Отечественная история в трудах В.А.Александрова

Автор
Буганов Виктор Иванович (1928-1996)

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX

Библиографическое описание:
Буганов В.И. Отечественная история в трудах В.А.Александрова // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.): сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.И.Аксенов. М., 2003. С. 244-262.

Текст статьи

[244]

Буганов В.И.

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ В ТРУДАХ В.А.АЛЕКСАНДРОВА

           Вадим Александрович Александров (известный ученый историк) занял видное место в советской науке своими трудами по истории России. Один из первых учеников М.Н.Тихомирова, его воспитанник по Истфаку МГУ, он начал свою научную деятельность вскоре после окончания Великой Отечественной войны. Первую работу (1947 г.) посвятил знаменитой гвардии Петра I[1]. За ней последовали историографические обзоры[2], работа по истории физической культуры в нашей стране[3], рецензии, публикации исторических источников; исследования и научно-популярные работы по общероссийской проблематике охватили время от эпохи восточного славянства до российской истории XVII столетия. Спустя десятилетие после появления первого труда Вадим Александрович заявляет о себе, как сибиривед – вслед за многочисленными статьями по разным проблемам истории Сибири XVII в. публикуются его фундаментальные монографии по этой тематике. Прошло еще одно десятилетие, и в сферу научных интересов Александрова включаются новые важные проблемы – сельская община, обычное право в России; им он посвящает новые монографии и статьи. Одновременно, и в указанные годы, и позднее, В.А. разрабатывал также вопросы этнографии, источниковедения, историографии, много писал для обобщающих трудов по русской истории, справочных изданий (БСЭ и др.); столь же активно и творчески рецензировал и редактировал труды коллег по науке. Список его научных трудов превышает 200 названий.

           В.А.Александров участвовал в подборе новых источников для хрестоматии по отечественной истории, опубликованной в конце 1940‑х гг.[4]; подготовил к печати для двух других хрестоматий источники по истории России и ее связях со странами Западной и Центральной Европы в ХVI-XVII вв.; источники о социально-экономическом развитии, классовой борьбе, культуре России ХVII в., присоединении Сибири. Особо нужно отметить публикацию памфлета ХVII в. на род Сухотиных – навет (донос) на представителей этой фами[245]лии, описывающий события с начала этого столетия («Смута») до 1660‑х гг. Наиболее интересна, по заключению В.А.Александрова, и с ним нельзя не согласиться, первая часть извета – описание «воровства», т.е. измены, Ф.В.Сухотина, оказавшегося в числе других дворян юга России в лагере «царевича Петра», т.е. принявшего участие в восстании И.И.Болотникова, затем в рядах сторонников «тушинского вора» – Лжедмитрия II. После «Смуты» Сухотины служили новой династии. По наблюдениям автора, памфлет составлен в 1668-1669 гг. представителем фамилии Хрущевых, враждовавших с Сухотиными со времен «Смуты» (гибель в Путивле в 1605 г. П.Л.Хрущева, соперничество в Тульском уезде, где располагались поместья тех и других)[5].

           В ряде исследований В.А. освещает проблемы восточного славянства и древнерусской народности[6]; в соавторстве о А.И.Осиповым и Н.И.Гольдбергом написана книга об Афанасии Никитине и его «Хождении за три моря», где авторы пишут о состоянии Руси и Индии в XV в., показывают уровень географических знаний русских людей того времени[7].

           Очень важны и интересны две статьи В.А.Александрова о социальной истории, сословном строе России ХVII в. В одной из них автор показал на примере стрелецкого населения южных городов страны (Новый и Старый Оскол, Ливны, Лебедянь, Хотмыжск, Шацк, Верхососенск, Усерд и др.) – как оно рекрутировалось из представителей тяглых сословий (беглые крестьяне, посадские люди по прибору, городовые казаки и др.), а впоследствии влилось в сословие государственных крестьян. Автор пишет об их обеспечении землей, денежным и хлебным жалованьем, их эксплуатации феодальным государством (десятинная пашня, «струговое дело», другие «поделки», сбор хлеба и др.). Их положение, как показано в работе, было близко к положению крестьян. В статье использованы, что важно отметить, новые архивные источники[8].

           В другой статье подробно проанализированы данные источников и специальной литературы о составе, численности, хозяйственных занятиях стрелецкого населения тех же южно-русских городов. Автор отметил, что приборные люди играли немаловажную роль в экономике края (например, в городской и внегородской торговле), и южно-русские города [246] отнюдь нельзя рассматривать, как это делали многие дореволюционные исследователи, только как пограничные крепости, военные поселения. Для них было характерно развитие экономики, хозяйственных связей, хотя, конечно, и менее заметное, чем в центре Европейской России[9].

           В особой работе В.А. характеризует организацию обороны указанного региона от крымских и турецких нападений (возведение засечных черт – оборонительных линий, выдвижение войск по южным рубежам, ремонтные работы на засеках)[10].

           Перу В.А. принадлежат очерк о культуре России XVII столетия (научные знания и навыки, духовная жизнь), статья о докладе известного художника А.М.Васнецова о московском Кремле времени Ивана Калиты[11].

           Преобладающее место в научном творчестве В.А. заняла, уже в конце 50-х годов, сибирская тематика. В течение более трех десятилетий он углубленно, с привлечением огромного материала из архивов изучает проблемы хозяйственного освоения русскими необъятных сибирских пространств, состава и занятий русского населения, социально-экономической жизни Сибири, классовой борьбы ее жителей. Цикл его исследований посвящен присоединению к России Енисейского края, его русскому населению, хозяйственным занятиям, семейному строю последнего и др.[12]

           Эти исследования обобщены в фундаментальной монографии[13]. Прежде всего следует отметить, что книга основана на комплексном изучении огромного массива источников, прежде всего архивных. Автор убедительно показывает, что русское население, пришедшее, главным образом, из Приморья, сыграло большую роль в колонизации Сибири, ее хозяйственном освоении. Оно оседало в северных и южных районах, вводило в хозяйственный оборот местные земли. Крестьяне-переселенцы попадали в кабалу к государству и монастырям. Крестьянское землевладение, как пишет автор, носило индивидуальный и коллективный характер. Но крестьяне, несмотря на усиление нажима на них, имевшего по существу крепостнический характер (десятинная пашня на казну, работа на монастыри, оброки в пользу той и других), сохранили за собой право распоряжения своими участками земли. Важны его наблюдения о побегах си[247]бирских крестьян – так они стремились избавиться от усиления крепостнических порядков.

           Развитие Енисейского края, по заключению В.А., шло теми же путями, что и в европейской части страны. Это относится к развитию и сельского хозяйства, и торговли – в Сибири начинается формирование областного рынка, связанного о общероссийским рынком; происходит накопление капитала у местных промышленников, торговцев (пушные, рыбные промыслы, ремесло, торгово-промышленное предпринимательство); появляется имущественная и социальная дифференциация; формируется сельская буржуазия. Для Сибири ХVII в. Александров фиксирует появление «крупных предпринимателей, соперничавших по экономическим оборотам с именитым купечеством Москвы и других крупнейших торгово-ремесленных центров»[14]. Таковы, например, торговцы и промышленники Ушаковы, Жилины (солеварение, торговля хлебом, рыбой, солью и др.)

           Поразительны результаты русской колонизации Енисейского края. За какое-нибудь столетие с лишним в Мангазейском, Енисейском и Красноярском уездах русские стали преобладающей частью населения (около 30 тыс. чел.; коренных жителей – около 24,5 тыс. чел.). Они оседали по северному и среднему течению Енисея; нижнее его течение привлекало их меньше, так как те места были бедны в промысловом отношении (пушнина), к тому же здесь им оказали противодействие енисейские киргизы и джунгары.

           Колонизация носила характер массового народного движения. Русские промысловые люди, помимо ознакомления с природными богатствами края, их освоения и использования, сыграли неоценимую роль в сделанных в Сибири географических открытиях, которые «составили славную страницу в истории русской культуры XVII в.».

           Приводимый в книге из источников материал убедительно доказывает, что «десятинная пашня» не могла удовлетворить даже потребности одной казны в хлебе; только личные хозяйства земледельцев сделали Енисейский уезд хлебопроизводящей базой, второй после тобольско-верхотурской.

           Ремесленные товары, как доказывается в книге, привозили из Европейской России и изготовляли в самом Енисейском крае – в нем сложились такие отрасли ремесленного [248] производства, как железоделательное, кожевенное, мукомольное, судостроительное, соляное.

           К этому циклу трудов Александрова примыкает ряд статей. Одни из них посвящены Ирбитской слободе и Ирбитской ярмарке. Слободу В.А. характеризовал как крестьянское поселение, которое сыграло немалую роль в земледельческом освоении Сибири, начиная с XVII в. Ирбитская слобода, основанная в 1632 г. при слиянии р.Ирбита с р.Ницей, в 160 верстах к юго-востоку от гор.Верхотурья, стала центром поселений, появлявшихся вокруг нее. Ее жители занимались земледелием и животноводством, промыслами и торговлей. Широкую известность приобрела Ирбитская ярмарка, деятельность которой отражена в сохранившихся таможенных книгах. С их помощью автор выявил предметы торговли на ярмарке (хлеб, скот, рыба и др.), изучил материальную культуру местных жителей (производство тканей разных видов, металлоизделий, обуви и иных кожаных изделий, галантереи, съестного), потребителей этих товаров, цены на них[15].

           В некоторых трудах Александрова сибирская история рассматривается на восточно- или общесибирском материале. Так, промысловой деятельности русских людей в Якутии В.А. посвятил особую работу[16].

           В соавторстве с Е.В.Чистяковой им была опубликована статья о таможенной политике в Сибири второй половины XVII в. На примере местных торгов (Тобольск, Верхотурье, Ирбит, Енисейск, Иркутск, Нерчинск, Илимск) с их оживленной торговлей (хлеб, пушнина, русские ремесленные изделия, восточные ткани) авторы выявили торгово-экономические связи Сибири с центральной частью России. Русские купцы получали огромные барыши от торговли мехами, поступавшими из «златокипящего царства». Столь же большие выгоды давала торговля с соседними странами – Китаем, Джунгарией, Монголией.

           Торговые операции обогащали таких воротил, как Филатьевы, Ушаковы, И.Микляев и др. Русское правительство, заинтересованное в развитии сибирской торговли, которая давала немалую прибыль казне (10%-ная пошлина), внимательно следило за ее развитием, регулировало с помощью указов систему таможенных сборов в Сибири. Явления, связанные с созданием сибирского областного рынка, первона[249]чальным накоплением капиталов, политикой меркантилизма, способствовали включению обширного региона в систему формировавшегося общероссийского рынка[17].

           В особой статье В.А. анализировал состав служилого «войска» в Сибири ХVII в. (стрельцы, казаки, дети боярские, «черкасы» – украинцы, прочие «выходцы», «перелеты», ссыльные и прочие люди), его службу, положение. Оно составляло особую корпорацию с определенными правами, привилегиями (винокурение, продажа вина, пушной промысел, торговля, отвоз «мягкой рухляди» в Москву и др.); их нарушения, ликвидация имели следствием столкновения с местной властью. «Войско» боролось за сохранение своего сословного статуса, что приводило к участию его представителей в народных восстаниях[18].

           С изучением классовой борьбы в Сибири связано несколько исследований Александрова. В большой статье он рассматривал отдельные восстания, «вспышки», по его определению, второй половины XVII столетия, особо подробно останавливался на широком народном движении 1695-1698 гг. Автор характеризовал занятия местных жителей, их положение, притеснения администрации и служилой верхушки (недоплата жалованья, наказания, принуждение к работам на себя), гнет государства. Далее описывались восстания и волнения в Мангазее 1631 г., Якутске – 1647 г., 1650 г., Томске – 1637-1638 гг., 1648 г., Нарыме – 1648 г., в острогах по р. Лене – в 1650‑е, 1660‑е гг. Постоянно «волновались» во второй половине века служилые люди Нерчинска, Якутска и Албазина. А в 1690‑е гг. восстания прокатились по многим сибирским городам, от Красноярска до Нерчинска. Все эти народные движения В.А. подробно анализировал по данным архивных источников (фонды Сибирского приказа, Иркутской приказной избы и др.).

           Особенности народных выступлений в Сибири, по Александрову, – в том, что их участники поначалу, вступая в конфликт с местной администрацией, уходили в новые, необжитые еще русскими места. К концу же столетия, когда они дошли до восточных пределов Сибири, а феодальный гнет абсолютистского государства заметно усилился, повстанцы вместо бегства от насилий воевод переходят к борьбе со своими притеснителями, их изгнанию, расправе с ними. [250] В «едином антифеодальном движении» конца столетия объединились все слои русского населения Сибири. Вместе с русскими против властей, ясачного режима выступают буряты и татары, тунгусы и якуты. Важен вывод автора о роли местных служилых людей, наиболее активной части восставших: если до 1690‑х гг. их выступления против воевод и их окружения, помимо социального протеста, содержали элементы борьбы за участие в грабеже коренного (нерусского) населения, то с этого времени они, стоя на позициях социального протеста, отражали в своей программе, помимо собственных, и чаяния местных жителей.

           Интересно также, что в ходе движения его умеренно настроенные участники стремились к смене «лихих» воевод; «радикалы» же – к ограничению или даже уничтожению их власти, к местному самоуправлению, но без отделения от России (в духе борьбы казацких «войск» или посадов Европейской России за самоуправление). В ходе восстаний вводились элементы казачьего самоуправления (круги, «советы»), сторонниками которых показали себя плебейские элементы из числа тех же служилых людей, их союзников – гулящих людей, крестьян, посадских людей. Богатые служилые и посадские люди выступали с соглашательских позиций.

           Восставшие в отдельных районах, зачастую удаленных друг от друга на большие расстояния, поддерживали связь между собой посредством «грамоток», гонцов. Составляли «договоры» о взаимной помощи, «выборы» – документы об избрании представителей самоуправления. Свое управление, после смещения «лихих» воевод, они вводили и в городах, и в уездах. Несмотря на стихийность и локальность, сибирские восстания показали довольно высокий для того времени уровень сознания народных низов[19]. Об этом рассказывает подготовленная В.А. большая подборка документов о восстаниях конца столетия в Сибири. Они, по словам автора, дают отчетливое представление «об идеологии восставших, их целях и задачах, о движущих силах и организации движения»; причем, что очень существенно, документы вышли в значительной части из самой повстанческой среды (письма, «грамотки», «договоры», «выборы»)[20].

           В.А. написал особую работу о народном движении в одном из 21 поморских городов[21].

           [251] Несколько трудов имеют предметом изучения материальную культуру русского населения Сибири XVII – начала ХX в.: русское жилище в восточной части региона (тип северорусского жилища – «хоромного строения», принесенный переселенцами из Поморья), сравнительное изучение материальной культуры (доказательство необходимости повсеместного исследования Сибири, выявления архивных источников для изучения традиционной культуры русских – их жилищ, одежды, бытовых предметов и др., ее взаимодействия с культурой коренного населения), итогов и перспектив ее изучения (в дооктябрьской и советской историографии, издании источников, подготовки историко-этнографических атласов по регионам, картографировании)[22].

           В нескольких работах В.А. ставил и решал общие вопросы – освоение и заселение Сибири, особенности государственного феодализма в сибирском регионе. В них подчеркивался переломный характер русского заселения Сибири в ее истории, судьбах местных народов. Были прослежены этапы освоения Сибири (промысловое предпринимательство; сельскохозяйственное освоение; появление промышленности – в Нерчинске, на Алтае; начало формирования рабочего класса), колонизационные и миграционные движения; хозяйственно-культурные взаимоотношения между народами; функционирование системы государственного феодализма; внешнеполитические аспекты присоединения Сибири к России[23].

           Характеризуя систему общественных отношений в Сибири в эпоху ее заселения и освоения русскими, Александров отмечал, что коренное население, кочевое или полукочевое, находилось на разных стадиях родового и племенного строя, вовлекалось ускоренно в феодальные отношения; в среде русских переселенцев устанавливались отношения, характерные для системы государственного феодализма. Отсутствовали личное прикрепление крестьян, барщинно-крепостнические порядки. Местные земледельцы пользовались правом сдачи тягла, перемещения с места на место, освоения новых земель. Это были порядки, напоминавшие те, которые имелись у черносошных крестьян в европейском Поморье. Существовала (до отмены в 1760‑х гг.) государства десятинная пашня; крестьян заставляли работать на казенных заводах (приписки, посессии); подвергались они и нажиму [252] со стороны местной администрации, – все это включало их, нередко в грубой и жестокой форме, в систему «феодальных обязательств». Но все же их положение отличалось в лучшую сторону от положения крестьянства Европейской России; «своеобразие системы “государственного феодализма” в Сибири заключалось в бытовании, наряду с государственными, обычноправовых земельных норм, в сочетании барщины с правом сдачи тягол и перемещения». Автор указывал причины того, что в Сибири не прижилась отработочная рента, прикрепление крестьянина к земельному участку – обилие земли, переложная заимочно-захватная система землепользования, слабость аппарата управления на местах, сильная миграция, борьба переселенцев-поморов за привычные им условия жизни, хозяйствования. Но при всем том феодальная собственность на землю находилась в руках государства; отсюда разные формы проявления «несвободы», навязываемые сибирскому крестьянству[24].

           Ту же обширную сибирскую тему В.А.Александров разрабатывал по материалам, касающимся восточной части региона, точнее – Забайкалья и Приамурья. Проблеме заселения русскими этого края после его присоединения в середине ХVII в., хозяйственного освоения, взаимоотношений с соседними странами посвящены два издания известной книги Александрова, получившей положительное отклики в нашей стране и за рубежом. Монография основана на тщательном изучении документов Сибирского приказа, Иркутской и Нерчинской приказных изб, хранящихся в ЦГАДА. Автор детально проследил развитие земледелия, промыслов в этом регионе, торговых связей с Европейской Россией, другими районами Сибири, внешними контрагентами, начало горных разработок, появление городов. Все это способствовало развитию производительных сил Сибири, ее втягиванию в общероссийский рынок. Особо нужно отметить вывод автора, что, несмотря на «ясашный» режим, насилия местных властей, «присоединение к России (несмотря на все тяготы феодального гнета), не нарушило их (коренных народов. – В.Б.) этнического развития».

           Особое внимание отводится в книге дипломатическим отношенииям России с Цинским Китаем, Северной Монголией, Джунгарией, пограничному размежеванию с Китаем на [253] Дальнем Востоке. С большим интересом читаются разделы о манчжурских нападениях на Приамурье и Забайкалье, их обороне русскими поселенцами, стремлении местных коренных жителей сохранить русское подданство. Провал совместного наступления манчжурских и части монгольских феодалов на русские остроги создал необходимые благоприятные условия для переговоров и заключения мирного договора в Нерчинске (1689 г.). По его условиям, носившим, правда, временный характер, произошло «насильственное ограничение дальневосточных границ России», а по экономическому и административно-политическому развитию региона был нанесен ощутимый удар. Но все же России удалось отстоять свои забайкальские рубежи. В конце книги освещается вопрос о русско-китайской торговле через Нерчинск после заключения договора[25].

           Рецензенты справедливо отмечали комплексный подход автора к освещению проблемы – рассмотрение во взаимосвязи ее внутриполитических и внешнеполитических аспектов, широкое привлечение источников, прежде всего новых, неопубликованных[26].

           С начала 70‑х годов появляются первые специальные исследования Александрова о русской сельской общине – об историографии проблемы[27]; общине и вотчине, рекрутчине; общинном самоуправлении[28], земельно-передельном типе общины[29]. В 1976 г. появилась в свет фундаментальная монография, в которой были обобщены предыдущие исследования автора[30]. В ее основе – детальная проработка большого архивного материала из ЦГАДА, опубликованных источников и литературы; среди них – до 50 помещичьих инструкций по управлению имениями (П.А.Румянцева, П.Б.Шереметева, И.И.Шувалова и др.), около 500 мирских приговоров разных общин, рапорты и донесения сельских старост, прошения крестьян, учетные и отчетные ведомости и др. Анализ этих источников, в частности хронологическая и типологическая типизация помещичьих инструкций, позволил В.А. осветить проблему складывания и функционирования частнофеодального права.

           Автор исследовал структуру общинных органов управления, их взаимоотношения с вотчинной администрацией; особое внимание уделял, и это понятно, мирскому сходу, его [254] составу, полномочиям, комиссиям, его деятельности в целом. Рассматривая проблему компетенции мирских сходов, Александров показывал в форме таблицы, что они рассматривали такие вопросы, как: выбор общинной администрации и комиссий, их деятельность; частнофеодальные повинности и тяглое обложение; поставка рекрут и другие натуральные повинности в пользу государства (дорожная, постойная и др.); разбор жалоб, исков, просьб крестьян (имущественных, семейных, судебных); церковные дела и др.[31]

           Несмотря на то, что помещики мелочно и дотошно регламентировали жизнь своих крестьян, общинная организация, по наблюдениям В.А., давала последним возможность защищать свои интересы, противостоять феодалам, даже игнорировать их распоряжения. Но та же община подавляла «индивидуальные протесты общинников, выполняя функцию, предусмотренную частнофеодальным кодексом»; и в этом, как подчеркивал автор, – дуализм сельской общины[32].

           В одной из глав подробно исследуется земельное хозяйство в общине – распределение угодий между крестьянскими дворами, тяглое обложение последних; выясняется, что представление об «общественной» земле уживалось у крестьян с мнением о возможности внутри общины частной земельной собственности.

           Тяжелое впечатление оставляют разделы монографии, рисующие подневольное положение крестьян, самоуправство, самодурство помещиков (торговля, спекуляция рекрутами, расправа с «провинившимися» крестьянами), неправедные действия мирских органов (стремление избавиться от «нежелательных», «беспокойных» крестьян, брать рекрутов с малоимущих, малосемейных дворов).

           То же можно сказать и о вмешательстве помещиков и общины в семейные дела крестьян – о них в книге собран и проанализирован богатый и интересный материал.

           В контексте общего социально-экономического развития страны сельская община, с одной стороны, консервировала феодальные отношения (обязательное наделение крестьян землей, создание препятствий их пауперизации или превращения в предпринимателей); с другой, – способствовала втягиванию крестьян в товарно-денежные отношения (отход, рекрутский денежный налог и др.).

           [255] К темам, связанным с сельской общиной, В.А. обращался и впоследствии. Ему принадлежат обобщающие работы о типологии общины[33]; проникновении сельской черносошной общины в Сибирь[34]; роли общины в сохранении и изменении традиций (ведения хозяйства, поведения в быту, общественном и семейном)[35]; ему же принадлежит очерк о сельской общине в коллективном труде о традиционной культуре восточных славян[36].

           С проблемой общины тесно связана проблема обычного права, столь же плодотворно разрабатываемая В.А. Ей посвящены его статьи – по историографии[37], о земельном обычном праве[38], типологии крестьянской семьи и семейно-имущественных отношениях[39]; наконец, монография, содержащая разработку всех этих проблем[40]. В ней рассмотрены вопросы, мало или недостаточно исследованные в научно-исторической литературе. Основываясь прежде всего на архивных данных, охватывающих крестьянские общины Европейской России, автор прослеживает по ним повседневную практику общинной, семейной жизни крестьян. Именно таким путем можно изучить нормы обычного права, так как их письменная фиксация в ХVIII – начале XIX в. не производилась.

           Рассматривая типологию крестьянской семьи, В.А. основными показателями для ее отнесения к тому или иному типу считал поколенный, поло-возрастной и семейный состав и учитывал при этом климатические особенности каждого региона, характерные черты ведения хозяйства, социально-исторические факторы. Статистически обобщая полученные данные, Александров приходил к выводу, что численный состав крестьянской семьи не претерпел особых изменений с конца ХV в. до середины XIX в. (в начале ХVIII в.: в Поволжье – 6,6 душ; в Западном районе – 10,8 душ). Столь же убедителен вывод о преобладании малой семьи в сравнении с неразделенной (отцовской, братской и др.); причем на основе малой семьи обычно создавалась неразделенная семья, которая впоследствии делилась на малые. Как правило, малые семьи, отчасти и средние, существовали у бедных крестьян, неразделенные семьи – у средних и зажиточных.

           Малая семья, по мысли автора, лежит в основе подворно-наследственной, или подворно-потомственной, сельской [256] общины, единственной для времени до конца ХVI столетия. На смену последней приходит существование двух общин: подворно-наследственной и уравнительно-передельной, или земельно-передельной. Оба этих типа отнюдь не подвергались «вековому разложению». Обычно-правовое регулирование земельных, тягловых и семейно-имущественных отношений в общине, приводившее к относительному выравниванию хозяйственных возможностей ее членов, имело следствием важное явление: буржуазное расслоение проникало в крестьянскую среду очень медленно. В ходе борьбы индивидуального и мирского начала внутри общины верх брало второе из них.

           Весьма интересны наблюдения по поводу земельно-тяглового регулирования. В оброчных имениях обеспечение крестьян землей соответствовало их тяглоспособности; достигалось это путем условно-временных «сдач-передач»; в барщинных имениях господствовало жестко уравнительное перераспределение земли (на каждое тягло в любой деревне данной вотчины выделялось равное количество тяглой и нетяглой земли). Механизм условно-временных внутриобщинных земельных поравнений («сдачи-передачи» части угодий от одного двора к другому), его зависимость от совместной тягловой ответственности перед помещиком, социальная замкнутость общины вели к тому, что личное право на тяглую землю носило характер скорее престижный, чем фактический; права отдельных крестьянских дворов тем самым сильно сужались[41]. Разделы земли вносили в жизнь крестьянского двора немалые трудности, сопровождались тяжелыми переживаниями и потерями для его членов (резкое понижение статуса деда, отца, и др. в связи с переходом в разряд нетяглоспособных – выделение им минимальной доли двора, огорода и др.).

           При разделе имущества опять торжествовал принцип тягло-способности – свои равные доли получали лишь тяглоспособные мужчины (сыновья, племянники, братья, примаки и др.); другие члены семьи этого права не имели. Лишь имущество, приобретенное «на стороне» (напр., в результате промыслового отхода), рассматривалось как личное, а не общесемейное и могло быть произвольно передано в наследство по завещанию; впрочем, доля личного имущества в [257] сравнении с общесемейным была незначительной, да и принадлежало оно, как правило, зажиточным крестьянам.

           Нетяглоспособный крестьянин передавал свою тяглую пашню в общину; двор же, постройки и усадебную землю мог продать лишь члену своей общины.

           В барщинных имениях рассматриваемого времени получает развитие практика общих переделов земли. То же происходило и в черносошной деревне.

           Все эти особенности, стеснения в области обычно-правового регулирования земельных, имущественных отношений делают понятными, по мысли автора, замедленность процессов разложения сельской общины, социального расслоения русского крестьянства.

           В.А.Александров – автор глав и разделов ряда коллективных трудов по отечественной истории. Так, в двух томах «Очерков истории СССР» им написаны разделы по историографии «Смуты» начала ХVII вв., о восстаниях в Сибири конца ХVII в., «борьбе с реакционной оппозицией», Персидском походе Петра I, отношениях России с Китаем[42]; во втором томе «Истории Сибири» – введение (совместно с В.Г.Мирзоевым, В.И.Шунковым) и разделы о присоединении и заселении Восточной Сибири, классовой борьбе[43]; в труде о сибирском крестьянстве – о колонизации Сибири, материальной культуре русского крестьянства[44]; в «Истории крестьянства Европы» – глава о российском крестьянстве середины ХVII – середины XIX в.[45] В.А. принял участие в написании обобщающей статьи о крестьянстве СССР дооктябрьского периода[46]. В одной из работ он формулирует проблемы и задачи этнографии славян[47]. Ему принадлежит около полутора сотен статей во втором издании «Большой Советской энциклопедии».

           В статьях историографического профиля В.А. освещал работу научных конференций, Института этнографии АН СССР; некоторые работы были посвящены научному творчеству В.О.Ключевского[48], М.О.Косвена[49], М.Н.Тихоми-рова[50], В.И.Шункова[51]. Напомним также об аналитических обзорах по историографии русской общины, обычного права, «Смуты» и др. Ему же принадлежат два десятка рецензий на коллективные труды, монографии по истории, этнографии, на публикации источников. Александров был ответст[258]венным редактором, членом редколлегий более четырех десятков монографий, коллективных трудов, сборников статей.

           Краткий обзор обширного научного творчества В.А.Александрова убеждает в том, что им созданы выдающиеся научные исследования по отечественной истории с древнейших времен до XX столетия. Его четыре монографии, многочисленные статьи и главы в коллективных трудах, сборниках, публикации источников – весомый вклад ученого в изучение прошлого России; особо следует отметить значительный цикл трудов по истории Сибири, ее западного и восточного регионов. Для В.А. характерно стремление к скрупулезному, фундаментальному изучению таких «трудоемких» научных проблем, как народонаселение (на примере южных регионов Европейской России, Западной Сибири), хозяйственное освоение сибирских пространств, сословный строй, государственное управление, народные движения; наконец, – сельская община и обычное право в феодальной России. Обширность документальной базы, комплексный подход к изучению всей суммы источников, фундаментальность научного исследования, обоснованность и осмотрительность в выводах – характерные черты научного стиля, своеобразного и глубокого таланта Александрова, и в этом залог долговечности его трудов.

           [258-262] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста