О начале летописания в Троице-Сергиевом монастыре

Автор
Муравьева Людмила Леонидовна

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XV XIV

Библиографическое описание:
Муравьева Л.Л. О начале летописания в Троице-Сергиевом монастыре // Исследования по источниковедению истории России дооктябрьского периода: сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. В.А.Кучкин. М., 1993. С. 40-70.

Текст статьи

[40]

Л.Л.Муравьева

О НАЧАЛЕ ЛЕТОПИСАНИЯ В ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВОМ МОНАСТЫРЕ

           Московская летопись представляет одну из главных ветвей вековой летописной традиции. Ее существование, как важной вехи на пути развития этого крупного историко-культурного явления, совпало с образованием единого Русского государства и его культуры. В научном обороте она известна большой группой летописных оводов ХV-ХVII вв. как исторически сформировавшихся памятников. Эти памятники, как никакие другие сочинения, выразили появление тогда общерусской или, точнее, великорусской письменности. Среди них одно из первых мест занимает сгоревшая в 1812 г. Троицкая летопись начала ХV в. Она доступна сегодня исследователю в основном по корпусу выписок из нее Н.М.Карамзина в "Истории государства Российского".

           Московский "Свод 1408 г.", подучивший в литература название по месту его обнаружения в ХVIII в. в Троице-Сергиевой лавре - Троицкая летопись, отразил центральное великокняжеско-митрополичье летописание Северо-Восточной Руси и его источники. В составе "Свода 1408 г." приобрели новую "жизнь" многие сочинения молодой московской литературы, которые были утрачены со временем и не дошли до нас как самостоятельные памятники. Каждое из этих сочинений разделило общую с сохранившим его летописных списков идейно-политическую эволюцию их концепции, претерпело связанные о ней переделки и сокращения. К ним относится и основной источник Троицкой летописи - упомянутый в ней Летописец Великий Русский редакции 1389 г.

           Одним из таких источников "Свода 1408 г." был, по всей видимости, Летописец Троице-Сергиева монастыря. О возможном ведении монастырской летописи, в первоначальный период истории Троицкой лавры высказывался В.С.Иконников. Что касается бытования названного летописного сочинения, то об этом писали такие специалисты, как М.Д.Приселков, А.Н.Насонов и др.[1] Однако отдельного исследования о начале [41] летописной работы в Троице-Сергиевой лавре о конца ХVI в., которое выразилось в создании монастырского Летописца, не проводилось. И подобная попытка предпринимается впервые.

           Основанный в середине ХIV в. Троицкий монастырь вскоре стал важным очагом московской образованности и книжности[2]. Здесь рано нашла поддержку книжная деятельность, в которой отразилось влияние сферы греко-славянской культуры ХIV-ХV вв. Уже при самом основателе Лавры игумене Сергии Радонежском и его ближайшем преемнике Никоне было положено начало обширной монастырской библиотеки. Там упоминаются принадлежавшие им и лицам их окружения книги. В ХVI в. указывается должность монастырского "книгохранителя", а к ХVII в. она превращается в "многобогатную божественных писаний книгохранительницу", насчитывающую в 1641 г. 1097 книг[3]. С этим монастырем связано творчество Епифания Премудрого и Пахомия Логофета и многих других, занимавшихся историко-агиографическими трудами, канонами и списыванием книг, и живописцев Даниила Черного и Андрея Рублева и т.п.

           Троице-Сергиев монастырь сыграл свою позитивную роль в становлении московского летописного дела, а в период расцвета, т.е. в середине ХV-ХVI вв. служил одним из его центров[4]. Не случайно, что он оказался и крупнейшим хранилищем страны также древних актов, исторических рукописей, включая летописи, хронографы, жития, минеи. Именно эти собрания монастырской библиотеки привлекли уже внимание государей Ивана Грозного[5] и Екатерины II, историографов Г.Ф.Миллера и Н.М.Карамзина. Последний, посетивший Лавру в 1802 г., назвал 6.000 книг в ее хранилищах[6]. Благодаря широко развернутой работе по составлению каталогов и сбору исторических рукописей по архивам и библиотекам монастырей и частных лиц (в частности, для снятия с нее копий и отбора к изданию), проводимой согласно указам императрицы и распоряжениям Синода в 1767, 1778, 1791 гг. (и позднее указа 1804 г. - в связи с созданием "Общества истории и древностей Российских"), науке стал известен состав рукописного собрания Троице-Сергиева монастыря, в том числе наличие летописей.

           [42] Именно тогда была замечена и затем отобрана для подготовки к печати Троицкая летопись 1408 г. (по монастырской описи 1729 г. - № 823). На основании указа 1778 г. последовало распоряжение "Об отыскании в лаврской библиотеке, касающихся Российской империи летописцев, примечания достойных"[7]. Часть из высланных книг по назначению потом была возвращена в монастырское хранилище, еще одна (в основном в копиях) оказалась в Эрмитажном собрании. По данным описи Эрмитажного собрания конца ХVIII в., в нем значились троицкие рукописи в списках: Никоновской летописи, летописи Авраамия Палицына, Истории Сибирского царства, "Сказание, что делалось в дому св. живонач. Троицы"[8]. Определенное количество из троицких исторических рукописей отложилось в Синодальном (или Патриаршем) собрании. В его каталоге 1828 г; можно встретить указания на целый ряд Летописцев Троице-Сергиева монастыря[9].

           В архиве Вифанской семинарии (РГБ, Ф. 704. № 1407. Л. 43) хранится документ 1851 г., свидетельствующий о взятых Н.М.Карамзиным в Троицкой библиотеке для научной работы семи книг: 1. Летописец русских царей; 2. Летописец русский; 3. Изложение о вере Анастасии и Кирилла; 4. Повесть о разорении Московского государства; 5. История о Казанском царстве в лицах; 6. Летописец русский от Рюрика до царя Ивана Васильевича; 7. Повесть временных лет черноризца Феодосия, в малый лист (на пергаменте).

           В середине XIX в. в распоряжении Археографической комиссии находилось шесть списков, принадлежащих Троице-Сергиеву монастырю летописей (Ростовской - т.н. Троицкой I, Софийской II, Новгородской IV, Никоновской и др.). При проведении описи в 1854-1857 гг. в троицком книгохранилище было определено 823 славянских рукописи, в том числе 43 пергаменных[10].

           Сформированная в значительной степени за счет вкладов и покупок, монастырская библиотека имела книги и собственного производства. При этом в начале пользовались не столько дорогой бумагой и пергаментом, а больше берестой (выглаживая ее верхний тонкий слой в листы). В современном сочи[43]нении "Преподобнаго Иосифа Волоколамского Отвещание любозазорным и Сказание вкратце о святых отцех, бывших в монастырях иже в Рустей земли сущих" можно прочесть запись, сделанную на основании "неложных свидетелей": "Толику же нищету и нестяжание имеяху, яко в обители блаженнаго Сергия и самыя книги не на хартиях писаху, но на берестех"[11]. Начиная о первых десятилетий ХV в, четко прослеживается эволюция Троицкой книжной мастерской. Многие книги Троицкой библиотеки были написаны и переписаны непосредственно в Лавре, сохранив на полях рукописей записи-пометы монастырских писцов о заказчиках и владельцах; они имеют в своем составе (как сборники) краткие Летописцы и другие сочинения местного происхождения. В литературе не обобщен еще достаточно полно искомый материал и нет специальных работ, рисующих общую картину развития летописания в Троице-Сергиевом монастыре. А такая необходимость давно назрела.

           Имеется упоминание, относящееся к показанию одной из родословных росписей конца ХVII в., о какой-то Записной летописной книге Троицкого монастыря[12]. Существуют и другие свидетельства: о "Кратком летописце Свято-Троицкия Сергиевы лавры" за 1513-1540 гг., помещенном в троицкой рукописи ХVI в. (потом Синодальной библиотеки № 645), и Летописце Троицкой лавры за 1570-1585 гг., находящемся в сборнике ХVII в.[13], и т.д.

           Интересные результаты дали современные изыскания, связанные с обследованием книгохранилищ Москвы и Ленинграда и введением в научный оборот новых летописных сводов конца ХV - первой половины ХVI в. Вот некоторые из них. С.М.Каштанов высказал предположение о возможной принадлежности Троице-Сергиеву монастырю двух сборников ХV-ХVI вв., содержащих общерусский Сокращенный "Свод 1495 г.", и составление там самого летописного памятника[14]. А.Н.Насонов усматривал в группе родственных по составу сводов конца ХV - первой половины ХVI в.: "Своде 1497 г." (т.н. Прилуцкой летописи), Уваровской 1518 г., Типографской (Синодальной), Иосафовской и Типографской (Академической) летописях прямую связь митрополичьего и владычного летописания [44] с летописной работой Троице-Сергиева монастыря. Ученый прослеживал в этих памятниках использование в качестве источников троицких местных летописных сочинений. Он считал, что имеются основания для выводов о создании в Троице-Сергиевом монастыре и сборника ХVI в., включающего Ермолинскую летопись (в том числе и сам ее список). Как известно, собственностью библиотеки Троице-Сергиева монастыря являлся Оболенский список Никоновской летописи. Насонов был склонен относить происхождение этой ранней редакции памятника середины ХVI в. тоже к этой обители[15]. Позднее Б.М.Клосс, касаясь истории формирования Оболенского списка, определил появление этого памятника в Троицкой лавре не ранее 60-х гг. ХVI в., с которого в середине ХVII в. были сняты копии и создана по приказу патриаршей кафедры новая редакция Никоновокой летописи[16].

           Устанавливаемая в литературе взаимозависимость общерусского митрополичьего летописания с местной летописной работой в Троице-Сергиевом монаотыре существовала, по всей видимости, и ранее. Можно думать, что начало было положено при создании свода времени митрополита Киприана. Освещение данного вопроса связано в значительной степени с достижениями в изучении Троицкой летописи 1408 г., как сложной компиляции, состоящей из разных летописных и внелетописных материалов. Одним из таких результатов явилась реконструкция утраченной Троицкой летописи, проведенной преимущественно на основании Примечаний к "Истории государства Российского" Н.М.Карамзина и результатов сравнительно-текстологического анализа лаврентьевско-троицкой и генетически близкой семьи летописных сводов ХV-ХVI вв.[17]

           Выработано общее представление об этом памятнике начала ХV в. и продолжает дискутироваться тематика о его происхождении, времени составления и составе, где заключено более двух десятков литературных сочинений (более половины из которых - московские). Исследование вопроса о летописном источнике Троице-Сергиева монастыря в составе "Свода 1408 г." приводится в развитие ее решения.

           Обратимся прежде всего к возможным, связанным с Троице-[45]Сергиевой лаврой текстам Троицкой летописи (руководствуясь при этом соответствующей методикой в области летописеведения). Их сравнительно немного в сохранившемся или восстановленном материале "Свода 1408 г.". И все они концентрируются в памятнике в хронологических пределах конца третьей четверти ХIV - начала ХV в. и составляют здесь значительную часть церковных известий в целом[18].

           1374 г. [Сказание об основании Высоцкого Богородицкого - Зачатьевского монастыря]: О сооружении "по мысли" кн. Владимира Андреевича монастыря в Серпухове "на Высоком" и при участии "мужа свята" и "отца многим монастырем" старца иг. Сергия из Радонежа, который стоит "до сего дни", его первом игумене Афанасии, ученике Сергия, который затем уехал в Царьград, где и умер в глубокой старости.

           1375 г. О тяжкой болезни св. старца, иг. Сергия, которая началась в "Великое говенье", и его выздоровлении к "Семенову дни" (с нравоучительными рассуждениями по поводу опасения "праведника божиа").

           1379 г. [Сказание об основании Стромынского - Успенского - Дубенского монастыря]: о создании преп. старцем, иг. Сергием на р. Дубенке у с. Стромыни "присного" монастыря, по повелению вел. кн. Дмитрия Ивановича, закладке там, освящении, украшении иконами и книгами им церкви св. Богородица Успения (с открытой датой), первом монастырском игумене Леонтии - презвитере "Большого монастыря от Великой лавры".

           1384 г. О смерти на "Пентикостной неделе" келаря иг. Сергия, "живыя святым житьем" чернца Ильи.

           1385 г. О поездке в Филипово говенье, "самого" преп. старца, иг. Сергия в Рязань к вел. кн. Олегу Ивановичу с предложением о мире с вел. кн. Дмитрием Ивановичем, который "устыде бося толь свята мужа и взя со князем великим мир".

           1387/88 г. О смерти ученика "великого отца" преп. старца-молчальника Исаакия (с подробной оценкой добродетелей чернеца и датой).

           1392 г. О смерти преп. иг. Сергия, св. старца, "всей Русской земли нашей учитель и наставник" (с открытой датой).

           [46] 1392 г. Некролог - Похвальное слово св. иг. Сергию.

           1402 г. О смерти смоленского еп. Михаила и его захоронении в монастыре "у Троицы", близь гроба старца, иг. Сергия (с конкретной датой).

           Все указанные тексты образуют тематически единый комплекс и относятся к известному церковному деятелю, первому игумену Троице-Сергиевой лавры Сергию Радонежскому и его ближайшему окружению; они имеют явно церковный характер (в отличие от других упоминаний о нем в московских, общерусских записях летописей), датированы, включают два летописных Сказания об основанных Сергием московского и серпуховского монастырей, житийный источник посвященный ему. Примечателен "камертон" лексики записей, где подчеркиваются действия первого троицкого игумена как "самого" Сергия, отношение к нему как "отцу многим монастырем" и "учителю и наставнику" всей: Русской земли, определяется название Троицкой обители как "Большой монастырь", "Великая лавра". Иного такого цельного и пиететного комплекса известий об одной и той же обители "Свод 1408 г," не знает.

           И это не все. С этим комплексом троицких известий перекликаются и некоторые другие сходной "окраски" тексты. Речь идет о следующих записях.

           1374 г. О крещении в Переяславле св. старцем преп. Сергием сына вел. кн. Дмитрия Ивановича - Юрия (в записи о рождении княж. Юрия, с открытой датой).

           1377 г. О нарушении слова суздальским еп. Дионисием, данного св. "поручнику" старцу, иг. Сергию перед великим князем владимирским о невыезде в Царьград (из Повести о Митяе).

           1381 г. О крещении преп, старцем, иг. Сергием вместе с митр. Киприаном сына серпуховского кн. Владимира Андреевича - Ивана (в записи о рождении княж. Ивана, с датой).

           1385 г. О крещении преп. старцем, иг. Сергием сына вел. кн. Дмитрия Ивановича - Петра (в записи о рождении княж. Петра, с открытой датой).

           1389 г. Об участии преп. старца, иг. Сергия в похоро[47]нах вел. кн. Дмитрия Донского (из Слова о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича).

           Приведенные тексты являются, наверное, преимущественно основным материалом непосредственно "Свода 1408 г." (а не троицкого источника). Вместе с тем здесь просматривается рука летописца-редактора, который был автором изложения упомянутых выше одного трафарета троицких известий; он пользуется систематически и в этих текстах одними и теми же или сходными определениями и эпитетами (например, преп. старец, св. старец). А.Н.Насонов обращал внимание на близость по руке летописца записи 1392 г. о смерти иг. Сергия и записи 1382 г. о смерти нижегородского Печерского монастыря старца, чернеца Павла Высокого[19]. О подобной близости говорят и названные уже монастырские записи 1384 в 1387/88 гг. о кончинах троицких чернецов.

           Определяя троицкие тексты в составе "Свода 1408 г.", необходимо учитывать одно обстоятельство. Восстановление этого памятника за конец ХIV - начало ХV в. страдает значительной неполнотой и его отражение в родственных Симеоновской летописи и Рогожском летописце сохранилось в тверской редакции 1412 г. Она особенно радикально коснулась материала указанного периода (об атом говорят, в частности, прямые выписки из рукописи Троицкой летописи Н.М.Карамзина, в ряде случаев перекрывающих их тексты). Поэтому вполне вероятна утрата или сокращение наряду с другими и троицких записей. При этом надо иметь в виду и значительную обработку главного источника при составлении "Свода 1408 г." - Летописца Великого Русского 1389 г. В Симеоновской летописи в Рогожском летописце прослеживаются некоторые отступления от показаний Н.М.Карамзина, касающихся троицких текстов под 1374, 1379, 1402 гг. Так только в сообщении Троицкой летописи под 1402 г. о смерти смоленского епископа Михаила в Лавре говорилось о его захоронении у церкви св. Троицы, "близь гроба старцева" и точном сроке его епископства (19 лет). Московский "Свод 1479 г.", тоже непосредственно связанный своим происхождением с Троицкой летописью, в общей записи сравниваемых летописей под 1392 г. о смерти [48] Сергия Радонежского дополнительно свидетельствует о его захоронении "в честной обители св. Троицы, иже сам созда". В этом летописном памятнике конца ХV в. (и в близком изложении в Софийской I летописи) читается и известие 1364 г. о поездке игумена Сергия в качестве посла великого князя владимирского в Нижний Новгород с вызовом в Москву князя Бориса Константиновича, закрытии им "по митрополичьему слову" там всех церквей из-за непослушания суздальского князя[20] . Сообщение об этом посольстве, связанном с противоборством суздальских князей тех лет, передано в "Своде 1408 г." по политическим мотивам глухо, и более полные записи о нем восходят, очевидно, уже к материалу свода времени митрополита Фотия (1423 г.), в котором вновь были использованы местные источники. К сожалению, Н.М.Карамзин не сделал выписок из Похвалы св. Сергию, находившейся в Троицкой летописи под 1392 г. на 20 листах и опущенной в отразивших данный памятник других летописях.

           В общем реконструированный текст Троицкой летописи представляет нам единый, но, безусловно, отрывочный материал о Сергии Радонежском с опущением многих известных страниц из его жизни (с полным отсутствием данных о начальной истории Троице-Сергиева монастыря). В других, более поздних летописях (и в Житии Сергия) он значительнее и охватывает период на большом протяжении лет. Это относится к официальным по своему значению текстам сводов: из Повести о митрополите Алексее - о поездке иг. Сергия к своему ученику в Андронников монастырь или его прощальной встрече того же года с митрополитом; из Повести о Донском побоище - о грамоте иг. Сергия с благословением вел, кн. Дмитрия Ивановича перед побоищем с Мамаем или поездке московского князя в Троице-Сергиев монастырь к иг. Сергию за благословением и помощью для "ратного дела"[21].

           Находящийся в нашем распоряжении летописный материал о Сергии Радонежском дает основание высказать суждение о ведении в Троице-Сергиевом монастыре в конце ХIV в. регулярных летописных записей из жизни основателя этой крупнейшей московской обители и других ее духовных деятелей, его уче[49]ников, которая выразилась в форме монастырского Летописца. Летописание в Троицкой лавре начиналось в сложившихся условиях литературно-"учительской" среды, об одном из представителей которой, ученике Сергея Радонежском Афанасии помнило и новое поколение: "еже и ныне свидетельствуют писания его" или "доброписания много руки его и доныне свидетельствуют"[22].

           Предполагаемый Летописец "Великой Лавры", по всей вероятности, имел своим окончанием запись под 1392 г. о кончине первого троицкого игумена, венчавшуюcя пространным Похвальным словом "всей нашей Русской земли учителю". Он представлен в составе общерусского свода начала ХV в. Не в полном, объеме и читается в дошедшем до нас тексте памятника как выборка разрозненных известий, открывающихся Сказанием 1374 г. и сообщением 1375 г. о болезни игумена Сергия. Отмеченное уже датирование троицких известий говорит о современном их записывании. Вместе о тем упомянутые Сказания об основании двух монастырей игуменом Сергием под 1374 и 1379 гг., опирающиеся, очевидно, на современные записи о его активной монастырской деятельности, включают элементы воспоминаний очевидцев и сравнения минувших событий со стороны более позднего времени. Сказание о Высоцком монастыре содержат показание, что Сергий "игумен мнозии братьи и отец многим монастырем, о нем же суть многа свидетельства". Между тем это первое (и одно из двух) летописное сообщение об участии в широком монастырском строительстве на Северо-Востоке Руси Сергия Радонежского (и его учеников), пришедшего в Серпухов "от Великия своея обители, честного монастыря". В этом Сказании под 1374 г, говорится как об осмотре им места, закладке церкви Зачатия св. Богородицы, после создания которой "установижеся таковые праздник церкви праздновати месяца декабря в 9 день, зачатие св. Анны", так и об устройстве монастыря, "еже есть до сего дния", и его первом игумене Афанасии, который потом оказался в Царьграде, где умер в "старости глубоцей". Афанасий Высоцкий оставил игуменство где-то после 1382 г., в котором вместе с митрополитом уехал в Киев и затем в Константинополь Возможно, это [50] произошло в 1387 г., когда он поселился в одном из монастырей Царьграда. В Константинополе Афанасий упоминается в 1392 и 1401 (?) гг.[23] В другом Сказании о Дубенском монастыре тоже описаны разновременные события.

           Данные наблюдения о текстах Сказаний под 1374 и 1379 "г., как и об особенностях соответствующих московских записей 1374, 1377, 1381, 1385 и 1389 гг., позволяют распространить выводы о летописной работе в Троице-Сергиевом монастыре за хронологические пределы интересующего нас Летописца конца ХIV в. Логика исследования о Летописце Троице-Сергиева монастыря, как источнике "Свода 1408 г.", диктует рассмотрение еще трех смежных завязанных с ним в один узел вопросов.

           Первый вопрос относится к определению соотношения Летописца Троице-Сергиева монастыря и Жития Сергия, М.Д.Приселков видел в этом троицком источнике "Свода 1408 г." вероятность отражения первых усилий по созданию жития основателя Лавры, включая Похвалу. В связи с таким предположением А.Н.Насонов отметил трудности разграничения монастырских записей, указав на необходимость его согласования с материалом Жития Сергия в редакции Епифания Премудрого, доведенной до смерти игумена, т.е. также до 1392 г. Прежде всего Епифаниева редакция Жития Сергия, которая сохранилась в разных списках ХV-ХVI вв. в обработке Пахомия Логофета, имеет более обширный биографический материал, но не "поглощает" полностью летописные, связанные о Сергием записи Троицкой летописи. В "Житии" нет параллелей целому ряду ее сообщений. Исследователь этого "Жития" В.О.Ключевский, разделяя летописные и житейные сведения о первом троицком игумене, писал: "Кончина Сергия записана под 6900 г. в летописях Троицкой, Софийских и Воскресенской; первая, древнейшая по составу, передает известия о Сергии, которых нет в Житии и которые записаны, по-видимому, современником, например, о болезни Сергия в 1375 г."[24]. Нет прямых текстологических совпадений и в Сказаниях об основании Сергием Высоцкого и Дубенского монастырей. Они представляют собой оригинальные сочинения "Свода 1408 г.". Это отчетливо сви[51]детельствует Сказание под 1374 г.; оно имеет более пространный текст, где читаются не известные Житию Сергия Радонежского данные (например, об игумене Афанасии, об установлении праздника в связи с сооружением в Серпуховском монастыре церкви Зачатия св. Богородицы). В Сказании под 1379 г. речь идет об основании церкви св. Богородицы Успения и монастыре на Дубенке, где Сергий нарек игуменом пресвитера из Лавры Леонтия, о котором у Епифания не упоминается в главе о Стромынско-Дубенском монастыре.

           Далее, в "Своде 1408 г." сообщение под 1392 г. о смерти Сергия Радонежского имеется такое чтение в конце: "просто рещи и недоумею его жития сказати, не написати", обнаруживая первичность летописного известия монастырского источника памятника и отсутствие у его составителя Жития троицкого игумена. И оно не противоречит подобной информации из вступительных слов житийного источника Епифания Премудрого: "Девлю же ся о сем, како толико лет минуло, а Житие его не написано... пречюдный я преподобный отънели же преставися 26 лет преиде, никто же не дрьзняше писати о нем, не далнии, ни ближьнии, ни болшии, ни меншии". В обоих случаях фиксируется в равном изложении один и тот же факт. В летописном и житийном сочинениях указывается на неготовность Жития Сергия к началу ХV в. Но Епифаний Премудрый добавляет к своим словам, что, приступая в 1418 г. к жизнеописанию первого троицкого игумена, он имел "у собя за 20 лет приготованы таковаго списания свитки, в них же беяху написаны некие главизны, еже о житии преподнаго памяти ради: ова убо в свитках, ова же в тетратех...".

           Разбор интересующего нас вопроса предполагает, по возможности, дать ответ о происхождении названных Епифанием свитков и тетрадей и связи его сочинения с ними. В литературе бытует взгляд, что они являются трудом писателя и духовника "Велицей лавры всему братству" и приготовлены им путем сбора материала для биографии игумена Сергия, в том числе путем опроса "самовидцев" сравнительно недавних монастырских событий. Житие Сергия повествует, что "о нем же [52] беседа возпоминается, иже присно воспоминаемый подвижник". В предисловии к Житию Епифаний уведомляет читателя, что он много сам видел или слышал о Сергии[25].

           По всей видимости, в Лавре существовала практика устного сказания, как написание похвальных слов, используемых для церковных служб. Список погребенных в Троице-Сергиевой лавре 1880 г. дает сведение об иноке Игнатии, келейнике игумена Никона как "сказателе его жития Пахомии Логофету"; имеется и ссылка на его источник - сочинение этого писателя в рукописном сборнике ХV в., гласящий: "От жития св. Никона, ученика бывша блаженного Сергия чюдотворца, сведено вкратце... яко же ми поведа ученик его присный Игнатий". Об этом говорится в одном из списков краткой редакции Жития Никона Радонежского; а именно: источником его биографии были рассказы "еще в теле обретавшихся тое же обители иноков, свидетелей известных", один из которых келарь Игнатий, "ведыи исперва рождение и житие препадобнаго". Е.Е.Голубинский называет Игнатия среди известных иноков "от братства Сергия", живших в Троицком монастыре вместе с келарем Ильей, Исаакием Молчалником, смоленским архимандритом Симоном, Епифанием Премудрым и др. С его именем Пахомий Серб связывал первое из чудес Сергия Радонежского[26].

           При этом нельзя исключать того, что среди имевшегося у Епифания материала были и современные летописные записи (с точными датами), которые представляли искомый Летописец конца ХIV в. и часть которых использовалась в Троицкой летописи. И в летописной работе могли принимать участие и сказатели житий, тот же инок Игнатий. Этот материал мог иметь вид свитков или "сверстков на деревце". Напомним, что в Опись Лавры 1641-1643 гг. занесены данные о хранении в ее библиотеке среди книг "свертков на деревце", принадлежавших наряду с церковными рукописями на харатье Сергию Радонежскому и представляющих собой, наверно, навитые на деревянные палки свитки из бересты или бумаги. Так полагал А.И.Соболевский. Интересно, что некие подобные "харатейные свитки" упоминались среди книг в Описи 1631 г. патриаршей ризницы Московского Успенского собора[27]. Сделанное предпо[53]ложение сопоставимо с характеристикой Епифанием свитков и тетрадей бывших в его распоряжении. Он писал, что "в них же беяху написаны" какие-то отдельные - "некия главизны" о троицком старце, которые перепутаны - "аще и не по ряду, но предния позади, а задния напереди". Так мог сказать не только автор этих материалов, а скорее всего писатель, определивший отношение к оказавшимся в его руках для работы источникам. И В.О.Ключевский точно замечает, что в существующих списках Житие Сергия редакции Епифания Премудрого страдает хронологической непоследовательностью в передаче материала по причине прямой неудачи писателя привести до конца в порядок упомянутые им свитки и тетради и изложить все описанные события "по ряду"[28].

           Что касается обнаруживаемого житийного профиля некоторых троицких записей в "Своде 1408 г." и прежде всего сообщения 1392 г. и следующего за ним Похвального слова Сергию Радонежскому, то это типичная черта, свойственная многим церковным текстам митрополичьей летописи начала ХV в.; подобная "окраска" вполне могла отличать и ее материал, вышедший из Лавры. Общие места в ряде случаев; стилистические формулы и приемы воплощения творческих идей в письме Троицкой летописи и Жития Сергия Радонежского - это, думается, служит единым выражением особенностей метафорически- символического стиля письма, характеризующего всю русскую литературу периода конца ХIV - начала ХV в., которое было связано с югославянским влиянием и нашло наиболее яркое отражение в сочинениях Епифания Премудрого. Это коснулось и Троицкой летописи; при изложении в сходной манере церковных тем в двух литературных памятниках этого времени не могли перекрестно не найти место и общие писателям-идеологам митрополичьей кафедры и "Великой лавры" концепции, включая, например, элемент отношения к устройству общего жития в монастырях (с упоминанием первых его устроителей).

           Относительно Похвалы надо полагать, что она, по-видимому, представляет приложение к летописному тексту, как самостоятельное сочинение. По сравнению с другими литературными сочинениями, вошедшими в состав Троицкой летописи, оно [54] было только, наверно, значительно большим по объему, занимая около 20 листов рукописи памятника. Н.М.Карамзин целиком опустил в своих Примечаниях "Истории государства Российского" его текст, указав, что там "нет ничего исторического, один набор слов, иногда забавный". Комментируя это замечание, М.Д.Приселков выразил сожаление, т.к, "восстановить эту похвалу не представляется возможным"; по его мнению, она была расположена после некролога Сергию, завершающего летописное сообщение под 1392 г. о смерти игумена словами: "...слава въ векы. Аминь". В своей работе "Троицкая летопись. Реконструкция текста", опубликованной в 1950 г., он дал ссылку в этом месте: "Отсюда в Т[роицкой] начинается Похвала Сергию". С ним согласился А.Н.Насонов. Но в более раннем обобщающем исследовании Приселков считал, что Похвала Сергию отчасти сохранилась в Симеоновокой (как некролог) и в более значительной части - в Софийской летописях[29].

           Но в последнем памятнике, представляющем московский, доведенный до 1518 г. свод, находится не Похвала Сергию, а один из списков его "Жития" (включая главу О преставлении преп. Игумена Сергия). С другой стороны, в Симеоновской летописи (Рогожском летописце), отразившей Троицкую летопись, читается, видимо, сокращенный, в несколько строк вариант Похвального слова, который был воспринят Карамзиным, как "один набор слов" и имел последним словом: "Аминь". Вот этот «текст в полном виде (вместе с записью о смерти основателя Троицкой лавры):

           "Тое же осени, месяца сентября в 25 день, на память святыа преподобныа Ефросинии, преставися преподобныи игумен Сергии, святые старец... чюдныи и добрыи и тихии, кроткиии, смиреные; просто рещи и недоумею его житие сказати не написати. Но токмо вемы и преже его в нашей земле такова не бывало, иже бысть богу угоден, царьми и князи честен, от патриарх прославлен, и неверные цари и князи чюдищася житью его и дары к нему слаша; всеми человека любим бысть честнаго ради житиа, иже бысть пастух не токмо своему стаду, но всеи Русской земли нашей учитель и наставник, слепым вожь, хромым хожение, болным врач, алчным и жадным [55] питатель, нагым одение, печальным утеха, всем христианом бысть надежа, его же молитвами и мы грешнии не отчаемся милости божиа, богу нашему слава в векы, аминь".

           Приведенный летописный материал имеет следующий близкий текст с Похвальным словом Епифания Премудрого:

           "Сергие святый старец, чюдный, добродетелеми всякыми украшен, тихый и кроткий нрав имея, и смиреный... добрый пастырь, правый учитель, нелестный наставник... князем великым русским учитель... и продолжаа слово не могыи по достоанию написати житиа добраго господина, и святаго старца, не могыи по подобию нарещи, или похвалити достойно"[30].

           Надо полагать, мы встречаемся здесь с первой попыткой создания Похвалы Сергию, которая (не будучи идентичной), наверно, предшествовала подобному сочинению начала ХV в., приписываемому Епифанию Премудрому, и попало в свод времени митрополита Киприяна вместе с Летописцем Троице-Сергиева монастыря конца ХIV в. (если он не заключал его). Дошедшая до нас редакция епифаниевой Похвалы и летописный вариант практически совпадают по объему листов.

           Второй вопрос касается другого местного источника " - Свода 1408 г." - Летописца Владимира Андреевича Серпуховского. Об использовании этого семейно-княжеского Летописца в общерусском памятнике летописания впервые также высказался М.Д.Приселков (определив в нем его основные, "бесспорные" записи). Подтвердив данное мнение, А.Н.Насонов справедливо усматривал инициативу привлечения серпуховского источника к работе при составлении митрополичьего свода со стороны Троице-Сергиева монастыря[31]. Действительно, Троице-Сергиев монастырь находился на территории владений князя Владимира Серпуховского. Житийный (собранный митрополитом Макарием) и актовый материалы говорят о его расположении в Радонеже. "Великие Минеи Четии" (сентябрь. Дни 25-30) свидетельствуют: "не токмо бо сеи великий монастырь, якоже велию, в Радонежи состави..."[32]. Радонеж, согласно духовной грамоте Владимира Андреевича, принадлежал этому князю (а потом его сыну Андрею[33]. Не случайно в Житии Сергия (по списку Никоновской летописи) отдельно оговорено: "...Радонеж, юже даде [56] князь великы Иван Данилович сынови своему мизиному, князю Андрею" и подчеркнуто "от него же родися князь Владимир". Добавим к этому еще, что названный выше житийный источник дает и другое сообщение о том, что серпуховской князь имел "великую веру и любовь" к Сергию и часто посещал Троицкий монастырь: "чясто прихожаше посещения ради", бывал там в окружении своих бояр. Кроме того, в одном из списков Жития Сергия, дошедшем до нас в составе Софийской II летописи, имеется также свидетельство о "боярине княжь Владимерова", которого "кормити монастыря его послал князь"[34]. Как известно, сам Сергий переселился вместе с родителями в Радонеж (из Ростова) еще до основания Троицкой лавры. "Свод 1408 г." указывает на пребывание Сергия в этой "области". В Никоновской летописи середины ХVI в. троицкий игумен называется уже "ради памяти" Сергием Радонежским[35]. Укажем еще, что в Лавре рядом о Сергием Радонежским погребены сыновья князя Владимира Андреевича Симеон и Андрей. Примечательно, что на надгробной плите последнего радонежского князя Андрея была выбита запись: "В лето 6934[1426] г., в тридцать четвертое лето по преставлении и по обретению мощей чюдотворца Сергия, преставися на Москве князь Андрей Владимирович, в иноцех Сава, и погребен в Троице-Сергиевом монастыре в церкви Живоначальной Троицы, за правым клиросом в углу"[36]. Это произошло уже при преемнике Сергия, постриженике Высоцкого монастыря - игумене Никоне, который являлся духовным отцом Владимира Серпуховского; им подписано и духовное завещание князя. Находясь в Лавре, он бывал в Серпухове, где некоторое время жил в Высоцком монастыре, посланный Сергием к своему ученику, игумену Афанасий[37].

           А.Н.Насонов считал, что именно в лице Никона есть основания предполагать того, кому обязана Троицкая летопись привлечению в ее состав Летописца серпуховского князя Владимира Андреевича.

           Владимир Андреевич по прозвищу Храбрый был одним из видных представителей Московского княжеского дома; он являлся энергичным политическим деятелем своего времени, нередко [57] находился в конфронтации с центральной московской властью. Московская летопись уделяет ему большое внимание на своих страницах. Материал "Свода 1408 г." о Владимире Серпуховском читается в великокняжеско-митрополичьих текстах и имеет самостоятельное значение. Именно среди последних в основном и находится серия записей серпуховского источника. Такие записи можно встретить в Троицкой летописи под 1353, 1368, 1371, 1373, 1374, 1376, 1380-1382, 1385, 1388, 1389, 1392, 1394, 1404, 1407 гг., которые повествуют о разных сторонах его жизни, в том числе семейной. Не разбирая специально вопрос о содержании Летописца Владимира Серпуховского, коснемся "окраски" или церковной специфики отдельных его материалов, их "протроицкой" ориентации. Это сказывается в характере известий; летописец прибегает к открытым датам, включающим данные не только о времени года, месяце и числе событий (с учетом определенной со временем утраты отдельных показаний), но и церковного календаря. Так, в известии 1353 г. говорится о рождении князя Владимира 15 июля на память св. мученика Кирика и Улиты, "на сорочины" отца своего князя Андрея Ивановича, "на третьей неделе по Петрову дни", а в другом известии 1373 г. сообщается о поездке князя Владимира Андреевича в Великий Новгород "по зборе за неделю и седел в Новгороде до Петрова дни". Еще в одной записи под 1388 г. упоминается о рождении у серпуховского князя сына Ярослава зимой "межи говенеи", 18 января, "на память св. отец Афанасия и Кирила". Под тем же годом имеется известие о "розмирии" великого князя Дмитрия Ивановича с князем Владимиром Андреевичем и пленении "княжи володимеровых" бояр, где дается показание только на Мясоед, "Великое заговенье". Тексты серпуховского Летописца отчетливо характеризует запись под 1389 г., извещающая: "Тое же зимы, в Филипово говение, месяца декабря в 9 день, на память св. пророка Аввакума, преставися раба божиа благоверная княгини Мария Андреева, мати сущи Володимеру, в чернецех и скиме, наречено бысть имя еи во мнишьском чину Марфа, и положена бысть в церкви св. Рожества в честнем манастыре на Рве, иже сама съездала, еще сущи при своем, животе".

           [58] Для решаемого нами вопроса представляет интерес применяемые в искомом источнике такие определения Владимира Серпуховского как "благородный и христолюбивый", "князь любя и манастыри и честь велику въздая мнишескому чину". Подобным образом он характеризуется в записях под 1374 г. о закладке им в своей отчине города Серпухова и в Сказании о Высоцком монастыре, под 1380 г. - об освящения созданной им соборной церкви св. Троицы в Серпухове. В материале "Свода 1408 г.", содержащем названные Сказания о Высоцком и Дубенском монастырях, мы встречаемся, думается, с сводным светско-церковным текстом одной авторской руки. В одном случае речь идет об основании обители по мысли "о монастырском устроении" князя Владимира Андреевича, в другом - "повелением великого князя Дмитрия Ивановича". Но в обоих Сказаниях главным действующим лицом остается троицкий игумен Сергий. По данным Сказания о Высоцком монастыре, игумен Сергий "исшед от великия своея обители" в Серпухов по просьбе князя Владимира Андреевича, "живяще же в его области, в стране, парицаемеи в Радонеже, в его пределе, в его отчине... и зглядав место подобно и пригоже манаотырю", "основание церкви положи своима рукама".

           Можно видеть одного и того же составителя или редактора в указанной уже записи под 1381 г. о крещении игуменом Сергием сына князя Владимира Серпуховского Ивана. В один ряд, может быть, надо поставить с этими текстами и сообщение 1382 г. о поездке в Киев вместе с митрополитом Киприаном игумена Афанасия, который, как уточняется летописцем, был "из Серпухова княж Володимеров Андреевичя с Высокаго" (поставленным Сергием Радонежским первым игуменом Высоцкого монастыря).

           Последним известием "Свода 1408 г." из серпуховского Летописца служит сообщение 1407 г. о свадьбе в Москве сына князя Владимира Андреевича Ярослава на дочери ярославского князя (с датой). Надо думать, что он мог содержать и заключающую его запись под 1410 г. о смерти серпуховского князя в Москве и его захоронении там в церкви св. арх. Михаила, которая уже не вошла в Троицкую летопись[38]. В целом разобранный [59] материал Летописца Владимира Серпуховского подтверждает заключение А.Н.Насонова о соответствии включения в "Свод 1408 г." этого местного источника "желанию" Троице-Сергиева монастыря и позволяет говорить о возможной его причастности к созданию этого памятника.

           Третий вопрос обусловлен возникающей проблемой отношения Троице-Сергиева монастыря к происхождению "Свода 1408 г.", являвшийся когда-то одним из памятников его собрания пергаменных рукописей. Принимая во внимание принадлежность данной рукописи и главное - включение в состав Троицкой летописи двух местных летописных источников, связанных с Лаврой (которые охватывает значительный массив материала завершающей части "Свода 1408 г."), такая постановка вполне правомерна. Необходимо учитывать и возможную троицкую редакцию некоторых великокняжеско-митрополичьих текстов. Имеются вое основания думать, что формирование первого митрополичьего свода проходило при самом активном участии Троице-Сергиева монастыря, который занимал близкую позицию к общественно-политической линии митрополичьей кафедры и ее главы времени митрополита Киприана (например, в вопросе о притязаниях Московского княжеского дома на решение церковных дел при Дмитрии Донском) . Сергий Радонежский был его единомышленником. После кончины Сергия Киприан приезжал специально в Лавру, чтобы выбрать надлежащее место для захоронения первого ее игумена в Троицкой церкви. В Похвале Епифания говорится: "...преосвященный митрополит Киприан, пересмотрев и рассудив в себе, како и где погребетеся блаженный, и благослови и повели им положити его в церкви, на правей стране, еще и бысть"[39].

           И нетрудно согласиться с А.Н.Насоновым, заметившим, что касательство Лавры к этому мероприятию, не ограничивалось, вероятно, выдачей ей по требованию канцелярии митрополита материала монастырских летописных записей и черновых набросков, относящихся к жизни крупного церковного деятеля. Более того, Насонов не исключал завершения работы над "Сводом 1408 г." после смерти Киприана в 1406 г. в стенах Троице-Сергиева монастыря. Он писал, что, несмотря на [60] неблагоприятные условия для этого: разорение Троицкой обители во время нашествия Едигея на Москву в 1408 г. и последующее за ним ее восстановление, решительно отрицать такую возможность нельзя.

           Здесь следует напомнить показание под 1406 г. в "Истории Российской" В.Н.Татищева на Степенную книгу, повествующую по этому поводу, что митрополит Киприан "книги своею рукою писаше", "преписа соборы, бывшие в Руси, многи жития святых русских и степени великих князей русских... летопись русскую от начала земли Русския вся по ряду. И многи книги к тому собрав, повеле архимандриту Игнатию Спасскому докончив, я же и соблюдох"[40].

           В современной литературе неизвестен список Степенной книги с таким текстом (который был в руках историка ХVIII в.), а к достоверности всех содержащихся в нем данных одни исследователи отнеслись с доверием, другие - с большим сомнением[41]; возражения касались главным образом бытования Степенной книги редакции митрополита Киприана. Однако в целом выражена общая точка зрения о ведении Киприаном активной литературной деятельности. Нам сегодня известно, что Киприан имел отношение к появлению Жития митрополита Петра (мнения В.О.Ключевского, Л.А.Дмитриева) и, может быть, написанию Слова о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича (мнения Л.В.Черепнина), составлению Списка русских городов, дальних и ближних (мнение Б.А.Рыбакова) и т.п. До наших дней сохранилось несколько церковных рукописей, написанных его рукой, его переводы греческих книг[42]. Он автор "Прощальной грамоты" 1406 г., которая читалась в составе Троицкой летописи; в сообщения памятника начала ХV в, о смерти Киприана прямо указывалось на его участие в "деле книжного писания", в частности, во время посещения им подмосковной резиденции - села Голенищева, где митрополит в "опришной церкви Трех Святителей составил названную грамоту"[43], Вопрос о причастности митрополита к "летописи русския от начала земли Русския", в данном случае - "Своду 1408 г.", рассматривается преимущественно как признание здесь за Киприаном прямой инициативы и самой организации им летописного дела [61] при митрополичьей кафедре, включая сбор материала в центре и на местах и его редакцию[44].

           О месте завершения работы над Троицкой летописью после 1406 г. высказаны разные точки зрения, в том числе и связанная с оставленным В.Н.Татищевым сообщением об "архимандрите Игнатии Спасском". М.Д.Приселков в развитие этого предположения (допуская его реальный характер) отмечал, что сам материал Троицкой летописи "ведет" нас к архимандриту московского монастыря в Кремле Игнатию. Он справедливо полагал, что речь может идти в данном случае об иерархе Спасо-Преображения монастыря на Бору, который был одним из вероятных центров раннего московского летописания[45].

           Имеется и другое суждение. В именном указателе к "Истории Российской" В.Н.Татищева Игнатий Спасский определен архимандритом Спаса-Андронникова монастыря. Однако в Московской летописи начала ХV в. именно иерархи придворного великокняжеского монастыря обычно упоминаются как "архимандрит Спасский" и т.п. (в других случаях летописец, как правило, уточняет название обители; например, "Иван, нарицаемый Непейца, архимандрит Спасский", "Григорий, диякон Спасский" - 1377 г., "Семен архимандрит Спасский" - 1382 г., "Сергий, архимандрит Спасский" - 1389 г., но "Игнатий, архимандрит Андронниковский" - 1520 г.).

           Более того, в литературе имеет место отождествление упоминаемого Татищевым Игнатия Спасского с смоленским иеродьяконом Игнатием, - автором известного "Хождения Пимена в Царьград", принимавшим участие в поездке 1388-1391 гг. митрополита в Константинополь в качестве спутника смоленского епископа Михаила. Подобной точки зрения придерживался, в частности, Е.Е.Голубинский. Он писал, предполагая, что архимандрит Игнатий был из московского Симонова монастыря, из Иеромонахов которого был поставлен Михаил в смоленские епископы - "он-то и мог быть потом архимандритом Спасским (после Феодосия, который в 1406 г. был сделан Киприаном из архимандритов Спасских митрополичьим киевским наместником)". Сходное мнение высказывал ранее и архиепископ Филарет (Гумилевский)[46]. Надо сказать, что это положение неоднозначно [62] было воспринято среди исследователей[47] и не получило дальнейшего подтверждения.

           Напомним, что после смерти Пимена и возвращения епископа Михаила и других участников поездки на Русь, Игнатий Смольнянин некоторое время оставался в Константинополе, посетив и другие места. Кроме описания путешествия Пимена, он оставил путевые заметки о своем пребывании в Царьграде, Афоне и т.п. Перу Игнатия могли принадлежать сделанные очевидцем записи 1388 г. (с конкретными датами) о пребывании в Царьграде царя Мануила о сыном турецкого султана Амурата и о видении - "зряще" падение звезд в этом городе, известные Львовской летописи (т.е. близкой с конца ХIV в. "Своду 1408 г," Московской летописи начала ХVI в. и обладающей "избытком" известий). В Троицкой летописи с его авторством можно более определенно связывать пространные сообщения 1393 и 1398 гг. о походах сыновей султана Амурата, Челябия на Тернов и Баязыта на Царьград (об осаде города и помощи ему Москвы), которые представляются в некоторой степени "инородным" текстом памятника Подобные сюжеты, касающиеся военных действий самого Амурата и Баязыта против греческого и сербского царей, нашли отражение в "Хождении" Игнатия (Никоновская лет. 1389 г.). Далее к редакторской работе архимандрита Игнатия Смольянина можно отнести отдельные данные "Свода 1408 г." о митрополите Пимене и Смоленском епископе Михаиле.

           А.А.Шахматов, подвергнувший сравнительному изучению "Хождение" Игнатия Смольнянина и так называемое Сказание летом вкратце (доведенное до 1405 г.; в составе рукописи ХVI в. при его сочинениях), выделял ряд известий-вставок как несомненно принадлежащих его руке, например, 1388 г, о поездке смоленского епископа Михаила в Москву или 1402 г. о его кончине (и захоронении в Лавре), с указанием о 19 годах епископства. Ученый обратил внимание на то, что такие тексты не встречаются в известных летописях[48], Между тем сходная запись под 1402 г. с указанием на годы епископства Михаила содержала, как отмечено выше, в соответствующей записи Троицкая летопись (с конкретной [63] датой - согласно прямой выписке из нее Н.М.Карамзина). И мы, наверно, обязаны этому архимандриту Игнатию, а не материалу Летописца Троице-Сергиевого монастыря конца XIV в. Вполне вероятно, что он бывал в эти годы в Лавре и принял участие тут в похоронах епископа Михаила, одного из учеников Сергия Радонежского, оговорив отдельно в записи о его захоронении "близь гроба старцова".

           Заметим при этом, что при жизни Сергия членом братства Лавры был и смоленский архимандрит Симон. Об этом упоминает в его Житии Епифаний Премудрый, указав: "прежде же некто архимандрит Симон от Смоленска... и тако пребываше в послушании святого Сергия"[49]. Надо иметь в виду и другие две касающиеся Троице-Сергиева монастыря записи Игнатия в Сказании летом вкратце. Здесь вслед за сообщением о кончине Михаила говорится, что: "В лето 6912 августа 4 изгоре больница лаврская, в ней згориша 3 старца. Того же лето приходила царица Калоянава в святую лавру"[50]. Появление в Лавре в 1404 г. византийской царицы напомнило Игнатию, очевидно, события о захвате Царьграда Калуяном Андрониковичем, его воцарения там и затем изгнании царем Мануилом, очевидцем которых во время путешествия он был, и свидетельство об этом внес в свое сочинение.

           Данной точке зрения противостоит еще заключение, с которым выступил Б.М.Клоос. Он считает автором Троицкой летописи Епифания Премудрого. Такой вывод Клосс сделал, предприняв сравнительно-текстологический анализ летописного памятника начала ХV в. и агиографических сочинений писателя. К сожалению, он при этом использовал в основном летописный текст Рогожского летописца, в котором отразилась утраченная Троицкая летопись в тверской редакции 1412 г., и не все нужные выписки привлечены из этого памятника в "Истории государства Российского" Н.М.Карамзина. Кроме того, Рогожский летописец имеет за конец ХIV - начало ХV в., где особенно сказалась, как уже отмечено, тверская обработка (вплоть до замены и сокращения текстов основного источника), пустые статьи 1396-1397 гг. и обрыв текста за 1400-[64]1409 гг. Это полностью не оговорено исследователем. Наибольшая представительность "Свода 1408 г.", включая искомые тексты, обеспечивается только путем обращения ко всему корпусу известий лаврентьевско-троицкой группы летописных памятников. Наличие в Троицкой летописи, начиная с середины 70-х гг. ХIV в., определенного комплекса известий о Сергее Радонежском и его сподвижниках, их характер, четко выраженный повышенный интерес этого памятника к фигуре первого игумена Лавры послужил одним из главных доводов в пользу вывода Клосса о том, что автором многослойного по составу "Свода 1408 г." мог быть только его первый биограф Епифаний Премудрый. Но необходимо иметь в виду, что новые московские летописи ХV-ХVI вв. включают уже само Житие Сергия Радонежского и тема об этом церковно-политическом деятеле звучит еще сильнее. Упомянутый вывод Б.М.Клосса сделан без учета достаточно представительной историографии вопроса о происхождении Троицкой летописи, ее основных источниках (включая местные) и связанная с ней система доказательств как памятника общерусского митрополичьего (или великокняжеского) летописания. Нам известно об этом исследовании по его докладу на одной из научных конференций 1980 г., в котором он отметил также принадлежность перу этого агиографа целого ряда московских и тверских литературных памятников, сохранившихся в общерусских летописях (например, Повести о Темир-Аксаке, Повести о Тохтамыше, Повести о Куликовской битве, Слова о житии Михаила Тверского и других)[51].

           После возможных странствий по Востоку и жизни в Константинополе, Иерусалиме и на Афоне постоянным местом пребывания Епифания где-то в конце ХIV в. стал Троице-Сергиев монастырь, где он имел сан иеромонаха и был духовником монастырской братии (он умер там ок. 1420 г.)[52]. Паломничество Епифания на Восток по святым местам предполагается прежде всего на основании соответствующего текста из приписываемого ему Похвального слова Сергию Радонежскому: "Не исходя от места своего в иныя пределы, разве нужда некыя. Не взыска (Сергий. - Авт.) царствующего града, ни Святыя [65] горы, иди Иерусалима. Яко же язъ окаянный и лишенный разума; увы, люте мне! Ползая семо и овамо в преплаваа сюду и овуду, и от места на место преходя". Однако, принимая во внимание, что Похвала дошла до нас в почти 40 поздних списках ХV-ХVII в., утверждать, что эти слова принадлежат Епифанию, а не сербу Пахомию Логофету, в редакции которой данное сочинение доступно сегодня читателю, оснований нет (кстати, в Послании Епифания Кириллу Белозерскому от начала ХV в. говорится, что принадлежавшее ему Евангелие с рисунками Константинопольской Софии, скопированы с изображения, выполненного живописцем Феофаном Греком). С другой стороны, в Послесловии одной из редакций серба Жития Сергия Радонежского содержатся и другие показания на этот счет: "Сиа же язъ смиренный тахо иеромонах Похомие, пришедши ми в обитель святаго и видя чюдеса часто бываемаа от раки богоноснаго отца, паче же увидев от самого ученика блаженнаго, иже много лета паче же он самаго възроста юности живша с святым. Глаголо же Епифаниа, иже беяше и духовник в велицей лавре всему братству, ведый блаженнаго известно, иже и по ряду сказаше о рождении его и от возрасту и от чюдотворении и от преставлении, свидетельствующим же и иным многим братиам"[53]. Поэтому, например, связывать с его именем восточные сюжеты в Троицкой летописи не представляется возможным (и Клосс не обращается к ним). Но принимая во внимание всю обрисованную выше связь "Свода 1408 г." с Лаврой, упомянутая постановка вопроса Клоссом имела определенный смысл. Вместе с тем, на наш взгляд, типический жанр творчества Епифания с резко выраженным "плетением словес", как литературным стилем его письма, риторической и только ему присущей сложной манерой изложения исторического материала не позволяет проводить полноценное сопоставление его сочинений с летописанием, имеющим свою традиционную специфику передачи событий. Не случайно в центре внимания Клосса оказались преимущественно параллельные (и рассмотренные выше) материалы Летописи начала ХV в. о Троице-Сергиевом монастыре (но не весь) и Жития Сергия Радонежского, автором которого являлся Епифаний Премудрый. [66] Нам не удалось обнаружить прямой связи руки этого агиографа с материалом предполагаемого Летописца Троице-Сергиева монастыря и Летописца Владимира Серпуховского, служившим составной частью текстов "Свода 1408 г.". Последние источники, включая повествования о двух монастырях, имеют, повторим, самостоятельное значение по составу известий и стилистике письма по сравнению с Житием (если не считать перекличку описания отдельных общих событий одной и той же биографии). Здесь можно говорить только об определенной близости текстов и одном объеме Похвалы Сергию и Похвального слова содержавшегося под 1392 г. после известия о смерти первого троицкого игумена в "Своде 1408 г." и читаемое теперь в сильном сокращении, как отрывок в производных сводах, т.е. Симеоновской летописи и Рогожском летописце.

           Заключая исследование, следует сказать, что рассмотрение поставленной темы позволяет несколько шире представить развитие ранней московской письменности, ее характер, особенности и формы.

           [66-70] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста