Приемы делопроизводственной работы служащих Посольского приказа начала ХVII века

Автор
Лисейцев Дмитрий Владимирович

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XVII

Библиографическое описание:
Лисейцев Д.В. Приемы делопроизводственной работы служащих Посольского приказа начала ХVII века // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.): сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.И.Аксенов. М., 2003. С. 24-51.

Текст статьи

 [24]

Лисейцев Д.В.

ПРИЕМЫ ДЕЛОПРОИЗВОДСТВЕННОЙ РАБОТЫ СЛУЖАЩИХ ПОСОЛЬСКОГО ПРИКАЗА НАЧАЛА XVII ВЕКА

           Одним из ценнейших источников по истории Московского государства XVI-XVII веков является документация дипломатического ведомства России – Посольского приказа. Столбцы и книги, составленные в Посольском приказе, дают исследователю богатый материал об отношениях и дипломатических контактах России с зарубежными державами, посольском церемониале, приказной системе, внутренней политике московских государей, представлениях русских людей о других странах. Высокая степень сохранности книг и столбцов Посольского приказа (большая часть которых в данный момент находится в фондах – коллекциях Российского государственного архива древних актов), массовость данного вида источников открывают широкие перспективы для исследования истории России эпохи позднего Средневековья.

           Следует отметить, что использование материалов Посольского приказа в качестве источников началось достаточно давно – с начала XVIII века. Однако в гораздо большей степени исследователями привлекались так называемые «посольские книги». Хорошая сохранность, более высокий уровень обработки и отбора информации, довольно разборчивый тип скорописи, которым написано большинство книг, – все эти достоинства определили активное обращение историков к книгам Посольского приказа как к историческому источнику. Источниковедческий анализ посольских книг стал предметом ряда специальных статей и исследований[1]. В этом отношении менее изученными являются столбцы Посольского приказа. Тем не менее, столбцы по уровню информативности не уступают, а даже превосходят книги, поскольку в них содержится значительно больше сведений,  нежели в книгах, составлявшихся в большинстве случаев путем сокращения столбцового материала. Большую ценность для исследователя представляет то, что столбцы являлись [25] рабочими документами: содержащиеся в них пометы, исправления, вставки позволяют делать выводы о характере и приемах делопроизводства Посольского приказа, его персонале, изменениях в дипломатической терминологии.

           Предметом настоящей статьи является рассмотрение приемов делопроизводства служащих дипломатического ведомства эпохи Смуты и преодоления порожденного ею внешнеполитического кризиса Московского государства (1604-1619 гг.) на материалах столбцов Посольского приказа. В этой статье речь пойдет о составе и способах формирования столбцов; приемы составления книг оставлены автором за пределами работы, поскольку подобная тема может быть предметом отдельной статьи. Выбор указанного хронологического отрезка обусловлен тем, что для этого периода столбцы являются наиболее массовым источником по истории внешней политики России. Цель работы – показать, что, вопреки широко бытующим представлениям о том, что в условиях Смуты работа центрального административного аппарата (и Посольского приказа в том числе) была нарушена и парализована, в рассматриваемый период дипломатическое ведомство Московского государства продолжало работать целенаправленно и эффективно.

*  *  *

           В эпоху Смуты делопроизводственная деятельность Посольского приказа, отражавшая внешнеполитические контакты Московского государства, велась довольно активно. По нашим данным, в рассматриваемое время в Посольском приказе было составлено около 450 столбцов по связям России с 24 зарубежными державами. Приблизительно четверть из них до наших дней не сохранилась; об их существовании известно по описям архива Посольского приказа XVII в., а также по упоминаниям в сохранившихся документах. Рассмотрение делопроизводства дипломатического ведомства показывает, что состав документации Посольского приказа рассматриваемого временного отрезка оставался прежним. Как и в предыдущий период, материалы делопроизводства приказа объединялись в целом в две группы: «приезды» и «отпуски», существовавшие в двух основных формах – в столбцах и книгах.

           [26] Первым этапом обработки и обобщения дипломатической документации являлось составление столбцов Посольского приказа. В них объединялись относящиеся к тому или иному дипломатическому вопросу материалы. Часть их составлялась непосредственно в Посольском приказе, часть поступала из городов, других ведомств, от российских дипломатов. Поступающие в Посольский приказ документы прочитывались, при необходимости представлялись государю и Думе, после чего на обороте первого листа документа (челобитной, отписки) дьяк делал помету: «Чтена. В столп», «Чтена, вклеить в столп», «Чтена. Вклеить к отпуску»[2], «Чтена государю и бояром»[3], «Государю и бояром чтена. Вклеить в столп»[4], «Чтена. В столп крымской»[5]. В делопроизводстве Посольского приказа начала XVII века удалось обнаружить лишь несколько случаев, когда помета «Чтена» была сделана на лицевой стороне отписки[6]. Часто на обороте входящих документов можно обнаружить не только резолюции о дальнейшей судьбе данного документа, но и приговор царя и бояр по вопросу, поднятому в нем. Так, на обороте отписки о том, что шведские послы забрали с собой шведского пленника, имеется запись: «Прочести государю и бояром. Чтена. Отнимати не велети»[7].

           Исходящие документы (грамоты, памяти, наказы) в обязательном порядке копировались в Посольском приказе. При этом черновик вклеивался в столбец; в большинстве случаев в конце документа помещалась помета, сообщавшая о том, с кем и когда подлинный документ был отправлен из приказа. Иногда делались более подробные пометы: «Такова ж память послана в Володимерскую четь, чтоб послали грамоты,  потому что Данков и Переславль Резанской ведают в Володимерской чети, а в Розряд такова ж послана об одной воронежской грамоте с толмачом з Булгаком»[8]. Составленный первоначальный черновой вариант исходящего из приказа документа подвергался правке. Фрагменты текста, подлежащие удалению, вычеркивались: при этом небольшие участки текста (от слова до нескольких строк) перечеркивались одной горизонтальной чертой; если же удалению подлежал большой фрагмент текста, то первая и последняя строки фрагмента перечеркивались горизонтальными линиями, которые соединялись вертикальной чертой, перечеркивающей [27] остальные строки. Исправления текста производились путем написания правильного варианта поверх ошибочного (если исправлялась одна или несколько букв). Если объем исправлений был больше (одно или несколько слов, иногда – несколько строк), то новый вариант писался над строкой над зачеркнутыми словами. Наконец, если в текст документа следовало сделать обширную вставку, то на лицевой стороне документа в месте начала вставки врисовывался значок в виде креста, вписанного в круг («крыж»). На обороте соответствующего листа ставился этот же символ, после чего следовал текст вставки.

           Иногда составлению грамоты предшествовала определенная справочная работа. Так, в Посольском приказе была составлена грамота к воеводе И.А.Хворостинину, причем в грамоте он был написан стольником и воеводой. Однако приказное руководство решило навести соответствующие справки, и перед текстом грамоты была помещена памятка: «отписати, стольником ли и воеводою пишетца князю Ивану Ондреевичю Хворостинину, или глухо». После наведения справок (вероятно – в Разрядном приказе) рядом с памяткой было приписано: «Глухо». Вследствие этого в черновом варианте грамоты И.А.Хворостинину титулы «стольник и воевода» были вымараны[9].

           Черновики грамот, посылавшихся из Посольского приказа, не всегда подклеивались в столбец немедленно. Свидетельством этого является следующий факт. В крымском столбце 1604-1606 гг. имеется черновой вариант грамоты от 22 октября 1605 г., отправленной из Посольского приказа в Мценск к приставу при крымских гонцах. На обороте же этой грамоты записан черновой вариант грамоты к смоленским воеводам, относящийся также к октябрю 1605 г.[10] Это свидетельствует о том, что черновик грамоты, посланной в Мценск, не был сразу подклеен к соответствующему крымскому столбцу, а в течение некоторого времени (вероятно – нескольких дней) лежал отдельно, вследствие чего оборотная его сторона и могла быть использована для составления грамоты в Смоленск. Подобная практика не была широко распространенной, но аналогичный пример можно обнаружить и в более ранний период. На обороте отрывка наказа посланнику в Данию И.Ржевскому, датированного 1 авгу[28]ста 1601 г., был написан черновой вариант проезжей грамоты от 12 августа 1601 г. ястребникам, отправленным с посольством в Крым. Позднее соответствующий лист был включен в крымский столбец[11]. Следовательно, иногда черновые варианты документации подклеивались в столбцы не сразу, а по прошествии некоторого времени (в данном случае отрывок датского дела должен был пролежать неподклеенным около двух недель). В большинстве же случаев, вероятно, документы подклеивались в столбцы сразу по их написании или поступлении в приказ. Так, 22 сентября 1613 г. в Посольском приказе получили отписку из Переяславля Рязанского. Копия отписки осталась в Посольском приказе, а подлинник переслали к царю, возвращавшемуся с богомолья. 30 сентября подлинник был передан в Посольский приказ и подклеен к столбцу, где уже находилась копия рязанской отписки[12]. Следовательно, к 30 сентября столбец о приезде из Переяславля Рязанского ногайских гонцов уже начали составлять; в противном случае в столбце был бы вклеен лишь подлинник отписки. Черновой вариант исходившего из Посольского приказа документа иногда включался в несколько столбцов. Так, в ногайском столбце 1613-1614 г. после текста грамоты имеется помета: «Такова грамота послана с атаманом с Ыгнатьем Бедрищевым марта в 18 день, а подлинной отпуск атаману Игнатью Бедрищеву вклеен в Донском столпу, как отпущен на Дон Иван Опухтин»[13].

           Документы на иностранных языках, поступавшие в Посольский приказ, переводились переводчиками. Когда не было уверенности в точности перевода, к нему привлекалось одновременно несколько специалистов. Так, в 1618 г. верительную грамоту шведских послов переводили переводчики «Ульф с товарищи», а затем также Арн Бук, специально для этого вызванный из Казани. После перевода грамоты Буком и сверения текстов двух переводов над вторым экземпляром сделали помету: «Переводил Арн Бук вдругорядь для правки. Не писать. Так будет вдвое ж»[14]. Переводы грамот по распоряжению приказного руководства подклеивались в столбцы, причем строго в указанном руководством приказа месте; в крымском столбце 1616 г. после росписи подарков, врученных крымским послам на аудиенции у царя, помещена помета: «Подклеить тут переводы с грамот» (каковые и следуют [29] в столбце после этой пометы)[15]. Иногда с российскими дипломатическими миссиями отправлялись грамоты на иностранных языках, написанные находившимися в России иностранцами. Такие грамоты в обязательном порядке представлялись в Посольский приказ. Позднее, в 1626 г. переводчик Е.Еремеев провез из Москвы в Швецию частные письма живших в России немецких торговцев к их родственникам, не передав их для перевода в Посольский приказ. Когда дело раскрылось, Еремеев был уволен из переводчиков, несмотря на длительный стаж и богатый опыт службы в дипломатическом ведомстве[16]. Представленные грамоты в приказе переводили на русский язык (переводы подклеивались в столбцы). При этом содержание писем редактировалось служащими Посольского приказа. Так, например, в 1616 г. английский посол Дж.Меррик, посредничавший на русско – шведских переговорах, передал в Посольский приказ свое письмо к шведскому послу Я.Делагарди. Письмо было переведено, и руководители приказа распорядились: «Приписать о княгине Одоевской, чтоб и з детьми отпустил» (речь шла о жене князя И.Н.Одоевского, находившейся в оккупированном шведами Новгороде). На обороте перевода был записан пространный текст соответствующей вставки[17]. Переводы грамот от иностранцев также подклеивались в соответствующие столбцы.

           При подготовке заграничной миссии важная роль отводилась составлению и оформлению грамоты к иностранному государю. При составлении грамоты использовались старые образцы. Так, при подготовке в Посольском приказе в 1610 г. грамоты от боярина Дмитрия Шуйского в Ногайскую Орду за образец был взят текст грамоты, отправленной в 1603 г. к князю Иштереку от астраханских воевод. Шертная запись (текст присяги для мусульман) также был составлен на основе документа трехлетней давности, о чем сохранилась соответствующая помета; «А написана ся запись против тое записи, по которой приведены к шерти Иштерек-князь и мурзы во 115 году у Балчика при боярине Федоре Ивановиче Шереметеве». Черновой вариант грамоты составлялся, по всей видимости, дьяком, а затем переписывался подьячим. В том же ногайском деле сохранилось два списка одной и той же грамоты, написанные разными почерками, причем перед [30] одним из вариантов была сделана помета: «А ся грамота списана с Васильева писма Григорьевича (Телепнева, судьи Посольского приказа. – Д.Л.) слово в слово для того, любо вскоре прочесть почище»[18]. При составлении примерного варианта договорной записи (русско – шведские переговоры в Дедерино, 1616 г.) был использован текст Тявзинского договора 1595 г. (в сохранившемся черновике исправлены имена шведского короля Сигизмунда, царя Федора Ивановича, русских и шведских послов)[19]. Иногда в столбце можно обнаружить пометы, содержащие самые общие указания по составлению грамоты: «Писати от государя, примерясь к цареве ж (ханской. – Д.Л.) грамоте»[20]. После составления грамота зачитывалась царю, о чем свидетельствует приписка перед текстом грамоты к датскому королю: «Честь государю»[21]. После представления текста грамоты царю и боярам иногда приходилось вносить некоторые изменения. В конце черновых вариантов грамот можно обнаружить распоряжения дьяков: «Переписати»[22]. После внесения изменений текст переписывался начисто золотописцами и подьячими, запечатывался и заверялся подписью судьи Посольского приказа: при описании внешнего вида отправляемых за рубеж грамот в большинстве случаев отмечалось: «подпись назади дьячья» или «подпись дьячья на загибке»[23]. Правленный черновой текст грамоты включался в столбец после тщательного сверения его с окончательным вариантом грамоты (об этом свидетельствуют пометы вроде «С подлинною грамотою правлена»)[24]. В большинстве случаев грамоты писались на русском языке, но известны случаи, когда по распоряжению руководителей приказа подлинники переводились на иностранные языки: в столбцах на полях напротив русских текстов грамот, отправляемых за границу, сделаны пометы: «Писать в лист по-татарски»[25]; «Такова грамота послана татарским писмом»[26].

           После принятия царем и Боярской думой решения об отправлении посольства или гонца за границу служащие Посольского приказа приступали к оформлению посольского наказа – одного из важнейших документов дипломатической миссии. Составление наказа зачастую начиналось еще до  определения кандидатуры посланника – об этом свидетельствуют многочисленные случаи, когда в столбцах оставля[31]лись пропуски под имена дипломатов. Часто эти пробелы в черновиках наказов так и оставались незаполненными; иногда имена и фамилии послов и гонцов вписывались позднее чернилами другого цвета. Известны случаи, когда наказ составлялся для одного человека, но перед отправлением миссии его по какой-либо причине заменяли другим. Тогда в столбец вносились соответствующие исправления. Так, весной 1607 г. в качестве гонца в Крым планировали послать Даниила Протасьева, но вместо него был отправлен Степан Ушаков (сохранилась память, составленная для Протасьева, но его имя было вычеркнуто и вместо него был вписан Ушаков). В тексте наказа также первоначально было вписано имя «Данило», а затем исправлено на «Степан»; в некоторых местах имя Протасьева осталось невычеркнутым[27].

           В составлении наказа посланникам, отправляемым за границу, принимали участие не только служащие Посольского приказа, но и члены Боярской думы. В столбце по связям России со Швецией можно обнаружить указание на то, что Дума имела прямое отношение к составлению наказов. Сохранился отрывок чернового варианта наказа российским посланникам, отправленным на съезд в Дедерино в 1615 г. Начинается отрывок дьячьей пометой: «Говорити з бояры о свейском деле, как в наказ писати». Далее аккуратным почерком были записаны предполагаемые ситуации и предложения шведских дипломатов, а рядом с ними другим почерком сделаны записи о боярском решении по данному вопросу[28]. Например, в тексте было записано: «А будет с свейскими послы на съезде будут толмачи, которые преж того бывали государевы – Анца Арпов и Анца Бракилев (толмачи, служившие в Посольском приказе в начале XVII в., а затем перешедшие на шведскую службу. – Д.Л.), или иные которые государевы толмачи, и при них государево дело делать ли и с ними говорити ль?» Рядом с этим вопросом было помещено боярское решение: «Бояре приговорили: отговариваться, а по самой неволе и с ними говорить»[29]. Аналогичным образом составлялся наказ, отправленный к послам в Дедерино в январе 1616 г.[30] Как видно, основа наказа (в  виде набора возможных ситуаций, осложнений и вопросов,  которые могут возникнуть в ходе переговоров) составлялась в Посольском приказе; в Боярской думе определялась стра[32]тегия поведения дипломатов. В присутствии царя и Боярской думы решались и другие вопросы, связанные с подготовкой зарубежной миссии. Вопросы эти также формулировались руководством Посольского приказа. В том же шведском столбце приведен перечень предметов, которые следовало отправить с русскими послами на съезд (крест и икона для крестоцелования, шатер, бумага, чернила и т.д.). На следующем листе этот перечень был переписан с предварительной пометой: «Доложити государя... о свейских послех, чтоб с ними послать на съезд с Москвы». Напротив каждого предмета из перечня дьячьей рукой была приписана соответствующая резолюция: «Крест нарядной. От Пречистой из собору. Образ Пречистые Богородицы нарядной. От собору ж от Пречистые. Миса серебряна, на чем кресту быти. От Пречистые ж. Съезжей шатер, к шатру полы и к нему чемодан. На Дворец послать память». По окончании перечня помещена запись: «По сей помете память в Пречистую Соборную, и на Дворец, и на Казенной Двор посланы»[31].

           В процессе подготовки дипломатической миссии составлялся не один черновик наказа. Так, в «Описи 1626 года» упомянут «Наказ литовской самой черной, как посыланы на съезд с литовскими послы для мирного постановенья, а имян посольских не написано, черненье думного дьяка Петра Третьякова, 123-го году»[32]. Данная цитата доказывает факт существования двух или более черновых вариантов наказа русским послам под Смоленск; первый – «самой черной» наказ был составлен еще до определения состава российской дипломатической миссии. Кроме того, мы можем документально подтвердить факт активного участия судьи Посольского приказа – Петра Алексеевича Третьякова – в подготовке наказа.

           При составлении наказа посланникам в Посольском приказе могли использовать тексты других наказов, написанных незадолго до этого. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в столбцах описки и исправления. Так, в наказе русским посланникам князю И.Борятинскому и дьяку Г.Богданову, отправившимся в 1613 г. в Данию, было записано: «И... говорити: великий государь наш, ...памятуючи прежних великих государей аглинских королей...» (слово  «аглинских» в столбце было зачеркнуто, вместо него записали «датцких»)[33]. Ана[33]логичные исправления в том же деле встречаются и ниже: «А будет цесаревы думные люди учнут Степана ... спрашивати ...» («цесаревы» исправлено на «датцкого короля», имя посланника в Империю Степана Ушакова осталось неисправленным)[34]; «И Степану и Семому говорити...» («Степану» исправлено на «князю Ивану», «Семому» (Семой Заборовский – дьяк в посольстве в Империю) – на «дьяку»)[35]; «А будет цесаревы люди учнут говорити...» (в данном случае текст не был исправлен)[36]; «И Олексею Ивановичу и дьяку Олексею...» (здесь имена посланников в Англию исправлены на имена дипломатов, отправленных в Данию)[37]. Как видно, при составлении наказа посольству в Данию в качестве источника служащие Посольского приказа использовали наказы миссиям, направленным в Англию и Империю. Подобный прием представляется вполне оправданным, поскольку все три посольства (в Империю, Англию и Данию) были отправлены в 1613 г. практически одновременно, и перед русскими посланниками стояли одинаковые задачи – извещение о воцарении Михаила Федоровича и поиск союзников для борьбы с Польшей и Швецией. В данном случае руководство Посольского приказа сочло возможным при составлении наказа посольству в Данию использовать в качестве основы наказы миссиям в Империю и Англию. Подобные приемы делопроизводства, вероятно, использовались в Посольском приказе достаточно широко. Так, например, в наказе приставам, сопровождавшим в 1618 г. в Москву шведское посольство, было записано, что шведские дипломаты могут поинтересоваться отношениями русского царя со шведским королем. Подобный вопрос из уст шведских послов звучал бы нелепо, и в черновике наказа он был вымаран[38]. Тем не менее, этот пример позволяет предположить, что наказ приставу при шведских дипломатах переписывался с наказа какому-либо другому приставу, сопровождавшему иную миссию.

           Другим способом составления наказа посольству было использование материалов прошлых дипломатических миссий в ту же страну. Так, в черновом варианте наказа посольству 1614 г. в Крым Г.К.Волконского и П.Овдокимова можно обнаружить места, свидетельствующие об использовании при составлении этого документа более раннего наказа посольству в Крым, отправленному при Борисе Годунове. Приведем [34] несколько примеров. Первоначальный текст наказа выглядел следующим образом: «А однолично б промыслить, и государя царя и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии без вести не учинить»; «А будет калга учнет говорити, что Казы-Гирей царь по турского веленью пошол на Можары...»; «И бывал ли где бой турским и крымским людем сего лета с цесарскими или с валашскими и с мутьянскими людьми...» Кроме того, в тексте наказа указаны имена русских послов: князь Григорий Константинович и дьяк Афанасий (в другом месте – Андрей). После написания первоначального текста он был подвергнут правке: имя царя Бориса Федоровича было исправлено на Михаила Федоровича, имя хана Казы-Гирея заменено именем хана Джанибек-Гирея; исправлено и направление возможного похода крымских татар: вместо Можар (Венгрии) в наказе указали Литву, соответственно крымчаки и турки должны были сражаться не с цесарскими, волошскими и мутьянскими людьми, а с литовскими. Имя русского посланника князя Григория Константиновича Волконского было оставлено без изменений, а имя сопровождавшего его дьяка исправлено на «Петр»[39]. Указанные отрывки позволяют сделать вывод о том, что при составлении наказа русскому посольству в Крым 1614 г. служащие Посольского приказа взяли за основу наказ русским послам 1601 г. Действительно, в 1601 г. российский престол занимал Борис Годунов, а крымский – Казы-Гирей; в это время шла турецко-имперская война 1593-1606 гг. за Венгрию; русское посольство в Крым возглавлял князь Г.К.Волконский, с ним должен был отправиться в дьяках Андрей Иванов. Следовательно, наказ посольству в Крым 1614 г. составлялся на основе документации тринадцатилетней давности, хранившейся в архиве Посольского приказа. В крымских делах можно обнаружить и другие примеры использования прежней  документации при составлении наказов. Наказ приставу, отправленному в июне 1615 г. навстречу крымскому гонцу Исмаил-аге, в первоначальном варианте выглядел следующим образом: «Лета 7123‑го декабря в ... день государь... велел Ивану Миничю Ростопчину ехати в Серпухов встречу крымских послов Ибреим-паши-мурзы с товарыщи с своим государевым со встречным жалованьем с платьем, а толмач с крымскими послы готов Яким Сумороков». Переписанный с [35] прежнего образца текст подвергся правке: была изменена дата, имя и ранг крымского дипломата, имена пристава и толмача; остальной текст остался без изменений[40]. Источником при составлении наказа посланникам в Крым А.Лодыженскому и Р.Болдыреву, отправленным в 1617 г., был наказ посланникам Ф.Челюсткину и Л.Данилову, посланным в Крым за год до того. Свидетельством этого являются встречающиеся в наказе Лодыженскому имена Челюсткина и Данилова («и Федору и Петру говорити»), причем в одном месте эти имена не были исправлены на правильное «Обросиму и Рахманиму»[41]. Аналогичным образом, на основе наказа Челюсткину и Данилову, был написан наказ посланникам С.Хрущеву и С.Бредихину, посланным в Крым в 1618 г.[42] Подобные приемы делопроизводства использовались не только в крымских делах. Наказ приставу И.Сытину, сопровождавшему в 1617 г. английского посла Дж.Меррика, был переписан с наказа приставу, провожавшему в марте 1605 г. английского посла Т.Смита. Из старого наказа была взята даже прежняя формула: «Едучи дорогою, ставитися с аглинским послом бережно в живущих селех и в деревнях, где б дворов было немало»[43]. В разгар Смутного времени требование ехать, принимая все меры предосторожности, объяснялось опасностью возможного нападения воров или «литовских людей». Тем не менее, в наказе 1617 г. автоматически была переписана формулировка, составленная в конце правления Бориса Годунова.

           Таким образом, на основании анализа текстов столбцов можно сделать вывод о том, что при подготовке дипломатической документации в Посольском приказе довольно широко использовали материалы прежних лет. Данный факт не означает, что в российском дипломатическом ведомстве не учитывали изменений, происходивших на международной и внутриполитической арене. При составлении новых наказов копировались лишь шаблоны. Основная же часть наказа учитывала изменившиеся реалии. Заново составлялась речь, которую должны были произнести при заграничном дворе русские дипломаты. В составлявшемся по прежнему шаблону наказе было оставлено место для посольских речей, вписанных позже, о чем свидетельствует помета на полях: «Вписать речь»[44]. Текст наказа корректировался с изменением ситуа[36]ции – на полях наказа стоит дьячья резолюция: «Переправить против новые грамоты»[45]; в крымском столбце 1614 г. имеется помета: «Приписать про Зарутцкого»[46], после чего в наказе следует обширная вставка о том, что следует говорить, если в Бахчисарае зададут вопрос о Иване Заруцком и Марине Мнишек. Свидетельством того, что руководители Посольского приказа редактировали содержание и последовательность материалов в наказах, является также помета на полях напротив статьи о выкупе людей из крымского плена: «Написати статья после всех»[47]. В английском столбце также можно найти помету, иллюстрирующую сложный процесс составления и редактирования в Посольском приказе текста чернового варианта наказа послам: «Вклеить в черное»[48]. По всей вероятности, данная часть наказа была составлена позже основной части и затем вклеена в черновик. Иногда тексты наказов подвергались и сокращениям. Например, из наказа российским посланникам, отправленным в 1618 г. в Персию, была удалена часть, посвященная спорному для России и Персии вопросу о Грузии. Вероятно, в условиях польско-литовского наступления на Москву в Посольском приказе предпочли не обострять отношений с персидским шахом, и конфликтная часть наказа была удалена (о чем свидетельствует запись в столбце: «Выклеена грузинская статья»[49]).

           После составления чернового варианта наказа он подвергался правке, переписывался начисто и вручался посланникам. В большинстве случаев в составе имеющихся в наличии в настоящий момент дел сохранились лишь черновые варианты наказов, включавшиеся в столбец и хранившиеся в Посольском приказе.  «Чистый» наказ, отправлявшийся за рубеж с посланниками, является редкостью в посольских делах начала XVII века. Однако в нашем распоряжении имеются два варианта наказа («черный» и «чистый») посольству, отправленному в 1614 г. в Крым. Оба наказа сохранились в рамках одного дела. Наличие двух вариантов наказа одному посольству открывает перед нами возможность сопоставить их и сделать на базе этого некоторые выводы о характере делопроизводственной работы служащих Посольского приказа при подготовке заграничных миссий. Текстологическое сравнение чернового и окончательного вариантов выявляет [37] факт составления «чистого» наказа на основе «чернового» с учетом произведенной в последнем правки. Так, в «черном» наказе злодеяния Ивана Заруцкого описаны следующим образом: «И тот вор, ещо не насытяся крови человеческие, побежал^[a] великого государя нашего исконивечную отчину в Асторохань. И астороханские всякие^[b] люди^[c], ведая того^[d] ведомого вора Ивашка Зарутцкого в Московском государстве смуту, служа великому государю нашему, в Астарахань его пустили, а впустя ево в Астарахань, писали о том и прислали бити челом астараханские всякие люди^[e] к великому государю, к его царскому величеству, чтоб великий государь наш их пожаловал, прислал к ним в Астарахань бояр своих и воевод с ратными людьми, а они вора и злодея Московскому государству Ивашка Зарутцкого и с Маринкою свяжют и отдадут великого государя нашего бояром и воеводам»[50]. Характер исправлений позволяет сделать вывод о том, что черновой вариант наказа составлялся сразу, непосредственно на листе, без предварительных заготовок. В «чистом» наказе вся указанная правка учтена; единственные разночтения, связанные, вероятно, с невнимательностью переписчика, сводятся к неправильному написанию слова «Астарахань» (в окончательном варианте «Астарань») и замене слов «а они» на слова «а в ней»[51]. После составления черновика и его правки дьяк отдавал распоряжение о копировании его: в конце чернового варианта наказа, отправленного в Крым к посланнику Ф.Челюсткину, имеется директива: «Переписать весь»[52]. Косвенным подтверждением того, что черновой вариант наказа оставался в Посольском приказе, а «чистый» вручался посланникам, являются указания описей архива Посольского приказа. Так, в «Описи 1614 года» из документов миссии в Персию 1613-1615 гг. упомянут только «список наказ чорной» русским посланникам[53]; «чистый» наказ на момент составления описи еще не был возвращен в Посольский приказ. Текст наказа прочитывался судьей Посольского приказа и заверялся его подписью. В конце наказа российским посланникам, отправленным в Данию в 1601 г., можно [38] обнаружить автограф А.И.Власьева[54]; подписи П.А.Третьякова имеются в конце наказов русским дипломатам, посланным в Крым в 1613 г.[55], в Империю в 1613 и 1616 гг.[56] В случае, если наказ вручался посланнику без приписи главы Посольского приказа, это особо оговаривалось в документации: «Таков тайной наказ дан Юрыо без дьячьей приписи»[57]. Черновой вариант наказа подклеивался в столбец.

           Интересной иллюстрацией способов ведения делопроизводства в Посольском приказе являются описания приемов царем иностранных дипломатов, составлявшиеся заранее, еще до аудиенции. Первый случай такой предварительной записи церемониала аудиенции удается зафиксировать в польском столбце 1608 г. 28 января 1608 г. польским посланникам Н.Олесницкому и А.Гонсевскому была дана аудиенция. В столбце первоначально было записано: «А государю, царю и великому князю Василью Ивановичю всеа Русии в то время быти в Подписной в Золотой полате, сидети в своем царском месте в царском платье и в диадиме... А рындам стояти по обе стороны государя в белом платье и в золотых чепях... А при государе сидети в полате бояром, и околничим, и и дворяном большим, и дьяком в золотном платье. А стрельцом стояти с пищальми... А стречи будет послом две... И послы правят государю от короля поклон... И государь пожалует послов, позовет к руце, да пожалует и вопросит послов о здоровье, а молыт... И послы на государеве жалованье бьют челом, а говорили: (здесь было оставлено пустое место, и речь послов была вписана позже другими чернилами и другим почерком. – Д.Л.) ... А после того послы подадут государю верющую грамоту, и государь велит грамоту приняти посольскому дьяку Василью Телепневу. И по государеву указу диак Василей у послов грамоту примет и поднесет ко государю. И государь, посмотря грамоты, велит посольскому диаку молыти послом, чтоб правили посольство... И по государеву указу посолской дьяк молыт...»[58] В дальнейшем текст подвергся правке: существительные дательного падежа были поставлены в именительный падеж, а неопределенная повелительная форма глаголов заменена глаголами прошедшего времени. В результате текст принял следующий вид: «А государь, царь и великий князь Василей Иванович всеа Русии в то время был в Подписной в Золотой полате, [39] сидел в своем царском месте ... А рынды стояли ...» и т.д.[59] Из текста была вычеркнута часть, где говорилось о том, что царь должен спросить о здоровье королевского дворянина[60] (следовательно, ход аудиенции отклонился от традиционного протокола, и в заготовленный заранее текст пришлось вносить исправления). Нужно отметить, что при правке текста изменения были внесены не везде: так, по невнимательности «корректора» в тексте сохранилась запись: «А стрельцы стояти с пищальми»[61]. Предварительные описания церемониала аудиенций составлялись с учетом прецедентов, имевших место раньше. Об этом свидетельствуют пометки, сделанные на полях. Так, напротив записи о том, что Василий Шуйский спрашивал послов о здоровье, на полях была сделана пометка: «А Радиминского (польский посол, приезжавший в Москву в 1591 г. – Д.Л.) государь о здоровье не спрашивал»; напротив записи о передаче польской грамоты посольскому дьяку было помечено; «А при Лве (польский посол Лев Сапега, находившийся в Москве в 1600-1601 гг. – Д.Л.) царь Борис чел грамоту»[62]. Отдельные элементы подобной практики встречались в дипломатической документации и ранее (например, в описании аудиенции английскому послу Т.Смиту 11 октября 1604 г. вычеркнуты слова о том, что царь был в диадеме и со скипетром, а имена рынд, стоявших у трона, были вписаны позднее другими чернилами)[63]. Однако предварительное описание приема послов 28 января 1608 г. является первым из обнаруженных в столбцах Посольского приказа начала XVII в., имеющим законченный вид. Следовательно, становление практики составления описаний приемов иностранцев заранее относится именно к эпохе Смутного времени.

           Позднее, в первые годы правления Михаила Романова, подобные приемы делопроизводства использовались довольно часто. За 1614-1619 гг. в столбцах удалось обнаружить семнадцать случаев предварительного описания церемоний аудиенций иностранным дипломатам. Заранее были протоколированы приемы черкесского посланника Кардона[64] и Сунчалея-мурзы[65] 18 сентября 1614 г.; касимовского царя 30 октября 1614 г.[66]; датского посла Ивервинта и выезжего датского дворянина М.Мартынова 2 февраля 1615 г.[67]; английского посла Дж.Меррика 19 марта[68] и 1 мая 1615 г.[69]; крымского гонца Исмаил-аги [40] 25 июня 1615 г.[70]; голландского гонца Г.Фандерхейна 3 декабря 1615 г.[71]; кабардинских князей Куденека и Сунчалея 6 января 1616 г.[72]; крымского посла Магмет-аги 10 ноября 1616 г.[73]; голландского посланника И.Массы 28 июля 1617 г.[74]; персидских посланников Кая-салтана и Булат-бека 4 января 1618 г.[75]; крымского посла Шебан-аги 1 мая 1618 г.[76]; шведского посла Г.Стейнбока 19 мая 1618 г.[77]; крымского гонца Ибрагим-мурзы 28 июля 1618 г.[78]; крымских гонцов Ибрагим-мурзы и Резепа 30 июля 1619 г.[79]; крымского гонца Аллаш-богатыря 24 ноября 1619 г.[80] Подобная практика имела место и позднее; так, в Посольском приказе заранее была расписана церемония приема бухарского посла Эдема (1620 г.) и грузинского посланника игумена Харитона (1621 г.)[81]. Как видно, предварительное составление описаний аудиенций имело место достаточно часто, причем подобные способы делопроизводства применялись при описании приемов дипломатов всех рангов (от гонцов до послов) и практически всех держав. Следовательно, предварительное протоколирование царских приемов в рассматриваемый нами период превратилось в систему, став одним из новшеств, появившихся в делопроизводстве Посольского приказа в годы Смуты. Само стремление служащих российского внешнеполитического ведомства составлять описания аудиенций заранее свидетельствует о том, что к началу XVII в., вследствие твердого закрепления норм дипломатического церемониала, делопроизводство Посольского приказа все в большей степени приближалась к созданию общего формуляра документации. Следует указать, что факты, свидетельствующие о случаях предварительных описаний аудиенций, обнаруживаются практически лишь в столбцах (в книге подобное найдено лишь однажды).

           В большинстве случаев предварительное описание церемониала производилось по той же схеме, что была рассмотрена нами на материале польского столбца 1608 г. Иногда мы встречаем лишь некоторые элементы, позволяющие утверждать, что церемониал аудиенции записывался предварительно: например, церемония приема голландского посланника И.Массы описана традиционно, о предварительной подготовке записей свидетельствует лишь фраза: «Говорити галанскому посланнику при государе речь»[82]. По-своему уникальны описания аудиенций черкесскому послу и мурзе [41] в 1614 г. В столбцах сохранилось два варианта описания их приемов: черновые и чистовые. В черновых вариантах без позднейших исправлений написано о том, как должна выглядеть аудиенция («государь пожалует, вспросит...» и т.д.). В чистовых вариантах церемониал описан уже в прошедшем времени («государь пожаловал, спросил...»)[83]. В некоторых случаях описание аудиенций не соответствует рассмотренной нами схеме. Так, в описании приема касимовского царя первоначальный текст выглядел следующим образом: «А как датцкой посланник поедет от государя на подворье, и выезжие немцы государю челом ударят, и государь велит касимовского царя отпустить и велит ему сказать посольскому дьяку в стола место корм. А корму царю послать...» После правки текст принял следующий вид: «А как датцкой посланник поедет от государя на подворье, и выезжие немцы государю челом ударят, и государю было велети касимовского царя отпустить и велеть ему сказать посольскому дьяку в стола место корм. А корму царю было послать...» Объяснение столь необычной правки было приведено там же: «И касимовской царь у государя того дни не был, потому что болен. А как вперед при послех или при посланникех укажет государь быти у себя, государя, царю или царевичем, и им у государя быти и встречю им чинити по сему ж государеву указу»[84]. Предварительное описание служащими Посольского приказа аудиенций иностранным дипломатам интересно не только тем, что оно свидетельствует о приближении дипломатической документации к единому формуляру и демонстрирует некоторые способы делопроизводства. В отдельных случаях сопоставление первоначального текста с позднейшими правками позволяет уточнить и конкретизировать некоторые моменты истории Посольского приказа. Так, в предварительном описании приема крымского посла Шебан-аги фигурирует имя судьи приказа П.Третьякова. После аудиенции, состоявшейся 1 мая 1618 г., вместо него в текст был вписан его заместитель – дьяк С.Романчуков[85]. Это позволяет сделать вывод о том, что Третьяков отошел от руководства приказом незадолго до 1 мая 1618 г. При внесении правки в описание приема шведских послов 19 мая 1618 г. к имени дьяка Ивана Грамотина было приписано слово «думной»[86], что позволяет предположить, что около 19 мая 1618 г. [42] Грамотин был пожалован думным дьячеством. Следовательно, описания аудиенций иностранным дипломатам, содержащиеся в столбцах, несмотря на их унификацию, предоставляют исследователю богатую информацию об истории посольского обычая, приемах делопроизводства служащих Посольского приказа, а в ряде случаев и о биографиях руководителей приказа.

           Протоколировались и речи, произносившиеся посольскими дьяками во время аудиенций. Речи также писались заранее, причем и в тех случаях, когда описание аудиенции составлялось прямо в ее ходе. Об этом свидетельствует то, что в большинстве случаев дьячьи речи в столбцах написаны иным, более аккуратным почерком, чем остальное описание аудиенции; при этом запись речи дьяка обычно начиналась на новом листе: по-видимому, заранее написанная речь подклеивалась позже к столбцу. Речи, произносимые дьяком на аудиенциях позднее, переписывались и вручались иностранным дипломатам: сохранилась дьячья помета в конце текста речей: «Списать таковы слово в слово», а также отметка об исполнении распоряжения[87].

           Итак, поступавшие в Посольский приказ документы, касающиеся дипломатических вопросов (отписки, памяти, статейные списки), а также черновые варианты исходящих из этого ведомства материалов (грамоты, памяти, росписи, наказы) подклеивались в столбцы. На основе столбцов позднее составлялись книги, в которые входили наиболее важные материалы столбцов. При этом столбцы, хотя и включают в себя гораздо большее количество мелких документов, чем книги, тем не менее не являются источником, в который  автоматически и без строго установленной последовательности заносилась вся документация, касающаяся того или  иного дипломатического вопроса. Однотипные черновые варианты грамот в разные города по одному и тому же вопросу не всегда подклеивались в столбец. В таких случаях в столбец включали текст одной из грамот, а затем делали приписку, что в прочие города посланы аналогичные грамоты. Так, в английском столбце 1615 г. приведен текст государевой грамоты в Тверь, после чего помещена помета: «Такова ж послана в Торжок, в Осташков»[88]. Это позволяет характеризовать столбцы как источник, на уровне формирования ко[43]торого уже производился отбор документов, которые следовало сохранить. Руководство Посольского приказа следило и за последовательностью включения документов в столбцы. Так, в шведском столбце 1618 г. содержится черновой вариант памяти приставам: «Корм свейским послом... давать... по росписи, какова послана под сею памятью». После памяти в столбце была сделана приписка: «Написать внизу, где указано, а не забыть»; за этой пометой действительно следует кормовая роспись[89]. В столбцах Посольского приказа можно обнаружить также элементы обобщения однотипных документов, включенных в столбец. В английском столбце имеется следующая запись, подтверждающая эту мысль: «А се наказы и розписи к Москве, и имянные списки людем, и памяти по приказом о всяких делех о посольском отпуске»[90]; после записи в столбце следуют соответствующие документы.

           Пометки на листах столбцов позволяют сделать вывод о том, что в своей работе служащие Посольского приказа стремились опереться на прецеденты, имевшие место ранее. При этом враждебное отношение нового монарха к своему предшественнику, хотя и сказывалось на формулировках выписок «в пример», но все же не являлось фактором, ограничивающим использование примеров из предыдущих царствований. Так, в выписке о приездах в Москву черкесских мурз, сделанной при Лжедмитрии, Борис Годунов упоминается без царского титула: «А в прошлом 111‑м году, как был на Москве черкаской Сунчалей-мурза при Борисе...»[91] В том же деле, после смерти Лжедмитрия, была сделана выписка о приезде при самозванце того же мурзы: «Да в 114‑м году приезжал при розстриге Сунчалей ж мурза...»[92] Иногда текст сделанной пометы позднее исправлялся. В этом отношении интересна помета на обороте челобитной гонцов, отправленных в марте 1606 г. от Лжедмитрия в Крым. Первоначально текст пометы был традиционным: «Государь слушал. В столп». Однако после убийства Лжедмитрия документация Посольского приказа была подвергнута «редакторской правке», и слово «государь» было зачеркнуто; вместо него над строкой приписали «рострига»[93]. Примеры из времени царствования Лжедмитрия встречаются в документации Посольского приказа вплоть до 1618 г. Отправленный в конце 1613 г. в Ногайскую Орду посланник бил челом об увеличе[44]нии подмоги, ссылаясь при этом на то, что «при розстриге послан был посланник, и тому было дано на подмогу сто рублев»[94]. По челобитной кречатников, отправленных из Крыма в октябре 1614 г., была сделана выписка, в которой упоминалось: «Как посыланы вожи с Офонасьем Мелентьевым..., а из Крыму приехали они после розстригина извода...»[95] Сила прецедента была настолько велика, что, при отсутствии соответствующего примера, служащие Посольского приказа приходили в растерянность. Например, в 1616/17 г., по поводу челобитной казаков, доставивших от русских послов из-под Новгорода грамоты в Псков через занятые шведами территории, в приказе была сделана запись: «А например в Посолском приказе выписать им некого: таких проходцов, которые б от послов во Псков и изо Пскова к послом прохаживали, наперед сего к Москве не присылывано»[96]. О том, что служащие Посольского приказа постоянно обращались за справками к прежней документации, свидетельствуют многочисленные записи вроде: «И выписано в пример», «И выписано ис поместново столпа», «И сыскано в записной тетрати нынешнего 124 году», «И выписано из отпуску Солового Протасьева»[97].

           Следует отметить, что делопроизводственная работа в Посольском приказе велась достаточно оперативно. Свидетельством этому являются пометы, сохранившиеся в столбцах. Так, в «турецком» столбце 1613 г. сохранилась следующая запись после текста отписки, пришедшей в приказ: «Список с отписки, что прислана ис Переславля Резанского с резанцом с Васильем Климовым 121‑го августа в 16 день, а подлинная отписка отдана в Володимерскую четверть с толмачом с Степаном Микифоровым того ж дни»[98]. Помета свидетельствует о том, что в течение одного дня отписка была прочитана в Посольском приказе, переписана и отправлена во Владимирскую четверть, где ведался Переяславль Рязанский. Об оперативности работы персонала Посольского приказа свидетельствуют записи напротив черновиков грамот и памятей, исходивших из Посольского приказа: «Переписать тотчас», а также отметки о выполнении этого распоряжения: «Переписана и послана»[99]. Спешность выполнения работы не должна была оправдывать ее небрежности: после черновых вариантов исходящих документов в некоторых делах со[45]хранились дьячьи резолюции: «Переписать добра», «Велеть писать добра»[100].

           Достаточно быстро реагировали в Посольском приказе и на изменения внутренней и внешнеполитической ситуации. В спешном порядке были переработаны документы посольства, отправленного от Лжедмитрия в Персию: в сохранившихся отрывках наказа посольству заметны следы правки документации миссии, произведенной после гибели самозванца и восшествия на престол Василия Шуйского[101]. Всего через месяц с небольшим после свержения Лжедмитрия, 25 июня 1606 г., под Астраханью была получена грамота, в которой содержалось распоряжение задержать отправленного «расстригой» в Ногайскую Орду посланника и заменить грамоты от Лжедмитрия грамотами Василия Шуйского[102]. Интересно также распоряжение, отданное думным дьяком Петром Третьяковым, находившимся с царем Михаилом на богомолье, его заместителю Савве Романчукову (грамота от 29 сентября 1614 г.). В грамоте сообщалось, что у отправленного в Империю гонца Ивана Фомина «воры» отняли все проезжие грамоты. В связи с этим судья Посольского приказа распорядился: «И по государеву... указу диаку Саве Раманчюкову тое проезжую грамоту в государства, и на Колу, и на Колмогоры об их отпуске, каковы посланы с Иваном наперед сего, велети написати против прежнего отпуску слово в слово тотчас, не выходя из ызбы..., а отпустити их до государева приходу»[103].

           Можно привести и другие примеры оперативности делопроизводственной работы служащих Посольского приказа.  11 и 13 января 1616 г. от посланников, находившихся на  русско-шведских переговорах в Дедерино, в Москву пришел запрос о крайних границах территориальных уступок шведам, в Посольском приказе немедленно был заготовлен текст, содержавший набор предполагаемых притязаний шведской дипломатии; возможные на переговорах ситуации были обсуждены в Боярской думе, после чего были составлены два варианта черновика наказа (в настоящее время их сохранившиеся фрагменты составляют 30 листов текста). Черновик, в свою очередь, был переписан начисто и отправлен к послам в Дедерино уже 15 января 1616 г.[104] Достаточно быстро составлялись посольские наказы и позднее. [46] 13 июля 1618 г. на Дон был отправлен встречать турецкого посланника дворянин Ю.Богданов. Кроме прочего, Богданову было наказано говорить с донскими казаками. Однако, вскоре после отъезда Ю.Богданова, в Посольском приказе было получено известие о пленении российского посольства С.Хрущева в Крым запорожскими казаками. Дипломатическое ведомство быстро отреагировало на эту новость: уже 21 июля 1618 г. вслед Богданову был отправлен толмач Посольского приказа Д.Аминев с царской грамотой и новым наказом: «А наказ государев к Юрью послан с Данилком же против прежнего ж, каков ему дан был на Москве июля в 13 день, только в том в новом наказе приправлено про крымских послов про Степана Хрущева, что их поимали черкасы, и Ливны и Елец взяли, да ведено на Дону просить ратных людей 5000 человек или и болшии, или сколько мочно войска послать»[105]. Как видно из этой записи, сразу после получения в приказе информации о походе запорожцев в русские земли, был составлен второй вариант наказа посланнику. Во время русско-польских переговоров на р. Пресне под Москвой, с 22 по 27 октября 1618 г. русские послы успели получить из Посольского приказа один за другим четыре наказа[106]. В ряде случаев дипломатическая документация составлялись заранее. Так, в начале 1618 г. предполагалось начать новый раунд русско-польских мирных переговоров (так и не состоявшихся). Тем не менее, необходимые для переговоров документы были составлены; на полях соответствующего столбца сохранилась помета: «Ещо не писано. Ждать»[107].

           Интересны также исправления, нередко встречающиеся в столбцах Посольского приказа. Правка документации, осуществленная при Лжедмитрии, показывает стремление нового царя ввести в дипломатическую терминологию нетрадиционные для Московского государства термины. Так, в столбце об отпуске в Польшу в 1605 г. гонца П.Чубарова обычные для российского делопроизводства слова «царь» и «царский» (в отношении русского государя) несколько раз исправлены на «цесарь» и «цесарский»[108]. Еще более интересна правка в столбце, содержащем наказ посольству князя И.П.Ромодановского в Персию. В указанном деле имеют место два «пласта» исправлений. Первая правка имеет тот же характер, что и в предыдущем случае: слова «царь» и «цар[47]ский» исправляются соответственно на «цесарь» и «цесарский». Эта правка производилась, безусловно, при Лжедмитрии, претендовавшем на титул цесаря. Однако в тексте присутствует и второй «пласт» исправлений: слова «цесарь» и «цесарский» вновь исправлены на исходное «царь» и «царский». Изначальное «Дмитрий Иванович» в наказе повсеместно исправлено на «Василий Иванович». Кроме того, первоначальное «Борис Годунов» и «Борис» в тексте исправлены на «царь Борис»[109]. Вторая правка производилась, следовательно, после убийства самозванца, при Василии Шуйском. В данном случае исправления в столбце интересны для нас не только тем, что демонстрируют процесс изменений дипломатической терминологии, но и тем, что указанная правка позволяет значительно уточнить время отправления миссии Ромодановского в Персию. В описи 77‑го фонда РГАДА и во всех исследованиях по русско-персидским отношениям посольство ошибочно относят к 1607 г., исправления же в наказе свидетельствуют о том, что миссия Ромодановского была подготовлена и отправлена в конце царствования Лжедмитрия, в мае 1606 г.

           Иногда характер исправлений, встречающихся в столбцах, выдает стремление служащих Посольского приказа скрыть от иностранных дипломатов реальные масштабы охватившей страну Смуты. В крымском столбце 1607 г. было записано, что крымского гонца отпустят, «как от воров польская дорога [очистится]». Однако указанная фраза демонстрировала, насколько серьезные проблемы создавали московскому правительству люди самозванного царевича Петра, поэтому цитированные слова были вычеркнуты, а вместо них было написано более нейтрально: «как наш гонец от брата нашего (крымского хана. – Д.Л.) к нам придет»[110]. Аналогичный пример можно найти и позже. При изложении «неправд» шведского короля к Московскому государству английскому дипломату в 1615 г., в частности, предполагалось сказать, что Василий Шуйский попросил помощи у Карла IX, «не чая своими рускими людьми против польских и литовских людей устояти». Однако эта фраза, показывающая слабость Московского государства в условиях Смутного времени, была вычеркнута, просьба Василия Шуйского о помощи в окончательном варианте ничем не мотивировалась[111].

[48]

*  *  *

           Подведем итоги рассмотрению столбцов Посольского  приказа начала XVII столетия. В описанный период делопроизводственная деятельность служащих дипломатического ведомства была, безусловно, очень активной. Большую часть материалов делопроизводства Посольского приказа  составляли столбцы. Составление столбцов представляло собой первый уровень обобщения и отбора материалов, связанных с той или иной дипломатической миссией. Столбцы формировались из разнородной документации; отдельные документы, включавшиеся в столбцы, составлялись по четко установленному стандарту, отклонения от которого встречаются довольно редко.  Анализ столбцов Посольского приказа начала XVII в. позволяет сделать вывод о том, что в них включались далеко не все поступавшие или исходившие из этого ведомства документы; не случайным был и порядок последовательности материалов, подклеивавшихся в столбцы. Составление столбцов подразумевало отбор и отсеивание определенного объема документации (прежде всего, дублирующих друг друга документов). Служащие Посольского приказа работали весьма оперативно, опираясь на принцип прецедента, предусматривающий постоянное обращение к прежнему делопроизводству (как при решении мелких вопросов, так и при составлении посольского наказа для миссии, отправляемой за рубеж). Рассмотрение столбцов позволяет представить некоторые приемы составления государевых грамот и посольских наказов. Особый интерес вызывает укоренившаяся в рассматриваемый период в Посольском приказе практика предварительного составления протоколов аудиенций иностранным дипломатам. Широкое распространение практики предварительного протоколирования аудиенций свидетельствует о стремлении служащих Посольского приказа свести дипломатическую документацию к единому формуляру. Богатый материал для размышления предоставляют исправления и пометы, часто встречающиеся в столбцах.

           В целом же следует отметить, что в Смутное время Посольский приказ продолжал функционировать на высоком профессиональном уровне. Смута оказала заметное воздействие на содержание книг и столбцов, составленных в дипломатическом ведомстве (в них широко отражены события [49] кризиса начала XVII столетия), но не привнесла сколько-нибудь заметных новшеств в оформление посольской документации; в рассматриваемый период в Посольском приказе использовались прежние, проверенные и устоявшиеся формы делопроизводства.

           [49-51] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста