Письма царя Алексея Михайловича как исторический источник
Автор
Гусев А.В.
Аннотация
Ключевые слова
Шкала времени – век
XVII
Библиографическое описание:
Гусев А.В. Письма царя Алексея Михайловича как исторический источник // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.): сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. П.Н.Зырянов. М., 2004. С. 82-101.
Текст статьи
[82]
Гусев А.В.
ПИСЬМА ЦАРЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК
В последние годы для российской историографии характерен активный интерес к истории массового и индивидуального сознания, в частности, мировоззрения людей средневековья. В условиях «центробежности» гуманитарной науки, когда «повсеместно происходит смещение интереса исследователей от “центральных” областей действительности к “периферийным”: от высокой политики – к повседневной жизни, от науки – к вере и оккультизму, от сознания – к бессознательному и т.д.»,[1] особую значимость приобретают новые исследования источников личного происхождения.
Роль частной переписки для гуманитарных исследований трудно переоценить. Письма являются своеобразным голосом ушедшей эпохи, рисуют нам повседневную жизнь, внутренний мир их создателей. Они являются неотъемлемой частью той культурной среды, в которой созданы. Значение писем не ограничивается информацией, которую хотел сообщить автор адресату: форма писем, случайно употреблённые слова и устойчивые выражения, некоторые скрытые, но подразумеваемые факты и явления – всё это в целом рисует «портрет эпохи», передаёт её дух. Ведь, как писал А.Бьюргер, «чтобы понять общество, необходимо обойти то, что оно открыто о себе заявляет»[2].
Одним из интересных комплексов источников личного происхождения являются письма царя Алексея Михайловича. Изучение этих писем даёт возможность исследовать особенности самооценки, представлений второго Романова о человеке и мире, а также общие черты русского мировоззрения XVII в. Изучение комплекса писем важно и потому, что специальная задача исследования мировоззрения царя Алексея Михайловича в историографии пока не ставилась.
XVII в. – время формирования частного письма как особого вида источника. Поэтому довольно трудно отделить частные письма от официальных посланий. Критерием отбора писем для исследования является факт личного участия Алексея Михайловича в их создании. Статья представляет анализ полно[83]стью собственноручных писем, посланий, имеющих авторскую правку и индивидуальный стиль речи, значительно отличающийся от официального. На сегодня выявлено 158 писем царя Алексея Михайловича. Они адресованы семье, родственникам, друзьям, патриарху Никону, приближенным боярам и воеводам. Практически вся переписка царя Алексея Михайловича хранится в фонде 27 РГАДА. В архиве представлены две формы документов: непосредственно письма и их черновые отпуски. Именно по черновикам, иногда представляющим собой несколько вариантов текста с личной правкой, можно проследить особенности творчества, процесс редакционной работы царя Алексея. Хронологически письма охватывают почти всё царствование (с 1646 до 1675 г.), хотя наиболее полно представлен период 1650‑х гг. Эпистолярное наследие царя Алексея Михайловича органично связано с другими его произведениями[3], документами, происходившими из государева двора[4].
В поле зрения весь комплекс данных об источнике. Прежде всего, это формуляр писем, устойчивые выражения, которые на стадии формирования и трансформации имеют важный содержательный смысл, показывают особенности мировоззрения. Особое внимание привлекают собственноручно написанные части документов и авторская правка. Анализ этих элементов даёт представление о круге непосредственных интересов царя Алексея, показывает степень его активности и компетентности в различных областях жизни, представления о своих функциях и возможностях. Огромное значение имеет изучение содержания и объёма писем, с учётом всего круга и тематики документооборота.
Царь Алексей Михайлович с юности проявлял склонность к собственноручному созданию документов. Самые ранние из известных писем относятся к 1646 г. Ощущение необходимости срочно и собственноручно излагать мысли выражалось в том, что рядом с ним всегда находился подьячий Приказа тайных дел с письменными принадлежностями[5]. Алексей Михайлович писал твёрдым крупным почерком. Буквы выписывал довольно чётко, почти печатно, слова, за исключением некоторых (например, «г(о)с(у)д(а)рь», «ц(а)ревна»), как правило, не сокращались и не имели выносных букв. Это была энергичная скоропись, имевшая, несмотря на [84] сравнительную чёткость, «родственное сходство» с неразборчивым почерком Петра I. Дело в том, что почерк царя сильно отличается от почерка профессиональных писцов. Поэтому при сравнении фрагментов, написанных почерком писца, и собственноручных записей царя возникает впечатление неразборчивости последних. Особо сложными для чтения являются места, написанные в процессе «многоэтажного» редактирования текста, когда автор над одним словом или фразой писал по 3-4 других варианта.
Процесс создания писем – постепенно формирующееся явление. Особенно ярко он виден на письмах из военного похода 1654-1656 гг., формуляр которых менялся не только год от года, но и в зависимости от места написания, успешности проведённых военных действий и политических настроений царя. Для раннего периода жизни Алексея Михайловича характерно собственноручное создание документов. Позже царь Алексей писал меньше: либо самым доверенным, близким людям, подтверждая особую расположенность, либо по особым делам. В письмах, записанных писцом, непременным элементом были собственноручные проставления даты и дня недели, а также небольшие по объёму приветственные приписки. Тем самым, Алексей Михайлович фиксировал личное участие в создании документа, присутствие в опосредованном общении с адресатами. Собственноручные элементы придавали письмам особый статус «царских». После Смуты, подорвавшей авторитет не только власти, но и документов, исходивших от неё, государево, даже незначительное по объёму дополнение «рукою своею» играло роль доказательства достоверности. О значении собственноручных приписок свидетельствуют послания в Кирилло-Белозерский монастырь 6 и 29 августа 1648 г. о Б.И.Морозове. В первом из них автор пишет: «И вам бы сей грамоте верить…а грамотку сию покажити ему, приятелю моему»[6]. Приписка ко второму письму ещё более содержательна: «и сю грамоту ему покажите, и верьте ей, а вверху приписал я государь царь своею рукою у сей грамоты…и печять моя у сей грамоты, и вам бы верить сей грамоте»[7]. Б.И.Морозов, безусловно, знал почерк царя, и демонстрация ему грамоты была доказательством авторства. С другой стороны, царские собственноручные приписки – это и проявление [85] процесса рождения индивидуальности, происходившего в разных областях человеческой деятельности XVII в., развития авторского самосознания.
Во время военного похода 1654-1656 гг., по-видимому, изначально Алексей Михайлович планировал писать семье только собственноручно. Первое письмо, от 24 мая 1654 г., полностью написано царём. В следующем послании читаем такой автограф: «Да не покручиньтеся, государыни мои, светы, что не своею рукою писал, голова тот день болела, а после есть лехче»[8]. 6 июля причиной несобственноручного создания письма названы «недосуги и дела многия»[9]. Потом автор отказывается от намерения писать всё письмо собственноручно и ни разу после 6 июня 1654 г. не извинялся, что писал не сам. Из 70 писем семье лишь 2 полностью собственноручных: от 26 мая 1654 года из Можайска[10] и от 17-18 августа 1656 года из Кукейноса[11]. Речь в последнем идёт об уникальном событии – явлении царю святых братьев Бориса и Глеба, повелевавших праздновать память царевича Дмитрия Ивановича. Остальные письма семье имеют различные по объёму царские приписки, расположенные после текста, написанного писцом, а также фразу «государыням моим сёстрам» на оборотных сторонах. 15 писем семье также имеют особый знак – «подпись», представляющий собой монограмму из букв «аз» и «кси». От позднего периода жизни сохранилось много черновиков-автографов. Во 2‑й половине 50 – начале 70‑х гг. Алексей Михайлович сам писал в основном тексты поучительного характера, содержащие библейские цитаты и философски-этические размышления. Например, одно из писем Г.Г.Ромодановскому, представляющее собой целый трактат о том, каким следует быть моральному облику воеводы, начинается словами: «Писал сие письмо всё многогрешный царь Алексей рукою своею»[12].
Процесс создания писем, как и многое в придворной жизни, был похож на церемониал. Алексей Михайлович обращал особое внимание на круг лиц, которые имели право писать ему от сестёр. 23 мая 1656 г. он отмечал: «А грамоты кому изволите, тому и велите писать. А окроме бы тех, которые оставлены у вас, нихто бы не писал; и подьячему, и дьяку писать не пригоже»[13].
[86] Рассмотрим структуру писем царя Алексея Михайловича семье. Первым элементом «семейных» писем на протяжении всего периода было приветствие с точным поимённым перечислением всех членов семьи по старшинству. Оно занимает от 25 до 70% общего объёма. Следующим элементом формы писем является приветствие, выражаемое фразами: «Брат ваш царь Алексей челом бьёт», «Здравствуйте, светы мои, на многие лета!», «Как вас, светов моих, Бог милует?» Затем следовало сообщение автора о себе. Эти сообщения стандартны по форме и переходят из одного источника в другой. В них царь описывает основные военные действия 1654-1656 гг. и другие явления и факты, обратившие на себя его внимание. Сообщения о себе вводятся словами: «Извольте про меня ведать...» (в 4 письмах 1654 г.), «А мы, великий государь...» (в 10 письмах 1654 г.), «А об нас бы вам не печаловаца...» (в 46 письмах 1655-1656 гг.). В 4 письмах, написанных после 1660 г., специальных вводных формул к сообщениям автора о себе не установлено. Наиболее устойчивым элементом писем является указание даты создания документа. Формулу этого элемента можно обозначить так: «Писан ... в городе нашем ... лета ... года, месяца ... в ... день». Другая формула такова: «(месяц) в... день в (город)... дал Бог здорово». Во многих источниках, полностью написанных рукой писца, число и иногда день недели вписаны лично царём. Структура собственноручных писем, безусловно, содержит перечисленные выше элементы, характерные для всего комплекса, но содержание их более эмоционально. В собственноручных фрагментах ярче излагаются чувства: «А потом всем-всем с любовию поклон и челом бью всею душею и со всем сердечным своим хотением и радостию. Многолетствуйте, светы мои, на многие лета»[14]. В послании от 17-18 августа 1656 г. образно описан взятый у неприятеля город: «...град, а крепок безмерно, ров глубокой, меншей брат нашему кремлёвскому рву, а крепостию сын Смоленску граду: ей, через меру крепок»[15].
Содержание «семейных писем» в определенной мере разрушает сложившееся в общественном сознании представление об униженном положении женщины в русском обществе ХVII в. Выросший в женском окружении Алексей Михайлович с вниманием и теплотой относится к сёстрам, делится с ними размышлениями о военных и других событиях. По[87]имённое обращение к сестрам в письмах на первом месте сохраняется и тогда, когда уже родились мальчики – наследники престола, что свидетельствует об их особом положении при государе[16].
Другая часть комплекса – письма к Афанасию Ивановичу Матюшкину, двоюродному брату царя по матери. Алексей Михайлович и А.И.Матюшкин находились в близкой дружбе с 1634 г. Комплекс включает в себя 26 писем, хронологически охватывающих 1646-1662 гг. Главная тема этих писем – охота. По сравнению с «семейными», письма царя к А.И.Матюшкину написаны в более свободном стиле. Форма обращения царя определяется отношениями: с одной стороны, дружескими и родственными, с другой – царя и подданного. В 21 письме оно сформулировано так: «От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Русии стольнику нашему Афанасию Ивановичу Матюшкину». Лишь 3 письма начинаются со слова «Брат!»[17], два другие – сразу с изложения просьб к А.И.Матюшкину[18]. По содержанию основной части письма к Матюшкину можно разделить на две группы. Первая – 13 писем с изложением просьбы, требования, поручения. Вводная формула к основной части таких писем: «как к тебе ся наша грамота придёт и тебе б ...», далее следует изложение требования. Другая группа – 12 писем с впечатлениями и сведениями о событиях. Начало основной части большинства из них: «от нас, великаго государя, милостивое слово». В своих «милостивых словах» от 13 марта 1655 г.[19], 12 октября 1658 г.[20], 7 июля 1660 г.[21] автор сообщает о произошедших военных действиях как на основе собственных впечатлений, так и со слов других людей. Показателен пример письма из Колязина от 11 июня 1660 года, написанного на 6 листах, полностью посвященного полётам птиц, их особенностям, добыче, способам подготовки и т.д.[22] Концовка писем Матюшкину крайне упрощена, освобождена от традиционных этикетных оборотов. Во всех письмах, за исключением двух с оборванными концами и трёх собственноручных, она включает указания места и даты создания источника: «Писан (место) лета (год, месяц) в (число) день». Форма собственноручных писем царя А.И.Матюшкину более проста, что определяется их содержанием: это записки с поручениями съездить к сёстрам, узнать у Чудовского архиманд[88]рита «о спасении», купить «иглиц хвостовых челяговых» и т.д. Живым, не скованным придворным этикетом, языком описан бой Матвея Шереметева с «немецкими людьми», выражено отношение автора к поражению: «А о Матвее не тужи: будет жив, вперед ему к чести, радуйся, што люди целы, а Матвей будет по прежнему»[23]. Уникальным по своей форме является небольшое письмо, написанное акростихом. По первым буквам можно прочитать: «Брат! Как тебя нет, так меня хлебом з закалою и накормить некому», но форма его такова: «Борис, Родион, Андрей, Трофим, ърм, Карп, Андрей, Трофим, ърм, Карп, Андрей, Каллист, ърм, Трофим, Енох, Борис, Янос ...» и т.д.[24]
Небольшой комплекс царских писем адресован митрополиту, а затем патриарху Никону. Два из трёх рассмотренных писем относятся к 1652 г., когда отношения царя с Никоном были ещё дружественными. Форма обращения к новгородскому митрополиту сильно отличается от употребляемой во всех других письмах. Автор начинает своё письмо с перечисления духовных качеств архиерея: «Крепкостоятельному пастырю и наставнику душ и телес наших, милостивому, кроткому, безлобливому...»[25] Другая фраза обращения характеризует отношение: «О крепкий воине и страдальче царя небеснаго, о возлюбленный мой любимче и содружебниче, святый владыко, моли за мя, грешнаго, да не покроет мя тимения глубины грехов моих, твоих ради молитв святых»[26]. Приветствие также высокопарно: «Как тобя, света душевнаго нашего, Бог сохраняет? А про нас изволишь ведать...» Обычная в этом месте формула челобития здесь выражена так: «...а по своим злым, мерским делам, не достоин и во псы, не токмо в цари»[27].
Большой комплекс писем Алексея Михайловича адресован боярам, воеводам, архимандритам крупнейших монастырей. Это 46 посланий, хронологически охватывающих 1648-1672 гг. Адресаты – власти и монахи Троицкого, Кирилло-Белозерского и Саввино-Сторожевского монастырей, Н.И.Одоевский, В.П.Шереметев, Г.Г.Пушкин, И.В.Морозов, А.Н.Трубецкой, Ю.А.Долгорукий, Я.К.Черкасский, А.С.Матвеев, А.Иванов, И.Ф.Бутурлин, сокольник П.Тоболин, В.В.Бутурлин, Ф.М.Ртищев, Ф.Б.Долматов-Карпов, И.И.Лобанов-Ростовский, В.Б.Шереметев, А.Л.Ордин-Нащокин, Г.Г.Ромодановский. Столь ши[89]рокий и разнообразный круг адресатов и большой хронологический охват позволяют сделать интересные обобщения по форме и содержанию всего исследуемого комплекса. Следует отметить жанровое разнообразие таких писем. Например, письмо Н.И.Одоевскому было послано 3 сентября 1653 года в Казань, где князь в то время находился в качестве воеводы. Письмо – яркое свидетельство того, что царь был не только знатоком, но и мастером агиографического жанра. Он подробно и образно описывает перенесение в Москву мощей митрополита Филиппа, происходившие в связи с этим чудеса. Интересно письмо А.Л.Ордину-Нащокину 1660 года. Тогда его сын, Воин Афанасьевич, бежал из России к польскому королю Яну-Казимиру. Афанасий Лаврентьевич, восприняв это событие как порочащее, просил царя об отставке. В ответ на прошение Алексей Михайлович написал пространный ответ. Уже форма обращения к подданному должна была подчеркнуть расположение и глубокое уважение к нему государя. Царь обращается к нему как к «...христолюбцу и миролюбцу, нищелюбцу и трудолюбцу и совершенно богоприимцу и странноприимцу и нашему государеву всякому делу доброму ходатаю и желателю, думному нашему дворянину и воеводе Афанасию Лаврентьевичу Ордину-Нащокину»[28].
Отличительной чертой писем царя Алексея Михайловича можно назвать многомерность их содержания: в каждом из них освещено несколько событий, изложены мысли по разным проблемам. Исследование содержания источника также позволяет нам получить интересные выводы для характеристики мировоззрения второго Романова.
Исследование писем показывает, что Алексей Михайлович имел представление об особых личностных возможностях монарха, определённых свыше и являющихся необходимым признаком носителя власти. Среди них – способность охватывать своим вниманием и деятельностью всю территорию государства, царский взор, необыкновенные «пресветлые очи», особое значение, придававшееся встрече с царём. Сакрализация и самосакрализация носителя власти характерны для менталитета XVII в., когда многие люди из различных слоёв общества считали себя носителями сакральных черт, визионерами и пророками последних времён. Сакральные [90] качества не только присваивались царю окружающими, но и культивировались им. Так, Алексей Михайлович создаёт сакральную, понятную только посвящённым, систему знаков. В архиве приказа тайных дел сохранилось множество тайнописных азбук и текстов. Охота, церемонии, организация придворного театра, царское строительство, активное развитие придворного церемониала имели не только функциональное или развлекательное, но и символическое значение, подчёркивающее неземное происхождение и характер власти. Особой составляющей царской харизмы, судя по произведениям царя Алексея Михайловича, была возможность распространять «царскую милость». Милость царя ассоциировалась непосредственно с милостью Бога. Получение царской милости было одной из высших наград для подданного в средневековой системе ценностей. Одна из функций переписки – быть каналом для распространения милости и поддержание её действия. Милость – главное и фактически единственное условие стабильного положения человека при дворе. Алексей Михайлович чаще, чем другим, напоминает о милости незнатным по происхождению придворным, только благодаря милости и поднявшимся к вершинам власти. Например, А.С.Матвееву и А.Л.Ордину-Нащокину.
Царь может всё – таково убеждение Алексея Михайловича: ходить на войну, управлять всеми областями жизни страны, видеть то, что не видят другие и свидетельствовать об этом, наиболее благочестиво исполнять христианский обряд. Мир в понимании царя Алексея не статичная неизменная данность, а объект, который можно изменять силами человека. Активность и высокий темп деятельности для царя Алексея необходимое условие преобразования окружающего мира, определившее участие царя в решении самых разнообразных вопросов.
Принципиальной чертой мировоззрения царя Алексея, определявшей особенности его самооценки и этических взглядов, следует назвать отрицательное отношение к печали. «Бояр, окольничьих и думных дьяков и всех людей от печали обвеселить и утешить» – одна из главных обязанностей носителя верховной власти. Не «кручиниться» – способ угодить Христу, спасти свою душу. Царь пишет сёстрам 17 марта 1655 г.: «Здравствуйте, светы мои, и со мною в ны[91]нешней день, в 17 день; а не кручиньтеся для Христа. Уповайте на Бога, Той соблюдет вас. Да для Христа не покиньте жены и детей моих и живите в совете; не опечальте меня до конца»[29], в письме от 26 мая 1654 г.: «Да не покручиньтеся для Христа, уповайте на Бога»[30], подобные фразы встречаем и в других письмах[31]. Вынужденная разлука с семьей – причина глубокой печали. В 46 письмах семье 1655-1656 гг. встречаем формулу: «А об нас бы вам не печаловаца...»
Важнейшим компонентом мировоззрения следует назвать особое отношение Алексея Михайловича к системе понятий «человек – царь – Бог». Содержание писем показывает, что вся деятельность царя – это служба Богу, а потому она неизбежна. Так, в письме от 29 октября 1670 г. читаем: «А мы в спасителеве деле так же и всего нашего государства на великом смотре октября в 29 день, в суботу, дал Бог здорово»[32]. В письме от 29 мая 1655 г. царь, описав сложности передвижения в походе, завершает его решительным заключением: «и того ради дела Божия не оставим»[33]. Для царя Алексея характерна прямая ассоциация своих действий с выражением и совершением Божьей воли. В письмах его слова часто представлены как Божье благословение. В письме Г.Г.Ромодановскому невыполнение царского военного приказа Алексей Михайлович расценивает как измену Христу, прямую службу Сатане. Царь уверенно пророчествует своему воеводе: «И (ты) дело Божие и наше государево потерял, потеряет тебя самово Господь Бог и жена и детки твои будут в полону и сам треокаянной…»[34] Алексей Михайлович воспринимал себя священником на троне, исполняющим определённые священные функции, особые действия в отношении церкви, прежде всего, руководство духовной жизнью подданных. Именно в этом заключается принципиальное расхождение его взглядов и массового народного сознания, лишавшего монарха права регулировать духовную жизнь людей, вмешиваться в процесс «спасения душ»[35]. Это расхождение стало одним из идейных оснований раскола.
В письмах царя проявляется несколько тем, важных для характеристики его религиозных воззрений и церковной деятельности. Особое место в мировоззрении царя занимало осознание необходимости выполнять патримониальные функции. Выражение этого – регулярные походы в Троице-[92]Сергиев монастырь, постоянный контроль за жизнью московских обителей, особый интерес к Саввино-Сторожевскому монастырю. Алексей Михайлович фактически руководил всеми процессами, происходившими в монастыре после обретения в 1652 г. мощей св. Саввы, вникая в каждую мелочь[36]. Личное стремление контролировать церковную жизнь, участие в церковных реформах, издание комплекса указов исключительно церковного содержания, наконец, фактическое руководство церковью в 1658-1666 гг. – все это реализация мировоззренческих позиций Алексея Михайловича. Он воспринимал себя главным организатором церковной жизни России. Особенно ярко это видно после оставления престола патриархом Никоном в 1658 г. Уже в июле-августе 1658 г. царь начинает сам решать все вопросы, относящиеся к ведению патриарха. Показательна в этом отношении грамота властям Кирилло-Белозерского монастыря от 17 августа 1658 г.: Алексей Михайлович дважды называет Никона бывшим патриархом, подчёркивает добровольное оставление им престола: «оставил престол святыя соборныя апостольския церкви и свое патриаршество своею волею и пошел по своему обещанию». Суть грамоты в том, что бывший патриарх ещё до своего ухода «запрещенных черных диаконов Киприана и Иону простил и разрешил». Царь сообщил это решение и велел им жить в Кирилловом монастыре «до нашего, великого государя, указу»[37]. О выполнении распоряжения следует отписать «нам великому государю». Характерно, что «отписку» о выполнении царских распоряжений следует передать сугубо светским лицам – боярину А.Н.Трубецкому, окольничему Р.М.Стрешневу и дьяку Александру Дурову.
В письмах конца 50 – начала 70‑х гг. резко увеличился объём богословских рассуждений, проповедей и нравоучений, цитат из Писания и церковной литературы. Многие из них представляют собой целые богословские трактаты. 30 сентября 1658 г. он пишет Ю.А.Долгорукову, каким святым следует «учинить пение» и перед какой именно иконой за неделю или за день до военного наступления. Но этим религиозно-распорядительная роль царя не исчерпывалась. Он просит воеводу «сказать» ратным людям, как следует молиться: с умилением, со слезами, с сокрушением сердец, а [93] также распоряжается окропить солдат святой водой. Самостоятельной проповедью звучат строки из послания И.И.Лобанову-Ростовскому от 25 марта 1659 г. Скорее моральный, нежели военный проступок воеводы, солгавшего о точном количестве жертв и не сообщившего о предстоящем штурме города Мстиславля, вызывает у Алексея Михайловича приступ богословского красноречия[38].
Важный компонент мировоззрения Алексея Михайловича – особое избирательное отношение к прошлому. Культивируется то, что необходимо по определённым конъюнктурным, политическим соображениям. Прошлое, по убеждению царя Алексея Михайловича, должно служить интересам настоящего. Не случайно в этой связи развивавшееся отрицание исконных традиций и обрядов, особенностей общественных отношений, стереотипов поведения в пользу новых политических и философских воззрений. Почитание предков, поминальные богослужения – одно из проявлений отношения к прошлому. Нюансы и особенности поминальных богослужений показывают больше, чем просто следование традиции. В более ранний период жизни царь Алексей основное внимание уделял поминанию видных политических и духовных лидеров России. Отдельное место в «поминальной политике» царя Алексея занимал культ митрополита Филиппа. Особое внимание уделялось персонажам русской истории, ставшим жертвами борьбы за власть, чья смерть стала началом неурядиц в государстве: князей Бориса и Глеба, царевича Дмитрия. В поздний период жизни, особенно после смерти 4 марта 1669 г. царицы Марии Ильиничны, 18 июня 1669 г. царевича Симеона Алексеевича и 17 января 1670 г. царевича Алексея Алексеевича, резко возрастает количество царских панихид по родственникам, а поминание деятелей истории отходит на второй план.
Один из компонентов мировоззрения Алексея Михайловича, во многом созвучный с установками массового сознания XVII столетия, – это ощущение опасности со стороны самозванцев. Много места в деятельности и творчестве Алексея Михайловича занимала борьба с принципиальной возможностью существования этого подрывающего статус государственной власти и новой династии явления. Особенным было положение, в которое Алексей Михайлович ставил [94] своих наследников престола. Царевич Алексей Алексеевич был введён в политическую жизнь почти сразу после рождения. От его имени издавались обязательные к исполнению всей Россией указы уже в 1655 г., во время военного похода царя. Вскоре имя царевича Алексея Алексеевича стало частью формуляра писем по случаю крупнейших военных и дипломатических побед. Например, крупнейшая победа В.П.Шереметева, захватившего Витебск 22 ноября 1654 г., была совершена «изволением» Бога, «заступлением» Богородицы, молитвами патриарха Никона, «а нашего великого государя и великого князя Алексея Михайловича, всея Великия и Малыя Росии самодержца и сына нашего царевича и великого князя Алексея Алексеевича всея Великия и Малыя Росии счастьем», промыслом боярина В.П.Шереметева и прилежной службой ратных людей. Часто малолетний наследник представлен в качестве основного просителя о смягчении участи врагов, например, витебской шляхты, которой за «многие неправды и непристойные речи» по приговору бояр следовала смертная казнь. Но «по упрошенью сына нашего царевича и великого князя Алексея Алексеевича всеа Великия и Малыя Росии пожаловали вас, велели дать вместо смерти живот, а велели сослать в Казань, а животы отдать солдатом за их службу по разсмотренью, денги, а рухледь всякую, кроме денег, чево нельзя роздать, прислать к нам»[39]. Объективно ни о каких «уговорах» со стороны годовалого царевича говорить нельзя. Но указание имени наследника с титулом имело большое внешне- и внутриполитическое значение.
Общее ощущение людей XVII в., что они живут в «последнее» время, выражалось в жизни Алексея Михайловича в стремлении спешить, восприятии времени как дробной, быстро изменяющейся категории, ощущение его скоротечности и дробности. Высокий ритм жизни, насыщенность событиями, стремление многое успеть, точное указание времени создания документа, постоянные требования от подданных скорости исполнения заданий – черты, видимые из писем Алексея Михайловича. Автор, как правило, лично указывает не только дни, но и часы, а иногда части часа. Лексика царских писем наполнена терминами, ориентировавшими на скорость действий. В письме воеводе В.А.Чоглову царь требует выслать солдат к В.П.Шереметеву [95] «тотчас, не мешкая ни часу, а будет не поспеют по нынешнему зимнему пути, и тебе быть от нас, великого государя, в жестоком наказанье, безо всякие пощады»[40]. В одном из ранних писем (1645-46 гг.) просит А.И.Матюшкина «приехать бы тебе ко мне тотчас, да купить бы тебе иглиц хвостовых челиговых сокольих, да прислать ко мне тотчас»[41]. 3 апреля 1646 г.: «взять в Золотой полате на окне трои обносцы да запечатать и прислать ко мне тотчас»[42], 26 июня 1655 г.: прислать конного псаря «тотчас не мешкая», «а велеть ему ехать наскоро безо всяково мотчания»[43]. Интересно собственноручное уточнение в письме от 14 июля 1655 г. о том, что оно послано с В.И.Стрешневым «того жя дня и числа»[44]. Стряпчий конюх Елистратка Кобылин послан к И.И.Лобанову-Ростовскому с государевыми грамотами «наскоро»[45]. Показателен случай четырёх писем И.В.Морозову. Два из них – от 15‑го, другие – от 19‑го и 21‑го января 1655 г., т.е. все письма отправлены в течение недели. Алексея Михайловича сильно возмущает не только неподлинность и неполнота сообщаемой ему информации, но и медлительность её передачи. Часто ответ должен привезти либо «тот же гонец», либо «нарошный гонец». Ощущение скоротечности времени определяет отношение царя к потехам. Материал царских писем позволяет согласиться с позицией И.Е.Забелина, что знаменитую фразу из «Урядника сокольничья пути» следует понимать как «делу время и потехе час», где время и час – синонимы, а не антонимы. Специфика восприятия царём Алексеем категории «время» породила его требование ко всем подданным быть в постоянной готовности к «службе», действовать максимально энергично. Организованные царём и часто проводившиеся смотры войска были гарантией готовности и мобильности исполнения служебных обязанностей.
Исследование писем Алексея Михайловича даёт представление об его особом отношении к информации. Его постоянно волнуют проблемы владения, передачи сведений, скорости коммуникации, качество ответов на задаваемые вопросы. Потребность в обновлении информации порождала необходимость в постоянной обратной связи. Не ответить царю или дать неточную информацию рассматривалось как серьёзное преступление подданного. Вовремя сообщить ца[96]рю о происходящих событиях и своих планах – гарантия получения «указа», единственно возможного руководства к действию, а также царской милости в самых разных её формах. Осенью 1658 г. воевода Ю.А.Долгорукий оказался в сложной ситуации. 11 октября у с. Верки под г. Вильно он одержал крупную победу над польским войском гетмана Гонсевского, но, не сообщив об этом царю, сам принимал дальнейшие решения. В частности, 7 ноября ушёл с войском из-под Вильны к Шклову[46]. Алексей Михайлович отреагировал на поступки воеводы очень характерной грамотой 17 ноября. По мнению автора, Ю.А.Долгорукову открылась особая милость Божия, но он о своей победе не сообщил, царь узнал о произошедшем «от сторонних людей». Хотя Ю.А.Долгоруков и добился успеха, но то, что он без государева указа пошёл – «великое бесчестье». Царь хотел бы похвалить воеводу, но поскольку нарушен порядок коммуникации, то нельзя оказывать милость. «Отписки от тебя неведомо, против чево писать к тебе». За совершённое «бесчестье» воеводу у Москвы встретит только один стольник, а не три, как могло быть для героя, одержавшего столь значительную победу. Царь, судя по контексту его посланий, должен обладать абсолютно всей информацией по всем вопросам, в том числе и тайной информацией, и, кроме него, нет и не должно быть ни одного человека, который бы обладал всей информацией. Получение сведений от государя, о событиях его жизни – награда для подданных. 6 декабря 1656 г. Алексей Михайлович сообщает о важнейшей дипломатической победе – заключении договора об избрании его на польский и литовский престолы по смерти Яна Казимира – боярину Фёдору Борисовичу Долматову-Карпову. На первый взгляд, может показаться странным, почему новость, которую сам Алексей Михайлович узнал от Н.И.Одоевского ещё 30 октября, передаёт только 6 декабря. Смысл письма становится ясным из собственноручной царской приписки: «Хотя все тебя позабыли, аднако мы, государь, за твою работу прежнюю к нам и нынешнюю не позабыли за милостию Божиею и впредь не покинем»[47]. Таким образом, письмо – это награда старому царскому слуге. Система передачи царской информации усложнена, близка к церемониалу.
[97] Из содержания писем видно, что царь Алексей Михайлович хорошо знал и понимал особенности природы. Автор интересно описывает погодные условия для охоты, охотничьи приметы, внешний вид и поведенческие особенности охотничьих и промысловых птиц. Отношение царя Алексея к природе характеризуется не только знанием и наблюдением. Он считал возможным активно влиять на природу. Верой в возможности подчинить силы природы практическим потребностям объясним и интерес царя к строительству подземных ходов под дном рек, и стремление собрать в Москве все виды флоры и фауны в зверинце, Измайловском хозяйственном комплексе. Идея этого комплекса базируется на убеждении, что в силах царя, собрав у себя растения из других климатических поясов, организовав усилия знающих садовников, акклиматизировать любые растения. Верой в возможности поправлять здоровье человеческими усилиями и знаниями объяснимо большое внимание, которое он уделял медицине. Особенности природы использовались Алексеем Михайловичем для подчёркивания своего исключительного положения в обществе. Царские имения в Коломенском, Воробьёве, Саввино-Сторожевский монастырь расположены на высоких набережных холмах.
Письма царя Алексея – важный источник о его этических взглядах. В письмах царя Алексея Михайловича чётко просматривается его отношение к людям, друзьям, семье, подданным. Приветствия, вопросы о здоровье из писем имеют не только этикетное, но и глубоко искреннее личное значение. Поддержка постоянного контакта с семьей, напоминание о себе и своём внимании к близким в период разлуки – вот главная мысль, определяющая и форму, и содержание писем.
Прежде всего, просматривается чуткое и внимательное отношение к семье и к людям вообще. В своих посланиях он называет старшую сестру Ирину «матерью», «матушкой». Постоянно спрашивает о здоровье семейства: «Да пожалуйте, государыни мои, пишите о своём здоровье, а мне бы слыша про ваше здоровье радоватися»[48] или «Да пишите светы мои ко мне про своё здоровье почасту и здравствуйте, светы мои...»[49] Царь постоянно напоминает домашним, как одиноки они в мире и что им следует заботиться друг о друге: «Хто у вас по [98] Бозе? Ей никово нет! А чаю и у вас по Бозе кроме нас нет же»[50], «Да пожалуйте не покиньте моей жены, а своих племянников и племянница моих детей»[51]. В письме от 24 апреля 1655 г.: «А у нас только и племяни, что вы, светы мои»[52]. Алексей Михайлович выражает тяжесть переживания разлуки с семьёй. Он так отвечает на сообщение о приезде к нему близких: «А что едете ко мне и зело о том радуюся и жду вас светов моих как есть слепой свету рад!»[53] В письме же от 7 декабря 1655 г. пишет: «А я наскоро еду: готовтеся с радостию восприяти меня грешнаго», а внизу письма прибавляет: «с радостию ждите»[54]. Не меньшую радость царь выражает, получив в подарок пасхальные яйца, 15 мая 1655 г.: «А яицом вашим зело обрадовался и целовал с радостными слезами вместо самих вас»[55].
Для царя Алексея Михайловича было характерно особое восприятие подданных. Основой для положительной оценки подданного является набор критериев: правдивость информации, поступки, совершаемые «со всяким раденьем», «отложа всякую гордость и спесь», «без самовольства». Только человек, послушный царю и Богу, не уповающий на своё «человечество и доротство», может заслужить царское уважение. О таких людях царь лично заботится как в земной жизни, так и обустраивая их похороны, обеспечивая благочестивый переход в мир иной. Для царя Алексея значимым является и процесс умирания подданного, и его посмертная судьба. Жизнь каждого верного подданного, даже простого солдата – на личном бдительном контроле у царя. Часто о разных людях царь спрашивает в собственноручных приписках. В одном из ранних писем А.И.Матюшкину автор спрашивает: «Да отпиши ко мне: Ульяна и кнеиня Настасья у сестер они ли нет и были ль оне бес тебя и сколь долго были? Да и сестра твоя тут ли или нет. Да спрошай от меня о здоровья Ульяны Собакиной да сестры своеи Онисьи»[56]. В письме от 3 апреля 1646 г. просит Матюшкина: «Да съезди к Василью Сергееву, да от меня спроси о здоровя»[57].
«Думным людям», «природным холопам» противопоставлены «воры», «ябедники». В отношении последних царь Алексей – жесткий и безжалостно карающий судья, подобный Ивану Грозному. Доказательство тому – массовые казни участников московских бунтов и разинского восстания. Судя [99] по посланиям, царь Алексей был уверен в возможности воспитать, изменить человека к лучшему призывами, проповедью норм и правил поведения, обращения к христианским образам поведения. Даже такое качество, как склонность к брани, а иногда и рукоприкладство в отношении подчинённых – все служат цели их нравственного исправления, становления из них истинных и верных подданных – «думных людей».
Письма царя Алексея Михайловича – важнейший источник сведений об особенностях его мировоззрения, понимании им базовых элементов. Для мировоззрения Алексея Михайловича характерны такие элементы средневекового провиденциализма, как вера в Бога, сверхъестественные качества, приобретаемые монархом вместе с венчанием на царство, самосакрализация. В то же время мировоззрение царя Алексея Михайловича – целостная система взглядов, основанная на активном отношении к жизни, вере в возможности преобразования мира человеческими стараниями и усилиями.
[99-101] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста
[1] История ментальностей. Историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. С. 38.
[2] Там же. С. 33.
[3] «Повесть о преставлении патриарха Иосифа», «Послание к мощам митрополита Филиппа», «Сказание об успении Пресвятой Богородицы», «Урядник сокольничья пути», «Потешная челобитная боярам», «Записка, о каких делах говорить боярам», «Мысли о ратном строе», «Статьи о расспросе С.Разина», «Записки о церемониях, происходивших при дворе по случаю объявления похода против Яна Казимира».
[4] Например, такой малоизученный источник, как «Дневальные записки приказа тайных дел». Они в общей сложности содержат сведения о 2297 днях из 13-ти лет жизни царя Алексея Михайловича. Причем, 1662, 1666, 1667 годы представлены полностью; в 1657, 1660, 1663, 1668, 1673 годах представлены месяцы с января по август; в 1659, 1661, 1665, 1672, 1674 годах — с сентября по декабрь. Царь Алексей Михайлович был инициатором создания «записок», контролировал их ведение, в связи с чем в них подробно отражен образ его жизни, что позволяет использовать «записки» в исследовании как личный дневник второго Романова.
[5] Заозерский А.И. Царь Алексей Михайлович в своем хозяйстве. Пг., 1917. С. 267.
[6] Бартенев П.И. Собрание писем царя Алексея Михайловича с приложением Уложения сокольничья пути. М., 1856. С. 244.
Курсивом в статье выделены собственноручные фразы царя Алексея Михайловича.
[7] Там же. С. 246.
[8] РГАДА. Ф. 27. Д. 91. Л. 18 б.
[9] Там же. Л. 24.
[10] Там же. Л. 34.
[11] Там же. Л. 36.
[12] Записки отделения русской и славянской археологии. Т. 2. СПб., 1861. С. 770.
[13] РГАДА. Ф. 27. Д. 91. Л. 60.
[14] Там же. Л. 34.
[15] Там же. Л. 66.
[16] Там же. Л. 74.
[17] Там же. Д. 51. Л. 11.
[18] Там же. Л.1-2.
[19] Бартенев П.И. Указ. соч. С. 52.
[20] Там же. С. 60-61.
[21] Там же. С. 64-65.
[22] РГАДА. Ф. 27. Д. 51. Л. 4-9.
[23] Там же. Л. 11.
[24] РНБ. ОР. Эрм. собр. Д. 480. Л. 2.
[25] Бартенев П.И. Указ. соч. С. 151.
[26] Там же. С. 152.
[27] Там же. С. 153.
[28] Изборник: Сборник произведений Древней Руси. М., 1969. С. 573.
[29] РГАДА. Ф. 27. Д. 91. Л. 2.
[30] Там же. Л. 34.
[31] Там же. Л. 18.
[32] Там же. Л. 73.
[33] Бартенев П.И. Указ. соч. С. 28.
[34] Записки отделения русской и славянской археологии. Т. 2. С. 772.
[35] Лукин П.В. Народные представления о государственной власти в России XVII в. М., 2000. С. 218.
[36] РГАДА. Ф. 27. Д. 77. Л. 33.
[37] Аполос, архимандрит. Начертание жития и деяний святейшего патриарха Никона. М., 1859. С. 213.
[38] РГАДА. Ф. 27. Д. 150. Л. 23 об.-26 об., 24.
[39] Записки отделения русской и славянской археологии. Т. 2. С. 737.
[40] Там же. С. 738.
[41] РГАДА. Ф. 27. Д. 51. Л. 1.
[42] Там же. Л. 3.
[43] Бартенев П.И. Указ. соч. С. 47.
[44] РГАДА. Ф. 27. Д. 91. Л. 44.
[45] Там же. Д. 150. Л. 14.
[46] Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 6. М., 1990. С. 44.
[47] Записки отделения русской и славянской археологии. Т. 2. С. 740.
[48] РГАДА. Ф. 27. Д. 91. Л. 34.
[49] Там же. Л. 20.
[50] Там же. Л. 1.
[51] Там же. Л. 34. Подобная фраза и на л. 10.
[52] Там же. Л. 13.
[53] Там же. Л. 18.
[54] Там же. Л. 57.
[55] Там же. Л. 16.
[56] Там же. Д. 51. Л. 1.
[57] Там же. Л. 3.