Источники Великого посольства 1697-1698 гг.: грамоты

Автор
Гуськов Андрей Геннадьевич
Guskov Andrey

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XVII

Библиографическое описание:
Гуськов А.Г. Источники Великого посольства 1697-1698 гг.: грамоты // Связь веков: Исследования по источниковедению истории России до 1917 года. Памяти профессора А.А.Преображенского: сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.В.Семенова. М., 2007. С. 208-240.

Текст статьи

[208]

А.Г.Гуськов

ИСТОЧНИКИ ВЕЛИКОГО ПОСОЛЬСТВА 1697-1698 гг.: ГРАМОТЫ.

           Первое, что могло понадобиться Великому посольству за рубежом, это разнообразные грамоты, которые являлись главным документом, удостоверяющим личности дипломатов, их полномочия, служащие пропуском при проезде по иностранным владениям. Ф.П.Сергеев, автор специальной монографии об отечественной дипломатической лексике, выделял шесть «тематических групп» названий дипломатических документов XI—XVII вв.: 1) международные договоры; 2) письменные акты объявления войны; 3) декларативного характера; 4) гарантирующие безопасность и беспрепятственный проезд; 5) акты, свидетельствовавшие дружеские отношения между государствами; 6) письменные наставления послам, полномочия[1]. Затем он разделял удостоверительные (отсутствующие в общей классификации) грамоты на верительные («верющие») и полномочные, а гарантирующие безопасность и проезд — на опасные, проезжие, подорожные грамоты, «пасы» и паспорта[2]. С.М.Каштанов относил все перечисленные разновидности к удостоверительным и договорно-удостоверительным видам публично-правовых актов, которые, наряду с удостоверением полномочий, титула, должности, личности иногда включали фрагменты договорных взаимоотношений сторон (свидетельства, пропуска, мандаты, паспорта)[3]. Анализ актов Великого посольства позволяет более точно определить особенности отдельных видов грамот и уточнить их классификацию.

           «Верющие» и полномочные грамоты оформлялись отдельно в каждую страну-контрагент, причем на имя офи[209]циального, по российским представлениям, правителя: в Австрию ¾ к цесарю, в Англию и Данию ¾ к королям, в Саксонию и Бранденбург ¾ к курфюрстам, в Курляндию и Венецию ¾ к князьям, в Голландию ¾ к Генеральным штатам. Опасные, проезжие, подорожные грамоты, «пасы» и паспорта подготавливались в одном экземпляре для каждой поездки или поручения без деления на страны. Из всего многообразия актовой документации миссии 1697—1698 гг. особо следует выделить бумаги удостоверительного характера, анализу которых будет посвящена данная статья, как наиболее важных в сфере определения дипломатического статуса послов.

           Порядок написания всех грамот основывался на прецеденте. В случае необходимости изменений в устоявшемся формуляре выпускались специальные указы. Так, при оформлении грамоты к цесарю для миссии А.Вейде всплыл вопрос о порядке написания титулов и имен. В прошлом в царских грамотах золотой краской («золотом») писались имена и титулы по слова: «Московского» (о царе) и «Римского» (о цесаре), а для остальной части титула использовались чернила. В 1686/1687 г. во время пребывания послов в Вене, сообщает статейный список посольства Б.П.Шереметьева, к ним на двор приехали австрийские вельможи Я.Х.Жировский и Ф.Винанд, которые, помимо других дел, говорили о необходимости написании золотой краской полных титулов и цесаря и царя в посланиях московского правителя. Послы обещали донести информацию до сведения царя. В приказной справке указывалось, что в цесарских грамотах титулы всегда полностью писались золотом, а «дело чернилы». В соответствии с перечисленными обстоятельствами принимается решение, сформулированное 23 января 1697 г. в указе, с предписанием все имена и полные титулы в грамотах к австрийским императорам писать золотой краской[4]. Согласно данной директиве были оформлены бумаги как для А.Вейде, так и для самих великих послов[5].

           [210] В ходе дальнейшей подготовки документации для Великого посольства выяснилось, что при обмене посланиями между русскими царями и английскими королями в XVII в. обе стороны не применяли в официальных титулах слова «пресветлейший» и «державнейший». Важность этого момента объясняется значительностью использования данных прилагательных в определении статуса правителя, уровня его независимости и веса среди монархов Европы. После составления необходимых справок служащие Посольского приказа вынесли на рассмотрение вышестоящего начальства вопрос о дальнейших действиях: «о том великий государь, что укажет». В результате, 16 февраля 1697 г. выходит указ, скрепленный главой приказа Е.И.Украинцевым, о дополнении слов «пресветлейший и державнейший» в официальной переписке с английским королем к именам обоих государей[6].

           Особо был поднят вопрос о титуловании и «имяновании» (указание имени) верховного духовного иерарха католических стран — римского папы. В приказе составили специальную выписку о происхождении и гербе последнего папы (Иннокентия XII), о написании его титула, о титуловании римских первосвященников во время прежних контактов. Показательно, что в 1579/80 и 1671/72 гг. обращения различались:

           В первом случае заметно уничижение царя Ивана Грозного перед папой Григорием XIII, которого хотели просить о посредничестве в заключении мира с Польшей.

           В 1683/84 г. австрийским послам в Москве было сказано, что впредь будет употребляться формула, которая использовалась в документации миссии П.Менезиуса, т.е. в вышеуказанном варианте за 1671/72 г. Однако приведенный далее пример имел отличия: «Честнейшему и избран[211]нейшему господину [имя] папе и пастырю римскаго костела достойнешему»[7]. Для уточнения формулировок и устранения недоразумений 10 февраля 1697 г. дается указание расспросить штатных переводчиков Посольского приказа о том, какие слова используют английский, шведский и датский короли в обращении к римским папам. Из беседы с четырьмя специалистами по письменному переводу (Н.Спафарием, С.Лаврецким, П.Вульфом и П.Шафировым) выяснилось, что в доступных немецких и латинских книгах такая информация отсутствует. В имеющихся же работах, касающихся дискуссий о вере католиков с лютеранами и кальвинистами, последние называли римского папу «антихристом и иными ругательными именами»[8]. В итоге, было решено использовать следующую формулу: «Честнейшему господину Инокентию Второмунадесять, папе и учителю римские церкви, достойнешему поздравление», которую следовало принимать за образец (прецедент) при дальнейших контактах с Римом. 16 февраля 1697 г. постановление закрепили царским указом[9].

           Наиболее важным изменением в прежнем порядке оформления грамот к иностранным правителям стало значительное сокращение подробнейшего богословия в начале документов. Основным аргументом в пользу нововведения явился пример зарубежных стран: «А окрестные великие государи християнские в грамотах своих и в листах к нему, великому государю, и к своим имянованиям и титлам таких богословий в начале наперед сего никогда не писывали и ныне не пишут, а пишут толко "Божиею милостию" с ымянованьем и с титлы»[10]. Ранее использование пышной формулы обуславливалось стремлением московских царей выразить свое значение в христианском мире в качестве правителей крупнейшего православного государства, в контексте концепции «Москва — третий Рим». К концу же XVII в. данная тенденция значительно уменьшается, по[212]этому в ущерб внешней велеречивости происходит упрощение дипломатического этикета со смещением в сторону большей практичности и удобства. 22 декабря 1696 г. появляется указ об использовании в дальнейшем в официальных документах русских царей краткой богословской формулы: «...указал …писать к своему великого государя имянованию и к титлам в начале одну богословию по сему: "Божиею милостию мы, пресветлейший и державнейший…" …А богословий прежние... указал оставить и предь тех богословей... писать не указал...»[11].

I. «Верющие» грамоты.

           Согласно Ф.П.Сергееву, «верющая» грамота представляет собой «документ, удостоверяющий назначение указанных в нем лиц дипломатическими агентами и свидетельствующий о том, что поручения, передаваемые ими, адресуются от имени государя, их направившего»[12]. Н.М.Рогожин более сжато определяет ее удостоверением «личности посла как представителя Российского государства»[13]. Наличие таких бумаг свидетельствовало о возможности ведения важных переговоров, содержащих определенную долю самостоятельности российских дипломатов. Сам термин «верющая грамота» в тексте документов не встречается, а ее название идет от стандартной формулировки, предусматривавшей принятие всех слов дипломатов «с полною и совершенною верою».

           Среди материалов Великого посольства сохранилось девять «верющих» грамот в нескольких списках: две — к цесарю[14], по одной — к римскому папе[15], английскому[16], датскому[17] и французскому[18] королям, венецианскому князю[19], [213] голландским штатам[20], бранденбургскому курфюрсту[21]. Появление второй грамоты к австрийскому императору объясняется непригодностью первой, на что указывает специальная помета: «206-го (1698 г.) июля в 10 день великий государь, слушав, указал такову свою государеву грамоту, написав в лист на паргамине, своим великим послом цесарскому величеству на посольстве подать; а прежнюю, какова послана с ними с Москвы ис Посольского приказу, оставить для того, что та грамота по настоящему времени не годилась»[22]. Надобность в новом документе возникла в связи с переменами в международной обстановке, произошедшими после отъезда дипломатов из Москвы, что, в свою очередь, повлияло на планы Петра I, несколько скорректировавшего задачи миссии.

           Согласно разработкам С.М.Каштанова, посвятившего множество трудов теоретической и практической дипломатике, в наиболее упрощенном виде структура грамот (формуляр) состоит из трех основных частей: начальный протокол, текст и конечный протокол, к которым примыкает удостоверительная часть. В свою очередь они делятся на более дробные составляющие: 1) инвокацию (посвящение богу), интитуляцию (адресант), инскрипцию (адресат), салютацию (приветствие), 2) аренгу (преамбула), нотификацию (объявление), наррацию (повествование), диспозицию (распоряжение), санкцию, корроборацию (удостоверение), 3) датум (выходные данные), аппрекацию (заключение), 4) субскрибцию (сочетание подписи и формулы удостоверительного действия), сигнатуру (подпись)[23]. Дальнейший разбор формуляра актов будет соответствовать данной терминологии и схожей методике.

            Используемый в начале всех «верющих» грамот (в черновиках и списках иногда опущен) оборот «божиею милостию» нельзя назвать инвокацией (invocatio) в чистом виде. Он скорее несет функцию преамбулы или, по мнению [214] С.М.Каштанова, «богословской преамбулы»[24], которая сливается с интитуляцией, т.е. указанием адресанта. Фактическое вхождение «богословия» в состав intitulatio, на наш взгляд, было вызвано вышеупомянутым сокращением восхвалений Богу по примеру европейских стран. Фраза «Божиею милостию мы, пресветлейший и державнейший великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич…» стала нести единую смысловую нагрузку, где мотив божественной милости относится к факту бытия (пребывания) Петра I самодержавным правителем. Молитвенные мотивы, возвышенность воззвания к богу, первоначально заложенные в invocatio, в данном случае полностью нивелируются. Наоборот, в старых «богословиях», тоже подразумевавших царствование государей на Руси по божественному провидению, тема молитвы звучала более ярко. Пышность и высокопарность выражений позволяют отнести их с полным правом к подлинной инвокации: «Бога всемогущаго и во всех всяческая действующаго, вездесущаго и вся исполняющаго и утешения благая всем человеком дарующаго, содетеля нашего в Троице славимаго, силою и действом, и хотением, и благоволением утвердившаго нас, и укрепляющаго властию своею всесилною избранный скиптр в православии, во осмотрение великаго Росийскаго царствия, и со многими покоряющимися прибылыми государствы дедичного наследства и обладателства, мирно держати и соблюдати на веки, мы…»[25]. Введенный новый краткий стандарт, который применялся раньше лишь для проезжих листов, теперь стал полностью совпадать у всех грамот.

           Вывод о полном сходстве можно сделать и относительно интитуляции «верющих» грамот, т.е. обозначения лица, от которого исходит документ. В делопроизводственной документации (черновики, отпуски, списки) иногда ради экономии места титулы могли либо целиком опускаться, либо использоваться в виде «скобочных сокраще[215]ний». В последнем случае после фразы «…всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца» шли слова в скобках: «и прочая вся большая титла», «большая титла» и т.п.[26] Однако в окончательном варианте всегда приводился полный титул царя Петра Алексеевича с исчерпывающим указанием земель и владений, что характерно для всех рассматриваемых актов. Отсутствие разночтений в intitulatio лишний раз подтверждает ту важность, с которой в отечественной дипломатии XVII в. относились к написанию титула царя. Малейший недочет или сокращение могли привести к «умалению чести» государя, а для приказного служащего, совершившего ошибку, повлечь тяжелые последствия.

            По схожему принципу происходило обозначение адресата, т.е. правителя которому предназначалась грамота (инскрипция). В черновиках и списках титулы также сокращались, но в официальном беловом варианте — приводились полностью. Размер inscriptio зависел от статуса главы государства: наибольший — у цесаря, наименьший — у римского папы и голландских штатов.

           Завершался начальный протокол кратким приветствием (salutatio): «благолюбительно поздравляем» и «благолюбително и приятно поздравляем» — цесарю (в первой и второй); «поздравление» — римскому папе и французскому королю; «любителное поздравление с приращением всякого блага» — бранденбургскому курфюрсту, «соседственно и дружелюбно чиним ведомо» — Генеральным штатам. Почти везде, исключая последний случай, салютация характеризуется межличностным общением двух властителей, один из которых (царь) в той или иной форме передает другому персональное поздравление. В ситуации с голландским высшим правительственным органом, представляющим республику, речь идет лишь о дружеском сообщении. И хотя последнее приветствие наиболее многословно, его эмоциональная нагрузка значительно ниже, чем у остальных.

           В целом, начальный протокол, представляющий собой статью-обращение, четко определяется во всех грамотах и [216] включает три-четыре компонента. Он состоит из обозначения лиц, от которого исходит и к которому направлен документ, слившейся с интитуляцией богословской преамбулы и необязательной салютации.

           В дополнение к стандартной статье-обращению «верющие» грамоты к австрийскому императору имеют второе краткое обращение: «Пресветлейший и державнейший государь, друже и брате любительнейший»[27]. К сожалению точно не удалось определить его принадлежность к тому или иному компоненту условного формуляра. По смыслу оно скорее относится к основной части, открывая повествование. Данное выражение свидетельствует об особом отношении русского государя к цесарю, который приветствовался как равный правитель. Тем самым предполагалось более низкое положение всех остальных владетелей и особый статус российского и австрийского монархов, имевших в своем подчинении другие царства и королевства.

           Статья, с которой начинается основная часть, содержит уведомление о посылке Великого посольства с упоминанием причин и перечислением руководителей, т.е. обладает смешанным (уведомительно-мотивировочным) характером. Наличие описательных характеристик и использование глаголов в прошедшей форме («ныне отпустили», «изволили… послать ныне») позволяет отнести ее к повествовательному компоненту, где излагаются обстоятельства дела (наррация). Однако в ряде грамот данная статья содержит также и элементы преамбулы (выделено курсивом), что заметно из следующей таблицы:

[217]

[218]

           Видно, что преамбула, т.е. введение к тексту, включает в себя объяснение декларативных причин отправки миссии к тому или иному правителю (указание на цель действия), причем к каждому со своей спецификой. К римскому папе и английскому королю посольство направлялось для обновления старых связей, к датскому королю — ради соблюдения прежней дружбы и любви, к венецианскому князю, голландским штатам и бранденбургскому курфюрсту — для соблюдения древней дружбы и любви[37] с обновлением «любительных» контактов, к французскому королю (грамота так и не была до конца оформлена) — для утверждения братской дружбы и любви и обсуждения общих дел, к цесарю (по второй грамоте) — «усмотря» важные для обеих государств и всего христианского мира дела (в первой причины не указаны). Такое расплывчатое и краткое описание причин, ставших основанием для поездки за рубеж, сопровождаемое включением их в narratio, объясняется функциональными особенностями грамот, дававшихся лишь для удостоверения личности дипломатов.

           [219] Продолжает наррацию описательно-уведомительная статья с пересказом предписанных послам задач («им же наказали»). В каждой стране дипломатам было указано объявить о старой дружбе царя, предложить советы и договориться об общих делах. Однако при внимательном анализе в некоторых документах можно выявить определенные отличия. Так, в основной массе грамот говорится об объявлении постоянной «нашей» «дружбы и любви», а в римской (т.е. к римскому папе) и бранденбургской лишь «дружбы»; причем в цесарской[38] и голландской дано распоряжение их не «объявить», а «крепшим люблением утвердить» и «разширить» (последнее лишь в цесарской). Кроме того, в цесарской грамоте для усиления выражения в отношении «дружбы и любви» введен определительный оборот «изрядно и древле междо нами украшенную».

           Фраза «и советы наши… предложить (объявить)» в кратком виде представлена только в английской грамоте. В других же появляются дополнительные вставки: в цесарской — «к безопасному намерению» (оборот вставляется после слова «наши»), в голландской, бранденбургской и венецианской — «к безопасному союзному намерению удобно избранные», в датской — «к безопасному християнскому делу и намерению», а в папской — «к безопасному христианскому делу и намерению против неприятеля креста святаго». Неиспользованная грамота к французскому королю вообще не содержала оборота с предложением советов.

           Третье предписание, требовавшее благополучного (иногда и удобного) соединения («совокупления») «общепотребных дел», звучит везде почти одинаково. Лишь в римской грамоте введен оборот, который поясняет, что это нужно «в настоящее удобное время к ведению святой войны».

           Заканчивается narratio формулой, имеющей черты публичного объявления (нотификация) и представленной двумя видами. В цесарской, папской, английской, датской, венецианской и бранденбургской грамотах — «о чем помя[220]нутые великие и полномочные послы сердца нашего помышления пространнейше (или пространно) предложат (или возвестят, или объявят)»; во французской — то же самое, но с вычеркнутой в черновике фразой «сердца нашего помышление пространнейше»; а в голландской — «о чем они великие и полномочные послы пространно объявят». Изъятие из французской грамоты объясняется отсутствием особой теплоты в отношениях между Москвой и Парижем, а также поддержкой последним политики Оттоманской Порты. Несмотря на декларативный характер нотификационного оборота, все же представляется возможным включить его в наррацию, благодаря применению связывающего союзного оборота «о чем». В данном случае подразумевается завершение описания задач великих послов.

           Narratio из второй «верющей» к цесарю имеет небольшие отличия. Во фразе о «любви и дружбе» убран второй глагол действия «разширить», а усиливающий определительный оборот «изрядно и древле междо нами украшенную» заменен обычным определением «древлеукрашенную». Вместо «к безопасному намерению» появилось «к лутчему намерению», а заключительная формула стала звучать: «что наши великие и полномочные послы то наше желание пространнейше объявят». Таким образом видно, что смысловая правка заключалась лишь в изъятии намерения о расширении дружеских отношений в связи с осознанием руководителями русской дипломатической миссии и самим Петром I нежелания австрийской стороны продолжать войну с Турцией и вызванных этим скрытых трений между двумя странами. Русскому царю оставалось надеяться лишь на сохранение существовавших союзнических обязательств и не претендовать на что-то большее. Остальные текстуальные изменения имеют стилистический характер.

           Dispositio, или распоряжение по существу дела, как уже отмечалось в научной литературе[39], играет важнейшую функцию и может принимать значительные размеры, со[221]стоя из нескольких оборотов или статей. Не совсем точным, на наш взгляд, является использование латинского термина «dispositio», означающего в прямом переводе — «расположение». Более подходящим было бы применение слов «mandatum» или «institutum»[40]. Однако для удобства будет применяться старая общепринятая терминология.

           В «верющих» грамотах распорядительный вид настоящего компонента почти полностью нивелируется. Равноправие в сфере действия международных документов данной разновидности предусматривает исключительно рекомендательный характер всех пожеланий, просимых (или требуемых) от противоположной стороны. Вместе с тем, показательно, что вводная фраза диспозиции могла меняться в зависимости от статуса правителя, к которому обращен документ. Выявлено два типа начала dispositio: 1) «И того ради братцки желаем, дабы …[41] изволили у тех наших великих и полномочных послов, благоволително допущенных» — к цесарю, римскому папе, английскому, датскому и французскому королям и 2) «И вашей бы вельможности у тех наших великих и полномочных послов» — к венецианскому князю, «И вашей бы высокоможности у тех… послов» — к голландским Генеральным штатам, «И вашему б курфистрскому пресветлейшеству у тех… послов» — к бранденбургскому курфюрсту. Первый тип, выражавший просьбу к равноправному субъекту, использовался при обращении к суверенным самодержавным монархам или властителям, второй, более похожий на указание подчиненному, — ко всем остальным. Отсюда получалось, что, несмотря на меньшую значимость влияния Дании на международной арене по сравнению с Голландией и Венецией, королевский титул ее правителя ставил его на более высокую ступень в иерархии европейских государей. Помимо этого, в первом случае выражением «благоволи[222]телно допущенных» предусматривалась возможность отказа дипломатам в официальном приеме, во втором же такой вариант даже не рассматривался.

           Полностью стандартизировалась следовавшая далее формула, давшая название всей разновидности актов: «всего того, что они нашим имянем предлагати будут, с полною и совершенною верою слушать»[42]. Смысл ее заключался в следующем: во-первых, в декларировании за послами права выдвигать предложения от имени великого государя, во-вторых, в рекомендации принимать их с полной верой. Просительный характер статьи в данном случае теряет свое доминирующие значение. В результате чего она (статья) приобретает просительно-удостоверительные (либо просительно-процессуальные) функции.

           Второе и третье распоряжения-пожелания диспозиции были более разнообразны, хотя и не сильно отличались по существу. Каждое из них можно классифицировать по трем типам: А: 1) «и то в крепость непоколебимыя братцкия нашея дружбы и любви соединить» — в цесарской грамоте, 2) «и то в крепость братцкия нашея дружбы и любви совокупить» — в английской, датской и французской, 3) «и то в твердость дружбы нашея принять» — в папской, венецианской, голландской и бранденбургской; Б: 1) «и советы наши на общую лепоту и пользу употребительные радостно (или "с охотой") принять» — в цесарской, английской, датской и французской, 2) «и советы наши на общую лепоту и пользу християнскую употребительные против неприятелей креста святаго соединить» — в папской, 3) «и советы наши на общую лепоту и пользу употребительные совокупить и укрепить» — во венецианской, голландской и бранденбургской. Опять мы видим различия между актами, обращенными к самодержавным властителям и ко всем остальным, с почти полным подобием внутри групп. Для первой совокупности характерно обращение к монархам как к братьям с пожеланиями не только дружбы, но и люб[223]ви. Для второй — отсутствие какого-либо апеллирования к чувствам. Кроме того, глаголы «принять» и «совокупить и укрепить», использованные в качестве просьбы, обладают различной степенью требовательности по отношению к оппоненту. Особняком стоит лишь грамота к римскому папе, что объясняется его особым положением в качестве духовного, а не светского правителя. В данной части диспозиции вторая «верющая» к цесарю полностью соответствует первой с заменой лишь сложного определения «употребительные радостно» на простое — «любительно».

           В завершающей части dispositio, абсолютно одинаковой во всех документах, содержится просьба о дозволении послам выехать на родину: «а по совершении дел к нам, великому государю к нашему царскому величеству, отпустить». Обычно отпуск проходил на заключительной аудиенции, в ходе которой дипломаты получали ответную грамоту. По ней оценивалась результативность миссии. Отсутствие данного документа свидетельствовало о полной неудаче дипломатов.

           Таким образом, основная часть (или текст) делится на два четко различимых компонента условного формуляра: изложение обстоятельств дела и распоряжение по его существу. В составе наррации можно выделить разделы, имеющие признаки преамбулы и публичного объявления (нотификации), которые однако не несут самостоятельного значения. При смысловой классификации в каждом из компонентов удается выделить по две статьи: в narratio — уведомительную и описательно-уведомительную, в dispositio — просительно-удостоверительную (либо просительно-процессуальную) и просительную.

           Конечный протокол начинается с пространной аппрекации, т.е. заключительного благопожелания. Вводная фраза «При сем мы великий государь, наше царское величество, желаем от Господа Бога вам…[43]» заключает в себе обращение от лица божественной милости и встречается [224] в большинстве актов. Исключение составляют три документа. В папской и голландской грамотах пожелание идет не от имени всевышнего, а к нему: «При сем мы… вас, папу и учителя римския церкви, Господу Богу на сохранение предаем», «При сем мы… вашу высокоможность в сохранение Господу Богу всемогущему предаем». Во французской же вообще отсутствует мотивы воззвания к божественному началу.

           Дальнейшее перечисление пожеланий тоже имеет свою специфику. Во-первых, всем правителям, кроме голландских генеральных штатов, представлявшим коллективную форму правления и не имевшим четкого лидера, желают «многолетнаго» или «добраго» здравия. Во-вторых, цесарю — «счастливого в государствах ваших государствования и правления с приращением», английскому и французскому королям — «счастливаго в государствах ваших поведения и правления с приращением», датскому королю, бранденбургскому курфюрсту и венецианскому князю — «счастливаго в государствах (венецианцу — «во владетельствах») ваших поведения и правления». При этом четко определяется наличие реальных владений (у римского папы отсутствовали), их форма (государство или «владетельство») и возможность расширения управляемых территорий (для цесаря, английского и французского королей). Короли назывались «братьями», а цесарь — «любезнейшим братом».

           Текст грамот завершается выходными данными, содержавшими информацию о месте и времени создания документа: «Писан государствия нашего во дворе, в царствующем велицем граде Москве, лета от создания мира 7205-го месяца февраля 25-го дня (во французской — "марта 7-го дня"), государствования нашего 15-го году»[44]. Полная идентичность сведений и палеографический анализ говорят о формальном характере данного компонента, содержание которого не всегда соответствовало действи[225]тельности. Рассмотрение черновиков показывает, что фраза, начинающаяся со слова «государствия», везде была написана одинаковыми (но отличными от остального текста) чернилами и почерком, т.е. имеет более позднее происхождение. Даже вторая грамота к цесарю, созданная, по сообщению статейного списка, 17 июля 1698 г.[45], имеет официальную датировку 25 февраля 1697 г.[46]

           Черновые отпуски «верющих» грамот включали описание внешнего вида беловиков, что частично позволяет разобрать не только внутреннюю, но и внешнюю форму актов[47]. Сами же подлинники должны были сохраниться в зарубежных архивах тех стран, которые посетило Великое посольство и где вручало грамоты. В анализ не вошли грамоты к бранденбургскому курфюрсту (потерян черновой отпуск) и к французскому королю (беловик не был оформлен).

           Листы, использовавшиеся для написания документов, носили название «александрийских»[48] и имели стандартный размер — 45 на 35 см. Однако качество бумаги различалось: грамоты к австрийскому императору (цесарю) оформлялись на «александрийском большем листу», остальные —на «средних». Аналогичные различия наблюдаются в объеме золотописной части, т.е. текста, выведенного золотой краской. В цесарской грамоте, в соответствии с упоминавшимся выше указом от 23 января 1697 г., золотом были полностью написаны все титулы и имена монархов до начала изложения дела. В остальных актах, в соответствии с прежней традицией, «драгоценный» цвет применялся лишь для имен и кратких титулов: у российского царя — по «Московский», у римского папы — полностью, у остальных — по первое слово в перечислении владений. «александрийском среднем листу»

           В качестве украшения характерно употребление различных изобразительных элементов: вычурная заглавная [226] буква («заставица»), рисунки на полях, художественный орнамент. Здесь наблюдается более дробная дифференциация: в цесарских грамотах находятся «заставица и кайма с фигуры — во весь лист», в римской, английской и датской — обычные «заставица и кайма с фигуры», а в венецианской и голландской — «заставица с фигуры небольшими». Скреплялись все без исключения «верющие» грамоты большой государственной печатью «под кустодиею бумажною фигурною». Редчайшим случаем стало использование пергамента во второй «верющей» к цесарю в качестве материала для письма. В помете, объясняющей причины создания новой грамоты, этому даже уделено особое внимание: «206-го июля в 10 день великий государь, слушав, указал такову свою государеву грамоту, написав в лист на паргамине…»[49].

           Особенностью данной разновидности актов являлось отсутствие копий с переводом на латинский язык, обычно прилагавшихся к беловику. Об этом свидетельствует специальная помета: «А списка по-латине в верющие во все грамоты не положены, а положены толко списки по-латине под одне полномочные грамоты»[50]. Исключение составляет второй вариант «верющей» к цесарю, в которую латинский список сначала не был вложен, но затем по просьбе графа Кауница это было сделано. Латинский вариант был написан и отослан австрийцам 20 июля 1698 г. с переводчиком П. Вульфом. На данный факт указывает сохранившийся черновик латинского текста с пометой[51].

            Анализ почерков черновиков показывает, что сведения о времени и месте написания подлинника, а также его описание вставлялись в черновики по прошествии определенного периода. Все вставки со справочной информацией написаны одним почерком, отличным от остального текста. Данное обстоятельство может свидетельствовать о предварительной работе канцелярии Посольского приказа, в которой сначала были созданы «трафареты» грамот, а уже за[227]тем в них внесли необходимые дополнения, исправления, проставили дату и приписали сведения о подлиннике. Последняя информация вводилась исключительно в служебных целях, так как в оригинал не попадала, а переписывалась только в посольскую книгу. Сами выходные данные, видимо, были включены уже после выработки окончательной даты отправки миссии.

           Подводя предварительный итог, можно отметить, что разбор конкретного формуляра «верющих» грамот показывает существование в нем четко определяемого трехчастного деления на начальный протокол, основную часть и конечный протокол. Полностью отсутствует дополнительная удостоверительная часть. Начальный протокол почти целиком стандартизирован и состоит из двух или трех компонентов, где интитуляция и слившаяся с ней инвокация абсолютно одинаковы, инскрипция различается по своему определению, т.е. в обращении к тому или иному правителю, а салютация вошла лишь в некоторые грамоты. В свою очередь, основная часть включает в себя наррацию и диспозицию, более разнообразные по содержанию. Частично определяется преамбула и нотификация, вошедшие в повествовательную часть, и, соответственно, начинающие и заканчивающие ее. Конечный протокол представлен в полном объеме, объединяя в себе аппрекацию и выходные данные. Из указанных в начале компонентов условного протокола отсутствуют санкция и корроборация. Смысловой анализ позволил выделить семь статей: 1) статью-обращение, включающую начальный протокол; 2) уведомительную и 3) описательно-уведомительную, объединенные в наррации; 4) просительно-удостоверительную (либо просительно-процессуальную) и 5) просительную, входящие в диспозицию; 6) статью-пожелание (аппрекация) и 7) описательную (датум).

           Анализ основной части показывает, что «верющие» грамоты в целом имеют удостоверительно-рекомендательный вид. Основная их функция заключалась в провозглашении за послами права выдвигать предложения от имени великого государя и в рекомендации принимать их с пол[228]ной верой. Кроме того, в них в обобщенном виде формулируются цели и задачи миссии. «Верющие» грамоты вручались на первой торжественной аудиенции посольства у местного правителя и играли скорее церемониальную, чем практическую роль.

           В отношении второй «верющей» грамоты к цесарю можно прийти к выводам, что изменения, по сравнению с первой, были достаточно кардинальны. Однако проблема заключалась не только в «подчеркивании» «древности» и «непоколебимости» дружбы, как полагает австрийский исследователь И.Шварц[52]. Основным изменениям подверглась повествовательная часть, в которую вставили описание мотивов отправки посольства со ссылкой на древность обычая «любителных …пересылок» и актуальность назревших проблем для всего христианского мира. В свете начавшихся неофициальных австро-турецких сепаратных контактов было изъято указание послам о расширении дружбы и снижена эмоциональность некоторых выражений. Таким образом новый документ стал больше соответствовать создавшейся ситуации на политическом небосклоне.

II. Полномочные грамоты.

           По сведениям Ф.П.Сергеева, с середины XVII в. документ, закреплявший полномочия дипломатов, носит название полномочной грамоты. Иногда его значение пересекалось с «верющей» грамотой, что вело к взаимозамене друг друга[53]. Так как большинство международных контактов заканчивалось подписанием документов, то для возможности это сделать, послам вручали полномочия от имени государя. Само название разновидности актов всегда встречается в тексте документов: «к сей нашего величества полномочной грамоте...»[54].

           [229] Среди бумаг посольской миссии 1697—1698 гг. сохранилось девять полномочных грамот в нескольких списках: две — к цесарю (далее будут называться — «цесарские» или «австрийские»)[55], по одной — к римскому папе[56], английскому[57] и датскому[58] королям, венецианскому князю[59], бранденбургскуму курфюрсту[60], голландским штатам (без окончания)[61] и к цесарю для П.Б.Возницына (далее — «возницыновская»)[62]. Значительные различия в конкретном формуляре первых восьми грамот и последней затрудняют проведение их совместного анализа. Было признано целесообразным выделить разбор «возницыновской» грамоты в отдельный пункт.

           Сравнение «верющих» и полномочных грамот показало, что особые различия можно наблюдать лишь в основной части их условного формуляра при почти полном сходстве начального и конечного протоколов. Для избежания повторов совпадающие компоненты документов в ходе дальнейшего разбора подробно рассматриваться не будут.

           Начальный протокол полномочных грамот Великого посольства, охватывающий статью-обращение, по своему составу и содержанию почти полностью соответствует аналогичной части «верющих» грамот. Исключение представляет лишь салютация. Она обнаруживается в римской, австрийских и английской грамотах в форме сообщающего оборота «…чиним ведомо». В ряде случаев это происходит с использованием различных наречий: в обеих цесарских — «благолюбително и приятно», в английской — «братцки любително»[63]. В целом, salutatio представлена в довольно краткой форме, осуществляя вспомогательные функции.

           [230] Характерно для полномочных и наличие в цесарских грамотах второго краткого обращения «Пресветлейший и державнейший государь, друже и брате любительнейший»[64], что полностью соответствует той же особенности в «верющих».

           Преамбула (введение), с которой начинается основной раздел, является частью уведомительной статьи с показом декларативных задач Великого посольства. В формуляре полномочных грамот аренга имеет ярко выраженный характер, что достигается с помощью предлога «для», дающего четкое указание на цель действия. Более расплывчато она выглядит во второй грамоте к цесарю, где вместо предлога используется деепричастие «имея». Преамбула состоит из двух или трех (для цесаря) оборотов, соответствующих той или иной задаче, поставленной перед миссией. Во-первых, к венецианскому князю и бранденбургскому курфюрсту послы ехали «для утверждения» обычной дружбы, к римскому папе — «доброй» дружбы, к английскому королю — «дружбы и любви», к датскому королю — «древней дружбы и любви», к цесарю (по первой) — «нашие истинные дружбы и любви, которая между нами и предки нашими всегда непоколебима была», а к голландским штатам — не просто «для утвержения» «нашей» «с вами дружбы», но «и всему союзному християнству». Во-вторых, они должны были предложить договориться: с венецианским князем, голландскими штатами и бранденбургским курфюрстом —об «общепотребных» делах; с римским папой — о делах «общепотребных» не только им, но еще и «всему християнству»; с английским и датским королями — о делах «общепотребных нам» и «государствам нашим к (в) доброй прибыли»; с цесарем (по первой) — о «общепотребных обоим нам великим государем и государствам нашим дел». И, в-третьих, с цесарем: для осуществления «взаимного с обоих сторон равенственнаго воздаяния». Во второй к цесарю цели поездки сокращены и указаны в косвенной форме: «Имея, мы, … с вами,… древ[231]нюю дружбу и любовь, при том и обще обоим нам великим государем потребные и всему христианству благоугодные дела». В целом, arenga имеет более упорядоченный и четкий вид с ясным описанием мотивов выезда за рубеж[65].

           Завершает уведомительную статью наррация. Почти во всех полномочных она занимает небольшой объем и содержит сообщение о факте отправки великих послов с перечислением их имен и титулов. Исключение естественной разницы в упоминаниях того или иного правителя (ваше королевское величество, ваша светлость и т.д.) позволяет выделить четыре типа narratio: 1) «назначили и послали есмы к вам …(краткое упоминание адресата. — А.Г.) великих и полномочных послов наших …(титулы и имена. — А.Г.)» — в первой цесарской и римской грамотах; 2) «послали есмы к вашему …[адресат] великих и полномочных послов наших …[титулы и имена]» — в английской и датской; 3) «послали к вашему …[адресат] наших царского величества великих и полномочных послов …[титулы и имена]» — во второй к цесарю; 4) «посылаем мы, великий государь наше царское величество, к вашей (вашему) …[адресат] великих и полномочных послов наших …[титулы и имена]» — в венецианской, голландской и бранденбургской[66]. Как видно, различия достаточно незначительны и выражаются в количестве использованных глаголов (один или два) и их временной форме (прошедшее или настоящее). Из общего правила выделяется вторая полномочная грамота к цесарю, имеющая, помимо вышеупомянутой фразы, подробное перечисление конкретных задач дипломатов: «которым наказали: тое нашу, великого государя нашего царского величества, с вами, братом нашим великим государем с вашим цесарским величеством, искони текущую дружбу объявить и в лутшее состояние привесть и утвердить, и о належащих делех явственно и пространно донесть, и общим согласием с вашими цесарского величества ближними людьми договорить и постано[232]вить»[67]. Данное обстоятельство сближает ее с «верющими» грамотами, обладавшими аналогичным развернутым изложением «наказанного» посольству. В целом, в отличие от «верющих» грамот, где наррация включает в себя несколько статей, в полномочных, за редким исключением, она незначительна по объему и сама является частью уведомительной статьи.

           Следующий далее диспозитивный раздел очень сложен по своему составу. Он состоит из четырех разнохарактерных распоряжений-статей.

           Первая статья содержит в себе информацию о статусе документа. Ее текст почти полностью стандартизирован и сведен к формуле: «яко же силою сея грамоты совершенно полную мочь им вручили». Небольшое отличие можно наблюдать лишь во второй цесарской грамоте: «которых (послов. — А.Г.) силою сея нашея грамоты признаваем за полномочных быть»[68]. Данное распоряжение обладает процессуальной функцией, так как включает описание важнейшей юридической нормы, определяющей положение и дипломатический вес послов.

           Вторая статья, более многословная, выражает пожелание практических действий, связанных с проведением переговоров. Сравнение позволило выделить несколько ее типов, встречающихся: 1) в обеих цесарских, 2) в римской, 3) в английской и датской; 4) в бранденбургской, голландской и венецианской грамотах. Кроме того, предварительный разбор позволил разбить саму статью на дробные составляющие: а) вводная фраза с обращением к конкретному правителю, б) обоснование причин, почему принимающая сторона должна пойти на контакт, в) перечисление ожидаемых действий.

           В качестве вводного оборота во второй статье характерно использование глаголов «не сумневаемся» (1 тип), «надеемся» (2, 3 типы) или деепричастия «надеясь» (4 тип) с обращением к определенному правителю. Обоснование [233] причин более разнообразно: 1) в цесарских — «подражая исконному междо нами братцкому соединению, также и по доброй нашей к вам склонности», «потому ж по склонной к нам великому государю своей дружбе и древнему приятеству»; 2) в папской — «по оной доброй нашей к вам явной дружбе и подражая християнскому союзному против неприятелей Креста Святаго обществу»; 3) в королевских — «по оной нашей к вам доброй склонности»; 4) в остальных — «по оной нашей к вам доброй дружбе», а в бранденбургской и венецианской еще и «подражая християнскому союзному обществу». Причем применение тех или иных доводов логически обусловлено. Соратниками и союзниками названы австрийское, венецианское и бранденбургское государства, с первыми из которых Россия совместно выступала против Турции, а с последним намеревалась заключить соглашение. В папской имеется непременная апелляция к борьбе против врагов христианства. С остальными странами отношения находились в нейтральном состоянии, поэтому обошлись без дополнительных аргументов.

           В последней составляющей принципиальные отличия имеет лишь четвертый тип (бранденбургская, венецианская, голландская грамоты), согласно которому весь ход переговорного процесса предусматривалось вести с самими правителями, а не с их приближенными. Ср.: «у тех (в цесарских — «вышеимянованных») наших великих и полномочных послов наказанных им дел, министром (либо «цесарского величества думным людем», либо «ближнем людем») своим выслушать и договаривать и становить с ними повелите» (1—3 типы) и «у тех наших великих и полномочных послов, наказанные им дела выслушав, договаривать и становить похощите» (4 тип)[69]. Кроме того, во второй цесарской дополнительно ожидается, что все предложения и действия послов будут приняты «в любовь».

           Провести точное атрибутирование второй статьи представляется достаточно трудной задачей. Ее формулировки [234] не содержат прямую просьбу о чем-то, а исходят из опосредованного обращения к желательности того или иного действия. Начиная фразу со слов «не сомневаемся» или «надеемся», авторы грамот подразумевали, что противоположная сторона должна совершить требуемые от нее действия. С целью же убеждения в необходимости таких шагов происходит апеллирование к различным чувствам контрагента, что ведет к еще большему усложнению структуры предложения. Последнее придает данной статье черты публичного объявления (нотификации), хотя в целом несомненен ее просительный характер.

           Третья[70] и четвертые статьи диспозиции не имеют существенных расхождений и фактически отвечают единому стандарту. Первая из них, просительно-рекомендательная, соответствует одной из формул «верющих» грамот: «и что наши великие и полномочные послы, будучи у вас, [71]…, учнут говорить и становить, и тому б верить»[72]. Она отсутствует лишь во второй цесарской грамоте. Последняя — представляет собой договорную клаузулу: «а что те наши царского величества …послы с вашими цесарского величества думными людьми[73] постановят и письмами утвердят, и то от нас, великого государя нашего царского величества, здержано будет крепко и непорушимо»[74].

           В целом dispositio имеет чрезвычайно важное значение, подчеркивая правовой характер всего акта. Она состоит из процессуальной, просительной, просительно-рекомендательной и договорной статей с элементами нотификации. Оговаривая передачу полномочий российским [235] дипломатам, диспозиция регламентировала не только проведение переговоров на самом высоком уровне, но и позволяла заключать международные соглашения от имени монарха. Договорной вид ее заключительной статьи позволяет уточнить классификационную принадлежность всех полномочных грамот.

           Завершают основную часть сведения об удостоверительных знаках документа. Корроборация содержит информацию о заверении грамоты царской печатью с обоснованием необходимости этого: «а для совершеннейшаго известия к сей нашей царского величества полномочной грамоте мы, великий государь наше царское величество, печать свою приложить повелели»[75].

           Формуляр полномочной грамоты к цесарю, данной П.Б.Возницыну, имеет значительные отличия как по структуре, так и по содержанию. Из-за отсутствия в черновике и списке из посольской книги каких-либо сведений о начальном протоколе анализ будет проводиться лишь основной части[76].

           Вместо преамбулы основная часть начинается с нотификации, обладающей уведомительным характером: «Объявляем и свидельствуем силою настоящаго». Затем, как и в других полномочных, следует наррация, которая, вместе с тем, несет другое содержание. На этот раз в повествование включено объяснение мотивов, приведших к организации миссии П.Б.Возницына. Однако форма изложения носит несколько завуалированный вид: «понеже между нами и нашими высокими союзники с единые страны и высокою Портой атаманскою с другие стороны, постановляемого к договорам миру путь открыт, что и мы в том деле отрицания не творим».

           Диспозитивная часть менее развернута, хотя и состоит из двух статей. В первой, уведомительно-описательной, речь идет о статусе посла и его конкретной цели: «и ясневельможному великому послу думному нашему советнику [236] и наместнику Болховскому Прокофью Богдановичю Возницыну полную и совершенную силу и мочь дали на учрежденном съезде подписать и печатью утвердить позволили с атаманскою Портою пристойного и нам потребного и [в]о всех наших пользах и прибытках мира, купно союзных наших с полномочными послы, договор учинить, что взаимно тоежде учинено будет и от служителей Порты». Кроме того, как видим, в ней в косвенной форме приводятся сведения о самом дипломате и его званиях, которые обычно помещались в повествование. Вторая статья обладает договорной функцией и содержит обещание поддержки всех возможных соглашений: «обещая нашим царского величества словом, что все то чрез помянутого полномочного нашего посла постановленное и уговоренное, закрепко и пристойно держати хощем и должны».

           Оканчивается основная часть информацией об удостоверении документа печатью: «есмы которое силою сей нашей грамоты печатию нашею утверженной свидельствуем».

           В целом, оригинальность «возницыновской» полномочной состоит в исчезновении из конкретного формуляра преамбулы с появлением краткой нотификации, в сокращении количества смысловых статей (диспозиция урезалась вполовину) и в изменениях содержания различных компонентов. Однако ряд признаков, характерных именно для полномочных грамот, сохранился: наличие формулы о передаче полномочий и договорной характер одной из статей.

           Конечный протокол полномочных грамот состоит всего лишь из одного компонента — выходных данных. Содержание его полностью соответствует общей формуле, совпадающей с аналогичной статьей в «верющих». Изменяется лишь официальная датировка грамот: «…7205-го февраля месяца 25-го дня…» — в обеих австрийских, английской, датской, бранденбургской, голландской и венецианской; «…7205-го месяца марта 1-го дня…» — в римской; «…7206-го месяца июня 19-го дня…» — в «возницыновской»[77].

           [237] Анализ сохранившихся описаний внешнего вида беловиков полномочных грамот показывает их почти полное сходство с «верющими»[78]. Совпадения наблюдаются и в формате листов, и в размерах золотописных частей, и в использовании различных изобразительных элементов. Полномочные грамоты тоже скреплялись большой государственной печатью «под кустодиею бумажною фигурною», носящей при этом «отворчатой», т.е. открывающийся, характер. Аналогичен случай с применением пергамента для второй полномочной к цесарю в качестве основы для письма[79]. Полное подобие прослеживаются и в выводах по сравнению почерков, говорящих о более позднем характере вставок с выходными данными и справочной информацией.

           К русскому тексту полномочных грамот обязательно прилагалась латинская копия документа. Об этом свидетельствует помета «и под тое грамоту подложен список по-латине», отсутствующая лишь в «возницыновской» грамоте[80]. Особенный вид имела копия во второй цесарской грамоте: «Список с той грамоты по-латыне написан особо по-тетратнои…», черновик которой сохранился в архиве[81].

           Приложение латинского списка имело для Посольского приказа существенное значение, так как в нем приводилась российская трактовка элементов царской титулатуры в переводе на основной европейский дипломатический язык. И если в большинстве стран по данному поводу проблем не возникало, то в Австрии у дипломатов часто возникали сложности. В частности, в 1686/1687 (7195) г. посольство боярина Б.П.Шереметьева вступило в дискуссию с австрийскими сановниками по поводу употребления в царском титуле в грамотах, получаемых от цесаря, титула «величество», которое использовалось всеми другими правителями. Австрийцы отказывались это делать, ссылаясь на уникаль[238]ность собственного императорского звания и правомочность использования обращения «величество» только к цесарю. В ходе обсуждения послам указали, что в латинских списках грамот, которые посылают московские государи к цесарю, московские переводчики неправильно пишут в титуле царя слово «император» вместо «доминатор», и что цесарь отказывается принимать такие грамоты и просит впредь латинские списки в грамоты не вкладывать, так как «переводчики московские латинского языку не доволны». Однако без собственного латинского перевода русские дипломаты вообще не могли обоснованно защищать свою позицию в спорах. Поэтому все претензии были отметены со ссылкой, что «на Москве в канцелярии…» царские переводчики «люди ученые и как по-латине титлу царского величества писать, и то они знают», причем всегда они правильно писали, и раньше спора о том не было[82]. В итоге спор так и остался неразрешенным, а Великое посольство получило специальную выписку с изложением всех обстоятельств. Кроме того, конфликт лишний раз подтвердил востребованность комплектации грамот латинскими переводами.

           В целом, анализ конкретного формуляра полномочных грамот подтверждает наличие в нем четко трехчастного деления на начальный протокол, основную часть и конечный протокол. Основная часть включает в себя преамбулу (в «возницыновской» — нотификацию) небольшую наррацию, развернутую диспозитивную часть и корроборацию. В конечный протокол вошли лишь выходные данные. Полностью отсутствуют санкция и аппрекация. Постатейный разбор показал следующее: весь начальный протокол (3-4 компонента) вошел в статью–обращение; преамбула (или объявление) и наррация объединены в уведомительной статье; в свою очередь диспозицию составляют целых четыре статьи — процессуальная, просительная, просительно-рекомендательная и договорная (в грамоте для П.Б.Возницына вместо первых трех — уведомительно-описатель[239]ная). Последние статьи, удостоверительная и описательная, совпадают, соответственно, с корроборацией и датумом. Наличие сведений об удостоверительных знаках (корроборация) и отсутствие заключительного благопожелания (аппрекация) говорят о более официальном и строгом характере полномочных грамот по сравнению с «верющими».

           Разбор основной части показывает, что полномочные грамоты в целом имеют договорно-удостоверительный вид. Помимо передачи великим послам полномочий для ведения переговоров, они закрепляли за дипломатами право на заключение соглашений, выполнение которых гарантировалось государевым обещанием. Данные акты передавались противоположной стороне в ходе деловых бесед и обсуждения назревших вопросов.

* * *

           Подводя общий итог, можно отметить, что разобранные документы относятся к удостоверительному виду публично-правовых актов, составляя при этом две его разновидности: удостоверительно-рекомендательную и договорно-удостоверительную.

           Сравнение конкретных формуляров показывает ряд существенных различий. Так, в полномочных грамотах преамбула носит более выраженный характер и четко указывает на задачи поездки. Наррация более сложна и развернута в «верющих», а диспозиция — в полномочных грамотах. Данное обстоятельство свидетельствует о большей практической нагрузке последних, закреплявших реальные полномочия, в отличие от первых, где доминирует повествовательная сторона. В полномочных четко указан статус документа, т.е. его процессуальная функция, обоснованы потребности противоположной стороны в контакте, и, что самое важное, письменно закреплены условия договора по обязательной ратификации всех заключенных послами обязательств. Причем в «верющей» с «полной верой» рекомендовалось лишь «слушать» предлагаемое послами, а в полномочной — «верить» всему, что будут не только «говорить», но и «становить». Отсутствие санкции [240] указывает на удостоверительный характер грамот, которые не устанавливали имущественных правоотношений и поэтому не могли привести к нарушению их, т.е. нет возможности нарушения — нет и возможности наказания. На вспомогательный вид «верющих» указывает и исчезновение корроборации.

           В целом, назначение «верющих» грамот, преподносившихся на первой торжественной аудиенции посольства у местного правителя, заключалось в предварительном удостоверении-рекомендации дипломатов, как представителей, выступающих от лица своего государя. Потребность же в полномочных грамотах возникала уже на стадии основных переговоров с уполномоченными чиновниками, когда требовалось закрепление слов и действий послов реальными полномочиями.

           Кроме того, анализ грамот показал прямую зависимость в их оформлении и содержании от иерархического статуса правителя. Суверенные властители, несмотря на их политический вес, пользовались бóльшим почетом и уважением. Поэтому случалось, что королевство Дания по официальной актовой документации была важнее для российской политики, чем республики Голландия и Венеция.