К источниковедению указной книги Поместного приказа

Автор
Кистерев С.Н.

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XVII

Библиографическое описание:
Кистерев С.Н. К источниковедению указной книги Поместного приказа // Исследования по источниковедению истории России дооктябрьского периода: сборник статей / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. В.А.Кучкин. М., 1993. С. 5-23.

Текст статьи

[5]

С.Н.Кистерев

К ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЮ УКАЗНОЙ КНИГИ ПОМЕСТНОГО ПРИКАЗА

           Указная книга Поместного приказа представляет собой один из важнейших источников, сохранивших до нашего времени в своем составе большое количество не известных по другим материалам законодательных актов второй половины ХVI - первой половины ХVII в. Однако некоторые из этих актов включены в Указную книгу Лишь в кратком пересказе, что подчас крайне затрудняет для исследователя понимание смысла имеющегося текста.

           Сказанное относится и к указу о расценке вотчинных земель при осуществлении права родового выкупа, впервые отнесенному В.Н.Сторожевым при публикации Указной книги к 1620/21 г.[1] По мнению исследователя, интересующий нас текст должен выглядеть следующим образом: "До московского разоренья написано было в Судебнике выкупать вотчину с продажи, а (в нынешней 129 году велено тот указ отставить и)[2] давать на выкуп в Московском уезде и в Звенигороде на Коломне по рублю четь, в Можайском в Рузе на Волоке на Ламском в Верее в Старице во Твери в Клине в Дмитрове в Кашине на Углече в Переславле Залесском в Ростове и в иных городех от Москвы за двесте верст по три осьмины рубль, в Ярославле на Костроме и в иных дальних городех по полтине четь, на Резани по два рубли четь, в заотцких городех по рублю четь"[3].

           Недавно изложение указа было вновь опубликовано с включением в текст предложенной В.Н.Сторожевым конъектуры и сохранением установленной им же датировки[4]. Однако при этом интересующий нас текст был искусственно вырван из источника, что, на наш взгляд, далеко не способствует его лучшему пониманию, а с принятием весьма спорной реконструкции В.Н.Сторожева делает сомнительной возможность его правильной интерпретации. Данное обстоятельство вынуждает вновь обратиться непосредственно к архивному материалу и воспроизвести полностью интересующую нас часть Указной [6] книги:

           "Лета 7036-го июля в 10 день. По государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу боярину Ондрею Васильевичю Ситцкому да Якову Михайловичю Боборыкину да дьяком Неупокою Кокошкину да Венедикту Махову да Бажену Степанову.

           В памяти в Володимерской в Судной приказ к боярину ко князю Ивану Никитичю Одоевскому да ко князю Роману Ивановичю Гагарину да к дьяку к Ивану Лговскому за твоею Неупокоевою приписью написано: велети б выписати из государевых из старых и из новых указов и из боярских приговоров, в Московском уезде и во всех городех вотчинных земель старых и купленных по чему на выкуп четь пашни велено давати, где четвертная пашня написана по писцовым книгам, а которые земли в писцовых книгах не написаны, и те земли мерять ли, и по новой ли мере тое землю на выкуп давати и что за четь денег выкупу в Московском уезде и в дальных городех, которые города ведомы в Володимерском в Судном приказе.

           И сыскано в Володимерском в Судном приказе в переписной книге за приписью дьяка Микиты Левонтьева 129 году написано:

           Список с росписи слово в слово, какова роспись в Володимерском в Судном приказе дьяка Гарасима Мартемьянова написано ево рукою вотчинным землям в нынешнем во 129-м году.

           До московского разоренья написано было в Судебнике выкупать вотчину с продажи, а давать на выкуп в Московском уезде и в Звенигороде, на Коломне по рублю четь, в Можайску, в Рузе, на Волоке на Ламском, в Верее, в Старице, во Твери, в Клине, в Дмитрове, в Кашине, на Углече, в Переславле Залеском, в Ростове и в ыных городех от Москвы за двесте верст по три осьмины рубль, в Ярославле, на Костроме и в ыных дальних городех по полтине четь, на Резани по два рубли четь, в заотцких городех по рублю четь. А подлинная земляная роспись Герасима Мартемьянова вклеена в столпу во 129-м году. Припись у памяти диака Ивана Лговскаго"[5].

           В приведенном тексте по сравнению с публикацией [7] В.Н.Сторожева[6] расставлены знаки препинания, выделены абзацы и исправлены допущенные им мелкие ошибки в передаче текста.

           Перед нами обычная память из Владимирского Судного приказа в ответ на запрос из Поместного приказа о наличии текстов законодательных актов после московского пожара 1626 г. Списков указов по интересующему вопросу в Судном приказе не сохранилось или не было найдено, и дьяк И.Льговской направил в ответ список с росписи, составленной Г.Мартемьяновым в 129-м году (1620/21 г.).

           Вполне естественным представляется тот факт, что составленная роспись тогда же была включена в состав некоего дела, для нужд рассмотрения которого, вероятно, и предназначалась. Тем самым дату "129 год" мы: можем совершенно уверенно относить к созданию росписи Г.Мартемьянова, но это вовсе не обязывает нас относить к этому времени и обнародование указа о выкупе вотчин, к чему с помощью реконструкции призывал В.Н.Сторожев. Предлагая эту реконструкцию, последний исходил из ошибочного мнения об испорченности текста. Его, вероятно, смущало выражение "выкупать вотчину с продажи", которое он понимал как "выкупать по цене, указанной в купчей". При такой интерпретации текста необходима была конъектура, чтобы устранить образующееся в данном случае смысловое противоречие. На самом же деле, выражение "с продажи" означает лишь, что речь идет именно о продажных, а не об отчужденных каким-либо иным путем вотчинах.

           В настоящий момент мы располагаем еще одним вариантом текста росписи Г.Мартемьянова, сохранившимся в столбцах Поместного приказа. Этот вариант представляет собой изложение памяти из Владимирского Судного приказа за приписью того же дьяка И.Льговского по делу 138 г. (1629/30 г.) о выкупе Вторым Шестаковым "родственной своей вотчины" у Андрея и Тихона Ивановых детей Чепчуговых. Упомянув, что в спорной вотчине по писцовым книгам кн. Ивана Звенигородского 1561/62 г. значилось пашни 163 чети, составитель памяти продолжает: "А что дати Второму Шестакову за вотчину выкупу, и в Володи[8]мерском Судном приказе дьяка Герасима Мартемьянова роспись написана ево рукою вотчинным землям 129-го году: до московского разоренья было написано в Судебниках выкупати вотчину ис продажи, а давать на выкуп в Дмитрове и в ыных городех от Москвы за двесте верст по три осмины за рубль. Второму Шестакову дать выкупу сто восмь рублев дватцать два алтына две деньги"[7].

           Сопоставление двух приведенных вариантов текста росписи дьяка Г.Мартемьянова не оставляет сомнений, что указ, установивший твердые цены при выкупе родовых вотчин, нельзя относить к 1620/21 г., что этим годом датируется лишь составление самой росписи, а указ был издан "до московского разоренья" и входил в число дополнительных статей к Судебнику 1550 г. Это косвенно подтверждается и текстом указа о форме жалованных грамот на вотчины, данные за "московское осадное сиденье", относящемся к 1618/19 г., где читаем: "А хто будет роду ево (пожалованного лица - К.С.) тое вотчину из монастыря похочет выкупить, и ему та вотчина выкупать ценою по государеву указу против дач, сколько в ней в даче четвертные пашни написано, а дать за четверть по полтине; а будет продаст (пожалованное лицо - К.С.) в чюжой род, а хто будет роду их захочет тое вотчину выкупить, и ему выкупать по прежнему уложенью, как их родовые и купленые вотчины выкупают"[8]. Вряд ли можно утверждать, что под "прежним уложеньем" подразумевается что-либо помимо Судебника Ивана IV с дополнительными статьями.

           Следует обратить внимание на тот факт, что роспись Г.Мартемьянова, подразумевая под лицом, выкупающим вотчину, именно светского землевладельца, никоим образом не определяет его контрагента в выкупной сделке. Если исходить из датировки указа о расценках земель при выкупе, предложенной В.Н.Сторожевым (1620/21 г.), то можно сослаться на только что цитированный нами указ 1618/19 г., устанавливающий для выкупа земли у монастырей особую цену "за четверть по полтине", что будет означать отнесение расценок росписи Г.Мартемьянова только к случаям выкупа вотчин у светских [9] лиц. Однако мы уже видали, что интересующий нас указ о расценках относится к более раннему времени. Следовательно, мы не можем твердо определить пассивную сторону выкупной сделки в росписи непременно как светское лицо. В то же время установление особой цены четверти земли при выкупе вотчин у монастырей, содержащейся в указе о форме жалованных грамот за "осадное сиденье" 1618/19 г., безусловно, является новшеством, ибо, во-первых, касается выкупа выслуженных вотчин, а во-вторых, явно изменяет нормы "прежнего уложенья", то есть Судебника 1550 г. с дополнительными статьями. Данное обстоятельство заставляет обратиться к решению вопроса о времени законодательного утверждения цен при выкупе вотчин у монастырей и размерах цены за четверть до 1618/19 г., что позволит установить возможность применения расценок росписи Г.Мартемьянова в выкупных сделках с духовными корпорациями. Другими словами, вводились ли правила выкупа родовых вотчин у светских землевладельцев и монастырей единым законодательным актом или имели место различные указы, соответственно предусматривавшие и различные нормы.

           Попробуем для начала определить дату установления твердых цен для выкупа родовой вотчины у светских лиц. Прежде всего обратимся к ст. 85 Судебника 1550 г., впервые в известном нам русском законодательстве затронувшей вопрос о родовом выкупе: "Хто вотчину продаст, и детем его и внучатом до тои вотчины дела нет, и не выкупити ее им; а братья будут или племянники в тех купчих в послусех, и им и их детем и внучатом до тое вотчины по тому же дела нет. А не будет братья в послусех или племянников, и братья или сестры и племянники ту вотчину выкупят. А станет тот купец ту вотчину продавати, и продавцом вотчина у них купити полюбовно, как ему тот продавец ту вотчину продаст; а не полюбовно ему вотчины не выкупити"[9].

           Не вдаваясь в детальное рассмотрение вопроса об установленных в данной статье правилах выкупа, отметим лишь, что в ее тексте ничего не говорится о зависимости цены вотчины от количества четей пашни и не устанавливается [10] жесткой цены одной чети, а это позволяет принять 1550 г. в качестве одной из крайних дат в определении времени установления твердых цен за четверть при выкупе вотчины у светских лиц, тем более, что и роспись Г.Мартемьянова указывает в качестве своего источника Судебник. Вторую крайнюю дату поможет найти сохранившийся актовый материал.

           В 1516/17 г. братья Василий, Елизар, Никита Ивановы дети Пересветова произвели раздел доставшейся им после отца вотчины. Василию отошли деревни Синцово и Олексино, а остальные братья поделили по жребиям сельцо Константиновское и половину деревни Мануилово[10]. Владельцы сельца, по всей видимости, не имели потомства, так как в 50-х гг. ХVI в. оно под названием Константиновское Татищеве принадлежало вдове В.И.Пересветова Орине и ее детям. Между сентябрем 1555 г. и августом 1558 г. Орина с детьми продали треть сельца Татищева и деревню Синцово и заложили другую треть того же сельца Ивану Олферьеву сыну Аврамьеву[11]. Однако новому владельцу недолго пришлось пользоваться приобретенными владениями, ибо очень скоро на них заявил свои права неожиданно выискавшийся вотчич - Меньшой Константинов сын Ростопчин предъявил иск о выкупе вотчины "в жены его место". О ходе и результате судебного разбирательства по этому делу мы можем судить по приписке к закладной кабале Орины и ее сына Ивана Васильевича Пересветовых И.Аврамьеву на треть сельца Татищево, имеющуюся в нашем распоряжении, к сожалению, лишь в копии 1675 г.

           Из нее явствует, что Иван IV указал М.К.Ростопчину "по суду у Ивана да у Суботы Олферьевых по сим купчим грамотам и кабалам две трети сельца Констянтиновского Татищева да деревню Пестижи Синцова да деревню Романцово выкупати в меру... И царь и великий князь велел Меньшему Ростопчину в жены его в Матренино место Ивану да Суботе за ту вотчину дати денги по мере дмитровского городового прикащика Василья Татищева и по их челобитью всего сто рублев и дватцать два рубля и два алтына и полторы денги"[12]. Здесь для нас весьма существенны два момента: во-первых, [11] в цитируемом тексте содержится прямое указание на тот факт, что земля при выкупе измерялась и цена выкупаемой вотчины зависела от результатов этого измерения, и это говорит, в свою очередь, о наличии четко зафиксированной цены за единицу площади, то есть за четверть, ибо отсутствие такой цены делало бы само измерение бессмысленным; во-вторых, данное правило сохранялось не только при выкупе проданной, но и заложенной вотчины, хотя роспись Г.Мартемьянова говорит о выкупе "с продажи".

           В конце приписки о выкупе М.К.Ростопчиным сельца Татищево в деревнями содержится дата - "лета 7070-го марта в 17 день"[13]. Однако было бы неверно относить к ней время суда и вынесения приговора о выкупе. Дело в том, что также в копии сохранилась купчая той же О.Пересветовой М.К.Ростопчину на последнюю оставшуюся в ее владении треть сельца Татищево, датированная 7069 г. (1560/61 г.), причем в ее тексте указывается, что эта треть продана "к его двема третям", то есть к моменту оформления купчей Ростопчин уже успел выкупить у Олферьевых-Аврамьевых остальные части вотчины. Поэтому мы можем заключить, что дата приписки "лета 7070-го марта в 17 день" относится, скорее всего, к акту записи вотчины за М.К.Ростопчиным в Поместном приказе, а сам выкуп у Олферьевых датировать не позднее 7069 г., то есть не позднее августа 1561 г., что и является искомой нами второй крайней датой издания законодательного акта, оформившего расценки вотчинных земель при осуществлении права родового выкупа у светских землевладельцев. Тем самым приходим к выводу, что данные расценки были установлены правительством в промежутке между 1550 г. и августом 1561 г.

           Актовый материал и законодательные памятники позволяют определить и время установления расценок при выкупе родовых вотчин у духовных корпораций.

           Примерно к тому же времени, что и тяжба М.К.Ростопчина с Олферьевыми-Аврамьевыми, относится отступная запись Ю.И.Ширяева-Нелединского архимандриту Симонова монастыря Макарию на сельцо Перемут с деревнями в Ясеницком стану [12] Бежецкого верха. Еще в 1527/28 г. его дядя Степан Александрович Нелединский продал свою вотчину село Перемут монастырю[14]. Ю.И.Нелединский решил много лет спустя воспользоваться своим правом вотчича и выкупить имение. По царскому указу суд правил боярин Михаил Васильевич Глинский, который "после суда своего посылал в то сельцо в Перемут в деревнями и с пустошьми мерщика з Городецка сына боярского Ивана Измайлова сына Каменского". После обмера вотчины М.В.Глинский велел тяжущимся сторонам стать перед боярами в Бежецкой избе, где истец должен был заплатить монастырским властям выкупную сумму в размере 225 рублей "по мерному списку". Ю.И.Нелединский не смог собрать необходимую сумму и вынужден был отказаться от своих прав, дав отступную запись[15].

           Здесь крайне важно указание в тексте, что цена выкупаемой вотчины определяется путем ее измерения, что свидетельствует о наличии фиксированной цены за единицу земельной площади. А это значит, что в это время цена четверти при выкупе вотчин у духовных корпораций уже законодательно определена. Однако хронологическая локализация тяжбы Ю.И.Нелединского с монастырем требует дополнительных изысканий.

           Подлинник акта содержит дату "7069 год" и, соответственно, в публикации, подготовленной Л.И.Ивиной, документ датируется 1560/61 г. Эта же датировка приведена и в монографии Л.И.Ивиной[16]. С.А.Шумаков относил составление отступной к 1561 г.[17] Уточнение датировки облегчается наличием во вкладной книге Троице-Сергиева монастыря записи, гласящей: "68-го году декабря в 11 день по князе Михаиле Васильевиче Глинском дали вкладу князь Иван Иванович Пронской да князь Дмитрей Михайлович Жижемской, да дьяк Путило Михайлов, Василей Степанов по его князь Михаилову приказу 500 рублев"[18]. На основании этой записи А.А.Зимин датировал смерть М.В.Глинского сентябрем-декабрем 1559 г.[19]. Следовательно, суд между Ю.И.Нелединским и Симоновым монастырем мог состояться только до декабря 1559 г. В то же время [13] местонахождение кн. М.В.Глинского за большую часть этого года хорошо прослеживается по Разрядам. 11 марта он назначен в передовой полк против крымского хана Девлет Гирея[20]. Отпущены были воеводы "з Дедилова", и с ними - М.В.Глинский, 23 августа. Отсюда можно сделать вывод, что произведенное им судебное разбирательство должно относить к осени 1559 г., а значит законодательство, фиксирующее твердые цены выкупной четверти, можно датировать не позднее этого времени.

           Обмер вотчинных владений не мог быть произведен немедленно. В тексте документа содержится очень интересная запись: "Иван Измайлов сын Каменской ... нам посрочил стати на Москве перед царевыми бояры великого князя в Бежецкой избе на отписной срок лета 7060 девятого, как немецкие воеводы месяц спустя с конех ссядут..."[21] Если бы мы допустили, что И.И.Каменский производил обмер земли осенью 1559 г., то назначение срока явки в Бежецкую избу по меньшей мере через год выглядело бы весьма странным. В то же время до сентября 1559 г. еще продолжалось перемирие с Ливонским орденом, никаких военных действий не велось, а значит никак нельзя было предполагать, что год спустя таковые действия могут быть прекращены, а именно это скрывается под формулой "как немецкие воеводы ... с конех ссядут". Скорее всего, И.И.Каменский производил обмер подлежащих выкупу земель где-нибудь летом 1560 г., а срок явки "перед бояры" назначил, исходя из полученных известий о взятии русскими войсками крепости Феллина и пленении магистра Фюрстенберга, которые достигли Москвы 30 августа 1560 г.[22]

           В пользу такого суждения говорят и свидетельства Разрядов о службах кн. Ю.И.Темкина-Ростовского, который должен был ведать это дело в Бежецкой избе. 20 октября 1559 г. он назначен первым воеводой Большого полка в Ливонию, в январе следующего года направляется в Псков[23], а это значит, что зимой 1569/60 г. ему было не до разбирательства земельных споров. Тем самым мы можем датировать отступную запись Ю.И.Нелединского октябрем-декабрем 1560 г. и, следовательно, разбирательство спора о выкупе вотчины продолжалось в различных инстанциях более года.

           [14] Упоминание зависимости выкупной цены вотчины от площади пахотных земель встречается в указе об условиях родового выкупа от 15 августа 1557 г.: "а которые вотчичи учнут вотчину выкупати у монастырей по духовным грамотам, а учнут будет бити челом о мере, а духовные будут подписаны и запечатаны, а будет преже того те духовные не вершены, о том не били челом, что в духовной на вотчину цена написана велика, от вотчичев ухитряючи, и по тем духовным вотчичем меры не давати, а платити им цена по духовным грамотам, что в духовных написана; а которые вотчичи бьют челом о том, докуды духовная не запечатана и не свершена, и тем вотчичам давати на вотчину мерщиков, и выкупати вотчины по мере, чего вотчина стоит..."[24]. Указ не вводит обычай измерения земли при выкупе вотчин, а говорит об этом измерении как о сложившейся уже практике. Законодатель устанавливает здесь лишь правило выкупа "по мере" до момента запечатывания духовной, то есть утверждения ее духовными властями. Следовательно, законодательное оформление выкупа вотчин у монастырей по твердым расценкам предшествовало указу 15 августа 1557 г. Здесь следует обратить особое внимание на то, что эти твердые расценки действуют как при выкупе проданных духовным корпорациям вотчин, так и доставшихся им по завещаниям светских лиц.

           То же самое относится и к выкупу вотчин, перешедших к монастырям по данным грамотам, в чем убеждает пример деревни Рудлево Чудского стана Кашинского уезда. В 1549/50 г. Десятой Степанов сын Карабузина дал вкладом игумену Троицкого Калязина монастыря Иннокентию выть этой деревни, специально оговорив, что оставшиеся у него две выти после его смерти последуют за первой[25]. Видимо, вкладчик после этого прожил недолго, так как уже в 1555 г. монастырю принадлежала вся деревня. Именно в этом году брат усопшего Иван Степанов сын Карабузина предъявил свои права на вотчину, вознамерившись выкупить ее у очередного калязинского игумена Гурия, но в последний момент отказался от этого предприятия. "И з докладу государя царя и великого князя, - пишет он в сентябре 1555 г., - околничий и дмитровской [15] дворецкий Ондрей Олександрович Квашнин ту отчину три выти в деревне в Рудаеве присудил мне Ивану выкупити у игумена у Гурия з братьею в меру и дал мне мерщика кашинского городового приказчика Ивана Офонасьева сына Вражского. И яз Иван не дожидался на земле мерщика да в той вотчине с ыгуменом Гурием помирился..."[26] Не задаваясь вопросом о причинах отказа И.С.Карабузина от своих прав, отметим, что уже летом 1555 г. идет речь о выкупе родовой вотчины у монастыря "по мере", а следовательно, и с применением фиксированной цены за единицу площади, ибо, как уже говорилось, только наличие такой цены придает измерению какой-либо смысл. Тем самым и законодательное утверждение этой цены мы можем датировать до сентября 1555 г.

           Особое значение для определения интересующей нас даты имеет текст Соборного приговора 1 мая 1551 г. В части, трактующей вопрос о выкупе родовых вотчин, читаем: "А которые люди наперед сего и по ся мест вотчины свои в манастыри давали по своих душах и родителей своих по душах в вечной поминок или которые вперед учнут по тому же вотчины давати в вечной же поминок, и тех вотчин у манастырей никому же никако не выкупати. А которые люди вотчины свои в манастыри по ся места давали, да и вперед которые учнут вотчины свои давати в манастыри, а напишет хто в духовных и в даных и во всяких крепостех: "кому будет до их вотчины роду, и их род искуп дадут столко, сколко в духовной или в ыных в которых крепостях написано дати выкупу", и те вотчины вотчичем выкупати по духовным и по даным крепостям по старине по тем же указом, как было при великом князе Иване Васильевиче всеа Русии и при великом князе Василье Ивановиче всеа Русии"[27].

           Цитируемый текст ничего не говорит о возможности измерения земли при осуществлении права родового выкупа, а цена выкупаемой вотчины устанавливается по воле завещателя или вкладчика. Однако стоит обратить внимание на тот факт, что Соборный приговор не касается вопроса об оценке предназначенных к выкупу земель в случае отсутствия указания [16] цены в духовных или данных грамотах. Тем самым приведенный текст не позволяет судить о существовании практики выкупа вотчин с предварительным измерением их площадей и по официально установленным ценам.

           Такую возможность предоставляет другая статья того же приговора, посвященная вопросам права тверских, белозерских и прочих князей отчуждать их вотчины в монастыри: "А которые вотчины свои в манастыри по душам до сего приговору давали без государева докладу, и те отчины имати на государя, да за них по мере денги пла'тити..."[28] Здесь выражение "по мере" обозначает не что иное, как уплату цены, обусловленной размером площадей конфискованных вотчин. Следовательно, практика официальных цен за единицу земельной площади к маю 1551 г. уже существовала. При этом вряд ли стоит акцентировать внимание на том обстоятельстве, что в данном случае речь вдет не о выкупе родовых вотчин, а об оценке отписанных на государя земель, поскольку какие-либо сведения об установлении особых цен для конфискованных вотчин отсутствуют вплоть до 1618/19 г., к которому относится уже упоминавшийся указ о форме жалованных грамот на вотчины за "московское осадное сиденье". В этом указе говорится, что в случае, если у вотчинника "детей и роду не останетца, а останетца одна жена, и жене ево тою вотчиною владеть по свой живот; а после своего живота та вотчина для мужа своего и своего поминка отдать в монастырь до выкупу, а из монастыря та вотчина выкупить на государя, а дать за нее денги из государевы казны по полтине ж за четверть"[29]. Сопоставление текстов указов 1551 и 1618/19 гг. показывает, что и в первом, и во втором случаях подразумевается один и тот же акт - отписка вотчины на государя, принудительное изъятие земли у монастыря, но при этом во втором случае этот акт прямо назван "выкупом", который, не являясь родовым, тем не менее, осуществляется по тем же правилам: с измерением земли при официальной цене за четверть. Следовательно, Соборный приговор 1 мая 1551 г. также определяет осуществление конфискационных мер на принципах родового выкупа, а это, в свою очередь, [17] позволяет утверждать, что к маю 1551 г. в юридическую практику уже было введено измерение вотчин для выкупа по утвержденным государством ценам за четверть.

           Таким образом, указ о ценах выкупаемых вотчин можно относить ко времени не ранее июня 1550 г. (утверждение Царского Судебника, к тексту которого, согласно свидетельству Г.Мартемьянова, указ должен быть присоединен) и не позднее апреля 1551 г.

           Определение времени законодательного утверждения выкупной цены в сделках с духовными корпорациями позволяет обратиться к вопросу о номинальном выражении цен за четверть. Здесь нам в значительной мере может помочь сопоставление оценочной стоимости вотчин, отдаваемых или передаваемых в монастырь, при их предполагаемом выкупе родственниками, содержащейся в данных и купчих, с указаниями в тех же документах количества четвертей или с описанием тех же вотчин в сохранившихся писцовых книгах.

           В 1573/74 г. М.И.Пересветов дал Троице-Сергиеву монастырю свою вотчину в Дмитровском уезде, треть сельца Пересветова, указав в тексте данной наличие в ней "в поле пятьдесят четвертей". Одновременно вкладчик записал, что желающий выкупить эту вотчину должен заплатить троицким властям 100 рублей[30]. Попытавшись высчитать цену одной четверти при выкупе, получаемом три осьмины за рубль.

           Мы уже рассматривали историю перехода из рук в руки сельца Татищева в Дмитровском же уезде и остановились на моменте окончания процесса концентрации всей этой вотчины в руках М.К.Ростопчина. Попробуем проследить дальнейший ход событий. В 1572/73 г. М.К.Ростопчин отдал свою вотчину Троице-Сергиеву монастырю, взяв сдачи 140 рублей (именно такую сумму он заплатил О.Пересветовой за треть сельца Татищева) и наложив запрет на выкуп ее своими потоками[31]. Однако в 1612/13 г. это сельцо с деревнями, ставшими пустошами, вновь дарится тому же монастырю. На сей раз вкладчиком выступает Борис Григорьевич Матусов с сыном Иваном, отмечая в данной, что "купил яз Борис тое вотчину у сестры двоюродные у Варвары Меньшова дочери Ростопчина, отца ее [18] родовую вотчину..."[32]. Следовательно, запрещение выкупать родовое имение не подействовало даже на дочь вкладчика, которая, вероятно, выкупила вотчину отца у Троицы где-то между 1573 г. (дата вкладной М.К.Ростопчина) и 1592 г. (дата описания вотчин Троице-Сергиева монастыря в Дмитровском уезде, среди которых сельцо Татищево не числится). Вряд ли стоит сомневаться, что В.Ростопчина именно выкупила вотчину, а не приобрела ее каким-либо другим путем, так как в этом случае мы должны были бы допустить, что вклад ее отца на самом деле не поступал во владение монастыря, но тогда нам будет трудно объяснить наличие вкладной М.К.Ростопчина в монастырском архиве. Если же мы правы, и вотчина была действительно выкуплена, то приходится заключить, что В.Ростопчина нарушила не только волю отца, но и нормы права, так как ст. 85 Царского Судебника запрещала выкупщику отчуждать выкупленную вотчину кому-либо помимо представителей собственного рода.

           Отдавая свою куплю сельцо Татищево с пустошами, Б.Г.Матусов оценил ее для возможного выкупщика в 200 рублей, отметив специально, что "четвертные пашни в той моей вотчине сто пять чети". Мы вправе считать, что здесь измерение указано "в одном поле", и тогда расчет цены дает соотношение чуть более трех осьмин за рубль.

           Указанные примеры вкладных по Дмитровскому уезду показывают нам удивительную на первый взгляд закономерность, когда вычисление цены постоянно приводит нас к относительно стабильному результату - около трех осьмин за рубль. При этом мы должны еще учитывать вероятную погрешность четвертного измерения вотчин, проводившегося, по всей видимости, не в момент передачи в монастырь, а во время работы государевых писцов в уезде, то есть отстоящем хронологически от оформления вклада на более или менее значительный срок. Однако данная закономерность не покажется нам столь удивительной, если мы вспомним, что в росписи Г.Мартемьянова для Дмитрова выкупная цена установлена именно как рубль за три осьмины.

           [19] Попробуем проверить действие расценок, указанных в росписи Г.Мартемьянова, по другим уездам. В духовной Василия Петровича Кутузова 1560/61 г. читаем: "Да что моя овчина в деревне в Борисовке половина, две выти, да в деревне в Починке половина ж, выть - и та моя вотчина к Пречистой Богородице в Осифоф монастырь, а другая половина в тех деревнях, три ж выти, брата моего Дмитрия. И будет до вотчины брату моему Дмитрию или нашему роду, - и оне дадут с тое моей вотчины с трех вытей в дом Пречистые Богородицы в Осифов монастырь пятьдесят рублев"[33]. Согласно сотной с книг Рузского уезда писцов Г.С.Пилемова и А.Н.Сабурова 20 июля 1569 г. в деревне Борискове числилось 30 четей пашни в поле и 10 четей перелогу, а в деревне Тихонов починок 18 четей пашни в поле[34]. Следовательно, на долю В.П.Кутузова приходилось 24 чети пашни в одном поле и 5 четей перелога. Учет общей площади владений должен, в конечном итоге, показать цену за четверть. Простое умножение, указанного в сотной, на 3 в соответствии с трафаретным "в поле, а в дву по тому ж" (24 х 3 + 5 х 3) дает в результате 87 четей или 174 осьмины во всех трех полях. Отсюда на 1 рубль приходится почти 3,5 осьмины. Однако роспись Г.Мартемьянова указывает для Рузского уезда цену трех осьмин в один рубль, что не согласуется с полученными данными по вотчине В.П.Кутузова.

           Противоречие, на наш взгляд, будет снято, если перелог, отмеченный в сотной, считать как данный полной площадью, то есть без умножения на 3[35] Тогда в итоге (24x3+5) получим 77 четвертей или 154 осьмины всей площади земли В.П.Кутузова. Нетрудно заметить, что 3 осьмины оценены в 1 рубль.

           В той же духовной, завещая половину села Кондратово жене Арине, В.П.Кутузов предписывает в случае смерти жены передачу этой половины села Иосифову монастырю, у которого вотчичи при желании могут ее выкупить за 110 рублей. Обратившись к уже знакомой нам сотной, находим, что в селе Кондратово числилось 110 четей пашни[36]. Принимая за половину села 55 четей пашни в поле, получаем в результате выкупную цену три осьмины за рубль.

           [20] В 1589/90 г. старец Никифор Морин передал Иосифо-Волоколамскому монастырю свою вотчину сельцо Софатово и пустошь Уткино в Волоколамском уезде, оговорив: "А хто сродник мой той вотчине выищетца и захочет тое вотчину у Осифова монастыря выкупить, и ему дати в Осипов монастырь по наших родителех и по моей душе двестя рублев денег"[37]. В писцовых книгах 1625/26 г. находим: "Пустошь, что было сельцо Сафатово, пашни перелогом и лесом поросло девяносто две чети; пустошь Устинова, пашни лесом поросло десять чети в ноле, а в дву по тому ж"[38]. А.А.Зимин, на наш взгляд, совершенно справедливо отождествил пустоши Уткино и Устинову[39]. Расчет назначенной Н.Мориным выкупной цены дает в результате рубль за 3,06 осьмины.

           В 1556/67 г. Ульяна Григорьевна Арбузова дала по приказу своего мужа Григория Арбузова Троице-Сергиеву монастырю полдеревни Савинской с полупочинками Мордвиновским и Луговским во Владимирском уезде, отметив в данной наличие в даруемой вотчине 100 четей в поле. Одновременно она написала, что "после моево живота Ульянина и другая половина, та, которая своею половиною своею вытью вотчины государь мой Григорей меня пожаловал..., и та вся вотчина и моя половина в дом живоначальныя Троицы...", а далее в тексте указано: "А кому будет дело до тое вотчины Григорьева роду Арбузова, и им дати к живоначальной Троице... двести рублев"[40]. Возникает некоторая неясность: относится ли выкупная цена только к уже переданной части вотчины или же ко всей земле, перешедшей и имеющей в будущем перейти во владение монастыря. Именно в последнем смысле текст данной был понят составителем монастырской вкладной книги, где было записано: "75-го году по Григорье Арбузове и по ево родителях и по себе дала вкладу жена ево Ульяна в Володимерском уезде вотчину свою другую половину деревни Савинской со всеми угодьи, по цене обе половины за 200 рублев"[41]. Получается, что У.Арбузова отдает уже вторую половину вотчины, хотя, с одной стороны, мы не находим в той же вкладной книге отметок о других ее вкладных, а с другой – из [21] текста данной отчетливо явствует, что безвозмездная передача монастырю этой второй половины возможна только "после... живота Ульянина". Следовательно, в данной идет речь о передаче Троице только части деревни Савинской, а равноценная же часть осталась в руках вкладчицы. А значит и оценена в 200 рублей именно половина вотчины, те самые 100 четей в поле, о которых говорится в грамоте, что дает при пересчете по три осьмины за рубль. В росписи Г.Мартемьянова Владимирский уезд специально не указан, но полученный результат позволяет отнести его к числу "ыных городов от Москвы за двесте верст". Как видим, все разобранные нами случаи родового выкупа вотчин в Рузском, Волоколамском и Владимирском уездах указывают на применимость расценок, зафиксированных росписью Г.Мартемьянова.

           Тем самым мы можем сделать вполне, на наш взгляд, обоснованное заключение, что между ценами, установленными между 1550 г. и августом 1561 г. на выкупаемые у светских владельцев земли, и ценами при выкупе у монастырей, утверждение которых произошло в период между июнем 1550 г. и маем 1551 г., нет никаких различий. Данное совпадение вместе с почти полным наложением установленных нами датировок позволяет утверждать, что имело место именно единовременное закрепление таковых расценок единственным, не дошедшим до нас указом, приписанным в качестве одной из дополнительных статей к тексту Судебника 1550 г., и что указ этот был издан Правительством Ивана IV между июнем 1550 г. и маем 1551 г. Отсутствие текста указа в сохранившихся списках Судебника объясняется, на наш взгляд, исчезновением в огне московского пожара 1626 г. архивов Поместного и судебных приказов, куда в первую очередь направлялись правовые акты, трактующие вопросы юридического разрешения поземельных споров, к числу которых относился и вопрос о выкупе родовых вотчин служилых людей. После же стихийного бедствия, когда пламя пожара уничтожило, наряду с прочими документами, делопроизводство приказов и сборники нормативных актов, встал вопрос о возможных путях реставрации утраченного законодательства. Именно в это время указ о расценках [22] вотчинных земель при осуществлении права родового выкупа середины ХVI в. в изложении росписи дьяка Г.Мартемьянова 1620/21 г. через посредство приказной памяти И.Льговокого 1628 г. стал одним из источников вновь создаваемой Указной книги Поместного приказа.

           [22-23] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста