Нарративные источники второй половины XVI – начала XVII в. о приказной системе Московского государства

Автор
Лисейцев Дмитрий Владимирович

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XVII XVI

Библиографическое описание:
Лисейцев Д.В. Нарративные источники второй половины XVI – начала XVII в. о приказной системе Московского государства // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.) : сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. С.А.Козлов. М.: ИРИ РАН, 2009. С. 18-45.

Текст статьи

[18]

Д.В.Лисейцев

Нарративные источники второй половины XVI  – начала XVII в. о приказной системе Московского государства

           История приказного строя Московского государства более двух столетий привлекает внимание ученых. За это время на широкой источниковой базе было написано множество работ по истории приказов. К настоящему моменту ученые располагают значительным корпусом актового материала, который является фундаментом для написания исследований о государственной системе Московской державы. Немалое значение для реконструкции истории приказных учреждений имеют также нарративные источники. Спорить об их исторической ценности не приходится, особенно в отношении времени, от которого сохранилось не так много источников документальных. Красочные и подробные описания событий XVI-XVII вв. сразу вызвали значительный интерес исследователей. Привлекались повествовательные источники указанного периода и для изучения системы государственных органов Московского царства – приказного строя.

           Наиболее востребованным и часто цитировавшимся было сочинение Г.К.Котошихина, выявление и издание которого в 1841 г. стало настоящим подарком для людей, увлеченных российской историей XVII века. В том же году была опубликована «Записка о царском дворе», содержащая ценные сведения о со­стоянии приказной системы в начале XVII в. Довольно рано в научный оборот был введен трактат «О государстве Русском» Дж.Флетчера (несмотря на позднее появление его русского перевода). В середине XIX в. для отечественных исследователей стал доступен текст сочинения А.Олеария, в котором был дан, в числе прочего, очерк состояния приказной системы середины XVII в. В меньшей степени повезло труду французского наемника Ж.Маржерета, служившего в России в эпоху Смуты. Его книга была впервые издана на русском языке еще в 1830 г., но [19] содержащиеся в ней сведения о московских приказах редко привлекали внимание исследователей. Отчасти это связано с тем, что появление русского перевода сочинения Маржерета пришлось на время затишья в изучении приказного строя Московского государства. Наконец, относительно поздно, в XX столетии, были выявлены ценные повествовательные источники по истории приказов второй половины XVI в. – т.н. «Записки немца-опричника» Г.Штадена (изданы в 1925 г.) и «Писаные законы России» (обнаружены в 1980 г., на русском языке частично опубликованы в 1995 г.).

           Таков основной круг нарративных источников по истории приказного строя середины XVI – середины XVII в.[1] Необходимо отметить, что многие из перечисленных выше сочинений XVI-XVII вв. стали объектом специального источниковедческого анализа. Трактат Дж.Флетчера был основательно изучен как исторический источник С.М.Середониным[2]; сочинение Г.Штадена изучали И.И.Полосин и Д.Н.Альшиц[3]. Новейшее исследование текста «Записок» Ж.Маржерета принадлежит перу Ю.А.Лимонова[4]. Источниковедческая характеристика «Писаных законов России» была дана С.Н.Богатыревым[5]. Среди обобщающих исследований необходимо назвать известную работу В.О.Ключевского «Сказания иностранцев о Московском государстве»[6]. Заметим, что в большинстве случаев при анализе перечисленных выше источников исследователи не ставили перед собой специальной задачи рассмотреть отражение в сочинениях XVI-XVII вв. административного устройства Московского государства. Между тем, постановка такой проблемы представляется оправданной и перспективной, поскольку нарративные источники по истории приказного строя XVI-XVII вв. как единый комплекс предметом специального источниковедческого анализа еще не выступали. В этой статье с данных позиций будут рассмотрены «Записки» Г.Штадена, трактат Дж.Флетчера «О государстве Русском», «Писаные законы России», «Записки» Ж.Маржерета. «Записка о царском дворе», ставшая предметом изучения в отдельной статье автора[7], в этой работе специально рассматриваться не будет.

           [20] «Записки» Генриха Штадена. Наиболее ранним повествовательным источником о приказах являются «Записки» немца-опричника Генриха Штадена. Немецкий авантюрист, находившийся некоторое время на службе у Ивана Грозного, после бегства из Московского государства в 1577-1578 гг. написал сочинение, содержавшее подробное описание состояния Московской державы во второй половине царствования Ивана Грозного. Со времени первого издания (1925 г.), сочинение Штадена стало незаменимым источником для исследователей опричнины. Меньше внимания уделяется сведениям о приказной системе, содержащимся в «Записках» Штадена. Немецкий наблюдатель перечислил в своем труде «знатнейшие» в его понимании приказы: Казенный двор, приказ Большого дворца (подклетных сел), Поместный, Разрядный, Посольский, Разбойный, Ямской, Челобитный приказы, Земский двор, приказ Казанского дворца, Ямский двор (Jamme). Назван был также приказ Большого прихода (в публикации его название неверно переведено как приказ Большой казны). В числе центральных учреждений упоминается некий Рязанский приказ[8]. Всего, таким образом, Штаден перечислил 12 приказов (Ямский двор был отделением приказа Большого дворца). Возможно, косвенным образом опричник упоминает также и Конюшенный приказ (очерк о приказах начинается с упоминания боярина И.П.Челяднина, носившего при Иване Грозном чин конюшего)[9]. Кроме того, Штаден упомянул «митрополичий двор со всеми его приказами»[10]. Это сообщение опричника, к сожалению, не вызвало должного внимания исследователей административных органов Русской православной церкви. Кратко Г.Штаден коснулся и внутреннего распорядка современных ему московских приказов. Он сообщил о том, что в приказы поступали денежные средства с определенных областей; жители этих областей подлежали суду тех же приказов[11]. Думается, в этих сведениях следует видеть отражение раннего этапа оформления четвертных приказов, первоначально организационно слитых с другими административными учреждениями – приказами. В сочинении Штадена описывается также делопроизводство приказов (книги и столбцы, причем автор описал [21] даже способ скрепления столбцов дьяком) и штат подьячих (по его сведениям, в приказах сидело от 20-ти до 50-ти подьячих)[12].

           Несмотря на краткость описания приказов в сочинении Штадена, следует признать, что немецкий очевидец сумел передать картину состояния системы центральных властных органов Московского государства достаточно обстоятельно. Штаден отметил неполноту своих данных, заявив, что он описал порядки, царившие лишь в «знатнейших» приказах (помимо которых были и другие)[13]. Какие же учреждения Штаден не перечислил? Среди приказов, существовавших к концу XVI в., но не упомянутых в «Записках» Штадена, можно назвать четвертные и судные приказы, а также приказы Стрелецкий, Иноземский, Пушкарский и Холопьего суда. Но первые упоминания о Стрелецком, Пушкарском и Холопьем приказах относятся лишь к 70-м гг. XVI в.; судные приказы стали оформляться на исходе царствования Ивана Грозного; Иноземский приказ впервые определенно фиксируется источниками только со времени царствования Федора Ивановича; четвертные приказы организационно обособились от других ведомств на исходе XVI в. По всей вероятности, при Штадене все эти приказы еще не существовали.

           И все-таки, какие из приказов Г.Штаден не посчитал нужным упомянуть? По моему мнению, за пределом внимания опричника оказались т.н. «областные дворцы» (Тверской и Дмитровский). Один из областных дворцов, Рязанский, Штаден упоминает как «Рязанский приказ» (сразу после приказа Казанского дворца). По данным А.А.Зимина, ликвидация областных дворцов произошла к 60-м гг. XVI в.[14] Во всяком случае, ко времени бегства Штадена из России (1576 г.) они действительно, уже не существовали. Возможно, именно поэтому опричник не стал их перечислять в своем сочинении, написанном в 1577-1578 гг.: сведения об областных дворцах к этому времени уже явно утратили актуальность.

           В таком случае, мы должны ответить на следующий вопрос: какой именно момент в истории приказной системы отразили «Записки» Штадена? В решении этой проблемы помо[22]гают упоминания имен приказных судей, стоявших во главе приказов на тот момент. Посольский приказ, по данным источника, возглавлял дьяк Андрей Васильев. Известно, что назначение в этот приказ он получил в 1563 г. Дворецким Большого дворца назван боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев, занявший этот пост в конце 1564 г., буквально накануне учреждения опричнины. В числе приказных судей названы также боярин Иван Петрович Челяднин и казначей Хозяин Юрьевич Тютин (оба казнены в 1568 г.)[15]. По всей видимости, Штаден описывает приказную систему накануне введения опричнины (повествование о злоупотреблениях приказных людей в «Записках» непосредственно предшествует рассказу о решении Ивана Грозного учредить опричнину).

           Таким образом, в сочинении Г.Штадена содержится ценная информация о состоянии приказной системы на 1564 – начало 1565 г. К моменту учреждения опричнины ядро приказной системы вполне оформилось и состояло из дюжины приказов (Большой дворец, Казенный двор, Большой приход, Казанский дворец, Конюшенный, Поместный, Разрядный, Посольский, Разбойный, Ямской, Челобитный приказы, Земский двор). Для одного из приказов, Челобитного, упоминание в «Записках» Штадена является первым бесспорным свидетельством о его существовании. Интересно, что Штаден не считает приказную систему новшеством. Он пишет: «Так управляли они при всех прежних уже умерших великих князьях»[16]. Думается, это свидетельствует не в пользу мнения исследователей, связывавших возникновение приказной системы с деятельностью т.н. «Избранной рады». Дополнительную ценность сведениям «Записок» придает то, что Штаден застал в Москве момент, когда отмирали областные дворцы и начинали оформляться приказы-четверти.

           Трактат Дж.Флетчера «О государстве Русском». Следующий этап в развитии приказной системы зафиксирован в произведении английского купца и дипломата Дж.Флетчера «О государстве Русском». Посетив во главе посольства Москву в 1588-1589 гг., Флетчер составил под впечатлением об этой поездке объемный трактат, в котором довольно негативно оха[23]рактеризовал Московское государство. Сочинение Флетчера было некоторое время под запретом в Англии; по цензурным соображением оно не публиковалось и в России вплоть до 1909 г. Тем не менее, это не стало препятствием для ознакомления российской научной общественности с данной работой. В частности, на нее опирался в описании приказного строя конца XVI в. (в вышедшем в 1821 г. 9-м томе «Истории государства Российского») Н.М.Карамзин[17].

           Английский коммерсант поместил данные о приказах в двух главах – 10-й («Об управлении областями и княжествами») и 12-й («О податях и других доходах царских»). Демонстрируя неплохую для иностранца осведомленность об административном устройстве Московского государства, Флетчер перечисляет 12 центральных приказов: Посольский, Разрядный, Поместный, Казанский дворец, Земский двор, приказ Большого дворца, Большой приход, Разбойный, Стрелецкий, Иноземский, Пушкарский, Казенный[18]. В отличие от Штадена, прожившего в России несколько лет, Флетчер находился в Москве лишь около года, притом, являясь дипломатом, он был ограничен в свободе передвижения и сбора информации. Поэтому, в отличие от Штадена, он не смог дать исчерпывающий очерк состояния приказов. В трактате Флетчера не упомянуты пять приказов, ко времени его пребывания в России совершенно определенно существовавших, - Конюшенный, Владимирский судный, Челобитный, Ямской, Холопьего суда. Вместе с тем, значение сочинения Флетчера как источника по истории приказного строя остается чрезвычайно важным. Флетчер фиксирует момент, когда функции сбора четвертных доходов были еще возложены на важнейшие центральные учреждения (Посольский приказ и пр.). Важно отметить и то, что в сочинении Флетчера впервые упоминается Иноземский приказ (этому факту в историографии уделено незаслуженно мало внимания)[19].

           «Писаные законы России». Состояние приказной системы Московского государства рубежа XVI-XVII вв., в самом начале царствования Бориса Годунова, нашло отражение в источнике, известном как «Писаные законы России». Достоянием науки [24] этот документ стал совсем недавно. Рукопись «Писаных законов» была приобретена в 1980 г. в Лондоне профессором Ф.Лонгвортом, передавшим ее в библиотеку университета Мак-Гил в Монреале. Первая часть рукописи представляет собой английский перевод Судебника Ивана IV, вторая – очерк социальной структуры Московского государства конца XVI века, третья – перечень приказов и приказных судей начала царствования Бориса Годунова. В 1990 г. канадская исследовательница М.-С.Арел опубликовала на английском языке текст двух последних частей. В 1995 г. перевод этой публикации на русский язык осуществил С.Н.Богатырев, сопроводив его вступительной статьей и комментариями.

           Сочинение «Писаные законы России» анонимно. По мнению М.-С.Арел, оно могло принадлежать перу английского врача царя Федора Ивановича – Марка Ридли, либо английского резидента в Москве Джона Меррика. При этом более вероятным она полагала авторство Ридли. С точкой зрения М.-С. Арел вполне согласился С.Н.Богатырев, дополнительно укрепивший аргументацию в пользу авторства Марка Ридли следующими соображениями: в XVI в. в Англии именно врачи, как правило, выступали в качестве авторов трудов по лексикографии, двуязычных словарей и справочников. Ридли, в частности, известен как автор англо-русского словаря[20].

           Будучи лишь недавно введенным в научный оборот, анонимный англоязычный источник не был еще в достаточной степени подвергнут источниковедческому анализу. Попытаемся раскрыть несколько моментов, связанных с происхождением «Писаных законов». Прежде всего, следует отметить несом­ненную взаимосвязь «Писаных законов России» с анализировавшимся выше сочинением Джильса Флетчера «О государстве Русском». Первое издание его труда увидело свет уже в 1591 г., но вскоре было запрещено. Причиной тому послужил тон произведения Флетчера, отзывавшегося о Московском государстве крайне негативно. Связано это было, вероятно, с провалом дипломатической миссии Флетчера, и трактат «О государстве Русском» был призван оправдать своего автора в глазах соотечественников[21]. Английский дипломат постоянно [25] подчеркивает дикость и политическую отсталость страны, которую он посетил[22]. Почти весь тираж первого издания книги Флетчера был уничтожен. Немало стараний к тому приложили английские купцы – акционеры Московской компании. Негоцианты опасались, что издание подобного памфлета нанесет удар по их позициям в России. У английских купцов были и другие основания противиться распространению точки зрения Флетчера. Создаваемое силой литературного таланта автора впечатление о России могло отвратить от Московской компании новых потенциальных акционеров. Несмотря на усилия торговцев, некоторое количество экземпляров книги Флетчера продолжало обращаться среди читателей. В этой ситуации адекватной контрмерой могло стать написание своеобразного опровержения, которое позволило бы представить заморскую страну в ином свете. Как нам представляется, анонимное сочинение «Писаные законы России» было задумано именно с этой целью.

           Обращает на себя внимание название этого произведения. Текст «Писаных законов» начинается с английского перевода Царского судебника, являвшегося основой российского законодательства. По сути, название сочинения – «Писаные законы России» – уже само по себе было контрударом по трактату Флетчера, поместившего в 15-й главе («Об отправлении правосудия и судопроизводства по делам гражданским и уголовным») следующие слова: «Письменных законов у них нет, кроме одной небольшой книги, в коей определяются время и образ заседаний в судебных местах, порядок судопроизводства и другие тому подобные судебные формы и обстоятельства, но нет вовсе правил, какими могли бы руководствоваться судьи, чтобы признать самое дело правым или неправым. Единственный у них закон есть закон изустный, то есть воля царя, судей и других должностных лиц. Все это показывает жалкое состояние народа, который должен признавать источником своих законов и блюстителями правосудия тех, против несправедливости и крайнего угнетения коих ему бы необходимо было иметь значительное количество хороших и строгих законов»[23]. Следовательно, уже в самом заглавии анонимного английского [26] сочинения конца XVI столетия содержится возражение на один из основных доводов Флетчера: письменные («писаные») законы в России имеются, следовательно, произвол властей в Московском государстве не может быть безграничным.

           Связь между «Писаными законами» и трактатом Флетчера может быть подтверждена также рядом других наблюдений. Отдельные части «Писаных законов» перекликаются с главами труда «О государстве Русском». Отметим при этом, что сочинение Флетчера является в большинстве случаев более многословным, в то время как «Писаные законы», при своей лаконичности, более детальны. Так, раздел «Писаных законов», озаглавленный «Степени боярские или знати в России…», по своему содержанию очень близок к главе 9 («О дворянстве и средствах, употребляемых для ослабления его согласно с намерениями правительства») книги Флетчера. Большинство должностей, перечисленных в разделах «Личная прислуга императора» и «Главные чиновники», можно обнаружить у Флетчера в 28-й главе «О домашнем или придворном штате царя»; раздел «Военные чиновники» находит аналогии у Флетчера в главе 16 «О военной силе, главных военачальниках и жалованье их», раздел «Чиновники по областям» - в главе 10 «Об управлении областями и княжествами»[24]. Наиболее явственно взаимосвязь двух английских сочинений демонстрируют раздел «Духовенство» «Писаных законов» и глава 22 «О церковном управлении и духовных лицах» трактата Флетчера. Автор «Писаных законов» повторяет вслед за Флетчером ошибки в указании количества высших церковных иерархов Русской Православной церкви после учреждения в 1589 г. патриаршества: два (вместо четырех) митрополита, четыре (вместо шести) архиепископа, шесть (вместо восьми) епископов[25].

           Прослеживается взаимосвязь между сочинениями и в тех их частях, где речь идет о приказной системе. В «Писаных законах» соответствующая информация сосредоточена в объемном разделе «Суды и чиновники, находящиеся ныне в императорском замке в Москве». Анонимный автор «Писаных законов» перечисляет 22 приказа (не считая четвертей, подчиненных судьям Посольского и Поместного приказов): Большой [27] дворец, Посольский, Разрядный, Поместный приказы, Казанский дворец, Новая четь, четверть Сибири, Большой приход, Стрелецкий, Пушкарский, Панский, Челобитный, Разбойный, Ямской, Владимирский, Дмитровский, Рязанский судные приказы, Казенный приказ, Земский двор, Холопий, Каменный приказы, Казанская четь (упомянутый в источнике Житничный дворец был отделением Большого дворца)[26]. Последовательность в перечислении приказов анонимным автором «Писаных законов» близка к той, что имеет место в трактате Флетчера (напомним, однако, что Флетчер перечислил не все существовавшие в Москве ведомства).

           Попытаемся теперь определить авторство «Писаных законов России». Есть ряд аргументов, заставляющих усомниться в версии М.-С.Арел и С.Н.Богатырева об авторстве Марка Ридли. Ридли был личным врачом царя Федора, занимая эту должность четыре года, с 1594 по 1598 г. При этом, как ни странно, в «Писаных законах России» нет даже косвенного упоминания Аптекарского приказа, с которым он, как доктор, должен был быть знаком лучше всего. На мой взгляд, искать вероятного автора «Писаных законов» следует среди англичан, свободно владевших русским языком и хорошо знакомых с административной системой Московского государства. Предполагаемый автор должен был иметь доступ к тексту Судебника. Из числа находившихся на рубеже XVI-XVII вв. в Москве англичан перечисленным требованиям лучше всего отвечал переводчик Посольского приказа Джон Элмес, более известный по приказной документации как Иван Фомин.

           Иван Фомин происходил из натурализовавшейся в России английской семьи, его дед Ричард Элмес прибыл в Москву в 1557 г. в числе первых англичан. Джон родился около 1574 г., вероятно - в России. В 1589 г., в возрасте 15-ти лет, он поступил на службу в Посольский приказ, успев перед тем послужить толмачом у собственного деда[27]. Будучи внуком врача, Иван Фомин вращался в юности в той самой среде, которая, как было отмечено С.Н.Богатыревым, предрасполагала к занятиям языками и составлению справочных пособий. В совершенстве владея и английским, и русским языками (а также, как [28] свидетельствуют источники, немецким и шведским), будучи хорошо знаком со структурой российского общества, Фомин должен был отлично ориентироваться и в приказной системе Московского государства, которую он имел возможность изучать изнутри. В Посольском приказе Иван Фомин мог работать и с Судебником, поскольку экземпляр Судебника имелся в каждом приказном учреждении России.

           Гипотеза о службе автора «Писаных законов России» в Посольском приказе подкрепляется тем, что в числе руководителей дипломатического ведомства он упоминает некоего дьяка Ивана Андреева (Ivan Ondree). В комментариях к российскому изданию «Писаных законов» С.Н.Богатырев высказал предположение о том, что в данном случае имеется в виду либо дьяк Иван Андреевич Трифанов, либо дьяк Иван Андреев. Обе версии вызывают серьезные сомнения. Иван Андреевич Трифанов упоминается у «посольского дела» только в 1581-1582 гг., т.е. почти за два десятилетия до составления «Писаных законов». Дьяк Иван Андреев известен только как городовой, причем последнее упоминание о нем относится к 1589 г.[28] Никого из них источники не показывают в конце XVI в. руководителями Посольского приказа. На мой взгляд, под именем Ivan Ondree скрывается старый подьячий Посольского приказа Андрей Иванов. Отметим, что далее в тексте «Писаных законов» слово «Ondree» использовано именно для обозначения имени (дьяки Андрей Арцыбашев и Андрей Татьянин)[29]. Подьячий Андрей Иванов служил в Посольском приказе по меньшей мере с 1587 г., в конце XVI – начале XVII в. он неоднократно выполнял задания, поручавшиеся обыкновенно дьякам. Не раз, оставаясь подьячим, он выезжал за рубеж в составе дипломатических миссий «во дьячье место», т.е. официально именуясь дьяком. Иногда, в отсутствие в приказе судьи, на Андрея Иванова возлагалось внутреннее руководство ведомством[30]. Представляется, что именно его подразумевал автор «Писаных законов» под помощником Василия Щелкалова, «дьяком или клерком Ivan Ondree». Однако, для того, чтобы знать роль старого подьячего Андрея Иванова в Посольском приказе, автор «Писаных законов» должен был быть очень хорошо знаком с внут[29]ренней жизнью дипломатического ведомства. Переводчик Посольского приказа Иван Фомин вполне отвечал данному требованию.

           С другой стороны, Иван Фомин не мог быть единственным автором «Писаных законов России». Во-первых, поскольку нами установлена взаимосвязь этого источника с сочинением Флетчера, следует ответить на вопрос: от кого Фомин мог получить экземпляр этого трактата, опубликованного в Англии и почти полностью уничтоженного? Во-вторых, кто-то должен был снабдить перечисления русских чинов их английскими аналогами, как, например, дьяк – клерк, недельщик – сержант, наместник – лейтенант, сотник – констебль, староста – бейлиф и т.д. Иван Фомин, с малых лет живший в России, вряд ли мог ориентироваться в английских чинах столь же свободно, как в российских. Следовательно, у истока составления «Писаных законов» должен был стоять кто-либо из коренных англичан. Этот же человек, вероятно, принял участие в редактировании составленного Фоминым текста.

           По моему мнению, этим лицом, «вторым автором» «Писаных законов» являлся Джон Меррик. С 1592 г. он был губернатором Московской компании, представляя также экономические и политические интересы английского правительства в Москве. Именно на него руководством компании могла быть возложена задача составления опровержения памфлета Флетчера «О государстве Русском», опубликованного за год до вступления Меррика в должность. Мы совершенно определенно можем утверждать, что Джон Меррик был лично знаком с переводчиком Иваном Фоминым, и их знакомство не исчерпывалось лишь служебными контактами[31]. Служа в Посольском приказе, переводчик Фомин лоббировал интересы своей исторической родины. В частности, именно козням английского переводчика в Москве, намеренно неправильно переводившего его слова, приписывал свое задержание в России подданный испанской короны августинский монах и миссионер Николай де Мелло, возвращавшийся из Персии в Испанию[32]. Единственным английским переводчиком в Посольском приказе был тогда Иван Фомин. Отметим, что интрига против де Мелло [30] вряд ли обошлась без участия Джона Меррика, находившегося в первые недели царствования Василия Шуйского, когда был сослан Н. де Мелло, в Москве. Как видно, контакты перевод­чика Ивана Фомина с его соотечественниками были весьма тесными.       

           По мнению С.Н.Богатырева, «Писаные законы России» были подготовлены автором в 1599 г.[33] Вероятно, около этого времени Фомин передал Меррику написанный им текст, а Меррик подверг его редакторской правке. В 1600 г. Джон Меррик отбыл в Англию, увозя с собой рукопись «Писаных законов России» (именно таким образом она и оказалась в Англии). Думается, совместный труд Фомина и Меррика должен был послужить основой для написания трактата, призванного опровергнуть мнение Флетчера о Московском государстве. Но эта работа так и не была написана: служебные обязанности уже в январе 1602 г. возвратили Меррика в Москву[34], а начавшаяся вскоре после того в России Смута сделала задуманное руковод­ством Московской компании сочинение неактуальным. Рукопись оставалась невостребованной и была введена в научный оборот лишь в конце XX века, став неоценимым источником по истории социальной структуры и государственного устройства России рубежа XVI-XVII столетий.

           «Писаные законы России» с фотографической точностью воспроизводят картину состояния приказной системы на 1598/99 г. Как было отмечено выше, источник упоминает 22 (фактически - 24) функционировавших в Москве приказа (по нашим данным, из существовавших на тот момент ведомств не назван только Конюшенный приказ). Каждый из них описывается лаконично и очень точно. В описательную часть всегда включаются имена руководителей ведомства, а также изложение функций приказа, например: «Большой приход или Большое [ведомство] государственных сборов получает пошлины со всех больших и рядовых городов, сборы из всех ведомств, а также излишки поборов из четвертных ведомств, дает корм послам и чужеземцам и платит жалование тем солдатам, которых государь берет на службу. Боярин этого [приказа] князь Иван Васильевич Сицкой, дьяки Андрей Арцыбашев и [31] Василий Нелюбов»[35]. Из всех иностранных источников «Писаные законы» ранее прочих упоминают целый ряд приказов – Новую, Сибирскую и Казанскую четверти, Владимирский, Дмитровский и Рязанский судные приказы, приказ Холопьего суда, Каменный приказ. Это подчеркивает самостоятельное значение данного источника. «Писаные законы» отражают очередной этап в развитии четвертных приказов. Некоторые из них, как и десятью годами ранее, во время пребывания в Москве Флетчера, все еще находятся под управлением руководителей основных центральных ведомств. В тексте сообщается, что по одной из «четей страны» передано под управление судей Посольского, Разрядного и Поместного приказов[36]. Здесь, впрочем, И.Фоминым допущена неточность, связанная, как представляется, с тем, что он опирался на трактат Флетчера. Если четверти, подчиненные дьякам Посольского и Поместного приказов, действительно существовали в конце XVI в. (четь Василия Щелкалова и четь Елизария Вылузгина)[37], то о четвертном приказе, подчиненном думному дьяку Разрядного приказа Сапуну Аврамову, нет никаких сведений. Впрочем, в «Писаных законах» сказано, что всего четвертных приказов насчитывается пять. Помимо названных выше четвертей В.Щел­калова и Е.Вылузгина, это упомянутые И.Фоминым Новая четверть (четь И.Нармацкого), Сибирская четверть (четь И.Ва­хромеева) и Казанская четверть (четь С.Суморокова). Важно отметить, что последние три четвертных приказа на момент составления «Писаных законов» уже выступают как вполне самостоятельные учреждения, обособившиеся от других ведомств. Суммируя сказанное, мы должны констатировать высокую степень ценности «Писаных законов России» как исторического источника по истории приказной системы Московского государства.

           «Записки» Ж.Маржерета. Если «Писаные законы» отражают состояние приказной системы в самом конце XVI в., то в «Записках» капитана Маржерета описывается административное устройство Московского государства начала XVII столетия. Жак Маржерет прожил в России около 6 лет. Он был нанят дьяком Афанасием Власьевым в империи Габсбургов, прибыл [32] вместе с ним в 1600 г. в Россию и служил офицером наемной иноземной гвардии сначала Борису Годунову, а затем Лжедмитрию I. В силу последнего обстоятельства Маржерет оказался весьма осведомлен о делах придворных. В 1606 г., вскоре по вступлении на российский престол Василия Шуйского, французский капитан покинул Россию и отправился на родину. Уже год спустя в Париже торговали его книгой, в которой описывались события начального этапа Смутного времени в Московском государстве.

           В числе прочего, Жак Маржерет уделил внимание административному устройству Московского государства и приказам в частности. Французский капитан перечислил следующие приказы: Посольский, Разрядный, Поместный, Казенный, Конюшенный, Стрелецкий, Разбойный, Большой дворец, Большой приход. Кроме этого, Маржерет упоминает о существовании судных приказов («для каждой провинции есть свое ведомство, чтобы судить все споры, которые случаются среди тех, кто служит императору; туда входит один член Думы или окольничий с дьяком»)[38]. Во время царствования Бориса Годунова функционировало четыре судных приказа (Владимирский, Московский, Рязанский, Дмитровский). Маржерет сообщает также и о существовании четвертных приказов, которых, согласно его сведениям, было пять. Из них автор называет только два – Казанскую и Новую четверти[39]. Всего, таким образом, Жак Маржерет упомянул по названиям одиннадцать приказов; с учетом косвенно упомянутых судных и четвертных приказов их численность достигает 18-ти.

           Описание приказной системы, данное Маржеретом, трудно назвать исчерпывающим. Ряд центральных ведомств (Казанский дворец, Иноземский, Пушкарский, Челобитный, Ямской, Холопий приказы, Новый и Старый Земские дворы) ускользнули от его внимания. В этом отношении сочинение Маржерета в некоторой степени сродни трактату Дж.Флетчера. Напомним, однако, что Маржерет провел в Москве значительно больше времени и имел гораздо больше возможностей для ознакомления с административной системой России. То, что французский наемник не назвал некоторые приказы, вызывает [33] удивление. Прежде всего, странным представляется, что он не упомянул Панский (Иноземский) приказ, под непосредственным управлением которого, как и прочие иностранные наемники, он находился. Еще сложнее объяснить, почему Маржерет не назвал Галицкую четверть, из которой ему выплачивалось денежное жалование (в кормленой книге Галицкой четверти сохранилась даже его собственноручная расписка в получении денег)[40].

           Именно вопрос о четвертях, на мой взгляд, позволяет пролить свет на один из источников, легших в основу сочинения Маржерета. Напомним, что французский капитан упоминает о существовании пяти приказов – четвертей. Однако на протяжении большей части его пребывания в России четвертных приказов было шесть. К началу XVII в. система четвертей в целом сложилась в том виде, в каком она просуществовала до конца столетия. В это время уже существовали Новгородская, Владимирская, Галицкая, Устюжская, Костромская четверти. Однако уже с февраля 1601 г. в источниках упоминается шестая по счету четверть – Нижегородская, обособленно функционировавшая, как было доказано в работах А.П.Павлова, до конца царствования Бориса Годунова[41]. И тем не менее, Маржерет пишет о пяти четвертях. Далее, как было отмечено выше, француз по какой-то причине не сообщил названия той четверти, которая должна была быть ему наиболее знакомой, – Галицкой. Вместе с тем, он сообщает названия двух других четвертных приказов – Казанской и Новой четвертей. Упоминание этих названий четвертных приказов само по себе наводит на размышления. Новая четверть известна по источникам с 1595 г. (периодически она именовалась по имени руководителя – четью Ивана Нармацкого). Однако уже в 1599 г. (за год до прибытия Маржерета в Россию) Новая четверть была расформирована: основные территории этого приказа вошли в состав Новгородской четверти, созданной в том же году. Казанская четверть унаследовала свое название с тех времен, когда она была подчинена приказу Казанского дворца (когда ею руководил дьяк приказа Казанского дворца Дружина Петелин). Сложно сказать, до какого именно времени эта четверть продолжала [34] именоваться Казанской, но в 1603/04 г. она уже совершенно определенно называлась Костромской четью. Напомним также, что Новая и Казанская четверти (наряду с Сибирской четвертью, упраздненной в 1599 г.) были упомянуты с указанием их названий в «Писаных законах России». То, что Маржерет конкретно упоминает лишь две четверти (причем под названиями, в его время уже вышедшими из употребления), неверно указывает численность четвертных приказов (пять вместо шести), не упоминает Галицкой четверти, где ему выплачивалось жалование, – все это наводит на мысль о том, что данная часть его очерка написана им под влиянием какого-то другого источника. Этим источником, по моему мнению, были «Писаные законы России». В них, как и у Маржерета, упоминается пять четвертных приказов, а также названы Казанская и Новая четверти. Как было отмечено выше, «Писаные законы» составлялись при непосредственном участии английского резидента в России Дж.Меррика. С Мерриком Маржерета связывали довольно тесные деловые контакты[42]. По всей видимости, в 1606 г. Маржерет покинул Россию вместе с Мерриком. Именно тогда он мог ознакомиться с рукописью «Писаных законов» (а возможно, сама мысль написать мемуары о пребывании в России возникла у Маржерета после прочтения «Писаных законов»).

           Зависимость «Записок» Маржерета от «Писаных законов» отразилась и в его указании на то, что в Москве бывает по два думных дьяка. Строго говоря, численность думных дьяков не была постоянной и периодически менялась. Ко времени прибытия Маржерета в Россию думными дьяками были С.Аврамов (Разрядный приказ), В.Щелкалов (Посольский приказ), А.Власьев (Казанский дворец). Вероятно, сохранял думный чин и глава Поместного приказа Е.Вылузгин. Впрочем, довольно быстро двое из них отошли от дел: в 1601 г. попал в опалу В.Щелкалов (в Посольском приказе его сменил А.Власьев); после августа 1602 г. исчезают из документов упоминания о Е.Вылузгине. Именно в это время, возможно, сложилась описанная Маржеретом как «обычная» картина: «в Думе держат двух думных дьяков… Один из них – тот, в ведомство к которому направляют всех послов и дела внешней тор[35]говли. Другой – тот, в ведомстве которого все дела военных…»[43]. Но такая ситуация продержалась недолго: по меньшей мере с апреля 1603 г. в Разрядном приказе несли службу сразу по два думных дьяка: наряду с С.Аврамовым там служил сначала Л.Лодыженский (до конца 1603 г.), а затем Г.Кло­буков. Возможно, появление в Разрядном приказе второго думного дьяка относится к еще более раннему времени. Во всяком случае, наличие в Разрядном приказе двух структурных подразделений, Большого Московского и Новгородского разрядов (которые традиционно возглавлялись думными дьяками), прослеживается по меньшей мере с сентября 1602 г.[44] В конце царствования Бориса Годунова думных дьяков было трое, при Лжедмитрии их численность достигла семи - восьми человек. Таким образом, если отмеченная в «Записках» Маржерета ситуация одновременного пребывания в думном чине лишь двух дьяков и имела место, то лишь очень недолго, не более нескольких месяцев. 

           Почему же в таком случае французский наемник назвал столь малое число думных дьяков, совершенно нехарактерное для того времени, когда он находился в Москве? По моему мнению, как и в случае с четвертными приказами, Маржерет повторил здесь сведения, почерпнутые из «Писаных законов». В этом источнике, действительно, думными дьяками названы лишь два лица: глава Посольского приказа В.Щелкалов и руководитель Разряда С.Аврамов. При этом в английском тексте эти люди именуются следующим образом: «chief diake or secretary of counsell and state»[45]. Любопытно, что и Жак Маржерет в отношении думных дьяков также употребил определение «секретари»: «которых я считаю скорее секретарями, чем канцлерами»[46].

           Позволю себе высказать также предположение о том, что капитан Маржерет был знаком и с сочинением Дж.Флетчера. Об этом свидетельствует то, что по ряду сюжетов показания двух авторов весьма близки друг другу. В частности, утверж­дение француза о том, что в России «нет ни закона, ни Думы, кроме воли императора, будь она доброй или злой»[47], вторит заявлению Флетчера: «Единственный у них закон есть закон [36] изустный, то есть воля царя, судей и других должностных лиц»[48]. Свою аналогию в трактате Дж.Флетчера находит и краткое описание Маржеретом заседаний Боярской думы. Французский наемник пишет: «Спрашивают для вида мнение церковнослужителей, приглашая в Думу патриарха с несколькими епископами»[49]. Флетчер также указывает, что высшее духовенство принимает участие в работе Думы, к нему обращаются с вопросами прежде всего, однако это имеет характер формальный. Духовенство заранее соглашается с мнением царя и покидает заседание, благословив государя[50]. Весьма близким у двух авторов является описание российского дворянства. Флетчер сообщает, что дворянство в России разделяется на четыре степени: удельные князья; бояре; воеводы «или те дворяне, которые в настоящее время или прежде были главными начальниками на войне»; четвертую степень, по Флетчеру, составляют «лица, носящие название князей, но происходящие от младших братьев главных домов» (англичанин явно имеет в виду детей боярских)[51]. Маржерет также называет четыре категории российского дворянства (притом делает это с большим знанием дела). Он перечисляет в своих записках князей («герцогов»); «думных бояр»; окольничих (эта третья категория служилых людей определена им как «маршалы», у Флетчера – как военачальники); в четвертую группу у Маржерета объединены думные дворяне и дворяне московские[52]. Интересно, что максимальную численность состава Думы Маржерет оценивает в 32 человека[53] (тогда как по подсчетам современных исследователей, при Борисе Годунове в нее входило от 38-ми до 52-х человек, а при Лжедмитрии I – до 72-х)[54]. Но число думцев, указанное Маржеретом, вполне соответствует данным, приведенным Дж.Флетчером, который сообщает о том, что во время его пребывания в Москве в Думе числился 31 человек[55]. Сделанные наблюдения позволяют предположить, что Маржерет был знаком и с текстом трактата Дж.Флетчера. Однако этот французский наемник в начале 90-х гг. XVI в. отправился на Балканы и вплоть до перехода в российскую службу участвовал в военных действиях. Вероятность того, что в его руки могла попасть книга, изданная в Лондоне в 1591 г. (к тому же [37] почти полностью изъятая из обращения), очень мала. Скорее всего, с сочинением Флетчера Маржерет познакомился уже в России, где эту книгу он мог получить из рук Дж.Меррика. Таким образом, тесно взаимосвязанными оказываются три источника: изданный и запрещенный в Лондоне в 1591 г. трактат Дж.Флетчера; написанный в Москве около 1599 г. И.Фоминым и отредактированный Дж.Мерриком текст «Писаных законов России», задуманный как опровержение трактата Флетчера; изданные в Париже в 1607 г. «Записки» капитана Маржерета, в основу которых, отчасти, легли оба вышеназванных труда.

           Впрочем, следует отметить, что труд Маржерета в части описания приказной системы оказался в итоге вполне самостоятельным. Наиболее подробно Маржерет описывает те ведомства, с которыми, по роду службы при дворе, он соприкасался лично, – дворцовые приказы. В частности, им описаны приказ Большого дворца, Конюшенный и Казенный приказы. Кроме того, Маржерет немало внимания уделил Аптекарскому приказу, который был тогда отделением Большого дворца; упоминает он также Денежный (монетный) двор, находившийся в подчинении Казны. Вполне оригинальны сведения, приводимые Маржеретом о Разбойном приказе: в числе прочего он упоминает о том, что в подчинении данного ведомства находились губные учреждения[56].

           Об источнике сведений о приказах А.Олеария. Перечисленными и проанализированными выше сочинениями, в принципе, исчерпывается круг нарративных источников конца XVI – начала XVII в., в которых специально рассматривается приказная система Московского государства. После Маржерета и анонимного автора «Записки о царском дворе» первым к описанию московских приказов в середине XVII в. приступил А.Олеарий. Разумеется, его труд не может считаться источником по истории приказной системы интересующего нас периода. Тем не менее, в ходе его источниковедческого анализа была выявлена связь сочинения Олеария с источниками рубежа XVI-XVII вв. Поэтому автор считает нужным проследить в данной статье этот сюжет.

           [38] «Описание путешествия в Московию» было написано секретарем голштинских посольств в Россию и Персию (1634-1639 гг.) Адамом Олеарием, подробно изложившим основные события, имевшие место во время пребывания дипломатических миссий в России. Это сочинение выдержало при жизни автора три издания, соответственно в 1647, 1656 и 1663 гг. Рассмотрению центральных ведомств Московского государства, приказов, посвящена отдельная, 19-я глава («О различных канцеляриях в Москве и о их делопроизводстве») третьей книги труда А.Олеария.

           В этой главе перечислено 33 общегосударственных приказа (по какой-то причине не упомянут Стрелецкий, хотя он должен был быть описан седьмым в перечне учреждений, перед Иноземским приказом. Об этом свидетельствует также сбой в нумерации приказов у Олеария). Упомянуты также 3 патриарших приказа. Особенностью описания приказной системы в книге Олеария является указание имен руководителей этих ведомств. Именно это позволяет определить, какому моменту времени соответствует описание центральной администрации Московского государства. Во главе Устюжской чети А.Олеарий называет окольничего князя Д.В.Львова[57]. Имеются данные о том, что князь Львов находился во главе Устюжской чети до 15 мая 1654 г., а уже 16 мая этим ведомством руководил окольничий князь В.Г.Ромодановский[58]. Следовательно, составление списка не могло иметь место позднее 15 мая 1654 г. В то же время упоминаемый Олеарием приказ Сбора десятой деньги (т.е. приказ Денежного сбора) известен по документам только с марта 1654 г.[59] Таким образом, составление списка московских приказов, приводимого Олеарием, можно в целом датировать довольно узким хронологическим отрезком – весной 1654 г. Сам Олеарий в последний раз побывал в России в 1643 г.[60], следовательно, данные о состоянии российской приказной системы, относящиеся к 1654 г., он должен был получить от информатора в России.

           По моему мнению, этим информатором был уже упоминавшийся выше переводчик Посольского приказа Иван Фомин (Джон Элмес). Иван Фомин продолжал службу в дипломатиче[39]ском ведомстве до середины XVII в. В 1634 г. Фомин обслуживал в Москве переговоры с голштинским посольством и именно тогда познакомился с любознательным секретарем миссии Олеарием. Персоне Джона Элмеса (на немецкий манер Олеарий называл его Гансом Гельмесом) в сочинении голштинца уделено довольно много внимания. Он называл его «знатнейшим» и «тайным» переводчиком царя Михаила, отметив также, что в 1654 г. он был еще жив и служил в Посольском приказе. Голштинский автор отметил, что Иван Фомин скончался около 1655 г., в возрасте 97 лет (здесь явная опечатка, Фомину было тогда около 80-ти лет; вероятно, при наборе число 79 превратилось в 97). Олеарий нашел также необходимым поместить в своем труде сведения о сыне Ивана Фомина (его, также, как отца, звали Иваном), учившемся медицине в Англии, в Оксфордском университете[61]. Почему Олеарий уделяет столь значительное место такой второстепенной фигуре, как переводчик Джон Элмес? На мой взгляд, объяснить это можно тем, что Элмес был одним из информаторов Олеария. В «Описании путешествия в Московию» обращает на себя внимание обилие сведений, связанных с жизнью иноземных докторов в России[62] (а с этой средой переводчик Иван Фомин был очень тесно связан как лично, так и через своего сына).

           Представляется, что именно Иван Фомин составил для Адама Олеария справку о московских приказах и лицах, их возглавляющих. В ряде случаев описание функций приказов в сочинении Олеария очень близко к аналогичным сюжетам в «Писаных законах России», автором которых был Фомин. Сопоставим некоторые фрагменты двух текстов. Описание функций Поместного приказа выглядит следующим образом:

           [40] Черты сходства обнаруживаются и в повествовании о приказе Большого прихода:

           Подобных примеров можно привести довольно много. Это обстоятельство служит еще одним аргументом в пользу зависимости сочинения Олеария от «Писаных законов».

           Разумеется, было бы наивно искать прямых текстологических совпадений в двух сочинениях, написанных на разных языках и разделенных во времени половиной столетия (в течение которого и сама приказная система претерпела значительные изменения). И тем не менее, связь двух источников просматривается достаточно явственно. Дополнительно аргументировать нашу версию о том, что у истоков составления «Писаных законов России» и использованной Олеарием записки о московских приказах лежали черновые тексты одного и того же автора (Джона Элмеса), можно, рассмотрев последовательность в перечислении центральных учреждений. Этим методом мы уже воспользовались, показывая взаимосвязь «Писаных законов» с трактатом Дж.Флетчера. Удалив из списка приказов, перечисляемых «Писаными законами», те ведомства, которые не упомянуты Олеарием, а из списка, приводимого Оле­арием, исключив учреждения, возникшие в XVII в. (после составления «Писаных законов»), мы получим очень схожую картину. В обоих источниках выстраивается три компактных блока приказов, следующих почти в одинаковой последовательности. Первый блок составляют приказы Большого дворца, [41] Посольский, Разрядный, Поместный, Казанский дворец, Большой приход. Второй блок приказов включает в себя Пушкарский, Панский, Челобитный, Разбойный, Ямской и Владимирский судный приказы. Наконец, в третью группу входят Казенный двор, Таможенная изба, Земский, Холопий и Каменный приказы.

           Составленную И.Фоминым справку о приказах Олеарий получил, по всей видимости, через переводчика Посольского приказа Иоганна Беккера фон Дельдена (которого голштинский автор также характеризует весьма лестно)[67]. Этот перевод­чик состоял при российском посольстве И.И. Баклановского и дьяка И.Михайлова, приехавшем в 1654 г. ко двору императора Фердинанда III (Олеарий в своем сочинении упоминает эту дипломатическую миссию). Видимо, с этим посольством И.Фомин переслал к Олеарию записку о приказах 1654 г. Именно этим обстоятельством, скорее всего, объясняется не вполне понятное отступление Олеария от повествования о событиях 1634 г., в котором он сообщает о том, что спустя 20 лет, в 1654 г., переводчик Гельмес был еще жив и служил в Посольском приказе[68].

           Итак, мы можем считать, что при составлении 19-й главы третьей книги, где повествуется о приказах Московского государства, Адам Олеарий опирался на сведения, переданные ему переводчиком Посольского приказа Иваном Фоминым (Джоном Элмесом). Сам же Фомин, возможно, при составлении справки о приказах опирался на свои черновые записи полувековой давности, которые легли в основу «Писаных законов России». Этим объясняются некоторые совпадения в текстах двух столь разных источников – «Писаных законов» и сочинения А.Олеария.

*   *   *

           Анализ текстов источников второй половины XVI – первой половины XVII в. позволяет сделать ряд выводов. В сочинениях указанного периода нашла свое отражение система цент­рального управления Московского государства – приказной строй. Практически все нарративные источники, в которых [42] уделялось внимание описанию приказов, имеют иностранное происхождение («Записка о царском дворе» написана русским автором, но для иностранного читателя). Эта особенность проанализированных источников придает им большую историческую ценность: для иностранного наблюдателя приказная система была явлением оригинальным, и потому достойным подробного описания. Ни один нарративный источник российского происхождения столь целостной картины состояния приказной системы не дает. Разумеется, для иностранного наблюдателя далеко не все стороны административного быта Московского государства были открыты и понятны. В этом отношении сочинения Дж.Флетчера и Ж.Маржерета несколько уступают другим проанализированным произведениям. Вместе с тем, иностранные очевидцы событий XVI-XVII вв. сумели зафиксировать немало ценных наблюдений. Так, почти полным может считаться описание приказной системы 60-х гг. XVI в., данное опричником Г.Штаденом. Наиболее же информативными и ценными могут быть признаны сочинения, вышедшие из-под пера россиян или иноземцев – российских подданных. К их числу относятся И.Фомин, А.Власьев (предполагаемые авторы «Писаных законов России» и «Записки о царском дворе»). Эти люди отлично знали приказную систему «изнутри», но излагали ее устройство заинтересованному внешнему наблюдателю. Поэтому в написанных ими сочинениях объединились два важнейших фактора, определяющих информационную ценность данного вида источников, – интерес иностранца и осведомленность коренных жителей. В ходе исследования также удалось установить, что перечисленные сочинения не существовали изолированно друг от друга (исключение составляют, пожалуй, лишь «Записки» Штадена). Публикация трактата Дж.Флетчера способствовала появлению «Писаных законов России»; Ж.Маржерет в своих «Записках» опирался на оба вышеназванных источника. Одним из источников А.Оле­ария стали «Писаные законы России».

           [42-45] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста