Модернизация формуляра документа государственного делопроизводства законодательством первой четверти ХVIII века

Автор
Лукашевич А.А.

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XVIII

Библиографическое описание:
Лукашевич А.А. Модернизация формуляра документа государственного делопроизводства законодательством первой четверти ХVIII века // Исследования по источниковедению истории России дооктябрьского периода: сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. В.А.Кучкин. М., 1993. С. 189-210.

Текст статьи

[189]

А.А.Лукашевич

МОДЕРНИЗАЦИЯ ФОРМУЛЯРА ДОКУМЕНТА ГОСУДАРСТВЕННОГО ДЕЛОПРОИЗВОДСТВА ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ ХVIII ВЕКА

           В статье анализируются некоторые черты сознательного формотворчества, проявившиеся в законодательстве первой четверти ХVIII в., направленного на модернизацию документа государственного делопроизводства в переломный для него период преодоления признаков приказной традиции и приобретения новых, присущих коллежскому документированию[1].

           Была предпринята попытка рассмотреть законодательные акты не как простую сумму распоряжений, эпизодически издаваемых по частным вопросам, а как обладающую внутренними связями совокупность, единство которой продиктовано объективными процессами управленческой деятельности. Как представляется, такой подход позволял по-новому прочитать некоторые положения Генерального регламента, других нормативных документов ХVIII в. Считаем возможным полученные результаты использовать в ходе исследования происхождения и развития массовых источников, выработки методики их исследования, поскольку в центре нашего внимания был формуляр русского документа государственного происхождения первой четверти ХVIII в. Под формуляром подразумевается схема построения документа, определенное расположение в нем реквизитов.

           По степени воздействия на развитие делопроизводства государственных учреждений ХVIII в. нормы Генерального регламента трудно переоценить. Поэтому имеет значение все, что связано с историей его создания и применения.

           В шестой редакции главы "О коллежских корреспонденциях", выполненной в январе 1719 г. обер-секретарем Сената А.Щукиным и Петром I, сказано: "5. ...чинитца подобает [принадлежащий порядок, что касается до чисел, до штилю канцелярского или титулярника, о том особливый регламент вскоре публикован быть имеет содержат] и ясно...". На что Петр I наложил резолюцию: "Не быть"[2]. В последующих редакциях и в [190] утвержденном к публикации тексте эта статья отсутствует. Какими-либо сведениями о создании "особливого" регламента мы не располагаем.

           О содержании несостоявшегося регламента можно судить по кратко сформулированным темам. Нельзя сказать, что они совсем не затронуты в Генеральном регламенте, но и не разработаны в нем. В различных главах встречаются указания на необходимость датирования документов внутренней и внешней переписки, т.е. относительно того, "что касается до чисел". Предлагается осваивать "штиль канцелярский" путем списывания дел, по старинке[3]. Однако такая установка сохраняла прежнюю политику составления текстов документов, основанную на традициях данной канцелярии, зависевших от уровня подготовки ее чиновников, местных особенностей. В 1721 г. Петр I распорядился учредить школу для обучения подьячих "письмоводству"[4]. В программу обучения входило: "как книги держать и арифметику", "формы книгам, табели, штиль письма и прочее". Для ее реализации уже нельзя было обойтись только копированием деловых бумаг. Понадобилась бы учебная делопроизводственная литература, что, в свою очередь, актуализировало проблему составления единых форм документов для государственных учреждений всех рангов.

           Третья тема - о титулярнике. Она тесно связана с историей создания "Табели о рангах". Лишь к началу 20-х гг. ХVIII в. в русской армии и флоте сложилась иерархическая система чинов[5]. Не раз возникал вопрос о чинах и рангах чиновников в ходе работы над Генеральным регламентом[6]. В пятой редакции главы "О ранге служителей в коллегиях" Петр I заметил: "Ранги учинить общей во всем государстве"[7]. Начатая в сентябре 1719 г. работа над "табелью..." завершилась 24 января 1722 г. Была учреждена система должностей и чинов гражданского, военного и придворного ведомств. Укрепилась и расширилась практика обязательного титулования в официальных документах[8]. Но все это произошло после издания Генерального регламента. Иначе и быть не могло, поскольку титул чиновника зависел от занимаемой им должности, установленной законом.

           [191] Другое обстоятельство, осложнявшее составление титулярника, связано с неопределенностью главы "О разности всех провинций". В ней внимание коллегий обращалось на наличие особенностей в управлении окраинами. В связи с этим регламент предписывал установить, в чем они заключались[9]. Конечно, специфика юридического статуса местных учреждений не могла не отразиться на оформлении документов, предназначенных для переписки с ними.

           Не все проблемы были решены с дипломатической документацией, поскольку в реестре бумаг коллегии Иностранных дел от 29 октября 1723 г. помечено: "Титулярник о всех иностранных областях потребно сделать..."[10]

           "Особливый" регламент, по всей видимости, должен был посвящаться порядку составления документа. Генеральный регламент не оставил его без внимания, однако не выделил в качестве предмета специального законодательного оформления[11]. Отдельные вопросы разработаны в нем довольно подробно (например, ведение протокола, документации, регулирующей документооборот).

           Другие не получили развернутой характеристики (документы внешней переписки). И все же нельзя отрицать, что существовала необходимость нормализации формуляра документа государственного происхождения. Во-первых, это было бы последовательным шагом после того, как законодательно упорядочен документооборот. Во-вторых, она отвечала логике формообразования документа[12].

           Отличительной чертой приказного делопроизводства является его неудержимое возрастание в объеме и сложности. На первом этапе административных реформ Петра I, характеризующегося попытками преодолеть недостатки приказного управления, предпринимается переход от столбцевой формы делопроизводства к тетрадной[13], охватившей как гражданские, так и военные учреждения[14]. Правительство мотивировало свое решение потребностью сократить расход бумаги, улучшить условия хранения и поиска документов[15]. Повышение опроса на информацию, поиск путей ее мобилизации в конечном счете были обусловлены глу[192]бокими историческими преобразованиями, которые начались в России в первой четверти ХVIII в.

           Своеобразие реформы состоит в том, что она проходила в рамках старой приказной системы и не была связана со строительством новых государственных структур. Ее цели совпадали с тенденцией удешевления и ускорения техники приказного делопроизводства[16]. Известно, некоторые разновидности документов, особенно в ХVII в., оформлялись в виде "книг". Само наименование "книга" применялось как к документам, имеющим вид сброшюрованных в один переплет тетрадей, так и столбцовой формы[17]. Постепенно преимущества книжной формы становилось очевидней и в именном указе 11 декабря 1700 г. о них уже заявлено вполне определенно[18].

           Введение тетрадной форды делопроизводства было призвано сократить переписку, создавало объективные предпосылки рационализации процесса производства документа[19]. Произошли изменения и в его внешней форме. Согласно указу 11 декабря 1700 г. всю документацию следовало вести в тетрадях и на листовой бумаге. Поскольку новшество вначале было опробовано только в Сибирском приказе, в указе не упоминается "память". О ней "вспомнил" именной указ 1702 г., предписавший всем равным учреждениям обмениваться памятями на листовой бумаге[20].

           В целях экономии требовалось заполнять обе стороны листа. Текст грамот, отписок, прежде следовало написать вчерне, а для поправок предлагалось приклеивать чистые листы или оставлять широкие поля, причем отведенные слева они позволяли подшить бумаги в тетрадь. Скреплялись грамоты, выписки, отписки по листам, на полях или внизу, в конце нижней строки. Как объяснялось в указе, личные подписи воевод, дьяков в отписках необходимы "для всякого спору, потому, что для дальнего расстояния справливаться трудно"[21]. Данное правило есть результат потери одного из преимуществ столбцов - дьяческой подписи на сставках. Для Сибирского приказа оно не было новостью, поскольку указом 30 декабря 1695 г., подтвержденного в 1697 г., книги, которые велись в приказных избах, для удостоверения [193] подлинности должен был закреплять сам воевода[22]. В 1700 г. к их числу причислили еще "расходные", "допросные", "приводных дел", ежегодно отправляемых в Московский судный приказ[23].

           Рост значения авторской подписи отразился в именном указе 30 декабря 1701 г. Напомним, к осени 1702 г. тетрадная форма полностью вытеснила столбцы в делопроизводстве центрального аппарата[24]. Обращенный ко "всяким чинам" указ запрещал с 1 января 1702 г. в челобитных, отписках, "приказных и домовных во всяких письмах", подписываться "полуименами", а только полным именем и фамилией[25]. 14 января издается другой, обязывающий воевод присылать в Поместный приказ свои отписки, обыски, допросы, отказные и раздельные книги на гербовой листовой бумаге "за воеводскими руками и за дьячими и подьяческими приписьми"[26] Гербовая бумага, снабженная вместо печати должностных лиц государственной, также подчеркивала значение личной подписи. С введением ее в употребление в 1699 г. хронологически совпадает установление правительством порядка исследования подписей на документах, подлинность которых вызывала сомнения[27].

           Продолжая тему истории подписи, мы должны пояснить, что она интересует нас прежде всего потому, что дает возможность показать ряд факторов, повлиявших на один из самых динамично изменявшихся реквизитов русского документа первой четверти ХVIII в., а также служит пониманию содержания его формы.

           М.М.Богословский, исследуя первые годы правления Петра I, заметил, что рад именных указов 1699 г. закреплен не одним, как раньше, а несколькими думными дьяками. По его мнению, это был переходный момент в развитии внешней формы законодательных актов на пути к авторской подписи[28]. В том же году Петр I стал лично подписывать дипломатические акты, отказавшись от восточного этикета[29] в пользу западноевропейского. Свой выбор он приравнял к событиям культурного порядка, таким как публикация переводных книг, открытие "навигацких" школ и др.[30]

           [194] Итак, на рубеже ХVII-ХVIII вв. фиксируется актуализация авторской подписи, а наличие печати уже не является достаточным условием для удостоверения документа.

           Бюрократизации государственного аппарата способствовал именной указ 12 августа 1706 г., с которым Л.А.Стешенко и К.А.Софроненко связывают начало отделения обязанностей присутствия и канцелярии[31]. Он обязывал судей в приказах, воевод в городах все дела подписывать самим, лишив этого права дьяков, подьячих[32]. Тем самым была развита норма указа 14 января 1702 г. После учреждения губерний, Сената, она получила новое подтверждение. Генерал-губернаторам, губернаторам следовало отправлять "всякие ответствования" в Сенат только за своей, а не дьяческой или комиссарской подписью[33]. В 1716 г. требование распространяется на губернаторские доношения о получении сенатских указов[34]. Так выделяется статус главы местной администрации, чье положение отличалось от прежнего воеводы.

           Соответственно проявлявшимся элементам коллегиальности вводился новый вид документации, в частности, протокол. Так как в нем фиксировались мнения членов совета, то в указе 1707 г. в Ближнюю канцелярию Петр I распорядился всем министрам закреплять "своею рукою" дела, "ибо сим всякого дурость явлена будет"[35].

           В 1717 г. впервые были изданы штаты коллегий[36]. На должность вице-президентов назначались иностранные специалисты на русской службе. Их подпись в протоколе свидетельствовала о верности завершенной процедуры.

           Наивной попыткой пресечь злоупотребления по службе является требование Сената ко всем чиновникам подписываться под именным указом 1714 г. о "лихоимстве"[37].

           Интересна мотивация изменений в челобитных. Они могли исходить как от частных лиц, так и корпораций. Похоже, власти с подозрением относились к принципу "подписывать вообще". Обнаруженный в рукописной книге поручика И.Кожевникова указ 19 июня 1706 г. разрешал подписывать челобитные только "своим именем, в своей обиде, а не от своего полку". [195] Преследуемая цель не скрывалась: чтобы солдаты "между собой тайно и явно в круги и никаких сходов соединительным советом и за одного обиду чтоб многим бить челом не чинили и челобитных не составляли и бить челом за одного многие не приходили и не кричали, прилично то бунту"[38]. Указ был направлен против обычая стрелецких и казацких войск - "кругов", своеобразной формой проявления вольности, на которых составлялись коллективные решения. Правительство, вновь столкнувшись с ними в период Астраханского восстания 1705-1706 гг., решило энергичнее вводить порядки регулярной армии[39].

           Связь запрета подавать коллективные челобитные с русскими реалиями очевидна. Тем интереснее параллель с шведским законодательством. В плакате лифляндского генерал-губернатора Э.Дальберга 12 декабря 1696 г. прибалтийским крестьянам разрешалось подавать жалобы только "каждый сам за себя, а не от имени или за подписями многих (крестьян)"[40]. Не исключено, что совпадение - результат заимствования, происшедшего за время военных действий в Лифляндии[41]. С другой стороны, законодательство стран, имевших сходные черты развития, могло одинаково отреагировать на идентичные события в обществе.

           Краткая констатация обстоятельств, повлиявших на изменения в порядке удостоверения документа, показывает, что только закономерностями развития делопроизводственной службы, их не объяснить. Необходим более широкий подход, учитывающий конкретно-исторические условия, в которых функционирует документ. Но проблема в том, каков механизм этой зависимости.

           Вернемся к указу 11 декабря 1700 г. Первый лист тетради следовало заполнять с оборотной стороны. Лицевая оставалась на грамотах для подписи "в кой год и к кому та грамота надлежит", а в отписке - адресат (по приказным правилам, имя и титул царя). В связи с реформой календаря, документы стали датировать по летоисчислению от "рождества Христова"[42]. В формуляре челобитных дата ставилась после подписи[43]. Согласно указу 1717 г. во всех канцелярских бумагах, делах, [196] необходимо было обозначать год, месяц, число. Если входящий документ не имел даты, то получивший его дьяк писал на нем время поступления в канцелярию[44]. Так усиливался контроль за бумагооборотом.

           Текст располагался на листе форматом "в десть"[45]. Позже появились уточнения. Если оставалась незаполненная часть листа, то членам коллегий следовало подписываться "у последней речи написанной в указе, дабы невозможно потом приписать"[46]. Приказы по хозяйственным операциям писались в половину листа "дабы было место для подписывания, что отдана и принято", а также потому, что так продиктовала форма книги: "чтобы удобнее собирать и переплетать"[47]. После таких приписок распорядительный документ приобретал черты документации материальной отчетности.

           Новый импульс получила скоропись: "писать грамоты и отписки письмом не крупным и не редко с полями средними"[48]. Последовательный поиск технических приемов экономии бумаги мог привести к вопросу об упорядочивании содержания документов. И он был поставлен, хотя, разумеется, главной причиной тому был переход к новой структуре государственного управления и в связи с этим рост потребности в информации и рационализации средств ее обработки.

           Итак, переход к тетрадному делопроизводству продиктовал новый порядок составления и оформления документа. Однако своими корнями он связан с особенностями приказного документирования. Нововведения были закреплены в ряде законодательных актов, среди которых своей деятельности) изложения выделяется указ 11 декабря 1700 г. В этом отношении он не имеет аналогов в законодательстве начала ХVIII в. Сообщенный импульс вызвал другие распоряжения верховной власти, но в последующий период, до издания Генерального регламента они носили частный характер и не отличались систематичностью. Их направленность уже в большей степени определялась реформой государственного аппарата, изменявшей систему документирования.

           Каким образом законодательство пыталось организовать текст документов, сделать форму изложения краткой и понятной?

           [197] Нарративность содержания преодолевалась путем выделения в нем логически самостоятельных частей - "пунктов". Прежде всего это было характерно для доношений, а также челобитных - множественной разновидности документации, распространенной в различных социальных группах населения, полифункциональной по своему назначению. Одно из первых упоминаний о "пунктах" в именном указе 22 февраля 1714 г. В нем губернаторам предписывается выслать в Сенат ведомости, состоящие из 22 пунктов о произведенных сборах налогов и казенных расходах за 1701-1714 гг.[49] Поскольку указ формулирует темы "пунктов", то и сам он приобрел форму, сообщаемую ведомости. В нем еще не учреждается схема изложения как таковая: предписывается дать ответы на поставленные в определенной последовательности вопросы.

           Частный случай был возведен в правило законом "О форме суда" 5 ноября 1723 г., кстати, построенного по этой же форме: "Как челобитные, так и доношения писать пунктами, так чисто, дабы что писано в одном пункте, в другом бы того не было"[50]. Характерна мотивация законодательного акта: "ибо...много ненадобного пишут, что весьма запрещается..."[51] Ранее, в 1718 г. был ограничен крут тем жалоб: обращаться разрешалось только по своим делам[52].

           В суде составлялись тетради с записями пунктов челобитных и ответами на них тяжущихся сторон. Вопрос считался исчерпанным, если под каждым из них расписывались истец и ответчик.. Так же требовалось делать выписки из судебных бумаг и оформлять приговор. Пункты челобитной, таким образом, накладывали отпечаток на документацию, связанную с ее рассмотрением.

           Параллельно упорядочиванию текста пересматривалось его содержание, чтобы "лишнего ничего не писать". В челобитной отсекалось то, что не относилось непосредственно к проблемам ее автора[53]. Строго определялось, по каким вопросам следует обращаться с прошениями в ту или иную инстанцию.

           Вообще в законодательстве 20-х гг. ХVIII в. заметно актуализируется корректировка системы соподчинения, компетенции государственных учреждений и в связи с этим порядка [198] переписки между ними, вызванное проведением коллежской реформы. Одним из ее инициаторов выступает Сенат. Как высший орган надзора и управления, он обрек поступавшие к нему многочисленные доношения из коллегий, губерний, канцелярий на "многоголосье" тем. Затрудняясь изучать их, Сенат принимает меры по упорядочению движения информации. В 1724 г. издает указ, запрещающий в рапортах о получении распоряжений и ходе их выполнения сообщать или запрашивать о других делах, к ним не относящихся, поскольку "чинитца помещательство", "упущения"[54]. Писать, "не примешивая" о других делах" означало стремление сделать отчетную документацию однопредметной. А если учесть, что предложения подчиненных должны были оформляться в мемориях, то по сути указ настаивал на "чистоте" жанра. Объективным условием реализации поставленной цели был процесс уточнения и дифференциации функций государственных учреждений.

           Тематические ограничения обедняли содержание отдельного документа, стимулировали перераспределение информации внутри видов документации одного типа. Создавались предпосылки для их специализации, появления новых разновидностей, кристаллизации формуляра. Тому же служила форма изложения по "пунктам", несколько амортизирующая недостатки многопланового документа.

           К числу факторов, влиявших на упрощение и формализацию документа, выделению в нем содержательных частей, Б.Г.Литвак относит практику составления "выписок", представлявших собой краткие редакции входящих и исходящих документов, вносившихся в протокол[55]. Если "выписка" заверялась, она превращалась в документ - "экстракт" или "докладную выписку", прилагавшуюся к докладу[56]. В нем конспективно излагалось содержание документов, образующих "дело". Под каждым "пунктом" требовалось указать соответствующий существу дела закон или отметить его отсутствие, а также принятую резолюцию. Удостоверялась такая тематическая единица секретарской подписью. Так в самом документе сюжеты приобретают самостоятельное значение, начинают "отпочковываться" друг от друга[57].

           [199] Краткая редакция документов присутствовала в формах документального контроля. Это росписи дел "вершенных" и "действом неисполненных", которые держал на своем столе президент. Реестры к книгам отдельных разновидностей документов, главным образом законодательных актов[58], а также протоколов. Наконец, журнал рассмотренных дел. Вел его регистратор, обязанный "вкратце выписать содержание каждого дела..."[59] О порядке записи, поскольку Генеральный регламент об этом не сообщает, можно судить по аналогичным книгам Сената: "для скорейшего или удобного ради оных делах исправления и светлого о том ведения, вносить, записывая по статьям, токмо, дабы было вкратце..."[60].

           Видимо, не без шведского влияния предписывается государственным учреждениям принимать указы только в письменной форме[61]. Это, в свою очередь, стимулировало рост объема переписки. Как ответом на возникшую проблему служила глава Генерального регламента "О исполнении указов". В ней разрешается давать устные указы о "сочинении действа" (поиске способа исполнения приказа). Сама же формула распоряжения, решение как "в действо производить", должны оформляться письменно[62]. Так, отсекая "рассудительную" часть от "постановляющей", выделялось главное смысловое звено указа, его цель.

           Здесь стоит обратить внимание на процесс переименования документов, отразившийся в Генеральном регламенте. Само название документа, оформляясь в отдельный реквизит, подчеркивает его функцию, содержательное ядро, а значит способствует специализации как разновидности документации.

           Указанные черты коллежской документации, считаем, сыграли свою роль в эволюции формуляров документов государственных учреждений ХVIII в. Они стимулировали преодоление в них нарративности, формализацию содержания. С источниковедческой точки зрения данные наблюдения важны для понимания формирования массовых источников.

           Улучшению коммуникативности служебной переписки служили не только меры по организации структуры, содержания документов, но и по совершенствованию канцелярского стиля [200] письма. Установка писать понятно, лаконично, относилась как к коллежской[63]. так и провинциальной документации[64]. Неясность указа рассматривалась как допустимое основание для его невыполнения[65].

           С вопросом о деловой письменности связан, на наш взгляд, такой феномен культуры первой четверти ХVIII в., как книжное дело. Как правило, в его развитии видят одну из причин перехода к тетрадной форме делопроизводства[66]. Но печатная речь связана с рукописной, между ними существует взаимосвязь[67]. Раньше, по всей, видимости, она проявилась в законодательных актах, предназначенных для обнародования и потому нуждавшихся в печатном тиражировании. Первое известное нам упоминание в законодательстве первой четверти ХVIII в. о подобной практике относится к 1714 г.[68] Среди публикаций следует выделить именные указы Петра I. Если наиболее ранние из них, говоря словами Ключевского, напоминали "лаконическую шараду"[69], которую предстояло угадать подчиненным, то впоследствии в них стала заметно выделяться мотивировочная часть. Ее появление можно объяснить верой автора в силу закона, а также регламентарным характером законодательства того времени[70]. Понятно, что каждое слово в указе должно было тщательно взвешено, поскольку обращен был к "неиндивидуализированному получателю", к широкой и разнообразной аудитории. Опубликованный текст получал новые возможности членения речи - шрифтами, абзацами, пробелами. Как отметил Ю.В.Рождественский, он рождает новую эстетику речи[71]. Книжная речь изменяет разговорную базу письменного литературного языка. Поэтому ее влияния не могли избежать не только законодательные акты, но и делопроизводственная документация. К первым по времени формам проникновения в нее печатного слова можно отнести цитирование изданных законов, а также пользование рекомендаций письмовников, содержавших образцы документов личной и официальной переписок. Источником их был делопроизводственный, эпистолярный материал отечественного и зарубежного происхождения, из которого отбирались наиболее типичные редакции.

           [201] Письмовники имели немалое значение в формировании стилевых стереотипов деловой письменности. Они, наряду с законодательством, способствовали интернационализации документации. Первые, содержавшие южнославянские образцы, появились еще до ХVIII в.[72] Смена норм общественного быта, в связи с его европеизацией, изменили светский эпистолярный этикет. С начала ХVIII в. распространяется обращение на "Вы", "милостивый государь", "господин мой", подписи "остаюсь ко услужению готовый", "ваш покорный слуга"[73]. "Восточный", с его гиперболическим восхвалением адресата, самоуничижением, уступает место западноевропейскому, находившемуся под сильным влиянием французского письма. У него заимствованы были формулы адресата, обращения, подписи[74]. Написание письма превратилось в особый обряд, вызвавший потребность в руководствах. В 1708 г. по велению Петра I издается одна из первых книг, напечатанная гражданским шрифтом, переведенная с немецкого языка секретарем Посольского приказа М.Шафировым - письмовник "Приклады, како пишутся комплименты..."[75]. В нем представлены главным образом образцы частных писем. Из деловых - "челобитная или просительное письмо" об отставке, паспорт, служебная рекомендация. Даны не только полные тексты писем, но и возможные варианты их частей, с учетом сословной принадлежности корреспондентов. Эпистолярная концепция отсутствует[76]. Как полагает В.Ф.Янковая, с конца ХVIII в. печатные сборники образцов документов становятся массовой литературой, что усилило их воздействие на процессы документирования[77]. Данный тезис, на наш взгляд, нуждается в уточнении. Канцелярское дело усложнялось, повысило спрос на делопроизводственную литературу, но и поставило границу ее использованию, поскольку все более детально регламентировалось законом. Между тем, письмовники, хотя и отражали нормативные, законодательные установки, опирались также и на традицию. Стоит также учесть факторы историко-культурного характера: рост мобильности населения, ускорение "темпа жизни" стимулировали потребность в переписке, развитие средств сообщения. Усиливалось влияние западноевропейской [202] культуры. Письма же были общедоступным и модным способом общения. Актуальность письмовников определялась степенью распространения "партикулярного" элемента в служебной переписке. В известной мере его наличие размывало границу между документом государственного происхождения и личным письмом. В наибольшей степени эта черта была присуща для приказного делопроизводства, которое основывалось не только на традиции, но и законе[78], однако последний еще не имел решающего значения. Кроме того, некоторые документы, исходившие от частных лиц, составлялись в учреждениях. Там же должны были подтверждаться многие частные акты[79]. В ситуации, когда законодательное регламентирование еще не проникло во все поры документирования деятельности государственного аппарата, проникновение эпистолярных штампов могло способствовать выработке формуляра официального документа. Однако дальнейший прогресс этого явления состоял в противоположной тенденции разграничения государственной и частной переписок[80]. В этой связи представляют интерес наблюдения В.О.Ключевского. Выделяя два этапа во внутриполитической деятельности Петра I, до и после Полтавской битвы, он пишет, что переписка царя носила обширный характер, "...письма заменяли собой законы; лица, которым они посылались, превращались в государственные учреждения". Но если до Полтавы Петр I отвечал на все важные вопросы "спешным письмом или указом", то позже появились наиболее разработанные законодательные акты[81]. Близка к этой характеристике оценка Е.П.Подъяпольской: только к близким лицам письма носят интимный характер, а большинство - указы в эпистолярной форме. Иногда к деловым письмам делались приписки личного содержания или в пакет вкладывались "цидульки" - записки. Корреспонденты царя присылали в ответ свои доношения в пунктах или вопросах, написанные на одной половине листа, на другой оставалось место для приказов[82].

           В именном указе 13 января 1724 г. замечается перемена отношения к "партикулярным письмам", "грамоткам". В них запрещается сообщать о тайных государственных делах – только [203] в реляциях[83]. Новое правило предписывалось ввести во все инструкции для всех чинов[84]. Тем не менее, на протяжении всего ХVIII в. сохранилась известная языковая однородность морфологических и синтаксических явлений ведомственной и личной переписки[85].

           Методика работы с нормативными актами предусматривает обращение к вопросу об их практической реализации. Но прежде необходимо выяснить само содержание законодательства, понять направление его развития;

           В истории становления и развития формуляра русского документа важное место занимает переходный период от приказной системы документирования к коллежской. Именно тогда происходит такое накопление новшеств в работе над документом, которое вызвало потребность в регламентации этих операций. Однако, несмотря на активное законодательное вмешательство в регулирование делопроизводством, не имеющее более ранних аналогов, задуманный "особливый" регламент не был осуществлен. В какой-то мере его отсутствие заполнили частные указы, изданные на протяжении ХVIII в.

           В этом ряду особое место принадлежит сенатскому указу 26 ноября 1722 г., который можно рассматривать как аргумент в пользу предположения о существовании необходимости "особливого" регламента. В нем сказано: "В коллегиях с 1723 года, приходные и расходные книги содержать и денежную казну и всякие припасы и материалы в приход и в расход записывать и в счетных делах поступать конечно так, как в Адмиралтейском регламенте и приложенных при том регламенте формах, положено"[86]. Адмиралтейский регламент появился позже Генерального. В нем были учтены недостатки, выявившиеся в коллежской деятельности. Поэтому многими его нормами должны были руководствоваться другие коллегии[87]. Возможно, по всем этим причинам к "особливому" регламенту больше не возвращались.

           Но есть возможность ретроспективно оценить отказ от проекта.

           Екатерина II, приступая в 1784 г. к подготовке реформы делопроизводства губернских учреждений, заявила о своем [204] намерении создать "единообразные положения канцелярского порядка"[88], или как пояснил поставленную задачу один из сенатских указов: "до издания полной формы на всякие канцелярские бумаги"[89]. Несмотря на то, что все затребованные у генерал-губернаторов материалы Сенат получил[90], реформа не состоялась. Таким образом, до конца ХVIII в. единые формы губернской документации не были разработаны. Учитывая то обстоятельство, что Генеральный регламент, созданный как основной закон коллегий, стал образцом и для губернских учреждений, можно заключить, что отсутствие "особливого" регламента не удалось компенсировать.

           Другое следствие состоит в том, что Генеральным регламентом руководствовалась Военная коллегия, не имея при этом своего специального регламента. В докладе Александру I она так обосновала необходимость преобразования военного делопроизводства: "не имея особенного для себя учреждения соответствующего порядку течения дел ей во особенности свойственному и которой по многим отношениям не может быть ей с прочими присутственными местами во всем общий..."[91]. Следовательно, несмотря на дифференциацию военной системы документирования и общей, обе они объединялись сходными чертами развития, и те противоречия, которые обнаружились в законодательном оформлении гражданского делопроизводства, распространялись и на военное. Поэтому следует учитывать данные двух ведомств, исследуя закономерности саморазвития делопроизводственной документации ХVIII в.

           [204-210] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста