Некоторые вопросы изучения писцовых материалов XVI века

Автор
Иванов В.И.

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XVI

Библиографическое описание:
Иванов В.И. Некоторые вопросы изучения писцовых материалов XVI века // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.): сборник статей памяти В.И.Буганова / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. Н.М.Рогожин. М., 2001. С. 126-134.

Текст статьи

[126]

В.И.Иванов

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ИЗУЧЕНИЯ ПИСЦОВЫХ МАТЕРИАЛОВ XVI ВЕКА

           Немногие описания XVI в. подвергались тщательному источниковедческому анализу. Особенно глубокое исследование писцовых материалов мы находим в работах В.Б.Павлова-Сильванского[1]. Много интересных наблюдений по метрологии писцовых книг и другим вопросам сделано авторами «Аграрной истории Северо-Запада России»[2]. В своем исследовании аграрного строя России Е.И.Колычева обобщила сведения о проведении писцовых работ в XVI в. По ее мнению, в частности, только третья генеральная перепись (середины 50-х гг.) сопровождалась измерением площади пашни у всех групп землевладельцев. Однако только в 4-й генеральной переписи 1585-1587 гг. подсчет «количества земли» достигает необычайной точности, в силу чего этими писцовыми книгами часто пользовались и в XVII в.[3] Этот вывод противоречит утверждению санкт-петербургских исследователей об очень относительной точности новгородских писцовых книг. Так, в Шелонской пятине цифры перелога и лесом поросшей пашни, на их взгляд, сколько-нибудь точно размеры этих угодий не отражали. В Водской пятине дела обстояли несколько лучше, зато в Заонежских погостах книга 1563 г. просто копировала данные о пашне 1496 г., а писцовые книги 1582 г. вообще не дают возможности определить количество четвертей пашни в пустых обжах[4].

           С.М.Каштанов обратил внимание на заметную эволюцию приемов составления писцовых книг и сотниц, которую он связывает с изменением целей проведения описаний. Первоначально правительство стремилось к установлению простого контроля над привилегированными «боярщинами» и «монастырщинами» и только позднее встала задача зафиксировать зависимое от феодалов население и обложить его податями. Вследствие чего с конца 60-х гг. XVI в. установил[127]ся «подробный формуляр сотниц, предусматривающий запись количества пашни, числа дворов, копен сена для каждой деревни», чего не было в более ранних источниках этого типа. В дальнейшем писцовое дело использовалось все более как средство закрепощения крестьянства[5].

           Степень сохранности материалов писцового делопроизводства XVI в. весьма низкая[6]. Двинский уезд описывался в XVI в. четыре раза. Дошли лишь отдельные строки описания Т.М.Афанасьева 1500-1501 гг.[7]; сотные на владения Николо-Корельского и Архангельского монастырей по письму И.П.Заболоцкого 1552-1553 гг.[8] и сотные на вотчины Антониево-Сийского, Николо-Корельского и Архангельского монастырей 1586-1587 гг. (писец В.А.Звенигородокий)[9]. К этому можно добавить только три сотные (1563, 1575 и 1586 гг.) на волость Варзугу[10]. По Заонежью мы имеем писцовую книгу 1563 г. А.Лихачева и подьячего Л.Добрынина (не полностью) и писцовую книгу 1582-1582 гг. А.Плещеева и подьячего С.Козьмина[11]. Первое описание Кольского уезда было проведено В.Агалиным и подьячим С.Соболевым в 1573/1574 г. Итоги и отдельные отрывки из него включены в писцовые книги А.Михалкова начала XVII в.[12]

           Каргопольские писцы Я.Сабуров и И.Кутузов описывали уезд в середине XVI в. Результатом их работы стали книги «сотные Каргапольского уезда Турчасовского стану подлинные, да перечневые», содержание которых заметно отличалось друг от друга. В «подлинных» записаны были деревни, обжи и пашня «подлинно», а в «перечневых» только волости и в них «сошки малые». И подати в них были зафиксированы разные — то, что было в «подлинных» не писалось в «перечневых», за исключением «посопного хлеба» и денег за белки, за горностаи и ямские, которые попади туда, вероятно, по ошибке и при сборе не учитывались, так как были уже записаны в «подлинных»[13]. Их писцовые книги были составлены и находились уже в Москве к 11 декабря 1551 г., однако и в 1553, и 1554, и 1555 гг. писцы продолжали свою деятельность, выдавая выписи, оброчные и льготные грамоты местному населению, для подтверждения или установления их прав на земельные и промысловые угодья[14]. Сначала [128] писцы обязаны были проверить наличие документов на владение землей или найти наследственных вотчинников. Отсутствие законных владельцев давало им право утвердить нового по своему усмотрению, как это было, например, в деревнях Олутинской и Антоновской Владыченской волости, с предоставлением ему, как правило, нескольких льготных лет[15].

           Нам известны два варианта сотных с этих писцовых книг. Одна сотная выпись датируется 4 февраля 1556 г. и содержит описание владений только Соловецкого монастыря. Дошла до нас в списке в составе Грамот Коллегии Экономии[16]. Другая — включает сведения о всех деревнях Турчасовского стана и датируется мартом 1556 г. Список ее из архива Соловецкого монастыря по водяным знакам датируется началом XVII в. (1602-1609)[17]. Эти сотные отличаются друг от друга составом и содержанием. Из 12 деревень февральской сотной, в мартовской значатся Соловецкими только четыре (деревни За Оченгою, Давыдовская, Филиповская, Родионовская). Но даже по одним и тем же деревням эти источники дают противоречивые данные о владельцах и размерах пашни. Так, в Филиповской по сотной от 4 февраля значится у Лазаря Онисимова пашни «полторы обжи», а в мартовской — у Ивана Мокеева сына Попова «обжа и полчетверти обжи»[18]. Если сравнить сотные 1556 г. с выписью из писцовых книг 1620-1622 гг., то окажется, что в февральской из 12 деревень только трем имеется соответствие, а в мартовской — 15 из 29[19]. Но самое главное заключается в том, что размер пашни (в обжах) по сотной от 4 февраля совпадает с суммой «живущего» и «пустого» по выписи из писцовых книг 1620-1622 гг., но... в вытях. Например, в той же Филиповской вместо 1,5 обжи значится «пашни паханной» середней земли 4²/₃ чети, а «перелогом и лесом поросло» 16¹/₃ чети и 50 копен сена, итого «в живущем» — ¹/₃ выти, а в «пусте» — l¹/₆ выти[20], т.е. всего 1,5 выти. Сомнения в подлинности февральской сотной усиливает еще и наличие печати черного воска с неясным изображением, которая в «списке с сотные слово в слово», как она себя называет, явно не уместна, так как упомянутая в конце текста печать царя и великого князя должна была бы быть на подлинной [129] сотной, но никак не на копии. Тем более, что указаний на удостоверение списка чьей-либо печатью отсутствует.

           После этих наблюдений можно с полным основанием утверждать, что монастырские власти составили поддельный список о сотной от 4 февраля 1556 г. с писцовых книг Я.Сабурова и И.Кутузова на монастырские дворы и деревни, оброчные пожни, варницы и рыбные ловли. Сделано это было скорее всего уже после дозора старца Капитона 1599/1600 г., так как в первоначальном имеющемся у нас списке его описания использованы были сведения мартовской сотной[21], а в последнем, третьем — февральской[22]. Изготовлена эта подделка могла быть после дозора 1615 г. Сем.Языкова и подьячего Сем.Осовина, которые описывали обжами (в 12-14-16 четвертей пашни)[23], в связи с тем, что монастырь в 1616 г. затеял обмен 12 своих деревень и просил вместо утраченных «обельных» деревень обелить соответствующее число оставшихся[24]. Не случайно, наверно, один из списков этой сотной имеет заголовок: «Сотная на белые деревни Соловецкого монастыря», и количество зафиксированных в ней деревень равно 12[25].

           Выданная в марте 1556 г. сотная (имеющийся вариант) не содержит информации о размерах пашни[26], однако есть все основания предполагать, что в «подлинных» книгах такие сведения присутствовали[27]. Можно лишь частично согласиться с заключением Е.И.Колычевой о том, что отсутствие сведений о пашне и ее качестве в сотной и повторное описание одного и того же уезда в течение 5-10 лет, является свидетельством того, что первое описание было проведено по старым принципам, ненормированной сохой. В Каргопольском уезде вскоре после Я.Сабурова действительно было проведено новое описание Н.Яхонтова[28]. Свою деятельность Яхонтов начал в сентябре 1560 г. с проверки купчих на землю[29]. Проводилось оно со специальной целью — введение оброка «за наместничий откуп» и за сенные покосы, «что за обежною мерою оставалися»[30], т.е. в этот раз измеряли не только пашню, но и сенокосы, которые раньше в тяглые угодья не включались. Опираясь на имеющиеся сведения, мы можем реконструировать некоторые особенности писцо[130]вой книги Я.Сабурова. Во-первых, следует отметить, что сбор основных податей производился по ней вплоть до начала XVII в.[31] Следовательно, никакого нового общего описания в XVI в. не производилось. А так как обложение основывалось в это время, прежде всего, на тяглой пашне, то можно с уверенностью утверждать, что измерение ее было произведено еще при первом описании. О «мере» говорит и монастырский дозорщик в конце XVI в.[32] Во-вторых, сенокосы Я.Сабуров, очевидно, не мерил и в обжи не включал. Это возможно одна из причин, заставивших правительство проводить еще одно описание. В-третьих, опираясь на разъяснения старца Капитона (в конце XVI в.) о том, что Н.Яхонтов описывал «В мере да и в обежном числе легче», т.е. увеличил норму обжи, что не было связано с какими- либо экономическими или природными потрясениями, так как предназначалось для сбора новых оброков. Судя по соотношению тяжести оклада в одних и тех же деревнях, по описанию Н.Яхонтова — 1562 года и Я.Сабурова — И.Кутузова 1556 года, обжа у последних была в 1,66 раза меньше, т.е. должна была включать пашни около 6 четв. «доброй» земли в одном поле, причем сенокосы в расчет не брались[33]. Сам же Н.Яхонтов в обжу клал 10 четв. «доброй», 12 четв. «середней», или 14 четв. «худой» пашни «в поле» и 30 копен сенокосов. За все сенокосы, превышающие эту норму, крестьяне должны были платить дополнительный оброк[34]. В XVII в. единицей обложения становится, вместо обжи, выть. Размеры ее, по сравнению с описанием 1556 г., увеличены были почти в два раза и составляли 12 четей «доброй», 14 четей «середней» и 16 четей «худой» пашни «в поле, а в дву по тому же», при 30 копнах сенокосов (фактически, по нашим подсчетам, на выть приходилось в среднем 35 копен)[35].

           Условность государственного описания 1562 г. проявляется еще и в том, что принятая система исчисления размеров земельных угодий, исходя из правильного трехпольного севооборота («в поле, а в дву потому ж»), являлась формальной счетной операцией. В Поморье яровой клин обычно в не[131]сколько раз превосходил озимый, а в некоторых районах рожь вообще не культивировалась[36].

           К 70-м гг. XVI в., по мнению Е.И.Колычевой, относится появление новой разновидности писцовых книг — «книги письма и дозору», которые составлялись в наиболее разоренных уездах с целью зафиксировать состояние посевных площадей, учесть размеры запустения[37]. Фактически этому дозору подвергалась вся территория страны, включая Новгородский край и Двину. В Каргополе дозор 1573-1574 гг. проводил Борис (Аргун) Иванов сын Беклемишев[38]. Книги его до нас, вероятно, не дошли. О его деятельности мы узнаем из довольно многочисленных приписок на актах. В Фонде Соловецкого монастыря нам известно 16 поземельных актов, имеющих запись об их предъявлении Аргуну Беклемишеву[39]. В большинстве из них говорится: «Восемьдесят второго году ся купчая Аргуну явлена, а вотчинник не лживил. Аргун»[40]. Некоторые акты имеют иную редакцию записи: «В восемьдесят во втором году ся купчая кладена перед Аргуном, а вотчинник никаков не ставился на ту землю перед Аргуном. Аргун»[41]. Исходя из содержания приписок, можно утверждать, что Аргун Беклемишев проводил проверку законности зафиксированных актами сделок. Прежде всего он проверял соблюдение прав вотчинников, имевших по Судебнику 1550 г. сорокалетний срок выкупа владений (ст. 85). Известно также, что Соловецкий монастырь, представив купчие на дворы, купленные в Золотицкой вол., получил выпись из писцовых книг с его личной печатью[42].

           Из 16 выявленных актов с припиской дозорщика, более трети (6) фиксировали переход крестьянских земель Соловецкому монастырю. Можно предположить, что Аргун Беклемишев особое внимание обращал на монастырские приобретения. Это могло быть связано с постановлением освященного собора 1572 г. о необходимости докладывать государю о всех монастырских приобретениях и о том, что законными являются только те монастырские владения, которые были доложены государю и получили одобрение Боярской Думы[43]. Остальные акты с припиской регулируют внутрикрестьянские поземельные отношения. Среди них заметна [132] доля купчих (4), в которых владельцами земли выступают женщины. В одной из них Вас.Есипов продал участок, полученный от жены[44]. В другой — мать и дочь продали земли своего мужа и отца на Тевзегоре[45]. В третьей — Лукерья Огородова продала свой участок земли, который до этого сама же купила[46]. В четвертой — Игнатеи Гоголев продал участок, некогда купленный им у Феодоры Фалелеевской жены Седезеневской[47]. Такие обстоятельства, возможно, привлекали повышенное внимание дозорщиков.

           В это же время (1573-1574 гг.) в Варзужской волости (Двинский уезд) писцы В.Агалин с подьячим С.Соболевым расспрашивали монастырских старцев о принадлежности волостных земель и причинах их запустения[48]. Дозорщики 70-х гг. XVI в., судя по всему, не столько выявляли запустение земель, сколько обязаны были проверить права на владения, разобрать поземельные споры и оформить с учетом установленных изменений выписи из писцовых книг. Измерением земель, уточнением размеров отдельных владений, они, по всей видимости, также не занимались, а только «досматривали» имеющиеся у владельцев крепости. Этим, вероятно, объясняется встречающееся название писцовых книг — «книги письма и досмотру».

           [132-134] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста