Структура Посольского приказа во второй четверти ХVII века

Автор
Куненков Борис Александрович

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XVII

Библиографическое описание:
Куненков Б.А. Структура Посольского приказа во второй четверти ХVII века // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.): сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.И.Аксенов. М., 2003. С. 99-120.

Текст статьи

[99]

Куненков Б.А.

СТРУКТУРА ПОСОЛЬСКОГО ПРИКАЗА ВО ВТОРОЙ ЧЕТВЕРТИ ХVII ВЕКА

           Вопрос о структуре государственных учреждений Московского государства исследовался на материалах второй половины XVII в., в том числе Посольского приказа, в общих чертах рассмотрен C.А.Белокуровым. Он установил, что повытья, которые он сравнил по их функциям с департаментами министерства, «существовали в самом начале второй половины столетия (XVII. – Б.К.)», поскольку первое обнаруженное им упоминание о них относится к 1654 г. Есть данные, в которых С.А.Белокуров усматривал «намек на существование повытий в 1647 году»; он даже допускал, что они были в первой половине XVII в.[1] Проведенное исследование показало, что его предположение верно, и в приказе действительно функционировали своеобразные «отделы». Правда, какого-либо определенного постоянного названия этих «отделов» не встречается, но существование их не вызывает сомнений. В документах Посольского приказа в четырех случаях эти структурные единицы названы столами.

           Первый раз название «стол» в значении приказного «отдела» встречается во второй половине 1633 г.: «У Родиона же Юрьева отчол Помесного приказу подьячей Иван Прикаскин его же Родионова столу тысечю четыреста рублев»[2]. Примерно к этому же времени относится и другое упоминание о столах. «Лета 7142, сентября в 15 день. Взять для жалованья в месячной корм для солдат под Смоленск. ... Григорьева столу Львова 798 рублев 22 алтына и отдать подьячему Гарасиму Степанову»[3], «да Григорьева столу Львова четыреста девятнадцать рублев двацать шесть алтын три деньги да четыреста пятьдесят два рубля, которые остались от немецких кормов у подьячего у Третьяка Никитина»[4]. «У подьячево у Олексея Корепанова отчол Помесново приказу подьячей Герасим Степанов ево Олексеева приходу Денег две тысечи восмьсот один рубль одинатцать алтын две денги[5]. «У Олексея Корепанова еечо Холпья приказа подьячей Юрьи Тютчев отчол пятсот рублев ... У подьячево у Родиона [100] Юрьева отчол подьячей Юрьи Тютчев ево Родионова прииму тысчу семьсот рублев. Да у Родиона ж принял подьячей Герасим Степанов его ж Родионова приему триста двацать восмь рублев шесть алтын пять денег да четыреста пятьдесят два рубля, которые остались от немецких кормов у подьячего у Третьяка Никитина»[6]. Из этой выдержки можно понять, что в 1633 г. в приказе было четыре организационных компонента, которыми руководили подьячие Г.Львов, А.Корепанов, Р.Юрьев, Т.Никитин. В мае 1640 г. встречается еще одно упоминание о столе: отписка ливенского воеводы о возвращении заемных денег крымских арбачеев находилась «у подьячево у Олексея Корепанова в Крымском столе»[7]. Далее структурные компоненты приказа мы будем условно называть «отделами». Вышеперечисленные лица являлись старыми подьячими; все они составляли на тот момент «большую» статью, которая никого из чиновников, кроме них, в себя не включала. Вероятно, лица, ведавшие в приказе «департаментом»-столом (в 1633‑м – Р.Юрьев и Г.Львов), действительно вели в помещении ведомства отдельный стол, за которым работали; остальные сидели за общим столом. Термин «повытье» не встречается ни разу. Таким образом, подтверждается мнение С.А.Белокурова о существовании в Посольском приказе каких-то организационных компонентов, но мы не можем с полной уверенностью их назвать. Далее мы будем условно именовать их «отделами».

           Учитывая, что подьячих второй и третьей статей в приказе было 9, можно предположить, что каждый «отдел» состоял из 3-4 служащих. В 1644-1645 гг. число «старых» подьячих оставалось неизменным – 4, а количество служащих в «меньших» статьях возросло до 16-18 человек, соответственно увеличился штат «отделов».

           По-видимому, в составлении наказов посольствам участвовали подьячие того «отдела», который ведал связями со страной, в которую это посольство снаряжалось. Правда, их участие было только техническим и состояло в переписывании материалов наказа. Так, черновик наказа для великого посольства А.М.Львова в Речь Посполитую в 1644 г. переписывали четыре подьячих: И.Хоненев (средний)[8], Ф.Кашкин (молодой)[9], С.Михайлов-Ушаков (молодой)[10], О.Дмитриев (средний)[11]. Видимо, эти лица составляли «отдел» Т.Василь[101]ева-Никитина, в котором находились польские дела. Они могли осуществлять курьерскую связь с дипломатическими миссиями, если дело касалось особо важных документов, посольства находились в пределах Московского государства. О.Дмитриев 31 мая 1644 г. нагнал посольство А.М.Львова по Можайской дороге и отдал ему «верющую грамоту» и тайный наказ[12]. В обязанности молодых подьячих входила переписка приказной документации; служащих младшей группы «меньшой» статьи именовали «пищиками». Так «пищиками» названы Е.Родионов-Юрьев и И.Мартынов[13] в первый год после поступления на службу.

           Все 11 подьячих первой статьи, служившие в Посольском приказе в 1613-1645 гг., справляли памяти и выписи по делам, касавшимся снаряжения дипломатических миссий за рубеж, выплаты жалованья их участникам и служащим приказа. Иногда справы делали и средние подьячие, но крайне редко. Так, средний подьячий М.Фокин, прослуживший во второй статье более 20 лет и до самой смерти не получивший повышения, оставил три справы, причем все три относятся к последнему году его жизни. По-видимому, ко второй статье принадлежал и подьячий А.Лукин, но он справил документ только один раз[14]. Таким образом, по справам старых подьячих можно определить специализацию «отделов», которыми они руководили.

           Кроме того, в записных и приходно-расходных книгах Посольского приказа есть упоминания о передачи тех или иных дел в ведение разных подьячих.

           Наконец, в опубликованных Описях архива Посольского приказа 1626 и 1673 гг. встречаются упоминания о личных архивах старых подьячих-ящиках с документацией, проходившей через их руки, описанной после их смерти или отставки: «Столп росходной Третьека Васильева о ево сиденье со 152‑го году декабря по 1‑е число 154‑го году», «столпик, а в нем счетные списки подьячего Третьяка Никитина 152‑го, и 153‑го, и 154‑го годов»; ящик, в котором «после смерти подьячего Алексея Корепанова взято у него каких дел»; «столп росходной розных годов по 152 год Михаила Волошенинова»[15]. Анализ данных Описей – это еще один способ установить имена руководителей «отделов» и определить круг вопросов, готовившихся в этих «отделах». Он дает воз[102]можность проверить данные архивных источников. При этом необходимо учитывать время службы того или иного чиновника.

           Что же касается подьячих двух других статей, то им поручалась механическая переписка текстов «на образец» при составлении наказов для русских посольств, отбывающих за рубеж, или при приеме иностранных миссий. Самых молодых (по возрасту) и низкооплачиваемых служащих «меньшой» статьи именовали «пищиками». Так «пищиками» названы Е.Родионов-Юрьев, И.Клавышев, И.Мартынов[16] в первый год после поступления в Посольский приказ; все они имели оклад до 8 рублей. Отбор информации могли осуществлять старые подьячие, иногда даже «чужих» «отделов»: речи приставов при приеме датского посла М.Юла готовили Д.Одинцов и Т.Никитин – оба чиновники «большой» статьи; редактировали наказы думные дьяки.

           На 10‑е годы XVII века (с 1613 г.) удалось обнаружить справы только трех подьячих – А.Шахова, И.Зиновьева, Я.Лукина. В 1620 г. первые двое составляли «большую» статью, третьего, получавшего оклад 30 рублей, можно причислить к средней статье. В эти годы в первой статье служил также М.Матюшкин, но его тогдашних справ не обнаружено, что можно объяснить скудостью документации, оставшейся от этого периода. По той же причине – недостаток и отрывочность информации в немногих сохранившихся делах тех лет – проблематично определить, чем заведовал А.Шахов, а чем – И.Зиновьев.

           Первый подьячий приказа Иван Зиновьев в 1617 г. справил выпись о придаче оклада северским детям боярским, ездившим в Литву с поручением о сборе вестей и размене пленных[17], в 1618 г. – о жалованье тем же северским детям боярским[18]; в том же году сделал справу о жалованье рязанскому служилому человеку[19]. Не позднее декабря 1619 г. он выбыл из приказа. Из этих скудных данных можно сделать вывод, что одним из вопросов, подведомственных И.Зиновьеву, были польские дела.

           Алексей Шахов с 1618 по 1627 г. шел первым по списку старых подьячих. В 1618 г. справил дела о награде немецким (шведским) полонянникам за выход[20], о жалованье для гонцов из Пскова[21]; о государевом жалованье переводчикам в [103] Старой Руссе[22]; о жалованье старорусским дворянам за различные службы[23], о жалованье новгородским дворянам Обонежской пятины[24]. 11 ноября 1619 г. он справил память о жалованье тулянину В.Ф.Сухотину за выход из плена[25]. В марте 1623 г. сделал справу по запросу из приказа Большого прихода о доходах с города Елатьмы[26]. 19 января 1620 г. – о жалованье вдовам турецких полонянников[27], 5 октября 1623 г. о придаче жалованья гонцу в Персию И.Брехову[28].

           Таким образом, о компетенции А.Шахова можно составить более полное представление, чем об обязанностях И.Зиновьева. К ней относилась, по-видимому, техническая подготовка вопросов, связанных с управлением северными районами страны; в «отделе» А.Шахова обрабатывались материалы по связям со Швецией, Турцией, Персией.

           Есть и другие источники, позволяющие судить о специализации Шахова. В архиве Посольского приказа хранился ящик, в котором «у подьячево у Олексея Шахова после ево, как он послан на Унжу, осталося дел: выписки кто прежде ездил послами в Польшу и их титулы и государево жалованье; список грамоты Лжедмитрия I Борису из Киева; грамота 2 января 113 г. от Гермогена воеводам; выписки о литовских гонцах; выпись о послах с 92 по 107 год; кто бывал в ответе с 74 по 113; список с ответу, каков дан Поснику Огареву в Литве.

           Да у Олексея ж в ящике дела сверх его росписи: Выпись с 69 по 109 год «кого посылали в ответ литовским, цесарским и английским послам. Переговоры с Жолкевским о крещении королевича. Связочка всякой розни»[29].

           Итак, сопоставив данные архивных материалов и данные Описи, можно сделать вывод, что круг вопросов, подведомственных А.Шахову, был весьма широким: через его «отдел» проходила документация об отправке дипломатических миссий в Польшу (эта обязанность перешла к нему от «выбылого» И.Зиновьева). Шахов также готовил данные для переговоров с Англией и Габсбургским домом, со Швецией, Турцией, Персией. Может показаться сомнительным, что связи почти со всеми основными контрагентами русской дипломатии были сосредоточены в руках одного чиновника, но в начале 1620‑х годов в Посольском приказе было только три старых подьячих с окладом выше 30 рублей, имевших [104] право делать справы (М.Матюшкин, А.Шахов, Т.Никитин), и объем работы, возложенной на каждого из них, был несколько больше, чем у справных подьячих 1630‑х – 1640‑х годов. В 1627 г. Шахова сослали в Уржум.

           В документах 1620‑х годов обнаружены справы только одного подьячего – М.Г.Матюшкина. Этот чиновник появился в Посольском приказе не позднее 1616 г. и в 1624‑м был пожалован в дьяки. Еще в 127 (1618/1619) г. он брал деньги из Устюжской чети – 30 рублей «на избные расходы»[30]. В апреле 1624 г. справил о жалованье кречетникам и сокольникам, едущим в Крым[31], летом 1622 г. – об окладах толмачам при приеме на службу нового толмача И.М.Иевлева и о жалованье татарам-новокрещенам[32]. Обе справы сделаны незадолго до того, как Матюшкин получил повышение. Таким образом, можно предположить, что этот подьячий отвечал за службу толмачей и переводчиков, служилых татар, ведал хозяйственными делами приказа («избными расходами») и сношениями с Крымским ханством.

           О работе отделов приказа в 30‑х — первой половине 40‑х гг. XVII в. документы позволяют судить более определенно.

           Львов Григорий Васильевич. Зачисленный в Посольский приказ в 124 (1613/1614) г., он впервые упоминается с окладом старого подьячего в 1631 г., но не вызывает сомнений, что перешел в этот разряд значительно раньше. 25 апреля 1637 г. Львов стал дьяком.

           В Описи архива Посольского приказа сообщается, что в ящике «у подьячего у Григорья Лвова» лежали «книги государевы радости» — бракосочетаний Михаила Федоровича с М.В.Долгорукой и Е.Л.Стрешневой[33], переписка с Д.Чаплиным, приставом при М.Хлоповой в Нижнем Новгороде[34]. Там есть также «отпуск» и «опасная грамота» для англичанина А.Ди (Дия), направленного в Англию «для государева тайново дела», роспись государева жалованья татарам-новокрещенам, подготовленная для крещения Я.К.Черкасского и В.Я.Сулешева, и судное дело романовских посадских людей. Все эти дела относятся к 1624 -1627 гг.[35]

           Он справил об окладе голландскому переводчику Б.Богомольцеву в октябре 1628 г.[36]; 19 июля 1631 г. о жалованье новокрещенам и Салтан-мурзе Шейдякову[37]; о жалованье [105] для службы в Швеции[38]; о жалованье переводчику И.Рехтыреву, посланному «для толмачества неметпких ратных людей на Белую»[39]; о жалованье всем подьячим на пасху 1632 г.[40] и о жалованье старых подьячих для сверстания с ними Р.Юрьева[41]; память в Большой приход о выдаче пособия погорелым подьячим 16 августа 142 (1634) г.[42]; о том, сколько кому дано на пасху 1 апреля 1632 (140) г.[43]; о вознаграждении кузнецу Ф.Никитину, изготовившему «в Посольскую полату к окну дверь железную» (в марте).

           Он также справил в октябре 1633 г. и 30 апреля 1634 г. о придаче жалованья дворянам – участникам посольства В.Г.Коробьина в Данию[44], переводчикам за ту же «датпкую службу»[45], о награде дворянам, ездившим в Голландию в составе миссии Гапябьева[46], выпись о жалованье С.Львову и К.Кондратьеву, бывшими гонцами в Данию в 141 г.[47]

           Все эти факты свидетельствуют, что в ведении Г.Львова находились английские, шведские, датские, голландские дела; служба переводчиков, толмачей, служилых татар в конце 1620‑х годов; приказное хозяйство («избные расходы»). Одно время он отвечал также и за подьячих, но в 1632 г. этот вопрос перешел в ведение Р.Юрьева (см. ниже), а после смерти последнего был возвращен Львову.

           Дорогой Петров Одинцов, бывший астраханский подьячий, взятый в Посольский приказ переводчиком, в 1628 г. был переведен в подьячие. В начале 1630‑х годов он являлся первым в списке и самым высокооплачиваемым (45 рублей) служащим в «большой» статье. Справленные им выписи о размерах годовых денежных окладов толмачам и переводчикам на 138 г. в январе 1631 г.[48] и в марте 1632 на 140 г.[49], о поверстании денежным окладом переводчика И.Кошаева[50], о доплате толмачу Л.Минину недоданной половины оклада[51]; 21 июля 1631 г. – о жалованье Кан-мурзе Шейдякову, служилым мурзам и новокрещенам[52], в январе 1632 г. – о жалованье вновь окрещенным татарским княгиням[53] свидетельствуют о том, что вопросы службы толмачей и переводчиков были изъяты из ведения Г.Львова и переданы Д.Одинцову к 1630 г., а службы кормовых и поместных служилых татар – в июле 1631‑го.

           Опись архива Посольского приказа 1626 г. позволяет составить представление о компетенции Д.Одинцова: в его [106] ящике хранились переписка с астраханскими воеводами, дела по связям с Персией, Крымом, Малой Нагайской ордой, Бухарским ханством, Запорожьем, «столп касимовский о всяких делех»[54]. Данные Описи подтверждаются и дополняются материалами фондов РГАДА.

           Одинцов справил памяти: 19 августа 1631 г. о жалованье И.Шапилову за нагайскую службу[55], дважды о жалованье турецким полонянникам[56], о жалованье за турецкую службу[57], о придаче к окладу толмачам – участникам посольства в Турцию И.Кондырева и Т.Бормосова[58]. Он составлял выписи «на пример» при снаряжении в июле 1630 г. посольства А.Совина и М.Алфимова[59], в 1632 г. посольства А.Прончищева и Т.Бормосова[60], о жалованье сыну боярскому Р.Горбатову «за черкаскую службу»[61], о жалованье собольнику, участвовавшему в посольстве А.Совина в Турцию[62].

           Д.Одинцов также написал «в доклад» о жалованье персидским полонянникам «за выход из Кизылбаш» в 140 (1631/1632) г.[63], о размерах выкупа полонянников в январе 1632 г.[64], о придаче жалованья толмачу Ф.Ельчину «за Кизылбашскую службу» 23 мая 1632 г.[65]; эти факты подтверждают, что в его «отделе» обрабатывалась документация по русско-персидским связям.

           Справы о наградах служителям – участникам посольства в Большую Нагайскою орду в сентябре 1630 г.[66], о жалованье астраханскому подьячему Г.Милогоцкому и астраханским детям боярским, в 1632 г. ходившим с нагайскими и едисанскими мурзами в поход на Польшу[67] свидетельствуют, что Одинцов ведал Нагайскими делами.

           Наконец, справа о даче жильцу И.Порошину «за Донскую посылку» в марте того же года[68] показывает, что сношения с Войском Донским также относились к компетенции Д.Одинцова.

           Сверив данные изданных и неизданных архивных материалов, приходим к выводу, что подьячий Д.Одинцов ведал службой толмачей, переводчиков и станичных татар, делами Касимовского «царства», казаков Дона и Запорожья. Он также отвечал за широкий круг вопросов, касающихся связей со странами Востока: Турцией, Персией, Бухарским ханством, обеими Ногайскими и Едисанской ордами. Справ Одинцова по Крымским делам не обнаружено.

           [107] Одинцов выбыл из приказа в начале 1633 г. до царицыных именин (до 15 марта).

           Родион Юрьев, зачисленный в Посольский приказ сразу в «большую» статью в 1631 г., умер 7 мая 1635 г.[69] По видимому, он принял часть дел от Д.Одинцова и Г.Львова. Первыми по времени документами, подготовленными Юрьевым в 140 (1631/1632) г., являются памяти о жалованье переводчику Я.Елагину и толмачам «за крымскую службу»[70]; в конце 1631 г. он писал выпись «на пример» о даче пособия на дворовое строение переводчику Б.Байцыну[71]. В том же 140‑м году он трижды справлял выписи о дачах выходцам из турецкого и крымского плена «за выход» и за «попонное терпение»[72]. Он также справил выписи: в октябре 1631 г. о даче «для пожарного разорения» подьячим-погорельцам[73], осенью 1633 г. – «на пример» о размерах жалованья подьячих для выплаты им другой половины их окладов на 142 г.[74]; о сверстании М.Евстафьева в окладе с его «братьею молодыми подьячими»; вероятно, о жалованье на 140 г.[75] Таким образом, Р.Юрьев ведал крымскими и турецкими делами и службой подьячих.

           Занимался он и хозяйственными делами приказа, также изъятыми у Г.Львова: в 1634 г. покупал писчую бумагу в Овощном ряду[76]. «На Родионово место Юрьева взят в Посольской приказ подьячей Михаиле Волошенинов»[77].

