Когда была отменена опричнина?

Автор
Володихин Дмитрий Михайлович

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XVI

Библиографическое описание:
Володихин Д.М. Когда была отменена опричнина? // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). К 80-летию члена-корреспондента РАН В.И.Буганова: сборник статей / отв. ред. Н.М.Рогожин. М., 2012. С. 177-187.

Текст статьи

[177]

Д.М. Володихин

КОГДА БЫЛА ОТМЕНЕНА ОПРИЧНИНА?

           Историческая наука не располагает указом Ивана IV об отмене опричнины. Поэтому иногда вспыхивают дискуссии о времени и содержании этого указа; более того, о том, насколько правомерно говорить о единовременном упразднении опричных порядков.

           Б.Н. Флоря и Р.Г. Скрынников указали на ценнейший источник по хронологии опричнины – письмо чернобыльского старосты Филона Кмиты от 3 ноября 1572 г., обращенное к Н. Радзивиллу[1]. У Кмиты, видимо, от лазутчиков, появились данные о ликвидации опричнины. В частности, он пишет: «Князь великий з землею своею умирил и опричнину зламал, и за тыми своими и князми и паны и со всеми бояры и всеми землями своими впокоил, з митрополитом [178] и владыками угодивился и прощавмися». Датировка предыдущего письма Кмиты в его переписке с Радзивиллом не указана.

           Таким образом, что известно историкам? В начале ноября 1572 г. опричнины уже не существовало. Не известно: во-первых, каков хронологический промежуток от ее отмены до того момента, когда Ф. Кмита решил донести об этом Н. Радзивиллу; во-вторых, произошло ли разовое «ликвидация» всех опричных порядков, или же демонтаж опричнины длился долго, и под занавес осталось лишь стереть ее имя?

           Ответа на первый вопрос нет. Отделяла ли отмену опричнины от письма Кмиты неделя, или, может быть, месяц, три месяца, – неизвестно. Каким быстродействием обладали информаторы, услугами коих пользовался Кмита, и сколь быстро он обязан был докладывать о полученных данных Н. Радзивиллу, также неизвестно. Более того, сообщение Генриха Штадена (см. ниже) показывает: строгое наказание за разговоры об опричнине могло воспрепятствовать скорому распространению информации о ее отмене.

           Наиболее продуктивным, думается, было бы видеть в опричнине сумму нескольких элементов и соответственно определять момент падения опричнины сроками ликвидации каждого из них.

           Итак, опричные порядки характеризуются, прежде всего:

           • наличием боевого опричного корпуса как самостоятельной организации, отдельной от земской армии; более узкого военно–административного ядра, выступавшего в походы в составе государева полка;

           • опричного землевладения;

           • опричной Боярской думы;

           • квазирелигиозной организации, которую можно условно назвать «Слободским орденом»;

           • специфической одеждой членов опричного братства, показывавшей их строгое отделение от земщины.

           Другие признаки, как-то: привилегии опричников в судебной сфере, позволение им совершать преступные деяния в отношении земцев и опричные массовые репрессии не могут быть строго определены и не являются исключительными чертами в истории Московского государства XVI–XVII столетий.

           Когда же прекратил существование опричный военный корпус? В данном контексте ряд вопросов ставит разрядная запись выхода опричников под Тарусу. Эта запись относится к 7080 (1571/72) г.[2]. Она свидетельствует о хронологически самой поздней крупной самостоятельной операции опричного воинства. С зимы 1571–1572 гг. нет ни единого значительного похода, о котором можно было бы твердо сказать, что командный состав набирался исключительно из опричников, без участия земских воевод. Общие действия опричных ратей [179] и земских встречаются уже с 1569 г., когда З.И. Плещеева-Очина был направлен с опричным отрядом на поддержку земской армии воеводы М.Я. Морозова, чтобы совместно отбить Изборск. Но до середины 1571 г. разряды четко отделяли участвующие в крупной операции соединения опричников от соединений земцев. А с зимы 1571–1572 гг. начинается расписывание опричных и земских воевод в один и тот же полк без обозначения их принадлежности к опричнине и земщине.

           Итак, текст Тарусской разрядной записи 7080 г.:

           «Того же году в Торусе из опришнины воеводы были по полком:

           В большом полку воеводы князь Михайло Темрюкович Черкасский да князь Иван Васильевич Темкин.

           В правой руке воеводы князь Микита Романович Одоевский да князь Ондрей Петрович Хованской.

           В передовом полку воеводы князь Василей Иванович Борбашин да окольничей Микита Васильевич Борисов.

           В сторожевом полку воеводы князь Василей Иванович Телятевский да князь Иван Охлябинин.

           В левой руке князь Иван да князь Дмитрий Щербатые».

           Запись присутствует только в сокращенной редакции разрядной книги. Информация, содержащаяся в ней, использовалась исследователями, в частности, В.Б. Кобрин учел ее при составлении списка опричников. Однако очень сомнительно, что этот выход опричного корпуса мог состояться. Во всяком случае, он не мог пройти при том составе воевод, который приведен в разрядной книге. Прежде всего, князь М.Т. Черкасский был казнен после прорыва хана Девлет-Гирея к Москве. Казнь состоялась в конце мая – начале июня 1571 г.[3]. Возможно, его имя попало в заготовку разряда, предназначенного для выхода полков осенью 1571 г. Когда эта заготовка составлялась, приказные люди еще не знали о смерти Черкасского. В этом случае возможны два варианта. Либо поход к Тарусе все-таки состоялся, но без участия покойного князя (это могло произойти только осенью 1571 г., поскольку названные в записи воеводы – князья Д. Щербатый, Н. Одоевский, И. Охлябинин и А. Хованский – участвовали зимой, весной и летом 1572 г. в других походах: к Новгороду Великому, «на берег», а также в оборонительной операции против очередного набега Девлет-Гирея), либо похода не было, хотя заготовка и вошла в состав разрядной книги[4].

           В пользу второго варианта говорит почти полная идентичность этой записи и другой, составленной за год до того, для похода опричного корпуса туда же, к Тарусе. На всех воеводских постах стоят те же персоны, лишь последняя строка звучит иначе: «В левой руке князь Иван Черкасской, да князь Дмитрей Щербатой»[5]. Но и эта разница может объясняться одной только оплошностью писца: случайно про[180]пустив слово «Черкасской» он мог создать ошибочное впечатление, что в состав разряда введен князь Иван Щербатый.

           Необыкновенное сходство двух разрядов носит уникальный характер: небывалое дело, чтобы разрядные записи, составленные с хронологической дистанцией в год, при совершенно разных обстоятельствах, тем не менее, во всем или почти во всем повторяли друг друга. Вероятнее всего, переписчик дважды ввел в состав разрядной книги одну и ту же запись. Но тогда сама возможность похода опричной армии к Тарусе выглядит крайне сомнительно. Пользоваться данными Тарусского разряда 7080 г. для определения состава опричной военной элиты означает делать источниковедчески неоправданный шаг.

           В этом случае дата последней крупной операции опричного корпуса как самостоятельного соединения должна быть перенесена на более раннее время. Осенью 1570 г. его вывели к Тарусе, плюс еще два значительных отряда опричников были развернуты под Калугой и у Сенькина перевоза[6]. Бóльшая часть этих сил была сконцентрирована в мае 1571 г. для крупной оборонительной операции. Во всяком случае, когда против Девлет-Гирея, рвущегося к Москве, стали собирать полки, то полковые воеводы были назначены в основном из числа тех, кто был выставлен охранять южный рубеж еще осенью[7]. Против крымцев опричники и армия земщины действовали в условиях раздельного командования и притом крайне неудачно[8]. Бóльшая часть опричного корпуса покинула поле боя вместе с царем, а оставшиеся жестоко пострадали, пытаясь отстоять столицу. Результатом же стал общий разгром вооруженных сил Московского государства и сожжение татарами столицы. Видные опричные военачальники, участвовавшие в походе как полковые воеводы, подверглись смертной казни: князь М.Т. Черкасский, князь В.И. Темкин-Ростовский, В.П. Яковлев. Больше опричный корпус как самостоятельная боевая сила не собирался. Видимо, летом 1571 г. военная организация опричнины рухнула.

           После дискредитации данных Тарусского опричного разряда 7080 г. остается констатировать: в распоряжении историка нет данных, которые доказывали бы участие опричного боевого корпуса даже в обороне южных рубежей Московского государства осенью 1571 г., хотя в 1567–1570 гг. опричные полки регулярно несли «береговую» службу на Оке. Для того, чтобы отменить ежегодный осенний выход опричников на Оку, требовалось особое решение государя и оно, как видно, было тогда принято.

           25 декабря 1571 г. из Орешка вышло против шведов войско под руководством земского воеводы большого полка Ивана Михайловича Большого Морозова, у которого в подчинении находились два опричных военачальника – князь Дмитрий Михайлович Щербатый и Яков Федорович Волынский-Попадейкин (соответственно воеводы [181] передового и сторожевого полков)[9]. Зимой 1571–1572 гг. в Новгороде Великом концентрируется большая русская армия под командой самого Ивана IV для действий против шведов. В ее составе опричные и земские воеводы перемешаны на уровне командования отдельными полками: командный состав одного полка мог включать как опричников, так и земцев.

           Итак, у историка есть достоверные данные о существовании военной организации опричнины за период неполных шести лет с октября 1565 по май 1571 г.

           Как долго существовало опричное землевладение? Во многом ответ на вопрос о том, когда опричное земледелие начало разрушаться, зависит от датировки свидетельств немца–опричника Генриха Штадена. Он довольно долго жил на территории Московского государства и, во всяком случае, провел здесь всю первую половину – середину 70-х гг. XVI столетия. Из России Штаден бежал лишь в 1576 г. Отмена опричнины затронула его лично, поскольку он был военнослужащим опричного боевого корпуса[10].

           Штаден пишет: «С этим пришел опричнине конец (darmit nam Aprisnay ein Ende), и никто не смел поминать опричнину под следующей угрозой: [виноватого] обнажали по пояс и били кнутом на торгу. Опричники должны были возвратить земским их вотчины. И все земские, кто [только] оставался еще в живых, получили свои вотчины, ограбленные и запустошенные опричниками»[11]. Позднее он добавляет: «Когда эта игра (dis Spil) была кончена, все вотчины были возвращены земским, так как они выходили против крымского царя. Великий князь долее не мог без них обходиться. Опричникам должны были быть розданы взамен этих другие поместья. Благодаря этому я лишился моих поместий и вотчин»[12].

           Остается определить, к какому времени относятся неопределенные отсылки Штадена: «С этим пришел опричнине конец», «Когда эта игра была кончена». Со времен С.Б. Веселовского большинство исследователей датирует данные события августом или, может быть, осенью 1572 г.[13]. Именно тогда, в июле–августе Девлет-Гирей подвергся разгрому в многодневном сражении у Молодей и, по мнению многих историков, успешные совместные действия опрично–земской армии привели царя к выводу о необходимости отменить общественный институт, изживший себя. Эта концепция восходит еще к Н.М. Карамзину[14].

           Но так ли это? Обратимся к тексту самого Штадена. В первом случае отрывку о конце опричнины, действительно, предшествует сообщение о нашествии Девлет-Гирея. Но не о том, которое произошло в августе 1572 г., а о другом, случившемся на год раньше – в мае 1571 г. Тогда русская столица подверглась страшному пожару, причем в огне погиб и большой, хорошо укрепленный опричный двор. [182] Сразу после слов о гибели этого двора Штаден сообщает: «С этим пришел опричнине конец…» и т.п.

           Во втором случае опять рассказывается об оборонительной операции русских войск против Девлет-Гирея. И вновь речь идет о майском набеге 1571 г. Чтобы доказать это, имеет смысл привести предшествующий отрывок, довольно значительный. Итак, Штаден рассказывает о большом пожаре, долго разрушавшем Москву, но, в конце концов, закончившемся, а затем добавляет:

           «На другой день, когда войско великого князя собралось у Оки, каждый должен был помогать при постройке гуляй–города соответственно размеру своих поместий, равно как и при постройке укреплений по берегу реки Оки – посажению. Я не соглашался на это. Когда [крымский] царь подошел к реке Оке, князь Дмитрий Хворостинин – он был воеводой передового полка – послал меня с 300 служилых людей (Knesen und Boiaren). Я должен был дозирать по реке, где переправится царь. Я прошел вверх несколько миль и увидел, что несколько тысяч всадников крымского царя были уже по сю сторону реки. Я двинулся на них с тремя сотнями и тотчас же послал с поспешением ко князю Дмитрию, чтобы он поспевал нам на помощь. Князь Дмитрий, однако, отвечал: “Коли это им не по вкусу, так они сами возвратятся”. Но это было невозможно. Войско [крымского] царя окружило нас и гнало к реке Оке. Моя лошадь была убита подо мной, а я перепрыгнул через вал и свалился в реку, ибо здесь берег крутой. Все три сотни были побиты насмерть. [Крымский] царь со всей своей силой пошел вдоль по берегу. И я один остался в живых»[15].

           События, таким образом, логично реконструировать в следующей последовательности: Генрих Штаден встречал крымских татар на Оке в качестве командира одного из передовых отрядов. При переправе крымцев он завязал с ними бой, проиграл его и не получил помощи от своего прямого непосредственного начальника, воеводы князя Хворостинина. В результате отряд Штадена погиб, а он сам потерял лошадь, но уцелел. Позднее он оказался в Москве и испытал на себе все ужасы пожара (об этом подробно рассказывается в его записках). На другой день после пожара войско вновь собралось у Оки и занялось строительством оборонительных сооружений. Это, кстати, полностью подтверждается данными разрядов.

           Так, майский разряд 1571 г. сообщает: «И после отходу крымского царя… в Серпухове по росписи были воеводы по полком…»[16]. Далее следует воеводский список, из которого видно, что в результате московской катастрофы остатки земской оборонительной армии из пяти полков пришлось свести в три полка. Но лично Генрих Штаден уклонился от участия в строительных работах и, возможно, от самого выхода на Оку с русскими полками. По всей видимости, его задел тот факт, что когда Девлет-Гирей форсировал Оку, он не полу[183]чил никакой поддержки по своему зову, потерял отряд и коня. Тогда он и лишился своих земельных владений – то ли в наказание за отказ участвовать в строительных работах, то ли в результате того, что опричников лишили привилегированного статуса, а вместе с ним и поместий[17]. Но все названные события относятся к 1571 г. и непосредственно примыкают к неудачной оборонительной операции русской армии в мае под Москвой.

           Можно, конечно, увидеть в рассказе Штадена, который описывал все происходившее в 1571–1572 гг. несколько лет спустя, хронологическую путаницу. Теоретически немец–опричник мог смешать в своих мемуарах события двух разных лет, связанные с набегами Девлет-Гирея. Тогда предположение о том, что опричный военный корпус и опричное землевладение начали разрушаться не в 1571, а именно в 1572 г., получит какую-то почву. В этом случае выход на Оку, от которого Штаден отказался[18], должен был произойти не через день, а через год и два месяца после катастрофического московского пожара, и это был выход войск для встречи Девлет-Гирея, окончившийся разгромом крымцев у Молодей. Но насколько правдоподобно такое предположение?

           Думается, оно крайне сомнительно. В «Записках…» Штадена есть подробный рассказ о его участии в Молодинской баталии, который в целом соответствует свидетельствам собственно русских источников – разрядов, Соловецкого летописца[19]. Почему же бывший опричник должен был столь грубо перепутать в уме события, непосредственно предшествовавшие сражению? Такой ход мыслей выглядит необоснованным.

           В «Записках…» Генриха Штадена упомянут князь Д.И. Хворостинин, крупный полководец второй половины XVI столетия. Действительно, он участвовал в оборонительной операции против Девлет-Гирея летом 1572 г. – в качестве второго воеводы передового полка[20]. Но и во время майской оборонительной операции 1571 г. против Девлет-Гирея он также числился в передовом полку по опричнине – третьим воеводой (после ареста и казни князя М.Т. Черкасского де-факто стал вторым, а не третьим)[21].

           Таким образом, начало разрушение специфически опричного землевладения могло быть положено в 1571, а не в 1572 г. Штаден говорит об этом отчетливо. Что же касается документов, прямо связанных с процессом возврата вотчин их прежним владельцам, то их известно очень мало. Кроме того, видно, что этот процесс растянулся на многие годы. Так, А.П. Павлов пишет: «Процесс возврата вотчин растянулся на многие десятилетия, причем значительной части вотчинников так и не удалось вернуться на свои места. Возвращения вотчин целиком зависели от воли государя и рассматривались как жалование, часто как вознаграждение за службу»[22]. Чаще всего цитируется данная гра[184]мота вотчинников Переяславского уезда Таратиных, где сказано, что их государь пожаловал, «…велел… тое вотчину отдати в 80-м году»[23]. Следовательно, вотчина вернулась к Таратиным между началом сентября 1571 и концом августа 1572 г., что никак не опровергает Штадена. А.А. Садиков и Р.Г. Скрынников привели ряд документов, иллюстрирующих возврат вотчин в послеопричную эпоху и относящихся к 1572–1575 гг.[24]. Но это говорит лишь о длительности работы по восстановлению прав землевладельцев, нарушенных в опричный период, и ничего не сообщает о начальной точке этой работы. А она, отталкиваясь от свидетельства Штадена, могла начаться летом или осенью 1571 г.

           Английский дипломат Джильс Флетчер, побывавший в Московском государстве при Федоре Ивановиче, в конце 1580-х гг., писал об опричнине, что она продлилась всего семь лет: «…свобода, данная одним грабить и убивать других без всякой защиты судебными местами или законом, продолжавшаяся семь лет, послужила к обогащению первой партии (опричников – Д.В.) и царской казны…»[25] Если отсчитывать начало опричнины от момента отъезда Ивана IV в Александровскую слободу, то ровно через семь лет наступил бы декабрь 1571 г. А если считать от указа о введении опричных порядков, то семилетний «юбилей» пришелся бы на январь 1572 г. Если бы опричнина была отменена в августе, или даже в осенние месяцы 1572 г., то получалось бы, округляя, восемь, а не семь лет. Таким образом, если опираться на свидетельство Флетчера, то опричнина завершила свое существование не позднее зимних месяцев 1571–1572 гг.

           Когда опричнина упоминается в русских источниках последний раз? Разрядный список воевод весеннего (майского) 1572 г. похода Ивана IV[26], когда русская армия вновь концентрировалась в Новгороде Великом для действий против шведов[27], сообщает о присутствии в царской свите трех бояр «из опришнины»: князей П.Д. и С.Д. Пронских, а также князя В.А. Сицкого; кроме того, почти все «именные» должности государева полка занимают персоны, известные как опричники по более ранним источникам (несколько десятков человек)[28]. Что же касается командного состава армии, то в нем опять, как зимой 1571–1572 гг., перемешаны земские и опричные военачальники, притом опять – на уровне отдельных полков[29]. Итак, в мае 1572 г. опричного боевого корпуса примерно год как не существует, опричное землевладение, видимо, находится в стадии демонтажа, от опричнины осталась лишь Боярская дума, отличная от земской, и часть Государева двора – ближайшие советники да охранники, т.е. служилая корпорация, в больших походах составлявшая государев дворовый полк.

           Таким образом, ликвидация опричнины шла поэтапно. Основным событием, которое повлияло на это решение Ивана IV, было [185] поражение земско-опричной армии в мае 1571 г. от Девлет-Гирея и сожжение Москвы. После этого, летом–осенью 1571 г. произошло расформирование опричного боевого корпуса и начался процесс раздачи земель, приписанных к опричнине, их прежним владельцам – земцам. Таков первый этап. И его-то имел в виду Флетчер, сообщая о 7 годах опричнины.

           С конца мая до второй половины августа Иван IV находится в Новгороде Великом, к концу августа он возвращается в столицу, узнав о разгроме крымской орды в битве у Молодей, а 21 сентября отправляется в поход на Пайду; следовательно, между концом августа и концом сентября 1572 г. он мог нечто отменить внутри полуразрушенной опричнины. Что именно? Скорее всего, речь идет об опричной Боярской думе, с гораздо меньшей долей вероятности, – о Слободском ордене[30] и, возможно, о самом слове «опричнина»[31]. Вот, собственно, и все. Служилая корпорация государева дворового полка продолжила свое существование, поскольку в списках участников осенне–зимнего похода 1572–1573 гг. подавляющее большинство видных опричников остается на «именных службах» в составе этого воинского соединения и позднее будет присутствовать в подобных списках. Но ассоциировать ее со всей огромной машиной опричнины или хотя бы с опричным боевым корпусом, существовавшим до мая 1571 г., невозможно, это различные явления. Что же касается Боярской думы, то у Ивана IV в 1575 г. вновь появится «особая» дворовая Дума, и она продолжит существовать вплоть до его кончины в 1584 г. Однако состав ее сильно изменится по сравнению с опричными временами: те же князья С.Д. Пронский и В.А. Сицкий, например, окажутся в составе земской Думы. Следовательно, как минимум одно можно утверждать с большой долей вероятности: в августе–сентябре царь распустил опричную Боярскую думу. Это и было основным содержанием второго этапа отмены опричнины.

           [185-187] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста