Л. 51 об.

[24] Там же. Л. 91.

[25] ЦИАМ. Ф. 179. Оп. 3. Д. 1425. Л. 4, 16—16 об.

[26] Там же. Л. 18—18 об.

[27] ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 2. Д. 9. Л. 38—41.

[28] Там же. Оп. 12. Д. 272. Л. 24—24 об.

[29] Там же. Д. 444. Л. 158—160.

[30] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 14. Л. 22.

[31] ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 12. Д. 444. Л. 160—162.

[32] Там же. Л. 164—166.

[33] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 14. Л. 22 об.

[34] Там же. Д. 105. Л. 1—2.

[35] ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 2. Д. 27. Л. 24—25; Д. 41. Л. 36.

[36] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 5. Л. 16.

[37] ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 12. Д. 216. Л. 70.

[38] Алещенко Н.М. Московский Совет в 1917—1941 гг. М., 1976. С. 68.

[39] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 7.

[40] ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 12. Д. 214. Л. 79; ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 8.

[41] Там же. Д. 445. Л.15 об.

[42] Петров Б.Д., Потулов Б.М. Н.А. Семашко. М. 1974. С. 62, 63.

[43] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 8. Л. 5 об.

[44] Там же. Д. 14. Л. 79 об., 80 об., 81, 87, 88.

[45] Русские ведомости. 1917. 25 мая.

[46] ЦАГМ. Ф. 1364. Оп. 1. Д. 14. Л. 55 об., 84, 92.

[47] Там же. Д. 8. Л. 3 об., 6 об., 10 об.; Д. 14. Л. 38.

[48] Там же. Д. 8. Л. 4, 9 об., 16; Д. 14. Л. 41; ЦГАМО. Ф. 66. Оп. 2. Д. 51. Л. 5.

[49] Там же Д. 26. Л. 24—25.

[50] Там же. Д. 52. Л. 86, 92.