           Алексей Лукич Корепанов работал бессменно до конца изучаемого периода. Не удалось установить, кто был его предшественником. Значительная часть дел, проходивших через «отдел» Корепанова, касалась русско-крымских отношений. Первые из таких документов относится к 1630 – 1631 г.: в феврале 1630 г. подьячий справил о даче денег на выкуп крымскому полонянину ливенскому казаку Ф.М.Белого[78], в феврале 1631 г. справил выписи о жалованье станичникам, вернувшимся из «крымской посылки»[79], о даче «за полонное терпение» крымской полонянке[80]. Две справы Корепанова, сделанные в 1631 г., относились к компетенции Д.П.Одинцова, о котором сказано выше: во-первых, 9 июня он справил память об определении поденного корма вновь назначенному толмачу И.Есипову[81], во-вторых, сделал выпись о жалованье «за полонное терпенье» турецкому поло[108]няннику М.Федотову[82]. Вероятно, Корепанов недолго занимался турецкими делами и делами толмачей, после того, как их забрали у Одинцова, и прежде, чем поручили вновь взятому в приказ Р.Юрьеву. Крымские дела также были переданы Юрьеву.

           Следующая справа Корепанова встречается только в апреле 1634 г. на выписи о прибавке жалованья толмачу Б.Тинчюрину за крымскую службу[83]. Затем в августе 1637 г. он подготовил две памяти о возмещении «за убытки и за изрон» в Крыму переводчику А.Алышеву[84]. Алексей Лукич составил выписи о жалованье кречетникам, сокольникам и ястребщикам «для крымские посылки» 11 октября 147 (1638) г.[85], о придаче жалованья служащим, ездившим в Крым – переводчику И.Кошаеву в августе 1641 г., толмачу Д.Доюнову[86] и переводчику К.Устокасимову[87] в 1643 г., о снаряжении в Крым станичников Р.Тевкелева и К.Кошаева 30 октября 1644 г.[88]; осенью 1643 г. – подьячему С.Бушуеву, бывшему в Крыму с посольством Б.Приклонского[89], и станичнику Араслан-мурзе Айдарову, отвезшему к хану «легкие» поминки[90].

           Корепанов также отвечал за прием и содержание дипломатических миссий Крымского ханства, о чем свидетельствует следующая запись: «У подьячево у Олексея Корепанова остаточных за кормами крымских гонцов 4 рубли»[91]. В ящике Корепанова в архиве Посольского приказа хранилась «выписка по челобитью Посольского приказа подьячих о прописке в крымскую посылку, что не послано против прежней росписи з Григорием Нероновым»[92].

           Корепанову приходилось решать вопросы, связанные с подготовкой специалистов для крымских дел. Так, в феврале 1643 г. он справил память о назначении жалованья подьячему П.Звереву, по собственному почину изучавшему татарский язык для службы переводчиком[93], в октябре 1644 г. – о поверстании окладом нового татарского переводчика[94].

           Сношения с Малой Ногайской ордой также были подведомственны Корепанову: в марте 148 (1640) г. он справил память о награде стрельцам «за Казыевскую службу»[95]. Он же готовил миссию в Молдавию: в 1630 г.: сделал выпись о [109] размере подмоги толмачу П.Сагалаеву, едущему туда с посланником Б.Дубровским[96].

           В 1643 г. Алексей Лукич в Седельном ряду закупал вещи для «лехких поминок» в Крым[97]. 7 марта 1645 г. сделал справу о расходах по перекраске задней палаты приказа[98]. 20 июля 1645 г. взял досок для государева дела[99]. Писал о различных покупках хозяйственного назначения 5, 23 и 27 февраля 1645 г.[100] 13 июня 1645 г. писал о хозяйственных расходах за 153 год[101]. Эти факты свидетельствуют, что в первой половине 1640‑х годов «отдел» Корепанова занимался хозяйственными делами приказа. Примечательно, что в 1620‑х годах приказным хозяйством и крымскими делами также ведал один «отдел» – М.Матюшкина.

           Возможно также, что Корепанов ведал делами города Романова. 27 сентября 1636 г. выпись о жалованье московским стрельцам романовцам была написана его рукой[102].

           Наконец, в 1635-1636 гг. Корепанов отвечал за подготовку дел Войска Донского. Он справил выписи о жалованье: 5 ноября 1635 г. станице П.Федорова[103], 25 марта 1636 г. станице П.Савельева[104], 19 мая 1636 г. станице А.Никифорова[105], 10 июня 1636 г. станице Д.Дарфеньева[106], 21 июля и 11 сентября 1636 г. станице Н.Федорова[107].

           Михаил Дмитриевич Волошенинов был преемником умершего Р.Юрьева и «унаследовал» от него дела о службе подьячих, сторожей и золотописцев: в 1636 г. он справил память о жалованье подьячих на именины царевича 144 г.[108] Он справлял выписи о годовом окладе денежного жалованья всем переводчикам и толмачам на 147 (1638/1639) г.[109], на 151 (1642/1643) г.[110], о даче денег «на дворовое строение» переводчику Б.Лыкову в декабре 1639 г.[111], о пособии семье умершего переводчика Б.Абдулова и о пособии вдовам переводчиков И.Кучина, А.Англера, С.Искелева, П.Грабова[112], в июне 1642 г. о приеме на службу толмача Л.Пирогова[113], а в 1643 г. – толмачей Н.Поликострицкого[114], Л.Пирогова[115], К.Иванова[116], в сентябре того же года – о пособии вдове скоропостижно умершего К.Иванова[117]. Затем в том же месяце эти обязанности были возложены на Т.Васильева-Никитина.

           [110] 9 сентября 1635 г. он справил о жалованье в Москве казанцам в 141-143 гг.[118] В 1637 г. при определении жалованья вернувшимся из Персии посланникам С.И.Исленьеву и M.K.Грязеву Волошенинов справил выпись о жалованье всем посланникам и дьякам – руководителям посольств в Персию и Турцию с 1621 г.[119] В 1642 г. он справлял выписи о жалованье рядовым участникам посольства в Данию С.М.Проестева и И.Патрикеева[120]. Таким образом, датские дела в начале 1640‑х годов находились в его «отделе».

           Волошенинов справил докладные выписи: 30 декабря 1636 г. о жалованье станице И.Каторжного и другим зимовым станицам со 129 г., 23 января 1637 г. – о жалованье тому же И.Каторжному деньгами, камками и сукнами, 9 марта 1637 г. – о жалованье зимовой станице Т.Яковлева, а 3 сентября 1639 г. – гонцу на Дон сыну боярскому Ф.Кожухову и донским вожам (волуйским и короченскому), а также воронежскому станичнику Т.Михневу[121]. Таким образом, некоторое время он также ведал донскими делами.

           Никитин Третьяк. В Посольском приказе в исследуемый период служили два старых подьячих с таким именем. В 1632-1635 г. один из них имел оклад 45 рублей, подписывался как «Гренка Никитин». Справил о награде Г.Неронову, ездившему гонцом в «Голстенскую землю» в июле 1636 г.[122]

           Никитин Третьяк Васильев оставил больше своих справ, чем другие старые подьячие. Именуемый в документах Третьяком Никитиным, сам он всегда подписывался как «Тренка Васильев»; его денежный оклад до января 1644 г. составлял 41 рубль, затем 45.

           В приходно-расходной книге 1644 г. говорится, что 22 сентября 1643 г. «остаточных денег две тысечи семьсот восмдесят два рубли семь алтын з деньгою Михаиле Волошенинов отдал подьячему Тртьяку Васильеву, потому что ему Михаилу по государеву указу велело быть в дьяцех, а приход и росход велели думной диак Григорей Львов и он Михаиле ведать подьячему Третьяку Васильеву»[123]. Из этого сообщения можно сделать два вывода: во-первых, Т.Васильев-Никитин был назначен на место Волошенинова, во-вторых, что одной из обязанностей первого подьячего приказа было ведение приходно-расходных книг. Хотя он и был первым [111] по списку старым подьячим, но получал оклад ниже своих товарищей по статье (41 рубль), пока не был с ними сверстан.

           Данные Описи архива Посольского приказа 1673 г. позволяют утверждать, что в «отделе» Т.Никитина готовились документы по связям со Швецией и Константинопольской патриархией. В ящике Т.Никитина по Описи архива Посольского приказа 1626 г. хранились два списка договора М.В.Скопина-Шуйского с Я.П.Делагарди о найме «немецких ратных людей»[124], восемь дел по размежеванию русско-шведской границы[125], письмо греческого митрополита Сергия к патриарху Филарету «о милостыни»[126]. Эти данные дублирует запись в приходно-расходной книге приказа: «У подьячево Третьяка Микитина, что осталось венгерского посла у Якова Руселя и у немец и у греческого затворника, как был в 142‑м году отпущен. 42 рубли 20 алтын»[127]. Ж.Руссель появился в России в качестве шведского дипломатического агента. В ведении Никитина находились также грузинские дела: осенью 1639 г. он справил о даче оклада на 148 г. переводчику И.Боярчикову и толмачу Л.Минину, побывавшим в Грузии с посольством Ф.Ф.Волконского и еще не получившим жалованья[128]; в октябре 1644 г. – о награде переводчику И.Польщикову «за грузинскую службу»[129].

           В записной книге за 1639-1643 гг. сообщается, что «Тренка Васильев» взял в свой «отдел» отписки терских и астраханских воевод по делам нагайских и едисанских татар[130], одну отписку о присяге калмыцких тайшей[131].

           28 августа 1644 г. Т.Никитин составил роспись турецким полонянникам, привезенным из Стамбула посольством И.Д.Милославского[132], и сделал справу о жалованье им «за попонное и каторжное терпенье»[133]. Он также сделал справы о жалованье дворянам, провожавшим турецких послов[134], о даче поденного корма турецкому гонцу[135], о жалованье стрелецким сотникам, сопровождавшим из Вязьмы в Москву польских гонцов в октябре и декабре 1644 и в апреле и июне 1645 г.[136], о выкупе русского полонянника, убежавшего с Посольского двора от польского посла Г.Стемпковского[137]. В 1644 г. при снаряжении великого посольства А.М.Львова, Г.Г.Пушкина и М.Д.Волошенинова Г.В.Львов справил роспись о поминках «мягкой рухлядью»[138] и память о жалованье [112] всем участникам посольства[139]. Это свидетельствует, что Т.Никитин заведовал делами по отношениям с Речью Посполитой и Османской империей, что соответствует данным С.А.Белокурова, что на 1646 г. польские и турецкие дела находились в одном повытье[140].

           Немало его справ связано с делами подьячих, сторожей и золотописцев. Он справил выписи: в декабре 1643 г. и в декабре 1644 г. о жалованье подьячим на Рождество Христово[141], дважды – о размерах годовых окладов подьячих и сторожей на 152‑й и 153‑й годы[142], о праздничных дачах подьячим на именины царицы в феврале 1644 г.[143] и в марте 1645‑го[144], царевича в марте 1643 г.[145], на пасху 1643‑го[146] и 1644 гг.; о праздничном жалованье молодым подьячим, вновь взятым на службу[147]; о жалованье золотописцу П.Иванову на 153 г.[148] Таким образом, все дела о подьячих, сторожах и золтописцах не позже, чем с марта 1643 г., находились в исключительном ведении Т.Никитина. Последнее по времени дело, касающееся этой категории служащих, относится к июню 1644 г. — это выпись о денежной даче на день государева ангела 152 г.[149]

           В сентябре 1643 г. мы встречаем справу «Гренки Васильева» на выписи об окладе толмачам и переводчикам и кормовым иноземцам[150]. Он справил в декабре 1644 г. память о годовых окладах переводчиков и толмачей на 153 г.[151], в марте 1644 г. составлял выписи по делам толмача Т.Англера[152] и переводчика М.Сахарникова[153], в июле того же года – об определении на службу толмача Т.Головачева[154], в 1645 г. выписи о жалованье «гречанам и волошенину» за выезд «на государево имя на вечную службу»[155] и о верстании государевым жалованьем новокрещена[156]. Эти данные свидетельствуют, что в 152 (1643/1644) г. Никитину поручили ведать делами подьячих, сторожей, золотописцев, а также толмачей, переводчиков и служилых иноземцев вместо ушедшего на повышение М.Волошенинова. С сентября по декабрь 1643 г. за категорию толмачей и переводчиков отвечал М.Фокин (см. ниже); напрашивается вывод, что эту обязанность возложили, в качестве временного поручения, на Т.Васильева, затем передали Фокину, а после вернули Третьяку. Возможно, в сен[113]тябре 1644 г. этими делами стал заведовать И.Хрипков (см. ниже).

           Кроме того, Третьяк подготовил память об отправке 26 января 1644 г. в приказ Большого дворца 40 серебрянных тарелок, взятых у английского купца[157], память в Большой приход о присылке 500 рублей для уплаты за яхонты некоему голландцу 17 февраля 1644 г.[158] Вероятно, он занимался делами иностранных подданных, живших в Московском государстве.

           Подводя итоги, можно сделать вывод, что Т.Васильев-Никитин в 1644 г. имел наиболее широкую компетенцию, в которую входили польские, шведские, турецкие, грузинские дела, дела восточных патриархий, служба сначала подьячих, золотописцев и сторожей, затем одновременно переводчиков и толмачей (с сентября 1643 г.), кормовых иноземцев.

           Мина Фокин в сентябре 1643 г. справил выпись о поденном корме, выдаваемом служилым кормовым иноземцам[159]; 1 декабря 1643 г. – о годовом жалованье переводчикам и толмачам на 152 г.[160] В 152 (1643/1644) г. – о жалованье толмачам и переводчикам[161]. Здесь мы имеем случай, когда средний подьячий с денежным окладом 30 рублей выполнял функции справного. Возможно, это назначение состоялось ввиду того, что Фокина, прослужившего во второй статье уже 11 лет, должны были вскоре перевести в первую статью, но он умер менее, чем через год, 28 мая 1644 г.[162]

           Сухоруков Яков справил выпись 14 февраля 1638 г. об окладах волуйским вожам и о посылках на Дон[163]; 7 января, 6 апреля и 12 июня 1638 г. – о государевом жалованье зимовым станицам со 141 г.[164]; 15 и 26 июля 1638 г. – о жалованье воронежцам – информаторам на Дону[165]. Также сделал справы о жалованье участникам посольства С.И.Исленьева и M.К.Грязева в Персию – подьячим, в августе 1638 г. – переводчику и толмачам, собольщику, сокольникам, ястребникам и кречетникам[166]. 28 апреля 1639 г. Сухоруков умер[167].

           Источники не дают полного представления о компетенции М.Волшенинова и Я.Сухорукова; можно утверждать, что первый отвечал за датские дела, второй – за персидские. То обстоятельство, что оба они делали справы о награде членам одной и той же дипломатической миссии, можно объяснить следующим образом: Волошенинов, первый подьячий прика[114]за с окладом 50 рублей, делал выпись о самих посланниках, Сухоруков – о прочих участниках посольства. Возможно, справы о жалованье руководителям посольств являлись обязанностью первого подьячего.

           Донские дела находились сначала в ведении Волошенинова, затем были переданы Сухорукову, но после смерти последнего их вернули Волошенинову.

           Иван Прокофьев Хрипков справил выписи в августе 1641 г. о размерах пособия на перевоз из Астрахани семьи переводчика М.Магаметева[168] и жалованья на подъем переводчику Б.Абдулову, тоже в свое время переезжавшему из Астрахани[169]; о жалованье переводчикам, ездившим в Персию с посольством С.Волынского и С.Матвеева[170]. 28 мая 1645 г. им была написала память, сколько денег дать на дорогу персидскому послу[171]. 11 ноября 1639 г. справил выпись о жалованье турецким пленнным – «гречанам», «арапам» и «турченину»[172]; 30 декабря 1639 г. о жалованье гречанам за подначальство[173]; 3 января 1640 г. сделал доклад о полонянниках – астраханских и московских стрельцах[174]; о повышении жалованья толмачу К.Романову в сентябре 1644 г.[175]; о крещении арзамасского мурзы[176]; в мае 1640 г. – о жалованье «за степной проезд» и поденном корме в Москве Л.Бухарову, присланному с отписками от астраханских воевод[177].

           Он также справил о жалованье вяземскому стрелецкому сотнику А.Цвиленеву, сопровождавшему Адама Индрика Пенца, «маршалка» датского королевича Вольдемара (прибыл 18 ноября 1644 г.)[178], о награде вернувшимся участникам посольства в Данию С.М.Проестева и И.Патрикеева[179].

           Занимался он и донскими делами: 9 марта 1640 г. справил память о даче сукна на отпуск зимовой станице[180], 17-18 декабря 1639 г. о поденном корме и питье и денежном окладе зимовой станице И.Каторжного и Н.Есипова[181], 9 марта 1640 г. справил в Большом приходе о денежном жалованье им же на отпуск[182]. Летом 1645 г. справил об окладе подьячего А.Немирова [183] и о награде Е.Юрьеву «за литовскую службу»[184].

           Создается впечатление, что Хрипков унаследовал от Я.Сухорукова дела по отношениям с Персией и Доном, от М.Волошенинова – с Данией, от Т.Васильева – Польские [115] дела и дела о службе подьячих, толмачей и переводчиков. Он ведал также турецкими делами. Примечательно, что сочетание дел – польские, турецкие и датские – соответствует подбору дел, находившихся во втором повытье в правление Алексея Михайловича.

           Немиров Андрей. Сведений, позволяющих судить о его компетенции, найдено мало. Он справил о жалованье касимовской царевне, живущей в Ярославле[185], и ярославским кормовым татарам[186].

Выводы

           Складывается впечатление, что «отделов» – завершенных структурных единиц со строго определенной компетенцией, еще не существовало; «отделы» формировались по иному принципу: чиновникам отдавали в ведение дела, тематически между собой не всегда связанные. Здесь трудно проследить систему. Правда, в начале 30‑х годов дела по связям с теми или иными странами были объединены в «отделах» по географическому признаку: всеми протестантскими государствами Северной Европы заведовал Г.Львов, отношения со всеми странами мусульманского Востока (кроме, пожалуй, Крыма) были сосредоточены в руках Д.Одинцова. С середины 30‑х годов этот порядок меняется: Р.Юрьев принял от Одинцова после его отставки только турецкие дела; а от Корепанова – крымские; он также отвечал за жалованье подьячим и приказное хозяйство («избные расходы»); после смерти Юрьева подьячему Корепанову вернули крымские дела и «избные расходы». Донские дела «кочевали» из «отдела» в «отдел»; за 6 лет они переходили из рук в руки четыре раза: от Корепанова к Волошенинову, от Волошенинова к Сухорукову, после смерти Сухорукова обратно Волошенинову, наконец, от него к Хрипкову. Но все же некую преемственность заметить можно: из пяти подьячих, отвечавших за донские дела, трое (Одинцов, Сухоруков, Хрипков) ведали одновременно сношениями с Персией. В «отделе» Хрипкова находились также турецкие дела. Создается впечатление, что все или почти все материалы по Востоку поручались подьячим Одинцову, Юрьеву, Сухорукову, Хрипкову единым пакетом. Этот порядок был нарушен в 1644 г., когда турецкие дела были переданы Т.Васильеву-Никитину и с тех пор все[116]гда находились в одном повытье с польскими. Кроме того, до 1644 г. существовало незыблемое правило при разграничении различных категорий служащих приказа: подьячие, сторожа и золотописцы постоянно сгруппированы в одном «отделе», толмачи, переводчики, служилые иноземцы – в другом. В 1644 г. это правило было нарушено: и тех, и других объединили в ведении того же Т.Васильева-Никитина; с осени 1645 г. – в повытье Е.Р.Юрьева.

           Вопросы дипломатического протокола по устоявшемуся обычаю разрабатывались под руководством первого подьячего, о чем свидетельствуют данные Описей архива Посольского приказа (А.Шахов, Г.Львов).

           Подводя итоги, можно сделать вывод, что в 10‑х — начале 40‑х годов ХVII века еще не сложилась окончательно система «департаментов»-повытий с постоянной, точно определенной специализацией, но имела место тенденция к созданию таковой. Так, к концу изучаемого периода специализация некоторых «отделов» совпадала в основных контурах со специализацией повытий Посольского приказа в следующее царствование («отделы» Т.Васильева-Никитина, И.Хрипкова).

           [116-120] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста