Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.) : сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; редкол.: А.И.Аксенов (отв. ред.), Е.Ю.Тихонова (отв. сост.). М.: ИРИ РАН, 2003. 263 с. 16,5 п.л. 13,61 уч.-изд.л. 300 экз.

Русские офицеры – участники Бородинского сражения (по материалам формулярных списков)

Автор
Целорунго Д.Г.

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XIX

Библиографическое описание:
Целорунго Д.Г. Русские офицеры – участники Бородинского сражения (по материалам формулярных списков) // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.): сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.И.Аксенов. М., 2003. С. 210-226.

Текст статьи

[210]

Целорунго Д.Г.

РУССКИЕ ОФИЦЕРЫ — УЧАСТНИКИ БОРОДИНСКОГО СРАЖЕНИЯ (ПО МАТЕРИАЛАМ ФОРМУЛЯРНЫХ СПИСКОВ)

 

           Цель настоящей работы — представить модель социальной структуры офицерского корпуса регулярных воинских частей полевой русской армии эпохи Отечественной войны 1812  года. Данная модель строилась на базе обработки офицерских формулярных списков как массовых исторических источников. В исследование были включены только формуляры офицеров регулярных частей (по состоянию на конец 1812 г.), владельцы которых принимали участие в Бородинском сражении. Следует отметить, что нам впервые в отечественной историографии представилась возможность получить обобщенный социальный портрет русских офицеров, участников Бородинского сражения. А, исходя из того факта, что в этом сражении участвовало более половины регулярных воинских частей полевой русской армии, результаты обработки офицерских формуляров участников Бородинского сражения можно распространить на офицеров регулярных частей всей русской полевой армии 1812 года. Само собой, очевидно, сколь важно решение данной исследовательской задачи для изучения русской военной истории рубежа XVIII-XIX вв., самой Отечественной войны 1812 года и заграничных походов 1813-1814 гг., равно как и для понимания судеб русского офицерства в общественной и политической жизни эпохи, а также для решения более локальных исторических задач, например, связанных с Бородинским сражением.

           Формулярные списки офицеров русской армии, участников Отечественной войны 1812 года, в (РГВИА) в фонде 489 до нашего времени предположительно сохранились не менее чем 2/3 всех формулярных списков офицеров и унтер-офицеров, служивших в войсках в 1812 году. Количество офицеров, участников Бородинского сражения, чьи формуляры выявлены нами в делах фонда 489 РГВИА и привлечены для исследования, весьма существенно — 2074 человек, что составило 52,0% от общего [211] количества офицеров регулярных войск русской армии, принявших участие в Бородинском сражении, и репрезентативно для генеральной совокупности офицерских формулярных списков участников битвы*. Следовательно, нам представилась возможность исследовать формулярные списки как массовый исторический источник и на основе такой обработки получить представление о социальных особенностях российского офицерства эпохи 1812 года. В частности, получили данные о сословном происхождении, образовательном уровне, семейном положении русских офицеров, а также об их военной карьере, а также сведения о частоте применения различных видов оружия как в войнах конца XVIII — начала XIX в., так и в Отечественной войне 1812 года и в Бородинском сражении. По нашему мнению, формулярные списки содержат уникальную в социально-историческом плане информацию, которая может, в частности, восполнить полностью отсутствующую на этот период социальную статистику русской армии[1].

           Результаты обработки формулярных списков как массового источника в исследовании представлены в виде таблиц с абсолютными и относительными распределениями данных. [212] С помощью традиционных статистических методов и, в частности, с помощью многочисленных группировок данных из офицерских формулярных списков был получен достаточно большой объем новой содержательной информации по истории русского офицерского корпуса эпохи Отечественной войны 1812 года.

           На основании результатов, полученных при обработке формулярных списков русских офицеров, участников Бородинского сражения, можно сделать определенные выводы, которые, как уже говорилось выше, вполне распространимы на всю регулярную полевую армию.

           Так, на Бородинском поле в рядах русского офицерского корпуса были уроженцы всех регионов России, причем около половины офицеров были родом из великорусских губерний — 47,6%, из малороссийских губерний — 24,0%, из белорусских — 9,1%, остзейских — 7,1%, новороссийских губерний — 5,0%, литовских земель — 3,6%, зарубежных государств — 3,1% и Закавказья — 0,6%.

           Сословное происхождение офицеров, принявших участие в Бородинском сражении в составе регулярных частей, было также весьма разнообразно. Подавляющее большинство офицерского корпуса хоть и составляли выходцы из дворянства, но среди меньшей части — 13,3% его состава мы находим выходцев практически из всех других сословий Российской империи от солдатских детей до крепостных крестьян, а также выходцев из недворянских сословий иностранных государств, в основном европейских (см. табл. 1).

           Такой порядок чинопроизводства, при котором представителям всех сословий России на военной службе в принципе путь для достижения офицерских чинов не был закрыт, предопределялся петровскими преобразованиями в сфере социальной жизни государства, когда на первое место была поставлена служба государю, а «не порода». Кстати, в XVIII — начале XIX в. в русской армии при достижении первого офицерского чина выходец из любого сословия Российской империи или какого-либо зарубежного государства автоматически переходил в дворянское сословие.

 

[213]

Таблица 1

Сословное происхождение офицеров

 

Сословное происхождение	абс.	%
Из российских титулованных дворян	27	1,3
Из российских нетитулованных дворян	1552	74,8
Из остзейских баронов	9	0,4
Из остзейских дворян	80	3,9
Из польских дворян	70	3,4
Из дворян других национальных меньшинств Российской империи	10	0,5
Из иностранных дворян	45	2,2
Вольноопределяющиеся: из обер-офицерских детей	79	3,8
из других категорий	7	0,3
Из солдатских детей	94	4,5
Из духовенства	29	1,4
Из купцов	10	0,5
Из российских мещан	10	0,5
Из малороссийских казаков	4	0,2
Из однодворцев	4	0,2
Из российских крестьян	18	0,9
Из вольновступивших иностранцев	6	0,3
Из вольновступивших подданных	10	0,5
Из воинских поселенцев	5	0,2
Нет данных о сословном происхождении	5	0,2
ВСЕГО	2074	100,0

 

 

           Правда, существовала система временных цензов, которая определяла разные сроки выслуги в унтер-офицерском чине (солдатское воинское звание, соответствующее современному сержанту) выходцам из различных сословий для того, чтобы быть удостоенным первого офицерского чина. Так, для дворян выслуга в унтер-офицерских чинах до получения первого офицерского звания не была определена. Они зачислялись в свои воинские части сразу унтер-офицерами, хотя первые три месяца должны были служить за рядового, а затем от нескольких месяцев до нескольких лет служили в [214] унтер-офицерских чинах до получения первого офицерского воинского звания — все зависело от наличия свободных офицерских вакансий в данной воинской части и от того, как претендент на обер-офицерский чин показал себя по службе.

           Более или менее продолжительная служба офицеров недворянского происхождения в рядовых солдатах удлиняла срок их выслуги в нижних чинах до получения первого обер-офицерского звания, тем самым сильно сокращались шансы у офицеров недворянского происхождения сделать успешную военную карьеру и закончить службу в штаб-офицерских чинах, не говоря уже о генеральских. По нашим подсчетам, выходцев из недворянских сословий, за исключением офицеров, вступивших в службу на правах вольноопределяющихся, среди штаб-офицеров (майоров, подполковников и полковников) насчитывалось всего 5,0%.

           В вопросе о сословном происхождении русских офицеров часто в литературе можно встретить неточности. В этом отношении показательно высказывание американских историков Р.Эрнеста и Тревора Н.Дюпюи о том, что в первой половине XIX века в комплектовании офицерского корпуса русской армии «проявлялся классовый подход» и он «состоял исключительно из дворян»[2]. Но это утверждение верно только в том смысле, что все офицеры русской армии в то время являлись дворянами. Однако это обстоятельство не означало того, что они все были дворянами по происхождению, так как военнослужащий недворянского происхождения (из обер-офицерских детей, из солдатских детей, крепостных крестьян и т. п.) в случае присвоения ему первого, офицерского, чина автоматически получал потомственное или личное дворянство.

           Основная часть офицеров рассматриваемого нами времени не обладала движимой и недвижимой собственностью — 77,0%. На долю офицеров-помещиков, по нашим данным, приходилось всего 3,8%, кроме того, еще 17,7% от общего количества офицеров являлись наследниками поместий. Причем основная часть офицеров-помещиков — 56,9% и наследников поместий — 59,0% лично владела или могла рассчитывать на обладание в будущем в своей собственности от одного до ста крепостных крестьян.

           [215] Незначительная часть офицеров являлись владельцами — 0,8% или наследниками недвижимости (в основном земельные наделы без крепостных крестьян) — 0,8%. Таким образом, можно утверждать, что для подавляющего большинства офицеров русской армии служба была основным источником доходов, кстати, скромно оплачиваемой. И как писали авторы истории лейб-гвардии Павловского полка об офицерах начала XIX в.: «Понятно, что при такой обстановке и при небольшом жаловании в описываемое время, не могло быть и речи о роскоши. Всякий жил службой и старался в ней более преуспеть»[3].

           По нашим данным, большинство офицеров, принявших участие в Бородинском сражении, начинали службу, разумеется, в разные годы, начиная с 1777 г. и заканчивая 1812 г., в основном в возрасте 17-20 лет. Таких насчитывалось более половины — 50,3%, немало их поступило в разные годы в возрасте 15-16 лет — 17,8%, в 21-25 лет — 15,7%. Следовательно, в возрасте 15-25 лет поступило на службу основное количество офицеров — 83,8%.

           Начиная с царствования Павла I и заканчивая первыми годами царствования Александра I, практика формального зачисления малолетних дворянских недорослей на воинскую службу, под благовидным предлогом постижения военных наук в домашних условиях, была сведена на нет. Вместе с тем, некоторые офицеры начинали служить в 26-30 лет — 1,9% и даже в 31-40 лет: таких набралось 0,2%.

           Наибольшая часть офицеров, служивших в 1812 г., находилась в возрастном промежутке 21-25 год —37,7% и 26-30 лет — 20,3%, т.е. более половины офицеров — 58,0% находилось в возрасте 21-30 лет. По нашим подсчетам, средний возраст прапорщиков и корнетов равнялся 24,0 годам, подпоручиков и поручиков — 25,0 годам, штабс-капитанов и штабс-ротмистров — 28,0 годам, капитанов и ротмистров — 30,0 годам, майоров — 34,0 годам, подполковников — 37,0 годам, полковников — 38,0 годам. Для сравнения — средний возраст полковника наполеоновской армии колебался от 40 до 42 лет, а 35-40 лет — обычный возраст батальонного командира[4]. В русской армии батальонами обычно командовали майоры и подполковники, так что средний возраст штаб-офицеров русской и французской армий в 1812 г. сильно не отличался.

           [216] Образовательный уровень большей части русских офицеров 1812 г. был невысоким, если считать критерием образовательный уровень выпускников Пажеского и 1‑го и 2‑го Кадетских корпусов. У половины офицеров в формулярах отмечено только наличие элементарной грамотности — «читать и писать умеет». С другой стороны, у меньшей части офицеров, которые служили главным образом в гвардии и артиллерии, образовательный уровень был весьма высоким и разносторонним. Так, если среди армейских офицеров знание французского языка было отмечено в формулярах 30,0% офицеров, то среди офицеров лейб-гвардии Семеновского полка — у 91,0%.

           Более или менее систематическое среднее образование в начале XIX века офицеры могли получить главным образом в кадетских корпусах. Самый высокий процент офицеров, закончивших кадетские корпуса, был в артиллерии — 67,6%, значительно ниже в пехоте — 21,6% (больше половины приходилось на воспитанников Дворянского полка, где общеобразовательный курс наук не преподавался), в гвардейской пехоте —21,2%, в гвардейской кавалерии —18,7% и в армейской кавалерии — 10,0% от общего количества офицеров-кавалеристов. Таким образом, основная часть офицеров постигала военные науки на практике, начиная свою военную карьеру в солдатских чинах вне зависимости от сословного происхождения. Дворяне зачислялись в свои воинские части сразу унтер-офицерами, а затем от нескольких месяцев до нескольких лет служили в унтер-офицерских чинах до получения первого офицерского чина. Так, из 2074 офицеров, чьи формуляры мы исследовали, 80 (7,5%) офицеров из нетитулованных российских дворян не выслужили в унтер-офицерских чинах и года, 134 (12,6%) — только год и 176 (16,5%) офицеров — два года. Разброс срока выслуги в унтер-офицерских чинах у дворян был существенен, некоторым из них приходилось тянуть унтер-офицерскую лямку весьма долгое время, значительно превосходившее 3-летний срок. Немалому количеству офицеров приходилось служить в унтер-офицерских чинах и четыре года, и пять, и шесть, и даже более восьми лет. Причем среди офицеров, происходивших из российских потомственных дворян, считая остзейских, польских и дворян национальных меньшинств Рос[217]сии, чьи формуляры попали в исследование, насчитывалось 65 человек, что составляло 4,0% от общего количества офицеров дворянского происхождения, средняя выслуга в унтер-офицерском чине у которых составила 10 лет. Следует отметить, что по данным из формулярных списков, все эти 65 офицеров начинали свою службу в полку, а не в домашнем отпуске.

           Большинство офицеров 1812 года было холостыми — 91,0%, а доля женатых составляла вceгo 9,0%. Скромное офицерское жалование, неустроенный быт, так как армейские воинские части, не имея постоянных гарнизонов, находились в беспрерывном движении, сменяя за год иногда по несколько раз место своей дислокации, частые войны — все это вместе взятое неблагоприятно сказывалось на семейной жизни, и большинство офицеров обзаводилось семьями уже после своей отставки.

           Для многих офицеров 1812 года семейные узы заменял родной полк. Как писал В.В.Крестовский: «Офицеры в полку — это была одна семья, родные братья, у которых все было общее — честь, дух, время, труды, деньги, наслаждения, неприятности и опасность»[5].

           В формулярных списках много места отводилось для сведений об участии офицеров в боевых действиях различных военных кампаний, отсюда у нас оказалась разнообразная информация об этой стороне их военной карьеры.

           55,4% русских офицеров, участников Бородинского сражения, до Отечественной войны 1812 года участвовали в различных военных походах и войнах. В том числе, по нашим подсчетам, 38,5% от общего количества офицеров участвовало в боевых действиях против французских и наполеоновских войск, включая Итальянский и Швейцарский походы Суворова 1799 г. Следовательно, значительная часть русского офицерского корпуса с наполеоновской армией в 1812 г. встретилась не в первый раз.

           Вместе с тем, для 925 офицеров, что составило 44,6% от общего количества офицеров, чьи формулярные списки попали в исследование, Отечественная война 1812 года была их первой войной, в которой им довелось участвовать. В своем исследовании мы не ограничились данными из офицерских формуляров об участии их владельцев в сражениях только [218] 1812 года, а учли общее количество сражений, включая и полученные в них ранения, в которых офицеры участвовали в течение всей службы по 31 декабря 1812 г. включительно, чтобы иметь более широкое представление о русском офицере «фронтовике» (т.е. о строевом офицере) 1812 года, чей боевой опыт не ограничивался только одной военной кампанией.

           Накануне Бородинского сражения большая часть офицерского корпуса, принявшего в нем участие, обладала достаточно большим боевым опытом, так как в целом только для 10,3% из них это было первое сражение. Доля необстрелянных офицеров в гвардейских пехотных полках была значительно выше среднеармейских показателей — 46,9%. В целом у большинства русских офицеров, пришедших на Бородинское поле, за спиной было не одно сражение: больше половины из них (54,0%) уже участвовало более чем в трех сражениях. Кроме того, многим офицерам до Бородинского сражения довелось участвовать в крупных битвах против Наполеона. По нашим данным, 10,0% из них сражались под Аустерлицем, 11,0% — под Прейсиш-Эйлау, 11,0% — под Фридландом, 25,0% — под Витебском, 64,4% — под Смоленском.

           Об участии в боевых действиях дают представление и данные из формуляров, занесенные в (СИП) «Русские генералы и офицеры, участники Бородинского сражения» о ранениях и контузиях офицеров, которые они получили за все время своей службы в различных военных кампаниях, считая и Отечественную войну 1812 года, а также Бородинское сражение.

           Так, в Бородинском сражении наиболее чувствительные потери понес офицерский корпус, о чем и пишет начальник штаба 2‑й Западной армии Э.Ф.Сен-При: «День 26 августа близ Бородина не был решительным ни для одной из двух сражавшихся там армий. Потеря с обеих сторон была приблизительно одинакова, и для русской армии она была чувствительна только по числу офицеров, выбывших из строя, и вызванной, вследствие этого, кратковременной дезорганизацией большинства полков»[6].

           Удельный вес потерь в боевых действиях убитыми и раненьми у офицерского корпуса в то время был несколько выше, чем среди солдат, о чем свидетельствуют высказывания русских офицеров и генералов-участников Отечественной войны 1812 года. М.М.Петров, который в Бородинском [219] сражении командовал батальоном 1‑го егерского полка, в своих воспоминаниях приводит разговор Великого князя Константина Павловича со своим полковым командиром М.И.Карпенковым, состоявшийся в конце 1812 года. В этом разговоре Великий князь говорит о потерях в офицерском корпусе: «Знаю, и государь знает, что они (русские офицеры. — Д.Ц.) уж слишком даже стремительны к боевым отличиям, ибо несоразмерно втрое большая числом противу нижних чинов утрата офицеров ясно это доказывает...»[7].

           Из данных опубликованной «Ведомости о потерях 1‑й Западной армии в сражении при Бородине»[8] мы вычислили, что вся 1‑я Западная армия потеряла убитыми 4,0% и ранеными 28,0% от общего количества офицеров, а солдатские потери составили соответственно 7,0% и 15,0%. По «... Ведомости убитых генералов и офицеров 1‑й и 2‑й армий в сражении при Бородино...»[9] количество погибших русских офицеров определено цифрой в 199 человек, а по нашим данным, оно составило 217, то есть доля безвозвратных потерь от общего количества русских офицеров, участников Бородинского сражения, составляла 5,0%. Ранеными и контуженными потери русской армии в сражении по данным этой же ведомости составили 1181 офицера регулярных частей или около 28,0% от общего количества офицеров. Поименно нами установлено количество раненых в Бородинском сражении офицеров  – 1105 человек.

           Вопрос о численности и потерях сторон в Бородинском сражении на сегодняшний день в историографии является одним из спорных и окончательно неразрешенных. В данной статье мы не будем касаться вопросов общей численности и потерь сторон в сражении, остановимся лишь на вопросе, связанном с потерями русского офицерского корпуса. Этот вопрос также нуждается в своем разрешении, так как зачастую потерям русского офицерского корпуса в литературе при учете общих потерь, понесенных в Бородинской битве, не уделяется должного внимания, а то и вовсе приводятся неверные цифры. Так, Н.А.Троицкий, ссылаясь на собранные Военно-ученым архивом Главного штаба «Списки убитыми, ранеными и награжденным воинским чинам в войну 1812-1814 гг.», настаивает на том, что в этом списке поименно названы все убитые и раненые в Бородинском сражении [220] русские генералы и офицеры (633 человека)[10]. Но, во-первых, эта цифра в два раза ниже, чем та, которая приведена в «... Ведомости убитых генералов и офицеров 1‑й и 2‑й армий в сражении при Бородино...», а также противоречит данным из опубликованной «Ведомости о потерях 1‑й Западной армии в сражении при Бородине», по которой генералитет и офицерский состав только этой армии потерял убитыми и ранеными 847 человек[11]; во-вторых, опираясь на архивные и опубликованные материалы, нам поименно удалось выявить такое количество убитых и раненых в Бородинской битве русских офицеров, численность которых почти в два раза превосходит приведенную Н.А.Троицким цифру.

           Работая с формулярными списками как с массовыми источниками, нам представилась возможность проанализировать не только количественные, но и качественные показатели из формуляров, связанные с ранениями, полученными офицерами за все время службы.

           B расчетах количественных данных о характере ранений мы опирались на сведения из 2074 офицерских формуляров о 983 фактах ранений и контузий 808 офицеров за все время их службы и 470 фактах ранений и контузий 440 офицеров в Бородинском сражении. За один факт ранения или контузии мы считали ранение офицера в одном бою или сражении одним видом оружия или боеприпаса. Например, если офицер в одном бою получил два пулевых ранения, то мы считали их за один факт ранения от пули, если в одном бою офицер получил одно пулевое ранение и два сабельных ранения, то в расчет брался один факт пулевого ранения и один факт ранения, полученного от сабли.

           В 2074 формулярах у 47,4% офицеров имелись записи, по состоянию на конец 1812 г., о ранениях и контузиях, которые они получили за все время своей воинской службы, у 21,2% офицеров имелись записи о ранениях и контузиях, полученных в Бородинском сражении. По записям в формулярных списках следует, что основная часть этих офицеров за всю службу была ранена или контужена не более одного раза — 39,0% от общего количества офицеров, два раза — 7,2%, три раза — 1,2%, четыре раза была ранена или контужена 0,05% от общего количества офицеров.

[221]

 Таблица 2

Характер ранений, полученных офицерами за всю службу (по состоянию на конец 1812 г.) 

 

	До		Отечественная война 1812 г.						За всю
Характер ранений	Отечественной войны 1812 г.		В Бородинском сражении		Без учета Бородинского сражения		За всю войну		службу
	абс.	%	абс.	%	абс.	%	абс.	%	абс.	%
1	2	3	4	5	6	7	8	9	10	11
Пулевые ранения	151	72,2	246	59,7	170	67,5	416	62,7	567	64,9
Контузии от стрелкового оружия	6	2,9	23	5,6	13	5,2	36	5,4	42	4,8
Всего ранений и контузий от стрелкового оружия	157	75,1	269	65,3	183	72,6	452	68,1	609	69,8
Всего ранений и контузий артиллерийскими боеприпасами В том числе:	35	16,7	122	29,6	57	22,6	179	27,0	214	24,5
контузии	16	7,7	70	17,0	38	15,1	108	16,3	124	14,2
ранения картечью	12	5,7	26	6,3	13	5,2	39	5,9	51	5,8
ранения околками гранат	6	2,9	15	3,6	3	1,2	18	2,7	24	2,7
ранения ядрами	1	0,5	11	2,7	3	1,2	14	2,1	15	1,7
Всего ранений холодным оружием	17	8,1	22	5,3	11	4,4	33	5,0	50	5,7

 [222]

1	2	3	4	5	6	7	8	9	10	11
В том числе:
палашом	2	1,0	5	1,2	–	–	5	0,8	7	0,8
пикой	–	–	3	0,7	3	1,2	6	0,9	6	0,7
саблей	4	1,9	12	2,9	7	2,8	19	2,9	23	2,6
стрелой	1	0,5	–	–		0,0	–	–	1	0,1
штыком	10	4,8	1	0,2	2	0,8	3	0,5	13	1,5
Всего ранений и контузий (данные об их характере в формулярах имеются)	209	100,0	412	100,0	252	100,0	664	100,0	873	100,0
Количество ранений (данные об их характере в формулярах отсутствуют)	19	8,3	58	12,3	33	11,6	91	12,1	110	11,2
Всего ранений и контузий	228	100,0	470	100,0	258	100,0	755	100,0	983	100,0

 

 

           [223] На первый взгляд доля раненых офицеров в одном сражении, хотя и очень упорном, и общая доля офицеров двух армий, имевших записи в формулярах о ранениях, полученных за всю службу, сильно не отличаются. Это обстоятельство можно объяснить тем, что из госпиталей после излечения от ранений и болезней в лучшем случае (данные приводятся по госпиталям, руководимым с 14 сентября 1812 г. по 25 мая 1813 г. известным профессором медицины X.И.Лодером) во время военных кампаний начала XIX в. возвращалось в строй 60% офицеров, остальные переводились в нестроевую службу, выписывались на инвалидное содержание, отправлялись в длительные домашние отпуска. Умирали в госпиталях не менее 7% (общие данные по офицерам и солдатам)[12]. Кроме того, у офицеров, получивших ранения во время боевых действий, по окончании войны появлялась уважительная причина, к которой они нередко прибегали, подавая рапорт на увольнение с военной службы по причине ухудшения здоровья. Исходя из сведений об офицерах, получивших ранения в Бородинском сражении, можно обоснованно предположить, что от этих ран скончалось не более 5% раненых офицеров, а около 70% выздоровевших вернулись в строй, не воспользовавшись переводами в нестроевые части или в отставку по причине ухудшения здоровья. К такому выводу нас привел анализ данных на 440 офицеров, получивших ранения или контузии в Бородинском сражении, что составляло 21,2% от общего количества в 2074 офицеров, чьи формуляры были подвергнуты исследованию. По нашим расчетам данных из «... Ведомости убитых генералов и офицеров 1‑й и 2‑й армий в сражении при Бородино...», доля раненых и контуженных русских составляла 30,0% офицеров от их общего количества. Формуляры, которыми мы воспользовались, составлялись после 1 января 1813 года, то есть на офицеров, которые по выздоровлении от ранений и контузий, полученных в Бородинской битве, вернулись в строевые части действующей армии. По нашим расчетам, не вернулись в строй 30% раненых офицеров, из не вернувшихся в строй не более 17% (или 5% от общего количества раненых) скончались от ран, а остальные, возможно, были переведены в нестроевые части, были выписаны на инвалидное содержание, ушли в отставку «по болезни». Эти показатели ране[224]ных офицеров, вернувшихся в строй, всего на 10% выше, чем по госпиталям, руководимым X.И.Лодером, но здесь надо учитывать и то обстоятельство, что мы брали в расчет и легко раненых и контуженных офицеров, которые, как правило, не проходили лечения в госпиталях, оставаясь в строю.

           Сведения о ранениях офицеров в формуляр записывались, как правило, очень подробно: в каком сражении, в какую часть тела и каким видом оружия был ранен тот или иной офицер. Следовательно, мы располагаем не только количественными данными о ранениях, но и данными о характере ранений.

           Теперь рассмотрим полученную нами из формулярных списков информацию о характере ранений и контузий офицеров. В первую очередь хотелось бы обратить внимание на то обстоятельство, что на долю огнестрельных ранений, полученных офицерами за всю службу, включая и контузии, приходилось 94,3% от общего количества ранений и контузий, а на ранения холодным оружием всего 5,7% (см. табл. 2).

           Следовательно, в многочисленных войнах конца XVIII — начала XIX в., в которых принимала участие Россия, ведущая роль принадлежала огнестрельному оружию, а холодное играло лишь вспомогательную роль.

           Данные о ранениях офицеров различными видами боеприпасов выявляют определенные закономерности. Среди огнестрельных ранений доля пулевых ранений, полученных за все время службы, у офицеров всех родов войск существенно преобладала над ранениями от артиллерийских боеприпасов, и Бородинское сражение не являлось в этом исключением. Так, доля пулевых ранений и контузий, полученных офицерами в различных войнах до 1812 года, в 4,5 раза, в Отечественную войну 1812 года, если не брать в расчет Бородинское сражение, в 3,2 раза, а в Бородинском сражении в 2,2 раза превосходила долю ранений и контузий, полученных от артиллерийских боеприпасов.

           Обращает на себя внимание относительно низкая доля ранений и контузий от артиллерийских боеприпасов — 16,7%, полученная офицерами в различных войнах до Отечественной войны 1812 года, за всю Отечественную войну 1812 года — 27,0%, даже в Бородинском сражении она составила только 29,6% от всех ранений и контузий. Вместе с тем, мас[225]совое применение огнестрельного оружия, главным образом пехотных ружей, делали рукопашные схватки с применением холодного оружия редкими, о чем говорит низкий удельный вес ранений, полученных офицерами от холодного оружия. Отсюда можно сделать вывод о том, что основные потери в сражениях Отечественной войны 1812 года и в войнах начала XIX века русский офицерский корпус нес от стрелкового оружия. Этот вывод можно распространить и на солдатские потери. Правда, здесь возможно услышать возражение, что от артиллерийских боеприпасов смертность в бою была намного выше, нежели от стрелкового оружия. Но на это замечание можно возразить с помощью следующих рассуждений. Мы знаем, что соотношение убитых к раненым русских офицеров в Бородинском сражении было примерно 1:6. С помощью несложных расчетов можно рассчитать, что на 440 раненых офицеров, данные на которых мы использовали в нашем исследовании, приходилось 73 убитых офицера. Если даже предположить, что 80% этих офицеров были убиты артиллерийскими снарядами, то и в этом случае доля убитых, раненых и контуженых от стрелкового оружия будет находиться в промежутке между 50-60%, а доля убитых, раненых и контуженых артиллерийскими снарядами в промежутке между 30-40%.

           Таким образом, полученные систематизированные данные из формулярных списков офицеров, участников Бородинского сражения, на конец 1812 года позволяют получить новую информацию по истории русского офицерского корпуса начала XIX в. и заполнить пробел, имеющийся в истории русского офицерства эпохи Отечественной войны 1812 года.

 

           [225-226] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста