Монастыри и монастырские владения XVII в. в Кольском уезде

Автор
Иванов В.И.

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XVII

Библиографическое описание:
Иванов B.И. Монастыри и монастырские владения XVII в. в Кольском уезде // Связь веков: Исследования по источниковедению истории России до 1917 года. Памяти профессора А.А.Преображенского: сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.В.Семенова. М., 2007. С. 255-276.

Текст статьи

[255]

В.И.Иванов

МОНАСТЫРИ И МОНАСТЫРСКИЕ ВЛАДЕНИЯ XVII в. В КОЛЬСКОМ УЕЗДЕ

           В состав Кольского уезда в XVII в. входила почти вся территория Кольского полуострова от Паз-реки на северо-западе до р. Кивиканда у Керети на юге, за исключением волостей Умба и Варзуга, которые после опричного погрома 1568 г. стали подчиняться двинскому воеводе^[1].

           Обострение соперничества России и Дании в этом районе в середине — второй половине XVI в. приводит к сооружению здесь Кольского острога (1550 г.), к усилению административного и военного присутствия Русского государства. Впервые в 1582 г. сюда назначается воевода — Аверкий Иванович Палицын (в будущем келарь Троице-Сергиева монастыря, известный деятель эпохи Смуты), укрепляется острог^[2]. Несмотря на предпринимаемые меры, нападения «свейских немцев» 1589-1591 гг. привели к длительному запустению западной части уезда.

           В начале XVII в. уезд состоял из Кольского острога и его округи, пяти волостей, двадцати погостов и двух новых (образованных после 1574 г.) «самостоятельных» деревень. Погосты, как правило, были населены лопарями (саами), в то время как в волостях население по преимуществу было русским.

           С большой долей вероятности можно предположить, что первые монастырские владения на Кольской земле принадлежали новгородским монастырям. Но самыми ран[256]ними документальными свидетельствами монастырской колонизации (без учета Умбы и Варзуги) являются данные Ивана Степанова, Ирины Есиповой с детьми, Тимофея и Дениса Ермолиных 1497/1498-1522 гг., по которым Соловецкий монастырь получил в южной части будущего уезда в Ковдской волости, в Песьем Наволоке тони, пожни и другие угодья^[3].

           Древнейшим Кольским монастырем, ссылаясь на летописный рассказ 1526 г., называют Рождественский Кандалакшский монастырь (в источниках иногда встречается название «Кокуев», возможно, это разные монастыри, есть предположение, что он находился в устье р. Порья)^[4], который располагался в устье р. Нивы в Кандалакшской губе. Однако летопись говорит лишь о строительстве церкви: «...Того же лета 34 приехаша ко государю великому князю Василью Ивановичю на Москву Поморцы и Лопяни с моря Окияна, из Кандоложской губе, усть Невы реки, из Дикой Лопы, и били челом государю великому князю, а просили антимиса и священников церковь свящать и просветити их святым крещением; и государь княз великий велел послати богомольцу своему архиепископу Макарию из Новагорода от Соборныя церкви священника и дьякона; и они ехавше свящали церковь Рожество Иоанна Предотечи, и многих лоплян крестиша во имя отца и святаго Духа в нашу православную христианскую святую веру...»^[5] А самая ранняя грамота этого монастыря датируется 1553/1554 г.^[6]

           В 30-40-е гг. XVI в. на самом северо-западе Кольской земли, на р. Печенге возникает Троице-Печенгский монастырь, основателем которого был монах Трифон^[7]. В это же [257] время в кольских пределах (на устье р. Кола)^[8] действует игумен Феодорит, которому также приписывают основание Троицкого монастыря. Эта, другая Троица, находилась, возможно, на р. Коле^[9]. В 1556 г. в датских документах говорится о существовании на Печенге, «против Варгава» (Варангер фьорда) монастыря в честь чудотворца Николая. А.И.Андреев предполагает, что так назывался Троицкий-Печенгский монастырь до своего первого разорения (второе и третье он относит к 1589 и 1611 гг.)^[10]. С 1584 г. документы говорят о существовании в Лапландии трех русских монастырей. Настоятели и монахи этих монастырей признавали, по словам датских послов, что земля «изстари норвежская», однако дань платить отказывались^[11]. Известно, что в Коле в 90-е гг. XVI в. уже существовал монастырь Петра и Павла, основанный местным жителем Семеном Венсиным (Вянзиным (?), в монашестве Сергием) после 1565 г., скорее всего в 70-80-е гг. XVI в., и находившийся на острове рядом с Кольским острогом^[12].

           Печенгский монастырь несколько раз менял свое местоположение. Первоначально он располагался в Печенгской губе в устье р. Мана, затем был перенесен ближе к морю. После того, как монастырь был разорен (уже во второй раз?) «свейскими немцами» в 1589 г., а игумен, старцы [258] и монастырские слуги (95 чел.) убиты, оставшиеся в живых строят «осадный двор» в Кольском остроге. По сути это был целый монастырь: шесть келий, поварня, амбары и другие хозяйственные постройки. Однако в 1606/1607 г. им дается разрешение возвести новый монастырь на месте Петровского монастыря за р. Колой, против Кольского острога^[13]. В XVI в., следовательно, до разорения 1589— 1591 гг. в Кольском уезде действовало не менее четырех монастырей.

           В начале XVII в. на территории Кольского уезда зафиксировано два монастыря — Троице-Печенгский и Рождественский Кандалакшский. Самым крупным собственником Кольского уезда в начале XVII в. был Троице-Печенгский монастырь. В самом монастыре по Писцовой книге 1608-1611 гг. значится 59 священников и старцев, включая и тех, кто был на различных службах, 61 трудник и 150 наемных казачков^[14]. Он владел полностью тремя погостами — Печенгским, Мотоцким и Китовским (на р. Лица Малая), т. е. всей территорией между р. Печенгой и р. Лицей Большой. Населяли их 44 крещенных лопаря, которые жили в 13 вежах.

           Древнейшей монастырской вотчиной, по всей видимости, являлся Печенгский погост. Вся территория его перешла к монастырю по частным актам («данным крепостям») еще до получения жалованной грамоты (до 1574 г.)^[15]. Это было обычной практикой. Монастыри на Севере обычно сначала приобретали у крестьян земельные угодья, а потом обращались к правительству с просьбой дать жалованную грамоту на них. Так же, по-видимому, обстояло дело и с этими владениями Печенгского монастыря. Однако необычность ситуации в том, что «данные крепости», по ко[259]торым монастырь владел погостом, были даны не местными, печенгскими жителями, а лопарями соседних, Мотецкого и Сошельского погостов^[16].

           Интересно отметить, что большая часть угодий Мотоцкого и Китовского погостов, до приобретения их монастырем, принадлежала лопарям соседних Литцкого, Муномошского, Урского погостов. Получается, что для лопарей было обычным явлением иметь угодья сразу в нескольких погостах. Печенгские монахи до описания Василия Агалина 1573/1574 г. имели здесь лишь ¹/₂ лука («что были преж сего Мотоцкого и Китовского погоста лопарей»). Остальные земли были приобретены постепенно в течение тринадцати лет с 1576 по 1588 г. путем частных сделок. Из 29 сделок лишь одна — вклад, остальные — покупка. Всего в монастырь перешло за это время 8,5 луков угодий. Почти три четверти угодий (74,5%) было приобретено за первые пять лет (1576-1580). Больше всего, по шесть покупок, было сделано в 1579/80 г. —1,58 лука и в 1588/89 г. — 1,48 лука. В 1576/77 г. оформлено только 2 купчих, но по ним монастырь получил 1,36 лука. Обычно продаваемые участки находились в коллективной собственности нескольких человек.

           Основным богатством Троице-Печенгского монастыря являлись рыболовные промыслы. На четырех крупнейших реках — Коле, Туломе, Печенге и Пазреке — в 5 «заборах» (сооружения для ловли семги, перегораживающие течение реки) ему принадлежало 4 доли из 5, а в двух «заборцах» на реках Порья и Середняя — 2,5 лука. Практически во всех крупных реках Мурманского побережья и во многих речках и ручьях имелись монастырские рыбные ловли. Некоторые реки целиком принадлежали монастырю (р. Ура и Лица Большая и Малая, р. Утенга и др.). В других монастырь имел половину, часть или отдельные участки. В Кольской губе и по р. Туломе за ним значилось 6 тонь и речка Пайва (2,5 лука), причем только ¹/₃ тони и 4-я и 9-я доли речки были приобретены после 1573/74 г. Остальные [260] владения находились в его собственности еще до описания В.Агалина 7062 (1573/74) г. Из датированных самыми давними владениями в этом районе называются 6-я доля забора на р. Коле, полученная в 7064 (1555/56) г. «по записи», и 9-я доля этого же забора «по данной» 7065 (1556/57) г., а также 6-я часть тони на устье р. Колы «по записи» 7064 (1555/56) г.^[17] Всего насчитывается 27 рек, речек и ручьев, которые находились полностью или частично во владении монастыря (без учета рек, которые в Писцовой книге названы в общем — «бобровые гоны по речкам и ручейкам»). Кроме рек, монастырь обладал большим количеством (всего 63) оборудованных удобных для рыбного промысла мест — «тонь», на побережье.

           За ним также было закреплено право вытапливать сало из китов, выброшенных на берег в Мотоцкой губе, а также 23 озера с «лешими» озерами (число которых не называется), большое количество сенных покосов, звериные и птичьи ловли и бобровые гоны в Печенгском, Мотоцком и Китовском погостах. Кроме того, монастырь имел две действующие варницы и две мельницы.

           Недалеко от Кольского острога у монастыря был скотный двор. Еще один коровий двор находился на прежнем монастырском месте в устье р. Печенги. Здесь, на островках, также содержались монастырские олени. В 1623 г. во время набега датских кораблей на одном из островков было убито 50 оленей^[18]. В Кольской губе для работников монастырской варницы был построен «дрововозный» двор с кузницей, конюшней и другими постройками. На рыбных промыслах содержались 13 избушек и «ский»^[19] для работников и шесть келий. В Кольском остроге за монастырем числился осадный двор. В волости Ковда, на юге уезда, среди черносошных дворов стоял и один монастырский. В [261] нем был записан «тяглый» человек, вероятно, арендовавший его. Помимо живущих дворов, писцовая книга зафиксировала два пустых места (в Кольском остроге и Порьегубской волости)^[20].

           Земли в монастырских владениях делились на «луковые» (тяглые) и «оброчные». Печенгские монахи жаловались, что Алай Михалков писал их тонные промыслы не против книг Василия Агалина, а с «многой прибылью». Он прибавил им, по их словам, более 23 луков, в то время как Кандалакшскому монастырю вместо 40 поставил 20 луков. Сам Печенгский монастырь имел тяглые земли и в Кандалакшской волости (2,75 лука)^[21]. Среди оброчных владений, т. е. государственных земель, отданных во временное пользование за плату одного оброка, а не всех податей, мы видим забор на р. Коле, варницы, мельницы, несколько тонь, сенные покосы (113,5 копны).

           Хотя мы имеем подлинную писцовую книгу Алая Михалкова, ее содержание не вызывает особого доверия. Выясняется, что в качестве официального документа в XVII в. она практически не использовалась. Сначала ее «порочили» печенгские старцы и коляне, которые жаловались на писца, якобы требовавшего у них посулов за то, чтобы написать их промыслы «в луки» легче, чем в прежних книгах Василия Агалина. А когда они ему отказали, написал их луки с «великой прибылью», а промыслы и угодья Кандалакшского монастыря и крестьян, наоборот, облегчил. Основываясь на этих челобитных, А.И.Андреев считал, что книги Алая Михалкова неверны только с точки зрения тяжести оклада, а рост монастырской вотчины в них отражен верно. Однако спорное дело о владениях в Кольском уезде 1697 г. между Печенгским монастырем и колянами, с одной стороны, и Кандалакшским монастырем и Нотозерскими и Сонгельскими лопарями, с другой, выявило неточности в описании владений Печенгского монастыря: 1) в писцовой книге 1608-1611 гг. пожни и рыбные ловли по [262] р. Туломе были крепки монастырю по жалованной грамоте 116 (1608) г., а в представленном списке этой грамоты, кроме указанных угодий, за монастырем значится еще речка Улита, хотя в писцовой книге ее нет^[22]; 2) в писцовой книге межа рыбных промыслов установлена будто бы по деловой записи всех лопарей 96 (1587/88) г., а такой записи монастырь представить не смог, есть только мировая запись 109 (1600/01) г., но в ней нет межи; 3) по книге Алая Михалкова на р. Туломе рыбные ловли и лесные угодья от Кальнпухи до Падуна и осеннего промысла за монастырем ¹/₆ доля, а в выписке из книг Василия Агалина никакой рыбной ловли не написано. По словам лопарей, Алай Михалков многие лопарские угодья и рыбные ловли записал за печенгскими старцами (¹/₄ р. Туломы и амбарцы) «утайкой». В то время, в 1611 г., «свейские немцы» лучших многих людей побили, в полон побрали, а дети тех лопарей остались малы и своими угодьями владеть не могли; 4) по книге Алая Михалкова записаны оброчные и данные рыбные ловли и сенные покосы, а в жалованной грамоте 116-го (1607/08) г. они отсутствуют. Некоторые из них перешли к монастырю после жалованной грамоты, а это противоречит государевой грамоте 96-го (1587/88) г., которую представили лопари. В ней говорится, что рыбными ловлями и всякими угодьями владеть, кроме лопарей, никому не велено; 5) в монастырской мировой записи 109 (1600/01) г. говорится, что лопари били челом о возвращении им всех взятых монастырем рыбных ловель в р. Туломе и в других реках, а также в озерах, и они, не ходя в суд, с монастырем помирились и впредь монастырь обязался платить им 1,5 руб. в год, но в книгах Алая Михалкова об этой мировой ничего не сказано.

           Эти разночтения и неточности послужили поводом для того, чтобы в 1697 г. правительство приняло решение книги Алая Михалкова «отставить», так же как и все грамоты, [263] которые основывались на них, в том числе жалованные грамоты Печенгского монастыря 179 (1670/71), 183 (1674/75), 185 (1676/77) и 195 (1686/87) гг. Основанием для владения были объявлены только записи писцовой книги Василия Агалина 7082 (1573/1574) г. Все последующие приобретения монастыря объявлялись незаконными^[23]. Фактически под предлогом довольно противоречивых обвинений была произведена секуляризация всех монастырских владений, приобретенных после 1574 г. А между тем известно, что монастырь активно расширял свои владения и в XVII в. Наглядное представление о росте монастырских вотчин по р. Туломе, Кольской губе, р. Лице и далее на восток по рекам Тирибирке, Воронье, Ринде, а также в волости Ковде дает роспись 1658 г.^[24]

           Из текста росписи не всегда понятно, являются ли даты документов, по которым монастырь владеет промыслами, временем их перехода в монастырь или это дата приобретения предыдущего владельца (кроме вкладов, сугубо монастырской формы приобретения). Например, «...на Туломе реке пять участков захребетников, кутельные места и сетные ловли везде Соньяльского лопина Федора Григорьева, на Туломе реке под падуном, дал купчую Нотозерский лопин Харитон Юрьев лета 7105 июля в 15 день»^[25].

           Казалось бы, в этой записи все ясно — купчая датирована 15 июля 1597 г., «дал» ее в монастырь лопарь Нотозерского погоста Харитон Юрьев. Но здесь же указан и предыдущий владелец — соньяльский лопин Федор Григорьев. Возникает вопрос, почему в роспись попало его имя? Вероятно, оно фигурировало в купчей, которую представил монастырь. В этом случае вполне возможно предположение, что сама купчая закрепляла переход этих владений от Ф.Григорьева к X.Юрьеву, а позже попала в монастырь.

           [264] Сомнения относительно даты приобретения усиливаются в связи с тем, что многие владения, полученные вроде бы до переписи 1608-1611 гг., в ней не зафиксированы. Трудно объяснить, почему монастырь, имея на руках крепости, не захотел свои приобретения легализовать в писцовой книге. Неодновременность даты документа и времени перехода угодий в собственность монастыря подтверждается свидетельством другого источника — грамоты 1697 г.^[26]

[265]

           На первом примере ясно видно, что в росписи стоит дата составления заемной кабалы — 12 июля 1637 г., а попасть в руки монастырских старцев указанные угодья могли не ранее 29 июня 1638 г., когда кончался срок займа, и не от Ивана Никитина, как говорится в росписи, а от колян Антипки и девки Сусловых.

           Во втором случае можно говорить, на наш взгляд, о противоположном явлении. Угодья были завещаны (?), «даны» в монастырь Денисом Яковлевым задолго до 10 декабря 1620 г., когда его внуки составили вкладную.

           Из 44 датированных приобретений по росписи 1658 г.: 8 (18%) относят к XVI в.; 6 (14%) сделок — к 1601— 1620 гг.; 22 (50%) — к 1621-1640 гг. и 8 (18%) — к 1641-1658 гг. По видам сделок акты распределяются следующим образом: 22 купчие (50%), 13 — данные и вкладные (30%) и 9 записей, кабалы и закладные (20%). В сравнении с данными XVI в. следует отметить значительность доли вкладов и кабал. Сравнительную ценность приобретенных угодий установить очень сложно ввиду разнообразия форм измерения и отсутствия цен. Часто владения определяются какой-то долей угодий и промыслов в тех или иных реках: «В Тириберки речки осмая доля, дал колянин Иван Семенов Старицын лета 7144-го апреля в 29 день»^[27]. Иногда угодья измеряются луками («лук угодья без чети»), участками («полосма участка»), четвертями («полпяты четверти»), «песцами» («...на Воронье же реке рыбныя ловля красной [266] рыбы семги и бобровые гоны и в сторонних малых речках, куды ставает красная рыба семга — восемь писцов»)^[28].

           Однако судьба приобретений Печенегского монастыря, как мы уже знаем, была трудной. Местные жители коляне и лопари на протяжении всего XVII в. не прекращали борьбу за возвращение своих угодий, и правительство поддерживало их, неоднократно посылая в Кольский острог грамоты, запрещавшие отчуждать землю у местных жителей, требуя сначала вернуть приобретения, сделанные монастырем после письма Алая Михалкова (1608-1611 гг.), а затем, признав недействительными все сделки, совершенные после описания Василия Агалина (1573/1574 г.)^[29].

           В Кандалакшском Богородице-Рождественском монастыре в начале XVII в. по писцовой книге Алая Михалкова было 28 старцев и священников, 3 дьячка, 31 трудник и 70 чел. наемных солеваров, дрововозов и дровосеков, которые обслуживали 4 монастырские варницы в Луденской и Колвинской губах. Около монастыря на р. Ниве жили монастырские бобыли (2 двора, 5 чел.). Имелся «коровничий» двор с наемным коровником, келья для трудников, две мельницы (одна из них пустая). На Мурманском берегу за монастырем записана была ¹/₄ промысловой избы в становище Лавышево и дворовое место в Коле.

           Монастырю принадлежало в Кандалакшской волости угодий в целом на 18,5 луков^[30], половина которых перешла ему уже после описания 1573/74 г. Из 22 приобретений 15, т.е. ²/₃, перешло в монастырь по купчим; 5 — по данным и 2 — по закладным кабалам. В соседней Ковде, «меж лопарей», монастырь владел по купчей ¹/₂ Тудоозера и Каллекорги (1 лук). В вотчине монастыря находилось 16 тонь и р. Кянда. Кроме «луковых», монастырь имел ряд оброчных пожень и росчистей^[31]. По жалованной грамоте 1615 г. мона[267]стырю отводилась в этой волости половина дворов и «незгодных бобылей», которые уже жили или поселятся в будущем. По переписным книгам 1646-1647 гг. там было записано 6 дворов бобыльских (7 чел.) и 5 изб у варниц для работных людей и трудников.

           Кроме двух местных монастырей, по данным писцовой книги, в Кольском уезде имели владения Соловецкий, Валаамский, Коневский и каргопольский Кожеозерский монастыри.

           По жалованной грамоте Василия Шуйского 7115 (1606/07) г. Соловецкому монастырю были отведены ¹/₄ Керетской волости. Эти земли были приобретены Соловецким монастырем в разное время по купчим и вкладным. На монастырской земле в это время был всего один живущий бобыльский двор вдовы и 3 дворовых места (на эти места разрешалось приглашать, «называть» жильцов). На р. Кереть действовала мельница (другую сожгли «немцы»), стоял мельничный двор для старцев и слуг. Во всех угодьях и промыслах, включая рыбный, слюдяной и жемчужный на р. Кереть, монастырь имел четвертую часть.

           В соседнем Чюпском погосте у соловецких старцев был монастырский двор для монастырских людей, бобылей, солеваров, дровосеков, две мельницы и две варницы, а также пустые дворы и дворовые места. А в Чернорецком погосте — один двор (один чел.) и два дворовых места. Всего в Керецкой волости, Чюпском и Чернорецком погостах ему принадлежало 12 луков угодий и промыслов. Кроме этого, мы находим на Мурманском берегу соловецкую промысловую избу, а в волости Порья Губа — один двор «на приезд» монастырской администрации и три места дворовых с двумя луками в морских, озерных, речных ловлях и в сенных покосах, приобретенные в 1574—1589 гг.^[32]

           В 1635 г. Соловецкому монастырю отвели на оброк оставшиеся ³/₄ Керетской волости (30 дворов). Грамота от [268] 3 февраля 1635 г. довольно откровенно говорит о причине ее передачи в руки монастыря. Крестьяне платили оброк 15 руб. 30 алт., десятину слюды и таможенные пошлины. Монастырь же обещал давать оброку 18 руб., сохранив размер остальных платежей с этой волости. Этого оказалось достаточно для того, чтобы правительство передало Керетскую волость с крестьянами Соловецкому монастырю^[33].

           Среди монастырских владельцев Кольского уезда Писцовая книга называет и известные Валаамский монастырь (он имел один двор в волости Ковда, в котором проживали старец и монастырский служка)^[34], а также Коневский Рождественский (за которым записан был лишь пустой двор в погосте Княжья Губа Кандалакшской волости). Двор опустел, поясняет книга, семь лет назад, т. е. в самом начале XVII в.^[35]

           Писцовая книга отмечает на Кольской земле и владения каргопольского Кожеозерского монастыря. Он имел 1 и ³/₄ лука угодий и оброчные сенокосы в Керети, а также ¹/₂ лука и действующую варницу в Чюпской Губе^[36]. Никаких жилых дворов в книге не записано. Непонятно, как монастырь мог вести здесь хозяйство, не имея дворовых построек. Если полны сведения писцовой книги, то можно предположить, что вся эта недвижимость сдавалась в аренду местным крестьянам. Общее представление о населении монастырских владений дает табл. 1 (см. Приложения). Мы видим всего один крестьянский двор (один чел.). В нем записан «тяглый» человек Микитка Юрьев сын Греза, скорее всего не монастырский, а черносошный крестьянин^[37]. Лопарей имел только Печенгский монастырь—13 веж (44 чел.). Бобылей было 5 дворов (9 чел.), включая двор понойской церкви.

           [269] В самих монастырях (Троицком Печенгском и Рождественском Кандалакшском) и монастырских дворах разного назначения — 11 дворов и келий для монастырской приказчиков и слуг, 5 дворов хозяйственных (скотный, дрововозный и др.), 16¹/₄ изб и «ский»^[38] для работных людей, писцовая книга зафиксировала 88 старцев и священников, 4 монастырских служебника, 92 трудника, работавших в монастырях бесплатно, по обещанию или за вклад, и 222 казачка (наемных работника). Следует отметить, что число наемных людей часто не указывается в источнике. Например, в Чюпском погосте о дворе Соловецкого монастыря говорится, что там живут старцы, слуги, бобыли, солевары, дровосеки^[39]. В Керети на церковной земле стояли две кельи для нищих^[40]. Всего в монастырских вотчинах и в самих монастырях проживало свыше 460 чел.

           Кроме монастырей, населенными землями владела понойская церковь Петра и Павла. На ее земле стояли живущий бобыльский (два чел.) и пустой дворы. Этой церкви принадлежала половина р. Поной (но ¹/₄ часть реки лопари вернули себе)^[41]. Другие церкви Кольского уезда — Никольская и Георгиевская в Кольском остроге, порьегубская Никольская, ковдская Никольская и керетская Никольская населенных земель не имели. Кроме церковного причта (девять дворов и одна келья), при церквах жили нищие (одна келья)^[42].

           В середине XVII в. по переписи Леонтия Азарьева 155 (1646/47) г. в вотчинах двух Кольских монастырей Печенгского и Кандалакшского числилось 6 дворов бобыльских, 7 чел. и 27 чел. лопарей^[43].

           По переписи 186 (1677/78) г. в Кольском уезде по-прежнему продолжали действовать только два монастыря: Троицкий Печенгский и Рождественский «Пречистенский» [270] Кандалакшский. Печенгскому монастырю (табл. 2) в тех же, что и в начале XVII в., Печенгском и Мотоцком погостах принадлежало девять лопарских веж с населением 60 чел., из них 23 недоросля. В Кольском остроге был монастырский конский двор, двор «на приезд» промышленных людей и мельничная келья. В монастыре переписная книга называет только шесть работных людей «бельцов» и одного казачка^[44]. Количество священников и старцев, а также трудников не указывается.

           Основные владения Кандалакшского монастыря находились в Кандалакшской волости. В 1678 г. на монастырской земле мы находим два двора крестьянских (14 чел., один из них «пришлый», жил на чужом подворье), десять дворов бобыльских (42 чел., из которых восемь бобылей и три нищих жили на подворьях) и в устье р. Нива, возле монастыря еще три двора бобыльских (16 чел., наш подсчет по тексту книги— 13 чел.). Здесь же отмечено три кельи (наш подсчет — две кельи), в которых жили нищие (их число не указывается) и монастырский «конский» двор. В самом монастыре в этом году переписчик насчитал 17 работников. Кроме этого, в пяти усольях стояли пять монастырских келий для приказных старцев и монастырских трудников (8 чел.) и десять изб для приходящих работных людей^[45].

           Помимо местных монастырей Переписная книга фиксирует владения Соловецкого монастыря и патриарха. Соловецкий монастырь заметно расширил свои владения, по сравнению с Писцовой книгой 1608-1611 гг. По Переписной книге 1677/78 г. в Керетской волости у монастыря стало 62 двора бобыльских (239 чел.), десять дворов казачков (31 чел.) и один двор нищей вдовы (два чел., включая вдову). Большое количество людей жило не своими самостоятельными дворами, а на чужих подворьях. Среди них мы видим 6 бобылей, 44 казачка и 4 нищих. Еще один казачок с сыном записан на подворье у церковного дьячка. А в од[271]ном из «бобыльских» дворов три года живет Кандалакшский казачок Петр Федоров^[46]. Еще одна интересная особенность переписи Керетской волости — в ней фиксировались старики, обычно отцы владельцев двора. Точный возраст их не указан. Есть только пометы: «древен», «древен, лежит на одре», указания на увечье или болезнь. Эти очень редкие, уникальные для XVII в. сведения указывают на то, что обычно в писцовых и переписных книгах фиксируется не все мужское население двора: пожилые, старики (в данном случае около 10% населения) в книги не включались.

           В соловецких усольях (Черная река и Чюпа) постоянного крестьянского населения к 1678 г. уже не было. В них были построены два монастырских двора и девять изб, в которых жили работные люди. Почти все они, правда, были «тутошные родимцы», но своего хозяйства не вели. Всего таких работников насчитывается 24 чел. и 11 недорослей. Из них один назван бобылем, еще один — дьячком, а два человека с детьми отмечены как «выходцы из Олонецка». В 1646/47 г. в этих усольях было семь монастырских дворов, в которых записано 13 бобылей^[47]. Еще один монастырский двор стоял в Порьегубской волости. Там жила семья соловецкого бобыля (3 чел.)^[48]. В Елетеозерской волости монастырских дворов нет, но на подворье черносошного крестьянина Ивана Андреева живет крестьянин Соловецкого монастыря Григорий Андреев (возможно, это братья). Имелся монастырский двор и в Кольском остроге^[49].

           С 1654 г. в восточной части Кольского полуострова появляются промышленники патриаршего дома^[50]. В 1658 г. по жалованной грамоте половина р. Поной и р. Лахта с оброчными рыбными ловлями и половина оброчного погоста Поной, которым владел Никита Иванович Романов, а также половина р. Еконги, чем владел Сийский монастырь, пожалованы были патриаршему Крестному монастырю. А другая [272] половина этих погостов и рыбных ловель передана патриаршему же Новоиерусалимскому монастырю^[51]. В 1677/78 г. за патриархом было закреплено население всего Понойского погоста — 14 дворов (62 чел., из которых три пришлых и четыре соседа жили на подворьях). По книге 1646/47 г. там было всего шесть дворов (18 чел.)^[52]. Кроме крестьянских дворов, в Поное по переписи 1677/78 г. был один двор патриарший, «промышленный», в котором жили два работных человека (один из них был дворовым человеком каргопольца С.Киприянова), и двор священника, попа Михаила, у которого на подворье жил Киприан Иванов сын Игумен.

           Кроме населения Понойского погоста, за патриархом были записаны лопари пяти лопских погостов (Пурнецкого, Лундельского, Тулванского, Каменского, Еконского) — десять веж (140 чел., включая 37 соседей и подсоседников и одного нищего). В переписной книге 1646/47 г. этих погостов нет. Всего патриарший дом имел здесь 54 двора и вежи (192 чел.)^[53], т. е. стал самым крупным феодалом Кольского уезда.

           Других духовных вотчинников-дворовладельцев Переписная книга 1677/78 г. не зафиксировала, но промысловые угодья имели в Кольском уезде на протяжении XVII в. еще несколько монастырей: Антониево-Сийский, Троице-Сергиев, Николо-Корельокий, Крестный Онежский, Воскресенский Новоиерусалимский^[54].

           В целом по переписной книге 1677/78 г. в монастырских владениях было 14 дворов крестьянских (67 чел.), 51 вежа лопарская (202 чел.), 76 дворов бобыльских (282 чел.; наш подсчет — 279), 14 дворов казачков (подсчет по тексту дал результат—13 дворов) с населением 33 чел. Всего — 155 дворов и веж (584 чел.). Кроме дворов зависимого населения, в вотчинах духовенства насчитывалось 37 монастырских дворов, изб и келий (93 чел., включая 72 чел. работных) и 4 двора церковных (17 чел.).

           [273] После переписи в 1684 г. Воскресенскому Новоиерусалимскому монастырю был пожалован Семиостровский погост с лопарями и всеми угодьями (12 веж)^[55]. А в 1701 г. Печенгский монастырь со всеми своими владениями был приписан к холмогорскому архиерейскому дому^[56].

           Сравнивая итоги переписей 1608-1611 гг. и 1677/78 г., мы видим значительный рост монастырских владений в Кольском уезде. Особенно важным представляется значительное увеличение дворов зависимого населения. Количество крестьянских, бобыльских, казачьих и других дворов и лопарских веж, принадлежавших монастырям, увеличилось в 8 раз (с 19 до 155). Сравнить структуру населения по этим двум описаниям практически невозможно. В первой из них очень подробно зафиксировано монастырское население: монахи, трудники, наемные работники. В 1678 г. эти категории отражены слабо. В то же время состав постоянного тяглого населения включает детей и подворников, которые не фиксировались в начале века. Тем не менее, можно говорить о том, что главной фигурой монастырского населения в XVII в. становится бобыль. Их дворы составляли около половины общего количества дворов зависимых людей (в 1608-1611 гг. около 20%). Кроме того, появляются «дворы» казачков и нищих, которых раньше не было (они числились в монастырских дворах, на чужих подворьях или в кельях).

           По Писцовой книге (1608-1611 гг.) в Кольском уезде было зафиксировано живущих 397 дворов (1292 чел.) и 46 пустых (не считая 329 промысловых изб для сезонных работников)^[57]. Население же монастырских вотчин равнялось не менее 458 чел. (без церковного причта и церковных бобылей), т.е. его доля во всем населении составит 35,4%. Но эта цифра включает и пришлое население — трудников и казачков (314 чел.). Если же сравнивать только постоянное тяглое население (без монахов, священников и монастыр[274]ских людей), то 18 монастырских дворов и веж (52 чел.) составят во всем тяглом населении уезда (без посада — 242 двора, 566 чел.) 7% дворов и 9% населения.

           В 1678 г. все население уезда насчитывало 764 двора и 2758 чел. Зависимое же население монастырей (155 дворов, 584 чел.) ко всему тяглому населению уезда составит 26% дворов и 24% населения^[58].

           Таким образом, в Кольском уезде к 1678 г. доля монастырского землевладения возросла в три с лишним раза, с 7% до 26% дворов всего тяглого населения уезда при общем росте населения в 1,9 раза. Следовательно, рост феодального землевладения в 1,5 с лишним раза превышал рост тяглого населения. Доля феодально-зависимого крестьянского населения, уровень феодализации Кольского уезда приблизился к самому высокому на Севере показателю Заонежских погостов.

[275]

ПРИЛОЖЕНИЯ

Таблица 1

Население монастырских владений в Кольском уезде в 1678 г.

Таблица составлена по тексту Писцовой книги 1608-1611 гг. (РГАДА. Ф. 1209. Д. 208).

[276]

Таблица 2

Население монастырских владений в Кольском уезде в 1678 г.

           Таблица составлена по тексту Переписной книги 1677/78 г.: РГАДА. Ф. 1209. Д. 15056. В скобках даны результаты нашего подсчета, если они не совпадают с итогами Переписной книги.