Источники и источниковедческие аспекты в работах М.К.Любавского дооктябрьского периода

Автор
Карев Д.В.

Аннотация

Ключевые слова

Шкала времени – век
XX XIX

Библиографическое описание:
Карев Д.В. Источники и источниковедческие аспекты в работах М.К.Любавского дооктябрьского периода // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода: сборник статей / Академия наук СССР, Институт истории СССР; отв. ред. В.И.Буганов. М., 1983. С. 207-219.

Текст статьи

[207]

Д.В.Карев

ИСТОЧНИКИ И ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ В РАБОТАХ М.К.ЛЮБАВСКОГО ДООКТЯБРЬСКОГО ПЕРИОДА

           В советской исторической литературе имеется немало высказываний, довольно высоко оценивающих источниковедческое мастерство видного отечественного историка феодальной России академика М.К.Любавского, (например, отзывы В.И.Пичеты, В.Т.Пашуто, В.Н.Перцева, М.Н.Тихомирова и др.). Однако специального исследования, посвященного конкретному изучению этой стороны творчества ученого, в советской историографии пока не проводилось. Это позволяет говорить о правомерности и необходимости создания такого рода работы с целью выяснения прежде всего: 1) методологических корней источниковедческой методики исторических исследований М.К.Любавского; 2) круга и характера привлекавшихся в работах ученого источников и их оценки исследователем; 3) наиболее характерных для М.К.Любавского методов и приемов источниковедческого анализа.

           Основы методологического подхода историка, как это показывают документальные материалы, формируются в значительной мере уже в годы учебы в Московском университете. Здесь сильное влияние на круг исторических интересов М.К.Любавского оказали философ-позитивист М.М.Троицкий и видные русские буржуазные историки В.И.Герье, В.О.Ключевский и Н.А.Попов[1]. Влияние последнего было особенно значительным. Из его семинаров вышли те работы М.К.Любавского по истории Великого княжества Литовского, которые создали ему имя в науке. За свое кандидатское сочинение "Дворяне и дети боярские в Московском государстве", написанное под руководством Н.А.Попова, молодой исследователь быв удостоен премии им.Исакова и золотой медали.[2] По представлению Н.А.Попова и В.О.Ключевского 31 мая 1882 года он был оставлен "для приготовления к профессорскому званию" по кафедре русской истории.[3]

           Первое самостоятельное исследование молодого ученого [208] носило историографический и источниковедческий характер. Сам Любавский считая свою работу преимущественно критическим разбором мнений, существовавших в русской и исторической литературе ХVIII-ХIХ вв., по вопросу о происхождении и составе дворян и детей боярских Московского государства.[4] Но тщательная проработка первоисточников по данной проблеме (разрядные книги, документы, опубликованные в Актах Археографической экспедиции. Актах исторических, собрании государственных грамот и договоров, Памятниках дипломатических сношений и др.), позволяла порой давать свои оригинальные решения рассматриваемых вопросов.

           Из умелого, со знанием дела проведенного разбора взглядов историков у Любавского явно выпадает один момент. Он не видит политических корней их позиций по рассматриваемым вопросам. Трудно здесь не усмотреть присущую ученому и в последующие годы "академическую" иллюзию возможности существования внепартийной науки. В то же время он проявил умение точно анализировать источники, критически относиться к мнениям авторитетов в науке. Занятия историей превращали М.К .Любавского, по его словам, в Фому неверующего, который, "прежде, чем не видит своего перста, не верит". Кропотливые изыскания над родословными книгами, по исторической географии требовали затрат массы времени и большого напряжения сил, тем более, что заниматься по одной литературе Любавский не хотел и не любил. Такая система работы привела к тому, что уже в те годы ученый видел "фон, ландшафт, ... на котором приходится время деяний русского народа. Эта вещь важная, ибо помогает хорошо осмыслить их благодаря живости воспроизведения их в воображении".[5]

           Такое уважение к факту-первоисточнику, своего рода преклонение перед ним, вытекало из позитивистских установок, впитанных на лекциях М.М.Троицкого, представителя того течения в русской философии и психологии, которое соединяло позитивистские установки с религиозно-философскими учениями православной церкви. "В частности, почувствовал я, - писал М.К.Любавский В.В.Рязанову, - необходимость факта при изу[209]чении историк. Как ни логичны рассуждения Ключевского о происхождении русского общества, однако им не достает убедительности по отсутствию подтверждающих фактов. Я думаю поэтому, что направление Бэкона есть жизненное"; ведь "только сумма реальных фактов, осмысленных должным образом, возбуждает в душе известное чувство, которое я считаю зиждительным началом жизни, и чем более свидетельств от фактов, тем чувство интенсивнее ... наш дух тут только простая возможность, способность получения впечатлений и образования идей".[6]

           Изучение в источниковедческом ракурсе работ М.К.Любавcкого по истории Великого княжества Литовского связано со значительными затруднениями. Фактически из всего дореволюционного "литовского" творческого наследия ученого в составе его архива до нас дошли лишь материалы к его магистерской диссертации (выписки иp архивных источников, около 200 листов)[7] и семинару по изучению внутреннего строя Великого княжества Литовского на основании законодательных памятников (1901-1902 учебный год).[8] Первый комплекс представлен материалами преимущественно из Литовской метрики, выписками из памятей, жалованных грамот, челобитных, судовых листов, привилеев и др. От практических занятий 1901/1902 учебного года дошло "Начало вступительной лекции", конспекты книг Ярошевича и Каменецкого по истории Литвы и Польши, заметки о летописи Быховца, наброски по истории Статута 1529 г. и Краткого летописца Литовского. Всего сохранилось около 100 листов рукописного текста, хотя в документах архива историка есть интересное указание о том, что всего таких материалов насчитывалось 10 тетрадей.[9]

           Из опубликованных источников известно, что в течение 1903-1916 гг. М.К.Любавским неоднократно велись источниковедческие семинары, на которых разбирались источники из истории Великого княжества Литовского (I, II и III Литовские Статуты, общеземские и областные привилеи Великого княжества Литовского, Волочная помера Сигизмунда-Августа)[10]. Высокую оценку этим семинарам дал В.И.Пичета - один из их [210] частников, ученик М.К.Любавского.[11]

           Опубликованные капитальные работы историка по истории Западной Руси также позволяют в определенной мере выявить наиболее характерные и любимые ученым методы источниковедческого анализа. Особенно наглядно они просматриваются в фундаментальной докторской работе исследователя[12]. Изучение такой сложной темы, как литовско-русский сейм, требовало не только прекрасного знания трудов предшественников, где этот вопрос хотя бы косвенно затрагивался, но и глубокой самостоятельной проработки источникового комплекса. Источники, начиная с древнейших летописей и кончая огромным массивом актового материала, были взяты как из отечественных, так и за зарубежных публикаций (польских, немецких) второй половины XIX в. Если исходить из наблюдений за системой ссылок, то становится видно, что на 85-90% работа строилась на основе источников (главные из них - документы Книги записей Литовской метрики - составляют 70% всех ссылок на источники).

           Основной объект изучения требовал анализа в первую очередь законодательных памятников. Сравнение ранних статусов с более поздними давало возможность проследить эволюцию государственных институтов княжества и его строя в целом. А их проверка и дополнение из актового материала, рисующего повседневную жизнь государства, позволяли убедительно решить вопрос о степени реализации законодательства в действительности.

           Источниковедческая критика, выяснение подлинности и достоверности документов проводились как путем логического анализа содержания самого источника, выявления внутренней противоречивости его данных, так и с помощью сравнения с данными, полученными в результате самостоятельных генеалогических разысканий.

           Нередко при описании событий у Любавского просматривается описательный подход к документу, пересказ его содержания, который целиком вставляется в рассказ о реконструируемом явлении. Такой подход вытекал из принципа - не идти дальше того, о чем говорит документ; это несомненно, явля[211]лось одной из главных методологических установок позитивистской науки.

           Ценной чертой источниковедческого "видения" Любавского было умение различать и выделять при изучении документов интересы того или иного социального слоя, накладывавшие свой отпечаток на характер и форму источника. Выявляя их в документе, он исходил из положения; "кому это более всего выгодно?"[13]

           Не раз при этом он признавал преобладание экономических интересов над политическими и правовыми, но роль первого в социальных процессах Великого княжества Литовского не раскрывал детально на конкретном материале.

           Описательные и аналитические элементы создавали основу для выводов. Анализ и обобщение выводов по параграфам и главам приводили к итоговым обобщениям по основным вопросам исследования в конце монографии. Такая жесткая логичная структура работы позволяла не потеряться в море фактов, а целенаправленно двигаться к решению поставленных основных задач. Конкретные, доказательные ответы на главные вопросы исследования (социально-политическое устройство Великого княжества Литовского в ХIV-ХVI вв., история его сейма и двух его "станов" - шляхты и панов - рады, внешнеполитические столкновения Литвы с Москвой и Польшей, унии с Польшей, система внутреннего управления Литовского государства и т.д.) основаны у ученого на серьезной базе источников, их высокопрофессиональном анализе.

           Важен научный вывод Любавского о сейме как порождении особенностей внутреннего развития социально-политического строя изучаемого государства.[14] В этом строе он находил сходство с феодализмом западно-европейских обществ.[15] Однако он понимал под феодализмом не систему производственных отношений, а форму организации власти и управления[16].

           Понимание сущности социальных процессов, их движущих сил во втором исследовании ученого было гораздо более верным и глубоким, чем в первом. Это сказалось в трактовке привилегированного положения и видной роли правящего польс[212]кого шляхетского сословия в делах управления государством как прямого следствия их экономического могущества по сравнению с другими слоями населения[17]. По его словам, в недрах самого "благородного военно-служилого сословия Литовско-Русского государства в связи с экономическим неравенством создавалось и держалось неравенство юридическое и политическое"[18], ибо "экономические факторы берут обыкновенно свое вопреки юридическим ограничениям".[19] Но это известное понимание роли экономического фактора не распространялось на природу главного политического института антагонистических обществ - государства. Тезис государственной школы о государстве как надклассовый, "третейской" силе в жизни общества явно прогладывает в контексте исследования.

           Исходные методологические принципы "государственной школы" были сохранены историком и в его третьей монографии по истории Великого княжества Литовского.[20] В ней в рамках общей концепции "литовско-русской истории" Х-ХVI вв. в широких масштабах применяется историко-сравнительный метод. Интересная попытка Любавского раскрыть историю социально-политического организма Великого княжества Литовского в сравнении с русским государством ХIV-ХVI вв. давала возможность проследить как различные условия повлияли на неодинаковое развитие государств, в свое время (ХII-ХIII вв.) близких друг к другу по структуре их социально-политических институтов. Изучение внутренней история Литовского государства, сохранившего гораздо больше архаических черт, чем Северо-Восточная Русь, позволяло ретроспективно уяснить различные черты древнейшего и средневекового периода русской истории, помогло лучше представить своеобразие исторического процесса Рyccкoгo государства конца ХV-ХVI вв. Эта черта работ Любавского была отмечена уже его современниками, видевшими значение его трудов в раскрытии контраста между Западной и Восточной Русью.[21]

           Сторонником широкого применения историко-сравнительного метода исследователь выступает и в других работах по [213] истории феодальной Руси. Там, где материал основного источника не подтверждает то или иное предположение ученого, привлекаются косвенные доказательства, например, данные из источников, близких по происхождению, месту действия, времени и цели создания.[22] При этом ученый хотя и считал такой метод исследования правильным, но довольно отчетливо понимал опасность его механического применения в исторической и источниковедческой практике.[23] Поэтому историк, использующий в своих работах этот метод, обязан, по его мнению, не забывать о конкретных исторических реалиях, породивших исторические явления или исторический источник.[24] В отличие от последовательных сторонников применения историко-юридического метода при истолковании исторических событий, М.К.Любавский, сам отличный знаток и тонкий толкователь неясных вопросов литовского права, далек от его абсолютизации. Для него очевидно, что когда часто повторяющиеся отступления от закона указывают на то, что закон существует сам по себе, а реальная жизнь идет своим путем, "историку для характеристики действительности нельзя игнорировать эти частые отступления в сторону".[25] Лучший способ определить степень реализации законодательской теории в житейской практике - комплексная ее проверка актовым материалом.[26] В особенно значительных масштабах актовые источники используются в историко-географических работах М.К.Любавского конца XIX - начала XX вв., в частности, в курсе лекций по исторической географии России.[27]

           У русских ученых - "государственников" конца XIX - начала XX вв. из двух элементов формулы государства: "власть плюс территория", - наибольшее внимание в историко-географических исследованиях этого времени привлекает именно второй. Эти труды свидетельствовали о стремлении исследовать "материальный фундамент" государственной власти с целью обоснования тезиса о закономерности появления, прогрессивности существования такого вечного, с их точки зрения, института, как государство. Разумеется, сводить проблемы исторической географии в русской историографии конца XIX - на[214]чала XX вв. только к социально-политическим и гносеологическим "корням" нельзя. Влияли и "внутренние" законы развития самой отечественной истории как науки. Усиление историко-географического аспекта изучения истории России было связано с общей тенденцией специализации исторического исследования, наметившейся с 70-х гг. XIX в. Начавшееся в эти годы изучение "областной", местной истории становится одной из форм ограничения предмета и темы исследования, заставляет рассматривать исторический материал в историко-географическом разрезе.[28] Для работ этого направления (исследования В.Б.Антоновича, А.С. и М.С.Грушевских, Д.И.Багалея, М.К.Любавского, П.В.Голубовского, М.Малиновского и др.) был характерен пристальный интерес к вопросам формирования территорий, обитающего на них населения, внутренней колонизации, поскольку, по мысли одного из видных представителей этого течения С.М.Середонина, "история окраин есть в то же время история колонизации".[29]

           Дополнительный импульс быстрому развитию исторической географии с конца XIX - начала XX вв. придавало активное использование данных и методов археологии (работы А.А.Спицына, В.Б.Антоновича) и исторического языкознания (труды А.И.Соболевского, А.А.Шахматова, Г.Ф.Миллера, Г.Будде и др.), переживавших в ту пору полосу подъема.

           Исходным положением при построении курса исторической географии, доведенного Любавским до конца XIX в., было признание ведающейся роли колонизации в формировании государственной территории России. Основная задача автора - дальнейшее развитие и доказательство на конкретно-историческом материале тезиса, выдвинутого С.В.Ешевским, А.П.Щаповым[30] и воспринятого С.М.Соловьевым и В.О.Ключевским,[31] о том, что русская история есть история непрерывно колонизирующейся страны. Основные концепционные и общетеоретические положения Ключевского о ходе, особенностях русской колонизации и ее влиянии на экономический и общественный быт русского народа были той основой, на которой строились конкретно-исторические наблюдения М.К.Любавского. Но в трактовку ряда важных момен[215]тов истории страны ученый пытался привести свои наблюдения. Оригинальной постановке многих вопросов способствовали широта привлеченной источниковедческой базы и мастерское владение Любавским искусством источниковедческого анализа.

           При создании работы привлекались данные, полученные в результате проработки широкого круга научных исследований. Но главное - в том, что ученый проанализировал огромный массив источников, в основном из публикаций, прежде всего отечественных (русские летописи ХIII-ХVII вв., СГГиД; ААЭ, тт. II-IV; АИ, тт. I, III, IV; АЮЗР, тт. II, IV, РИБ; записки иностранцев VII-ХVIII вв.; материалы ревизий ХVIII-ХIХ вв.; законодательство ΧII-ΧΙΧ вв. и другие), а также зарубежных изданий XIX в. Обильно использовались и картографические источники (ХV-ХIХ вв.), данные топонимики.

           Для источниковедческой методики Любавского характерно использование перекрестного сравнения данных об одном и том же событии (приводимых в разнотипных, разновидных источниках), и исторической ретроспекции.[32]

           Самостоятельная глубокая и тщательная проработка источников по истории колонизации, критическое использование разнородного историографического наследия позволили М.К.Любавскому убедительно решить вопрос о соотношении форм колонизации в процессе освоения русским народом огромных пространств Европы и Азии.

           С 1902 г., когда М.К.Любавский был утвержден заведующим кафедрой русской истории в Московском университете, он начинает вести общеобязательные семинары, в том числе источниковедческого характера. Из материалов, связанных с семинарами и лекциями источниковедческого и историографического характера, до нас дошли: "Вступительная лекция к практическим занятиям по русской истории (Общее вступление. Начальная летопись. Судопроизводство по русской Правде)" (семинар 1902/1903 уч.гг.);[33] вступительные лекции семинара по русской истории (1904-1905 гг.), где разбирались источники ХV и ХVI вв. (Судебники 1497, 1550 и 1598 гг., акты и приказное делопроизводство);[34] рукописи просеминария по русской [216] истории ХVII в., где основным разбираемым источником было сочинение П.Котошихина (1909-1910 гг.),[35] и тексты вступительных лекций к семинарию по разбору основных памятников русской исторической мысли (1903-1904 гг·).[36] Цель этих практических занятий, по словам самого М.К.Любавского, состояла в том, чтобы показать результаты, добытые совместными усилиями многих ученых, и показать "как добыты эти материалы";[37] научить начинающих историков умению получать историческую информацию из источников.

           Материалы эти позволяют судить о стиле работы ученого с источниками. Мастерское владение методикой источниковедческого анализа при разборе Начальной летописи повествовательных источников, интересное решение вопросов о степени распространенности норм Судебников на территории России и др. - все это свидетельства высокого уровня исследовательского мастерства историка, находившегося к 1910 г. в расцвете творческих сил.[38] Успешному решению поставленных задач во многом способствовало привлечение огромного массива источников. Любавский изучал "дворцовые разряды", актовый материал, Судебники ХV-ХVI вв., боярские книги, Уложение 1649 г., русские летописи ХIV-ХVI вв., записки иностранцев (С.Герберштейна, А.Поссевина, Дж.Флетчера, К.Буссова, А.Олеария).

           Материалы этих семинаров легли в основу курса лекций по древней русской истории (до конца ХVI в.), читавшегося М.К.Любавским в эти годы и впервые увидевшие свет в литографированном издании 1911 г.[39] В нем используется более широкий, чем на семинарах, круг письменных источников; это труды греческих, римских, византийских и арабских авторов, церковные уставы XI в., хронографы, жития святых, богословских трактатов и полемическая литература ХV-ХVI вв., писцовые книги. Привлекаются данные топонимики, особенно материалы гидронимики, археологические и этнографические источники.

           В ходе источниковедческого анализа М.К.Любавский нередко объясняет те или иные исторические реалии с помощью анализа эволюции терминов, отражающей изменение правовых и по[217]литических институтов Российского государства. Применяет он и дипломатический анализ актового материала. Данные письменных источников проверяются и дополняются наблюдениями о географической номенклатуре. Как и в прежних .своих работах, ученый применяет сравнительно-исторический и ретроспективный методы, историческую аналогию (сопоставляет институты Древней Руси античного Рима и германского общества II-IV вв.; по западно-русским источникам ХV-ХVI отразившим массу архаичных черт права и быта Киевской Руси, пытается реконструировать облик исторической действительности ХII-ХIII вв. и т.д.).

           В центре внимания ученого, находятся законодательные и актовые памятники; основным доказательством становится "доказательство от факта", добытого из источников. Именно в силу этих моментов "Древняя русская история" под пером М.К.Любавского часто выглядит как история ее государственных учреждений, политических и правовых институтов. Неумение и нежелание видеть классовую суть государства и классовую борьбу в русской истории Х-ХVI вв. было характерной чертой исторических взглядов историка.

           Изучение работ М.К.Любавского в источниковедческом плане позволяет говорить о тесной связи применяемых им методов исторического исследования, его источниковедческой методики с методологическими основами позитивизма.[40] В то же время вовлечение в научный оборот огромного массива исторических источников, интересные, ценные наблюдения в области конкретного источниковедения и умелое применение ретроспективного и сравнительного - исторического методов позволяли ученому создавать ценные работы конкретно-исторического характера. Многие конкретные наблюдения М.К.Любавского по ряду проблем истории феодальной России не потеряли своего научного значения и в наши дни. В свете ленинских положений о том, чтобы "не закрывать глаза на буржуазную науку, следя за ней, пользуясь ею, но относясь к ней критически и не поступаясь цельностью и определенностью миросозерцания".[41] необходимо иметь в виду важность исследования и освоения [218] немалых достижений русской буржуазной историографии, в том числе в области источниковедения.

           [218-219] ПРИМЕЧАНИЯ оригинального текста