Труды Института российской истории. Выпуск 9 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М.; Тула: Гриф и К, 2010. 524 с. 32,75 п.л. 500 экз.

Большая стратегическая «игра» накануне Второй мировой войны: политические реалии и историческая память

Автор
Сенявский Александр Спартакович

Аннотация

Сегодня, как и в конце 1980-х, когда разрушали СССР на Запа­де началась очередная кампания нападок на историческую память о Второй мировой войне, о роли в ней нашей страны, что делается в политических целях и направлено на ущемление интересов современ­ной России. В статье предлагается системный взгляд на истоки и генезис Второй мировой войны, напрямую связанные с итогами Пер­вой, охарактеризовано сложное, многостороннее геополитическое и стратегическое противоборство, в котором самую нелицеприятную роль играли «западные демократии». Показаны профессионализм и адекватность действий руководства СССР в условиях подготовки «натиска на Восток» со стороны гитлеровской Германии и двуруш­нической политики «демократического Запада».

Ключевые слова
историческая память, геополитика и идеоло¬гия, генезис Второй мировой войны, СССР и Германия, политическая стратегия, теория игр

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Сенявский А.С. Большая стратегическая «игра» накануне Второй мировой войны: политические реалии и историческая память // Труды Института российской истории. Вып. 9 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М.; Тула, 2010. С. 9-33.

Текст статьи

 

[9]

А.С. Сенявский

БОЛЬШАЯ СТРАТЕГИЧЕСКАЯ «ИГРА» НАКАНУНЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

(политические реалии и историческая память)[*]

 

           История — отнюдь не абстрактная наука, объект ее изучения — прошлое человечества — напрямую затрагивает современные ин­тересы народов и государств. А потому «борьба за прошлое», за то, как оно будет представлено в умах современников, как будет интерпретировано и оценено, в каких образах воплотится — не­редко используется в современной политике как внутри стран, так и между государствами. Таким образом, историческая память всегда, в той или иной степени, была полем идейно-политической борьбы.

           Весьма острой эта борьба была в период «холодной войны» между «Востоком» и «Западом». Однако новый виток этого про[10]тивостояния пришелся на период, когда, казалось бы, «холодная война» сходила на нет, на период «перестройки», в ходе которой по-новому, негативно переинтерпретированные образы советско­го прошлого служили идеологическим инструментом сокрушения СССР и всей социалистической системы. Причем основные им­пульсы ревизии прошлого исходили, как казалось, не извне, а из­нутри Советского Союза и других социалистических государств, хотя «главный приз» — «победу в холодной войне» — получили внешнеполитические силы, США и Запад в целом. Они не только устранили основного геополитического и идеологического про­тивника в лице СССР (одну из двух «сверхдержав») с его сателли­тами, но и приобрели от этого огромные экономические дивиден­ды, в том числе за счет ресурсов распавшейся системы-конкурента отсрочили почти на два десятилетия глобальный экономический кризис собственной системы.

           Однако эскалация пересмотра и переоценки истории продол­жалась, причем акцент все больше переносился в международную плоскость, в которой и страны «Запада», и ряд бывших соцстран, и даже некоторые бывшие советские республики пытались таким образом решать те или иные собственные проблемы или получить политические и/или экономические дивиденды от пересмотра со­ветской истории и исторической роли СССР. В этом контексте особенно яростным атакам подверглись прежние, давно утвердив­шиеся и в массовом сознании, и в международных (ранее обще­признанных) документах представления о Второй мировой войне, включая ее происхождение и генезис.

           Причина заключается в том, что именно итоги Второй мировой войны, закрепленные в Ялтинско-Потсдамской системе, почти на полвека стали основой миропорядка, в котором Западу в целом и США в частности, впервые в новой и новейшей истории была про­тивопоставлена примерно равновеликая сила, ограничившая их монополию на международный диктат, использование остального человечества в качестве «сырья» для строительства колониальных империй и беззастенчивой эксплуатации.

           Радикальные изменения соотношения сил в мире к началу 1990-х годов, в результате развала СССР и советского блока есте­ственно, поставили под вопрос не только саму эту систему, но и интерпретацию Второй мировой войны, следствием которой она являлась. Критика в целом устоявшегося образа военного и пред­военного прошлого стала раздаваться со стороны не только основ­ных побежденных стран и их союзников, но и США, которые остались единственной сверхдержавой и претендуют на принци­пиально новое место в мире, а также их сателлитов. После распада [11] СССР беззастенчиво стали переставляться акценты в оценках не только роли участников войны, но и в причинах ее начала и в са­мом ее характере для разных сторон. Появилась тенденция ставить на одну доску Сталина и Гитлера, Третий Рейх и Советский Союз.

           Особенно активно стараются фальсификаторы истории в «пе­реосмыслении» ситуации накануне Второй мировой войны, с тем чтобы в число виновников войны, наряду с гитлеровской Германи­ей, включить и СССР, при этом представив «демократический За­пад», игравший отнюдь не лицеприятную роль в провоцировании и поощрении фашистской агрессии, невинной жертвой «козней Берлина и Москвы».

           В связи с попытками переписать историю в ущерб национально­государственным интересам современной России (являющейся правопреемником СССР, а потому заинтересованной в объектив­ном отражении его исторической роли в контексте сложных меж­дународных предвоенных отношений), в связи с широко практи­куемыми на Западе двойными стандартами в оценках Советского Союза и других стран, а также прямой фальсификацией истори­ческих событий, подтасовкой и замалчиванием фактов возникает необходимость объективно, а, значит, и системно разобраться в событиях и процессах, происходивших накануне Второй мировой войны и ее породивших.

           То сложное, многостороннее противоборство ключевых миро­вых держав может быть понято, объективно и адекватно интерпре­тировано только при системном рассмотрении и при привлечении исследовательского потенциала специальных отраслей науки, включая теорию игр.

 

* * *

           Существуют объективные закономерности функционирова­ния любых самоорганизующихся систем, включая социальные организмы, в том числе государств в системе международных от­ношений. Они достаточно просты: каждое государство стремится к самосохранению, внутренней устойчивости (прочности), макси­мизации располагаемых им ресурсов, влиятельности (расширению внешнего контроля и минимизации внешнего вмешательства), т.е. обеспечению суверенитета. Для решения этих взаимосвязанных задач используются различные (экономические, дипломатиче­ские, военные и другие) средства. Если государство отказывается от решения этих задач, то его ждет участь ослабления, распада, косвенного подчинения или даже поглощения другими странами (в различных вариантах), осуществляемых мирными или военны­ми средствами.

           [12] Внутреннее развитие и внутренняя политика тесно взаимос­вязаны с внешней политикой и международными отношениями. Выбор целевых приоритетов и средств их достижения во многом определяется как объективными возможностями страны, так и субъективными факторами: доминирующей в данном обще­стве ментальностью, в том числе идеологией, существующим механизмом принятия решений высшей властью, зависящим от общественно-политического устройства, интеллектуальной и по­литической культуры элиты, конкретными личностными каче­ствами лидеров и т.д.

           Для решения своих внешнеполитических задач государства не­избежно вступают в коалиции, которые усиливают их потенциал в противостоянии конкурентным целям других стран и увеличивают возможность реализации собственных задач. Коалиции могут быть по сути конфронтационными (враждебными другим государствам и коалициям) и неконфронтационными (относительно редко).

           Естественно, системы международных отношений историче­ски меняются. Сохранение или обретение суверенитета государ­ствами — не всегда благо для их народов, и нередко может быть использовано в интересах только государственной бюрократии и элиты. Так, в современных условиях глобализации региональ­ная интеграция ведет к сознательному и добровольному отказу от значительной части суверенитета в странах Западной Европы, на очереди и другие регионы, — что представляет собой весьма противоречивый, но закономерный процесс для современной стадии развития техногенной цивилизации и модели между­народных отношений, существующей в рамках тяготеющего к однополярности мира, квазилиберальной рыночной экономи­ки, военно-политического диктата США и их союзников, осно­ванного на абсолютном превосходстве их совокупного военно­экономического потенциала. Но для рассматриваемой нами эпохи 1920-х — начала 1940-х гг. — перечисленные выше законо­мерности оставались правилом.

           В этих закономерностях — объективный, фундаментальный источник возникновения Второй мировой войны. Естественно, для того чтобы она разразилась, необходимо было еще множество конкретных условий и факторов реализации.

           По проблеме развития международных отношений межвоен­ного периода[1], в том числе истокам Второй мировой войны[2], ро­ли в этих процессах Германии, СССР[3] написано «море» литера­туры. Нас здесь интересуют лишь некоторые аспекты: как в этом глобальном контексте складывались взаимоотношения главных военно-политических и стратегических субъектов предвоенного [13] взаимодействия и противоборства, от которых действительно за­висела конфигурация будущих коалиций — Англии, Франции, США, Японии, и особенно СССР и Германии как главных про­тивников в этой войне, от которых в решающей степени зависел ее исход. По этой проблематике также имеется немалая весьма дискуссионная историография и публикации документов, в том числе о политике «западных демократий», их взаимоотношениях с нацистской Германией и СССР, в том числе и о позиции каждой из этих стран — Англии[4], Франции[5], США[6], о двусторонних от­ношениях Германии и СССР[7], включая советско-германский до­говор о ненападении и «секретные протоколы»[8], о трехсторонних отношениях этих стран с Японией[9], двухсторонних отношениях СССР и Японии[10]. Немалый пласт литературы и опубликованных документов создан о ситуации в Центральной и Восточной Евро­пе[11], о проблемах вокруг Финляндии[12], Прибалтики[13], Польши[14], Чехословакии[15], Румынии[16], и др.

           Одной из болевых точек этой историографии, в частности, яв­ляются дискуссии вокруг обвинений руководства СССР, а значит, в первую очередь персонально И.В.Сталина в заключении так на­зываемого «пакта Молотова-Риббентропа» с фашистской Герма­нией, согласно которому Сталин и Гитлер совершили раздел Евро­пы и который якобы и стал пусковым механизмом начала Второй мировой войны. В рамках этой проблематики ставятся и другие «обвинительные» в адрес СССР вопросы, например, «ковался ли фашистский меч в СССР», собирался ли Сталин первым напа­дать на гитлеровскую Германию, и др., призванные «разоблачить аморальную политику Сталина», приравнять ее к политике на­цистской Германии, осужденной международным Нюрнбергским трибуналом, а заодно и снять действительную вину «западных демократий» в создании почвы для реваншистских настроений в Германии после Первой мировой войны, в поддержке Гитлера в его стремлениях к власти, в восстановлении военно-индустриальной базы Третьего Рейха, в политике «умиротворения» Гитлера и на­правлении его экспансионистских планов на Восток, против СССР, и т.д., и т.п. В этом контексте вопрос о профессионализме внешней политики СССР в предвоенной ситуации, особенно о стратегическом противоборстве Сталина и Гитлера, является од­ним из ключевых[17]. Вместе с тем, это противоборство являлось лишь частью более широкой, «большой игры», в которой «свою игру» вела каждая из участвовавших (и многие из оставшихся в стороне) стран в соответствии со своими интересами и в рамках располагаемых ими возможностей, но, как и в Первую мировую войну, главный приз получили отсидевшиеся за океаном США. [14] В этой связи правомерен и другой вопрос: ограничилась ли роль США во Второй мировой войне пассивной позицией «третьего ра­дующегося», или заокеанские политики сыграли иную, активную закулисную роль в подготовке мировой войны.

           Попытки современного Запада «поставить на одну доску» Сталина и Гитлера и возложить ответственность за развязывание Второй мировой войны не только на гитлеровскую Германию, но и на СССР, в контексте начавшейся «холодной войны» имели ме­сто уже давно[18]. Однако, основной натиск Запада в этом вопросе произошел в годы «перестройки», когда манипуляция историче­ской памятью народов стала одним из основных инструментов сокрушения СССР, а далее — и попыток развала постсоветской России в целях установления прямого контроля за принадлежа­щими ей ресурсами. В этом контексте нужно отметить как осо­бый социально-психологический феномен весьма эффективно осуществлявшейся информационно-психологической войны «суворовщину» — публицистические писания Резуна-Суворова, выходившие огромными тиражами, бросавшие тень на сам образ Великой Отечественной войны и оказавшие существенное дезори­ентирующее воздействие на сознание широких слоев наших со­отечественников[19]. Спекулируя на ряде общеизвестных фактов о том, что СССР действительно форсированно готовился к войне, а также на секретных протоколах к Договору о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 г., Резун возлагает вину за начавшуюся Вторую мировую войну на СССР, фактически даже оправдывая Гитлера, который якобы лишь опередил И.В.Сталина. Вся «антисоветская», а точнее — антироссийская историография вокруг событий кануна той войны строится не только на искаже­нии фактов, но и на вырывании отдельных фактов из общего кон­текста предвоенной международной ситуации, особенно на игно­рировании неблаговидной политики «западных демократий» по направлению реваншистской политики Германии, порожденной Версальским унижением, на Восток. Аргументы, используемые В.А.Суворовым, как и его методология, весьма примитивны.

           Факты форсированной подготовки СССР к войне говорят лишь о закономерных действиях государства в ситуации назре­вающей и разразившейся мировой войны, недвусмысленно выра­женных намерений Гитлера искать «жизненное пространство» на Востоке, прежде всего, в России, и его подталкивания Англией и Францией именно к такому сценарию. В такой ситуации компе­тентная власть каждого государства просто обязана быть готовой к любому развитию событий, имея стратегические планы по каж­дому из возможных вариантов, а решения принимаются, исходя из получаемой, в том числе разведывательной информации, кото[15]рая никогда не бывает (и не может быть «по определению») абсо­лютно полной и точной, — помимо других причин, еще и потому, что намерения и планы далеко не всегда воплощаются в действия, что они (или их сроки) могут и, как правило, неоднократно пере­сматриваются, и т.д. Естественная для столь деликатной сферы неполнота исторических документов по некоторым аспектам про­блемы должна быть компенсирована дополнительным исследова­тельским инструментарием.

           Поэтому, думается, целесообразно привлечь в качестве ин­струмента интерпретации динамики развития международных от­ношений дополнительные средства исторической реконструкции, например, на базе теории игр. Что может дать эта теория истори­ку? Она предоставляет средства моделирования конкретного сре­за исторического процесса, рассматриваемого в определенном ракурсе «конфронтационных (и коалиционных) игр участников с собственными целями». Теория игр рассматривает неопределен­ные, в частности, конфликтные ситуации, «в которых сталкивают­ся интересы двух (или более) сторон, преследующих разные (ино­гда противоположные) цели, причем выигрыш каждой из сторон зависит от того, как себя поведут другие. ... Цель [теории игр] — выработка рекомендаций по разумному поведению участников конфликта. ... Конфликтующие стороны условно называются «игроками», одно осуществление игры — «партией», исход игры — «выигрышем» или «проигрышем». В игре могут сталкиваться инте­ресы двух или более участников; в первом случае игра называется «парной», во втором — «множественной». Участники множествен­ной игры могут образовывать коалиции (постоянные или вре­менные). ...Множественная игра с двумя или более постоянными коалициями, естественно, обращается в парную. Развитие игры во времени можно представить как ряд последовательных «ходов» участников. Стратегией игрока называется совокупность правил, определяющих выбор варианта действий при каждом личном ходе в зависимости от сложившейся ситуации. ...Оптимальной страте­гией игрока называется такая, которая обеспечивает ему наилуч­шее положение в данной игре, т.е. максимальный выигрыш»[20].

           Основной принцип теории игр — принцип осторожности («принцип минимакса»), который рекомендует выбирать ту стра­тегию, при которой наш минимальный выигрыш максимален: «по­ступай так, чтобы при наихудшем для тебя поведении противника получить максимальный выигрыш». Как правило, минимаксные стратегии меняются под влиянием информации о поведении дру­гой стороны (сторон), и происходит корректировка или полная смена собственного поведения.

           [16] Здесь нет возможности раскрывать аппарат и многочисленные «нюансы» теории игр. Обозначим лишь соотношение его с кате­гориями международных отношений и результат его применения в анализе избранной нами проблематики. Формальные прави­ла «международных игр» определяются системой действующих в данный мирный момент (период) международных и двусторонних договоров, реальные — учитывая формальные — строятся на фак­тическом соотношении сил, определяемых, в частности, наличием открытых и тайных коалиций. При этом декларируемые намере­ния сторон частично или полностью не совпадают с реальными, широко используются обман, блеф и т.д. Реальная политика, как и война, — это «путь обмана», ее задача — эффективное решение проблем и достижение целей, и она не подлежит оценке мерками морали.

           Исходную позицию для длительной стратегической игры зада­ли новая расстановка сил и система международных отношений, сложившиеся в результате исхода Первой мировой войны. Стра­ны Антанты, прежде всего США, Англия и Франция, закрепили свою победу Версальским мирным договором 1919 г., по которо­му Германия теряла 1/8 часть территории, 1/10 часть населения, значительную часть экономического потенциала, отказывалась от колоний, подвергалась существенному ограничению суверени­тета, в том числе военным ограничениям (армия не должна была превышать 100 тыс. чел., всеобщая воинская повинность отменя­лась, ликвидировался генеральный штаб, предельно ограничива­лась подготовка офицерских кадров, запрещалось иметь тяжелую артиллерию, танки, подводные лодки, авиацию, резко ограничи­вался военно-морской флот). Германия выплачивала огромные репарации. И все же крайне ослабленная Германия и после войны оставалась одним из основных международных игроков.

           Аналогичные потери и ограничения коснулись союзников Гер­мании (Австрии, Венгрии, Болгарии, Турции). Так, территория Венгрии сократилась в три, а население — в 2,5 раза. Потенциал этих стран не имел самостоятельного значения в системе между­народных отношений, а только — в коалициях.

           Франция и Великобритания сыграли главную роль в деле унижения и ослабления послевоенной Германии. И несмотря на победную эйфорию, царившую в странах-победительницах (осо­бенно во Франции и Великобритании), наиболее прозорливые современники, в том числе политические деятели, понимали, что Версальская модель заложила мину замедленного действия подо всю конструкцию мира, и предопределила и будущее разжигание [17] реваншистских настроений в побежденных странах, прежде всего, в Германии, и будущую большую войну.

           Потрясенная революцией и заключившая сепаратный Брест­ский мирный договор с Германией Россия также понесла огром­ные потери от войны. Она подверглась интервенции не только со стороны Германии, Турции, но и недавних союзников из Антанты, а также Японии и США. Но окончание Гражданской войны в ре­зультате победы советской власти на большей части бывшей Рос­сийской Империи сохранило Россию (СССР) в качестве одного из основных международных игроков (хотя в первые послевоенные годы — лишь потенциально).

           И все же именно страны-победительницы, прежде всего США, а также Англия, Франция (владевшие к тому же огромными коло­ниальными империями) и наращивавшая военно-экономический потенциал Япония становились главными действующими субъек­тами мировой политики, естественно, с весьма конкурирующими друг с другом в разных областях и регионах мира интересами (что проявилось, прежде всего, в определении конфигурации послево­енного мирового устройства, получившего название Версальско- вашингтонской системы). Именно страны-победительницы ока­зались заинтересованы в как можно более длительном сохранении status quo, но вот вопрос — все ли из них?

           Единственной страной, по-настоящему выигравшей от Первой мировой войны, оказались США, не понесшие масштабных во­енных потерь, а, напротив, в значительной степени поставившие в финансово-экономическую зависимость разоренную Европу. Выйдя из режима изоляционизма, они теперь диктовали «правила игры» и в международной политике, и в мировой экономике. Но этого для элиты США, особенно финансовых кругов, было недо­статочно: все еще сохранялись огромные европейские колониаль­ные империи, особенно Британская, Французская, Португальская и др., которые контролировали большую часть Азии и Африки, и мешали американскому торгово-промышленному капиталу. Евро­пейские флоты и армии оставались достаточно мощными, чтобы конкурировать с вооруженными силами США, вышедшими из традиционной изоляции и планировавшими экспансию, особенно на Дальнем Востоке. К тому же поднимавшаяся Япония угрожала морским коммуникациям.

           Социально-экономическим контекстом международных отно­шений стала «социалистическая революция» в России с утверж­дением леворадикального режима и начинавший подниматься СССР, а затем и затянувшаяся Великая депрессия, угрожавшая са­мому существованию «западных демократий».

           [18] Все эти проблемы можно было решить только военным путем. Но общественное мнение США было против участия в большой войне. Значит, оставалось два пути: 1) вновь столкнуть друг с дру­гом европейцев в «большой войне»; 2) стать «жертвой агрессии». Вторую задачу с успехом решило нападение японцев на базу Перл Харбор, первую решали с использованием реваншистских настро­ений в Германии, поддерживая соответствующие круги и ведя их к власти. При этом существовал определенный риск, что «демокра­тические» державы Европы объединятся с диктатурой в Германии для решения своих проблем за счет СССР.

           Германский реваншизм был в решающей степени продук­том версальской системы. Германия как крупная индустриальная страна с мощным научно-промышленным потенциалом, с укоре­нившимся национальным самосознанием (а точнее — национали­стическим и даже шовинистическим, милитаристским — насле­дием Бисмарка и прусских корней объединенного государства), народом, воспитанным «прусской школой», — в условиях нацио­нального унижения, резкого ограничения государственного суве­ренитета, экономических, военных, геополитических и иных воз­можностей, — должна была бороться против версальских пут. По крайней мере, за восстановление суверенитета, устранение наибо­лее унизительных статей послевоенных договоров, за расширение своего потенциала и внешнего влияния. Что она и делала различ­ными способами в течение многих лет по разным направлениям. Возможности ее были предельно ограничены, что усугублялось и внутренней социально-политической напряженностью и потрясе­ниями. «Конечные», политико-стратегические цели определялись не только возможностями страны, но менталитетом, ценностями и идеологией правящей элиты.

           Именно Германия — независимо от конкретных политических сил, стоявших у власти, больше всех из европейских стран была заинтересована в сломе сложившегося соотношения сил в мире и системы международных отношений. Именно она выступала от­крытым инициатором и самым активным участником большой международной политической игры. Еще одним активным участ­ником игры со своими целями был СССР, с одной стороны, мно­гое потерявший в Первой мировой, с другой, — формировавший политику под влиянием идеологии, в которой существенное место занимали идеи «мировой пролетарской революции». Ни преуве­личивать, ни преуменьшать значение этого фактора не следует, так как он, безусловно, влиял на советский внешнеполитический курс, хотя из самоценного постепенно трансформировался в ин­струмент государственных интересов СССР. Эта политика стано[19]вилась все более прагматичной, сообразовывавшейся с реальными возможностями, которые у обоих указанных субъектов «большой игры» были крайне ограничены.

           Мы не станем здесь подробно разбирать все «партии» этой игры, тем более, что и ее правила, и цели участников в течение двух десятилетий не раз менялись. Обозначим лишь основные эта­пы и их результаты.

           Весь межвоенный период можно разделить на две стадии: до 1933 г. и после, поскольку приход Гитлера к власти принципиаль­но изменил весь расклад международных сил и правила игры: из преимущественно дипломатической она превращается в сило­вую. Две страны-«изгоя»[21] (в современной терминологии, введен­ной США) естественно, хотя и по разным причинам, сближались друг с другом. Основой решения внешних стратегических задач в условиях Веймарской республики была «политика маневрирова­ния», а также балансирования между Востоком и Западом. В со­ответствии с ней были установлены дипломатические отношения с Советской Россией, в 1922 г. был подписан Рапалъский договор, ставший основой почти десятилетнего сотрудничества двух стран в разных областях. Оно было взаимовыгодным, потому что, во- первых, основывалось на взаимодополнительности потенциалов двух стран, во-вторых, препятствовало дипломатической, эконо­мической и др. изоляции обоих государств. Германия играла также на противоречиях Франции и Англии, боровшихся за гегемонию в Европе, и использовавших для этого вопрос о репарационных пла­тежах. Вмешательство США с планом Дауэса, согласно которому с 1924 по 1932 гг. Германии были предоставлены огромный заем и капиталовложения почти в 32 млрд. марок, позволило ей восста­новить экономику, военно-промышленный потенциал и выплачи­вать репарации. Целью плана была ликвидация революционного движения в Германии на основе экономического подъема, а так­же — в перспективе — ориентация будущей германской экспансии на Восток. Этому способствовали локарнские договоры 1925 г., гарантировавшие границы западных соседей Германии, но не пре­дусматривавшие аналогичных гарантий для ее восточных соседей, а также вступление Германии в 1926 г. в Лигу наций. Вместе с тем, Германия не взяла на себя никаких антисоветских обязательств, тем самым на данном этапе сохраняя свободу рук. Торговый до­говор 1925 г. между Германией и СССР и договор о нейтралитете 1926 г. закрепляли свободу маневра германского правительства.

           [20] Между тем, уже в 1925 г. правящие круги Германии сформули­ровали программу-минимум, которая заключалась в восстановле­нии довоенных позиций, в том числе возврате колоний, изменении восточных границ, присоединении Австрии. В конце 1920-х гг. был поставлен вопрос об ослаблении военных ограничений Версаль­ского договора, началось строительство 4-х броненосцев.

           С приходом Гитлера к власти меняется вся сущность междуна­родных отношений, поскольку Гитлер еще в середине 1920-х гг. в «Библии» национал-социализма «Майн Кампф» откровенно вы­сказал претензии на мировое господство. Его расовая теория в со­четании с идеей захвата жизненного пространства делала внеш­нюю политику фашистской Германии откровенно реваншистской, милитаристской и агрессивной. Причем Гитлер открыто обозна­чил главных своих врагов в Европе: Францию как давнего сопер­ника на континенте и Россию как «источник жизненного про­странства». «Нам нужна не западная ориентация и не восточная ориентация, — писал он в «Майн Кампф», — нам нужна восточная политика, направленная на завоевание новых земель для немец­кого народа. Для этого нам нужны силы, для этого нам нужно пре­жде всего уничтожить стремление Франции к гегемонии в Европе, ибо Франция является смертельным врагом нашего народа, она душит нас и лишает нас всякой силы»[22]. Англию и Италию Гитлер в тот момент рассматривал как потенциальных союзников, тогда как Россию — как главный объект экспансии. «Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, — откровенничал он, — мы, конечно, можем иметь в виду только Россию и те окраинные госу­дарства, которые ей подчинены»[23].

           Эта идеологическая и внешнеполитическая платформа Гитле­ра и обозначила рамки, а в известной мере и правила «большой игры», а точнее, исторической драмы, которая развернулась в международных отношениях в 1930-е годы. Основными задачами Гитлера в этой игре были полное снятие ограничений германского суверенитета, в том числе в военно-промышленной сфере, нара­щивание военно-экономического потенциала, обретение военно­политических и экономических союзников, предотвращение и расстройство реальных и потенциальных антигерманских коали­ций, политическое и военно-экономическое ослабление основ­ных противников, а также поэтапное решение задачи подчинения Германии ряда окружающих государств дипломатическими и во­енными мерами.

           Соотношение сил сначала явно было не в пользу Германии, и Гитлер до определенного момента не был заинтересован в от­крытом военном столкновении с Францией и ее союзниками. [21] В то же время, откровенность Гитлера относительно агрессивно­милитаристского характера его внешней политики, представ­лявшей угрозу «демократическому Западу», с одной стороны, а с другой, — об экспансионистских планах по отношению к боль­шевистской России, — все это побуждало основных международ­ных «игроков» осуществлять «политику умиротворения» на Запа­де, подталкивая Гитлера к экспансии на Восток. Причем помимо пацифистских иллюзий ряда государственных деятелей, другим основным мотивом такой близорукой политики был воинствую­щий антибольшевизм западных демократий. Так, вспоминая уже в начале 1960-х гг. ситуацию «Мюнхенского сговора», бывший премьер-министр Франции Даладье признал, что в то время «иде­ологические проблемы часто затмевали собой стратегические им­перативы»[24].

           В этих условиях главной внешнеполитической целью СССР было избежать (или как можно дольше оттянуть) вовлечение в на­зревавшую мировую войну, а задачами, которые пришлось решать Сталину, являлись:

           - наращивание военно-экономического потенциала, что обе­спечивалось прежде всего форсированной индустриализацией первых пятилеток;

           - недопущение внешнеполитической и экономической изоля­ции СССР, предотвращение складывания потенциальных антисо­ветских коалиций и ослабление реально формирующихся;

           - по возможности, создание собственных коалиций, а в идеа­ле — создание системы коллективной безопасности в Европе.

           Не стоит забывать, что на Востоке у СССР был серьезный по­тенциальный противник в лице Японии, которого также следова­ло нейтрализовать.

           Основным средством достижения внешнеполитических це­лей СССР была игра на многочисленных противоречиях западных стран.

           Гитлер искусно играл на антибольшевистских настроениях за­падных держав, лелеявших планы столкнуть и тем самым осла­бить и уничтожить два «диктаторских режима». На этапе вплоть до пакта с СССР ему удалось достичь очень многого — фактиче­ски, решения всех своих основных промежуточных задач. Гитлер успешно блокировал попытки создания региональных систем безопасности, например, Восточного пакта между СССР, Чехо­словакией и странами Прибалтики; сформировал в 1936-1937 гг. Антикоминтерновский пакт с Японией и Италией; способствовал победе Франко в Испании; стимулировал антисоветские настрое­ния в крупнейших западных странах, предотвращая их сближение [22] с СССР. В то же время, еще в 1935 г. между Берлином и Лондо­ном было подписано морское соглашение, дезавуировавшее пункт Версальского мирного договора, запрещавшего Германии строи­тельство военно-морского флота. Началось англо-германское сближение, причем Англия и США активно разжигали экспансио­нистские настроения Германии и Японии против СССР. В 1937 г. велись англо-германские переговоры о гарантиях целостности Британской Империи и свободе рук для Германии в Центральной и Восточной Европе. Франция также все больше отдалялась от СССР, а французская система региональных союзов (Малая Ан­танта и советско-франко-чехословацкий договоры) оказалась в кризисе.

           Активно осуществлялась милитаризация Германии: в 1935 г. в нарушение версальских ограничений был создан вермахт, а в 1936 г. немецкие войска вошли в Рейнскую зону. В марте 1938 г. произошел аншлюс Австрии. Западные демократии не реагирова­ли, потакая агрессору. Они не раз демонстрировали «понимание законности» территориальных претензий Германии в отношении Австрии, Данцига и даже Чехословакии. Под видом самоопреде­ления Судетской области Чехословакию вынудили удовлетворить притязания Гитлера «в интересах сохранения мира». Франция от­крыто предала своего недавнего союзника. Мюнхенское согла­шение конца сентября 1938 г. радикально изменило ситуацию в Европе, предоставив Гитлеру огромный военно-промышленный потенциал Чехословакии, выгодное стратегическое положение для нападения на Польшу, а в перспективе — и для агрессии на Восток, против СССР. Но главное, оно подтвердило полную безнаказан­ность и отсутствие противодействия фашистской агрессии. Была упущена последняя возможность раздавить еще не располагавшую достаточной мощью германскую военную машину, чей потенциал до захвата Чехословакии был существенно меньше совокупного франко-чехословацкого потенциала. А единство действий СССР (который не раз предлагал свою военную помощь), Франции и Ан­глии могли легко остановить зарвавшегося экспансиониста.

           В контексте всех этих процессов и событий международное по­ложение СССР было очень сложным. Ни о какой мировой рево­люции не было и речи, и СССР объективно был заинтересован в сохранении мира в Европе. Об этом свидетельствуют и еще не пре­одоленная отсталость страны в индустриальном развитии, и мно­гочисленные внешнеполитические шаги: заключение в 1935 г. до­говора с Чехословакией и Францией о совместной обороне против агрессии, под которой имелась в виду именно германская угроза; и новая активная полоса 1933—1935 гг. установления дипломатиче[23]ских отношений, в том числе с США; и вступление СССР в 1934 г. в Лигу Наций; и поведение СССР в условиях Мюнхенского кризи­са; и неоднократные предложения и инициативы, направленные на формирование системы коллективной безопасности в Европе, не нашедшие поддержки «западных демократий».

           В результате Мюнхена международная ситуация для СССР оказалась крайне напряженной: Франция не могла рассматривать­ся как надежный союзник, система коллективной безопасности отсутствовала, ни Восточный, ни Тихоокеанский пакты заключе­ны не были. Была реальной перспектива изоляции перед лицом открытой агрессии одновременно с Запада и Востока, со стороны германо-японского альянса. Попытки добиться заключения союза с Англией и Францией летом 1939 г. не увенчались успехом, по­скольку Лондон и Париж не хотели брать на себя конкретных обя­зательств, добиваясь односторонних преимуществ, и у СССР бы­ли все основания ожидать, что «западные демократии» намерены подставить его под удар Гитлера. Одновременно осуществлялись тайные контакты Англии и Германии, причем в случае успеха Ан­глия готова была отказаться от гарантий, данных Польше и дру­гим странам, разделив сферы влияния. В этих условиях для СССР оставалась только одна возможность: попытаться нормализовать отношения с Германией и в случае развязывания войны в Европе обеспечивать собственную безопасность путем нейтралитета. Воз­можности здесь открывала и внешнеполитическая игра Гитлера, который остановился на варианте разгрома Польши в «молние­носной войне», в результате чего западные союзники не смогли бы оказать ей помощь, даже если бы действительно собирались это сделать. Но для реализации этого плана Гитлеру также требовал­ся нейтралитет СССР. Поэтому от Германии исходила инициати­ва активизации торгово-экономических отношений еще с конца 1938 г., что стало базой для более широких контактов. Двойная игра Англии и Франции, очевидный провал переговоров с ними о заключении реального союза, информация о готовности Германии начать вооруженные действия уже в конце августа 1939 г. — все это подтолкнуло Сталина к заключению договора с Германией о нена­падении 23 августа. Прочность этому союзу, по мнению Москвы, должен был придать секретный дополнительный протокол, опре­делявший разграничение «сфер интересов» двух стран в Восточ­ной Европе и позволивший СССР извлечь определенные геопо­литические выгоды из сложившейся ситуации, а именно, вернуть основные геополитические потери на западных границах, поне­сенные в результате Первой мировой войны и распада Российской [24] империи, — прежде всего, вследствие политики Германии, только тогда еще кайзеровской.

           Авантюристическая решимость Гитлера не оставляла сомнений в нападении на Польшу в ситуации, пока существовали времен­ные военно-экономические преимущества Германии, распола­гавшей самой боеспособной отмобилизованной армией в Европе, пока ее противники не развернули собственный потенциал. Не было сомнений и в том, что Польша будет разгромлена в течение одного-двух месяцев, а значит, германская армия выйдет на ее за­падные границы в непосредственной близости к Киеву и Минску. Секретные протоколы пресекали эту возможность, улучшая стра­тегическое положение СССР, и обеспечивали его интерес, заклю­чавшийся в том, чтобы войска вермахта остановились как можно дальше от его «старых» границ. Одновременно решалась и задача воссоединения расколотых народов — украинского и белорусского (прежде всего, в результате агрессии со стороны Польши в 1920 г.).

           Вероятно, для того, чтобы закрепить статус военного нейтра­литета СССР в условиях разгоравшейся мировой войны, Сталин пошел на дальнейшее сближение с Гитлером, заключив «Договор о дружбе и границе» 28 сентября 1939 г., по которому, в частности, из сферы германских интересов переходила в сферу советских Литва. Оба договора попирали нормы международного права (но отнюдь не в большей степени, чем предшествовавший им Мюнхенский сговор Гитлера с «демократиями», или участие Польши и Венгрии совместно с Германией в разделе Чехословакии, и т.д.).

 

* * *

           Предвоенная «большая стратегическая игра» велась рядом основных «игроков», вступавших друг с другом в формальные и ре­альные, ситуационные и долговременные коалиции. Формальные коалиции либо не реализовывали заявленные намерения, либо просто прикрывали намерения действительные. Ситуационные, временные коалиции распадались после реализации каких-либо конкретных общих целей (таковой для Германии — одновремен­но формальной и временной коалицией — был «пакт Молотова — Риббентропа»).

           При этом члены каждой из коалиций имели свои интересы и нередко вели политику, противоречившую интересам других чле­нов коалиции, так что настоящего доверия внутри коалиций также не было. Франция легко предала своего союзника Чехословакию, пойдя на Мюнхенский сговор, позднее та же Франция вместе с Англией «сдали» Польшу, ведя «странную войну», пока гитлеров­ская Германия громила их славянского союзника. Были и «пере[25]крестные» коалиции: например, Германия одновременно входила в состав и Антикоминтерновского пакта, и «пакта Молотова — Риббентропа». Заключение последнего Германией без уведомле­ния союзника вызвало естественные неудовольствие и недоверие со стороны Японии, охладив их взаимоотношения и предотвратив тем самым согласованное одновременное нападение на СССР с японской стороны.

           Следует отметить, что и «большие» «демократические» игроки нередко вели двойную игру по отношению к своим союзникам и перед войной, и в ходе самой войны. Англия поспешно покинула поле боя во Франции, когда Гитлер все же начал наступательные, и более чем успешные, действия. США вообще преследовали исклю­чительно собственные цели в войне. Существует версия, и весьма обоснованная, что США спровоцировали Японию на начало бое­вых действий с целью не только разгрома заведомо более слабого противника, но и вытеснения руками японцев европейских коло­низаторов (Англии, Франции и др.) из акватории Тихого океана, с тем, чтобы самим контролировать эти регионы. Мировая война помогла США окончательно выйти из великой депрессии, а так­же «обрушить» всю европейскую экономику, так что из крупных держав США единственные оказались в экономическом выигры­ше от войны, став самой могущественной военно-экономической державой мира.

           Однако, как и в любом многостороннем противоборстве, и в предвоенной дипломатической борьбе, и позднее, на полях сраже­ний, были главные противники, от которых в решающей степени зависел исход борьбы и послевоенное мироустройство. И здесь определяющей была борьба СССР и Германии, а в «большой игре» — стратегическая дуэль Сталина и Гитлера.

           Подводя итоги анализа, можно сделать следующие выводы. В стратегической дуэли Сталин проиграл Гитлеру тактически, не сумев определить время фашистского нападения, и, тем более, не успев нанести превентивный удар. С осени 1939 г. в СССР бы­ла свернута внутренняя и внешняя антифашистская пропаганда, осложнились отношения со многими государствами, вступивши­ми в противоборство с Германией. В определенной мере СССР связывали руки опасения Сталина раньше времени спровоциро­вать Гитлера на войну. Трагическое начало Великой Отечественной 22 июня 1941 г., тяжелые поражения и отступление Красной Армии в первые месяцы войны — во многом следствие этих ошибок и про­счетов, хотя справедливости ради нужно подчеркнуть: предвидеть время нападения было практически невозможно, поскольку даты неоднократно переносились.

           [26] Однако стратегически по основным позициям Сталин вы­играл. Этих выигрышей было, по крайней мере, несколько. Пре­жде всего, Сталин переиграл дипломатии западных демократий, которые с самого начала хотели столкнуть СССР и Германию, по­вернув агрессию Гитлера на Восток. Вместо этого, в результате за­ключения пакта с СССР Гитлер направил свой первый удар против стран Запада.

           Тем самым СССР:

           1) предотвратил возможные коалиции и соглашения фашист­ской Германии с западными демократиями;

           2) прорвал международную изоляцию, фактически сложившу­юся в результате «Мюнхенского сговора»;

           3) в перспективе получил в лице западных стран потенциаль­ных военно-политических союзников, которые стали реальными с началом германской агрессии против СССР;

           4) выиграл время, использованное на форсированный перевод промышленности на военные рельсы, модернизацию и мобилиза­цию армии;

           5) ослабил потенциальный удар против СССР гитлеровской Германии, вынужденной рассредоточить силы и держать их на Западе, участвуя в боевых действиях, а также в оккупированных странах;

           6) отодвинул границы СССР на несколько сотен километров, тем самым «погасив» силу германского удара из-за растягивания коммуникаций, предотвратив мгновенный захват Ленинграда и отсрочив форсированное продвижение вглубь советской террито­рии в условиях, когда каждая неделя имела существенное значе­ние;

           7) заключением пакта с Германией в период конфликта СССР с Японией Сталин ослабил Антикоминтерновский пакт и фак­тически лишил Гитлера активного стратегического союзника на Дальнем Востоке, готового одновременно с Германией нанести военный удар на советских восточных границах.

 

* * *

           Геополитический и идеологический раскол Запада в 1930-е годы вызвал потребность в использовании СССР как значимой военно-политической силы в «большой игре» за мировое господ­ство между «демократическими» и «тоталитарными» режимами. При этом англо-саксонский мир проводил свою традиционную — в течение по меньшей мере трех столетий — по отношению к Рос­сии политику натравливания наиболее сильных континентальных держав друг на друга, с тем чтобы ослабить и по возможности устра[27]нить геополитических соперников: так было в Первую мировую войну, в которой Англии удалось столкнуть Германию и Россию, что вызвало в них революционные потрясения и крах имперских систем, так было и во Вторую мировую войну, когда посредством Мюнхенского сговора Англия и Франция толкали Гитлера на Вос­ток. Несмотря на прагматичную политику Сталина, разгадавшего замыслы коварных будущих союзников и заключившего вынуж­денный пакт о ненападении с Гитлером, давший некоторую мир­ную передышку, избежать вовлечения СССР в мировую войну не удалось, и Англия, стоявшая перед угрозой немецкого вторжения на Остров, торжествовала: руки Гитлера оказались связаны на Вос­токе. Но в промежутке между этими событиями — пактом и 22 ию­ня 1941 г. — СССР, абсолютно обоснованно действовавший в ин­тересах собственной безопасности, отодвигавший свои границы (в пределах бывшей Российской империи, окраины которой были насильственно оторваны от нее немецкими оккупантами, поль­скими авантюристами Пилсудского, а также Румынией, Финлян­дией и др.) рассматривался «демократическим Западом» как враг. Враг, вызывавший тем большую ненависть, что «не оправдал на­дежд» и не попал в расставленную им политическую ловушку.

           Нападение фашистской Германии на СССР автоматически превращало его в союзника «западных демократий». Конечно же, и Англия, и США максимально использовали столкновение СССР и Германии для их взаимного ослабления, надолго оттягивая от­крытие реального «второго фронта», тем самым минимизируя соб­ственные военные и материальные потери. Но логика совместной борьбы против гитлеровской Германии изменила многие внешние формы взаимоотношений: в том числе, изменился характер и тон взаимной пропаганды, произведший инверсию официальных об­разов с образа врага на образ союзника. «Братство по оружию» стало доминирующим ядром этого образа, а «классовые» оценки попро­сту игнорировались. Тем более, были «забыты» сложные перипе­тии предвоенных взаимоотношений, которые с моральной точки зрения «не украшали» ни одну из сторон, и — тем более — страны «демократического Запада». Однако лидеры союзников — они же вожди народов разных цивилизаций и социально-экономических систем — никогда не забывали «кто есть кто». Хотя в разгар про­тивостояния с фашистской угрозой западные союзники доносили до своих народов правдивую информацию о подвиге Сталинграда, других крупных битвах, что поднимало их собственный моральный дух, внушая веру в успех в борьбе с ранее «непобедимым III Рей­хом», но одновременно в тайне от СССР велись приготовления [28] «на будущее» — создавалась ядерная бомба, готовились планы по послевоенному противостоянию с СССР.

           В годы «холодной войны» попытки ревизии исторической памяти о Второй мировой войне предпринимались на Западе по­стоянно, однако, поскольку Ялтинско-Потсдамская система дер­жалась на реальном соотношении сил в международных отноше­ниях, характеризовавшемся примерным военно-стратегическим паритетом, ключевые оценки сомнению не подвергались.

           Эскалация ревизии исторической памяти началась с конца 1980-х годов. При этом предметом «переосмысления» оказались инициаторы и виновники Второй мировой войны, ход войны, вклад ее участников в Победу, цена Победы, роль руководства и народа, мотивы участия в войне власти и народа, кто являлся по­бедителем, да и была ли сама Победа, и многое другое.

           Причем в том, что касается России, в большинстве стран ис­пользуется практика двойных стандартов. СССР, который дей­ствовал в рамках общепринятой практики международных отношений, обвиняется во всех смертных грехах, тогда как анало­гичные или даже куда менее «корректные» действия других стран признаются правомерными. Например, замалчивается ответ­ственность западных держав за Мюнхенский сговор, откровенно поправший нормы международного права и толкнувший Гитлера к территориальной экспансии в Европе, но «демонизируется» «пакт Молотова-Риббентропа», явившийся для СССР лишь ответом на англо-саксонскую стратегию подталкивания фашистской Герма­нии к походу на Восток. При этом парадоксальной и во многом ко­мичной выглядит позиция некоторых стран, активно обличающих этот пакт, но при этом получивших от него очевидный выигрыш. Например, Литва именно благодаря секретному протоколу к этому пакту получила территориальные приращения в виде Виленской области со своей современной столицей Вильнюсом, причем в тот момент — в октябре 1939 г., то есть через два месяца после под­писания протокола, получив Вильно, — Литва ликовала, отмечая это праздничными манифестациями, а отнюдь не возмущалась «позорным сговором»[25]. Осуждая итоги Второй мировой войны, та же Литва почему-то не отказывается и от других территориальных приращений, в том числе порта Клайпеды.

           Не отказывается и Польша, которая приобрела Силезию и часть Восточной Пруссии, при этом предъявляя многочисленные обвинения СССР и претензии к России. Поляки забывают, как их руководство накануне Второй мировой войны вело активные переговоры с фашистской Германией на предмет присоединения к Антикоминтерновскому пакту и совместному походу на Восток, [29] если та поддержит притязания Польши на Украину. Польша, ко­торая пытается сейчас представить себя невинной жертвой двух агрессоров, таковой отнюдь не была. Обвиняя сегодня СССР в «четвертом разделе Речи Посполитой», сама она в 1938 г. с готов­ностью воспользовалась Мюнхенским сговором, чтобы выдвинуть собственные территориальные претензии при разделе Чехослова­кии, потребовав Тешинскую область Силезии. Между тем, СССР по этому пакту лишь возвратил территории дореволюционной России, которые были отняты у нее в период Гражданской войны и иностранной интервенции, включая не только оккупацию со стороны кайзеровской Германии (и Брестский мир), но и агрес­сию Польши в 1920 г. В 1939 г. И.В. Сталин был отнюдь не более циничен, чем польские политики того времени, а точнее — праг­матичен, защищая национально-государственные интересы своей страны и стараясь обеспечить ее безопасность в условиях агрессив­ной угрозы, в том числе и со стороны Польши, сговаривавшейся с Гитлером о разделе СССР.

           Не нужно забывать и о прогерманской позиции Прибалтий­ских государств в конце 1930-х годов, и активном участии в войне на стороне Гитлера добровольческих, в том числе эсэсовских фор­мирований, созданных на их территории и набранных из «корен­ных» этносов, в том числе и об участии их в карательных опера­циях и в геноциде евреев, так что их попытки предстать невинной жертвой сталинской экспансии также не выдерживают критики. И уж совсем откровенно циничными являются реабилитация и даже возведение в ранг национальных героев пособников Гитлера в этих странах, установка им памятников и проведение маршей ветера­нов СС. При этом прибалтийские государства требуют от России официальных извинений за «советскую оккупацию», «покаяния» за пакт Молотова-Риббентропа, несмотря на то, что еще в 1989 г. Верховный Совет СССР дал ему четкую правовую и моральную оценку (что было грубой политической ошибкой, ибо, будучи вы­рвано из исторического контекста, это внесло вклад в мифологию «советской оккупации», раздела Европы между Сталиным и Гит­лером, в провоцирование антирусских настроений и дало старт от­делению Прибалтики и распаду СССР).

           В последние годы все чаще предвоенную внешнюю политику СССР оценивают с моральной точки зрения. Однако следует под­черкнуть, что в те годы каждая из крупных стран вела свою игру: имела свои интересы, часто противоречившие другим странам, свои, всегда относительно ограниченные ресурсы для их реализа­ции, ставила свои цели, вступала для их достижения в различные коалиции, выигрывала или проигрывала в конкурентной борьбе на [30] мировой арене. Ни один из участников «большой игры», включая «западные демократии», отнюдь не руководствовался соображе­ниями морали, а только собственными интересами и принципом «каждый за себя». Тайная дипломатия, секретные протоколы, раз­деление «сфер влияния», попрание норм международного права, предательство недавних союзников — все это было весьма обыч­ным в международной практике 1930-х годов. Причем, западные демократии «отметились» в подобных действиях отнюдь не мень­ше Сталина и Гитлера. Чего стоит одно только Мюнхенское со­глашение! Наконец, собственную безопасность и интересы демо­кратический Запад намеревался обеспечить прежде всего за счет СССР, сложными политическими интригами пытаясь столкнуть в военном противоборстве германский фашизм и российский боль­шевизм. Но в результате ни один из западных (да и восточных) политиков в мастерстве политической интриги оказался не сопо­ставим со Сталиным, проявившим себя действительно лучшим политическим стратегом того времени.

           К оценке этой исторической личности можно подходить с разными критериями. С современных позиций вполне очевидно, насколько соглашения СССР с фашистской Германией содержат морально-правовые изъяны. Однако, непредвзято учитывая всю совокупность обстоятельств того времени (да и современную прак­тику «двойных стандартов», которую Запад использует в отноше­нии «своих» и «чужих») как дипломату и политическому стратегу, действовавшему в конкретно-исторической обстановке в интере­сах своей страны, Сталину следует воздать должное: действовал он профессионально.

          

           [30-33] СНОСКИ оригинального текста